Сколько же сказок, мифов и легенд обрывается на самом интересном месте: свадьбе героев. А что потом? Как сложится их жизнь дальше? Каждый читатель домысливает сам в зависимости от характера, опыта, представлений о бытии. Бот и я решила немного пофантазировать и предложить вашему вниманию один из возможных вариантов развития известного красивого мифа о Пигмалионе и Галатее. А чтобы ни мужчины, ни женщины не обвинили меня в предвзятости, постараюсь осветить проблему с двух противоположных точек зрения.
Итак, продолжение следует!
ПИГМАЛИОН
- Зачем я, о боги, просил оживить Галатею?!! Стояла бы себе да стояла безмолвной статуей, любовался бы я ею, не приносящей мне никаких хлопот, А ныне...
Я и не мог тогда предположить, создавая столь совершенное тело, что станет эта красота моим наказанием и днем, и ночью! Галатея просто помешалась на «тряпках». И туника ей не туника, и пеплум не пеплум. Не достойны, дескать, земные одежды касаться этой кожи: то цвет не хорош, то качество не такое. Уж меряет она их сотнями за день, подбирая украшения, венки, духи да притирания, а всё ей не по сердцу.
На мои укоры, что тратит без остатка на одежду и благовония всё, что зарабатываю, отвечает с усмешкой: «Разве я этого не достойна?». Достойна-то достойна, но и есть ведь что-то надо! Сколько же можно перебиваться угощениями чужеземцев, прибывших взглянуть на мою Галатею? Мне же и работать надо. А где силы взять? Да что я о силах...
Галатея и сама по дому ничего не делает - как же, она «божественное творение старшей сестрицы Афродиты» - и служанку из ревности запретила держать, а мужчин, слуг или рабов, я сам не допускаю в дом по той же причине. Ведь она кокетничает со всеми мужчинами без зазрения совести, а я должен безропотно сносить её капризы и не обращать внимания на «лёгкий и невинный флирт». А ещё приходится выслушивать слова восхищения и - зависти! - от её многочисленных поклонников и обожателей, что я должен быть несказанно горд уже тем, что боги оживили её для меня, это моё единственно стоящее творение...
Я по её милости не могу заниматься ранее любимым творчеством: а вдруг сделаю статую девы краше её? Умрёт она тогда от огорчения, и я буду виноват в её смерти. Вот и приходится мне воплощать в кости или камне только мужчин. Тут же пошли разговоры, что даже такая красавица не в состоянии отвратить меня от любви к своему полу, что в отсутствии детей у нас виноват только я. Да какие тут дети! Ну не допускает меня Галатея к супружескому ложу, хоть в лепешку расшибись! Не представляет «божественное создание» свою талию располневшей! А мне-то каково? Нет услады ни дома, ни на стороне. И про наследника приходится забыть.
О боги, и зачем я просил вас исполнить моё сумасшедшее желание оживить эту никчемное создание? Зачем вы снизошли к моим мольбам? О, Афина! Ты - извечная соперница ветреной богини любви, ты - светоч мудрости! Помоги же неразумному, дай Галатее хоть искру своих мыслей, ибо понял я, как тяжко ярмо брака с глупой красоткой!..
(И снизошла Афина к мольбе страдальца, и стала Галатея умной...)
Вот и месяц, и другой, и третий проходит, и снова несутся на светлый Олимп стенания Пигмалиона:
- О, пресветлая, премудрая богиня! Зачем так щедро одарила ты умом мою Галатею? Возомнила она себе, что ни один земной мудрец не годится ей и в подметки её сандалий! Всё-то она знает: и как мне работать, и что есть, и когда и с кем пить. Без конца поучает она соседок, как им готовить еду, как содержать в порядке дом, как ублажать мужей, как воспитывать детей... Замучила она своими советами и пастуха, и ткача, и землепашца; самого учёного побивает в споре, язвя, что не ведает тот и о том, и о сём; что только женский ум и логика превыше всего, что только женщины должны быть владычицами мира; а мужчины бесполезны, они воинственны и глупы, и не умеют править государством. И если бы на то была воля богов, точнее, богинь, то мужчины на земле остались бы лишь на время, чтобы род людской продолжить, пока и в этом женщины сумеют обойтись без них.
О, великий Зевс! Ведь ты же мужчина! Помоги же нам всем, ибо моя Галатея сеет смуту на Кипре, подстрекая остальных женщин к непослушанию, установлению матриархата и на земле, и на небе. Она готова дойти до того, чтобы обвинить тебя в том, что ты, о могучий, защищаешь права только мужчин, что надо перестать за это приносить тебе жертвы, тучегонитель! Неужто ты добровольно уступишь свой трон Гере, Афине и Афродите, чтобы они опять развязали войну, подобную троянской?
Молю тебя, молниеметатель, обрати вновь мою Галатею статую, и чтобы никогда больше ни один бог или богиня не оживляли изваяний, не вкладывали божественный разум в недостойные головы!..
