Лето 1979. Алушта.
В течение многих лет южный берег Крыма в летние месяцы оккупирован «монстрами» советской эстрады. Чередуясь и смешиваясь, но в непрерывном цикле по сценам и залам кочуют Юрий Богатиков и София Ротару, Эдита Пьеха и Эдуард Хиль. Висят загадочные афиши с портретом какого-то мужчины по имени Вячеслав Гнедин. «Исполнитель песен «Майский вечер», «Подари мне любовь» и «Лунная дорожка»!
Народ покупает билеты так же охотно, как покупает, похожие на пустые кошельки, чебуреки и деревянные мохнатые персики. Певец действительно поет песни, указанные в афише, и делает это довольно самоотверженно, но до конца представления досиживают только те, кто успел заснуть, или те, кому все равно, что слушать. Все эти «шлягеры» написаны месяц назад его другом Семеном Пасатижиным и положены на смутно знакомые мелодии. Поэтому они известны слишком узкому кругу людей, но билеты проданы, деньги получены, и во избежание неприятностей супер-певец отправляется «радовать» другой курортный город.
В Алуште каждое лето выступает греческий ансамбль «Сиртаки». Меня всегда интересовал вопрос «А где же они зимуют?». На вопрос жующей что-то жены «Что там, Вася?», пузатый мужчина с пластмассовым листиком на носу отвечает: «Какие-то «Сюртуки»… Пойдем?». Жена смотрит на афишу, на бочку с квасом и, позевывая, говорит: «Да ну их…».
А вот что-то новое! Красивая афиша с группой молодых ребят в блестящих костюмах. Группа из ЧССР «Браньо Гронец Саунд». В принятии решения ключевым является слово «саунд». Явно английское, и потому привлекательное до жути!
Нам проще – мы местные. Мамина сестра куда-то звонит, на секунду задумывается над вопросом «Вам сколько билетов?» - и вот уже наш вечер занят мероприятием.
Воздух пахнет морем и кипарисами. Порывами налетает дымок с ближайшего мангала, примешивая запах шашлыка, который вызывает ассоциации не с пищеторгом, а именно с курортом.
Летняя площадка под открытым небом, а проще - «Курзал», наполняется праздношатающейся публикой. По углам сцены на высоких стойках штативов висят небольшие кубики колонок. Со стороной сантиметров, эдак, сорок. Народ, привыкший к советским масштабам, иронично посмеивается.
В указанное время представление начинается.
На сцене, под сдержанные аплодисменты, появляются музыканты в ярко-красных костюмах, что после светло-серых «Самоцветов», выглядит очень даже по-европейски. В меру симпатичный парень на, в меру приемлемом, русском языке подходит к микрофону:
- Многие спрашивают: «А что такое «Браньо Гронец Саунд»? Это очень просто. Саунд – это звук, а Браньо Гронец – это… Я!
После этого признания из крохотных динамиков вырывается совершенно несвойственный для их размера звуковой напор, накрывающий зал волной прозападного рока. Публика ерзает на жестких сиденьях, устраиваясь поудобнее. После каждой композиции этот самый Браньо Гронец по очереди представляет музыкантов, исполняющих сольные партии на своих инструментах. Из всех запоминаются двое. Огромный, с большой лысиной саксофонист, выдувающий из завязанного на узел саксофона какие-то высоченные звуки, похожие на свист. Его, лоснящиеся от пота щеки, раздуваются как пузыри на шее у лягушек в брачный период, и собравшиеся, не скрывая нетерпения, ждут, когда же они не выдержат.
Когда представляют ударника, на сцену выносят большой стол с металлическими пластинами, видимо цимбалы, на которых он, посредством двух молоточков исполняет сложную и быструю композицию, двигаясь вокруг стола. Мастерство оценивается громким свистом, аплодисментами и улюлюканьем. Апофеозом выступления становится тот момент, когда ударник оказывается спиной к достопочтимой публике, и на его красных брюках в районе задницы обнаруживаются крупные черные заплатки! Толпа ликует, ударник ускоряется и, закончив мелодию, кланяется, неловко пятясь на свое место, лицом к залу.
Это вам не Гнедин с Пасатижиным! Это даже не всенародно любимый Карел Готт! Они бы и тяжелый рок сыграли, если б можно было. Но программа для советских зрителей утверждена, и из песен в голове навсегда остается только веселая тема на ломаном русском: "Скажите пожалуйста, а что было раньше курица или яйко?". Ответ на этот вечный вопрос звучал примерно так: "Не спрашивай, а кушай!" Ну и конечно припев: «ко-ко-ко-ко-да». Минимум слов, максимум проблематики.
На Алушту опускаются прозрачные летние сумерки. Довольная публика расходится, чтобы съесть ту самую курицу, которая была раньше чем яйцо, или слопать омлет из яиц, которые, конечно же, были раньше чем, вылупившаяся из них курица.