Глава тринадцатая
В СТОЛЬНОМ ГРАДЕ ЦАРИЦЫ САВСКОЙ
Нет, я не торопился "домой" в Аддис-Абебу. Уж если забрался так далеко, то грех не заглянуть по возможности ещё дальше… Первый же остановленный мною таксист поспешил заявить, что довезёт меня от Асмары до Аксума за три часа. Как тут не согласиться, тем более что дорога до бывшей столицы древнего царства всё-таки не отдаляла меня от столицы нынешней, а наоборот — приближала ровно на 180 км.
Мой водитель, пожилой сухопарый эритреец, оказался ассом: он так рванул с места в карьер, что его "Амбассадор" задребезжал всеми своими потрохами. На такой скорости, с учётом горных виражей, было легко угодить не только в какой-нибудь настоящий карьер, а прямо в самую что ни на есть пропасть, которая зияла слева от кромки узенького шоссе, едва пригодного для двухстороннего движения по асфальту с колдобинами и щебнем, осыпавшимся со скальной стены, нависшей справа.
Поначалу я хотел было любоваться пейзажем, но вскоре понял, что лучше поберечь нервы, закрыть глаза и вспомнить песенку о челне, плывущем по воле волн, «куда влечёт тебя судьба». Я так и сделал.
Пытаясь уйти от аварийно-опасной действительности горных красот, я погрузился в думы о том далёком прошлом, когда, по свидетельству одной из манихейских надписей, хранящихся в берлинском музее, Аксумское царство по своему значению в мире занимало третье место после Персидско-Вавилонской и Римской империй. Интересно, как выглядит сегодня его бывшая столица?..
Спустившись с асмарских высот, наша дорога, можно сказать, выпрямилась: большая часть пути до Аксума прошла по относительно ровному плато. За мостом через реку Мареб, естественную границу между Эритреей и провинцией Тигре, кончился асфальт; под колёсами гулко зашуршала, загудела щебёнка. Вскоре слева от дороги вылезли из-за горизонта кривые "зубы" гор Адуа.
На развилке возле местечка Адди-Абун я попросил шофёра остановиться, чтобы запечатлеть на фото памятник в честь знаменитой битвы при Адуа, где в 1896 году Менелик II одержал сокрушительную победу над войсками генерала Баратьери. По сведениям, полученным штаб-квартирой негуса, на поле сражения полегло 8 тысяч солдат противника, 4 тысячи было взято в плен, в том числе раненые. Потери эфиопов, в подсчётах итальянской стороны, составили 5 тысяч убитых и 10 тысяч раненых.
По воспоминаниям русского отставного офицера Н. С. Леонтьева, находившегося на службе у Менелика, «это грандиозное побоище как бы представляло собою ужасную шахматную доску, где роковая судьба безжалостною рукою перемешала в страшной, последней игре – и чёрных и белых».
Почти полное уничтожение регулярных войск великой Европейской державы «полудикими полчищами абиссинцев» повергло колонизаторов в шок. Чтобы оправиться от него и предпринять новую военную атаку против Эфиопии, Италии понадобилось 40 лет.
Машина резко затормозила. Сквозь облако поднявшейся пыли я увидел довольно высокие и плотные кусты, по-моему, агавы, а за ними — фасад одноэтажного бунгало, одиноко стоящего у дороги.
- Это гостиница, — пояснил таксист. — Единственная в городе.
- А где же сам город?..
- Вот по этой дороге... прямо-прямо... метров пятьсот, не больше. И Вы — в самом центре Аксума.
Действительно, вдали виднелись крыши низеньких строений, утопающих в ярком солнечном свете. Одноэтажный городок, раскинувшийся на плоскогорье, явно не мог похвастать обилием зелёных насаждений. И всё-таки, пусть издали, но он показался мне большим оазисом среди пустынных гор, сонливая тишина которых, судя по всему, спустилась на плато и добралась до гостиницы.
