Набросок.
…Акима предупредил - если не вернусь, мама поднимет на уши весь город. Несмотря на мой звонок. Дрон мою маму знал хорошо.
В машине ехали молча. Подъехали к дому.
- Выяснять не буду, на чем они тебя зацепили. На срань вот эту взяли? На тачку да жрачку? Но меня вы зря дернули. И за Катю, сам понимаешь, ответить придется.
- Ты не знаешь их, тебе не понять, кто они и где сидят. А что не так, что ли? Чернохвостые все у…срали. Куда не сунься – русскому человеку нигде места нет.
- Это ты - русский человек? Дерьмо ты, без пола и национальности. Тебя, дебила, обработать, как два пальца. Долбаная обезьяна для сопровождения. Такие, как ты, только хвостом вилять умеют перед хозяином, который с барского плеча кость обглоданную кинет. Стой здесь, я маму успокою, и отвезешь к Кате.
- А чего ты к ней поедешь? Там все по согласию было.
- Я человеку верю, но не тому дерьму, что на него выливают.
Мама сидела за опустевшим столом, встревожено смотрела на меня.
- Ма, все нормально. Нам деньги нужны или нет? Вот я и пытаюсь заработать.
- А что за пожар? Ребята обиделись, я с ума схожу. Что с утра нельзя было?
- Так харчами перебирать не приходится. У них срочняком нарисовалось.
- Что с Катей происходит?
- Я проеду к ней сейчас. Выясним.
Катя была дома.
- Зачем ты приехал? Все тебе урод выложил?
- И что это меняет? Я тебе верю, но не тварям этим. Наверняка что-то подстроили.
- Подстроили. Но виновата сама. Там не помню ничего, но поехала по своей воле.
- Катя, я не могу просить тебя сейчас уехать из города. И маму тоже. Они станут искать и найти могут. Это намного опаснее, чем ты думаешь. Прошу только об одном – сделай вид, что со мной отношений у тебя никаких нет. Для меня ничего не изменилось. Но вам нужно быть подальше.
- Что ты задумал? Это, действительно, страшные люди.
- Ничего, не страшнее наводнения. Они люди, хотя назвать их так...Значит, можно найти дырку, где у них не все схвачено. А теперь поори немного. Так нужно. Окно потом вставлю, сейчас тепло.
Я взял со стола керамическую вазу и запулил ее в окно. Стекло разлетелось звонко, перебудив половину улицы. Захлопали окна в соседних домах, заливистым лаем собаки подняли вторую. Выскочил на улицу, распахнул дверцу машину и сказал Дрону
- Давай отсюда, сейчас эта ненормальная соберет весь колхоз, мало не покажется.
…Дрон за мной заехал рано. Ночью я заметил стоящую в переулке машину с погашенными фарами и понял, что рыпаться не стоит. Пасут меня и маму серьезно. Но Аслана должен был найти. Вырубил принтер и сказал, что нужно съездить в техсервис. Дрон набычился, но безропотно повез. В машине от усердия раздирались динамики.
Вы люди насилия и разрушения,
Новое радикальное поколение.
Вы ударная сила НС движения,
Берсерки, одержимые яростью.
Бетонные мускулы, железная воля,
Снаружи – камень, внутри – броня.
Вот оно – последнего сражения поле,
Вот она – освободительная война.
Я взглянул искоса на Дрона. Мускулы он, бесспорно, накачал. С мозгами дело обстояло печальнее.
Соня, к счастью, была на месте. Обычно моталась по вызовам в качестве «скорой помощи компьютеру». Девчонка она была понятливая, и я рассчитывал на ее сообразительность.
Когда она выписывала квитанцию, Дрон стоял рядом и пялился на монитор, куда моя сообразительная подруга втулила крутую порнушку. Расписываясь в квитанции, я дописал: «Найди Аслана. Адрес у мамы. Пусть зайдет к Катерине. Она объяснит». Был уверен, что все ребята сделают правильно…
…Из реанимации перевели в палату, и через минуту меня осторожно пыталась расцеловать мама. Я первый раз в жизни видел ее заплаканные глаза.
- Ма, все нормально. Доктор говорит, еще лет восемьдесят плясать буду.
- Господи, да что у меня за жизнь такая. Не успела дождаться – новые примочки.
- Ма, чего там было? Все только причитают, я так толком ничего и не знаю. И не приходил никто.
- Твой врач всех гоняет. Он и следователя не пустил. С Катей тот беседовал, а к тебе Сафар Умарович никого не пускает.
- Как Катя?
- Обошлось все, но…
- Мама?
- С ней психолог работает.
…Сафара я увидел на следующее утро. Сначала влетела переполошенная санитарка. Быстро смахнув не успевшую появиться пыль, умелась, странно легко передвигая стодвадцатикилограммовое тело.
