Глава семнадцатая
«…ЧТО ВЫ ТАМ НАПАХАЛИ»
С первых же дней пребывания в Эфиопии я начал посылать свои журналистские опусы в Москву. Главная редакция международной информации АПН (ГРМИ), которая вполне естественно считала всех АПНовцев, работающих за рубежом, своими корреспондентами, уже с мартовской дипломатической почтой (в 1970 г.) прислала мне ряд вырезок из советской периодики с моими публикациями.
Заметка «Береты разные, почерк один» была опубликована сразу в четырёх газетах: «Слава Севастополя» (7 дек. 1969 г.), «Кабардино-Балкарская правда» (гор. Нальчик, 10 дек. 1969 г.), «Знамя юности» (гор. Минск, 10 дек. 1969 г.), «Вечерние новости» (гор. Вильнюс, 11 дек. 1969 г.).
Чем же так заинтересовали их мои «Береты»? Ответ простой: антиамериканским покроем. Приведу эту публикацию полностью, ибо она – типичный образчик пропагандистских материалов тех лет, когда, перефразируя заголовок заметки, газеты были разные, но почерк один.
Береты разные, почерк один
«В огромном зале аддис-абебского кинотеатра «Амбассадор» было человек десять, не больше. На экране уже совершали свои «подвиги» зеленые береты Джона Уэйна, постановщика пресловутого фильма о подразделениях особого назначения США, действующих во Вьетнаме.
— Подлость! Надо потерять остатки совести, чтобы оправдывать этих убийц, - резко сказал мой сосед, молодой эфиоп в европейском костюме, и ушел из зала.
Я не знаю, кто он — студент, служащий или мелкий коммерсант. Да это и не важно. Примечательно то, что он далеко не одинок — очень многие эфиопы испытывают подобные чувства.
Свидетельство этому прошедшие недавно многочисленные демонстрации студентов столичного университета, требующих прекратить войну во Вьетнаме. Чудовищные преступления американской военщины во вьетнамской деревушке Сонгми, всколыхнувшие всю мировую общественность, глубоко взволновали африканцев.
Отражением этих настроений можно считать и рецензию на упомянутый фильм, опубликованную в газете «Эфиопиэн геральд». В ней говорилось: «По сей день общественность США пытается ответить на вопрос: как расценивать убийства, совершаемые американцами во Вьетнаме? Преступление ли это или патриотическая верность долгу? Нет, конечно, никаких сомнений относительно того, что думают на этот счет создатели «зеленых беретов». Что же касается тех, кто просмотрел этот фильм, то их мнение совершенно противоположно».
Случилось так, что одновременно с зелеными беретами на экранах кинотеатров Аддис-Абебы появились их коллеги в малиновых беретах, те, кто в начале 60-х годов вершил свое грязное дело в джунглях Конго. «Вы убиваете, потому что вам платят за это!» — гласила реклама американского фильма «Наёмники».
Страшная сцена убийства двух конголезских малышей и многие другие злодеяния заставляют зрителя задаться вопросами:
— Разве действия белых наёмников в Конго и американских солдат в Индокитае — не одно и то же? Разве это не планомерно организованный геноцид, преступление против человечности?
Эти вопросы не могут не волновать жителей далеких абиссинских нагорий, потому что в наши дни на земле нет такого уголка, где бы люди оставались безучастными к судьбам мира».
Подобные заметки писались чаще по заказу, а не «по зову сердца». Зато как приятно было получить газетную вырезку из «Вечернего Ленинграда» за 22 сентября 1969 г. (прошёл месяц, как мы в Аддисе)! Почти целый подвал под рубрикой «За морями, за горами»! Да ещё с врезкой, извещающей о начале моей работы в Африке и предлагающей читателям мой первый очерк – «Большие дожди Эфиопии»... Мне очень хотелось верить тогда, что его прочитал уважаемый всеми ленинградец - Дмитрий Алексеевич Ольдерогге, ветеран нашей африканистики.