Но, несмотря на полное отсутствие суеты, обычно свойственной гостиничному жилью, свободных мест в "Туэринг Хоутэл'е" не оказалось. Хозяйка, опять же итальянка, к тому же похожая по возрасту и комплекции на синьору Мингетти, сказала, что номера, приличествующие для европейцев, освободятся только завтра утром, когда уедут американские туристы. А пока мне была предложена небольшая каморка с окошком, почти упирающимся в крутое подножие горы.
— А где же все Ваши жильцы? — спросил я, вдруг почувствовав себя в каком-то неуютном одиночестве.
- Как где? — удивилась Мингетти Номер Два. — Они на экскурсии. Советую и Вам не терять времени и сию же минуту отправиться в город. До вечера Вы успеете обойти его вдоль и поперёк. А к восьми часам возвращайтесь. На ужин. Тогда же соберутся и все гости. К сожалению, на обед Вы опоздали. Но я могу предложить Вам с дороги чашечку кофе... И только.
Выбора не было. А далее — "выхожу один я на дорогу". Мой «кремнистый путь» лежал сквозь марево послеобеденного зноя…
А вот и первая достопримечательность! Почти рядом с отелем - небольшое треугольное пространство, окруженное деревьями и напоминающее старое заброшенное кладбище. Именно здесь в 1810 году Генри Солт обнаружил торчавшую из земли, словно надгробный памятник, четырёхугольную каменную плиту (2, 5 м в высоту и 1 м в ширину) с идентичными надписями на греческом, сабейском и древнеэфиопском (геэз) языках. Они были сделаны по велению аксумского царя Эзаны, вступившего на престол в 325 – 330 гг.
Известны ещё три его «послания», выгравированные на каменных плитах в Аксуме и ставшие достоянием европейской науки лишь в 19 – 20 вв. В них рассказывается о военных походах царя и его брата, о судьбе покорённых ими племён, о жертвоприношениях богам, которые дали возможность Эзане в конечном счёте именовать себя «царём Аксума и Хымъяра, и Райдана, и Сабы, и Салхена, и Сыйамо, и Беджа, и Кассу, царём царей».
Особый интерес вызывает четвёртая надпись, в которой венценосный автор аппелирует не к языческим богам, а к единому и всемогущему «Господу Небес», «Господу Земли», «Господу Вся и Всех». «Я буду управлять людьми справедливо и честно, - клянётся Эзана, - и не буду их угнетать».
Его сердолюбивая «скрижаль» на языке геэз, как и чеканка монет с изображением Креста вместо языческих символов солнца и луны, свидетельствует, по мнению учёных, о том, что во время царствования Эзаны христианство в Аксуме стало государственной религией.
О том, как произошла христианизация Аксумского царства, рассказывает в своей «Церковной Истории» Руфин Турранский (~ 340 – 410 гг.).
…На обратном пути из Индии корабль Меропия, "философа из Тира", попал в плен к жителям красноморского порта, враждовавшего с древним Римом. Среди пассажиров сирийского судна были два ученика Меропия — братья Фрументий и Эдезий.
Отданные в услужение эфиопскому царю, мальчики скоро завоевали его любовь и уважение: Эдезию он пожаловал должность придворного виночерпия, а Фрументию, "который показался ему умным и расчётливым, он поручил свою казну и переписку".
Перед смертью царь даровал своим приближённым рабам свободу, и молодые люди хотели было вернуться на родину, но овдовевшая царица упросила их остаться при ней, пока не вырастит её сын, наследник престола, будущий царь Аксума – Эзана.
Фрументий, отличавшийся особыми талантами, стал помогать царице в управлении государством, а местным христианам, - в основном это были выходцы из различных владений Римской империи, - в строительстве церквей.
Когда молодой царевич взял власть в свои руки, Эдезий смог наконец возвратиться в Сирию, Фрументий же отправился в Александрию, где поведал Патриарху Афанасию о своей жизни в Эфиопии и делах во славу Христа. Он упросил главу александрийской церкви послать в эту страну епископа, ибо в ней к тому времени уже существовала большая христианская община. В результате первым Абуной стал не кто иной, как сам Фрументий, который известен в Эфиопии под именем Абба Салама, "отец-миролюбец".
