Пятый

Oldreamer
*

В детстве цыганка нагадала мне, что я умру, когда у меня появится пятый мужчина. Причиной смерти станет рак.
Я отчетливо помню, когда в мою жизнь вошло это страшное пророчество. Это был день, когда развелись мои родители. За две недели до этого события мне исполнилось одиннадцать лет, и я получила от родителей неожиданно много разных и дорогих подарков. Позднее я поняла, что это было досрочное искупление.
Из загса мой отец уехал на машине, в свою новую квартиру. А мы с мамой пошли домой пешком. Мы молчали и глядели в разные стороны, дорога казалась невыносимо длинной. У аптеки мама остановилась. Она сказала мне, что купит капли для глаз. Но я поняла, что ей нужен валокордин. Пузырек с этим лекарством я часто видела в те дни у нас дома – то на тумбочке в прихожей, то в ванной, то на кухонном столе.
В ожидании мамы я начала читать рекламные листовки на столбе. А когда обернулась, то увидела перед собой огромную старуху, обернутую в цветную шаль. Это была цыганка. Пристально глядя в глаза, она взяла мою левую руку.
Ее морщинистый и смуглый палец скользнул по белой ладони. Я почувствовала, как у меня немеет спина. Я боялась пошевельнуться. А старая цыганка, поводив указательным пальцем, произнесла, растягивая слова, смотря цепко и серьезно:
– Ты умрешь, если у тебя появится пятый мужчина. Берегись, деточка… Берегись пятого мужчины. Смерть будет страшной и мучительной. Ты умрешь от рака.
Погладив меня на прощанье по плечу, она скрылась в переулке. Когда подошла мама, я стояла на том же месте. Я дрожала, словно в ознобе. Мама спросила:
– Ты что? Что с тобой?
Она потрогала мой лоб и воскликнула:
– Господи, да у тебя жар!
Она взяла меня под руку и опять поспешила в аптеку – теперь уже за лекарством для меня. Когда мы пришли домой, я тут же слегла, изнемогая от сильной простуды.
В ту ночь мне снился папа. Он множился во сне и увеличивался в размерах, а на его плечи была накинута цветная шаль. Папа улыбался и показывал мне раскрытую пятерню. В бреду я повторяла:
– У меня никогда не будет пятого мужчины! У меня… не будет… пятого… Никогда. Никогда!
Весь следующий день я проспала в беспамятстве.

0

Сколько мужчин бывает в жизни женщины? Одни могут прожить всю жизнь с человеком, даже не помышляя об измене. Другие готовы менять мужчин каждую неделю, не испытывая особых угрызений совести.
Я не знала, к какому типу принадлежу. В 11 лет у меня не было никакого опыта в любовных отношениях. Но после пророчества цыганки мне не осталось выбора. Страшное проклятие сначала проросло страхом, а затем обрело форму инстинкта самосохранения. К 15 годам я окончательно решила: я не умру, потому что не собираюсь ждать пятого мужчину. У меня было четыре попытки. Я благодарила судьбу и за это.
В школе мое общение с противоположным полом было сведено к минимуму. В то время как подруги ходили на первые свидания и обменивались с мальчиками любовными записочками, я учила уроки и посещала библиотеку. На школьных дискотеках появлялась пару раз, но уходила через полчаса после их начала. От парней, желающих со мной познакомиться, пряталась в женском туалете. Там, у серого унитаза, топча белыми туфлями сырой пол, я в первый раз закурила. Глядя на сизые кольца дыма, я думала о том, что курить могу сколько угодно. Сигареты не так страшны, как мужчины.
Однажды одноклассница взяла меня с собой на свидание. Сказала, что вместе с ее мальчиком придет его друг. Была весна, в восьмом классе нам оставалось учиться всего два месяца. Мы пошли в кино, на дневной сеанс. Одноклассница и ее мальчик сидели чуть поодаль, занятые не просмотром фильма, а поцелуями. Обещанный друг сидел рядом со мной – от него пахло мятной жвачкой, а ногти на пальцах были коротко острижены.
Я почувствовала его ладонь на своем колене. Он попытался меня обнять – и я в страхе отдернулась от него.
– Ты чего? Чего ты? – зашептал он и схватил мою ладонь.
Я резко вырвалась и огрела его сумочкой по голове. Встав, быстро выбежала из кинозала. Меня колотило, на правом колене горел невидимым пятном отпечаток чужой ладони. Ладони мужской руки.
На выпускном вечере на медленный танец меня пригласили только три одноклассника – меньше, чем кого бы то ни было. Через три недели я поступила в лингвистический институт. В конце августа на стенде у деканата были вывешены списки поступивших абитуриентов с распределением по группам. В моей группе оказалось всего два мальчика – и я ощутила странное облегчение, узнав об этом.

1

Одного из этих мальчиков через месяц после начала учебного года задержали на улице. Он продавал гашиш. Я успела увидеть его всего пару раз. Он ходил в сером плаще без пояса, и у него были красные от недосыпа глаза. В октябре, когда дело о хранении и сбыте наркотиков передали в суд, его исключили из нашего института.
Второго мальчика звали Денис.
Это был красивый мальчик. Это был очень красивый мальчик. Это был очень, очень, очень красивый мальчик. Если бы Ален Делон был блондином – это был бы Денис.
Когда он в первый раз появился в аудитории, все наши девицы решили, что он «голубой». Потому что нормальный парень не мог быть таким красивым. Но на следующий день все сомнения развеялись – эту ночь Денис успел провести в компании одной из ушлых одногруппниц. Она, светясь от счастья, делилась с подругами своими любовными переживаниями. «Он идеален! Сегодня мы с ним идем в кино» - говорила одногруппница дрожащим от волнения голосом.
Денис бросил ее через месяц. Бросил мягко и бесконфликтно – так, как это умеет делать человек, имеющий опыт в любовных делах. Девушка даже не выглядела расстроенной – она была преисполнена благодарности Денису за чудесно проведенное время. А он уже подбирал себе, как стрелок в тире, следующую мишень…
Одну за другой Денис методично завоевал всех моих одногруппниц. К началу второго курса в моей группе численностью 14 человек осталась я одна, кто не поддался соблазну завязать близкие отношения с Денисом. В его глазах, когда он смотрел на меня, я все чаще видела удивление и интерес. В отличие от других я не искала встреч с ним, не требовала внимания и не интересовалась его персоной.
Он подкараулил меня у входа в метро, неподалеку от института. В правой руке он держал большую белую розу.
– Сходим вечером в кино? – спросил он.
Я покачала головой.
– Хорошо, - не стал спорить Денис. – Тогда возьми розу… Это тебе.
В моих руках оказался цветок. Пройдя несколько шагов, я выбросила розу в урну. Обернулась. Денис смотрел на меня и улыбался.
С того самого дня он стал упорно и настойчиво добиваться моего расположения. Он оставлял для меня в аудитории цветы. Подкладывал в мою сумочку шоколадные плитки. Как-то у дверей квартиры я обнаружила игрушку – плюшевого дельфина. Рядом лежала записка от Дениса. Дельфины были моими любимыми животными – и я не представляла себе, как Денис мог об этом узнать.
Раз в неделю в своем почтовом ящике я обнаруживала два билета в кино. За два месяца я получила от Дениса десять билетов. Пять фильмов, на которые мы так и не сходили. Две мелодрамы, одна комедия, один фантастический и один документальный фильм. Я складывала билеты в коробочку из-под духов. У меня и в мыслях не было использовать их по назначению – например, сходить в кино с подругой.
Меня возненавидели все мои одногруппницы. Я все никак не хотела становиться членом их клуба. Клуба девиц Дениса. Когда я входила в аудиторию, все сразу замолкали и смотрели на меня с презрением и негодованием. Так святоши смотрят на оскверненную женщину.
Это продолжалось полгода. Денис испробовал все способы обольщения. Встречал меня после пар ежедневно, чтобы поболтать со мной, пока я не зайду в метро, а потом пропадал на несколько недель. Появлялся передо мной, обнимая симпатичную студентку, а позже сидел в одиночестве у моего подъезда. Он писал мне любовные «эсэмэски». Предлагал обычную дружбу. Приглашал: в парк; на дачу; в музей; на шашлыки; на день рождения друга; на свой день рождения; на край света; к себе домой; ко мне домой.
На зимней сессии Денис впервые в жизни не сдал экзамен. Мы шли к метро – и он говорил, что не спал уже три ночи. Он не мог думать ни о ком, кроме меня.
– За что я тебе нравлюсь? – спросила я его перед тем как зайти в вагон.
– Ты красиво молчишь… – сказал он и тихо добавил. – Выходи за меня замуж.
Я покачала головой. Он в этот раз совсем не улыбался – и впервые в его глазах я увидела что-то похожее на страдание.
Через три дня после очередного экзамена, который Денис тоже не сдал, я встретила его у своего подъезда. Было холодно. Он был бледен и худ. Одну руку он держал, зажав в кулак, у груди.
Не говоря ни слова, Денис разжал кулак. Там лежало кольцо. Золотое кольцо.
– Выходи за меня замуж, – еле слышно сказал он.
– У тебя есть, кому его подарить… – сказала я.
– У меня уже три месяца никого не было… Совсем. Мне никто кроме тебя не нужен.
И тут он заплакал. Он был красив, даже когда плакал. Я вспомнила, как плакала моя мама по ночам после развода с папой.
Я не хотела выходить замуж в 18 лет. Рано, слишком рано – я все время помнила о пророчестве цыганки. Но я видела глаза Дениса, это кольцо и следы его ботинок на снегу. Он протоптал весь пятачок перед подъездом. Он очень долго ждал меня.
Я осторожно притронулась рукой к его руке. У него оказались очень мягкие руки. Денис нежно обнял меня – и нам стало тепло.
Готовясь к свадьбе, я чувствовала необыкновенную расслабленность. Слава богу, все закончилось. У меня есть мужчина. Он первый и последний. Да, он будет у меня первым и последним.

