Он не любил такие часы. От них веяло какой-то безысходностью – зеленые, рубленные «восемнадцать, сорок семь» – никакой души. Другое дело, стрелки – большая, маленькая, и весело бегущая – секундная. А главное с живым тиканьем, наподобие сердечного ритма: тик-так, тик-так.
Он сидел в своей машине и смотрел на эти цифры часов – «восемнадцать, сорок восемь». Ждал. В парадной стали появляться люди, заканчивался рабочий день. Обычный день весны, вернее межсезонья.
Когда мы ждем весну, лето – любое время года, то представляем какую-либо картинку. Летом – жару солнце и пляж, зимой – сугробы и фейерверк, весной – пробивающуюся зеленую травку и цветущую сирень. При этом у каждого свой пейзаж в голове. Но есть времена года, он их называл «межсезонье», когда краски на холст не ложатся... Ну, какая это весна?! Слякоть, снег летает, забиваясь в щели и уголки. «Восемнадцать, сорок девять».
Сейчас пойдут ее подружки. Как всегда будут многозначительно переглядываться, увидев его машину. Пройдут коллеги, кивнув или махнув рукой… А она как всегда выйдет из дверей последняя. Для него это было загадкой, почему она задерживалась на работе дольше всех. Так любила свою профессию или… Или хотела показать подружкам, что за ней тоже кто-то приезжает. «Восемнадцать, пятьдесят».
Вот они выпорхнули, о чем-то весело щебеча, и прошли мимо, не обратив на него никакого внимания. Прошли ее коллеги как будто сквозь него. Вдруг настала какая-то абсолютно не естественная тишина. Нет, за окном все так же шли люди, пролетали машины, трудился вдали на рельсах товарный поезд, но все это как в фильме с выключенным звуком.
Он оглянулся, циферблат часов чернел пустотой, руль, серая панель приборов – ни одного огонька. «Я как будто умер», – подумал он и испугался этой мысли. Прислушался к сердцу – тишина. «Да, я умер», – сказал про себя, и его поразило, с какой легкостью он с этим согласился.
Каждый думает о смерти, а когда впереди маячит пятьдесят гораздо чаще. Большая часть жизни пройдена, много ошибок наворочено, а впереди маячит старость. Оглянешься – вспомнить нечего, разве что рождение сына и дочери.
Он прислонился головой к стеклу и смотрел на проходивших мимо улыбающихся людей, что-то бурно обсуждающих – но теперь это НЕ ВАЖНО. Вот с этой секунды твой поезд остановился, а их ушел вперед. А ты уже ПРОШЛОЕ, о котором может быть когда-то, кто-то вспомнит, а может и НЕТ??? По стеклу медленно зигзагами ползла капелька, то ли его слез, то ли дождя… все становилось серым, размытым, А главное в этом не было ВРЕМЕНИ!
- Привет, милый, заждался? – услышал он как из тоннеля голос, но явно почувствовал запах ее духов.
- Привет! Что-то задумался, вздремнул что ли, - ответил он, украдкой вытирая слезы.
Часы в огоньках панели показывали «девятнадцать, ноль один».
«Вот именно, один – ноль в мою пользу», – сказал он про себя, улыбнулся и завел мотор.