"Эти факты, — пишет Руфин Турранский, — я услышал не от какой-нибудь черни, а из уст самого Эдезия, который был спутником Фрументия и сделался позднее священником в городе Тире".
Идя к центру Аксума, можно увидеть справа от дороги, в поле, квадратные глыбы. Как вскоре выяснилось, подобные грубо обтёсанные камни часто попадаются на глаза не только в самом городе, но и вокруг него. Видимо, они использовались при строительстве «городов» для живых и мёртвых. Но, возможно, какие-то из этих плит могли стать и постаментами для статуй, которые воздвигал Эзана, будучи ещё язычником.
Я вышел на брусчатую площадь, почти безлюдную. Но по субботам здесь царит базарная толчея, а самым дефицитным местом под солнцем становится угол, где возвышается огромная смоковница, бесплатно дарующая тень под своими густыми, широко раскинувшимися ветвями.
Что касается центра духовной жизни города, то это, - конечно же, старинная церковь Св. Марии Сионской, чуть ли не самая первая христианская постройка в Эфиопии (4 век).
Однако, требуется оговорка: сегодняшний внешний вид этой церкви, должно быть, отличается от первоначального, если учесть, что в 16 веке она была разрушена вторгшимися мусульманами во главе с Ахмедом Гранем, а ещё раньше – легендарной Юдит, свирепой предводительницей фалашей, иудействующего племени народа агау, восставшего против аксумских правителей в 10 в. Именно Юдит виновата в том, что вход женщинам в святыню, окончательно восстановленную лишь в 1655 году негусом Фасилидэсом, навсегда заказан!
Недалеко от древней святыни современный и не менее популярный объект поклонения – водопроводный кран, возле которого всегда очередь.
У входа в церковный двор стоят, словно стражи, две пушки, захваченные во время войны с суданскими дервишами императором Йоханнысом IV. И в самом деле, здесь есть, что стеречь! В ризнице церкви хранится Ковчег Завета, тайно вывезенный из Сионского Храма сыном Соломона и Царицы Савской – Менеликом.
Об этом похищении трёхтысячелетней давности, являющемся лишь одним из эпизодов истории Соломона и царицы Савской, рассказывается в древней рукописи Кыбрэ Нэгэст («Слава Царей»), которую, первым из европейцев, увидел в Аксуме и о которой упомянул в своей книге португальский монах Франсишку Алвариш.
Последующие исследования различных списков и переводов этого манускрипта, а также свидетельства других исторических документов, приводят учёных к мысли о том, что истоки создания «Славы Царей» нужно искать в 6 веке. Правда, самый ранний из дошедших до нас манускриптов Кыбрэ Нэгэст (перевод с арабского на язык геэз) датируется временем, когда к власти пришёл Йикуно Амлак (1260 г.), который, свергнув трехвековое правление «узурпаторов», нуждался в доказательствах права соломонидов на аксумский престол.
Для эфиопских христиан нашего времени Кыбрэ Нэгэст - такая же непререкаемо авторитетная, священная, книга, как Тора – для иудеев, или же Коран – для мусульман.
В феврале 1965 года, во время визита в Аксум английской королевы Елизаветы II, открылся новый кафедральный собор Святой Марии Сионской, построенный по проекту греческих архитекторов.
В отличие от старой, материнской, церкви, постепенно превращающейся в «музейную», вход в новый храм разрешается и женщинам!
Связь этого современного сооружения с прошлым проявляется не только в его назначении и названии, но… и в его колокольне, напоминающей знаменитые аксумские обелиски. К ним-то в первую очередь и спешат иностранные туристы: нигде в мире больше нет подобных стел. Впрочем… Есть одна! В Риме. На площади Порта Капена, куда 24-метровый «небоскрёб» был вывезен из Аксума по приказу Муссолини в 1937 году.
Самый гигантский обелиск, высотой 33,5 м, лежит на аксумской земле, расколотый на куски, видимо, при падении. Но третий по величине, 21-метровый, чудом уцелел и стоит до сих пор вот уже 16 – 17 столетий!..