А ещё в конверте диппочты были страницы из журнала «Наука и религия» за март 1970 г. с другим моим очерком (в рубрике «Быт и нравы народов») о празднике Мэскаля и… Ещё несколько писем, на папиросной бумаге, свидетельствующие тоже о быте и нравах, но только уже совсем иного рода.
Итак, письмо первое (от моего предшественника М. Н.); цитирую абзацы, которые показались мне наиболее значимыми:
«Говорят, что ты зазнался. Я же уверяю в обратном. Что касается твоей работы, то я действительно в курсе всего, включая финансовые и др. отчёты. Должен прямо сказать, что твоей работой, особенно по периодике, пока недовольны. (Глушу, что могу). Но это дело временное.
Ты, конечно, извини меня за беспокойство с моими вещами и деньгами. Но ты знаешь, что я выехал не по своей воле… Непосредственное твоё руководство пять раз писало тебе, чтобы ты помог всё сделать… Нужно ли тебе ещё указание Ларина или Б.С. Буркова, или Ивана Л.?.. Неужели один Левчо целый год в состоянии морочить вам мозги? Ведь, чтобы с ним разобраться, надо взять: сколько он получил от меня денег (3000 эф. д.), извещения на посылки, которые я получил, и разницу получить с Левчо. Если он не отдаёт – можно обратиться к его послу… Получается, что, отдав тогда все деньги в Аддисе, я не имею валюты, чтобы купить даже дублёнку и хожу в старом пальто. Почему, ради чего? В общем, Вадим, при всей твоей занятости, прошу всё рассчитать и быстро выслать. Да! У Стаса Медведева нехватает 100 эф. д. из тех, что тебе должен был отдать Масленников. Ты их отдай ему и он пусть привезёт сертификаты.
С Володей Масленниковым, который стал твоим другом, ты разберёшься сам. Я не хочу с ним вообще видеться. Пусть благодарит меня за доброту и за то, что хоть без трёпок обошёлся. Вот так, Вадим. Очень и очень обидно, что ты, человек, к которому я так хорошо относился и отношусь, так неблагодарно ко мне относишься. Мы же с тобой журналисты, а не МИДовцы. Думаю, что ты не обвинишь меня в мелочности. При отъезде я так много оставил и не просил возмещения… До свидания. Может быть, в следующем году я побываю в Аддисе. Обнимаю.
Отложи всё в сторону и выпусти апрельский номер журнала. Даже если не выйдет мартовский. Иначе будешь иметь неприятности».
Второе письмо от него же, датировано – 4. 03. 70 г.
«Здравствуйте, уважаемый Вадим Константинович! Получил от Вас письмо. Удивлён, что Вы не поняли, что Л. З. так долго морочит Вам голову.
Надеялся, что Вы возьмёте это в свои руки, тем более, что было указание руководства.
Стасу известно, что у Л. З. осталось примерно 200 ам. дол. Пусть Стас вышлет мне на оставленные ему деньги сертификаты. Удивлён, что произошла «усушка», т. к. Масленников никаких денег Л. З. за меня не платил. Пожалуйста, передайте недостающее Стасу и выясняйте далее с Масленниковым, почему у Вас так получилось.
Попутно я хотел бы услышать – где мой багажник, который, по слухам, взял себе Масленников (я оставлял его Стасу). Принципиально хочу узнать. Если он у Вас, то продайте его подешевле.
Кстати, кровать, матрац, тумбочку и др., которые Вам передал Масленников, в опись имущества АПН не включайте, т. к. это моё личное имущество и, как мы условились, платить мне за него не надо.
Извините за беспокойство. Но я не виноват. Моим имуществом должен был кто-то заняться и, поскольку Вы преемник, руководство решило возложить эту ответственность на Вас.
Привет Ирине и поздравление с праздником 8 Марта».
Третье письмо от Н. А. Сметанина, главного редактора Главной редакции стран Африки (ГРСАФ), т. е. от непосредственного руководства, самое тревожное (датировано 11. 03. 70 г.).
