На таких людях земля русская держится, Пр. 2

Владимир Кожин
… Кожины жили в небольшом поселке Шугурово, расположенной на берегу реки Шешма. Посёлок населён больше татарскими, обычно, большими семьями. Главой семейства был Александр Иванович Кожин. Когда-то он  служил матросом черноморского флота, а еще раньше, когда жил с отцом, был  казаком. И жили они на реке Яик в Яицком Городке. Семейным ремеслом, передаваемым по наследству, считалось мастерство краснодеревщиков. Их профессия уходила в глубокую старину, и никто из Кожиных не мог сказать, кто из них  был первым, поселившимся в Яицком Городке. Они жили там всегда. Исполняя казацкие обязанности, они, тем не менее, хаживали по близлежащим губерниям России. Слава мастеров – краснодерев-щиков  разнеслась по многим губерниям, и к ним приезжали и приходили с заказами на постройку домов и изготовление мебели.
    Сколько Ваня себя помнил, они всегда жили в Шугурово, в татарской деревне на берегу реки Шешма. С годами, когда Ваня вырастет и станет ходить на заработки с отцом, он узнает, что Шешма впадает в большую реку Кама, узнает, насколько большая страна Россия, и как бедно живет в ней народ.  Узнает про крепостное право, про забитость русских людей.    
    Кожины никогда не были крепостными. Они были свободными людьми и жили свободным трудом. В отличие от деревенских парней, Ваня вырос  грамотным человеком. Не только грамотным, но и сильным. Он владел русским рукопашным боем, отлично владел лошадью, саблей, умел стрелять из лука, умел длительное время  находиться под водой. Это случилось после того, как в семью Кожиных вошел один человек, перевернувший всю Ванину жизнь. Может быть, он и вырос таким же, как и все, но все-таки Ваня был бы иной, отличный от других. Семья Кожиных всегда жила по иным законам, нежели в других семьях.
    Однажды Ваня, будучи маленьким, десятилетним мальчишкой, собрался в лес за грибами. Он дружил с соседской девочкой Настей Смирновой. Они жили соседними дворами. Часто играли в казаков-разбойников или в куклы, которых у Насти было много. Настины куклы были сшиты ее мамой. Потом, когда Настя подросла, она стала шить их сама. Ваня, в отличие от соседских мальчишек, никогда не обижал девочек. И, если кто-то пытался бить девочек, он заступался за них. Случалось, что его били, но он смело ввязывался в драку, считая, что поступает справедливо. Он никогда не обижал слабого.
    Ваня взял лукошко под ягоды, которой нынче в лесу уродилось много, корзинку под грибы и вышел из избы. У калитки ему встретилась Настя.
-  Настёнка, айда в лес по грибы и ягоды.
-  Айда! Погоди, я лукошко возьму.
-  Настенка, ты куда собралась? – только и успела спросить мама.
-  С Ваняткой по ягоды.
-  Ваня, смотри, не потеряй Настю, - только и успела крикнуть она.
-  Не потеряю, - баском ответил Ваня, - и они выскочили на улицу.
-  Куда, Ванятка? – спросил сидевший на завалинке дед Саша.
-  В лес, дед.
   Ваня подбежал к деду, чмокнул его в щёку, покрытую курчавыми волосами седой бороды, и они, не торопясь, пошли в лес. Пока они шли в лес, Ваня рассказывал Насте про волков, лис и зайцев.
-  Ваня, если на нас волк бросится, мы успеем  убежать?
-  Не-е, не успеем. Он, знаешь, как быстро бегает?
-   Я боюсь волков. Папа рассказывал, как в ту зиму волки мужика разорвали и съели вместе с лошадью.
-   Летом волки сыты, они не нападают на людей.
   Так за разговором они пришли в лес и на опушке стали собирать крупную красную клубнику. Настя собирала по ягодке, одну в лукошко, другую  в рот. Настя сорвет ягодку и смотрит на нее, раздумывает, куда ее положить, в лукошко или в рот. Пока раздумывает, рука сама кладет  ягодку в рот.