1

Первые месяцы совместной жизни мы с Денисом делали то, что не успели сделать до свадьбы. Мы заполняли пробелы наших отношений. Ходили в кино, жарили шашлыки, гуляли в парках, гостили на дачах его друзей.
Как-то, прибираясь в своих вещах, я наткнулась на коробочку из-под духов. Там лежали десять неиспользованных билетов в кино. От них исходил приятный аромат. Кажется, в тот момент я почувствовала себя счастливой. Для абсолютного счастья не хватало только ребенка.
О ребенке мы задумались, когда закончили институт. Денис устроился в юридическую контору, я занялась литературными переводами. Денег было достаточно. Мы переехали в новую квартиру и сделали ремонт. Это была трехкомнатная квартира: спальня, гостиная и детская.
Но детская оставалась пустой и через год после переезда, и через два. Я хотела детей. Денис мечтал о ребенке. Но я никак не могла забеременеть.
Курить я бросила еще в институте. Фитнесом занималась три раза в неделю. Я старалась правильно питаться и записалась на курсы йоги. Несколько раз проверилась у врачей. Заставила провериться Дениса. Но беременность не наступала.
Однажды я уехала в командировку в Германию, на форум переводчиков. Вернувшись через неделю, я обнаружила Дениса, готовящего ужин. Он делал мои любимые спагетти в остром соусе. В тот вечер мы болтали допоздна. Я подумала, что можно быть счастливыми и без ребенка. Это всего лишь вопрос времени, да, надо только подождать.
Ночью я проснулась от того, что сильно хотела пить. Я вышла на кухню и налила себе сок. Затем направилась в ванную. Глядя в зеркало, обнаружила еще одну морщинку у виска. Что-то их слишком много стало в последнее время… Мой взгляд упал на полотенцесушитель. По его внешней поверхности тянулась тонкая черная нить. Я тронула ее и потянула на себя. Это был чужой женский волос.
Стакан упал и разбился. Стакан упал и разбился. Упал и разбился… В новой плитке на полу появилась трещинка, я ступала по осколкам босыми ногами.
Денис не слышал ничего. Я зашла в спальню, оставляя на новом ковре красные пятнышки, - он спал. Я сидела тихо и смотрела на него, пока он не проснулся.
– Ты давно с ней встречаешься?
Он изменял мне, я поняла, он изменял мне и раньше. И не с одной. Но он никогда никого не приводил к нам домой. Только не это. Я поняла, что это важно, поэтому только не это.
– Она беременна. У нас будет ребенок.
Он сказал это отчетливо и спокойно. Словно не спал и ждал.
– Когда? – спросила я.
– Через два месяца.
Я ушла обратно в ванную. Трогала дрожащими руками осколки на полу и ждала, что он сейчас придет и что-нибудь придумает. Но он так и не пришел. Через час я вернулась обратно в спальню. Денис спал.
Я не хотела с ним расставаться, я не планировала, я решила, что он будет первым и последним. Первым и последним.
Но у него родился ребенок. У него, а не у меня. У него и у нее, а не у меня и у него. Спустя три месяца мы развелись – и я осталась одна. Опять одна, наедине с пророчеством цыганки.

0

25 лет – треть жизни. У меня был всего один мужчина, и я не собиралась сдаваться. Жизнь только начинается, хотя хочется ребенка. Очень хочется. Родить ребенка от второго – и не ждать пятого. Главное, чтобы был ребенок, это главное.
Надо найти мужчину, который захочет ребенка от меня.

2

Это мог быть кто угодно, только не Саша.
Денис был болтуном, красавчиком, душой компании, дамским угодником. Саша был его полной противоположностью. Он был молчалив, циничен, трудолюбив и тверд, как холодный пластилин.
Мы работали с ним в одном издательстве, в которое я устроилась вскоре после развода с Денисом. Пару раз делали совместный перевод – это были экономическая брошюра и математический трактат. Саша отказывался от заказов на художественную литературу. Он не признавал ее.
– Фальшь, сплошная фальшь, – говорил он. – Философский труд Спинозы мне интересней истории о Ромео и Джульетте.
Саше было 28 лет, но выглядел он на все 35. Про таких, как он, говорят: «он слишком рано повзрослел». О себе Саша не любил рассказывать. Он был таинственен, как остров Жюля Верна. Только через год я узнала, что он был женат. Были ли у него дети? Нет.
– Я не люблю детей. У меня от них изжога.
Это я услышала спустя полчаса после нашего знакомства. Саша словно давал мне понять – рассчитывать не на что. Он заранее выстраивал оборонительные редуты и показывал недружелюбный дзот.
Он вел себя так со всеми женщинами – и ни для кого не делал исключения. От Саши невозможно было услышать ни комплимента, ни предложения помощи. Он никогда не открывал с галантностью даме дверь и не подставлял услужливо стул. Его не могли поразить ни новая прическа, ни откровенный флирт. Мои коллеги-женщины, говоря о нем, признавали – «безнадежный случай». И при этом ни одна из них не оставляла попыток пробить брешь в этой броне.
Однажды чудо чуть не случилось. Нашему корректору, бравой студенточке вечернего отделения, удалось вытянуть Сашу на свидание. Но девушку постигло жестокое разочарование. На следующий день она пришла на работу с влажными от слез глазами.
– Мы договорились встретиться вечером, в кафе, – теребя заколку, рассказывала она. – Я прождала его полтора часа. Но он так и не пришел. Дозвониться ему не смогла. А сегодня утром… – она смахнула слезу, – утром я узнала. Он, оказывается, был в гостях с друзьями. Пил пиво и смотрел хоккей. Обо мне ни разу не вспомнил!
– Негодяй, – покачала головой наш редактор.
– Сволочь, – заключила фотограф.
«Крепкий орешек» – подумала каждая из нас.
А через четыре дня после этого события я проснулась с Сашей в одной постели.

1

За день до того, как оказаться в постели с Сашей, я случайно увидела Дениса в торговом центре. Он выходил из отдела товаров для маленьких детей. В одной руке была фирменная сумка, в другой Денис держал мобильный телефон. Разговаривая с кем-то, он улыбался.
Я замедлила шаг, остановилась и, юркнув в ближайший отдел, начала наблюдать за Денисом через витрину. Я и не думала подходить к нему.
Расслабленная улыбка. Веселый взгляд. Одет хорошо. Модная стрижка – при мне он таких не делал. Пополнел. Возмужал. Я искала во внешности Дениса признаки горечи, разочарования, тоски, скуки, воспоминаний о себе. Искала и не находила.
Поговорив по телефону, Денис направился дальше и вскоре скрылся за углом.
– Вам помочь? – услышала я позади себя услужливый голос.
Обернувшись, я увидела консультанта, девочку лет 18.
– Что-нибудь хотите посмотреть? – она приглашающим жестом показала на стеллажи с одеждой.
Я покачала головой и медленно вышла из отдела.
Той ночью я плакала навзрыд в подушку – точно так же, как плакала моя мама, когда развелась с отцом.
Не думала, что все это может так сильно ранить меня. Мне казалось, что я сильная.
Но мы прожили с Денисом шесть лет. Мы даже были счастливы. Это будет не так легко забыть.

