Всплески Памяти.
Воспоминания Тани Ореховой. (11В класс , 415 средняя школа г. Петродворец)
07.05.2011. Моя дорогая ННС, здравствуй! Ты так себя называла когда-то в юности.
Ниночка, очень рада, что ты откликнулась. Валя (Лебедева – Н.Г.) мне писала, что вы
переписывались в "Одноклассниках".
Вот как нас жизнь разбросала. Вот уже 19 лет живу в Москве, муж мой москвич и мы долго не могли поменять квартиру из Петергофа на Москву. Ездили друг к другу в гости. В 92-м
году у меня очень сильно заболел папа, сестра его устроила в госпиталь
им. Н.Н.Бурденко. Надо было выхаживать после операции, я взяла отпуск за
свой счет и 8 месяцев жила возле него в госпитале. А в это время подруга
нашей Галки Порошиной Люда Котсалайнен случайно в Старом Петергофе
сорвала объявление об обмене, они мне позвонили и, слава Богу, обмен
состоялся. У наших компаньонов была схожая ситуация, дети стали жить
через два дома от родителей.
Всё хорошо, но душа моя в любимом Петергофе, не лежит душа к столице, нет тепла во взаимоотношениях людей.
Может мы привыкли жить в маленьком, но очень красивом городе с хорошими
и добрыми людьми. За эти годы многое произошло. Папы нет, мама возле меня,
ей в сентябре исполнится 93 года. Страшно представить себе такую цифру. Муж перенёс две операции на сердце, в январе инсульт.
Я до апреля работала в консультативно-диагностическом центре. Работала с вычислительной техникой, теперь дома. Вот уже 4
месяца сижу в 4-х стенах. Иногда приезжает сестра, очень редко
племянница. Они же у нас москвичи. Родители хотели давно жить рядом с
ними. Общаюсь с нашими девчонками через интернет, ребята пишут. Для меня
это единственная ниточка, связывающая с родными местами и дорогими
людьми.
Нинуля, помнишь, как мы с тобой вещали по школьному радио?
Вспоминаю наших мэтров, какие они были настоящие учителя.
Ты насовсем покинула Петергоф? Как сложилась твоя судьба. Как твоя сестра?
Вспоминаешь училище? Случайно с Валей Крыловой не встретились вдали от
Родины?
Помню, как ты отлично читала стихи и вообще живу воспоминаниями
о нашей счастливой юности. Буду рада получить от тебя весточку. Ты
теперь живешь в храме искусства.
С наступающим Днем Победы! Желаю счастья, здоровья и благополучия. Таня
Всплески Памяти: …. ну вот, Таня, начинается!... Ты напоминаешь мне то, что память совершенно не сохранила... ННС? - стёрто из Памяти! Знаю. Что всю жизнь прозывали Мамой, Матерью. А в школе – только Стёпу помню! Спасибо Тебе!
… Конечно, Петергоф- это наше всё. Все наши мечты связаны с ним. Сбылось или не сбылось - всё самое святое связано с ним. Особенно сейчас дороги воспоминания из Детства, и Юности... Наши чистые помыслы – всем ли удалось сохранить их?...
...Да, Таня, помню, радио помню. Сара Самойловна руководила нами. Мне нравилось, как она меня вытаскивала с уроков на передачи, особенно, если я сидела на математике или физике... Интересно, где хранятся сейчас тексты наших передач? Или всё пропало втуне...
Я тоже поддерживаю отношения с школьными подругами – Галей Левченко и Галей Порошиной. Галка Порошина уже была у нас в гостях. Теперь ждём Галю Левченко – может, тоже соберётся! Так хорошо возвращаться в Детство!
...А стихи в моей жизни по сию пору. Чего сама не ждала от себя, время от времени рождаются даже собственные строки, но очень редко!
Теперь мы вместе, и наша Память оживит наверняка ещё многое и о Петергофе, и о школе и о нас...
Я счастлива, Таня!
07.05.2011 Я тебя услышала и бесконечно рада этому. Какая ты умница. Нинуля, какие
же были у нас прекрасные учителя, что так смогли научить воспринимать
мир и о описывать свои ощущения таким хорошим языком. Я попробую тебе
что-нибудь напомнить из своей жизни. У меня, конечно, так складно не
получится. Я давно ушла от филологии, стала технарём, но иногда на меня
накатывает и я складываю строчки, все это от страшной тоски по дому,
только так я называю родной Петергоф.
Мир мой все больше и больше ограничивается 4-я стенками после травмы, полученной в 1977 году, упала на работе, ударилась позвоночником. А тут подоспела
нейроинфекция...Через столько лет я стала ходить с большим трудом. Но мне
нельзя расслабляться, у меня очень старенькая мама и так сильно болеет
муж. Держусь за воздух. Теперь вот с огромным наслаждением буду читать
твои воспоминания. Фотографии Петергофа мне присылает наша Таня Анцупова
и Яша Ростопшин. Я тебе пришлю ещё. А когда ты в последний раз была в
Петергофе? У меня так и стоит перед глазами Бульвар Разведчиков и папа
твой идет. Я его очень хорошо помню. Сейчас накануне Дня Великой Победы
я ещё больше понимаю, какую тяжесть вынесли наши родители на своих
плечах .Низкий им поклон и благодарность за подаренную жизнь.
