Юла

Анна Боднарук
                Ю Л А

     Антонина Николаевна ехала домой. На нижней полке купейного вагона, с правой стороны, рядом с нею, ближе к столику сидел её пятилетний внук и вяло играл кем-то забытой маленькой юлой. Яркие полоски на металлическом теле игрушки притягивали его внимание, но ребёнку хотелось ещё и пощупать их рукой. Подушечки пухленьких детских пальчиков легко скользили по поверхности незатейливой игрушки. Вертящаяся на столике игрушка накренясь падала на бок. Качнувшись взад-вперёд – засыпала.
     Работяга-поезд усердно преодолевал расстояния от станции до станции. Выгоны, как послушные утята, друг за другом плывущие за мамой-уткой, постукивали колёсами на рейсовых стыках. От этого монотонного стука, от позванивания ложечки о пустой стакан в подстаканнике, клонило ко сну. Мальчик склонился к бабушке на колени, доверившись её теплу и покою. Веки боролись со сном и, было ясно, что всесильный сон вскоре одержит победу. Покорное тело мальчика отяжелело. Бабушка улыбнулась, погладила по шёлковым волосам внука, взяла из его рук игрушку, положила на столик среди стаканов, вафель и мятых фантиков от конфет. Взбила подушку и заботливо уложила внука ближе к стенке. Сама села у ног.
     Открылась дверь. Антонина Николаевна вернула проводнице пустые стаканы, села на прежнее место и задумчиво засмотрелась в окно.
     На полке по левую сторону, в синем спортивном костюме, сидел немолодой мужчина, в очках, с седыми коротко подстриженными усиками. На коленях развёрнута тоненькая книжица. Немногословные строчки перемежались с мудрёными формулами. Вместо рисунков – чёткие, только ему понятные схемы. Пассажир читал, в задумчивости поигрывал дорогой шариковой авторучкой. Не глядя дотягивался до блокнота, лежащего на подушке, клал его поверх книжицы, что-то торопливо записывал и опять возвращал блокнот на подушку.
     На верхней полке изредка похрапывал подвыпивший сорокалетний пассажир. Почмокивал губами, вздыхал и опять погружался в сон.
     Антонина Николаевна прибрала на столике, смела крошки, оставила только полосатенькую игрушку. Достала журнал с яркими картинками, случайно купленный на вокзале. Пролистала его, но поймала себя на мысли, что так увлечённо читать его, как читал сосед свою мудрёную книжицу, она не сможет, закрыла журнал. Скуки ради, стала украдкой рассматривать читающего соседа.
     «Холёный мужичок, - подумала Антонина Николаевна. – Руки явно не рабочего человека. Хотя, кто его знает? В наше время есть такие профессии, что не горбом, а умом люди работают. Видимо этот из таких. Молодец мужик, чисто выбрит, причёсан. А руки и правда у него красивые, ноготки ухоженные. Что и говорить: с виду приятный человек. Главное – никакого пива, не то что этот, на верхней полке…»
     Женщина пересела поближе к двери, где не доставали ноги внука. Привалилась спиной к перегородке. Скучающе посматривала то в окно, то на лежащую на боку на белой скатёрке юлу. Время от времени взгляд скользил по синему костюму соседа, на какие-то секунды останавливался, запнувшись о детали вышивки на левой стороне груди. Огибал подбородок и касался губ.
     «Надо же, губы мягкие, яркие. Не поджатые. Значит характер добрый, незлобивый. Не подумаешь, что уже в годах, губы как у шестнадцатилетнего юнца. Мало что над ними седеющие усики. Интересно посмотреть, как эти губы улыбаются… И целовать они наверное умеют… Тю, ты совсем сдурела… Ишь чего выдумала! Внук уже рядом посапывает. Немолодая уже, а туда же, совсем разум потеряла… Бессовестная…» - закрыв глаза, корила себя Антонина Николаевна.
     Некоторое время сидела с закрытыми веками, а когда открыла глаза, поймала на себе откровенный взгляд соседа. Губы его чуточку приоткрыты и от этого лицо даже немного помолодело. Карие глаза, обрамлённые ещё не тронутыми сединой ресницами, смотрели так, будто к ним не прикасался груз прожитых лет.
     «А он красив! Правда, красив!» - подумала Антонина Николаевна и, устыдившись своих мыслей, сомкнула веки. Ей приятно было осознавать, что и она ещё может кому-то нравиться. «А что, взгляд очень даже красноречиво говорит о его заинтересованности… Опомнись, милая! В твои-то годы заводить дорожный роман? Вот те на, докатилась… А собственно, что плохого? Мы просто сидим. Мы даже не познакомились. Два случайных пассажира, только и всего…»
