Жили-были принц и принцесса. В красивом замке, окруженном лесами с дикими зверями и прочей нечистью. Все бы хорошо, да уезжал принц каждый день на работу, а принцесса оставалась одна и скучала. И вот однажды прискакал к ним в замок на белом коне рыцарь, и влюбились они с принцессой друг в друга. Сели на белого коня и поскакали через лес – к новой жизни. Только не заладилась она, и через пару недель исчез этот рыцарь вместе со своим белым конем. Что принцессе делать? Как к мужу вернуться? Пошла она к своему крестному, что жил в том городе, но услышала в ответ: - Сама заварила, сама и расхлебывай.
Денег нет, знакомых нет, помочь некому. Отправилась принцесса домой пешком через лес – и съели ее дикие звери.
Вопрос: кто виноват?
Кто-то ответит через пару минут, кто-то скажет - нужно подумать; а кому-то не хватит целой жизни, чтобы дать правильный ответ...
***
Они познакомились на первом курсе: высокая угловатая девушка и он – основательный, немногословный, на несколько лет старше ее. В сентябре их группу отправили в Джанкой убирать виноград. В дороге все перезнакомились, и его удивило ее редкое имя – Инга. Но еще больше удивило, что она совсем не ела виноград.
- Ты что, боишься, что он немытый, прямо с куста? - спросил Виктор.
- Нет, – ответила она, - я просто его не люблю.
Как можно не любить виноград?! Когда его завозили к ним в райцентр, выстраивались целые очереди. Не любить виноград могла только девушка по имени Инга.
Они оба приехали в Киев учиться. Она – из небольшого украинского городка, где работала врачом ее мать, а он – из районного центра в России.
Все пять курсов он ей помогал. Сначала делал за нее чертежи, потом курсовые, потом написал дипломный проект. Зачем она поступила в технический ВУЗ? Уму непостижимо! Он пытался заинтересовать ее, рассказывал, как работают схемы – но у нее на все был собственный взгляд. Диоды она называла «этими штучками», транзисторы – «тараканчиками»; а как сдавала экзамены, он вообще не понимал. Что-то просто заучивала, что-то умудрялась списать; но чаще всего ей просто везло: то преподаватель выйдет на минутку – и этой минутки хватало, чтобы продиктовать ей ответ; то попадался единственный вопрос, который она знала.
Виктор привык опекать ее: в столовой сам выбирал ей обед (Инга, опять ты не взяла первое!); следил, чтобы зимой она надевала шапку; терпеливо ждал с занятий в Литературном объединении и каждый вечер провожал в общежитие, а потом бежал в свое. Ну, как ее было не опекать? Совсем не приспособлена к жизни. Одни стихи на уме!
Они поженились в конце пятого курса и поехали в его родной город.
- Отец у меня добряк, - сказал ей Виктор, – а мать суровая. Хорошо бы ты ей понравилась.
- А если не понравлюсь? - испугалась Инга.
- Переживем. Главное – я тебя люблю.
- Как красиво у вас! – ахнула Инга, впервые войдя в дом, где ей предстояло прожить шесть лет. – Столько кружев! И такие необычные! Витя говорил, что вы - кружевница, но такая красота!
Кружева были везде: на комоде, на скатерти, на покрывале, даже на полотенцах. Родители Виктора отвели им самую большую и светлую комнату, и там повсюду были кружевные накидки и салфетки. Инга не могла оторвать от них взгляд:
- Какие разные узоры! Вы мне расскажете, как они называются?
- Да уж, - вмешался свекор, - этого добра у нас навалом!
Свекровь молчала.
Дом, где жили родители Виктора, стоял на высоком речном берегу, заросшем дубово–осиновым кустарником.
- Знаешь, как называется наша речка? - спросил свекор. – Быстрая Сосна! Правда, интересное название?
- Правда, – ответила Инга. - Есть такая песня, не помню, кто пел: «Есть такая река – Сестра, там вода в камышах быстра...» А у нас – Сосна. – И засмеялась: - «Есть такая река – Сосна, отражается в ней Луна...» Или нет, «...улыбается в ней Луна...»
- Ты что, стихи пишешь? – удивился свекор.
- Они сами пишутся, - ответила Инга.
- Странная у нас невестка, - сказал ее свекор вечером, когда они с женой остались одни. – Ты видела ее чемодан? Не поднять! Витя говорит, она все свои стишки и письма притащила. А так она симпатичная, приветливая. Ну, что молчишь?