Распахнулась дверь, и в сопровождении хвоста медсестер и врачей вошел невысокий черноволосый парень в белом халате. На вид я бы ему дал не больше двадцати двух лет. Он осмотрел шов, дал указания медсестре и стремительно уволок хвост за собой. Я и очухаться не успел, не то, что задать вопрос. Следом вновь вошла та же санитарка, которую называли все мамой Валей, и зашуровала шваброй пол.
- Вот, Умарович сказал, все нормально у тебя будет, и детишек наплодишь еще. А девчонка твоя в соседней палате, ее тоже он ведет. Мамку ты как перепугал. Она четверо суток из больницы не выходила. Вот же полоумные, и лезут и лезут во все дырки.
Я невольно фыркнул.
- Тоже мне, Умарович! Пацан. Ему, наверное, не больше, чем мне.
- Лежи уже. Если бы не он, да не пес тот, что нашел тебя, уже не мотылял бы ты никому нервы. Отпела бы мама. Доктор наш восемь часов штопал. Все детали на место пришил. Ты мне скажи еще что о нем…. Ежели больной бы ты не был ... Он…
Мама Валя внезапно замолчала. В дверях стоял Сафар Умарович.
- Идите, Валентина Сергеевна. У меня дежурство. Пообщаюсь с нашим воителем… Я постарше, но можешь на «ты». Что спрашивать будешь?
- Все. Я здесь, как чурка с глазами лежу. Вокруг меня пляшут, а никто ничего не говорит. Как я попал сюда?
- На «Скорой» доставили. Мужик какой-то собаку выгуливал. Она тебя и нашла.
- Рыжая собака, с ушами?
- С ушами, с ушами. Помнишь что?
- Нет, но вроде видел. В бреду или так, не помню. Как Катя?
- Переломы тяжелые. Ребра, нога. Настроение мне не нравится. В остальном – относительно нормально. Могло быть хуже. Твой приятель третьи сутки меня достает. Но пока я его не пущу. Дня через три, возможно. Следователь тоже кругами ходит. Но толку от его хождения будет мало, это я тебе сразу могу сказать. У меня друга ногами замолотили, никто никого не нашел. Сомневаюсь, что искали.
- А ты кто? Ну, по национальности?
- Чеченец. И друг был чеченец. Хирург талантливый. С рыбалки ехал на электричке. Одного не могу понять, зачем ты-то в это полез? Ты вроде не из «черных». Если устал, можем поговорить позже. В реанимации четверо суток солдатиком лежал, не знали, выкарабкаешься или нет.
- Да нормально пока. Я хоть что-то понял. А эти… Не знаешь?
- Знаю. Никого не взяли. Дом пустой. Вся техника осталась. Но, я понял, там ничего.
- Так за то и …, что ничего. Мне похерить их списки да материалы – не фиг делать. Но все отрубить я не мог. Значит, где-то осталось. И, выходит, брюхо мне зазря пороли. Все будет по-прежнему. И Катя. Не думал, что они привезут ее. А они привезли…позже. Уже ничего не мог обратно вернуть. До армии я три года в универе отучился. Там мне все эти заморочки по барабану были. Ребята черненькие, желтенькие, в полосочку учились, работали. Они сами по себе, наши – в другой стороне. Потом ушел, меня в армию сразу загребли. А там все вместе – русские, дагестанцы, мордва, татары. Посылки из дому на всех делили, глаза в ширину не мерили. И стрижка там у белых и черных одинаковая. А эти сами меня выхватили, я их не звал. Жил спокойно, и никогда бы не коснулось. Когда копался в шняге той – тошнило, наизнанку выворачивало. Куда соваться? В ментовку нашу? Если не видят, что там за забором творится – значит, глаза им конкретно замазали. Друг, что под окнами сейчас отсвечивает – он осетин, Катя – украинка по матери, во мне тоже крутой замес, сам не знаю, как именоваться. Соня, что Аслана разыскивала - еврейка. Но мы-то на одной земле живем. И ее всю от нас освободить? Для кого? Для Дрона, у которого мозгов не хватает признать, что он такой ариец, как свинья – арабский скакун. Или для Акима, у которого Родины нет, и никогда не будет. Есть кусок унавоженной земли, где можно рыть пятаком. И чем тогда эти уроды лучше ваших, что с детьми воюют?
- Ты на наших – ваших зря делишь… Я родился в России, в Чечне последний раз был года в три. И не народ воюет. Не будем сейчас, это вопрос не наш.
- Вот и получается, что все вопросы не наши. А нас на веревке, как обезьян…Эти хмыри, что под флагом со свастикой маршируют, они что понимают, куда их ведут? Прутся в кормушку, где халявная похлебка. Короче, вытаскивай нас с Катериной, чеченец. А там разберемся. Аслана пропусти. Он маму из-под носа у них вытащил. А Катю не успел. Ничего, до свадьбы все заживет. Я буду ждать, а потом просто жить… И не раскладывать людей на белых-черных… Чтобы не вытащить пусто-пусто…
Текст песни и листовки взят из материалов официального сайта в Интернете. Ссылок не даю, чтобы не рекламировать организацию, к деятельности которой испытываю искреннее отвращение.