НАЧАЛО
Утром первого дня нашего с Сашей проживания в новоиспеченной гостинице, чуть свет, нас поднял запыхавшийся вестовой. От коменданта.
- Пожар недалеко от вокзала. Комендант просил прибыть.
Если начальство «просило», значит надо поторопиться. К сожалению, только пешком. Сгорел одноэтажный жилой дом. Есть жертвы. С большим трудом местные жители и наши солдаты отстояли от возгорания соседний дом. У солдат ожоги, прожжены гимнастерки. Гарнизонный медсамбат оказывает помощь
Кто-то из жильцов успел выскочить, кто-то сгорел заживо. Перепуганная женщина-японка просит кого-то позвать. Всем не до того. Раненых перебинтовывают, везут на грузовике в медсанчасть.
Клещев жмет нам руки с каменным лицом и говорит:
- С почином! Вообще, бойцы, это уже ваше дело! Пожары, поджоги... У меня пожарников в штате нет. Думайте, да не долго. Это будет каждый божий день. Не диверсанты, так свои разгильдяи...
Поджоги, грабежи, убийства происходили почти ежедневно. Отдувался на происшествиях по-прежнему комендантский взвод и один из нас - или я или Чайкин. Освидетельствование и протоколирование происшествий мы взяли на себя и это, хоть немного уменьшило негодование коменданта. Но долго так продолжаться не могло и не должно. Мы, а не военный комендант должны были положить этому конец. Однако, пополнение пока не прибывало.
Более недели у нас с Сашей Чайкиным ушло, в основном, на обустройство службы, поиск и подготовку помещений для сотрудников, которых мы ждали со дня на день
При выходе из города к реке Мызен, на набережной, по левой стороне, мы присмотрели двухэтажный дом, обшитый досками - вагонкой и окрашенный в зеленый цвет. Дом был на 8 квартир и пустовал. Во дворе дома находились штабель бревен и штабель досок. Решено было занять его под семейное общежитие. На все занимаемые постройки мы составили акты с подробным описанием и с приложением планов этих построек. Акты подписали мы с Чайкиным , военный комендант и начальник гарнизона. По актам эти здания безвозмездно передавались в ведение горотдела НКВД. Позднее гражданское управление, выполнявшее обязанности горисполкома, утвердило наши акты. С приездом и вступлением в должность начальника гражданского управления было запрещено самовольно занимать пустующие дома. Был установлен порядок покупки зданий у местного населения. Покупка оформлялась в гражданском управлении, в инвентаризационном бюро. Таким путем мы впоследствии покупали дома для наших семейных сотрудников.
Но что мы, как милиция, могли сделать вдвоем? Какой порядок навести? Даже задержать никого не могли, не имея для этого ни одного бойца для конвоирования и охраны.
- Скоро нас за людей считать не станут, тебе не кажется? – вечером седьмого дня нашего пребывания на новом посту сказал Чайкин. – Если мы служба, двигай к начальству и тряси его как грушу, нам ждать больше нечего!
С середины августа 1945 года в город стали прибывать наши, советские специалисты. Для работы на бумажном комбинате, в лесном и рыбном трестах. Прибывали и служащие горисполкома, работники райкома партии. Прибыло и руководство НКГБ с русским переводчиком.
Нам никто не мешал, но мы не получали ни какой реальной помощи от руководства. Пока были деньги, мы с Чайкиным покупали хлеб в воинской пекарне, а рыбу на рыбном комбинате, у японцев, но долго мы так существовать не могли. Тем более, мы уже начали привлекать к работе местные кадры. Нам нужны были деньги, аттестаты на питание, материалы для ремонта помещений. Нужна уже была охрана- человек пять красноармейцев. Нужен был оперативный состав, вообще кадры.
Парадокс ситуации состоял в том, что работники гражданских организаций –лесники, рыбники, бумажники приезжали с переводчиками, с продовольственными аттестатами. Их свободно принимают военные части, ставят на довольствие, обеспечивают автомобилями согласно имеющимся у них нарядам. У них заранее решены вопросы финансирования и оплаты труда. От нас же требуют налаживания работы с населением, общественный порядок, борьбу с диверсиями и так далее. При этом у нас нет ни одного вооруженного сотрудника для охраны зданий, документов и материальных ценностей. К нам не направляют оперативно- следственных работников.
УНКВД Южно-Сахалинска наших проблем не решало, просьб не удовлетворяло.
Наши телефонные звонки и письма в Тайхору (Южно-Сахалинск) не вызывали у нашего непосредственного руководства ни какой положительной реакции. Возможно, они сами были в таком же положении.
19 сентября 1945 г. на Южный Сахалин прибыли заместителя председателя СНК СССР А.И. Микоян и командующий 2-м Дальневосточным фронтом генерал армии М.А.Пуркаев для организации работы гражданского управления.
Все обдумав и взывесив я выехал в Тайхору и отправился в УНКВД.
