Маняху подарили Семенычу охотоведы. У него незадолго до этого старую лайку медведь задрал. Сам-то с трудом выбрался. Ну да ничего, не впервой…
Семенычу было уже за изрядно за пятьдесят, однако, на охоту бегал исправно. Нацепит лыжи, ружьишко с рюкзачком маленьким за спину, свистнет верного Пуха и – ходу к зимовью!
Семеныч у нефтяников работал по вахтам, свободного времени много было, вот и охотничал в свое удовольствие! А тут беда такая с собакой! Без собаки в тайгу никак! Пока отлеживался после встречи с медведем – сердечко прихватило, когда домой уж вернулся… сильно переживал за Пуха, уж очень хороший пес был, верный. Пролежал пять суток в реанимации… очнулся - сразу домой давай проситься… а куда деваться, деревня же – отпустили…
Домой пришел, пока в сенках раздевался, слышит - с кем-то жена воркует, да так ласково – с детьми так никогда не причитывала:
- Уж ты моя сладенькая… лапочки нежные, ушки шелковые, носик пуговкой…
Подкрался Семеныч как умел, осторожно, по-охотничьи, глядит, а у жены на коленках кроха шоколадная лежит и пальчики ее грызет самозабвенно.
«Эге!!! Утешить меня, значит, надумала… - понял охотник.- Ну, как же эта кроха по нашим лесам-то дичь мне загонять будет? Ее же прихлопнут на счет раз-два!»
Однако не стал жену огорчать, прошел в избу молча, сел напротив сладкой парочки, внимательно осмотрел собачьего ребенка:
- Ничего, годится! Кто принес?
Валентина с замиранием сердца следившая за суровым мужем (А вдруг не примет ребетёнка?) заторопилась с рассказом, что как только он в больницу попал, так, кто только не приходил справляться о здоровье: и с заповедника люди, и просто односельчане, а охотоведы, узнав о его беде, принесли вот щеночка, у них как раз подросли щенки у спаниельки Найды, лучшей охотницы в этих краях.
Словом, новый член семьи был принят, назвала щеночка жена Манюней, ну уж как есть!
Время прошло, стал Семеныч брать спаниельку на охоту - старательная оказалась и все на лету схватывала, нарадоваться старый охотник не мог.
Однако, стал замечать, что убегает Маняха со двора куда-то. Собаки у них в селе испокон веков на цепь не сажались.
А зачем? Зверь умный, на человека не кидается, знает, что на чужого достаточно зарычать.
Вот они и бегают по своим делам, общаются. Знают, когда хозяин может их хватиться. Маняха, будучи дамочкой изящной породы, по улицам обычно не очень шастала, вот и удивился Семеныч. Подумал еще, что дружка себе сердечного завела. Поспрашивал у соседей - никто не видел ее со своими кобельками. Заинтересовался Семеныч загадочным поведением лохматой «дочки», и решил проследить.
Маня –за порог, а он за ней на лыжах скрытно… Бежит себе гулена за деревню, только уши на ветру мотыляются!
Примчалась прям к чумам хантыйским, они вишь за деревней возле заповедника всегда стоят зимой, а летом уходят с оленями. Ползет Маня на брюхе - прячется, а у дальнего чума устроилась хозяйка Лизка – рыбу пластает. Замороженная щука поленьями свалена рядом, она из кучки достает по одной, голову отрубает, и потроха достает. Холодно, руки-то мерзнут, торопится побыстрее неприятную работу закончить, да сесть обдирать скорее, ничего кругом и не замечает, а тут сзади подползает лакомка Маняха. Молниеносным движением хватает щуку и - деру в лес.
А никто и не гонится за ней, не заметили, этого добра (щуки) хватает!
Покачал Семеныч головой и следом за непутевой псинкой наладился… Догнал у поселка уже, позвал.
Маняха от растерянности щуку выронила, видно, что стыдно ей, но твердость во взгляде так светится – мол, не отдам!
Семенычу и жалко дуреху, и нельзя воровство без наказания оставлять: в деревне все друг друга знают, рано или поздно вскроется собачий позор. Вздохнул Семеныч, сграбастал щуку и позвал за собаку собой:
- Пошли, Маняха, человека из тебя делать буду!
Разочарованная спаниелька грустно поплелась следом.
Вернувшись к юртам, Семеныч окликнул Лизку, все еще возившуюся со своими «поленьями»:
- Вот пришли к тебе повиниться, соседка. Стащила моя щуку у вас, по молодости да глупости… Прости уж, хозяйка!
Лизка вытерла руки старым полотенчиком, серьезно посмотрела на понуро свесившую голову собаку, присела перед ней на корточки и о чем-то заговорила по-хантыйски. Собака очевидно понимала, потому что явно реагировала на ее слова: то коротко в глаза взглянет, то заскулит тихонько, а под конец благодарно лизнула Лизку в щёку. Лизка удовлетворенно поднялась и объявила смущенному охотнику вердикт:
- Всё, она больше так не будет!
И протянула Маняхе на ладони лакомство - кусочек оленьей печени.
А Семеныч все время гадал потом – «Что же Лизка ей сказала-то? И откуда Маняха хантыйский язык знает?»