«Вадим Константинович, пишу Вам совершенно частное письмо, но тем не менее очень важное, с точки зрения выводов, которые Вы должны сделать.
С самого начала мне показалось, Вы, извините меня за резкость, проявили очень легкомысленное отношение к Вашим новым обязанностям. Ведь это факт, что с журналом Вы работали значительно хуже, чем стажёр Посольства тов. Масленников. Вам никто не давал права ни спаривать номера, ни задерживать их выпуска. Не вздумайте ссылаться на объективные причины - я обстановку в А.А. представляю достаточно четко, ибо в редакции работает М. Н., с которым я всегда могу проконсультироваться.
Кто Вам дал право разъезжать по стране в том время, как у Вас проваливались дела с журналом? Что же Вы думаете — Вас за это погладят по головке? Мы как бы примирились с тем, что Вы там напахали, но у нас просто нет другого выхода, кроме одного — отозвать Вас обратно. Делать это, видимо, еще рано. Я думаю, что Вы из заключения по отчету и др. письмам поймете, что работа Ваша оценивается пока что плохо.
Может быть, я бы и не писал Вам этого письма, если бы до меня не дошли некоторые другие факты, куда более тревожные. По имеющимся у меня сведениям (я был бы рад, если бы они оказались неправильными) Вы злоупотребляете спиртным и появляетесь частенько, как у нас принято выражаться, на взводе, в общественных местах. Если это так, неужели Вы не понимаете, что идете дорогой, ведущей Вас досрочно в Москву?
Еще один момент — Вы там, говорят, завели бакенбарды, прекратили следить за прической. Одним словом, подлаживаетесь под западный образец. А не подумали о том, что Ваши товарищи могут над Вами посмеяться?
Да, я пишу Вам резкое письмо. И больше того, предупреждаю Вас, что наше терпение не бесконечно. Повторяю, буду рад, если что-то окажется неправильным, но, к сожалению, у меня нет оснований не доверять полученной информации.
Вы у меня всё просите второго работника. А до Вас никто этого не просил. Вы что же, хотите создать себе легкую жизнь? Пребывать в роли эдакого туриста, который будет курсировать по I4 провинциям Эфиопии? Думать надо, когда вносите предложение, и думать головой. Просить второго работника, когда сами висите на волоске (судя по письму к нам Зауде Ретта), — это ли не верх легкомыслия?!
И поэтому я так резок. Но, судя по всему, и в поведении Вашей супруги, и в разговорах, репликах, которые Вы иногда отпускаете, и в вашем внешнем облике много такого, что осуждается другими советскими товарищами.
Письмо мое очень резкое. Но я хочу Вам только добра, и потому требую сделать из него соответствующие выводы».
Да, ситуация сложилась критическая. Было ясно, что в Москве мутил воду, конечно же, М. Н. Он думал, что я по приезде в Аддису тотчас же выцарапаю его деньги у задолжавшего ему иностранца. Сделать это оказалось совсем не просто: сначала Левчо З. был в отпуске, у себя в Болгарии, а когда появился, весело заявил, что со своим другом, М. Н., он непременно рассчитается, только надо ещё подождать. М. Н. ждать не хотел, и вся злость его на Л. З. перекинулась на меня.
В Аддис-Абебе тоже появились недоброжелатели: во-первых, я наотрез отказался от дежурств в посольстве. «Как же так?! – возмущался консул, бывший приятель М. Н. – Все журналисты дежурят, а Розов отлынивает!». «Все журналисты» (ТАССовец и радиокорр.) заняты только корреспондентской работой, а у меня в штате 12 человек – не зря же!.. Посол не вмешивался в мой конфликт с консулом: он знал, что Москва поддерживает меня в этом вопросе, принимая во внимание специфику работы Бюро АПН.
Во-вторых, эта самая специфика вызывала зависть у многих посольских работников. «Как же так?! – недоумевали одни. - Живёт отдельно в роскошном особняке! Не дипломат, а получает больше нас да ещё огромные представительские!..» «Да ещё две машины! - солидаризировались другие. - Да ещё шофёр, да ещё служанка, да ещё садовник, да ещё какие-то переводчики, машинистка, личный секретарь…» Но главное, что вызывало особую досаду, - полная свобода перемещения и контактов.
