Она стояла у железнодорожной кассы в очереди с полной решимостью купить билет на скорый в Норильск. Нащупав кошелек в большой тканевой сумке, который лежал на самом дне, заложенный книгой, купленным недавно батоном белого хлеба и прочей хозяйственной атрибутикой, она извлекла его узловатыми, шишкастыми пальцами. Лицо ее, изборожденное сеточкой тонких морщин, внезапно, болезненно поморщилось; давала о себе знать ноющая боль в левом подреберье, прошлогодняя застарелая травма после неудачного падения на бетонированный пол складского помещения, где в последнее время она работала сменным сторожем.
Дрожащими пальцами она, наконец, извлекла деньги и начала торопливо перебирать помятые купюры, на ходу пересчитывая их.
- Должно хватить, - подумала она, сосредоточенно и уверенно. Это была уже довольно пожилая, со следами былой красоты женщина. Она привычно поправила свой парик, который слегка топорщился на ее голове, но, как это ни странно, смотрелся еще вполне сносно, даже интеллигентно. Шатеновые, искусственные, кОротко подстриженные волосы с ровной, прямой челкой удачно сочетались с ее глазами, светло-карими, уже порядком выцветшими, которые когда-то были темно-шоколадного цвета и обладали той притягательной способностью, которая всегда располагала к неравнодушию окружающих ее кавалеров.
Подслеповато прищурившись, женщина начала было прикидывать в уме посчитанную сумму, но тут же сбилась, поскольку подошла ее очередь. Суховато поджав губы, она произнесла:
- Один билет. Плацкарт. До Норильска.
Кассирша, размалеванная и молодящаяся не по годам, грубовато поторопила:
- Деньги, деньги-то давайте! Морока одна с этими пенсионерами! Да что Вы возитесь, я сама пересчитаю!
Кассирша решительно забрала кошелек и демонстративно начала пересчитывать купюры, шевеля при этом ртом и бормоча что-то себе под нос.
- У вас, гражданочка, одного рубля не хватает, - разразилась залпом кассиршаи нервно дернула носом.
- Но... позвольте... как же это... -
Недоуменный вопрос женщины не произвел на кассиршу ровно никакого действия. Пожилая нерешительно потопталась, отошла в сторону и бессильно опустилась в одно из пустующих кресел, ряд которых стоял в зале ожидания, недалеко от кассы поездов дальнего следования.
Она тихо возмущалась, при этом губы ее собрались в обидную крохотную подковку. Потом женщина обвела глазами зал и почувствовала вдруг на себе чей-то пристальный взгляд...
Немного поодаль от нее стоял старик, с тростью, крепкий еще на вид. Седые чуть обвислые усы, клочкастые нависшие над глазами брови, несколько крючковатый, мясистый нос и волевой гладко выбритый подбородок ; все это вкупе производило впечатление о нем, как о человеке сильного характера и жесткой волей. Из-под бровей на нее смотрели глаза, в которых, несмотря на их почти черный цвет, женщина почувствовала сострадание и участие...
Пенсионер решительно подошел к женщине и занял соседнее кресло, предварительно застелив сидение газетой.
- Слышал, слыша, - покашливая, глухо произнес старик, - рубля не хватило... Кассирка могла бы и уступить...
Старик обтер носовым платком лысину и продолжил расспросы, сразу почему-то перейдя на "ты":
-А что в такую даль-то собралась ехать? Дома-то чего не сидиться? - Поинтересовался пенсионер.
- Хозяина похоронила... Дети во мне не нуждаются...Так я решила к младшему брату на постоянное место жительства перебраться. Бобыль он у нас, давно меня зовет...
Старик отметил про себя: " Ишь ты, цыпочка... А что... Она еще очень даже ничего...Все при всем... " Он задумчиво поерзал в кресле и озадачился, соображая про себя: То ли рубль ей предложить... тогда уж точно уедет... то ли как подкатиться к ней... вроде бы ничего... ядреная, хорошенькая..."
Женщина что-то сбивчиво и словно, опрвдываясь перед собеседником, поясняла ему, рассказывая все подробности, объясняя и волнуясь. Голос ее то пропадал, то возвращался в сознание старика. Он вдруг отчетливо и трезво оценил ситуацию, по привычке потирая рукою лацкан ношеного пиджака, а в голове уже промелькнуло окончательное решение и основной план дальнейшего действия.
Он внезапно оперся двумя руками на трость, наклонился всем корпусом к попавшей впросак даме и, прокашлившись, галантно представился:
- Георгий Антонович! Будем знакомы!