С наступающим тебя праздником. Целую. Таня
Всплески Памяти: Да, учителя были. Но и в ту пору они были разными. И это мы, ученики, очень хорошо на себе ощущали. Я никогда не стремилась идеализировать время, в котором жила. И в нём был тот отрицательный заряд, который отразился на будущем нас, детей того времени. Но мэтры, как Ты, Таня пишешь, действительно были. Первым встаёт перед глазами Иван Иваныч. Помнишь его, седовласого, высокого, худощавого. Но такого импозантного , всегда приветливо улыбающегося... Истинный Интеллигент. Я была далека от понимания химии, запоминания длинных формул, но встреч с Иван Иванычем ждала всегда с трепетом, как встреч с неким таинством... В жизни не забуду, как опозорилась на выпускном экзамене! Писали шпоры на гармошках, и у доски этагармошка распускается у меня до пола именно в тот момент, когда Иван Иваныч оглядывается на меня от своего стола... Могла ли я после этого произнести хоть одно слово?!?! Сейчас вспоминается всё это с иронической улыбкой, а тогда – получив от Иван Иваныча снисходительные три балла, и поскольку “я неплохо успевала в течение года“, четвёрку в аттестат ( ! ) я с рыданием выскочила из кабинета, налетев на Витьку Осипова, тот недоумевая что со мной и не в состоянии меня остановить, не знал что думать, а я скрылась с глаз долой, чтобы пережить своё унижение и к то, как я подвела Иван Иваныча на выпускном экзамене. Как я любила и до сих пор люблю этого человека! Его душевное тепло понимание, чуткость до сих пор поднимают Дух и Желание творить... Истинный Мэтр.
12.05.2011. Ниночка, вчера до темноты читала твои воспоминания. Погружаюсь в них с
головой. Вот уже 11 лет нет моего любимого папы. Я так ругаю себя, что
не записывала его воспоминания о пройденной жизни. Сейчас меня память
подводит. При переезде пропала переписка с моими друзьями и
родственниками. Я все бережно хранила. Письмо -.это послание в вечность,
это напоминание о том, что мы ходили по этой земле, влюблялись и
наслаждались увиденным миром. Сейчас настало мое самое любимое время в
году. Я встряхиваю себя. Ведь весна, дни светлые и теплые, и такая
нежная зелень распускается. Помнишь возле моего дома на Коминтерна 10
росли роскошные кусты сирени и голубые ели? Это память о моем папе.
Таких необыкновенных гроздьев сирени я, пожалуй, больше не встречала.
Темно-сиреневого цвета с красным оттенком, плотные, крупные и такие
прохладные, когда в них окунаешь лицо. А елочки, посаженные папой,
выросли в такие величавые красавицы, что их быстренько приватизировали и
увезли (говорили, что в Старый Петергоф на территорию военного училища),
когда дом пошел на капитальный ремонт. Теперь фасад дома голый. Нет ни
кустов, ни деревьев, ни цветов. А ведь эта красота так нас всех
объединяла. Выходишь из подъезда и радуешься - это мой дом и мои соседи.
Остались только берёзы вдоль дороги, это тоже напоминание о послевоенных
жильцах десятки. Бывало дотронешься до подстриженных кустиков и думаешь,
как это я в детстве через них перепрыгивала. Когда на 51-м автобусе
едешь в Ломоносов, вдоль дороги видишь цветущие яблони. Их в 1946-м году
папа высаживал вместе с курсантами училища, оно тогда располагалось в
Ораниенбауме. Многие курсанты наравне с офицерами были фронтовиками. И
память о них жива, расцветают еще деревья вопреки годам. Нет на этом
свете людей, посадивших их, а они не сдаются. Будем, Ниночка, жить и не
сдаваться. Пиши, твори, радуй нас своим творчеством. Даже две
коротенькие строчки в ответ, принесут мне радостное настроение. У меня
хорошая слуховая память, вот и сейчас я слышу твой голос. Целую. Таня
Всплески Памяти: Читаю и думаю о том, как похожи были наши Отцы... Им непременно нужно было оставить добрую Память на этой земле. Твой Отец живёт теперь в тех Елях, неважно, кто покоит свой взор на них. А мой был Рыцарем в Облике Дубочков для своей любимой Лиственницы...
29.05.2011 Ниночка, ты меня не потеряла. После твоего письма в моей памяти возникли
не всплески, а забил фонтан воспоминаний. Мозг не отдыхал по ночам,
возникали картинки из нашей школьной жизни и детства. Но разболелась
мама и мне пришлось на некоторое время замолчать.Если вернуться в те
счастливые годы, то, конечно, первым учителем, напомнившим о школе,
будет всеми любимый Иван Иванович Изотов. Не припомню такого случая,
чтобы его называли без отчества, как это принято в школярской
среде. Огромная любовь к детям и тепло исходили от его сухощавой фигуры.