2

– Ты как здесь оказалась?
– Дома нечего было делать. А ты?
– Мне тоже нечего было делать дома.
Я встретила Сашу в кинотеатре совершенно случайно. У нас оказались соседние места в кинозале.
– Мир тесен, – сказал он, присаживаясь рядом на свое кресло и кладя на колени кейс.
– Ага, – кивнула я.
После сеанса мы зашли в кафе. Я заказала себе яблочный штрудель и зеленый чай, а Саша – пиво и жареные колбаски. Одну за другой я выкурила две сигареты.
– Ты слишком много куришь, – заметил Саша.
– Это не страшно. Мужчины опаснее сигарет.
Он рассмеялся. В первый раз я увидела Сашу смеющимся. Это продолжалось не больше трех секунд – но этого оказалось достаточно, чтобы понять: за маской циника и женоненавистника таится добрая душа.
Мы разговаривали в кафе почти два часа. На работе наши беседы длились не больше пятнадцати минут. Видимо, в тот день, в кафе, каждый из нас испытал острый приступ откровенности. Так бывает: если беспрерывно наполнять чашку, рано или поздно содержимое польется за край.
Я узнала, что Саша был женат. Его брак продолжался восемь месяцев.
– Она была очень красивой. И очень глупой.
Сделав глоток пива, он добавил:
– Терпеть не могу глупых женщин.
– Я тоже.
После чая я заказала себе бокал вина. Мне захотелось чего-нибудь терпкого.
– Почему ты развелась с мужем? – спросил он меня.
– Банальность. Он мне изменял.
– А я никогда не изменял своей жене. Как ни странно, я вообще не изменяю.
– Действительно, странно… – улыбнулась я. – Почему?
– Это не гигиенично.
Выйдя из кафе, я села в машину Саши, и мы поехали к нему домой. Почти всю дорогу мы молчали.
Он поцеловал меня в прихожей. Потом повел в комнату и там раздел. За окном голосила автосигнализация.
О чем я могла думать в тот момент? О его жестких губах? О горьком вине? О Денисе?
Нет. В такие моменты я думаю только об одном. О пророчестве цыганки.

2

Я не могла позволить себе отношения на одну ночь. Для меня это было слишком большой роскошью. Я была похожа на тех, кто сидит на диете и высчитывает каждую калорию в потребляемой пище.
Поэтому утром, прощаясь с Сашей после завтрака, я уже знала – я буду с ним встречаться. Возможно, это не входило в его планы, но мне было все равно. У меня не было выбора.
Через пару дней я позвонила Саше, и мы вновь встретились в кафе. Я опасалась, что вторая встреча, как обычно бывает, окажется не столь легкой и чарующей, как первая, но все прошло замечательно.
На работе мы общались как ни в чем не бывало. Мы с Сашей были достаточно рассудительны, чтобы не афишировать свои отношения. Никаких лукавых взглядов, никаких незаметных касаний рук, никакой пьянящей вседозволенности. Наш роман мог бы стать на работе новостью года – и поводом для бесчисленных сплетен. Ни Саша, ни я этого не хотели. А сдерживать свои чувства каждый из нас умел. Как можно дальше друг от друга, как можно реже.
Лишь однажды мы позволили себе на работе чуть больше, чем нужно. Я прихорашивалась перед зеркалом в коридоре, когда увидела Сашу, проходящего мимо меня. Он остановился рядом, я замерла. В коридоре больше не было ни души.
Не говоря ни слова, он обнял и привлек меня к себе. Мы целовались с азартом и страхом. Это было ребячество – первое и последнее. Для чего? Мы проверяли, настоящие ли мы.
Игры в шпионов закончились, когда через полгода Саша нашел другую работу. А еще через два месяца мы стали жить вместе.

1

В первую ночь после переезда к Саше я получила на свой сотовый телефон сообщение. Это была «эсэмэска» от Дениса. Минуты две я сонным взглядом смотрела на дисплей, ничего не понимая. Там было написано: «Привет… Сижу в баре. Жена – стерва. Плохо и тоскливо. Как ты?»
Рядом тихо сопел Саша.
Я отключила телефон, так ничего и не написав в ответ.

2

Саша жил в прекрасном районе. Недалеко от дома располагался большой парк с песчаными аллеями, белой сиренью и сладкоголосыми свиристелями. Вдоль парка тек речной канал. По вечерам, поужинав, мы с Сашей выходили гулять с его собакой к набережной канала. Пес радостно бегал перед нами, а мы, держась под руки, глядели на воду, то и дело обмениваясь шутливыми репликами.
Когда наступило лето, мы купили велосипеды, и пешие прогулки превратились в велосипедные. Саша оказался хорошим спортсменом. Я узнала, что в школе он выступал за сборную по волейболу, а в институте был капитаном футбольной команды. Кроме этого он увлекался фотографированием, альпинизмом и коллекционированием пивных кружек.
Зимой мы уехали на две недели в Финляндию. Катались на лыжах, общались с Санта-Клаусом, пили по ночам глинтвейн. Не обошлось и без ложки дегтя. На пятый день я отравилась местной рыбой и слегла в гостинице с жаром и сильными болями в животе. Саша поднял на уши все службы в отеле. Никто и никогда в жизни не окружал меня такой заботой.
Вскоре наступила весна. Саша отпустил себе бороду, а я занялась репетиторством. Мы все так же продолжали гулять по вечерам с собакой по набережной. В такие минуты я думала о том, что и через тридцать лет мы будем здесь прогуливаться, смотреть на воду, болтать о пустяках. У нас будет другой пес. У нас будет другая работа. Но старость мы будем встречать вместе.

2

Я забеременела совершенно неожиданно. Таким же неожиданным бывает первый снег, выпадающий в октябре.
В те дни я чувствовала себя неважно. Усилились головные боли, появилась тревожная слабость и апатия. Участковый врач, осмотрев меня, дала направление к гинекологу. «Скорее всего, вы беременны» - глядя на меня сквозь очки с роговой оправой, сказала она. Я решила, что это шутка.
Но по дороге домой я зашла в аптеку и приобрела тест на беременность. В этом действии не было ни надежды, ни уверенности, ни беспокойства. Всего лишь скучная и досадная необходимость.
Тест показал, что у меня будет ребенок. Я, стоя в ванной, долго изучала две полоски, не веря и не понимая. Но сомнений быть не могло – я беременна.
Выйдя из ванной, я заварила себе зеленый чай. Затем открыла кухонный шкаф и выбросила в мусорную корзину недавно купленный блок любимых сигарет. А потом включила радио и стала ждать, когда Саша вернется с работы.
Мы никогда не обсуждали с ним раньше эту тему. Саша знал о моем браке с Денисом и о том, что у меня были проблемы с деторождением. Но в наших беседах он этот вопрос старался деликатно обходить.
Он молчал почти минуту, когда я ему обо всем сказала. Включил воду в ванной, умыл руки. Вытер руки полотенцем. Повесил полотенце на крючок. Но оно сорвалось и упало на пол.
Упало на пол.
– Нам не нужны дети. Нам хорошо вдвоем.
Саша смотрел мне в глаза. Все было ясно. Он любил меня, но не любил детей.
– Я хочу ребенка, – сказала я.
– А я нет.
Он не искал компромисса. Не говорил: «Давай не будем торопиться». Не обращал разговор в шутку. Он сразу давал понять – никаких детей. Никогда.
– У нас и так все отлично. На работе, дома, на отдыхе. Чего тебе не хватает?
– Ребенка.
– Разговор окончен.
И он ушел на кухню.

2

Нет, на этом разговор не закончился. В кухонной мойке лежала немытая посуда, а я лежала в спальне с открытыми глазами. Саша зашел в комнату и включил торшер. Он думал, что разбудил меня. Был час ночи.
– Хорошо. Давай поженимся. Только ты должна избавиться от ребенка.
Я покачала головой.
– Решать буду я! Понимаешь? Я!
Его лицо исказилось от гнева. В правой руке он держал бутылку коньяка. Она была пуста наполовину. Саша был пьян. Таким я его еще никогда не видела.
Я не успела встать с кровати. Оказавшись рядом, Саша схватил меня за руки и прижал к постели. В ту же секунду я получила первый удар по лицу. Он бил меня наотмашь, а я не могла увернуться.
Бутылка коньяка лежала разбитая у кровати.

0

Я жила у матери две недели. Она вставала в семь утра, готовила для меня ванночки и мази, ходила в магазин. Будила меня в десять часов, осторожно трогая за плечо. Мы ели овсяную кашу и смотрели ее любимый сериал. Стоя у зеркала, я смазывала раны на лице. На столе меня ждали статьи для перевода – работу я делала на дому. Синяки и ссадины заживали.
Саша звонил каждый день. Я не слушала этих ложных, сложных слов – я вслушивалась в интонацию. Это было важнее. Саша был потерян, разбит, измучен и встревожен.
У каждого человека должен быть один шанс на прощение.
В первый день лета я вернулась к нему.