В-третьих, жена молодая, красивая и к тому же профессиональная пианистка. «Всех мужиков посольских, у кого голос, в самодеятельность увлекла, поют - и не знаем, чем ещё занимаются», - ехидничала перед своими приятельницами консульская жена, умевшая кое-как бренчать на фоно.
В-четвёртых, пресс-атташе – гебешник (срок загранки кончается, выслужиться хочется: так почему бы на своего чересчур независимого «подопечного» кой-какой компромат не собрать?).
В-пятых, и других сексотов в советской колонии предостаточно, потому и «нет оснований не доверять полученной информации» о разговорах, репликах, причёске и т. п.
Таковы были мои скоропалительные размышления после прочтения вышеизложенных «писем из далёка», то бишь с Родины. А на следующий день, ранним утром, Ирина приносит с телетайпа молнию: уже и зам. главного требует завершить «полный расчёт по вопросу М. Н.» и «о результатах срочно сообщить». Сколько можно! Достали!.. Необходимо было срочно что-то предпринимать в ответ. И, хотя никаких «рук» ни в Москве, ни в Аддисе у меня не было, я решил идти ва-банк!
Первое, что я сделал, - написал довольно обстоятельное письмо, адресовав его сразу трём лицам: председателю правления АПН, его первому заму и главному редактору ГРСАФ. Привожу его с некоторыми сокращениями.
«Мною получены телеграммы, в которых затрагивается вопрос относительно личных дел бывшего зав. бюро АПН в Эфиопии. Мне «предлагается закончить всё это» и «о результатах срочно сообщить».
По приезде в Аддис-Абебу я тотчас предпринял все возможные меры, чтобы ускорить решение личных дел М. Н. Я постоянно напоминал Масленникову, а после его отъезда в СССР — Медведеву, о необходимости как можно скорее завершить дела, доверенные им моим предшественником. По сей день я выражаю готовность помочь в пересылке и оплате вещей М. Н.
Я не знаком достаточно хорошо с болгарским атташе, чтобы взять на себя смелость судить о его моральных качествах. Однако, насколько мне известно, сначала от Масленникова, затем от Медведева, он до сих пор приводил вполне убедительные причины, почему его расчеты с его другом, каковым он считает М. Н., столь затянулись.
Прошу также учесть, что с самого начала личные материально-финансовые отношения между М. Н. и Л. З. приняли сугубо деликатный характер. Осуществить какой-то конкретный "нажим" на болгарского гражданина, чтобы помочь М. Н., мне не представляется возможным не только потому, что я не был посвящён в детали их взаимных расчетов, но и по следующей, более серьёзной причине: руководство совпосольства постоянно предупреждает в частных и официальных беседах, что, согласно правилам поведения советских граждан за рубежом, им категорически запрещено вступать в какие бы то ни было личные материально-финансовые связи с иностранцами.
В своём письме на моё имя, присланном с мартовской диппочтой, М. Н. предлагает в крайнем случае обратиться к болгарскому послу в Эфиопии с соответствующей жалобой на Л. З., которому уж и сам М. Н., видимо, не доверяет. Я не могу последовать этому совету без согласия руководителей совпосольства, ведь такая «жалоба» может неблагоприятно сказаться на отношениях между двумя посольствами и, кроме того, представить Бюро АПН в ложном свете.
Вынужден поставить Вас в известность, что вместе с заключением по годовому отчёту Бюро мне переданы с мартовской диппочтой письма М. Н., содержание которых стало известно послу. Эти письма написаны в развязной форме и носят явно провокационный характер. Они дискредитируют не только некоторых работников МИДа, что вызвало естественно негодование со стороны совпосольства, но также ставят под сомнение авторитет и честность нынешних работников Бюро АПН.