По территории Парка стел среди стоящих гранитных монолитов, что ростом поменьше, разбросаны фрагменты других «великанов», поверженных временем, а может быть, и по чьей-то злой воле.
Каково же было предназначение этих вытянутых в небо башен? Семь из них, самые высокие, явно имитируют жилые небоскрёбы: рельефы, высеченные на их фасадных сторонах, изображают этажи с дверями и окнами…
Многие учёные полагают, что аксумские стелы – это могильные памятники царей-язычников и их сатрапов. Навершье некоторых обелисков было украшено символами солнца и луны, такими же, как на монетах языческого Аксума.
А эти менгиры? Они - словно ростки будущих стел. Из каких семян? Кто засеял ими это каменное поле? Похоже, что это старинное кладбище создавалось в подражание погосту древних стел-гигантов.
Вот как помельчали помыслы человеческие!
В Парке стел за мной увязался, как водится, непрошеный "гид".
- Мистер! Сэр! Я могу показать Вам все достопримечательности. Я — студент. Я помогаю Ато Берхане. Слышали?.. Он — самый главный гид. Но сегодня я его заменяю: он повёз американцев в Адуа… Я тоже хороший гид, сэр. Меня зовут Хагос...
Я заметил, что эфиопские школьники любят называть себя студентами… Оказалось, у моего «учёного» есть своя версия истории о царице Савской. Вот вкратце её начало…
В далёкие Соломоновы времена Аксумом управлял гигантский дракон, который взимал со своих подданных дань в виде коров, овец и... девственниц, по одной ежегодно. Но нашёлся смелый и сильный человек по имени Агабоз. Он-то и убил местного Змея Горыныча и тем самым спас свою собственную дочь, которую звали Македа. (Почти как в легенде о Персее и Андромеде).
Аксумиты, как и следовало ожидать, сделали своего героя царём Аксума. А когда он умер, Македа унаследовала трон отца и стала именоваться царицей Сабы, или Шебы, то есть Юга. А дальше всё идёт по Библии с использованием, дополнительно, занимательных деталей из Кыбрэ Нэгэст.
Например, подробности о том, как Соломон ухитрился соблазнить Македу, согласно эфиопской версии, я изложил… в своём стихотворении «Сказание о царице Савской». А вот о некоторых других перипетиях этой ветхозаветной любовной истории можно узнать из легенды на сей раз арабского происхождения и к тому же с новозаветными ассоциациями в концовке. Итак, берём быка за рога… хотя следовало бы взять козла - и отвести его в сторону, ибо…
При родах мама нашей царицы смотрела на него и потому ребёнок на свет появился с физическим изъяном: одна нога у Македы, или Шебы (так её зовут в легенде), была чересчур волосатая и походила на козью.
В своё время слухи об этом дошли до Иудеи и, когда Шеба, уже царица, прибыла туда с визитом, Соломон решил лично удостовериться в их правдивости. Он велел поставить свой трон во дворе, а двор слегка притопить водой: тогда гостье, чтобы не замочить платье, придётся идти, приподняв подол!..
Всё так и произошло. Только хитроумный царь вместо «козлиного копыта» узрел красивые ножки, чему крайне удивилась и сама царица. А дело в том, что в наводнённом дворе она ступила на какое-то бревно – тут-то и случилось чудо!..
Конечно, Шеба сразу же поделилась с Соломоном своей радостью и в ответ услышала от него рассказ о чудотворном древе.
…Однажды строители Сионского Храма пожаловались израильско-иудейскому царю, как трудно таскать огромные каменные глыбы: носилки разваливались под их тяжестью!.. Как же помочь бедолагам?.. И венценосный мудрец придумал!
Он приказал взять птенца удода и накрыть сего пленника бронзовым горшком. Удодиха-мать в поисках своего дитяти облетала округу и вдруг увидела крылышко, торчащее из-под горшка… Увы, освободить птенчика не удавалось. И тогда за помощью удодиха полетела не куда-нибудь, а прямо в рай, откуда вернулась с увесистым брёвнышком. Оное свалилось на горшок - и тот рассыпался, как глиняный.