     Антонина Николаевна чуточку приподняла ресницы. Сразу же встретилась с его взглядом и уже не смогла отвести глаза. Так и смотрели они молча друг на друга. Даже прогрохотавший за окном встречный поезд не привлёк к себе внимание. Сколько длился этот взгляд, не смогли бы ответить ни он, ни она. Вагон качнуло раз, другой  и случилось чудо. Маленькая, лежащая на боку юла вдруг обрела равновесие. Закружилась всё быстрее и быстрее. Яркий узор слился в жёлто-оранжевый окрас. Юла будто светилась изнутри. Жёлтый живой свет нёс в себе музыку, тихую, шелестящую мелодию летнего ветерка. Мелодия звала за собой, манила, обещая нечто приятное, загадочное и бесконечное. Сердца обоих пассажиров потянулись за ней. Доверившись – обрели крылья и полетели. Сами не осознавая, как и когда это случилось, что руки их сомкнулись. Единым существом они летели над лесом. Потом бежали по берегу моря босиком. Опять взмывали вверх. Окунались в белесый туман облаков. Что-то восторженно кричали, кувыркались, словно малые дети в пушистом снегу. Снова куда-то неслись. Неведомо как оказались на лесной поляне. Спелая душистая земляника сама просилась в руки. И они собирали её, кормили ягодами друг друга, смеялись и… целовались. Забыв, отринув все заботы, радовались жизни, парили над миром добра и сказочного счастья.
     «Счастье! Какое большое, безбрежное счастье!» - вторило им всё вокруг. Они, превратясь в звук, мчались за ним, как белая полоса за самолётом. Потом, уставшие, опустились на ветви высокого дерева и удивлялись тому, что птицы сидят рядышком, рукой до них можно дотянуться, и поют. Поют на все голоса, каждая как умеет. Кого каким голосом природа одарила. И они пели вместе с ними, без слов, без особого смысла. Просто душа у них пела, Радость вырывалась из груди и попутно превращалась в волшебные звуки.
     В это райское пение птиц ворвался скрипучий, какой-то дребезжащий звук открывающейся двери. Антонина Николаевна вздрогнула. Юла повалилась на бок и затихающим бегом покатилась по столику. Пассажир в синем спортивном костюме подхватил готовую упасть юлу, вздохнул и оглянулся на дверь. В узкий дверной проём, проталкивая большой клетчатый чемодан, стянутый ремнём, бочком входил грузный мужчина.
     - Где тут свободно? – ни на кого не глядя, задал вопрос новый пассажир.
     - Мне на следующей станции выходить. Располагайтесь, пожалуйста, - поднимаясь, предложил пассажир, всё ещё прижимая игрушку к груди.
     Антонина Николаевна подобрала ноги на постель, освобождая место в проходе. Новый пассажир шумно дышал, кряхтя, вытирал большим носовым платком лысину. Свесив голову с верхней полки, сонными глазами смотрел проснувшийся пассажир. Сразу стало людно и тесно.
     Минут через пятнадцать коренным образом всё поменялось. Грузный мужчина лежал на нижней полке напротив. Прежде сидевший там мужчина сменил спортивный костюм на строгий костюм и галстук. Не торопясь, укладывал в небольшой чемодан свои дорожные пожитки. Оглянулся на Антонину Николаевну, внимательно посмотрел ей в глаза. Написал что-то в блокноте, вырвал листок и сложил его вчетверо. Вложив записку между листов журнала с яркими картинками, защёлкнул чемодан. Не прощаясь, решительно шагнул к двери. Но, вдруг, остановился. Вернулся, взял со столика игрушку и, улыбнувшись своим мыслям, поцеловал её. Вернул обратно на столик. Юла издала звук, словно пропела маленькая птичка и затихла. Пожелав всем «счастливого пути», он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
     Антонина Николаевна достала журнал. Торопливо развернула записку.
     «Милая, очаровательная незнакомка. Я не знаю, как объяснить то, что произошло с нами. Одно скажу: я был безмерно счастлив. Так получилось, что в эти годы я остался один. Несколько минут сказочного полёта вернули мне надежду на счастье. Оно будет возможным только с Вами».
      Ниже адрес и номер телефона.
      Женщина аккуратно сложила записку, прижала её к груди и Сладко зажмурилась. Ей показалось, что годы отступили, давая шанс на женское счастье.
     «А что, вот отвезу дочке Олежку. Вернусь домой и напишу», - твёрдо решила она.
     Часа через три разбудила внука и стала готовиться к выходу.
     - Бабушка, я игрушку себе возьму, можно?
     - Нет-нет, внучек. Вот, приедем, я тебе большую юлу куплю. А эта пусть тут остаётся. Может ещё кому-то счастье принесёт или… напоёт.

                21 января 2007 года.