2

О ребенке Саша теперь не говорил ни слова. Мы будто забыли, что эта тема существует. Моя беременность была данностью, с которой ни я, ни он не хотели ничего делать. Мы словно ждали каких-то новых обстоятельств, которые могли бы помочь нам решить этот вопрос с обоюдным удовлетворением.
Как-то Саша, уходя на работу, забыл свой мобильный телефон. Он вернулся за сотовым через двадцать минут. Но этого времени мне хватило, чтобы просмотреть содержимое телефонной книжки. Наткнувшись на запись «Бывшая», я нажала кнопку вызова.
– Да? – услышала я приятный женский голос.
– Здравствуйте. Я сейчас живу с Сашей. Есть одна проблема, которую мне необходимо решить… Но я не знаю, как именно. Мы можем встретиться? Я хотела бы с вами поговорить…
Она молчала не больше пяти секунд. Совсем не от удивления. Просто она выбирала подходящее время для встречи.
– Хорошо. Давайте увидимся завтра. В два часа.
Мы встретились в парке. Ее звали Леной. Около 30 лет, светлые волосы, над верхней губой родинка – как у Мадонны в молодости. Саша был прав: она красива. И Саша лгал – она отнюдь не была глупа.
– Скажите, он бил вас? Или еще нет? – спросила она.
– Да, бил, – сказала я и добавила. – Он не хочет ребенка. В этом все дело.
Лена покачала головой.
– Он не изменится.
– Почему?
– Его мать умерла, когда ему было десять лет. Она умерла при родах. Ему ненавистна мысль о детях. По его мнению, в них заключено все зло.
– Это же глупо.
– У нас с Сашей тоже мог быть ребенок. Но я сделала аборт ради него. И что же? Это не принесло нам никакого счастья. Он ушел от меня. Так же он поступит и с вами.
– И что же делать?
– Рожать несмотря ни на что. Рожайте – иначе будете потом жалеть.
Мы шли к ней домой. Лена пригласила меня на обед.
– Скажите, Лена, он действительно никогда не изменяет? – спросила я за столом.
– Да. Это правда. Не изменяет.
В ее квартире было уютно. На подоконнике под летним солнцем грелся фикус. Лена сказала:
– Не потому, что он добр и верен. А потому, что это не гигиенично. Подумайте, в чем разница.
Лена достала из шкафчика чай, обернулась и спросила:
– Как вам борщ? Вкусно?
– Очень, – улыбнулась я.



Той ночью мне было плохо. У меня с какой-то остервенелой и упрямой силой разболелся живот. Мне было трудно дышать, внутри все горело, а со лба градом струился пот.
Я подумала, что это издержки моей беременности. И ошиблась. Это было сильнейшее пищевое отравление.
Под утро, когда никакие таблетки уже не помогали, Саша вызвал «скорую помощь». В машине я потеряла сознание.
Очнулась я на следующий день. Рядом стояли белые койки с выглаженными одеялами. Солнце рисовало на простынях желтые овалы.
Я потеряла ребенка.

3

Тем самым вечером, когда у меня разболелся живот, на мой сотовый телефон поступил звонок. Это был неизвестный номер. Я проигнорировала его, мучаясь от ломкой боли.
С этого неизвестного номера звонок поступил вторично, когда я уже лежала в больнице. Незнакомый мужской голос в трубке спросил:
– Скажите, это вы даете уроки немецкого языка? Мне порекомендовали вас знакомые.
За окном шел тихий дождь. Я уже полчаса читала одну и ту же страницу в книге.
– Я сейчас в больнице, – сказала я. – Боюсь, с уроками вряд ли что получится.
Он начал говорить чуть тише и чуть мягче:
– В больнице? Простите. Простите, пожалуйста, за беспокойство.
Такая странная мягкость. Саша не приезжал и не звонил уже два дня. Я спросила:
– А в каком классе учится ваш ребенок?
– Ребенка у меня нет… Занятия нужны мне самому. Зимой уезжаю на работу в Австрию. Надо подтянуть свой немецкий.
Саша не приезжал и не звонил уже два дня, четыре часа, тринадцать минут. Я теперь одна?
– Я вам перезвоню, – сказала я. – Если вы подождете неделю.
– Да, я подожду. Мне вас очень хвалили.
Мы попрощались. Я отключила телефон и стала плакать. Я давно не плакала.

0

В детстве я думала, что в 28 лет у меня будут внуки. Это ведь так много – так казалось мне тогда.
А когда тебе исполняется 28 лет, ты понимаешь, что толком не жила. Ничего не успела, совсем ничего.
А еще в 28 лет так хочется быть кому-то нужной. Уже нужной кому-то навсегда.

2

Саша ушел от меня по-английски – не прощаясь. Через месяц я узнала, что он живет с Леной.

1

Однажды холодной летней ночью я решила послать «эсэмэску» Денису. Но сделать это не смогла – сообщение никак не хотело доставляться. Видимо, у него сменился номер.

3

Наше первое занятие с Виктором состоялось 30 июня. Я всегда запоминаю такие даты.
– Давайте встретимся 31-го, – сказала я Виктору, когда мы договаривались о первом уроке.
Два дня назад меня выписали из больницы. Я перезвонила, как и обещала.
– Когда? – спросил он.
– 31 июня, – повторила я.
– Боюсь, что это невозможно.
– Вы будете заняты?
– Нет. Просто такого дня не существует.
– Да? – я открыла календарь и рассмеялась. – И правда, не существует. Хорошо, давайте 30-го. В семь часов вечера. Устроит?
– Устроит.
Наше первое занятие состоялось 30 июня у меня дома. Да, я всегда запоминаю такие даты.

3

Он носил очки и чуть прихрамывал на левую ногу. В первый день лета ему исполнилось 30 лет. Он никогда не летал на самолетах.
Виктор в переводе с латыни значит «победитель».
Золотая медаль физико-математической школы. Красный диплом университета. Первые места в городских олимпиадах по химии, истории и биологии. Неоднократный призер международных соревнований по программированию. Кандидат технических наук – и без пяти минут доктор. Ведущий сотрудник компании, занимающейся программным обеспечением и интернет-технологиями.
Он пришел ровно в семь часов вечера. На нем была неглаженная рубашка, а на щеке красовалась свежая царапина. Бритье совершалось в спешке.
Виктор не был красив. Даже так – он был некрасив.
– Хотите чай? – спросила я, разглядывая его неправильные черты.
– Да. Пожалуй, – ответил он простуженным голосом.
Он пил чай и молчал. На нашем первом занятии можно было расслышать, о чем говорят пенсионерки во дворе.
Уходя, Виктор чуть не забыл свой кожаный портфель. Я закрыла за ним дверь и вспомнила его тихий кашель. Нет, он не герой моего романа.

3

Мы занимались немецким языком два раза в неделю. У Виктора оказалась блестящая память и великолепная логика. Задания по грамматике он щелкал, как орешки.
– Вы мой лучший ученик, – сказала я ему спустя некоторое время.
Он довольно улыбнулся.
– Я загадал, на каком занятии услышу от вас эту фразу. Это седьмое. А я рассчитывал на похвалу не позже пятого урока.
Я засмеялась. Ему было не чуждо тщеславие.
– Вы сами покупаете себе галстуки? Или вам дарят? – спросила я на одиннадцатом занятии.
На Викторе был ужасный галстук. Дешево выглядящий, дешево стоящий. Он совершенно не шел рубашке.
– Сам. Вообще, я не люблю подарков.
– Почему?
– Не заслуживаю. Если это просто так. Мне комфортней получать награды.
После окончания пятнадцатого занятия я подарила ему галстук.
– Это не подарок. А награда. Свою первую контрольную работу вы написали без единой ошибки.
Виктор мне казался уже не таким некрасивым. Он мог бы стать моим хорошим другом. Почему он не женат?

1

У Дениса действительно поменялся номер. В августе я получила от него «эсэмэску». «Я уже полгода в Америке. Живу, работаю. Вчера видел на улице Джека Николсона. А ты как?»
Про жену и ребенка ни слова. Но я так ничего и не написала в ответ.

3

На двадцатое занятие Виктор не явился. Я позвонила ему на городской и на сотовый телефон. Но он был не доступен.
Через три часа он позвонил мне сам.
– Вы где? Почему не пришли? – спросила я.
– Я в больнице. Очнулся час назад.
– Что случилось?
– Авария. Подрезали на шоссе, угодил «носом» в столб.
– С вами все в порядке?
– Почти. Но на неделю меня здесь задержат.
– Здоровья вам. Позвоните, как выпишетесь.
– Спасибо.
Я положила трубку. Интересно, кто-нибудь приезжает к нему? Он никогда не рассказывал ни о родителях, ни о близких, ни о друзьях. Женщин у него не было, это было ясно.