Не получив ничего, кроме пустых разговоров и ссылок на временные трудности, решил обратиться за помощью непосредственно к главнокомандующему военным округом генералу армии М.А. Пуркаеву. Ждать у моря погоды дальше было невозможно. О чем я в устной форме доложил заместителю начальника УНКВД Южно-Сахалинска майору Дуболазову.
- Да иди ты куда хочешь,- сердито ответил долговязый майор и нервно махнул рукой,- добьешься - твое счастье, получишь за смелость - прикрывать не стану!
Принят я был без промедления. В кабинете генерала Пуркаева находился генерал лейтенант, член военного совета Леонов а также полковник – адъютант командующего.
О цели посещения я ранее рассказал адъютанту. Командующий попросил кратко доложить ему о положении в Сикукском округе.
Я рассказал о проделанной нами работе, о нашей помощи коменданту в наведении общественного порядка, об отношении к нам и, вообще, к русским местного населения. Доложил о предполагаемом наличии в округе скрывающихся японских солдат, наличии диверсионных групп и об уголовных проявлениях. Военнослужащие размещенных в нашем гарнизоне частей тоже были не ангелы, было немало случаев хулиганства, пьянок и воровства.
Особенно отличались саперный батальон и батальон окружного военного склада. Доложил и о приезде вербованных и направляемых из разных частей страны специалистов.
Затем высказал наши просьбы и подал заранее заготовленную докладную записку.
В ней содержались просьбы:
- выдать нам продовольственные аттестаты, которые УНКВД нам так и не выдал;
- обеспечить финансирование ремонта и перестройки зданий согласно прилагаемым проектам и сметам;
- дать нам профессиональных переводчиков;
- придать нам охранников и оперативно- следственных работников;
По сообщению ОК УНКВД Хабаровска к нам направлялись из города Свободного 300 человек, сопровождающих десятимесячный запас продовольствия. Хотелось знать, где и насколько они задерживаются, когда прибудут.
Присутствовавший при беседе член военного Совета генерал- лейтенант Лебедев высказался, что просьбу необходимо удовлетворить. Генерал Пуркаев здесь же продиктовал адъютанту приказ, который гласил:
1. Выдать аттестат на 20 офицеров и 15 рядовых;
2. Немедленно отобрать 2 сержантов и трех рядовых и направить их со мной для дальнейшей службы в НКВД, выдать им 5 автоматов и двойной комплект патронов. Красноармейцев одеть по сезону, выдать дополнительно полушубки и валенки. Выдать 10 трофейных винтовок и боекомплекты к ним;
3. Перевести деньги из трофейных средств согласно предъявленным сметам в Сикукский госбанк на ремонтно-строительные работы ГО НКВД;
4. Коменданту Клещеву выделить автотранспорт по моему требованию и до прибытия нашего личного состава оказывать нам помощь красноармейцами.
5. Полковнику – адъютанту поручено выяснить причины задержки батальона, направленного в мое распоряжение.
Итак, все вопросы были разрешены. Пять автоматчиков выехали со мной в Сикуку, я вез с собой документ на питание и приказ военному коменданту. Через 3 дня я получил сообщение, что наши люди задержались во Владивостоке и очередным пароходом отправятся на Сахалин.
Командование в дальнейшем регулярно интересовалось нашими делами. Офицеры штаба при каждой проверке воинского гарнизона бывали и у нас, в горотделе НКВД.
Наши служебные помещения теперь охранялись ночью, а днем мы с Чайкиным чередовались – хоть один был на месте.
Строители работали добросовестно. Инженер купил у местных торговцев гвозди, стекло, алебастр, цемент, фанеру, лак, краски. Кое-что подбросили с бумкомбината. С оплатой через госбанк заказали мебель в местной мастерской.
Наш водитель Ито привел в порядок гараж и двор. При уборке двора Ито нашел яму, плохо засыпанную землей. Из ямы мы извлекли форму советского сержанта- пограничника: брюки и гимнастерку с погонами. Гимнастерка местами была порезана и окровавлена. В этой же яме нашли журнал со списком фамилий на японском языке, переписку на японском и пишущую машинку с японским алфавитом. Двор, как я уже говорил, принадлежал ранее японской военной разведке. С найденными документами ознакомили начальника ГО НКГБ Васильева и работников контрразведки «Смерш». Все это могло представлять и, как выяснилось, представляло оперативный интерес.
БОРЬБА С ПОЖАРАМИ
Ульяна нам рассказала, что в городе была пожарная команда, даже, две. И каланча стоит - не сгорела. Остались ли в городе пожарные не знает. Зовем на совет недавно принятого местного сыскаря - господина Кобаяси. Обещает найти тех, кто не уехал.
Сыщик советует восстановить систему оповещения полиции, существовавшую в городе еще до войны. Систему назначенных квартальных старост, у которых обязательно был телефон и связь с полицией. Оперативное оповещение нам бы не помешала, но вряд-ли подобное стоит создавать. Но контакт с населением, без сомнения, надо развивать. Чтоб не стеснялись обращаться в милицию. Во всяком случае, пожарную сигнализацию тогда еще не изобрели. А что-то подобное не мешало бы иметь.