Говорят, что в молодости он был огненно-рыжим, а поседев стал белым, как
лунь. Он мне напоминал моего дедушку Шуру, папиного отца, Александра
Федоровича Орехова. Крестьянский сын, призванный на фронт в Первую
Мировую войну, прошагавший половину Европы в Великую Отечественную
войну, он вернулся живым, без ранений на родную Курскую землю и
занимался удивительной земной работой - был пасечником в колхозе. Я
всего лишь два раза была в этих удивительно красивых местах. Росла хилым
ребёнком и в меня пытались впихнуть простую, но полезную деревенскую
пищу. В 4 года я ничего не понимала и пищала, прося зажечь свет. А в
деревенской хатке с земляным полом под соломенной крышей не было
электричества. Никогда не забуду дорогу среди бескрайних полей гречихи,
лошадку, которую погонял мой дедушка, разрушенную мельницу и воздух,
наполненный запахом разогретых полевых цветов. Это был мой второй и
последний визит на родину папы. Я уже стала большой, мне только
исполнилось шесть лет. Страшно гордилась тем, что выпила маленький
гранёный стаканчик парного молока. Никогда не забуду вкус хлеба,
испечённого в русской печке моей бабушкой Леной (Еленой Николаевной, в
девичестве Громашовой) с поджаристой корочкой и вкус карамельки, и
слойки с маслом, гостинца, привезённого моей тётей Таней из Курска для
меня и моих двоюродных сестричек. Тётя Таня была учительницей и училась
на заочном в пединституте в Курске. Прошло лето, проведённое в селе, где
рос огромный яблоневый сад, посаженный помещиком, выходцем из немцев.
Место, где когда-то в прудах водилась благородная рыба, крутилась
водяная мельница, стояла заколоченная большая церковь. Вот только
недавно закончилась война, а в деревне кипела жизнь, было полно народу.
Трудились на полях, добывали торф. На отдыхе красиво пели. Трудно
представить, что теперь там все иначе Не забыть мне лукошка с
земляникой, принесённой местной бабушкой с редким именем Секрида. И эти
деревенские цветы в палисаднике. Они меня преследовали всю жизнь. Я
нашла их потом. Это мальва. Посадила её на даче. Разросшийся куст с
розовыми цветами так привлекает шмелей. Он так наряден и изящен в своей
простоте. Когда пришло время расставаться я вцепилась в бабушку, меня
еле оторвали. А на вокзале повисла на шее у моего дедушки, ревела в
голос, прижавшись к его колючей щеке. Вдыхала запах махорки, запоминала
его шевелюру. Позднее бабушка рассказывала, что в давние времена
выдавали замуж без согласия молодых. И вот привезли такого ры -жа- го.
Прожили они душа в душу., родив пятерых детей. Бабушку и своих невесток
дедушка называл не иначе, как Милочка Моя. И вот детское сердце
чувствовало, что это будет наша последняя встреча и дедушку я больше
никогда не увижу живым. Он умер не старым, это же так несправедливо. Всю
жизнь курил самосад и лёгкие не выдержали. Покоится он в селе Алисово
Фатежского района Курской области, где нашли покой и его предки. Светлая
ему память. Смотрит на меня мой дедушка с фотографии 1914 года в простой
солдатской форме, она уже пожелтела от времени...Я отвлеклась рассказом
о дедушке. Ещё раз напомню, что он своим обликом и обхождением мне очень
напоминал Ивана Ивановича. Я не была страстной поклонницей химии, в
отличие от своей старшей сестры, ставшей провизором, тоже ученицы Ивана
Ивановича. Сестра после школы немного поработала даже лаборанткой в
кабинете химии и наш добрый учитель перенёс на меня часть своего
благосклонного к ней отношения. Не припомню такого случая, чтобы я
тряслась перед его уроками. Они всегда были наполнены огромной
доброжелательностью и любовью к нашему брату. Вот сейчас Иван Иванович
выйдет из лаборантской. Встанет за кафедрой и скажет нам: "Здравствуйте
ребятишки! Кто у нас сегодня дежурный? Назови цифру". Тут начиналось его
великое педагогическое творчество. Мы начинали вопить. Дежурный называл
цифру, он к ней прибавлял столько же и по журналу в списке находил
номер фамилии ученика, которого вызывал к доске. За две минуты шума мы
спускали накопленную за переменку лишнюю энергию и были готовы к уроку.
Следующим шёл ученик из списка под номером с приплюсованным к предыдущей
цифре. А дальше мы открывали тетради. Учитель говорил нам:"Урок №14.
Тема...." и мы погружались в мир химии. Я до самого переезда в Москву
хранила все свои общие тетради с настоящими лекциями по химии,
перевязанные тесемкой. Иван Иванович готовил нас всех к поступлению в
институт. Как много ребят поступило в университет и техноложку. Он давал
настоящие знания и навыки к студенческой жизни. А мне передалась
частичка его тёплого отношения к сестре. Так случилось, что я часто
болела и пропускала уроки. Приходя на урок после очередного "прогула", я
слышала вопрос: "Ребятишки, у нас есть сачок?- все кричали - Есть, есть".
Из-под густых белых бровей на меня смотрели озорные мальчишеские глаза.