3

Виктор не перезвонил. Когда через две недели я приехала к нему в больницу, он лежал без сознания. Ему назначили неправильное лечение, и его состояние ухудшилось. Я выяснила, что в больнице его никто не навещал.
– У вас кто-нибудь есть? Где ваши родители? Родные? Друзья? – спросила я Виктора, когда он очнулся.
Он молчал. У него никого не было.
– Виктор, у вас есть деньги? – спросила я. – Без денег вас в этой больнице залечат до смерти. Поверьте мне.
– У меня есть деньги, в банке, – сказал он. – Только за ними надо съездить. Если вы не против, я бы выписал доверенность на вас…
Я кивнула. Он слабо улыбнулся:
– Простите, что доставляю вам неудобства.
Когда я приехала с деньгами обратно, он попросил меня задержаться. В окне грустно горело вечернее солнце.
– Выходи за меня замуж, – сказал он мне.
– Что?
– Выходи за меня замуж.
Я разглядывала его неправильные черты.

3

Мы с Виктором поженились через два месяца. Через три дня после свадьбы уехали в Австрию. Немецкий язык мы с ним знали в совершенстве.
Авария для Виктора прошла без последствий. Все зажило. Только хромал он так же, как и прежде.
– Почему ты хромаешь? Давно это у тебя? – как-то спросила я его.
– В десятом классе я прыгнул с третьего этажа школы.
– Упал? Или толкнули?
– Нет. Прыгнул сам. Из-за одной девочки.
Никогда бы не подумала, что он способен на такие поступки.
– Никогда бы не подумала, что ты способен на такие поступки.
– Эта девочка того стоила.
Нет, ревности у меня не было. Ревность – чувство юных и глупых.

3

Через полгода Виктор собрался обратно в Россию. Ему необходимо было завершить на родине один важный проект. В Австрию он возвращался через месяц.
Я провожала его на вокзале. Он не хотел пользоваться самолетом. Почему?
– В детстве цыганка нагадала мне, что я погибну в авиакатастрофе.
Я спрашивала его об этом и раньше, но рассказал он мне, только когда мы стояли на перроне, ожидая отправления поезда.
Он молчал. Я тихо сказала:
– А мне в детстве цыганка нагадала, что я умру от рака. Если у меня появится пятый мужчина.
– Правда?
– Да.
Он тронул меня за руку и посмотрел вниз. Не глядя в глаза, спросил:
– А какой я у тебя?..
– Третий.
Он обнял меня, поцеловал, затем встал на подножку поезда. Гудели колеса.
– Я люблю тебя!
На платформе было шумно, ему пришлось кричать. Но я услышала.

3

Это будет мой последний мужчина. Кажется, Бог любит троицу.

3

Виктор вернулся, как и обещал, через месяц. Тем же вечером мы посетили Венскую оперу. Я купила билеты, как только узнала, когда он вернется.
До дома мы возвращались пешком. Стояла сладкая европейская весна. В круглосуточном магазинчике мы купили клубнику и, проходя по Старому городу, уплетали ее за обе щеки. Древние фонари глазели на нас снисходительно и миролюбиво.
Утром Виктор уехал в офис, а я пошла к своему ученику. В Вене я продолжила заниматься переводами и репетиторством. Только теперь вместо занятий по немецкому языку я давала уроки русского для австрийцев.
По дороге домой я купила Виктору новую рубашку. Он теперь носил хорошие костюмы, глаженые рубашки, модные галстуки, а его щеки блестели, как у младенца, – в ванной стояла новенькая бритва с безопасными лезвиями. Вечером мы пошли в кино.
Так проходил день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем. Летом я в первый раз искупалась в Дунае. Несколько раз съездила в Зальцбург, на родину Моцарта. Научилась водить автомобиль. Освоила сноуборд.
Иногда Виктор уезжал в Россию. На неделю или две. Я не скучала. Когда знаешь, что твой человек обязательно вернется, то почти не скучаешь. А испытываешь нежность, спокойствие, легкость, безмятежность.

3

Билетов на поезд не было ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу. В горах произошел обвал – и некоторые маршруты были отменены. Пути обещали восстановить в течение недели.
– Я не могу ждать.
Виктор должен был в очередной раз уехать из Австрии. Он был взволнован и расстроен.
– Это так важно? – спросила я.
– Очень. Мне надо срочно выехать в Россию.
Он остановился посреди комнаты и сказал:
– Я полечу самолетом.
– А как же?..
– Все это ерунда, – перебил он. – Сколько можно быть суеверным?
– Подожди хотя бы день. Может быть, билеты появятся.
– Я не могу ждать.
Он уехал в аэропорт. Через полчаса позвонил мне и сообщил, что взял билеты на самолет. Вылет был назначен на три часа ночи.
Я не спала всю ночь. Утром я узнала, что самолет разбился.

0

Это произошло 30 июня. Ровно через два года после нашего знакомства.

0

Похороны прошли в России. Весь тот день лил тяжелый ливень. Когда церемония на кладбище закончилась, и все усаживались в машины, ко мне подошла женщина.
– Вы знаете, кто я? – спросила она меня.
Я покачала головой. Она попросила уделить ей немного времени. Мы отошли от машины.
– Виктор часто покидал вас… Уезжал из Австрии в Россию. Ведь так? – сказала она.
– Да. Он уезжал по работе. А вы откуда знаете?
– Это была не работа. Он ездил ко мне.
Я крепче сжала ручку зонта. Ее светлые волосы были влажны, а в глазах – сухая печаль. Этого не может быть. Я была уверена в Викторе.
– У меня день рождения 30 июня, – сказала она.
– И что?..
– Он хотел успеть. Но билетов на поезд не было. Там какой-то обвал случился в горах… А он не летает на самолетах. Вы знаете, ему цыганка…
– Я знаю, – перебила я.
– Я его отговаривала. Но он не хотел слушать. Он полетел… и вот… – она горестно всплеснула руками.
Я ненавидела ее.
– Почему вы с Виктором не поженились? – спросила я.
– Так получилось… Я замужем. Двое детей...
– Вы разрушили мою жизнь!
Я повернулась к ней спиной и направилась обратно к машине, стуча по лужам каблуками. У автомобиля я обернулась. Убрала зонт, и дождь впился мне в лицо.
– Вы учились с ним в одной школе? – крикнула я.
– Да.
– Это из-за вас он прыгнул с третьего этажа?
– Да.
Она с трагическим вниманием глядела на меня, ожидая новых вопросов. Еще и еще. Но я не хотела задыхаться в ее прошлом. Я села в машину.
Он любил ее еще со школы. Он всегда любил только ее.

0

А кто всегда будет любить только меня?

0

– Не бывает мужчин без недостатков. Запомни это. Не бывает таких.
Моя подруга и не думала меня успокаивать. Она была старше меня на семь лет, имела сына-подростка и два неудачных брака в прошлом.
– Есть ли надежда? – спросила я.
– Нет, – отрезала она. – Все мужики сволочи, кроме одного. Того, кого ты в данный момент любишь. Но и он станет для тебя сволочью, когда любовь закончится.
Она вздохнула и добавила:
– Такова жизнь.

0

Мне не раз в жизни хотелось наплевать на пророчество цыганки. Пуститься во все тяжкие. Начать жечь мужские сердца. Ощутить приторную сладость измены. Позволить себе отчаяние победы. Ухватить тревожную страсть.
Останавливало меня лишь одно.
Я очень боялась умереть. Я очень хотела жить.

1

Денис приехал из Лос-Анджелеса в Россию на три дня. В один из этих трех дней я встретилась с ним в ресторане отеля, где он проживал. Я не видела его шесть лет.
Мне было интересно – поцелует ли он меня при встрече?
Он меня поцеловал. В щеку.
Мы ужинали. Я слушала его. Было видно, что он соскучился именно по таким разговорам. По разговорам со мной.
– У меня отличная работа. Перебираю бумаги в офисе четыре часа в день и получаю три штуки баксов в месяц. А за окном моего дома цветут каштаны. Представляешь? В Америке тоже растут каштаны.
– Куда дел жену?
– Развелся.
– А ребенок?
– Плачу алименты. Пересылаю в два раза больше, чем положено. Она рада.
Он сидел напротив. Я вспомнила, что раньше, приходя в кафе, мы садились на соседние стулья за столиком. Не напротив друг друга, а рядом.
– У тебя морщины на висках, – заметила я.
– А у тебя глаза стали строже.
– Ты повзрослел.
– Ты тоже.
Мы оба ждали и гадали, кто из нас задаст этот вопрос. Я знала, что первым не выдержит Денис. Так и случилось.
– У тебя кто-нибудь есть? – внимательно глядя на меня, спросил он.
– Нет, сейчас никого. А у тебя?
– Так… Одна американочка. У тебя Барби в детстве была? Вот что-то вроде этого.
Он вздохнул хмельно и тяжко. Здесь было хорошее вино.
– Помнишь, я любил класть голову тебе на колени, и ты гладила мне волосы? Она этого не понимает. Они все там этого не понимают. Все они другие.
Он потер указательным пальцем бокал и сказал:
– Я никогда не забывал тебя.
После ужина я поднялась к нему в номер. Да, я знала. Первый – не пятый.