-    Смотри, Настенка, вот травка, видишь? Разведи ее рукой.
-    Ну, развела. Ой, Ванятка, смотри, как много ягодок!
-  Видишь, как они головки к солнышку повернули? Ягодки ждали нас, чтобы мы их сорвали, - говорит Ваня, а сам незаметно подсыпает ягоды в Настино лукошко.
-    Ой, Ванятка, какой ты хитрый. Где твои ягодки?
-   Просыпал, упал и просыпал.
-   Зачем ты падаешь? Чтобы просыпать, да?
-   Нет, просто споткнулся.
-   Ой, хитрющий ты, Ванятка.
Дети не замечали, что под раскидистым кустом орешника лежит мужчина и внимательно
смотрит на них. Настя подняла голову и вдруг увидала мужика.
-   Ваня, Вань, - шёпотом сказала она, - смотри, там разбойник лежит под кустом.
   Настя прижалась к Ване.
-   Я боюсь разбойников, они людей едят.
-   Не бойся, смотри он мертвый лежит.
   Мужчина уронил голову и лежал без движения. Глаза его были закрыты, и он тихонько стонал.
   Ребята с опаской подошли к мужику. Мужик застонал и приподнял голову.
-   Ты чё, дяденька, лежишь? Люди работают, а ты лежишь себе под кустом.
   Ваня присмотрелся к мужику. На лице болезненный румянец, а лицо бледное, бледное.
-   Заболел я, ребятки. Не могу ходить. Кусочек хлебушка, не найдется ли? А я вам отдам самое дорогое для меня, - он достал из узелка большую морскую ракушку, и протянул ребятам.
-   Возьми, дяденька, хлебушек и молоко, поешь. – Ваня  достал из корзинки сверток с хлебом и бутылку с молоком. Мы за дедом сбегаем. Он у нас знаешь какой? Настоящий матрос! Он на военном пароходе плавал! Матрос! Старый тока. Ты полежи. Мы счас.
   До деревни они добежали быстро. Дед, как сидел и спал, так и продолжал сидеть и спать. Он приподнял голову, посмотрел на детей и спросил:
-   Што так быстро?
-   Дед, там, в лесу человек лежит. Смотри, что он нам отдал. Сказал, что самое дорогое.
   Дед Саша взял ракушку и осмотрел её со всех сторон. Когда-то в молодости такую же ракушку он видел у сына своего старого капитана, командира корабля ”Альбатрос”, на котором служил Александр Иванович матросом.
-   Морской человек, - подумал дед, - надо помочь. Пойдемте, ребятки, покажите мне, где он лежит. Токма не бигите быстро, старый я ужо. Тяжко мне бегать. Отбегался.
   Когда они пришли к кусту, под которым лежал мужчина, он был без сознания и тихо стонал. Дед сидел тихо и рассматривал человека. Ему было много лет, но он был моложе деда. На ногах были видны какие-то странные следы.
-   Колодки, - подумал дед, - однако, сколько ему досталось! Морской человек, если сохранил таку ракушку. Наверное, память о флоте. А я вот  не сберег. Надо помочь человеку.
    Александр Иванович вспомнил, как они с отцом, Иваном Федотовичем, ходили на заработки. Жили тогда в Яицком Городке.  Однажды к ним приехал мужик из деревни Шешма, сказывал, что он - дворовый барина. Привез приглашение на заказ усадьбы и мебели. Молва об отце и сыне Кожиных доходила до Москвы и Нижнего, Самары и Ярославля. Хорошо они зарабатывали, хорошо и жили. Отправился он с тятькой до Шешмы. Лошади быстро докатили. Нашли управляющего и доложились. Заказ был большой. Нужно было построить усадьбу и изготовить мебель.
-   Однако, мебель мы сами сработаем, а на усадьбу нужны мужики, - сказал Иван Федотович
управляющему, - подберите толковых мужиков. Опосля я проверю каждого, на што они способны.
-   За этим дело не встанет.
