Самый ранний дневник 5. Воскресенский. Поленово. Караян.
1960 г.
19 ноября. Более всех мне нужна Лина.
Концерт пианиста Михаила Воскресенского в Малом зале Консерватории.
Как он юн, светел и прекрасен. Сердце моё ладья, игра его море нежности и страсти. Мне так сладко, нежно и горько, по щекам стекают слёзы. Я застыла, замерла, пьянею от музыки, от его лица. Какой-то вихрь подхватывает меня. Этот человек уносит меня от страшного мира. Куда? Там чистота и вечная юность. Чистый восторг перед прекрасным.
22 ноября. Когда я любуюсь природой, я в эти мгновения забываю ложь и подлость мира.
23 ноября. Мне только смотреть и слушать дано в этом мире. Смотреть на людей и не быть с ними.
24 ноября. Я всегда одна. И за это благодарю, но не убивай души моей, Господи.
25 ноября. Люблю Марину Цветаеву. Она прекрасна, удивительна. Вот когда я начинаю думать, что дух её жив. И Софроницкий и Пастернак живы. Такие люди не умирают. Погибает храм души - тело, но душа бессмертна, бесплотна, вездесуща.
Стихи - музыка слов, величайший Божий дар.
27 ноября. Витя Мамонов - поэт. Я видела его сегодня. Он всё тот же. Дитя. Что из того, что я это понимаю? Я сама дитя, тоскующее по матери.
29 ноября. Мне только смотреть и слушать дано в этом мире. Смотреть на людей и не быть с ними. Всегда одна. И за это благодарю, но не убивай души моей.
15 декабря. О, этот таинственный непостижимый мир, эти мерцающие глаза красоты, музыки... Волшебство и нереальность. Пока я мертва для жизни.
26 декабря. Возьмите меня, снега. Только с вами я найду радость и свободу. Вы так чисты и целомудренны, что напоминаете о первоначальной чистоте мира людям, давно забывшим о ней. С вами я могу плакать, как ребёнок, обо всех иллюзиях, мной утраченных.
С вами я становлюсь собой, вы возвращаете мне потерянные чувства совести, стыда, раскаяния, великодушия. Вы не предадите. Природа не дала вам речи, но дала вам красоту, она наполняет сердце музыкой. Я растворяюсь в природе, не чувствую себя.
30 декабря. Что мне принёс мне этот год? Опустошение, прощание с любовью, с Ильёй, Витины стихи. Музыка, Лина, сиротство духовное, цинизм и простота, кривлянья и неподдельные чувства, скупые и редкие.
1961 г.
15 января следующего года. Новые люди, но среди них ни одного друга.
20 января. Концерт в Консерватории. Дирижёр Герберт Караян.
Утончённые, изысканные движения рук. Звуки изумительной красоты и трепетности. Скрипки звучат тоньше человеческих чувств. Он начинает, будто в омут с обрыва бросается, закрыв глаза. Такое впечатление, что музыка, им производимая, зарождается в глубинах его существа. Он движениями своих рук излучает её.
Караян волшебник. Даже если бы не было оркестра, слушали бы музыку, глядя на его руки. Душа его сквозит в чертах лица, в движеньях тела, она струится из глаз и преображает лицо. Неистовые аплодисменты. Я не могу хлопать в ладони. Ну хоть несколько минут потрясённого молчания…
20 февраля. Чем больше погружаешься в себя, тем меньше замечаешь окружающее.
11 марта. Наблюдательность - это умение отцеживать мельчайшие трепеты и импульсы натуры (природы), проникать вглубь чужой личности.
14 марта. Моё отчаяние невыразимо. Я шла домой и услышала шуршанье - высохший мёртвый лист догонял меня. Я принесла его домой. Это - жизнь моя. Всё безнадёжно.
У меня в гостях была Надя, рассказывала мне о муже своём Илье. Мне тяжело вспоминать его. Я слишком сильно его любила.
