Панорама

Андрей Кадацкий
        Бетонная «шляпа» ротондой упиралась в безоблачное небо, в «поля» намертво вцепились два ряда букв: «СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА».

        - Побывать в Волгограде и не посетить Мамаев курган с «Панорамой» - преступление! – молодой специалист воронежского завода Юрка Фроликов застыл перед музеем, как солдат в почетном карауле. Ветер-гуляка взъерошил рыжие космы, серые глаза сощурились от солнца – к переносице подтянулась россыпь веснушек.

        - Лучше бы в гостинице отоспался, - зевнул коллега-однокашник Сашка Соколов. Нос-картошка задыхался пылью и волжской сыростью, на «ежик» наступала седина. Измятая ряха «голиафа» просила подушки.

        Они сдружились на первом курсе. Сашка беззастенчиво сдирал конспекты, пользовался «бомбами» Фроликова. Юрка получал защиту – при виде кулаков-гирь Соколова, даже пятикурсники не рисковали стрельнуть сигаретку. После политеха вместе пришли на завод: Юрка в желании «поднять промышленность», Сашка по инерции.

        - Пойдем, - подтолкнул плечом Фроликов, - у меня здесь дед воевал. Надо приобщиться.

        Как тяжелый танк Соколов стронулся с места. Фроликов пулей купил билеты. Сашка «подкатил» сразу к первому залу.

        Сутулая старушка, не глядя, рванула «контроль».
        - А что это за картина за вами? – сощурился в полумрак Юрка.
        - Да пойдем уже, - Сашка зевнул и шагнул вперед, - лучше оружие посмотрим…

        Тусклый свет едва подсвечивал стенды, мышиный ковролин стерег гробовую тишину, от экспонатов веяло войной и могильным холодом. Гимнастерка с тремя дырками на груди, треугольники писем, передовица «Красной звезды» с приказом: «Ни шагу назад!»… На соседнем стенде мундир оберлейтенанта, серебряный брегет, близорукие очочки…

        В углу на низкой табуретке притаилась старушка в роговых очках, узловатые пальцы ловко орудовали спицами, дрожащие губы отсчитывали петли. Напротив, у противотанкового «ежа» черноволосая девушка шепталась с высохшим стариком баскетбольного роста с обугленным лицом. Юрка прислушался – речь немецкая. Брюнетка периодически растягивала: «Э-э-э…». «Переводчица», - решил Фроликов.

        - Не понимаю, - замотал головой Соколов.
        - Что ты не понимаешь? – глянул под стекло Фроликов.
        - Не понимаю, как СССР мог победить? Ты посмотри, какое у немцев оружие… «шмайсеры», сколько модификаций пистолет-пулеметов, винтовки десантников и те с оптикой!.. А у доблестной Красной Армии… ППШа! Больше нету ни шиша.
        - Разве в оружии дело?
        - А в чем же? Я на месте советских генералов использовал бы только трофейное, да еще в тылу наладил бы производство патронов.
        - Что ты такое говоришь? – скривился Юрка. – Причем здесь оружие? Будь у них хоть ядерная бомба, все равно победили бы мы!

        - Ага-ага, - усмехнулся Соколов, - шапками закидали.
        - Зубами загрызли, - процедил Фроликов. – Не говори ерунды, не тревожь могилы наших дедов.
        - Мои сгинули еще до войны… в лагерях.
        - Уверен, были бы живы – пошли бы на фронт.
        - «За Сталина»? Не пошли бы.
        - За Родину.

        - И где эта Родина?! Посмотри, как живут побежденные, и как мы… Нам нечем гордиться, кроме вели-икого прошлого, ха-ха.
        - Ладно, чего ты раздухорился, спи дальше, - отвернулся Юрка.
       
        - Я тебе больше скажу, - наступал Соколов, - лучше бы победили немцы! И лучше бы они напали пораньше. Может быть, и мои деды были бы живы, и мы с тобой сейчас жили бы как люди.
        - Что ты такое говоришь? – В горле запершило, кровь негодования ударила в голову.
       
        Фроликов искоса глянул на немца. Взгляды встретились. Старик улыбнулся уголками губ. Юрка отвернулся, стиснул зубы.

        - А ты, я смотрю, дышишь советской пропагандой, - не отступал Сашка. – Забудь эту ересь. Немцы поначалу хорошо относились к мирному населению. Но что поделаешь, если мы - свиньи… «русиш швайн»! Мы до сих пор такие. Лес в пакетах, банках, баклажках – пикник удался! Мы гадим в подъездах и лифтах! Какая нация срёт там, где живет?!
        - И за это нас можно жечь в печах?