В своих письмах М. Н. допускает непозволительные намёки на нечестность как тов. Масленникова, так и мою, говоря о какой-то «усушке» (имеется в виду I00 эф. долларов) в том "капитале", который он оставил перед отъездом тов. Масленникову и тов. Медведеву для расчетов с Левчо З. Этот "капитал" М. Н. в сумме 1096 эф. долларов находится в настоящее время у тов. Медведева, которому по его возвращении из отпуска была передана эта сумма, о чём свидетельствует имеющаяся в Бюро АПН расписка.
"Кстати, кровать, матрац, тумбочку и др., — пишет М. Н., - которые Вам передал Масленников, в опись имущества АПН не включайте, т. к. это моё личное имущество и, как мы условились, платить мне за него не надо".
Во-первых, мы ни о чём подобном не уславливались. А, во-вторых, если в этих словах содержится определённый намёк, то я готов за свой счёт переслать ему его "кровать, матрац, тумбочку и др." Что такое "др." — желательно, во избежание дальнейших недоразумений, чтобы он расшифровал.
"Попутно я хотел бы услышать — где мой багажник, который по слухам взял себе Масленников (я оставлял его Стасу). Принципиально хочу узнать, - требует М. Н. — Если он у Вас, то продайте его подешевле".
Что касается этого багажника, то в отличие от вышеупомянутого «личного имущества» М. Н., эта вещь не может быть не включена в опись имущества AПН, поскольку багажник (стоимостью 112 эф. долларов 50 центов) входит в счёт купленной им за деньги АПН машины "Рено-I6", о чём свидетельствует случайно оставленный М. Н. финансовый документ, подлинность которого фирмой «Орбис» подтверждена. Прошу бухгалтерию АПН выслать в адрес Бюро или совпосольства копии счетов, связанных с покупкой "Рено-16" с тем, чтобы восстановить в правах то имущество АПН, на которое претендует М. Н.
Я никогда не отказывался от искренней помощи М. Н. в его личных делax и предпринимал всё возможное, чтобы ускорить развязку его отношений с Л. З. Удивлён, как может ныне М. Н. облекать свои личные просьбы в форму "приказов" с подтекстом угроз со стороны руководства АПН. Откуда у него такая самоуверенность? Невозможно допустить и мысли, что его мнение — это мнение руководства, на которое он так безответственно ссылается.
"Что касается твоей работы, — пишет М. Н., — то я действительно в курсе всего, включая финансовые и др. отчёты".
Это обстоятельство меня не может не беспокоить. Прошу руководство АПН оградить меня от личной опеки М. Н. и освободить от дальнейшего участия в его личных материально-финансовых расчетах с иностранцем». (Число - I5 марта 1970 г. и подпись).
Далее нужно было написать ответ Сметанину. Что будет – то будет. Отступать некуда – позади, а вернее, впереди - Москва, досрочным возвращением в которую меня начали запугивать… Да, необходимо немедленно ехать к послу. Теперь всё зависит только от него: если он меня поддержит – значит, моя загранжизнь продолжается. Если нет, то «прощайте, скалистые горы, - как поёт Бунчиков. – На подвиг Отчизна зовёт!»
В тот же день я поехал в посольство. И моя интуиция меня не подвела: посол стал на мою сторону. Теперь я мог смело написать Сметанину всё, что я думаю в связи с его «личным» посланием. Вот – что получилось:
«Николай Арсеньевич! До сих пор трудно поверить, что письмо от 11. 03.70., под которым стоит Ваша подпись, написано Вами. Оно потрясло меня своей жестокостью, одновременно обескуражило. Я не могу согласиться ни с одной его строчкой.
Такая необъективная оценка работы Бюро AПH выходит за рамки частного письма, и поэтому я был вынужден познакомить с ним совпосла.
Должен Вам сказать, что ни на одном собрании посольского коллектива работа Бюро АПН ещё ни разу не подвергалась критике, а наоборот, всегда оценивалась только положительно.