Улыбаясь, я брала дневник. и топала к доске сама... без вызова. "Вот,
вот чует кошка, чьё мясо съела. Ну, будущий инженер-технолог, отвечай.
Молодец. Теперь возьми колбу и помни, что азотно-кислое серебро очень
дорогое. Добавь. Ка-пель-ку. Эх, мазила. Садись". Я получала заслуженную
пятерку или четверку, а в классе опять была разрядка напряженности и
наши молодые головы были подготовлены к восприятию нового материала. На
выпускном экзамене я трещала что-то про полимеры, а на меня с любовью
смотрели удивительно добрые голубые глаза дорогого учителя. Он знал, что
химия не моя стезя в жизни, но я получила знания, которые не оказались
лишними, а пригодились в жизни. После школы мне пришлось поработать в
кабинете химии школы рабочей молодежи, в народе ШРМ. В то время столько
способных ребят там училось. Сколько медалистов покинули её стены. Вот
наш Толик Коршунов стал профессором, Таня Гига преподаёт математику в
ВУЗе. И я, применив свои познания в области естественных наук, выходила
в кабинет из лаборантской и прикосновением стеклянной палочки поджигала
спиртовки на глазах изумлённой публики. Чувствовала себя волшебницей. В
очередной раз покинув удивлённый класс для того, чтобы подготовить своё
волшебное орудие, я оказалась в хлопьях сажи. Просто умирала от смеха.
Да, магом я оказалась на час. Это были счастливые времена. Наш Иван
Иванович казался нам стареньким из-за белой шапки волос. Он ушёл из
жизни, прожив чуть больше 60-ти лет. Через год после нашего выпуска. До
сих пор не могу себе простить того, что оставила стопку тетрадей с
лекциями потрясающего педагога посреди пустой комнаты. Надеялась, что
новым жильцам они пригодятся. Кто его знает, может и пригодились... Я на
всю жизнь запомнила, что кислоту надо вливать в воду, а не наоборот...
Таня, ты себе не представляешь, какие эмоции переполняют сейчас мою Душу... Ты вновь всколыхнула забытые мгновения!!! А ведь так и было! И таков он и был, наш Иван Иваныч!... Как я благодарна Тебе за эти строки...
Обнимаю!
Всплески Памяти: И вот удивительное дело. Насколько интересный предмет – физика, но в школе... На уроках физики меня отвлекала всегда внешность Екатерины Ивановны. Она приковывала к себе некой магией, что-то таилось в ней непостижимое, как и в той науке тогда для меня, которую она преподавала. Мне казалось, она была далеко за пределами класса, с которым общалась, в своём мире, недоступном для меня, тем и приковывая колдовским образом к себе...
Только тайна непостижения привлекала и осталась на всю жизнь, заставив читать такие журналы, как Наука и Жизнь и подобные ему, чтобы утолить внутренний интерес к тому, что я недополучила в школе.
Екатерина Ивановна Мухина была, несомненно, неординарной личностью. Я это поняла на уроках астрономии – тут она меня покорила с первого взгляда. Но не как учительница, как Женщина, таинственная, скрывающая в себе некую тайну... Она была красивой жгучей брюнеткой с колдовскими глазами и носом с горбинкой. Она сама напоминала мне Вещунью, знающую Нечто о нашей Вселенной...
А на физике... Мы так и не дошли друг до друга! Но интерес к науке жив до сих пор...
04.06.2011. Всплески памяти продолжаются, Нинуля.
Ты мне напомнила об Екатерине Ивановне Мухиной.
В школьные годы физика для меня была предметом, в котором я не блистала, если сравнить с удивительными способностями Тани Гиги. 6-й класс… и мы познаем первые законы, совершенно не осознавая, что все, что нас окружает и есть «живая» физика. Черноглазая худенькая высокая девочка с пышными волосами, просто фонтанирующая энергией, меня всегда поражала своим острым и хватким математическим умом. Генеральская дочка своим поведением и внешним видом совсем не выделялась из общей массы. Родители правильно поступали, прививая ей уважительное отношение к своим сверстникам и старшим. Так вот, сидим мы на уроке, Таня болтает и, кажется, просто отсутствует в классе. Екатерина Ивановна поднимает её и просит продолжить тему урока. Танечка с ходу продолжает рассказывать об инерции, с примерами из своего бо-га-то-го жизненного опыта и с огромным артистизмом. Учительница простила ей болтовню, была удовлетворена ответом. Как сейчас вижу Таню, показывающую, как она идёт с чашкой, наполненной водой, и внезапно останавливается. Вода в чашке продолжает двигаться и выплескивается на пол. Всё оказывается элементарно, Ватсон, для нашей умницы. И у нас засело в голове это новое познание. Екатерина Ивановна очень выделялась из общей учительской массы элегантностью в одежде, которую, кстати сказать, она сама шила, и царственной осанкой (такая была еще у одного нашего педагога, но об этом позже). Всегда на каблучках, головка в порядке и строгое отношение к ученикам и предмету. Она меня здорово проучила и научила готовиться к каждому уроку. Я получила пять за ответ, мой друг детства Марик Чугунов тоже. Счастливые до бесконечности, просчитали все следующие расклады и к следующему уроку не готовились. Ведь по нашему разумению на очереди были совершенно другие ребята. Но на следующем уроке нас снова вызвали к доске. Ужас. Поплавали и схватили по два балла. Такой позор трудно пережить. До сих пор помню себя у доски и невнятное бормотание о каких-то силах… Марик чувствовал себя, наверное, не лучше. Это был урок на всю жизнь, больше я никогда не филонила ни по одному предмету. Не помню, в каком классе, кажется в восьмом, Екатерина Ивановна долго отсутствовала из-за болезни. Нам дали другого педагога. И вот приходит пожилой учитель с большими седыми усами и очень трудно объясняет. Мы не были готовы к восприятию предмета в таком изложении, потому, что до этого нам старались разложить все по полочкам. Это был удивительный, талантливый, старый учитель нашей школы Борис Александрович Преображенский. Он преподавал ещё в мужской школе, а потом и в классе, где учились моя сестра и брат Марика. А потом стал заслуженным пенсионером.