1

Через два месяца я приехала к нему в Лос-Анджелес. Он взял отпуск, и мы две недели разъезжали по окрестностям штата. Денис показывал мне горы, море, прерии, фермеров. Мы останавливались в маленьких мотелях и питались в забегаловках с мексиканской едой. Мы были похожи на героев «роуд-муви».
Но ощущение праздника закончилось через десять дней. Мы находились на американской земле, но мне казалось, что я вернулась на семь лет назад в Россию. Тот же Денис, те же разговоры, та же близость. Все это отдавало жалостью к прошлому. Я не чувствовала себя молодой – я чувствовала себя впавшей в молодость.
Очень сложно войти в одну реку дважды. Очень.
Я поняла, что мне это не дано.
А в Америке каштаны и вправду не хуже наших.

1

Я не отказывалась от наших встреч. Денис приезжал в Россию еще не раз. Иногда мы с ним ужинали в ресторане, а потом шли к нему в номер. Иногда.
Это не моя вина. И не мое оправдание. Просто первый – не пятый.

2

И второй не мог быть пятым.
Саша и я случайно встретились в издательстве, где когда-то познакомились. Он приехал туда, чтобы договориться о заказе на перевод, а я зашла проведать одну из своих подруг.
Он все так же носил бороду. В руках держал все тот же кейс. Бездетен и спортивен. Я поняла, что не появилось женщины, которая бы его изменила. Лена не в счет. Я не сомневалась, что она ради него сделала еще не один аборт.
Мы вышли из офиса и вместе спустились по лестнице. Он рассказывал про то, как недавно покорил очередную горную вершину, а я вспомнила, как он меня бил. Ударивший однажды – ударит сотни раз. И с ним я мечтала встретить старость?
Выйдя из здания, мы остановились. Саша предложил мне проехаться на его машине до ближайшего кафе, но я отказалась. Он уехал один, а я пошла пешком до метро.
Возвращаться к бывшим мужчинам – это все равно что копать землю в заброшенном котловане. Клада здесь нет. Нет и не будет.

0

У меня теперь не было лишней попытки. Прожив чуть меньше половины жизни, я израсходовала весь свой любовный потенциал. Я была похожа на физика-практика, которого уволили из института в связи с неудачей в экспериментах. У меня был опыт – но не было результата.
Надежды на первую и последнюю любовь иссохли и зачерствели, как недоеденный хлеб. Не осталось никаких иллюзий. Не осталось утешительного оптимизма.
Меня еще окружали мужчины. Я с ними работала, трепалась и иногда осторожно флиртовала. Были остряки и красавцы, молчуны и умельцы, ловеласы и однолюбы, женатые и холостяки, богатые и пьяные, приятели и разовые знакомые. Иногда кто-то из них приглашал меня: к себе домой; в театр; в бар на кружку пива; на свадьбу свидетельницей; в компанию на море; на свадьбу невестой (шутя); на свадьбу невестой (серьезно); на поклейку обоев; в совместный бизнес; на блины и водку.
Кто-то из них мне нравился. Кому-то нравилась я. Но никто из них не стал моим четвертым мужчиной. Я держала дистанцию. Так заблудившиеся путники в пустыне берегут спасительную флягу с водой, цедя ее по капле. Были цветы и намеки, ничего не обещающие поцелуи и вдыхания ароматов духов, колкости, нежности. Я видела, кому из них нужна ночь со мной, а кому – и вся жизнь.
Но права на ошибку у меня уже не было.
Миша. Василий. Петр. Сергей. Еще один Сергей. Иван Михайлович. Илья. Был и Денис – как мой первый. Игорь. Паша. Толик – не Анатолий, а именно Толик.
Только возможность. Только перспектива. Флирт. И ничего больше.
У меня не было мужчин два года.
А потом появился он.

4

Он был моим заказчиком. Компании, которой он руководил, потребовалось сделать перевод избранных научных статей на экономическую тему. Его заместитель заказал подготовку материала пяти переводчикам. Заплатив всем им причитающуюся за работу сумму, шеф пожелал встретиться со мной. Больше всего ему понравился именно мой перевод.
– Я бы хотел сотрудничать с вами и дальше, – сказал он мне. – Вы не против?
– Нет.
Он стоял у большого аквариума и кормил рыб причудливых форм и расцветок.
– Видите?.. – он постучал пальцем по стеклу, показывая на рыбу бело-красно-оранжевой окраски.
– Кто это?
– Карп «кои кохаку». Я вчера вернулся из Японии. Сад камней в Киото потрясающ. Не видели?
– Я не была в Японии.
В аппарате громкой связи послышался голос секретарши:
– Николай Александрович, к вам посетитель. Он договаривался на четыре часа.
– Спасибо. Сейчас приму. Точно на четыре?
– Да.
Он усмехнулся. Потом объяснил:
– Вспомнилось… В Японии цифра «4» ассоциируется со словом «смерть». Особенности местной фонетики.
– Правда?
– Да.
Он закончил кормить рыб и отряхнул руки.
– Значит, договорились… Сколько вам лет? – неожиданно спросил он.
Это был вопрос человека, знающего, что такой вопрос задавать женщинам неприлично. Мне подумалось, что он из тех, кто любит нарушать правила. Настоящий бизнесмен.
– 33 года, – ответила я.
– Возраст Христа.
– Я бы предпочла возраст Марии Магдалины.
Он улыбнулся.
– Что вы делаете сегодня вечером? – спросил он.

4

Я не любила его. С самого начала мной двигал только расчет. И замуж за него я вышла, руководствуясь только расчетом.
Мне было сложно тогда представить, что я когда-нибудь смогу еще полюбить. В 33 года недостатки мужчины слишком явно бросаются в глаза, чтобы ты могла очароваться им. Ты видишь перспективы отношений еще до того, как мужчина откроет рот. У меня появилась стойкость к зелью любви. Сколько бы ни выпила – уже не опьянею.
Свой медовый месяц мы с Николаем провели в Японии. Сад камней действительно оказался удивительным. После поездки мне захотелось выучить японский язык. Четырьмя языками я уже владела.
«Четыре» – омоним смерти в Японии.
Четвертый – значит последний для меня.

4

Жалела ли я? Нет.
Николай был хорошим дельцом – и в бизнесе, и в любви. Как и я, не строил на жизнь никаких иллюзий. У него был один неудачный брак, обеспеченная зрелость и усталость от скоротечных отношений с охотницами на олигархов.
Мужчинам нужен не только секс. Иногда кто-то должен держать их голову на своих коленях и гладить им волосы. Вот чего им иногда не хватает. Чтобы кто-то гладил их волосы. Бескорыстно и беззаветно.
Николай знал, что все его любовницы рано или поздно разбегутся. Знала это и я.
Поэтому, когда он якобы задерживался на работе, я не огорчалась и шла в кино с подругой. Было ли мне больно? Нет. Возможно, если бы я любила – мне было бы больнее. И потом – он никогда не говорил: «Я не приду». Он говорил: «Я задержусь». От женщины по сути в жизни требуется только одно – умение ждать.
Я устраивала Николая, он устраивал меня. В этой предсказуемости мне виделось спокойствие. Я была застрахована от неприятных сюрпризов. В браке по расчету такие сюрпризы отсутствуют.
Он мог бы стать отцом моего ребенка. Он мог бы сидеть рядом на нашей серебряной свадьбе. Он мог бы «умереть со мной в один день».
Но этого не случилось.
Я встретила пятого.

4

Выйдя замуж за Николая, я сожгла за собой все мосты. Другие мужчины теперь могли только стоять на том берегу и горестно махать мне рукой. Никаких шансов ни себе, ни им я не оставила. Они не знали, что сдерживали меня не узы брака – а пророчество цыганки.
Я не отказывала себе в общении с мужчинами. Могла позволить себе и раскованный смех, и двусмысленный взгляд. Больному диабетом не запрещается видеть и трогать сахар. Сахар нельзя лишь кушать.
В моей жизни появились и другие радости. В жизни всегда есть место другим радостям. Это до 30 лет ты живешь только любовью. После 30 можно позволить себе не обращать на нее внимания.
Я много путешествовала. Завела кота и попугая. Записалась на танцевальные занятия и курсы японского языка. Заново подружилась со старыми подругами – с теми, с кем я когда-то проводила время в школе, в институте, на работе. Во всем, чем я занималась, мне виделась какая-то свобода. Свобода от любви.
А ребенок? Мы с Николаем договорились, что заведем его в следующем году. Это было наше общее новогоднее желание.
Кто знал, что через пять дней я познакомлюсь с Алешей?