9 апреля. Мои желания бесплодны, как дым, как туман морской.
15 апреля. Всякая мысль, не развившись, беспомощно тает. Минуты прозрений недолги и неярки. Тупею, окутываясь едким дымом пустоты.
17 апреля. Мы гуляли с Витей Мамоновым. Ужасная луна была. Мёртвый свет и две тоскливые тени. Он проводил меня до дома. Я хотела услышать его стихи и пригласила его зайти. До 6 утра он рассказывал мне свою жизнь.
Я была недавно на дне рождения художника Бориса Пашкова. Это лучший день моей жизни. [Через несколько лет он станет моим крёстным отцом]
Хорошее гораздо труднее выразить, чем плохое и печальное.
18 апреля. Дай мне, Боже, полюбить Витю. Между нами нет тепла, один холод. Или это его холод я чувствую и холодею? Не ведомо.
Читаю Анатоля Франса. И скучно, и забавно.
25 апреля. Пылинки на солнце - кружащийся вихрь маленьких светил. Они отражают солнечный свет и становятся крошечными звёздами. Они летят неведомо куда и среди них есть маленькие солнца и кометы. Они сверкают так же ярко, как настоящие.
30 апреля. Мы прибыли в Поленово хорошей компанией. Моя подруга Лина, мальчики из Студии Художественного слова при Литературном Музее - Володя Войлоков, Юра Чекрыжёв, мой приятель Никола Журавлёв, моя подруга из Музыкального учидища Лада Белоручева, подруга Лины Надя Яковлева.
Всё, что я здесь вижу, изумительно. Нежное небо, тихие-тихие берёзы. Я бы хотела умереть здесь под этими соснами.
Здесь лучше, чем в сказке. Здесь прекрасно так, что страшно. Не хочется говорить ни о чём. Стать травинкой на этой земле. Разве это не было бы блаженством?
Мы живём в поленовском доме. Гуляли гурьбой в полях, увидели огромный стог сена. Взбирались на него с хохотом и пылью. Явление Лины народу с посохом в руках и кротостью в очах. Вознесение её на стог сена. А Вити здесь нет.
Володя Войлоков тащил меня на своих плечах. Очень здорово. У него синие глаза. Мне кажется, что я ему нравлюсь.
Собирали фиалки, они пахнут тонко и сладко.
1 мая. Топили печку, собирали хворост, гуляли вдоль Оки, смотрели на закат. Я стояла на скамейке и пела.
У меня появилось тёплое чувство к Володе Войлокову. Синие глаза его. Радость любить.
6 мая. Есть ли надежда? Как облака легка, как веточка тонка. Как молния пронзительна.
7 мая. Мой день рождения. Мне исполнилось 20 лет. Я никому не принадлежу.
Ничья я вещь, ничьё созданье,
Ничья собака - странная душа.
Смешно, но тем и хороша,
Что я, как камень у порога,
Как камень на ничьём пути.
Меня совсем не трудно обойти
И мною пренебречь совсем не больно.
Ничья собака я. О, время! Но довольно,
Я спать хочу. Бессмысленные мысли
Пора забыть на несколько часов.
Морфей, корабль мой уж готов.
Я уплываю в трепетанье снов.
8 мая. Кончено детство, кончена юность. Любви не будет.
Мои стихи:
Не целовать ничьих ладоней и никем не бредить,
Бродить пустынницей печальной,
Без посоха бродить, без цели, без дороги...
А скрипки плачут жалобно и тонко
И умирают безнадёжно.
9 мая. Дикость людей неописуема. Но я спокойна и бесстрастна.
Витя Мамонов холоднее камня. Если он не придёт сегодня, что ж - так хочет Бог. А я бессильна против Бога и даже молиться Ему не могу.
15 мая. Когда в троллейбусе на секунду гасится свет, приближается мир за окнами и удаляется присутствие людей. Когда свет горит, люди, отражающиеся в стёклах, не замечают моих глаз, двигаются, разговаривают, поправляют волосы. Я потом тихонько поворачиваю голову и смотрю уже не на их отражения, а на них живых.