И раздвинулись облака, и молния Зевса обратила Галатею вновь в немую, неразумную статую, на постаменте которой Пигмалион высек надпись: «Боги, желая наказать людей, исполняют все их желания».
ГАЛАТЕЯ
- Ну почему боги не спросили меня: хочу ли я стать женой Пигмалиону? Да и согласия на моё оживление я не давала. Намного лучше было стоять бездушной недвижимой статуей! Только она может изо дня в день выслушивать разглагольствования мастера о его гениальности, о том, что он - любимец богов. Не спорю, он - талантливый, только надо добавить «зануда».
Только статуя может спокойно стоять на пьедестале, подвергаясь ежеминутно самому тщательному осмотру. Мы, женщины, любим ушами, а как можно вынести замечания своего «создателя», что вот здесь, и здесь, и здесь - в лице, фигуре, цвете кожи видны отклонения от первоначального состояния в день творения. И тут же следует поток наставлений как мне питаться, когда выходить на солнце и как одеваться, чтобы скрыть возникающие «изъяны», какие притирания использовать, какие духи и украшения выбирать.
Супруг мой запрещает даже заниматься хозяйством, чтобы я не испортила руки тяжелой работой. Я бы пригласила служанку, но кто знает этих мужчин? Вдруг ему она сможет понравиться больше меня. Ведь Пигмалион умеет находить прекрасное даже в самой уродливой, А мужчину, слугу или раба, запрещает супруг. Всё ему кажется, что я их соблазняю, как будто больше мне нечего делать.
Муж против рождения ребенка. Тому есть несколько причин. Во-первых, он не сможет творить в окружении пеленок, писк младенца сулит ему бессонные ночи, и я буду меньше уделять ему внимания. Во-вторых, он боится, что моя, пусть и на короткое время, располневшая талия и возможные изменения формы груди, бедер, кожи живота погубят доныне совершенный облик, вылепленный им. А в-третьих,., ну это не для всеобщего обсуждения.
Пигмалион совершенно забросил работу, только хвастается мной перед друзьями, неизменно расписывая то блаженство, которое я дарю ему в постели, и (если бы я этого не слышала сама!..) даже предлагает продемонстрировать распалённым слушателям, что все его слова - чистая правда! Боюсь, ему скоро придет в голову мысль положить меня в постель к самому недоверчивому собеседнику.
Муж не замечает, что его стали окружать преимущественно варвары, охочие до скандальных историй, он живет прежними заслугами, купаясь в блекнущих лучах былой славы. Я уже и забыла, когда в последний раз муж был в мастерской. Мы начинаем нуждаться, но Пигмалион отговаривается, что он всегда и гораздо легче заработает рассказами о случившемся чуде. Он обижается, что я «пилю» его, запрещаю встречаться с друзьями, и, вообще, он сам лучше знает, как ему, да и мне следует себя вести.
Однако, не это всё так тяготит меня. Я могу понять мужа и простить его поведение, свойственное детям, гордящимся редкой игрушкой, и взрослым, которых испортила слава. Но я не могу позволить считать меня только красивой куклой, ибо какие-никакие мозги у меня есть, да и руки растут откуда надо. И я решила хоть немного изменить свою жизнь, наполнить её смыслом: я научила соседок ткать тончайшие материи и окрашивать их в нежнейшие цвета, украшать одежду изысканнейшей вышивкой. Но это и всё, что я смогла сделать!
Что за дурацкий мир, в котором мужчины определяют права женщин, а точнее, полное отсутствие всяких прав! Нам остается только спрятаться в тиши спален, заниматься детьми, приготовлением еды, ведением минимального количества домашних дел, или, отрешившись от брачных уз, стать гетерами. А если мы хотим всего и сразу? А если мы можем совмещать и дом, и дела вне его? Сколько бы мы тогда могли бы сделать!!!
Златокузнецы к нашим тканям изготавливали бы украшения, к каждому наряду - особенные. И тысячи людей, преобразившись, стали бы лучше и внутри: женщины бы научились себя уважать. И завоевали бы уважение мужчин, а не только восхище-ние недолговечной красотой. Но что говорить о других, если мой муж - МАСТЕР! - не может признать меня равной ему. А я тоже могу быть творцом прекрасного, пусть и в женском ремесле.
О, Зевс! Неужели все мужчины таковы? Я многим, да что там, жизнью обязана Пигмалиону! Так дай же мне силы любить его таким или... Нет, дай мне силы любить и терпеть, сохраняя свою душу... И дай моему мужу мудрость любви!
Тут раздался голос с Олимпа:
-О, безумная Галатея! Разве ты не знаешь, что мудрость любви редка у женщин и практически не встречается у мужчин? Ты просишь о невозможном! Лучше я исполню твоё «или»!
И вскричала тогда прекрасная Галатея:
-О, великий Зевс! Сделай меня капризной, ветреной и свободной Музой, не умеющей любить! Лучше уж никак, вместо как-нибудь!
Пигмалион и Галатея. Этьен Фальконе. Лувр