Самый ранний дневник 4 Критерий моих поступков совесть
1960 г.
2 января. Я думала, что мне нужно, чтобы меня любили. Нет. Меня это не трогает. Есть мужчины, которым я не безразлична.
Душа моя погребена под развалинами, под обломками храмов.
Как я любила тебя, Илья. Зачем ты убил мою любовь?
5 января. Я молюсь, не будучи крещённой: "Дай мне прошлое, о котором я буду вспоминать без боли. Сделай так, чтобы прошлое стало правдой".
6 января. Странное чувство посещает меня иногда, мне кажется, что душа моя свободно парит надо мной, и сверху ей всё видно и понятно.
Люди делаются ближе, и мне легче с ними. Я сливаюсь с ними, и в то же время наблюдаю их, но не со стороны, а сверху. Глаза мои широко открыты, полны удивления и интереса к миру. Я чувствую лёгкость в себе и ощущаю себя ЖИВОЙ. Мне ничего не стоит в такие минуты смотреть в глаза любому, с любым заговорить.
Кажется, музыка робко рождается в моём сердце. Лёгкие струи захлёстывают меня, и на секунду я начинаю таять. Закрываю глаза и тону в этих волнах. Вернись, музыка!
16 января. Два года прошло со дня начала моей дружбы с Ильёй. И опять концерт Феди Дружинина. И я вижу Илью. Я схожу с ума. Шла с ним по улице после концерта, и пропасть между нами пригибала меня к земле. Чужие...
17 января. Я хочу нарисовать музыку.
19 января. Слушала пятую симфонию Густава Малера. Это какое-то чудо.
Mio cuore piange. Io voglio amare. Io voglio parlare: ti amo. Ti voglio bene.
В голове моей возникает запрокинутое лицо удивительной чистоты и одухотворённости, светлое и скорбное со странной полуулыбкой. Лицо с закрытыми глазами. Я не смогу перенести это лицо на бумагу. Я бессильна.
20 января. Я никогда не буду писателем.
24 января. Почему то, что влечёт меня к себе, так недоступно, всегда недосягаемо? Щемящая хмельная грусть. Всё красивое, так мне нужное, уплывает прочь, как облака. Сердце оживает в непостижимом стремлении любить кого-то. Я не однолюб.
25 января. Почему люди так часто лгут? От скуки? Когда я привыкну к этому?
Его нет и не будет.
26 января. Еду на занятия в училище. Спешу на казнь через удушение словами. Я не люблю училище потому, что не люблю рутину, мне душно в его стенах. Боэция не читаю, как некто, приговорённый к казни.
Утрами пытка.
Снимаю комнату в 7 метров в Демидовском переулке около площади Разгуляй за 30 рублей. В ней помещается даже фортепьяно. Две пожилые женщины живут в квартире на первом этаже. Рядом баня. Надежда Никаноровна наша соседка. У неё красивое благородное аристократическое лицо. Мою хозяйку зовут Антонина Васильевна Уласевич. Иногда её навещает сын. Она добра, угощает чаем моих друзей, иногда наливает мне тарелку щей.
27 января. И эта моя обитель становится обителью слёз. Боже, я опять погибаю, но дай мне силы встретить гибель в лицо спокойно и молчаливо.
Хочу любить, но ум мой ясно говорит, что любви нет, что идеалы, созданные мной, ни в ком не претворяются без своих противоположностей.
У меня потребность в духовном общении с кем-нибудь. Одинока, слепа, глуха и нема. Кто меня услышит?
Господи, Ты ничего не даёшь, отнимаешь самое сокровенное. Тоска опять душит меня. Мне не к кому протянуть руки. Боль кажется неизлечимой.
Передо мной вереницей проходят те, кто был мне дорог. Я никого не забыла. Все эти люди были любимы мной, но вряд ли хоть один из них отвечал мне тем же.
Неужели я ещё могу страдать? Неужели сердце ещё не окаменело?
28 января. Чем взрослей я делаюсь, тем сильней и безысходней моя тоска.