Первым и самым неотложным делом мы решили восстановить работу пожарных команд. Это было необходимым условием сохранения города – мы и сами опасались, как показала последующие события, не напрасно, что поджоги и диверсии будут продолжаться.
Кроме того, японские строения представляли собой, по существу, бумажные домики с полами из соломы. Отапливались они углем и железными печками с системой труб наподобие буржуйки. Обращение с таким хозяйством требовало повышенного внимания. Возгораемость строений была поразительной. Двухэтажный восьми квартирный дом сгорал дотла за двадцать минут. Сами японцы очень серьезно, если не сказать, жестоко относились к соблюдению пожарной безопасности. При японской власти были такие правила: за неочистку труб или выброс на улицу горящих углей хозяин – нарушитель штрафовался, а на дом вывешивался плакат «здесь живет поджигатель». Наконец, если случалось загорание, глава семьи должен был в течение месяца носить красную повязку. Не все выносили позор, были случаи самоубийства.
На наше объявление явились многие пожарные, в том числе бывший заместитель начальника пожарного отдела города. Местные пожарные показали нам, где спрятаны пожарные рукава, стволы, огнетушители и заряды к ним. Чуть позже они же помогли разыскать две угнанные пожарные автомашины, мотоколяски. По их словам, еще две пожарные машины со всем оборудованием были сброшены диверсантами в море.
Пожарные команды были оформлены как подразделение Горотдела НКВД.
Возрожденным пожарным командам мы запретили применять традиционные японские меры «внушения». С работниками пожарных команд мы поддерживали постоянный контакт, выслушивали их предложения, жалобы, старались помочь. Через Гражданское Управление добились выдачи им продуктовых пайков, трофейной одежды.
Назначенный позже старший инспектор госпожнадзора очень много сделал для улучшения противопожарного состояния города. Все население было организовано в противопожарные дружины, каждый знал, с чем являться на пожар и что там делать. Проводились учебные тревоги. Люди понимали нужность этого дела и активно участвовали.
Наша работа по предотвращению пожаров давала очень хорошие результаты, однако пожары случались. Горящий дом редко удавалось спасти –как я уже говорил, он горел 20- 25 минут. Однако необходимо было спасать от возгорания соседние дома.
Надо сказать, практичные и законопослушные японцы, при всей нашей четко налаженной организации тушения, не проявляли особой активности на пожаре. Возможно, сказывалось традиционно восточное отношение к жизни –не высовываться, чтобы не нажить неприятностей. Наши солдаты и милиционеры здесь показывали пример русского отношения к беде - горячего участия и самоотверженности.
ОТНОШЕНИЯ С НАСЕЛЕНИЕМ
Не очень то просто складывались поначалу наши отношения с местным населением, Город и районы были населены преимущественно японцами, воспитывавшимися властями милитаристской Японии в фашистском духе, в духе ненависти, вражды по отношению к русскому народу. Правда, практичные японцы сами старались оценить новую власть с позиций возможности нормальной жизни. Однако среди мирного населения растворилось много офицеров и рядовых японской армии. Среди них было немало фанатиков, в том числе и самураев – смертников. Попытки дестабилизировать обстановку с помощью диверсий на производстве, убийств и поджогов продолжались, пока мы не положили им конец.
Японцы живут в домах, внешне похожих на европейские, но, практически, на полу. Спят на циновках, положенных на пол, едят за низеньким столиком, сидя на полу... Войти в дом японца в сапогах с улицы примерно то же самое, что залезть русскому сапогами на белую простыню... Разуваться, входя в японский дом обязательно, если не хочешь оказаться в их глазах невеждой и хамом. В еде японцы неприхотливы, едят мало, но очень озабочены свежестью пищи. Рыбу уснувшую не едят, во всяком случае, избегают этого как могут. Как выходец из рыбацкого края я их вполне понимаю. Японцы аккуратны и трудолюбивы. Правда, работают без запала, без чего у русского руки опускаются. В отличие от нашего брата, русского, японец всегда внешне спокоен и безразличен. Иметь «выражение лица» дурной тон, признак потери самообладания. Умение «держать лицо» легко сочетается с протокольной вежливостью - легкий поклон чуть не по любому поводу.
Короче, пришлось портянки поменять на носки и мне и, по моей просьбе, всем сотрудникам. И, в обязательном порядке разуваться, входя в дом. Зато мы все выгодно отличались от тех, кто не пытался вникать в тонкости японской жизни. Пошел слушек, что я женат на японке – поэтому стараюсь придерживаться их традиций. Пусть говорят, для дела не вредно,- подумал я, узнав про это.
Однако, месяцем позже, когда жена пошла на прием к Благовещенскому начальству НКВД с просьбой, наконец, отправить ее к мужу, кто-то из офицеров управления пошутил:
- Да у него уже там новая жена, японка!
Сам придумал или слухи доползли, так я и не знаю.