Час «пик». В переполненном автобусе давка. Пассажиры потные и раздражительные. Атмосфера в салоне предгрозовая, поручни, сиденья и лица накалены.
Из одного конца автобуса в другой, к компостеру, зажав в кулаке талон на проезд, пробивается явно нетрезвый, мыршавый мужичонка. Его все толкают, а он отпихивает толкающих. Народ орёт:
- Ты чего прёшь, пьянь? Тут же вещи, не видишь?
- Ой, по мозолям-то легше, ирод!
А мужик:
- Сам пробить хочу! Знаю вас, охламонов – мигом последний талон спулите!
Наконец, над его ухом раздаётся:
- Ну, суй давай, не толкайся! Достанешь?
Мужичок в ответ:
- Как суй-то? Не видишь – не лезет! Он у меня уже мокрый, старый, да ещё и помятый!
О, наш «великий, могучий»…
х х х
Бабуська –» божий одуванчик» - чистенькая вся такая, опрятненькая, как после баньки, едет в автобусе. Это одна из её редких поездок, а может быть, и первая самостоятельная, без сопровождения близких. Это заметно по её настороженным, пугливым взглядам, растерянности: она всем мешает; её толкают, поругивают, но места не уступают – отворачиваются. В кулачке у старушки талончик зажат, а что с ним делать – она, видимо, толком не знает.
Под компостером сидит мужичок, голова с кулачок, наблюдает.
- Сынок, что с бумажкой-то делать, я запамятовала, - она ему.
Тот прищурился лукаво:
- Чего, чего! Суй в щёлку, говори фамилию да остановку, до коей едешь, а вот тут нажимай!
Старушка:
- Сидорова Марфа Никитишна, на рынок еду.
И компостером – щёлк!
Мужик свалился с сиденья…