   Определили отца и сына на постой к вдове Марии. Жила она с дочкой Алёной, которая служила гувернанткой у барыни. Иван Федотович внимательно выслушал управляющего, уяснил, какую им нужно сработать усадьбу. Переговорил с каждым мужиком, которых им выделил управляющий. Двоих забраковал. Потом проверил инструмент и по предъявленному инструменту забраковал еще двоих. Оставшихся четверых навестил в хате и посмотрел, как они живут в хате и что имеют. Иван Федотович выбирал не только мастеров, но и аккуратных людей. Если мастер не умеет содержать инструмент, или неряшлив в быту, таким Федот не доверял, приговаривая, что, если он дома такой неряшливый, то и в работе неряшлив. Это не мастера, а горе луковое. По разговору приглашаемого в работу мастера, по его умению ответить на вопрос или по хватке держать топор или фуганок, по его содержанию инструмента, как заточена пила, железка рубанка или фуганка, Иван определял качества мастера. Он говорил, что мастера видать по его инструменту, аккуратности  и справному содержанию инструмента Иван Федотович приучал своих сыновей. Таким он был сам, и такими были его отец и дед. Такими были все Кожины. Таким было их отношение при выборе жён. Девушки знали кожинский род, знали, что Кожины надежны в жизни и отношении к семье.
     Во время работ Иван Федотович хорошо изучил характер барыни и барина, их вкусы и интересы. Но, когда приступили к изготовлению мебели, Иван Федотович поговорил с барыней, и уяснил, какая ей необходима мебель. Заказ был исполнен в точности и в срок.
     Александр Иванович сидел с ребятишками и вспоминал, как он сделал предложение дочери Марии, Алене. И как он остался жить в Шугурове. Потом была служба на флоте. Домой дед Александр вернулся бывалым матросом, умудренный жизненным опытом мужчиной. Дома его ждали подраставшие сыновья Алексей, Федот и Степан. В Яицкий Городок он не вернулся, а сын Алексей уехал. С тех пор о нем никаких известий не было. Дед Саша к тому времени постарел и никуда не ездил и не брал заказы. Вместо него работу делали сыновья Федот и Степан. Потом подрос Иван.
    Так дед и ребята сидели молча, пока человек не открыл глаза.
-   Помогите, пожалуйста, - тихо попросил человек, - заболел, однако.  Не могу идти.
-   Не расстраивайся, человек, поможем. Мне думается тебя спрятать нужно, верно?
-   Да.
-   Ну, ниче, сейчас потихоньку придём домой, отдохнешь, подлечим тебя, а там будет видно.
   Так в доме у  Вани появился человек, сыгравший важную роль в жизни Вани и Насти. Мужчина болел долго.
-  Ванятка, - сказал на следующий день дед, - никому не говорите про человека.
-  Почему, дед?
-  Почему?  Видишь ли, Ванятка, в чем дело. Человек этот хороший, но все-таки будет  лучше, если никто про него не будет знать. Позже расскажу тебе почему, хорошо?
-   Ладно, дед.
   Дед Саша любил детей, а Настенку особенно. Славная девчушка, ласковая и добрая. Нередко, глядя, как Ваня играет с Настей, думал, что вырастут дети, и он женит их. Деда Сашу в деревне все любили. Не было в деревне избы, в которой что-либо не было бы сделано руками деда Саши.
    Как-то однажды человек поднялся на ноги. Он долго ходил по избе, рассматривал картинки, развешанные на стене в рамках. Потом подошел к рисованному портрету молодого деда, где он был изображен в морской форме, с лихо закрученными усами. Он стоял и смотрел на портрет, а у него что-то в горле булькало.
-   Дед, а дед, - человек подошел к деду Саше и спросил, - кто это на портрете?
-   Однако я, едрена канитель! Што, не похож? Молодой тады, был я. Молодой, однако, красив был и служил на “Альбатросе”.
-   В Херсоне? Капитана помнишь?
-   В Херсоне. Капитана? Как не помнить? Хороший был человек, добрый и заботливый. Никогда матроса не бил. Уважали его матросы. Нет, любили. Справедлив был. Поди, помер он давно. Как же фамилия его была? Сейчас вспомню. Артемьев, кажется, и сына звали Артемий.