«А теперь, - сказал Соломон изнурённым строителям, - действуйте, как мудрая птица. Бросайте это бревно на каменную глыбу!». И точно! - монолит мгновенно раскололся, выражаясь современным языком, на транспортабельные куски. Стройка на Сионской горе стала сразу набирать темпы!..
История чудотворного бревна произвела на Шебу такое впечатление, что царица тут же распорядилась окольцевать это райское древо серебром. Ко времени появления Христа-Спасителя чудо-бревно уже имело 30 серебряных воротничков, надетых на него благодарными потомками Соломона. Но история на этом не закончилась.
Именно этим серебром синедрион расплатился с Иудой Искариотом за его предательство Крови невинной. А из райского древа иудеи смастерили Крест. Распятие на нём Иисуса Христа как бы искупило древо Адамово. 30 колец-«сребреников», возвращённых проклятым самоубийцей, иудейские первосвященники не осмелились положить в сокровищницу церковную - отдали их на покупку земли горшечника для погребения странников.
Возле старой церкви Хагос обратил моё внимание на беспорядочно разбросанные каменные параллелепипеды. Это – бывшие «троны», на которых когда-то во время коронаций восседали цари и их приближённые.
Затем мы прошествовали к «бассейну царицы Савской», куда подаётся вода (из-под крана) лишь в праздник Крещения - Тимкат. От высохшего водоёма вверх по крутому горному склону ведут ступени, выдолбленные в каменной породе. Может быть, по ним спускалась для омовений царица Савская?.. А где же дворец библейской царицы?..
- Был и дворец! Я покажу! - И Хагос повёл меня по дороге мимо поля, уходящего к горизонту и усеянного разной величины глыбами и сколами, как после бомбёжки, цель которой - сравнять с землёй все, что мало-мальски возвышалось над ней.
Видать, не зря древние гробницы предусмотрительных царей Аксума как бы вкопаны в землю, наподобие дотов, дзотов и землянок времён Великой Отечественной войны.
Камни, камни… Священные камни! Вот что осталось от былого величия Аксума. Если бы они смогли поведать нам правду!.. Впрочем, они заговорили… и постепенно выдают многие тайны, в основном, благодаря раскопкам, которые ведутся здесь преимущественно французскими археологами.
Расставаясь с Хагосом, я спросил как бы между прочем, не очень-то рассчитывая на благоприятный ответ: не сможет ли он достать для меня хотя бы одну аксумскую монету? Как же я обрадовался, когда услышал:
- Сэр! Конечно, могу! У меня есть кое-что…
Мы договорились встретиться завтра утром под той самой смоковницей, которая так хорошо вписалась в угол рыночной площади и под которой где-то в 6 в., опять же согласно легенде, Яред, уроженец Аксума, создавал свои бессмертные гимны.
Наконец-то, в отеле оживление: все гости собрались на ужин. Меня усадили за один стол с довольно пожилой парой.
- Мы с Марджери – фермеры из Канзаса. В отставке, - уточнил Джоул, широко улыбаясь своими безукоризненно белыми протезами. – В нашей туристической группе, как Вы наверняка заметили, подобралось одно старьё (junk). Под стать этому древнему городишке.
Его супруга неодобрительно покачала головой:
- Почему это - одно старьё?.. А доктор Грувер?..
- Так ведь он не наш. Он примкнул к нам (joined us) в Аддис-Абебе.
- Кто он, этот примкнувший молодец (young-looking brave joiner)? – спросил я. Фамилия вроде бы знакомая.
- Да он не такой уж и молодой, - ответил Джоул. – Профессор университета. Вы его знаете?
- Что-то я его здесь не вижу…
- Так он улетел сегодня утром.
- Он очень интересно рассказывал про монастырь! – заметила Марджери. – Как его?.. Дамо?..