29 января. Илья исковеркан. Какая печаль, что его сущность так обнажилась. Упали все покровы, слепота моя прошла, и он не вызывает даже уважения. Так вот чем кончается это святое чувство.
30 января. Ужели все мои любови, привязанности и увлечения будут так кончаться? О, нет, лучше не знать конца, лучше не знать плохого о человеке, который был бесценным сокровищем. Всё проходит, остаётся только жалость и желание оглянуться назад.
«Не надейтеся на князя, на сына человеческого, в них же несть спасения», — псалом царя Давида. (старославянский язык)
2 февраля. И эта моя боль пройдёт.
3 февраля. Не надо оглядываться, прошлое - фальшь, будущего нет.
Глупцы! Ссорятся оттого, что делают не то, что хотят. Почему бы мне не быть над этим?
7 февраля. Новое входит в мою жизнь - Борис Пашков художник, друг Феди Дружинина. Я хочу видеть этого человека. Это немыслимо. Одно имя его приводит меня в ужасное, никогда не испытанное раньше состояние. Своё сердце ощущаю, как совершенно самостоятельное живое существо.
"Томление духа". Это слова из Экклезиаста.
Это дрожание, колебание воздуха в груди, предчувствие чего — радости или горя? "Простота превыше всего". Это слова Бориса.
10 февраля. Жизнь моя входит в новую фазу. Я черпаю радость в сокровищах его разума и знаний. Он глубоко знает античность, греческие имена так и сыпятся с его уст. Он много интересного мне рассказывает. Он похож на восточного человека, тогда как он русский. Чёрная шапка волос, живые и смеющиеся карие глаза. Я счастлива, что этот человек существует на свете. Но сказаны все «прощай», и он остался позади. Ужасно.
Восторг перед лебедями и запахом деревьев.
Что ты хочешь? Видеть людей мне дорогих. Боюсь называть их имена.
20 февраля. Одиночество до мозга костей. Мои желания бесплотны, как дым, как туман морской.
Единственная привязанность к Лине. О, лишь бы это не изменило мне. Хотя в сущности — не всё ли равно?
25 февраля. Все мы в скором времени отправимся к Отцу Небесному со всеми грехами и радостями.
3 августа. Хочу любить, заполнить гложущую терпкую пустоту души.
3 сентября. Мои стихи о поэте Викторе Мамонове:
Тихими сонными улицами бредёшь по городу.
Чёрные призраки людей гаснут в полумраке.
Одно имя на устах шёпотом струится.
Гонюсь за призраками, ища в них имя это.
А утром вижу того, кто это имя носит.
Вижу неподвижную маску,
Изредка освещаемую улыбкой,
Синие глаза святые, неуязвимые.
Бестолково что-то говорю и отступаю.
Потом с лестницы бегом, простившись.
И низвергает меня ужас восторга
С белых ступеней в сияющую бездну.
И снова бесконечное прощанье
Со всем прекрасным и уходящее имя.
4 сентября. Живу то у Лины, то у Коли Танаева.
Мои летние стихи:
Белые лебеди плещут крылами
И в небо не могут взлететь,
Я горестно их обнимаю руками
И с ними хочу умереть.
Это пена морская — мои лебеди.
7 сентября. «Уменье казаться неуязвимым опустошает сердце». Это стихи Вити.
8 сентября. Да, глаза его сонные, пустые, усталые. В них так холодно и неуютно смотреть. Если бы можно было перелить в них мою жизнь, чтобы они загорелись.
9 сентября. Боже, великий Боже! Сжалься! Почему других Ты озаряешь красотой, талантами, любовью, у меня же всё отнимаешь? Все уходят от меня, и я всегда одна.
10 сентября. Слово «прощай» становится основной мелодией моей жизни.
Я разговариваю с цветами, как будто они живые. Почему они так печальны? Печальна я, а не цветы.
11 сентября. Мёртвые предметы я очеловечиваю. Смотрю на них и начинаю с ними разговаривать, как с живыми.
12 сентября. В небе чистота. Чаша природы льёт прозрачный свет. Устремление ввысь. Бездонный голубой храм спускается на плечи незримым куполом. Всё полно умиранья, невысказанной тоски, запаха тленных листьев. Хочется лететь лёгким листом, слегка касаясь земли, скорбное слово шептать «прощай».
