Сиртаки. глава вторая

Игорь Иванов 7
СИРТАКИ. ГЛАВА ВТОРАЯ
Андрей Артемович еще какое – то мгновение подержал трубку в руке, потом осторожно и медленно, как бы жалея,  опустил ее на рычаги.

Тоска навалилась такая, вроде бы он только что потерял, что – то очень дорогое.  Он обвел глазами комнату – все вызывало в нем раздражение: и полки с книгами, и висящий на стене ковер, который он на радость жене «достал» по крупному блату. День, когда  Андрей Артемович, взмокший от напряжения  и гордости за себя, втащил ковер в квартиру и бросил его к ногам  супруги, был одним из счастливейших дней в их жизни. Тоня открыла бутылку шампанского,  и они выпили «на брудершафт», и поцеловались. Поцелуй был долгий и волнующий – не то, что на свадьбе: там он был заказным - все вопили «Горько!», а  у поверженного ковра они целовались от души.

На ни в чем неповинный ковер Андрей Артемович смотрел с ненавистью: он понял, что ТОНЯ целовала тогда не его, любимого мужа, а страстно лобзала вот это ковер.

Необъяснимая тоска накатывалась на Андрея Артемовича, затуманивая сознание, вызывая почти физическую боль.
Комок подкатил к горлу, ему неудержимо хотелось заплакать. Усилием воли он подавил в себе это желание и отправился на работу.

Рабочий день тянулся утомительно долго, но, наконец, окончился. Андрей Артемович несся домой так, вроде там его ждало СЧАСТЬЕ. Но никто его там, кроме кошки Фроси, не ждал.
 Он достал из холодильника бутылку водки, налил полный стакан и   залпом выпил. Стало веселее. Он посмотрел на себя в зеркало: еще ничего – в полумраке сойдет: «Сквозь призму водки, мол, все красотки, любая гадина распривлекательна», – вспомнил Маяковского и выпил еще сто грамм.

И в это время раздался телефонный звонок:  - Я звоню из телефонной будки рядом с вашим домом. Я замерзла и хочу стихов.

- Вы хочите песен, их есть у меня, - в  голос заорал Андрей Артемович и назвал номер квартиры.
 
 _ А вдруг кикимора какая, - с тревогой подумал Андрей Артемович и кинулся навстречу гостье.

На лестничной площадке стояла незнакомка.
- Видимо, вы ко мне? – дрогнувшим голосом обратился к ней Андрей Артемович.
Незнакомка кивнула, громадные голубые глаза светились любопытством.
 Несколько ошарашенный красотой и молодостью  гостьи, Андрей Артемович взял ее за руку и  ввел в квартиру.
 - Андрей, - назвал он себя, помогая гостье снять верхнее платье.
- Ксения, - ответила гостья и обдала Андрея таким взглядом, что у того перехватило дыхание.
 
Ксения села в кресло и потребовала стихов. Накрывая на стол, Андрей рассматривал гостью: иссиня – черные, что называется «воронова крыла», слегка вьющиеся  волосы, обрамляли ее овальной формы с правильными, почти классическими чертами, лицо, оставляя  открытым высокий, чистый, как бы специально вылепленный талантливым скульптором, лоб, украшенный черными бровями, нависшими над невероятной голубизны глазами, опушенными  искусственными ресницами.

 - Вот, пока полистайте, - Андрей протянул Ксении попавшийся под руку  том «Памятники древнегреческого искусства».
Андрей, разлив вино, поднял бокал: «За знакомство!»
 Второй бокал они выпили «За прекрасную Незнакомку», а третий на брудершафт.
- Вы знаете, Андрей, - откинувшись в кресле и облизав после « брудершафта» пунцовые губы, вдруг заговорила, практически молчавшая до сих пор гостья, - я ведь тоже занималась Грецией. Да!
- Могу подарить вам этот том,- он указал взглядом на том «Памятники древнегреческого искусства».
 Нет, - засмеялась Ксения, - я в ресторане танцевала «Сиртаки». - Ну ка, напойте. 

 Изрядно захмелевший Андрей Артемович начал  подвывать мелодию Сиртаки, а Ксения пустилась в пляс, по ходу танца освобождаясь от одежды. Наконец, она осталась почти голой и полагая, что она танцует знаменитый греческий танец, дико прыгала. Рядом с ней прыгал Андрей Артемович. Так они «допрыгались» до постели.
- А Векслер, я его ведь знаю, приезжал к нам на завод, - между прыжками, похвастался Андрей.
- Векслер, - засмеялась Ксения, - он в машине внизу сидит, меня ждет. Да пошел он на …
***
Не обнаружив Ксении, Андрей Артемович избегал осуждающе мяукающей Фроси.

 - Боже мой, - терзался Фросин хозяин, - я изменил жене. Как я мог?! – И тут его пронзила страшная мысль – сон  - то про курицу Тоню и петуха Векслера – в руку.  Если я ей изменил, то почему она не может сделать то же самое.
 Он позвонил на завод, отпросился на два дня и первым же авиарейсом вылетел в Кисловодск.

На территорию санатория он прошел свободно. И неожиданно на подходе к главному корпусу увидел свою жену.   Она шла в сопровождении высокого мужчины, с копной черных кудрявых волос на голове и нос у мужчины был с горбинкой.
- Ага,- с злорадным удовольствием подумал Андрей, - Петух – Векслер.
 Он догнал  пару и похлопал спутника жены по плечу: «Здорово, петушок!».
 «Петушок» удивленно смотрел на Андрея близко поставленными карими глазками, в них Андрей Артемович прочитал насмешку  над ним, Андреем, обманутым мужем. Уверовав в это, Андрей Артемович стукнул  мужика по его породистому носу. «Петушок» от удара только чихнул и огрел Андрея по челюсти профессиональным боксерским ударом. Андрей Артемович упал и тут его узнала жена.
- Знакомьтесь, мой муж – представила она Петушку лежащего Андрея Артемовича.
- Очень приятно, - Петушок удивленно таращился на лежащего Андрея.
Не поверив, что Петушку действительно «Очень приятно», Андрей Артемович вскочил на ноги и попытался стукнуть его еще раз.
 - Что вы себе позволяете? – задал  дурацкий вопрос мнимый Векслер и стукнул Андрея по шее.
Что ты вытворяешь? – кинулась к Андрею Артемовичу жена. – Ты что, с ума сошел? Это Евлампий Харламович. Академик. Да он мне в отцы годится. Он просто шел со мной по пути на процедуры.
 - Евлампий, говоришь, Харламович? На процедуры? Знаем мы эти процедуры. Сами проходили.

Тоня вернулась через три недели. Через месяц они развелись.
 Андрей Артемович нашел Сиртаки. Она приняла его, и стали жить вместе. Но тут грянула перестройка, нарисовалась демократия. Ксения – Сиртаки подалась в  проститутки и выставила потерявшего работу бой – френда.

Иногда она приходит на помойку, где обитает Андрей Артемович и танцует ему  греческий танец - Сиртаки.
 А он ей читал стихи Мандельштама.