- Дэбре-Дамо, - уточнил Джоул и спросил, обращаясь ко мне:
- А Вы туда не собираетесь?.. Что касается нас, мы бы с удовольствием, да только монастырский лифт на верёвке, боюсь, не выдержит нашего с Марджери веса. Да и куда нам, старым, потрёпанным канатам (он снова обыграл слово – junks)? Разве что на пенькозавод…
В заключение ужина официант принёс кофе, а я предложил:
- Поскольку завтра утром Вы улетаете, давайте выпьем, как говорят у нас в России, на посошок - one for the road! Так, кажется?.. У меня с собой, в номере, бутылка американского виски… К сожалению, начатая. Бербон «Оулд Кроу», из кукурузы…
- А мы с Джоулом как раз и выращивали её для попкорна! – обрадовалась Марджери.
Короче говоря, мои старики с удовольствием угостились по маленькой; поделились довольно сумбурными впечатлениями об Адуа; посоветовали переселиться в их номер, «самый лучший», сразу же после их отъезда, а в Аддис-Абебе – непременно зайти к ним в гости, в «Хилтон», посмотреть, как отделаны, чуть ли не золотом, все их удобства.
- На старости лет мы можем себе позволить и «Хилтон» и путешествия, - сказал Джоул. – Ведь мы изрядно потрудились. Всю жизнь – на ферме. Почти безвыездно… После Эфиопии поедем в Китай.
- И не страшно забираться так далеко от дома?.. Ведь Вы в годах. А в такой глуши, как здесь, мало ли что…
- Не всё ли равно, где умирать?! – весело перебила меня Марджери.
Встреча с Хагосом должна состояться в полдень. Но я был в центре города уже с утра: бродил по знакомым местам, фотографировал. Посидел на ступеньках под сенью знаменитого дерева, переваривая впечатления от виденного…
…Манна с неба не сразу свалилась к Яреду. Учитель прогнал его как непослушного, ленивого и потому бестолкового. Униженный и расстроенный ученик (теперь уже бывший), убежал в лес, сел под деревом, призадумался… и вдруг увидел, как по стволу взбирается гусеница. Несколько раз она срывалась и падала наземь, но затем снова и снова начинала ползти вверх, пока, наконец, не добралась до ветки. И тут в душе непутёвого мальчишки что-то перевернулось. Он возвратился к учителю со смирением и раскаянием. С тех пор всё пошло у Яреда гладко. И благодать снизошла на него.
Однажды к Яреду спустились три птицы и человеческим голосом повелели ему отправиться с ними в Небесный Иерусалим. 24 священника обучили его там священному песнопению. А по возвращении на Землю Яред изобрёл эфиопскую нотопись, основал школу эфиопской духовной музыки и пения, прославился как церковный композитор и исполнитель… Подвижник веры и благочестия, он был причтен к лику святых.
Под смоковницей Яреда мой аксумский гид появился точно в назначенный срок.
- Сэр, я увидел Вас возле обелисков, но не решался подходить раньше времени… Вот! Я принёс, что обещал! - И Хагос протянул мне комочек газетной бумаги: в нём были завёрнуты, пардон, три высушенных жучка, один из них вообще величиной с божью коровку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это и есть, конечно же! аксумские древности, вожделенная мечта нумизмата, потемневшие от патины тонюсенькие серебряные пластиночки с нечёткой окружностью и столь же нечёткими надписями вокруг царского бюста на аверсе и реверсе. Эти раритеты мне обошлись по 10 долларов каждый.
- Где же ты их откопал? – спросил я Хагоса. – Может быть, ты нашёл клад?..
- Что Вы, сэр! – Мой дилер испуганно вытаращил и без того свои большие глаза, красивые и вполне невинные. – Мы находим их прямо на земле. Особенно после дождей. Только Вы никому не говорите, сэр… что я продал Вам монеты. Это запрещается…Их можно покупать только в специальном магазине, но там они очень дорогие и не всегда бывают. Хотите заглянуть?.. Там разные сувениры. Только Вы их не покупайте, сэр… Я могу Вам предложить точно такие же и намного дешевле.
