Я стоял на краю бесконечной, оскаленной бездны, разинувшей свой клыкастый рот и уже пресытившейся такими подобными мне, но все же ждущей меня, изнывающей от жажды утолить голод. А дна у нее, казалось, не было вовсе. Тень, падающая рядом на песочную землю от догорающего костра, плясала, словно ей было невтерпеж спрыгнуть в туманное небытие. Я стоял на размытом и затертом краю черной нефтеподобной бездны. Я стоял и вспоминал картины всей своей непростой жизни. Свое далекое, полное игрушек детство,
отягощенную учебой юность, своих родителей, первую любовь в коледже и тебя. Тебя я вспоминаю теперь каждый день, каждую минуту и секунду. Провались все к чертям собачьим!
Я не отрицаю сейчас, что все мы отчасти виноваты в том, что произошло. Что я виноват. Но, черт возьми, жизнь виновата, что забрала тебя, оставив меня. Я просто не имел ни желания, ни права оставаться. Плевал я, что человечеству пришел конец. Оно давно шло к этому. Уже очень давно. Но ты. Ты. Ты. Лучше их всех. Дороже их всех. Роднее их всех.
Глоток. Затяжка.
Я стою и смотрю на развалины нашего мира. Руины не безупречной человеческой цивилизации. Осколки бытия. Нашего бытия. Знаешь, последние годы я разжигал костры деньгами - жалкими бумажками. Ха. Представь: я рвал доллары на мелкие кусочки. Забавно? Я ел мусор. Знаешь, какой он вкусный, особенно после нескольких дней поиска еды? А? Деньги. Теперь они ничто. Знаешь, я так хотел уйти вслед за тобой, но ты бы не одобрила этого.
Всхлип. Глоток. Затяжка.
Иногда мне казалось, что я слышу твой голос. Особенно так было первое время. Я искал тебя. Я обыскал все закоулки. Но. Это был не твой голос. Просто мой мозг хотел, чтоб я так думал.
Я часто разговаривал с тобой. Жаль что ты была и остаешься нема оттуда, сверху. Со мной лишь ветер разговорчив, как и всегда. Да еще пистолет порой стращает. По-моему, он разговаривает со мной. Это началось недавно. Да. Его разговоры. Я услышал кашль и тихий-тихий хрип. Я тогда огляделся и начал искать тех, кто, как я сначала подумал, выжил вместе со мной. Но это был пистолет. Он шептал. Он шептал мне.
Наше небо. Оно, знаешь, более не голубое. Серое небо. Оно бы тебе не понравилось. Ужасная картина. Серый цвет хорош, и мне он по нраву, но не для неба он.
Глоток. Затяжка.
Некоторые пожары до сих пор не стихают. Но более всех не стихает пожар во мне. Да и наплевать. Кому теперь какая разница? Да и некому судить уж если честно.
Глоток. Затяжка. Ты. Всхлип.
Что-то катится по щеке, увлажняя бороду. Я постоянно смотрю вверх.
Мы пели с тобой ту песню, помнишь? Я очень любил, когда ты пела. Где же сейчас ты? Где я? И где наши неродившиеся дети? Их нет, а я люблю их всё равно.
Взрывы.
До сих пор не утихают взрывы на военных складах.
Годы.
Ты. Когда я засыпаю, знаешь, мне кажется, что ты вот-вот появишься и все изменится.
Мир.
Мне наплевать на мир, каким бы он ни был. Целый, населенный миллиардами людей, или уничтоженный, безлюдный и беззубый. Главное чтобы в нем была ты. А без тебя нет разницы. Все только поганая философия, что нужно терпеть нужно жить и так далее. Без тебя не нужно, не хочется, я не готов без тебя и дня прожить. Не знаю, почему я жив до сих пор. Наверное, страх.
Глоток. Всхлип. Ты.
Бутылка с недействующим лекарством полетела в голодную пасть страшного зверя. Новая сигарета.
Затяжка. Всхлип.
Плевать я хотел, что я мужчина и что не должен плакать. Я не оплакиваю человечество. Я оплакиваю тебя, любимая. Тебя.
Ты. Пистолет.
Взвод. Движение.
Я пришел в себя от гула разных голосов где-то позади. Правая сторона лица болела. По всей видимости, я уснул на рабочем месте. Я оторвал голову от клавиатуры. Оглядываясь, я наблюдал, как вокруг меня бегают туда-сюда люди в военной форме и в штатском с прикрепленными бейджами «V.I.P» и «FBI»
Я ничего не понял. Когда ко мне подошел упитанный человек, держащий в одной руке пончик, а в другой какие то бумаги и спросил, начинать ли атаку межконтинентальными ракетами с ядерными боеголовками (причем он говорил это с таким спокойствием, что любой нормальный человек был бы в шоке от этих слов) я сорвался с кресла как с цепи и сказал, чтобы меня лично проводили к месту управления. Пройдя несколько коридоров и миновав множество солдат, стоявших в проходах и козырявших мне, мы вошли в большой зал. Зал, казалось, был целиком сделан из металла. В центре стоял огромный монитор, который окружали более мелкие, и куча лампочек и кнопок. Везде суетились люди в белых халатах. Я, обезумев, выхватил автомат у одного из солдат и начал расстреливать аппаратуру. Даже если бы было чтото закорочено пулями пуск не начался бы. Я помнил что он сложен. Остальные солдаты последовали моему примеру. Лишь толстый человек снаяв очки воскликнул: «Но как же так? Зачем? Ваше творение вы же и убиваете. Господин президент.?»