Очевидно, Вы ещё до сих пор не осознали полностью, какой урон нашей работе в Эфиопии нанесли мартовские события прошлого 1969 года и вынужденный отъезд из страны М.Н.
После приезда нового зав. бюро число публикаций АПН в местной прессе возросло в 6 - 8 раз. Установлены новые, плодотворные контакты с такими газетами, как "Аддис Суар", "Зена бета кристиан" и другими органами печати, в том числе эритрейскими. Восстановлены деловые связи с эфиопским радио, ныне ежедневно передающим наши материалы.
Ко времени моего приезда в Аддис-Абебу (15 августа 1969 г.) было выпущено только пять номеров журнала "Совиет Риэлити", то есть мы отставали от графика на три месяца. Единственным выходом из положения было издание сдвоенных номеров. Не случайно, в письме от I октября I969 года Вы писали: "Журнал примерно на 3 номера отстал. Подумайте, может быть, чтобы скорее войти в график, стоит выпустить один номер сдвоенный, скажем, на сентябрь - октябрь?"
Это Ваше предложение было абсолютно правильным и своевременным. Бюро АПН так и поступило. Но, чтобы окончательно войти в график, пришлось прибегнуть к подобной мере ещё дважды, ибо типография в состоянии издавать в месяц только один номер нашего журнала.
За семь месяцев работы нового зав. бюро было выпущено семь номеров "Совиет Риэлити", в том числе 3 из них — сдвоенные. Только благодаря Вашему личному совету и принятым нами мерам юбилейный номер журнала вышел в срок и, начиная с апреля, мы окончательно вошли в график.
Так на каком же основании Вы, Николай Арсеньевич, пишете о моём так называемом "легкомысленном отношении к новым обязанностям?" На каком основании Вы заявляете: "Вам никто не давал права ни спаривать номера, ни задерживать их выпуска?" Зачем Вы так легко бросаетесь фразами? Да ещё пытаетесь приписать мне вину, будто я даже задерживал выпуск журналов?.. Вот почему Ваше мнение о том, что Бюро АПН провалило дела с журналом, воспринимается в лучшем случае как крайне субъективное.
Кстати, чтобы сложилась у Вас полная картина работы Бюро за истекший период, не могу не напомнить Вам о выпуске и распространении двух фотоплакатов, об издании брошюры о советско-чехословацкой дружбе и о публикации биографии В.И. Ленина на амхарском языке (56 страниц с иллюстрациями) .
Вы пишете: "Кто вам дал право разъезжать по стране?" Отвечаю Вам по-существу. Разрешение на первую командировку в г. Асмару мною получено от председателя правления АПН тов. Буркова Б. С. О второй командировке — в г. Массауа я ставил Вас в известность заранее. Эта командировка, можно сказать, традиционная, поскольку она связана с приходом советского военного корабля в этот порт для участия в праздновании Дня Военно-Морского Флота Эфиопии и была согласована с руководством совпосольства.
В дни пребывания в Массауа заведующим Бюро АПН была осуществлена важная, с нашей точки зрения, пропагандистская акция: по всему городу в дни эфиопского праздника, в котором принимал участие император, были расклеены фотоплакаты о советско-эфиопских дружественных связях. Кроме того, по поручению руководства совпосольства, мною были проведены беседы об Эфиопии с личным составом советского эсминца, а также распространены номера журнала "Совиет Риэлити". Что касается моих остановок на обратном пути — в Асмаре (2 суток), в Аксуме (1 сутки) и в Гондэре (2 суток), то и они были заранее запланированы в интересах как коммерческого распространения нашего журнала (заключение соответствующих контрактов с владельцами магазинов), так и в целях распространения вышеупомянутого фотоплаката.
Должен подчеркнуть, что на время этой командировки были обеспечены бесперебойный выпуск ежедневного посольского бюллетеня "Совиет ньюс", деловые контакты с местной прессой и радио и, конечно, работа по выпуску очередного номера журнала. Как же мне после этого воспринимать Ваши слова: "Что Вы там напахали?"