- Поживем – увидим, - ответила свекровь.
Через два дня после приезда они устроились на работу: Виктор – на телефонную станцию, а Инга – в линейно–аппаратный зал. В ее обязанности входило регулировать – преимущественно по ночам – аппаратуру связи, и вместе с ней всегда приходил Виктор. Разве можно было отпускать ее одну?! Да и что она там нарегулирует? Потом век не разберешься! Иногда она звонила ему днем: "Витя, у меня частотная характеристика опять завалилась.Что делать?", и он, отставив свои дела, терпеливо объяснял, что делать. Она послушно меняла конденсаторы или катушки индуктивности, а сама думала об одном: скорей бы все получилось, скорей бы домой – где никаких амплитуд, частот, каналов... только ручка, бумага и ее стихи. Да негромкий стук коклюшек, когда свекровь плела свои нескончаемые кружева. Виктор привык к этому стуку и не замечал его, а Инга каждый раз поражалась: то они звенят, то бренчат, то постукивают, а то и журчат, как вода в Сосне.
- Уютная у вас работа, - сказала она свекрови. – Я бы тоже хотела научиться, но, боюсь, терпения не хватит.
- И не нужно, - ответила та. – Каждому – свое.
Два раза в неделю Инга ходила на заседания «Проталинки» - литературного объединения при Университете. Вот где она была на своем месте! Правда, каждый раз было немного не по себе, что Витя ждет в коридоре, но зато как интересно! Мастер-классы; основы построения текста; литературные приемы... Не то, что какие-то неживые амплитудно-частотные характеристики!
Через пару месяцев ее стихи опубликовали в районной газете, а потом пошло – поехало. Даже из «Газеты МГ» позвонили: попросили что-нибудь прислать. Значит, понравилось! Значит, оценили!
Вот только Витя не хотел слушать ее стихи.
- Ты бы лучше беляши научилась жарить или пельмени лепить, - говорил он ей. – Не век же мать будет нас кормить!
- Конечно, - соглашалась Инга. – Вот напишу еще одно, и остановлюсь.
Но не останавливалась.
Откуда оно только приходит, это вдохновение? То неделями нужное слово не подберешь, а то льются слова неизвестно откуда, и все вокруг становится второстепенным. Всё, кроме рифм, размеров и ритма. Свекор все чаще недовольно поджимал губы: "Неумеха нам досталась в невестки"; Витя ехидно спрашивал: "Ну, что у нас сегодня на ужин? Стихи? Или поэма?", а свекровь молчала, невозмутимо перебирая свои коклюшки. И только Татьяна всегда была готова слушать ее стихи.
Татьяна жила одна; днем работала в Музее Бунина, а вечерами, как и Ингина свекровь, плела кружева: себе, друзьям, на продажу. Инга забежала к ней как-то за рецептом пирожков – хотела удивить Витю! – и не заметила, как пролетел вечер: она читала свои стихи, найдя, наконец, внимательного слушателя. Остался тогда Витя без пирожков.
За Татьяниным домом Инга наткнулась на еле заметную тропинку, и та привела ее на высокий берег Сосны, на вытоптанную кем-то (Татьяной, наверное) маленькую полянку с двумя сосновыми чурбачками и положенной на них доской. Там было так хорошо: тихо журчала внизу вода, никто не мешал, и откуда-то сами приходили стихи. Может, из величественного Вознесенского Собора, который словно парил на другом берегу?
Перед Новым Годом вся семья лепила пельмени. Складывали их на широкие фанерные листы и выносили на мороз.
- А можно я сварю себе немного? - спросила Инга.
- Конечно, - ответила свекровь.
Инга сварила пельмени один раз, потом второй – и виновато попросила:
- А можно еще?
- Не только можно, но и нужно! - ответила свекровь. – Ты посиди, дочка, отдохни, я сама сварю. А ты, Витя, принеси ей сметану.
"Принеси? Дочка?" Виктор ничего не понимал. Никогда Инга не называла его мать мамой, и никогда он не слышал этой «дочки». Свекор тоже удивленно переводил взгляд с жены на невестку.
- Ну, что смотришь, отец? Не видишь – девочка устала стоять. - Принеси–ка ей стул.
Издевается? А Инга молчит: не понимает,что ли? Сидит как ни в чем не бывало, уплетает третью тарелку пельменей.
- А квас у нас есть? – вдруг спросила она. – Ваш фирменный – белый ржаной?