-   Помер, давно помер. Может быть, Арсентьев?
-   Да, да, Арсентьев и сына звали Арсентий. Жаль, хороший человек. Время много прошло. Он и тогда был в годах. Помню, послал он меня к себе домой. Не помню, что-то надо было мне взять. Познакомился с женой его и сыном. Хороший был мальчишка. Мечтал стать моряком. Мать его не хотела, а он рвался в море. Вырос и стал моряком. Добрый был человек. Мичманом служил у нас. Отец списался на берег. Капитаном стал другой. Зверь. Стрелял в матросов. И меня он однажды убил.
    Дед Саша поднял подол рубахи:
-   Видишь, добрый человек, сюда стрелил. Не судьба была мне погибнуть.
   Человек подошел к деду и сказал:
-   Ты не узнаешь меня, дед Саша?
-   Нет.
-   Ты вспомни. Помнишь, когда ты приходил к капитану домой? Ты ещё познакомился с его сыном, и все рассматривал большую ракушку и ещё…
-   Погоди-ка, погоди. Дай-ка я посмотрю на тебя. Бородой зарос. Трудно признать. Арсентий, ты ли это? Куда ты подевался? Почему тебя не видел, когда я поправился после ранения? Сказывали мне после выздоровления, что ты убил зверюгу-капитана, когда он стрелил в меня?
-   Так и было. Меня отдали под трибунал. Лишили всех прав и сословия. Присудили каторгу за убийство палача. На каторге узнал, что родители умерли. Несколько раз бежал, ловили. Сидел в остроге в колодках. Товарищи помогли. Нынче прятался, шёл лесами, простыл, свалила лихоманка. Если бы не ребятишки, пропал бы.
-   Куда намерен был идти?
-   На Яик или Дон.
-   Ладно, Арсентий. Подумаем, што можно сделать. Есть у меня задумка.  Во время службы приезжал ко мне в Херсон младший брат Алексей. Однако он жил недолго. Умер. Его документы остались у меня. Пожалуй, сделаем так….
    Вскоре Арсентий уехал. И через месяц в Шугурово пришло письмо от Алексея Кожина. В письме сообщалось, что он возвращается в Шугурово. Так Арсентий Арсентьев стал Алексеем Кожиным. Жители села признали Алексея, хотя и прошло много лет, и человек мог измениться, но при встречах Арсентий называл жителей села по именам и рассказывал такие события, что жители невольно верили ему, так как сами были участниками тех событий.
    Вскорости, после возвращения Алексея, он оказался свидетелем, как Ваня заступился за соседского мальчика, Лёшку Соловьёва. Большие мальчишки стали бить Алексея, а Ваня засту-пился за него. Началась драка. Досталось обоим. Дед Алексей видел драку и, когда Ваня пришел домой со ссадинами и кровоподтеками, спросил Ваню:
-   Стоит твой товарищ того, чтобы защищали его?
-   Стоит, дед. Соловьёвы живут бедно. Отец погиб на заготовках дров. Алёшка  с братьями и сёстрами остался сиротой. Вот мать и выбивается из сил, старается прокормить детей, а большие мальчишки издеваются над Лёшкой.
-   Это хорошо, что ты, Ваня, стоишь на стороне обиженного. Сам никогда не обижай слабого и убогого. Их и так судьба обидела. Помогай им. Когда - нибудь и тебе помогут, стой за правое дело. Драться плохо. Но, когда за правое дело, нужно уметь постоять за него. Научу тебя драться. Я многому тебя научу. Читаешь ты плохо. Человек должен хорошо читать,  должен знать много.
-   Мне так хочется научиться читать.
-   Вот и хорошо. Настенка умеет читать?
-   Не-а.
-   Будем учиться. Научу тебя рукопашному бою. Когда-то учили нас в кадетском корпусе. Научу, владеть саблей и лошадью. Изучим язык, иностранный. Быть может, и два. Все, что ты изучишь, в жизни пригодится.