На уроках он рассказывал, сидя за столом и к доске вызывал, сидя за столом. Только сейчас понимаю, что это был человек почтенного возраста, и ему было просто трудно 45 минут стоять перед классом. Мы все были в напряжении, что это за учитель пришёл и что нам надо ожидать от него. Сейчас никто уже, наверняка, не помнит этих эпизодов из нашей школьной жизни, но для нас с Мариком они не прошли бесследно. Мы с ним часто со смехом это вспоминали. Нет уже на этом свете моего настоящего близкого друга Марика, с которым дружили, по его выражению, с горшка. С рождения жили в одном доме, доверяли друг другу сердечные тайны. Он и в письмах меня называл сестрёнкой. Его внезапный уход был для меня страшным ударом. Так вот. Борис Александрович берёт в руки журнал и начинает его изучать. Вдруг его лицо озаряет лучезарная улыбка из-под пышных усов и, шевеля загадочно бровями, он говорит: «Ааа, знакомая фамилия…Орехова, к доске».
Следующим на очереди был Чугунов с аналогичной прелюдией. Так мы отдувались на каждом уроке за весь класс. Вот что значит иметь старшую сестру или брата. Они хорошо у него успевали и фамилии врезались в память учителя, хотя разница в возрасте была приличной – 8 лет, но он их хорошо помнил. И я нисколько не жалею об этом. Узнала такого умного и разносторонне-образованного человека. Он ещё до революции окончил электротехнический институт. Был по образованию инженером, поэтому так не очень просто излагал материал, но давал такие глубокие знания. Его ученики не посрамили честь родной школы. У нас в школе проводилась выставка рисунков Бориса Александровича Преображенского. Он рисовал пером. Это очень трудно. Рисовал парк, Финский залив, пейзажи Мартышкино, где он жил. Меня настолько тогда поразили эти рисунки, что я стала пробовать срисовывать графические изображения с помощью пера и туши. Но здесь нужна была школа и природный талант, им обладал этот седовласый пожилой человек с такими грозными большими усами, лохматыми бровями и доброй душой. Он обладал энциклопедическими знаниями.
Потом его сменил «беспощадный физик» Графкис Яков Давыдович. Он внушал страх всем. И тут начались мои страдания. Он жил в нашем доме. Я страшно боялась с ним встретиться. На уроках у него с лица не сходила слегка ехидная улыбка и напускная (это теперь понимаю) строгость. Он не давал нам спуску ни в чем. Готовясь к уроку, я просматривала все учебники, начиная с 6-го класса. Никто не знал, о чем он тебя спросит в этот раз. И ушки надо было держать на макушке. Что я и делала. Настольной книгой был учебник под редакцией Ландсберга. Яков Давыдович потом много лет был директором другой школы. А в 90-е уехал с женой Александрой Андреевной в Израиль. Она быстро там освоилась, а он, говорят, так и не смог полностью прижиться вдали от Петергофа. В последний раз, когда я пришла на Вечер Встречи в школу, на меня ураганом налетела безумно красивая с ярким макияжем девушка. Я вытаращила на нее глаза – это была Лена Ткач дочь Якова Давыдовича и Александры Андреевны. В 1963 году меня родители отправили в Киев к родственникам и сопровождали меня Александра Андреевна и Лена, тогда еще юная девочка. Как давно это было. Как сложилась у них жизнь дальше? Вот я опять ушла в своих воспоминаниях в другую сторону… А тогда с облегчением вздохнула, когда вернулась Екатерина Ивановна. Но эти уроки жизни не прошли для меня даром. Все ориентировали меня на филологию. Когда я вдруг круто повернула в сторону радиотехники и кибернетики, а потом под давлением своих сослуживцев, обнаруживших у меня неожиданно педагогические способности, развернулась в сторону физики, ахнула наша классная руководительница Сара Самойловна Гольдман: «Ты и физика?». А чему тут было удивляться, если меня всю жизнь тянуло к технике, которую я не боялась. Работая на кафедре физики в училище, слышала от курсантов, что я просто объясняю трудные вещи. В этом заслуга моих школьных учителей. Физика меня поглотила. Все вокруг нас подчиняется её законам. Мы все являемся частицами огромного мироздания. Вот перевернута еще одна страница воспоминаний. Целую. Таня.