О, сколько раз я произношу это слово - всем, всем потерянным, ушедшим именам.
О многих днях в прошлом я не могу вспоминать без содрогания. Сколько унижений довелось вытерпеть мне.
25 сентября. Ужели мой разум не может примириться с тем, что я обречена быть одна? Тоска.
26 сентября. О, как я убога, ничтожна и глупа. Я глупее и бездарнее всех в училище. Сколько горечи и слёз хлынуло в моё сердце. Но как поздно проходит слепота. Какая беспомощность, растерянность, смятение. Какие чёрные слёзы.
А время, этот погонщик с безжалостным кнутом уже зовёт меня крикливо. Как во мне растоптан и распят человек, и это существо — ужели я?
Я молю Бога, чтобы пришла любовь.
27 сентября. Зачем существую я, никого не любя, не любимая никем, одинокая, замкнутая?
Его нет для меня на этом свете.
Это вечное ожидание не окончится.
28 сентября. Мне иногда кажется, что если бы Бог пожелал влить в мои руки здоровье и силу, я бы неплохо играла на фортепьяно.
29 сентября. С какой радостью я покину стены Музыкального училища. Отчего мне так тягостны какие бы то ни были ограничения, стены, обязанности? Русская пленительная лень?
4 октября. Жить в городе и любоваться обломками деревьев, провожать глазами падающие листья, ходить в училище, как в тюрьму, каждый день.
6 октября. Как беспросветна и горька жизнь. А чувства вспыхивают трепетным огнём, и этот огонь никто не видит. И этот огонь никого не греет.
7 октября. Музыка, я захлёбываюсь в твоём сиянии. Постоянный трепет, когда я слышу итальянские песни, будто в жилах моих италийская кровь.
Потусторонние раскрытые глаза
Меня не видят, глядя на меня.
Тягучая боль выматывает меня, натягивает и ослабляет струны моего сердца, но я не могу привыкнуть к ней и с отчаянием жду её появления. Меня убивает мысль о том, как проходят лучшие дни моей жизни.
8 октября. С Линой были в гостях у Вадима Столяра, у него были художники Владимир Яковлев, Лубнин. Талантливые люди. Мы видели работы художника Володи Яковлева, он рисует цветы полу абстрактные, полу реальные. Он очень плохо видит при этом. Понравились картины художников Владимира Пятницкого и Игоря Ворошилова.
У Владислава Свешникова глаза, как с древних икон. Смотреть и смотреть в них.
2 ноября. Хочу любить Витю Мамонова. Странное желание для меня. Буду молчать и смотреть на него. Больше у меня ничего нет. Заставить его смотреть на меня. Поднять на меня его зрачки.
Мне власть дана - не явью и не снами -
Глазами открывать твои глаза,
По грани пропасти скользя,
Зрачками мерить пропасть между нами.
Мне никогда её не перейти.
Целуя стёртые твои ладони,
Всего лишь камень я, грустны мои пути.
Да, этот камень обойти не больно.
Всего превыше для тебя свобода.
Мне – царство милое у рук твоих.
Уйду в безмолвие, глаза закрыв,
Пьянея музыкой и болью.
Так будет вечно.
Он несчастлив, он дитя, и тоска его спутник. Я тоже дитя, тоскующее по матери. Дороже его стихов и одиночества у него ничего нет. Он огромен, силён, страшен, могуч и почти бессилен. Так я его воспринимаю.
4 ноября. Мне хочется сжаться в камень в одном неудержимом молении.
О, пощади! Иль умертви во мне
Дыханье жизни и тоску по солнцу.
6 ноября. Когда-то я вымолила себе чудо видеть Бориса Пашкова хоть раз в год. Я не ценю своих сокровищ. Я существо бесчувственное, грубое.
Я хожу по улицам и лишь минутами в моём сознании вспыхивают звуки и краски жизни. Всё остальное время я витаю в облаках глубоко в своём существе.
Мой рисунок.