    Так Ваня, Алексей и Настя стали учиться. Дед Арсентий водил ребят в лес, рассказывал про растения и животных. Ребята научились не только находить лечебные травы, но и применять их на практике. Так за учёбой прошли семь долгих лет. Настя и Ваня изучили французский и немецкий языки. Научились правильно и грамотно говорить на родном языке. Хорошо знали астрономию, историю и географию. В ночное ходили вместе с деревенскими парнями. Дед Арсентий рассказывал о небе, звездах, учил ребят ориентироваться по звездам, в лесу по лесным приметам. Ребятишки изучили правила поведения и манеры хорошего тона. Мальчики овладели лошадью и приемам сабельного и рукопашного боя. Хорошо джигитовали. Отлично стреляли из ружья и пистолета, владели луком и копьем. Научились долго находиться под водой. За семь лет мальчики научились быть сильными людьми. Дед Арсентий приучал ребят день начинать с физических упражнений. Поднимать большие тяжести. Легко гнуть двумя пальцами пятаки. Если кто-то из приятелей пытался совершить плохое, Ваня брал парня за руку и так её сжимал, что у того отпадала охота на подлость.
    Взрослые вначале посмеивались над детьми. Но, когда увидели, что дети легко осваивали языки и много познали, их смех прекратился, и они радовались за детей. За эти годы Ваня и Настя сдружились, и все дни проводили вместе. Настя легко могла сойти за дочь богатого человека, которая хорошо владела языками и манерами поведения. Могла и с тряпкой убираться по дому, и чистить в коровнике. Ухаживала за старенькой бабушкой. Настя выросла добрым человеком, и соседские девушки признавали ее старшей. Настя не сторонилась подруг, в их взаимоотношениях не было ничего такого, что отталкивало девушек от Насти. Наоборот, они тянулись к Насте. Ваня и Настя сторонились тех, кто позволял себе деревенскую грубость по отношению к другим людям. Жители деревни признали за молодыми людьми особые права и не осуждали их, а, наоборот, старались перенять от них все хорошее, чему научились молодые люди. 
    Прошло еще пять лет. Ване исполнилось двадцать два года, а Насте недавно исполнилось семнадцать лет. В Шешме все жители знали, что Ваня и Настя любят друг друга и завидовали их счастью. А тут случилось такое, что оно перевернуло всю жизнь Насти и Вани. Однажды к барину приехал соседский помещик, и он увидел Настю. Привыкший к непререкаемому подчинению крепостных, приезжий помещик решил купить Настю.   
-   Иван, ты знаешь, что приезжий помещик хочет купить Настю? – спросил Алексей.
-   Откуда знаешь?
-   Маманя сказывала. Она узнала от знакомого дворника, который помогает нам дровами.
-   Убью барина. Подкараулю и убью!
-   Тихо, Иван, вишь, дворовые барина прислушиваются. Боюсь, не сдобровать тебе.
    Вечером Ваня пошел к Насте. Не успел он выйти за калитку, как сзади его ударили по голове. Ваня потерял сознание. Очнулся связанным в чулане на псарне.
-   Что делать? -  Бессильная злоба охватила его. – Нет, Настю не отдам.
   За дверью послышался шепот:
-   Ваня-я-я, Ва-а-а-нь, где ты?
-   Настенька, я здесь. Как ты узнала, где я?
-  Анютке сказали девчонки, что тебя волокли на псарню, говорили, что кровища так и текла. Болит голова?
-   Есть маленько.
-   Собаки что не лают?
-   Я всегда прикармливала их, они знают меня.
-   Анютка где?
-   Здесь я, братаня. Счас мы сломаем замок.
-   Кто еще там с вами?
-   Лешка Соловьев.
-   Девчонки, дайте-ка, вам не сподручно.
   Алексей заступом поддел накладку и сорвал её.
-   Выходи, Иван. Что же ты так бездарно поддался?
-   Подкрались сволочи. Я не ожидал.
-   Нужно всегда ожидать. Тебя же дед Алексей учил. Или ты забыл?