06.06.2011 Б.А. Преображенский нас, к сожалению, не учил. Но внешне его, конечно, помню. Такие фигуры из Памяти не стираются. Культура, Дух, тогда нами не осознаваемые, впитывались сами собой только взирая на лица таких людей, их манеры, поведение, замашки - было для нас естественным, и хорошо, если переходили в наши. Конечно, Таня, наверное, не все были такими наблюдательными и впитывали с каждой мелочью качества любимых Учителей. Но нас с Тобой, по-моему, это объединяет...
Яков Давыдович был Легендой в школе! Сколько девчонок было в него влюблено!!! И не только в школе!!! Мы сблизились с ним после того, как я похоронила сестру. Он подошёл ко мне, и, обняв, сказал: „Ты устала...“ Мы обменялись адресами при прощании и с тех пор переписывадись до последнего. Вернее, писала его жена! Но он был dabei, как я говорю. Присутствовал в каждой строчке. Вот ужо пересмотрю нашу переписку.
Не знала, что Ты тоже работала в училище, в каком? В Попова? Ну вот, мы уже и коллеги с Тобой!!!
09.06.2012.
-Таня, ещё я подумала, кто-нибудь мог бы потрясающе написать об Арменаке Егорыче!!! вот уж любим был... С кем поговорить , а?
> Нинуля, о нашем Арменаке Ивановиче могли бы рассказать мальчишки и ещё один человек. Я не помню, к сожалению, его фамилии. Но ты, наверняка, знаешь. Он был года на 2-3 старше нас. Жил на аэродроме (так мы ваш массив называли). Все время катался на гоночном велосипеде. Папа его преподавал химию. Кажется в 512 школе, а сам он стал учителем физики и работал, мне так кажется, у Якова Давыдовича. Может, он даже с твоей Наташей учился. Как-то на вечере встречи он мне рассказал о последних днях Арменака Егоровича. Парни были с ним в более близких и доверительных отношениях, часто ходили в походы. Я этого была лишена по состоянию здоровья. Наш физрук так и стоит перед глазами: играет мускулами и легко делает крест на кольцах. Меня любил, я бегала быстрее всех, не смотря на запреты врачей. И прыгала выше всех. Даже в соревнованиях каких-то участвовала. А потом школьный врач вызывал маму и делал большое внушение. Ко мне он очень хорошо относился, но кроме вот этих воспоминаний у меня нет ничего стоящего. Наши однокашники с ним в 9-м классе ходили в поход и потом было столько рассказов. Может ваш Гарик там был?
Арменак любил всех своих учеников... Я была вообще Не физкультурницей и стояла последней по росту. Но не помню, чтобы он ругал меня за неспособность к прыжкам в длину или в высоту, или к перепрыгиванию через коня.
Сейчас я могу только сказать о нём - это был учитель по призванию, человек на своём месте. И так бы хотелось, чтобы кто-нибудь отозвался и написал об этом замечательном Учителе - какую роль сыграл он в его Жизни.
Кажется этого парня звали Андрей. Вспоминаю Арменака Егоровича ещё как нашего общего телохранителя. Ведь он за девчонок заступался и всегда был в школе на всех вечерах и ни один хулиган к нам проникнуть не мог. Вообще, говоря современным языком, у нас была крепкая команда учителей. Пусть нам завидуют. Светлая им всем память!
Танечка, хочу сюда поместить воспомнинания о Нине Ивановне из "Лиственницы". Ведь ей 1 октября исполнится 100 лет, представляешь себе? И Нина Ивановна - уже не Всплеск Памяти, она живёт со мной, во мне – каждое мгновение моей жизни. Так же как моя Мама. С их именами связываю я всё, что создаю сегодня, чем живу сегодня...
Свет сентября. А Житинский. (Из письма Нины Ивановны на Камчатку.)
Свет сентября, прозрачный
свет осенний,
Освободил мне душу
от трудов.
Хотя, что может быть
обыкновенней
Начала осени и первых
холодов?
Вот облако проходит утомлённо
Над рощей, порыжевшей на краю,
А я легко и умиротворённо
Смотрю на жизнь вчерашнюю мою.
Кружится лист, тревога опадает,
Как роща обнажается душа,
Над полем птица сонная летает,
И молодость уходит не спеша.
Что прошлое? Его уж
не поправить.
Свет сентября прозрачен и жесток.
С самим собою незачем лукавить,
И в этом главный, может стать, итог.
Мои личностные качества больше раскрывались в школе.
Моя первая петергофская учительница, Римма Васильевна, была ещё молода, личная жизнь ещё только складывалась, и складывалась нелегко, как у всех неординарных женщин. Но тем не менее, ей удалось выйти замуж и родить девочку – она на этом успокоилась, а с мужем пришлось развестись. А тогда, когда я была в третьем классе, её душа рвалась, она мечтала. Стремилась быть замужней женщиной: я даже помню физиономию претендента на роль мужа – он заглянул в класс, чтобы дать Римме знать о своём приходе. И, честно говоря, даже в своём детском впечатлении у меня не осталось мнения о том, что он являлся достойным партнёром моей первой петергофской учительницы. А судьба её решалась именно тогда – и она решилась...