Хагос меня заинтриговал, и мы заглянули в какой-то домишко с комнатой раза в два больше моей бывшей 6-метровой «квартиры» в Москве.
За стеклом витрины музейного образца никаких монет не было, но две-три вещицы на память я бы купил, если бы Хагос не дёрнул меня за штанину. Выйдя за порог сувенирной лавочки, он решительно заявил:
- Я же предупредил Вас!.. Погуляйте, пофотографируйте – через пять минут я вернусь и принесу Вам то, что Вы собирались купить.
Он буквально испарился и действительно очень скоро вновь предстал передо мной, будто забегал лишь за угол того самого домика, откуда только что вытащил меня.
- Вот! Я принёс, что обещал! – В его голосе прозвучала горделивая нотка.
Шестиэтажная стела-монолит, правда, высотой около 20-ти сантиметров, две статуэтки аксумских царей, сидящих на троне, царская печать и миниатюрный складень, - все поделки из зеленоватого диорита и с довольно искусно выполненной резьбой, - перекочевали из газетного свёртка в мою походную сумку, как говорится, за полцены.
Хагос признался, что эти каменные «шедевры» - дело рук его отца со товарищи. Они-то и снабжают лавку древностей своими изделиями. Мы расстались, довольные друг другом.
В этот день мне предстояло заглянуть еще и в сокровищницу храма Св. Марии Сионской. Заглянуть, конечно, лишь за полумрак входа, и то краем глаза. А войти внутрь собора можно лишь по разрешению его настоятеля, то есть небура-эда, который одновременно является и светским правителем священного города. У Его Преосвященства Ермиаса Кебеде я мимоходом хотел взять интервью, но он, как мне объяснили, плохо себя чувствует и к тому же, насколько я понял, не очень-то любит говорить на английском. Но по соизволению аксумского теократа, ризничий вынес из-за заветной двери несколько драгоценных реликвий, в том числе царские короны, разложил их на столе у входа в сокровищницу, сел рядом с ними в качестве неотъемлемого компонента экспозиции и позволил мне два раза щелкнуть фотоаппаратом – за 15 долларов.
Затем, уже на церковном дворе, он подвёл меня к недавно отрытым трём каменным плитам (хорошая рифма!), думая, что я захочу их тоже запечатлеть на фото. Но эти слэбы (slabs) показались мне не очень фотогеничными. Я читал о них в газете: один - с христианской надписью Эзаны (о ней упоминалось выше), другой – с надписью царя Калеба (6 в.) о его карательном походе против восставшего народа агуэзат, и третий – принадлежит Гэбре Крыстосу, сыну Калеба, с надписью о победах в Южной Аравии.
Победы победами, но именно в Аравии таилась погибель Аксума. Арабо-мусульманские завоевания перекрыли морские пути в Средиземноморье и Индию, что привело к упадку древнеэфиопского царства, а затем и к изоляции его приемников. По образному выражению английского историка Эдуарда Гиббона, «окружённые со всех сторон врагами своей религии, эфиопы проспали почти тысячу лет, забыв остальной мир и забытые остальным миром».
В сегодняшнем Аксуме с его 20-тысячным населением есть три школы, больница, отель, бензоколонки и даже взлётно-посадочная полоса, но значение этого города определяется его историей, его священными камнями, лежащими во главе угла эфиопского самосознания. Если чуть-чуть перефразировать Иисуса Навина, камни сии будут народу свидетелями, ибо они слышали все слова Господа; будут свидетельствовать, чтобы никто не солгал перед Богом.
До возвращения в отель я решил ещё раз зайти в сувенирную лавку. Одна из примеченных мною вещиц была недоступна Хагосу, потому что это было литьё, а не камень, литьё из какого-то тяжелого металла, покрытого толстым шершавым слоем темно-серо-зелёной патины.