-   Ладно, Леха, некогда рассуждать, надо бежать. Завтра обещали запороть. Только ничего у них не получится. Бежать нужно.
-   Куда побежишь?
-   Придумаем что-нито.
   Ребята благополучно выбрались из псарни. Дома ждал встревоженный дед:
-   Што удумали изверги? Продать нашу Настю! Изверги. Бежать тебе нужно, Иван. Ты вот что. Пока Настя и Анютка вызволяли тебя, я собрал узелок. Здесь деньги, припасенные мной на смерть, снасти рыбные и еда на первое время и одёжка.  Добигите до речки, бросите одёжку свою, в которой вас привыкли видеть, на берегу, пройдете саженей сто по воде вдоль берега и выходите и держите курс на Бугуруслан. Идите лесами, хоронитесь от людей. Неровен час, продадут. В Соболеве  выйдете на Чаган, собьете плот и до Яицкого Городка. Места тебе знакомые. Ну, с Богом!
    Дед Саша внимательным взглядом посмотрел на Настю:
-  Ты, Настёнка, случаем, не беременна? Да, не красней, дело житейское. Знаю, что  любишь Ивана. Ты, Иван, береги Настю, ишь, што удумала, пойти супротив барина!  Дайте, благославлю Вас.
    Дед взял икону, перекрестил молодых и сказал:
-   С Богом, ребятки!
-   Дед, как ты без нас будешь?
-   Мне што,  одной ногой уже в могиле. Смертушка приходила за мной.  Недолго  осталось мне. Вы идите, идите. К утру вам далеко нужно быть. Родителям скажу. И твоим, Настя, скажу.
    Дед поцеловал молодых и вытолкнул за двери. Скоро они были на берегу реки. Разделись, бросили на берегу одежду, словно вошли в воду  купаться, и пошли вниз по воде. Пробежали по низкой воде берегом саженей триста. Вышли на берег оделись и побежали по лесной дороге, держа направление к югу. Настя бежала ровно, без напряжения, стараясь сохранить дыхание.
-   Настенка, это, правда, что сказал дед Саша?
-  Правда, правда. Ты меньше говори, собьёшь дыхание. Нам нужно далеко убежать. Потом поговорим.
    Так бежали они час. За прошедшее время они убежали вёрст на десять.
-   Всё, отдыхаем полчаса и снова в дорогу. За ночь вёрст пятьдесят должны преодолеть. Сумеем, Ваня?
-   Сумеем. Ты как себя чувствуешь?
-   Нормально.
-   Чего не говорила мне?
-   Что не говорила?
-   Что беременна.
-   Собиралась на днях сказать, да вот не пришлось. Теперь знаешь.
-   Эх, сейчас бы коня, быстро бы докатили до Яицкого Городка.
-   Или попали бы в руки барину.  Тогда бы уж точно тебя забили. Не дам тебя, Ванятка, в обиду. Мой ты и я твоя. Дитё у нас будет. Наше дитё.
    К утру, они были недалеко от  Бугуруслана, в деревне Клявлино.
-   Ваня, зайдем к бабушке Марии. Старая она, как дед Саша. Зайдем, отдохнем и к ночи в дорогу.
   Еще не рассвело. Сумерки уходили, люди еще спали. Только петухи пели вторые песни. Настя, крадучись, подошла к покосившейся избушке бабы Марии Решетниковой, сестре деда. Она давно жила одна. Муж и дети ушли со Стенькой Разиным. Да так и сгинули. Люди сказывали, что погибли они около Нижнего Новгорода. Сложили свои головушки. Баба Мария доживала свои последние денечки.
    Настя постучала в маленькое оконце. Потом еще раз. Послышался голос:
-   Кого ещё несёт?
    Бабушка выглянула в оконце и ахнула:
-   Бог мой! Настенька, ты ли это?
-   Я, бабуля, я!
-   Заходи. Что случилось, что ты в такую рань?
-   Бабуля, потом. Я не одна, Ванятка со мной.
-   Заходьте. Никто не видел?
-   Нет, мы крадучись. Меня барин решил продать. Вот мы и ушли.