Римма Васильевна оставила школу, а её заменила некая Зинаида, по-моему, Николаевна. Она мне запомнилась бабушкой с тёплым платком на плечах и грызущей ногти. Я сама любила грызть ногти, но не на людях, т.к. я уже знала, что это неприлично. Мама не била меня по рукам, отучая от дурной привычки, эта привычка ушла сама собой, но то, что это делала учительница, да ещё неприкрыто от своих учеников, сложило и мнение о ней. Я не помню, как она учила, я помню, как она не любила меня, как, наверное, и всех детей. Т.к. в разговоре со мной не на уроке, на переменке, она обидела меня укором, что я не способна доводить дела до конца. Почему – недоумевала я, что я недоделала.. Но она при этом грызла ногти – и это усугубило мою обиду. Хотя я стала больше следить за тем, довела ли я что-либо до конца, или задумываться о том, что их хоть как-то но надо завершать. Спасибо Вам, Зинаида Николаевна, за это!
Вот эти два образа связаны с моей начальной школой. Уже есть фотографии – образы не стираются из памяти, жизнь накладывает всё новые отпечатки на судьбы людей, отображённых на них.
...Перебравшись во Всеволожск, живя здесь, я мучительно переосмысливаю свои отношения с родными и друзьями. Эти отношения я выстраивала чаще всего сама, участвуя в жизни большинства из них вплоть до воспитания детей. Обучая их иностранным языкам, музыке, просто воспитывая их, вкладывая то, чего, как мне казалось, не хвтало в системе воспитания родителей. Жила их жизнью, не вполне, конечно, но выстраивала отношения так, чтобы они складывались в их интересах, на их благо, не материальное, конечно, духовное. И в этих отношениях я складывалась как педагог, т.к. видела, как растёт человек внутри семьи, как «выращивается» семьёй, и это во многом определяло мою «перестройку» к подходу к аудитории.
Всеволожск отдалил меня от всего, чем я жила. Но эта отдалённость раскрыла мне глаза на то, как велика была роль такой черты моего характера, как инициатива, открытость, где-то даже жертвенность. Единицы из моих прежних друзей сопереживали со мной мои перемены в жизни именно так, как я когда-то сопереживала с ними их жизненные события. Это, конечно, не подведение итогов каким-то отношениям, я прекрасно понимаю – это жизнь, но как хочется, чтобы и сейчас все были рядом!
Почему я придаю такое значение всем прежним отношениям? - Это часть моей жизни, меня, без этих людей она уже немыслима, и как бы время меня ни уводило от них, память хранит всё. И чем дальше, тем более значимым становится пережитое и все те, кто был рядом тогда...
Первым человеком в этой плеяде, является, конечно, Нина Ивановна. Даже теряюсь, не могу организовать мысли, настолько гармонично и в то же время противоречиво, сложились наши отношения. Да нет же, это не отношения, это – родство, родство душ, двух жизней.
Моя природа тогда, в детстве, встретилась с такой Личностью, которой жаждала, чтобы вручить ей свои таинства, доверить всё сокровенное, данное отцом и матерью, на дальнейшее совершенствование, долепливание. И она не ошиблась – так оно и произошло. Я не говорю о каких-то талантах типа педагогических, воспитательных. Мне нужен был Человек – и судьба преподнесла мне его. А я начала лихорадочно впитывать всё – и её черты характера, и её привычки, манеры, фразы, что-то из образа жизни, увлечений, страстей – всё, вплоть до профессии, всё становилось моим. Мы всё более становились неразделимы, сливались воедино жизни, я стала воплощением мечты Учителя, Учитель – моим гением. До сих пор ни один образ учителя не превзошёл её, во всех живёт компромисс, в ней – нет.
К 70-летию Нины Ивановны я написала в районную газету «Заря коммунизма» в Петергофе заметку-штрих, чтобы хоть как-то привлечь внимание общественнсти к этой личности. Среди знакомых резонанс был, причём все сразу поняли, кто мог быть автором. Моя одноклассница, Галка, даже упрекнула меня в том, мол, где я такое количество подписей под заметкой могла собрать. Я тогда смолчала, у меня болела душа – как мало внимания получает Нина Ивановна от меня, особенно сейчас, и как преступно невнимателен к таким людям окружающий мир – и коллеги, и администраторы, и мы, ученики. А мы с ней были настолько близки, что я никак не могу свыкнуться с новыми ситуациями в своей жизни, которые уже не позволяют бывать у неё, звонить ей ежедневно, активно участвовать в её жизни.
Так было когда-то...
...Мы сближались конфликтно, вернее, я заслуживала её любовь и дружбу, проявляя себя такой, какая я была – открытой, устремлённой,со всеми своими недостатками. А Нина Ивановна с такой любовью ко мне «обрабатывала» все мои комплексы, что у меня не оставалось ни капли сомнения в том, что она делает всё верно, всё для того, чтобы я делалась лучше. Она использовала всё талантливое во мне, и развивала, раскрывала, как никто другой потом в моей жизни: и на уроках немецкого языка, и классных вечерах, в спектаклях, в школьных мероприятиях. Она открыла для меня Мариинку, Филармонию, Ленинград...