И ещё: свою работу в Эфиопии я ни в коей мере не могу отделить от своей работы в качестве корреспондента АПН, каковым я аккредитован здесь местными властями.
Вы пишете: "Вы у меня всё просите второго работника. А до Вас никто не просил. Вы что же, хотите создать себе лёгкую жизнь?»
Ещё раз заявляю Вам с полной ответственностью: я ставил этот вопрос и впредь буду ставить его. У моих предшественников были на этот счёт свои взгляды, обусловленные объемом работы Бюро и обстановкой в стране. И когда я ставлю вопрос перед Правлением о редакторе для Бюро АПН в Эфиопии, я делаю это с полной ответственностью в интересах нашей пропагандистской работы. И я удивляюсь, что Вы зто пытаетесь представить иначе. Я с негодованием отвергаю Ваши слова насчёт якобы моего желания "создать себе лёгкую жизнь". И прежде чем бросать подобный упрёк своему товарищу по работе, несомненно, нужно повнимательней взвесить всё, связанное с его деятельностью.
Ещё одно замечание: я не сомневаюсь в том, что Вы читаете отчёты зав. Бюро и его телеграммы, тогда почему же Вы спрашиваете меня об аккредитации? Зав. Бюро АПН был аккредитован в качестве корреспондента АПН в Эфиопии ещё в октябре прошлого, I969 года.
Несколько слов о "тревожных фактах", которыми Вы располагаете. Не знаю, откуда Вы черпаете эту информацию. Не кажется ли Вам, что всё это надуманно и безответственно состряпано кем-то? Не знаю, в каких целях. Если Вы обратитесь к руководству совпосольства за подтверждением подобной «тревожной информации», то, я уверен, Вы убедитесь, что она не соответствует действительности. Вы человек с большим жизненным опытом, и мне трудно поверить, что Вы так легко можете поддаваться на низкопробные доносы.
Извините меня, Николай Арсеньевич, что моё письмо к Вам получается тоже весьма резким. Но, поверьте, что и моё терпение не бесконечно. (Число – 9. 04. 70 г. и подпись).
P.S. Самым настоятельным образом вынужден просить Вас раз и навсегда отказаться от того оскорбительного тона и намёков, которые Вы всё ещё допускаете даже в деловой переписке».
После турне по странам Восточной Африки дипкурьеры улетали в Москву из Аддис-Абебы, увозя в своём мешке мои письма с приложением разных копий (символично: почти от слова «копьё»), актов, расписок… Не знаю, что написал моему руководству посол?.. Но уже со следующей диппочтой пришло письмо от Сметанина. Помещая его в конце этого очерка, я как бы подвожу итог своего, уже 9-месячного, пребывания в Эфиопии. Одновременно ставлю черту под теми неожиданно свалившимися на меня передрягами, что нашли отражение во всей этой «деловой» переписке, - хотя и познавательной в некотором смысле, но всё-таки довольно нудной. Итак…
«Вадим Константинович!
Отвечаем Вам сразу на всю почту, полученную на днях. Во-первых, о Вашем письме по поводу «личных дел» М. Н. в Аддис-Абебе. Не скрою, это письмо произвело на нас плохое впечатление, а Ваша попытка бросить тень на М. Н. не могла увенчаться и не увенчалась успехом.
Что касается моих замечаний в Ваш адрес, то Ваш ответ на письмо не показался мне убедительным. Но думаю, что продолжать дискуссию на эту тему не стоит. Для меня важно, чтобы мои замечания дошли до Вас и чтобы Вы сделали из этих замечаний соответствующие выводы.
А теперь по существу дела.
Отмечаем, что одна из главных задач бюро - продвижение материалов АПН на страницы эфиопской печати - решается успешно. Правда, несколько сократилось количество фотоматериалов, помещенных в местных газетах, - всего 4 за февраль.
Ежедневный бюллетень совпосольства оставляет неплохое впечатление. Видное место в нем занимают материалы, посвященные предстоящему 200-летию со дня рождения В.И.Ленина, статьи на общественно-политическую и международную тематику, материалы, освещающие африканские проблемы и советско-африканские связи.