-   Намедни мой Николай приходил ко мне. Сказал, чтобы я готовилась совершить доброе дело, а потом он заберет меня с собой. Вот вы и есть это доброе дело. Настенька, достань из подполу последнюю картошку, доедим ее. Кусочки есть, насобирала вчерась. Хватит на сёдня. Завтра ужо не нужно будет. Счас поедим, и ложитесь. Отдохнуть вам треба. К вечеру в дорогу.
   Бабушка Мария смотрела, как молодые и здоровые ребята ели.
-   Ты что не ешь, бабуля?
-   Я сыта.  Вы ложитесь на палати, а мне сбираться нужно.
   Когда ребята легли спать, бабка Мария, не торопясь, собрала узелок для Насти, положила копейки, что насобирала  милостыней, положила маленькую  иконку, остатки сухарей. Потом достала припасенную одежду на смерть, умылась. Приволокла домовину из чулана и с трудом поставила на лавку. Потом сходила за сеном. Но оно превратилось в трухлявую кучу.  Вышла во двор. Соседка собиралась доить корову.
-   Наталья, а Наталья, - позвала бабка Мария соседку.
-   Што те, баба Мария?
-   Дай охапку соломки.
-   Куда те?
-   Надоть, Наталья. До гробовой доски буду благодарна. На том свету буду молиться за тебя.
-   Возьми, баба, - соседка поняла, зачем бабушке солома. Она принесла охапку душистого сена, - возьми, бабушка, сено, оно помягче будет.
   Бабушка Мария не обратила внимания, что Наталья плакала. Она взяла сено, принесла в хату и выстелила домовину. Потом положила на него холстину, что берегла с давних пор, положила беленькую подушечку, что припасла для домовины и уселась на лавку, рядом с домовиной. Она сидела с закрытыми глазами. Глядя со стороны, можно было подумать, что бабушка спит. Но она не спала. Она видела своего Николая, молодого, красивого.  Потом она увидела детей. Их было семеро и все мальчики, погодки.  Дети росли, становились помощниками отцу. Дом был новый. Радость и детский смех царили в доме. Хоть нужда и одолевала их, но они жили не хуже других. Однажды Николай уехал на заработки. Долго его не было. А когда вернулся, радости не  было конца. Дети повисли на отце, а он достает из карманов кульки с леденцами и каждому дает, целует и приговаривает: “Кушайте, сладкие вы мои!” – “Тятька, а мамке чё привез?” – “Привёз, привёз”. Николай достает их узелка кусок  материи: “Это нашей маме!” 
   Баба Мария сидит с закрытыми глазами, слезы текут по впалым щекам, а губы улыбаются. Ей хорошо. Сейчас она прощалась со своей жизнью, прощалась с молодостью, прощалась с хорошим, и плохим. “Коленька, сделаю доброе дело и приходи за мной. Устала одна, вас хочу видеть, зажилась на этом свете”.
 -   Не торопись, Маша, нынче приду, проводи Настю и Ваню, благослави их от себя и меня.
  Так и прошел день. Ближе к вечеру баба Мария разбудила молодых:
-   Пора вам, ребятушки, пора. Да и мне пора.
   Настя, увидав бабушкины приготовления, заплакала.
-  Не плачь, внученька, не плачь. Чё плакать? Отжила своё, нынче уйду к детям и Николаю. Подойдите  ко мне, - баба Мария взяла лежащую рядом с ней иконку, благославила молодых, подала узелок и сказала, - теперь идите, торопитесь. Обо мне вспомните там, куда идете. Помяните нас всех, Николая и детей. Ступайте.
    Иван и Настя огородами ушли в лес. Баба Мария придвинула маленькую лавку, которую делал Николай для первого сына, встала на нее и, не торопясь, преодолевая свою старость и немощь, улеглась в домовину. Её лицо было спокойным и сосредоточенным. Поправила на себе из белого полотна покрывало, положила на грудь небольшую иконку, которой благословила молодых, и сложила руки, как укладывают их покойнику.