        - Ребята, потише! – шикнула из угла старушка, не отрываясь от петель.
       
        - Чем Гитлер хуже Сталина?! – зашипел Соколов, тучей нависнув над другом. - Сколько народу сгнобил в «гулагах»! Гитлер не уничтожал свой народ!
        Юрка расстегнул верхние пуговицы рубашки, жадно ловил воздух.

        - Я не понимаю, как люди, у которых Сталин вырезал всю семью, бросались за него на танки? С голыми руками! Когда на двоих одна винтовка, типа товарищ погибнет – подберешь, или «оружие раздобудешь в бою»! Можно ли их назвать людьми после этого?! И что это за горячо любимая Родина? За что они сражались? Чтобы потом подыхать в коммуналках? Работать от зари до зари за похлебку? Чтоб дети и внуки жили хорошо?! Мы с тобой отлично живем – общага и зарплата в три штуки с задержкой в два месяца!
        - Уймись, не то…
        - Что «не то»? – грудь-колесо толкнула приятеля.

        Юрка качнулся, но удержался за край стенда. Исподлобья глянул на немца - пристальный взгляд с улыбкой наблюдал за юношами. Переводчица жужжала под ухом.

        - Ребята! – оторвалась от спиц старушка. – Будете кричать - выгоню.

        – Посмотри, как живут победители, - зашептал Соколов. - До восьмидесяти дожил, грудь в орденах, а не заработал и «однушки»! Любимая Родина только обещает. И сравни как живут их ветераны… бывшие эсэсовцы, гестаповцы… Надо было послушать генерала Власова. Вот, настоящий герой и патриот! Повернуть оружие против Сталина и его подельников!
        - Я догадывался, «пятая колонна» сильнеет с каждым днем, но не думал, что и ты – из этих…

        - Из этих, из этих… Ты хоть знаешь, как «отец народов» кинул Власова, вместе со всей армией?! Траву жрали, чтоб с голоду не подохнуть!
        - А для самого Власова коровку держали… каждое утро парное молочко…

        - Молочко-о, - передразнил Соколов. – Много ты знаешь! Победили мы, как же! Закидали Европу своими трупами и кричим: «Побе-еда! Побе-еда!». Поэтому я и не понимаю…

        Кулак Фроликова смял «картошку» Соколова. «Оратор» схватился за нос, присел на корточки, глаза недоуменно моргали. Капли крови расползлись по рубашке, закапали на пол.

        - Я тебе объясню, - замахнулся Фроликов.
        Соколов пригнулся, с зажатым носом прохрюкал: «не надо».

        - Это что вы тут устроили?! – вскочила старушка. Спицы с начатым носком плюхнулись на табурет. – Уходите немедленно! Сейчас милицию вызову!

        Соколов подскочил, затрусил к выходу. Бегство прочертило по ковролину кровавый пунктир.

        - Уходим, уходим, - разгоряченный Фроликов силился улыбнуться.
        Старушка нахмурилась, юркнула в служебное помещение.

        Переводчица сделала шаг в направлении юноши:
        - Простите великодушно, а ваша фамилия случайно не Фроликов?
       
        - И что?! – резко развернулся Юрка.
        - О-о! Вот так совпадение! Ваш дед в 43-ем взял его в плен, - ладонь указала на старика. Брюнетка зачастила по-немецки, выслушала краткий ответ, - он говорит, вы с ним – одно лицо!
        Немец улыбался тусклыми глазами.

        - Деду, наверное, было бы интересно встретиться. Жаль, не дожил… - глубокий вздох вырвался из груди. - А этот, смотрю, цветет и пахнет... И чего он здесь нюхается? Может, тоже «не может понять»? Так я ему сейчас быстренько всё объясню.

        - Не надо, не надо! – Замахала руками переводчица. И чуть ли не по буквам добавила. – Он всё уже давно понял.

        С ведром и шваброй появилась старушка:
        - Милиция едет.

        - Всё, ухожу, ухожу, - «Эх, до картины-панорамы так и не поднялся». – Последний вопрос. Где-то здесь есть картина «С нами Бог!»...
        - На выходе справа.

        Фроликов застыл в полумраке за спиной контролерши.

        На картине ночь. Плащ-палатки смешались с грязью дорог, в лунном свете сверкают каски, на плечах угнездились пулеметы… Русские идут. Иисус в строю, на левом плече противотанковое ружье, за правым – штык винтовки. Лица бойцов светлы, как нимб Христа.