18 мая. В моей памяти всплывают рисунки Лёни Бабаджаняна. Он волшебный человек. Он рисует свои фантазии и сны. Но он связан и с Небом.
Жизнь ужасно печальна.
30 мая. День смерти Бориса Пастернака и день рождения моего друга Саши Фрумкина.
Сижу на скамье и смотрю на цветы. У них не может не быть души, как и у деревьев.
2 июня. На Арбатском бульваре трава растёт хрупко. Около метро Белорусская я видела яркое солнце на мокром тротуаре. Оно лежало и слепило глаза. Потом оно поднялось над деревьями и стало подглядывать в щёлочку лучистым, лукавым глазом. Оно пронзило сияньем траву. Травинки оканчивались золотыми длинными искрами.
3 июня. Презираю себя за выражение значительной глупости на лице своём, когда со мной разговаривают умные и очень далёкие от меня люди. Тогда мне лицо моё отвратительно.
Я хочу быть одна. Иногда я изнываю от неприязни к толпе, к людям, к их тусклым или жадным глазам.
Я люблю деревья и солнце. Женщин и детей я боюсь.
4 июня. Я теперь менее честолюбива, вернее — менее выказываю своё честолюбие.
На свете нет ничего, чем я владела бы в совершенстве или постигла бы до конца. Я даже себя не знаю. Не знаю, как я поступлю в том или ином случае.
Утешаться своей искренностью глупое занятие. Я отлично понимаю, что не лгать в этом мире невозможно. Может быть, если я займусь обманыванием людей, они будут меньше лгать мне? Но мне не хочется этим заниматься.
Илья не знал Надю, но он знал меня. Бог знает, что я жажду, и Он не помогает мне. Вероятно ещё рано, и я не заслужила радости себе. Сейчас мне нужен Витя Мамонов. Но это может оказаться моей неправдой. Нет ключа у меня к нему. Пока он для меня невозможен.
5 июня. Стихи Вити Мамонова так сладостно читать. Я нахожу в них всё новые краски, запах, цвет, вкус, звук. Они изумительно богаты жизнью и солнцем.
6 июня. Я не могу заниматься в училище. Мне смертельно скучно думать об экзаменах. Как можно переживать на экзаменах об отметке, если чаще думаешь о смерти?
7 июня. Утешение моё Лина. Я никогда не буду ничьим утешением. И она меня не любит. Не больно. Она говорит, что Витя идеалист.
Целый месяц не видела Витю М.
Илья, хорошо ли тебе? Я не могла не видеть тебя пять дней, а с Витей… месяц не видела и не схожу с ума.
Я теперь менее честолюбива, вернее — менее выказываю своё честолюбие. На свете нет ничего, чем я владела бы в совершенстве или постигла бы до конца. Я даже себя не знаю. Не знаю, как я поступлю в том или ином случае.
Мы с Линой были у интересного художника, Лёня Бабаджанян тоже был с нами. Он тонок, красив, таинственен, сероглаз. Он называет меня «девушкой с розовыми губами». А я не страдаю.
10 июня. Пресыщаться тем, о чём мечталось. Хорошего должно быть понемногу.
Мне ещё очень много надо узнать. Пока для себя. Я же не знаю элементарного.
Я нагримировалась, нарисовала себе чёрные усы, одела брюки и белую рубашку, мимо моего окна шли девушки, они увидели меня в окне, потом спросили мою хозяйку, что это за красивый юноша у неё был. У меня был вполне дон-жуанский вид.
Мы с Надей хохотали над этим обстоятельством. Забавно. Надя хвалила мои стихи, умащала моё честолюбие. Но я достаточно умна, чтобы видеть огрехи в моих стихах. Надо тщательно работать над ними, а они у меня почти верлибры. Рифмы весьма небрежные.
Мой рисунок.