-   Вот и все, Николушка, выполнила твою просьбу, сделала последнее доброе дело. Теперь я свободна от мирских дел. Жду тебя.
   Лицо Марии было спокойным, глаза закрыты и только последние слезы говорили, что она ещё жива.
   Отец Еремей проснулся рано. Ему приснился Николай Решетников. Николай подошел к лавке, на которой спал отец Еремей, потряс его за плечо:
-   Отец Еремей, иди к Марии и благослави, отпой ее, отпусти её ко мне. Померла моя Мария.
-   Изыди, нечистая сила! Изыди!
   Но Николай стоял и тряс его за плечо:
-   Отпой жену. Преставилась она.
   Отец Еремей встал, выпил ковш кваса и снова улегся на лавку.
-   Отец Еремей, отпой жену!
-   Свят, свят! Изыди Сатана. – Отец Еремей окончательно проснулся и стал ворочаться с боку на бок.
-   Ты што не спишь?
-   Решетников приснился. Отпой жену, она преставилась. Отпой, она преставилась. Два раза просыпался и засыпал, а он стоит у изголовья и твердит своё.
-  Вставай и иди. Он спроста не приснится. Не бери грех на душу. Жена за  мужнины грехи не отвечает.
   Отец Еремей встал, обрядился в рясу и вышел во двор.
-   Господи, прости меня грешного за мои прегрешения! 
   Около покосившейся хатенки Марии стояли женщины. Двери хатенки открыты, но заходить никто не решался.
-  Батюшка, что делать?  Нам кто-то сказал, что Мария скончалась. Приходим, а она, в до-модомовине снаряженная лежит, мертвая, а слезы текут.
-   Кто это кто-то сказал?
-   Не знаем, батюшка.
-   Не знаете, не знаете, а кто должон знать? 
    Батюшка перекрестился, окрестил не закрывающуюся дверь и вошёл в хату, народ потянулся за ним. Скоро вся деревня стояла около хаты бабки Марии. Кто-то привёл телегу, чтобы отправить бабку на погост.
-  Отмучилась матушка. Хлебнула горя без детей и Николая. Теперь за многотерпение в рай попадет.
-   Да, уж, попадёт. Она никому зла не делала. Добрая была старуха.
-   Да-а. Ништо не скажешь. Столько лет прожить одной. Какой красавицей  была в молодости! Если б не Стёпка, и его разбойники, жили бы на радость себе и детям. Сколько зла совершили Степкины казаки-разбойники! Самому голову отрубили, и люди невинные погибли.
-   Хватит, бабы, базарить! Што Николаю не хватало? Хата, земля были, свободным был! Што ишо надо было? С барином сравняться захотел!
   А в это время умирал дедушка Александр Иванович Кожин. Он жил в отдельной хате, расположенной с большим домом, где жил сын Федот со своей семьей. Дед Саша лежал с утра и не вставал. Еду приносила внучка Анютка. В этот раз Анютка, как и в прежние дни, забежала к деду, спрашивая с порога: “Дедка, чё принести покушать?” – “Ничё не надо, ныне я умираю”. -  Ты чё, дед, баишь?” – “Беги, Анютка до отца с матерью, да позови Настиных родителей”.
    Когда взрослые пришли, дед Саша рассказал, как он благославил Ивана и Настю, как отправил в дорогу в Яицкий городок.
-   Федот, барин выпорол тебя?
-   Было.
-   Ну, ничё. Ради сына можно потерпеть. Зимой езжай в Яицкий Городок, найди Ивана и Настю. Свези Ивану струмент. Трудно ему будет без ремесла. Семью кормить нужно. У него должен родиться ребенок.
-   Откуда знаешь? – спросила Ольга, мать Насти.
-   Настя сказала.
-   Ух, ты! Атаман-разбойник, умыкал дочку!
-   Не шуми, Иван. Твоя дочь знала, что делала. Она без памяти любит Ивана. И Иван любит Настю. Вы сами знаете это и не против их любви.
    Дедушку Сашу похоронили в центре кладбища, расположенного в двух верстах от деревни Шугурово.