Как Вы понимаете, важнейшая задача сейчас - достойная встреча ленинского юбилея. В этой связи было бы необходимо увеличить число юбилейных материалов в бюллетене и давать такие материалы каждый день. Недостатка в них Вы не испытываете - кроме ежедневно направляемых Вам статей на ленинскую тематику, Вы получаете «Африканскую панораму», в которой в течение примерно уже двух месяцев, также ежедневно, помещаются ленинские материалы. Старайтесь полнее использовать нашу информацию о том, где и как отмечается ленинский юбилей.
Как обстоят дела с ленинскими приложениями? Просим приложить все усилия для опубликования их в местной прессе. Напоминаем, что на эти цели Вам ассигновано 350 рублей.
Ваша просьба о регулярной посылке материалов на итальянском и французском языках учтена и будет выполняться.
О плакате «В. И. Ленин». Клише шапки плаката не посылалось ни в одно бюро. Заголовок "В. И. Ленин" и цифры «I870 - I970» печатайте на месте. Любая типография в состоянии это сделать своими силами.
О юбилейных календарях. Если Вы считаете, что календари и прочая литература должны посылаться не в адрес посольства, а в адрес бюро, то напишите.
В сентябре будет проводиться Второй международный кинофестиваль стран Азии и Африки в Ташкенте.
В этой связи и если Эфиопия будет в нём участвовать, просим Вас организовать и направить нам до 1 мая литературные и фотоматериалы, пропагандирующие этот кинофестиваль: приветствия общественных и политических деятелей, работников культуры и кинематографии, интервью с ними, статьи африканских авторов о советском кино, обзоры местной прессы об африканской кинематографии и т. д.
Как всем нам понятно, успех нашей работы во многом зависит от подбора и расстановки местных сотрудников бюро, руководства ими. В этой связи просим с очередной почтой прислать нам список всех штатных сотрудников бюро с краткой характеристикой каждого (возраст, семейное положение, занимаемая должность, политические взгляды, образование, квалификация, отношение к делу, время работы в бюро). В последующем просим немедленно ставить нас в известность обо всех штатных изменениях.
А теперь о делах журнальных.
Очень рады, что Вы, наконец, входите в график с выпуском журнала и что юбилейный номер выйдет вовремя. Получили все номера, включая второй и третий, и должны отметить, что они сделаны неплохо. Хотелось бы, разумеется, видеть на страницах журнала побольше крупных, разнообразных заголовочных шрифтов, более разнообразную наборную гарнитуру.
Ваши пожелания учтем, но со своей стороны просим Вас регулярно сообщать свое мнение о наших материалах. Нам интересно знать, что нравится эфиопскому читателю и что нет. Желаем успехов в работе».
После этого письма, свидетельствующего о том, что ветер подул в другую сторону, наступил, можно сказать, новый этап моей жизни в Аддис-Абебе. Я почувствовал себя на коне, который, вырвавшись из болотной трясины, смело помчался по саванне абиссинского плато. Какое счастье вдыхать чистый воздух свободных просторов! И не страшно, что впереди горные перевалы. Преодолевая их, я с высоты буду любоваться красотами гор и долин. А если на пути станет пропасть, мы пролетим над нею, ведь конь мой – крылатый!
P. S. Забегая вперёд, дабы поставить последнюю точку над и (i) во всей этой эпистолярной истории, упомяну ещё об одном, более позднем, послании из Москвы. Писал Володя Масленников: «Случайно на приёме в Доме дружбы встретил нашего общего знакомого. «Знаешь, что мы сделаем с твоим дружком? – сказал М. Н. – Вот что!..» - Плюнул на пол и тут же демонстративно растёр свой плевок ботинком».
Кто знает? - может быть, ему и удалось бы осуществить все свои планы (о, суета сует!), но он вскоре… умер. Да простит нам Господь все прегрешения наши!
(Продолжение – «Дорога в Ассаб». Гл. 18)