Фигурка семи-восьми сантиметров ростом изображала Аббу Арэгая, держащего правой рукой Крест, левой – хвост Змеи, которая, обвив святого отца, вознесла его, согласно легенде, на гору Дамо, где он основал первый в Эфиопии монастырь. Я купил эту явно старинную и неплохо сохранившуюся скульптурку, тайно надеясь, авось, Абба Арэгай поможет и мне попасть на Дэбре-Дамо. Кто знает?..
Войдя во двор гостиницы, я увидел забавное зрелище. Возле деревянной клетки, величиной с собачью будку, возились два «боя». Один, просунув руку под приподнятую гильотинообразную дверцу, тряпкой наводил чистоту в передней половине клетки. Второй, под такой же, но задней, дверцей, держал какого-то безобразного зверя за хвост. Чудовище рвалось вперёд, явно норовя укусить мойщика…
- Что за вонючая тварь? – спросил я высокого сутулого брюнета, молча наблюдавшего за сценой у фасада. – Не щенок ли это гиены?..
- Во-первых, эта тварь стоит пятьдесят долларов, - спокойно ответил брюнет (по-моему, муж хозяйки). –А деньги, как известно, не воняют. Во-вторых, это не гиена, а кот самой настоящей виверры. Можете поздороваться с ним. Только беритесь за хвост, потому что хватка у кота, как у бульдога.
Что-что, а кошачьего в этом полосатом существе грязного цвета было не так уж много. Дыбом торчащая грубая шерсть на спине делала его скорее гиеноподобным.
- Откуда он взялся? И что Вы с ним будете делать?.. Для зоопарка вид у Вашего кота уж очень непривлекательный.
- Во-первых, кота этого выследил и извлёк из норы местный фермер при помощи специальной ловушки. Во-вторых, когда этих милых зверьков поднаберется побольше, мы их свезём в Назарет к синьору Халебу. А в-третьих, он-то знает, что с ними делать.
Я всё-таки попросил синьора Брюнета расшифровать, в-четвёртых, что он имеет в виду насчёт загадочных знаний синьора Халеба. Оказывается, на специальной ферме в Назарете, - только не в древнеиудейском, а в современном эфиопском, - у котов виверры выскребают из одного места ценнейшее (для сохранения запахов) вещество – цибет, который экспортируется преимущественно во Францию, родину парфюмерии.
(Если учесть, что царица Савская посчитала достойным включить этот мускус в число своих даров Соломону, то, по-моему, нет ничего зазорного в том, что в рассказ о стольном граде Шебы я включил описание своей встречи… с одним из скромных производителей цибета – такого вонючего, но в то же время такого нужного продукта).
Американские туристы улетели утренним рейсом, так что ужинал я почти в одиночестве. Завтра и я покидаю Аксум… На прощанье вздумалось взобраться на гору, у подножья которой стояла моя временная обитель. Не зная тропинки, я пошёл напрямик. Под ногами шуршали кустики сухой травы, сыпался щебень. Преодолев горный склон, я оказался не на какой-нибудь острой верхотуре, а на ровном плато, словно на крымской яйле… Низко над головой в чёрном ночном небе сияли огромные звёзды. Послышался вой гиен: ночные хищники в поисках добычи собирались спуститься вниз, туда, где фосфорически мерцали редкие огоньки священного города – кладбища легенд и каменных останков старины глубокой. Невольно вспомнилось: sic transit gloria mundi («так проходит слава мирская»).
P. S. С крушением Аксумского царства в 8 – 10 вв. центр политической жизни Эфиопии переместился в центральные районы Эфиопского нагорья – сначала в область Ласта, затем в Шоа.
Конфликты с окружающими страну мусульманскими султанатами в конечном итоге привели к Тридцатилетней войне (1529 – 1559 гг.), поставившей империю перед угрозой гибели. Однако христианская Эфиопия выстояла, а затем и окрепла настолько, что смогла противостоять новой волне мусульманского нашествия – уже со стороны Оттоманской Порты.
Первая половина 17 в. ознаменовалась, в частности, тем, что столицей Эфиопии стал город Гондэр, в котором впервые за всю историю страны была построена императорская резиденция… из камня!
(Продолжение – «Среди руин Гондэра». Гл.14)