В этом году, как и в предыдущих, 9 Мая Коля гордо вышагивал по проспекту Ленина рядом с дедом, крепко держа того за руку. Длинная колонна из ветеранов войны, курсантов Кадетского корпуса, студентов Военно-медицинского института и других вузов, просто жителей города праздничной, нарядной лентой растянулась по главной улице. Шли к памятнику Славы, к Вечному огню. Многие несли разноцветные воздушные шарики, флажки, и у всех – цветы в руках. Красные гвоздики. И только дед Ваня держал в руках простенький букетик белых полевых ромашек. Несколько раз выпытывал мальчик, почему дед эти цветы несёт, но тот всегда отмалчивался. Или спрашивал: «А чем тебе ромашки не нравятся? Не хуже других, а может, и лучше…» И задумывался, словно уходил в другое время, как-то связанное с этим неказистым цветком.
Деда Ваня шёл в первом ряду ветеранов, в парадном костюме, на пиджаке которого блестело множество орденов и медалей. А выше всех остальных, отдельно, золотом сверкала на солнце Звезда Героя. Коля знал, что эту награду дед получил за форсирование Днепра. Его взвод первым переправился на правый берег реки, захватил плацдарм и удерживал его, прикрывая огнём переправу других частей. Многих друзей потерял дед в том бою. Сам был дважды ранен. Сначала осколок попал в руку, но, перевязав рану, дед продолжал вести огонь, расстреливая из пулемёта фашистов, старающихся сбросить горстку смельчаков в воду. Позже пуля прострелила грудь, и очнулся дед уже в госпитале, далеко от передовой. Восемнадцать суток, не отходя ни на минуту, боролись военные врачи, медсёстры за жизнь солдата, не приходящего в сознание, и победили. Выжил боец.
Не любил дед Иван вспоминать о войне, о тех страшных днях узнал Коля из рассказов бабушки, уже тогда, когда учился в шестом классе. Ко Дню Победы дали задание в школе написать сочинение о ветеранах войны, и, конечно же, Коля решил писать о дедушке. А о ком ещё, если не о Герое?!!
– Деда, расскажи, за какой подвиг тебя Звездой Героя наградили? – приступил к деду с расспросами Коля.
– Да какие там подвиги, – нехотя ответил тот. – Воевал, как и все…
– Но не всем же дали?
– А надо было. Всем…
На том разговор и закончился. Дед оделся и вышел во двор, взял топор и с какой-то злостью стал рубить дрова. Так рубил, словно они были его заклятыми врагами, словно насмерть в бою стоял. Бабушка подошла к мальчику и тронула его за плечо:
– Не трогай ты его, Коля. Не хочет он про то вспоминать, душа болит у него. Друзья там полегли, а он себя виноватым считает, что жив остался. Четверо их тогда выжило. Двое уже после войны в госпитале умерли… Вот и страдает наш дед…
После ужина, когда отец с дедом сели за свою традиционную партию в шахматы, а мать Коли наводила порядок в кухне, бабушка зашла в комнату внука, присела на стул и продолжила утренний разговор.
– Иван и мне только однажды рассказал про тот бой. В конце сентября это было, в сорок третьем… Перед рассветом наши солдаты, в числе которых был и наш дед, высадились на правый берег Днепра. Думали под покровом ночи незаметно перебраться, но немцы тоже не дураки: и осветительные ракеты, не переставая, взлетали в небо, и простреливали реку без остановки. Многие при переправе погибли, раненные тонули. А те, что добрались до берега, попали под шквальный огонь артиллерии. Кое-как зарылись в землю, а тут обстрел прекратился, и немцы пошли в атаку. Наши отстреливались до последнего патрона, до вздоха последнего. Надо было прикрыть тех, кто шёл за ними следом. Прикрывали… Жизнями своими… Телами…
Бабушка на мгновение остановилась, задумалась, вспоминая тот скупой единственный рассказ мужа, потом продолжила:
– Выжили в том бою несколько бойцов. В числе счастливчиков оказались и твой дед, и его друг боевой Иван Белоконь. Он с Украины был, семья его ещё под немцем была, в оккупации, значит. И что с ними, живы ли – Иван не знал. Тяжело ранены были оба Ивана в том бою. Наш-то дед провалялся полгода по госпиталям и снова в строй вернулся, в Праге война его закончилась. А друг так и не смог подняться, обе ноги ему ампутировали. Почти через год приехали за ним в уральский городок, где он лечился, мать с сестрой, слава Богу, уцелевшие, и забрали домой.
Тяжко было Ивану: безногий калека видел перепаханную войной землю, вдов и сирот, голодных, оборванных, пожарища, заросшие бурьяном поля, и каждый день умирал от бессилия, от невозможности хоть чем-то помочь.