5?

С детства «пять» было моим нелюбимым числом. В школе я старалась учиться на твердую четверку. На дни рождения приглашала не меньше шести гостей. Я не любила май. Монету в пять рублей. Пятизвездочные отели.
Однажды Саша подарил мне на 8 марта пять красных роз. Не говоря ни слова, я вытащила из букета один цветок и выбросила в мусорное ведро. Оставшиеся четыре розы сунула в вазу. Они выстроились по кругу, гордо демонстрируя свое четное братство.
Саша смотрел на меня с удивлением и любопытством.
– Что это значит? – спросил он.
– Пять роз ты принесешь мне на могилу, – улыбнулась я.

5

В пятый день нового года я забежала в аптеку за каплями для глаз – Николай подхватил какую-то инфекцию, и у него воспалилось веко. Несмотря на то, что январские праздники были в самом разгаре, людей в аптеке было на удивление много. Той зимой часто случались эпидемии гриппа.
Когда подошла моя очередь, я обнаружила, что забыла положить в кошелек наличность. Мне не хватало 100 рублей.
– Возьмите, – послышался сзади мужской голос.
Я обернулась. Мужчина лет тридцати протягивал сторублевую купюру.
– Здесь неподалеку есть банкомат. Я заметил у вас кредитку. Вы можете снять там нужную сумму и вернуть мне деньги, – предложил он.
– Спасибо, – вежливо, но сухо сказала я и взяла деньги из его рук.
По пути к банкомату я молчала. Мужчина показался мне подозрительным типом. В его внезапном приступе человеческой взаимовыручки виделся тактический расчет. Грабитель? Донжуан? Аферист? Все подметил и предусмотрел – и кредитку в моем кошельке, и мою физическую хрупкость. Предложил бы он подобную помощь мужчине? Вряд ли.
У банкомата я краем глаза следила за его фигурой. Он тактично отошел от меня на несколько метров. Усыпляет бдительность. Я посмотрела по сторонам: здесь было довольно оживленное место – рядом располагался кинотеатр, на пятачке перед входом галдела молодежь. Напасть здесь он не посмеет.
В банкомате не оказалось денег. Я безучастно глядела в дисплей, пытаясь проанализировать дальнейшее развитие событий.
– Нет денег, – повернувшись к нему, сказала я.
Только теперь я рассмотрела его внимательней. Не красавец – и не чудовище. У него были темные волосы и голубые глаза. Странное сочетание.
– Понятно, – сказал он. – Давайте сделаем так. Я дам вам номер мобильного телефона. И вы просто положите эти деньги на счет.
Он продиктовал номер – и я вбила цифры в свою телефонную книжку. Сотру, как только положу сумму.
Он кивнул мне и ушел. Я осталась стоять у банкомата. Меня охватило что-то вроде разочарованного удивления. Неужели он действительно хотел мне помочь? Просто так?
Вечером я капала Николаю капли в глаз.

4

Я ощутила это, когда в очередной раз сидела с подругой в кинотеатре. На экране шел фильм, но я его не видела.
Нас с Николаем ничего не объединяет. Объединяет любовь. Но ее не было. Были деньги. Но деньги могут только разобщать людей.
Я огляделась. Рядом сидела подруга – а я хотела бы, чтобы рядом сидел мужчина. Мой мужчина.
Одиночество. Это я ощутила. Я была сыта, одета, ухожена, но мне казалось, что мне уже сто лет, и скоро я умру. У нас с Николаем ничего не изменится ни через год, ни через два, ни через десять лет. И ребенок ничего не изменит. Можно было заказывать гроб.
– Я хочу умереть, – сказала я вслух.
– Что? – подруга оторвалась от экрана и посмотрела на меня.
Выйдя из кинотеатра, мы с подругой пошли отовариваться в торговый центр. Я могла купить себе все что угодно. Все, кроме любви.
Покупая блузку, я почему-то вспомнила мужчину, одолжившего мне деньги в аптеке. Он был единственным мужчиной в жизни, о ком я могла думать спокойно.
Ту запись в телефонной книжке я так и не стерла.
Придя домой, я позвонила на этот номер.

5

Должна ли женщина проявлять инициативу?
До 30 – нет. После 30 – да.

5

Я услышала в телефоне детский голос.
– Алло, – сказал незнакомый мальчик.
Может, я неправильно записала телефон? Или он дал неверный номер? А может, это его сын, ответивший на звонок? Значит, он женат?
– Кто это? – спросил мальчик.
– Я хотела бы поговорить с тем, кто одолжил мне денег… Просто он дал мне этот номер… Я положила на счет деньги…
Мое сбивчивое объяснение никуда не годилось.
– Это, наверно, Алеша, – ответил мальчик.
– Кто?
– Мой старший брат.
Я все поняла. Этот Алеша дал мне номер своего младшего брата. Деньги на счет я перечислила на его телефон.
– А как я могу с ним связаться? – спросила я.
– Я пришлю вам «эсэмэской» его номер.
– Спасибо.
Он даже не спросил, кто я. Брат привык, что Алеше постоянно звонят женщины?
Хватит гадать.

5

– Вы помните меня?
– Нет.
Он даже не помнил меня. Я ощутила горечь и обиду. В сердцах нажала кнопку отключения. Я вела себя, как школьница.

5

Чего я хочу? Даже если все пойдет хорошо – пророчество цыганки остается в силе. Следующий мужчина мог быть только пятым.
А «пять» для меня означает смерть.

5

Я посмотрела на телефон. Звонил Алеша. Прошло не больше минуты.
– Я вспомнил, – сказал он. – У вас в аптеке не хватило денег, я вам одолжил.
Что же дальше? Что ему сказать?
– Я вам забыла тогда сказать «спасибо».
– Не за что.
Я молчала. Он молчал и ждал.
– До свидания, – сказала я.
– До свидания.
Короткие гудки. Вот и все.
«До свидания». Я рассчитывала на свидание?

4

У Николая в тумбочке хранился пистолет.

5

Брата Алеши звали Ваня. Он позвонил мне через месяц после нашего первого и, как мне казалось, последнего разговора.
– Я упал и не могу подняться. Вы приедете мне помочь?
Тон голоса был прерывистым, натужным. Я стояла в супермаркете и выбирала чай.
– Что? – не поняла я.
– Мне некому позвонить. У меня в телефоне есть только ваш номер. И номер Алеши.
– Ты не можешь сам подняться? Ты где?
– Дома.
– Дома? Тебе сколько лет?
– Тринадцать.
– Тебе больно?
– Не очень.
– Почему ты не можешь подняться?
– Не могу.
– А где Алеша?
– Его нет… Я не смог ему дозвониться. Он недоступен…
Ему было тяжело говорить. Он сдавленно дышал.
– Где ты живешь?
Ваня продиктовал свой адрес. Это было в получасе езды от того места, где я сейчас находилась.
– А дверь? Как я открою дверь?
– Она не заперта. Она всегда открыта.
Алеша приехал через час после того, как я попала в квартиру. Это была двухкомнатная квартира. В первой комнате никого не оказалось. Зайдя во вторую комнату, я увидела Ваню. Он лежал на полу. Рядом лежала перевернутая инвалидная коляска.

+

Тем утром я заехала к своей маме. Купила по ее просьбе измеритель давления. В последнее время она себя неважно чувствовала.
Мама отдала мне запечатанный конверт.
– Что это? – спросила я.
– Письмо.
– Завещание?
– Нет. Объяснение.
Я непонимающе взглянула на маму.
– Откроешь, когда я умру. Не раньше.
Мы сидели на диване. Комната была зашторена. Маму утомляло яркое солнце.
– Ты болеешь? – спросила я.
– Я просто старая. Это почти одно и то же.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Мне нужно, чтобы ты была счастлива.
Я промолчала.