- Есть, дочка, - ответила свекровь. – Сейчас принесу.
И Виктор не выдержал: - Инга! Тебе что, все прислуживать должны?
Инга покраснела и промолчала.
- Ну что, дочка, откроешь им свой секрет?- спросила мать, как будто не слыша его.
- Я не уверена... - пробормотала Инга.
- Зато я уверена. Внук у нас будет, отец. Или внучка.
Димка родился крупным, крикливым и затихал, только когда его брали на руки. Виктор хронически не высыпался, но был счастлив: Инга всегда была дома. Она словно забыла о рифмах, хореях и ямбах, а если и сочиняла стихи, то только колыбельные сыну.
Как-то отец позвонил Виктору на работу:
- Ты не задерживайся сегодня. Димка заболел.
Домой он почти бежал. Влетел в комнату и замер: мать плела свои кружева, а Инга укачивала сынишку, напевая тихонько: «Вытрем мы сейчас соплюшки и послушаем коклюшки: как они стучат – постукивают, как Димуську убаюкивают...»
- Все в порядке, - сказала мать. - Простудился немного.
Ночью Виктор не мог заснуть. Если бы так было всегда! Инга, такая теплая, близкая, тихонько посапывала рядом; еле слышно ворочался в кроватке сын. Ничего ему больше не нужно: только его семья. Его счастье.
Когда Димке исполнился год, Инга вышла на работу. Опять начались ночные регулировки, отчаянные звонки ему на работу:
- Витя! Никак не могу уровень передачи поднять! Что делать?
И он терпеливо диктовал ей, что делать. А после работы они спешили домой, к Димке.
Однажды вечером Инге позвонили: какая–то заезжая знаменитость дает в «Проталинке» мастер – класс.
- Витя, - взмолилась она. – Можно? Я ненадолго!
Это «ненадолго» длилось почти три часа.
Инга тихонько вошла в комнату, поцеловала спящего Димку и повернулась к Виктору:
- Представляешь, он сказал, что у меня вполне профессиональные стихи. Удивился, что ничего сейчас не пишу.
- И слава Богу! – вспыхнул Виктор. – Ты ему не ответила, что у тебя маленький сын? И вообще - что есть кое-что поважнее ваших стишат?
- Не надо, Витя. Эти стишата – моя жизнь.
- Твоя жизнь? – возмутился он. – А я? А Димка? Мы кто?
- Это другое. Витя, пожалуйста, не начинай. И еще... Он пригласил меня в область на свой семинар. Всего на один день. Можно?
Виктор молчал.
- Пожалуйста! Витя... Ты еще будешь мной гордиться, вот увидишь!
- Я не хочу тобой гордиться, - ответил он. – Я хочу, чтобы ты была только моя. И Димкина.
С семинара Инга вернулась вечером. Димка тихонько возился с игрушками, свекор сидел мрачней тучи, и даже коклюшки стучали как-то тревожно.
- Что случилось? –спросила Инга. – Где Витя?
- Не знаю, -ответила свекровь. – Сядь, Инга. В общем... Витя сжег твой чемодан.
Чемодан? Ее желтый чемодан, в котором она привезла свои дневники, стихи, письма – целый мир? Её мир.
Инга отыскала свою тропинку и поднялась на высокий берег Сосны. За что? За что?
Она услышала чьи-то шаги. Татьяна?
Свекровь.
- Не плачь, дочка, - сказала она. – И Витю прости.
- Как вы нашли меня? –вскочила Инга. - Вот уж никогда бы не подумала...
- Нашла... – усмехнулась свекровь. – Кто-то же вытоптал этот пятачок. И чурбачки не сами прикатились.
Инга не знала, что сказать. Неужели и она, её немногословная строгая свекровь, тоже выплакивала здесь свои печали?
- Ты знаешь, дочка, - тихо сказала свекровь, - я ведь когда-то мечтала стать художницей. Чтобы не просто плести кружева по чужим сколкам, а создавать свои. И названия им придумала, и узоры...
- И что? Почему не стали?
- Потому что вышла замуж, и самым главным стало вовремя подать обед, сварить вкусный борщ, налепить пельмени; чтобы все блестело; и чтобы когда муж ложился спать, я ложилась тоже. Витя родился. Моя мать, когда я попросила ее посидеть с внуком, ответила, что каждый должен сам исполнять свой долг. Мой долг – моя семья. Как я могла учиться?