Бабуля снова замолчала. Долго сидели так старая и малый, не произнося ни слова. Потом Коля не выдержал:
– Баб Насть, а что дальше?
– Ездили мы к Ивану. То ли в пятьдесят втором, то ли в третьем… Запамятовала уже. Много лет прошло, сынок. Дед знал, откуда родом Ваня, написал туда, узнал, что жив, и поехали. Ох, как же они плакали! Всё вспоминали, вспоминали… И товарищей погибших, и про то, как раны залечивали, и как одной шинелью в окопе укрывались, последний сухарь делили… И снова плакали. Это страшно, сынок, когда мужики плачут, жестокие, жгучие это слёзы.
– Бабуль, а как дедов друг сейчас живёт?
– Умер он уже, лет пять как умер. Дед наш ездил попрощаться, проводить… Жена осталась, сын.
– А как он женился, без ног?
– Да женат он был ещё до войны, и малец родился через месяц, как Иван на фронт ушёл. Мария – молодец, и сама выжила, и сына сберегла. Теперь Алексей – музыкант, в школе музыкальной работает, детей учит. А поёт как! Прямо за душу берёт! Тогда ещё, когда мы ездили к ним, играл на баяне. Сам научился. Старенький такой баян был, до войны в клубе на нём играли. И сохранился как-то, спрятали люди. Вот Алёша и пиликал на нём, на слух подбирал. Пел он нам тогда песню одну. Я и сейчас её помню. Про ромашки. Малец совсем, еле видно из-за баяна, и голосок ещё детский, ломкий, а так пел, что мы плакали все. Там слова такие, что за душу хватают и не отпускают до конца.
Бабушка встала со стула, подошла к внуку, села рядом. Обняла за плечи, вздохнула и тихонько запела:
Вже заросли ворожі тропи,*
Ромашки жодної на них.
А там, де рили ми окопи,
Весною так багато їх.
Вони є свідками живими
Боїв, полум'яних ночей.
Я порівняв з квітками тими
Жагу здивованих очей.
Отих очей, що в них, бувало,
Жила печаль, дівоча гра,
Коли ромашку дарувала
На всю палату медсестра.
І вижив я, дійшов солдатом
До переможних днів своїх.
Ромашок бачив я багато,
А ті до серця ближче всіх.
Вже заросли ворожі тропи,
Ромашки жодної на них.
А там, де рили ми окопи,
Весною так багато їх.
Мені згадалось, як весною
Уже прощався я з життям,
Схилившись низько наді мною,
Ромашка плакала дитям.
Не все слова Коля понимал, но слушал, затаив дыхание. Песня завораживала: и протяжной печальной мелодией, и тихим бабулиным голосом, и ещё какой-то тайной, кроющейся в тех многих словах, которые улавливал и понимал мальчик. Языки-то – родственные, украинский и русский…
Бабушка закончила петь, но песня, казалось, ещё витала в комнате. Коле виделись ромашки, которые каждое утро приносила в палату медсестра, чтобы хоть как-то скрасить раненным солдатам их госпитальный быт. Белые полевые неказистые цветы, опалённые войной…
Первым тишину нарушил внук:
– Бабушка! Теперь я знаю, почему дед на День Победы несёт ромашки! Это для тех солдат, которые погибли? И для деда Вани? Да?
– Да, Коля, да… Для них. Гвоздики – хорошие цветы, но они о крови пролитой напоминают. А ромашки… они о жизни говорят. Видишь, и на войне выжили… Чистые они и светлые…
Сочинение о войне, ветеранах Коля написал лучше всех в классе. Писал о боевой дружбе, о погибших героях и выживших, о двух Иванах, о шинели и последнем сухаре, разделённом в окопе. И о песне про ромашки…
*Уж заросли все вражьи тропы,
Ромашки ни одной на них.
В полях, где рыли мы окопы,
Весной так много было их.
Они – свидетели живые
Сражений, огненных ночей.
Цветочки эти полевые –
Как вера девичьих очей.
Очей, где, видел не однажды,
Жила печаль и дев игра,
Когда дарила нам ромашку
На всю палату медсестра.
И выжил я, дошел солдатом
До самых дней победных тех.
Ромашек видел я немало,
А те мне к сердцу ближе всех.
Уж заросли все вражьи тропы,
Ромашки ни одной на них.
В полях, где рыли мы окопы,
Весной так много было их.
Всё вспоминаю, как весною
Уже прощался с жизнью я,
Склонившись низко надо мною,
Ромашка плакала моя.
Перевод на русский язык Автора Прозы.Ру Анны Дудки
http://proza.ru/avtor/sireng