Она, пережив стойко мученические годы войны и послевоенного времени, прекрасно чувствовала, как на нас, детях, отражалась нехватка чего-то вкусного ( помню, как она молча, глазами велела Розе замолчать, когда она пыталась укорить меня за то, что я ухватилась за лучший кусок халы с сыром, я это остро ощутила и уже потом заставляла себя лучшие куски отдавать другим – спасибо, Нина Ивановна...) и прощала нам этические проступки такого рода; но сурово наказывала за попытки обладать чужой собственностью, началом воровства. Она сама тяжело переживала такие моменты, особенно если центром подобного явления становилась я. А такое было. У своей подружки, Галки, дома на столе я усмотрела деньги, по-моему три рубля. Я позарилась на них и, конечно, попала в историю. Надо сказать, что это было более крупное продолжение претензий на чужую собственность (линейки, мелочь и т.д.), чего не чуждалась и Галка. И когда с меня снимали галстук за воровство – плакала я, плакала Нина Ивановна, плакала и Галка, вспоминая наши приключения в актовом зале, плакала очень громко, ощущая себя, наверное, тоже виноватой за то, что я одна расплачиваюсь за прошлое...
И такое мы с Ниной Ивановной тоже переживали вместе – до тех пор, пока снова на меня не надели галстук. И чужое уже больше никогда не интересовало меня – я охотнее отдавала и отдаю своё: спасибо Вам за это, Нина Ивановна.
А тогда, в 1959 году, когда мы прослышали, что классной у нас будет Гольцман, ропоту не было конца: злющая, ставит кучи двоек, родители из школы не вылезают. С ужасом и трепетом одновременно ждали. И вот двери раскрылись! Дрессировка началась! Класс притих в ожидании чудес – и чудеса начались! Начиная от построения, от того, что и как лежит на парте («Дневник, на дневник учебник, тетрадь, словарь, ручка, карандаш, линейка!»), от того, что и как на тебе одето, как ты стоишь, - до рапорта, отчёта по домашней работе, работе на уроке и оценок.
Боже, а классные часы – чего только там мы ни переживали! Это и текущие оценки и события, и воспитательные моменты, беседы – о правилах поведения, о живописи, музыке, поэзии; причём всё вели мы сами, всё очень живо переживалось. Это, действительно, было нашей жизнью. На таком фоне переживалась и первая влюблённость, и раскрывалась природная одарённость – щедро и безвозмездно, потому что всё встречалось с любовью, охранялось надёжным крылом Нины Ивановны. Спасибо Вам за это, Нина Ивановна.
Только сейчас могу я понять, сколько требовалось внутренних сил Вам, чтобы сохранить себя такой, какая Вы есть. За такой труд звание «Народного» не дают – слишком уникален Ваш талант, талант отдавать себя без остатка на фоне берущих, хватающих, ворующих. Пусть эти строчки послужат памятником, это нескромно с моей стороны, но под ними подпишутся сотни Ваших учеников, так что простите, Нина Ивановна, за нескромность. Но это и моё право, и мой долг. Храни Вас Бог, Нина Ивановна...
Так, Учитель, появившись в моей жизни, превратился в жизненного кумира. Противоречия, возникавшие между нами, являлись плодами разного возраста, разного воспитания, и разного времени. Нине Ивановне присуща высокая требовательность к себе. Внешне это осуществлялось в таких же требованиях к другим, в школьных взаимоотношениях, казалось, даже жестоковатых требованиях; но это, верно, по-мнению тех, кто предъявлял меньшие требования к себе, тех, у кого преобладает самомнение, и в ответ возникает негативное отношение. Но именно так в нашем обществе создаётся негативное отношение ко всему прогрессивному. Вокруг таких людей, как Нина Ивановна, создаётся вакуум, пресекается их влияние на окружающих, всё меньшее количество людей реагируют на имя, и постепенно оно гаснет.
Пусть оно живёт пока мы живём.
С самим собою незачем лукавить,
И в этом главный, может стать, итог.
. ...Нина Ивановна - это ЛИЧНОСТЬ, Светлая ей память. 100 лет мы даже раньше не могли себе представить, что это такое. А по моим меркам (исходя из возраста мамы) - совсем немного. Если голова работает, то и возраст не в счет. Так что мы еще "юные создания".
Я благодарю тебя, Нина, за потрясающие воспоминания, за любовь к уникальному Учителю и прекрасной женщине Нине Ивановне Гольцман. Она всегда вызывала у меня чувство огромного уважения и симпатии. А ведь мы не учились у неё, но зависть была в детской душе. У нас, к сожалению, такого мудрого наставника не было. Сейчас трудно себе представить педагога в школе, который мог так жертвовать собой ради очередного набора подопечных и жить их жизнью. И не надо ссылаться на то, что сейчас время другое. Она воспитывала в вас романтиков, но готовила к прозе жизни. Эти строки стихов, которые она тебе писала в письме на Камчатку, ещё раз доказывают, что она была бесконечно честна к себе и вам.
Ты оправдала её надежды. А в памяти своих и не своих учеников она будет жить долго.