- Но ведь есть же вечерние курсы?!
- Есть, – вздохнула свекровь. – Да только кто бы меня на них отпустил?
- Это несправедливо! – Инга словно забыла свою обиду и обняла свекровь. – Вы же такая талантливая! Вон сколько красотищи создали!
Они сидели на узкой скамеечке и молчали каждая о своем.
- Что мне делать, мама? - спросила Инга.
- Не знаю, - ответила свекровь. – Тебе решать.
***
Через год Инга с Димкой уехали на Украину.
Инга оставила Димку у матери и помчалась покорять город своего студенчества. Устроилась работать в многотиражную газету одной фабрики – помогла та заезжая знаменитость! – а по вечерам посещала литературные объединения. Ее заметили: то в одной, то в другой газете печатали ее стихи, а потом появился и первый сборник стихов – «Елецкое кружево».
«Моей любимой художнице», - написала она в посвящении.
***
Свекровь получила бандероль, открыла книгу.
- Ну, что она там насочиняла, наша поэтесса? – спросил свекор. – «Любимой художнице». Уж не о тебе ли речь, мать? - И осекся, увидев ее лицо.
Весь вечер она читала стихи своей невестки и отчетливо видела, как сидит та на узкой скамейке, которую много лет назад соорудила ее свекровь, и слушает перезвон Вознесенских колоколов.
Не связалось, не сплелось,
Не случилось. Не сбылось.
Инга, дочка моя.
***
За «Елецким кружевом» появилась «Быстрая Сосна» - тоже навеянная негромким журчанием реки, тополиным пухом в июне и камышовым в сентябре.
Разлетается снежным летом
Моя несказанная печаль...
Ингу приняли в Украинский Союз Писателей, дали квартиру, и с помощью своей матери она поменяла ее на большую. Теперь они жили втроем: она, ее мама и Димка. Каждое лето приезжал Виктор, забирал сына и вез куда-нибудь на море.
Теща позвонила в конце марта.
- Витя, с Ингой плохо. Во вторник ее оперируют. Приезжай, если сможешь.
Если сможешь... Как это он не сможет?!
Инга лежала на высокой больничной кровати и ждала медсестру. Сейчас придет, сделает укол – и боль отступит. Только бы не забыть... Не забыть те строчки, что пришли к ней только что.
- К вам посетитель, - сказала медсестра. –Только недолго.
Витя. Как хорошо, что он приехал; представляю, как Димка рад! Сколько она его не видела? С июля, с Димкиного дня рождения. Он тогда понавёз столько подарков! Ну, когда же придет медсестра!? Как он плохо выглядит! Наверное, мама ему позвонила, сказала про операцию. Примчался. Такой верный, хороший. Самый хороший. Никого надежнее она не встречала. И вряд ли встретит. Жестоко она с ним поступила. И свекровь, конечно, беспокоится. Коклюшки, наверное, не звенят, а стучат – тревожно, с надеждой...
До чего же она бледная! Бедняжка, за что такая напасть? Как хорошо, что все обошлось! Ничего, она молодая, сильная, справится. А я помогу. Только бы ты позвала меня, Инга! Или вернулась. Мне все равно – лишь бы быть с тобой и сыном. Сейчас я расскажу ей, как он перезнакомил меня со всеми ребятами во дворе. «Мой папа!» И за руку все время держит. Другие в его возрасте стесняются, а этот не отпускает. Милая моя, хорошая, скажи что-нибудь...
- Витя, - прошептала Инга, – у тебя нет с собой ручки и бумаги? Я продиктую. А то забуду.
***
Он приехал домой поздно вечером. На всей улице только у Татьяны горел свет. Он позвонил, и дверь сразу открылась.
- Заходи, - сказала она. – Я пирожки сегодня пекла, сейчас чай поставлю. Как она?
- Обошлось, - ответил Виктор. – Вовремя обнаружили. Скоро выпишут – и будет опять строчить свои стишата.
- Счастливая она, - вздохнула Татьяна.
- Счастливая?! Мужа нет, сын растет без отца, профессию свою не любит! Болезнь такая, что врагу не пожелаешь. И ее ты называешь счастливой?
- Счастливая,– повторила Татьяна. - Богом отмеченная.
***
Жили–были принц и принцесса...
Так кто виноват?
Кто-то ответит через пару минут, кто-то скажет - нужно подумать; а кому-то не хватит целой жизни, чтобы дать правильный ответ.