5

– В семь лет он прыгнул с горки в речку. Дно оказалось мелким. Повредил себе позвоночник.
Мы сидели с Алешей на кухне и пили чай. С Ваней было все в порядке, он находился в своей комнате.
– Никакое лечение не помогало. В конце концов, врачи сказали, что шансов нет. Так им, наверно, было удобней…
Алеша вытащил из холодильника малиновое варенье, сыр, масло, коробку шоколадных конфет – почти все, что в холодильнике находилось.
– Ты всегда оставляешь дверь квартиры открытой? – спросила я, пробуя варенье.
– Да. Как раз для таких случаев, – сказал Алеша.
– А как же воры, и вообще?..
В квартире Николая стояла бронированная дверь. Он очень боялся грабителей.
– У нас нечего красть, – сказал Алеша.
Варенье было очень вкусным. Видимо, приготовила мама. Интересно, где она?
– Почему ты не наймешь для Вани сиделку?
– Я хотел… Но он ненавидит сиделок. Ни одна не смогла проработать и недели.
– А как же он ест? И тому подобное?..
– Я приезжаю к нему в обед. Кормлю, делаю все процедуры.
– Ты сам готовишь?
– Да.
У квартиры был неухоженный вид. Такой вид бывает у квартиры, в которой давно не было женщины.
– Варенье вкусное… – сказала я. – Мама делала?
– Нет. На работе угостили.
– А родители где?
– Они погибли. Четыре года назад.
– Прости.
Алеша поставил чашку на стол. Ложка в чашке звякнула. Я заметила: он любит пить чай, не вынимая ложки из чашки.
– Они погибли в авиакатастрофе, – сказал он.
Я молчала. Он встал, взял со стола пустые чашки, включил воду в раковине и начал мыть посуду.
– Спасибо тебе, – сказал Алеша, стоя ко мне спиной. – Странно, что Ваня позвонил тебе… И странно, что он не смог до меня дозвониться. Обычно я всегда…
– Когда это произошло? – перебила я его.
Он выключил воду и обернулся.
– Что? – спросил он.
– Прости, что интересуюсь… Какого числа произошла эта авиакатастрофа?
– 30 июня.
– Они летели из Австрии?
– Да.

4

Смогла бы я объяснить Николаю, почему стала ходить к Алеше и его брату? Он был уверен, что, женившись на мне, сделал меня счастливой: не отнял свободу, как обычно в таких случаях бывает, а, наоборот, одарил ею.
Однажды мне домой позвонил мой новый редактор. Ему нужно было уточнить один деловой вопрос. Трубку поднял Николай. Глядя на меня, сказал редактору:
– Перезвоните ей завтра.
Я стояла рядом.
– Почему ты не дал мне трубку? Кто это был? – спросила я.
– Наверно, твой любовник, – усмехнулся Николай. – Будь добра, сделай так, чтобы мужчины звонили тебе, когда меня нет дома.
Он судил по себе. Он допускал, что у меня могли быть отношения на стороне. В семейных отношениях Николай вел себя так же, как и в бизнесе. Его интересовала только выгода. Никакой адюльтер не мог разрушить наш брак.
– Да, это мой любовник, – сказала я. – Конечно, кто же еще.
– Не позволяй ему вытягивать из тебя деньги, – заботливо посоветовал Николай. – Знаю я этих альфонсов.
– Можешь не волноваться, я беру с него расписку. Каждый раз, – успокоила я мужа.
К Алеше и Ване я ходила за человеческими отношениями.

5

Ваня мог двигать лицевыми мышцами, шеей и правой рукой от кисти до локтя. Этого было достаточно, чтобы пользоваться компьютером при помощи «мышки». Почти всю свою сознательную жизнь он провел, глядя в экран монитора. Интернет стал его вторым домом. Но в отличие от своих здоровых ровесников Ваня не играл в игры и не лазил по эротическим сайтам.
– Я прочитал «Камасутру» в семь лет, – огорошил он меня на одной из первых наших встреч.
Мы с ним играли в нарды. Алеша был на работе.
– И как? – поинтересовалась я.
– Прикольно. Хотя мне эти знания никогда не пригодятся.
Я молчала и смотрела на игровую доску.
– Никогда не говори «никогда»… – сказала я.
– Я безнадежен. И это не обсуждается.
Как потом я поняла, он не терпел жалости к себе. Ему не нужно было ни сочувствие, ни утешение.
– Давай лучше сыграем в шахматы, – предложил он после того, как я проиграла ему в нарды.
Но и в этой игре я была Ване не соперница. Он выиграл три партии подряд.
– На каком ходу тебе поставить мат? – спросил он перед началом четвертой партии.
– Мм… Ну, давай на двадцать восьмом.
Он поставил мне мат на тридцатом ходу.
– Чуть-чуть не рассчитал, – сказал он и вздохнул. – Ты как Алеша. Ни черта не логик. А я рассчитывал на серьезного соперника…
С Ваней было интересно разговаривать. Он был начитан и эрудирован. А из всех видов юмора Ваня предпочитал сарказм.
– Неужели тебе тринадцать лет? У меня редактор глупее тебя, – сказала я.
– Мне просто нечего делать, – отрезал он. – Остается только читать книги и пастись в Интернете. Развивать я могу только свой интеллект, так что ничего удивительного. Будь твой редактор неподвижным куском мяса, как я, – тоже бы поумнел.
– Сомневаюсь, – сказала я.
Мы играли в домино. Здесь мне иногда удавалось выигрывать. Пока мы играли, Ваня о чем-нибудь рассказывал.
– В прошлом году в Интернете наткнулся на конкурс математических задач, который устраивал один лицей. Они набирали учеников. Я быстро все решил и отправил письмо. Занял в итоге второе место. Через месяц мне прислали официальное приглашение на собеседование. Я отказался. Так они приехали ко мне домой! Видела бы ты их рожи, когда они меня увидели! Я тут же попросил для себя персональную машину и водителя. Поинтересовался, кто из них будет выносить за мной «утку» в школе. А еще спросил, оборудован ли их супер-пупер-лицей пандусами. Обломал их по полной. Пусть учат здоровых и глупых.
Рассказывая об этом, Ваня не выражал ни расстройства, ни сожаления – ему было только смешно. Вечером пришел Алеша, и мы ужинали втроем.

5

Я бывала у них почти каждый день. У Алеши теперь не было необходимости приезжать и готовить обед. Я кормила Ваню, меняла утку, давала лекарства и проветривала комнату. В первый раз в жизни я ощущала, что делаю что-то полезное.
Как-то я спросила у Вани, почему он отказался от сиделок.
– Они все с приветом, – объяснил Ваня. – Была тут одна… Так она все время жрала. Сядет рядом и давай батон с вареньем уминать. Другая же любила на пол плеваться. Ходила по комнате и харкалась. Весь ковер потом в слюнях был. Этим уродкам самим сиделки нужны! Еще и деньги платить... Нафиг надо?
На его лбу выступил пот. Он часто потел. Я вытерла лоб платком.
– Купи мне пиво, – как-то попросил он меня.
– Тебе еще рано. И вообще, нельзя.
– Не будь ханжой. Лешка иногда мне покупает.
Я сходила в магазин и принесла пиво. Налила в пластиковый стаканчик и осторожно поднесла ко рту Вани. Он глотнул и закашлялся. Затем рассмеялся:
– А вроде ничего… Ну-ка, давай еще.
У меня возникли подозрения. Я взяла сотовый и позвонила Алеше.
– Слушай, Ваня пьет пиво? Ты ему покупаешь? – спросила я.
– Нет, конечно, – сказал Алеша. – Это он тебе наплел.
– Все ясно, – я гневно посмотрела на Ваню.
Он улыбался.
– Да ладно тебе. Хоть раз в жизни можно попробовать. Это же не водка.
– Исполнится 18 лет – попробуешь, – возразила я.
– 18 лет… Знаешь, как медленно для меня тянется время?
Я села рядом. У Вани, как и у Алеши, были голубые глаза. Только волосы не темные, а светлые.
– Ты выздоровеешь, – сказала я. – Есть операция, я недавно узнавала…
– Вот только не начинай, а? – перебил меня Ваня. – К черту нянечкины сказки! Давай играть в шахматы.

4

Я почти никогда и ни о чем не просила Николая. Деньги, которые у меня были, он давал по собственному желанию. Я могла бы спокойно обходиться без них.
Но однажды за ужином я не выдержала и сказала:
– Есть один мальчик… Ему 13 лет. У него с детства поврежден позвоночник. Нужна операция.
Николай намазал маслом хлеб. Оглядел стол.
– А где печеночный паштет? – спросил он.
Я встала и открыла холодильник. Наш холодильник был всегда полон. По сути, это было главным требованием Николая в совместной жизни – в доме должны быть достаточные запасы еды.
– Откуда ты о нем узнала? – спросил Николай, получив свой паштет.
– Это сын моей подруги, – соврала я.
– И ты хочешь ему помочь?
– Да. Нужны деньги. Большие деньги. Но я знаю, что…
Я хотела сказать: «Я знаю, что они у тебя есть». Но не решилась закончить фразу. Николай отпил из чашки чаю и посмотрел в окно. Он не сказал ни слова, пока не доел бутерброд.
– Знаешь, когда я в первый раз попробовал бананы? – спросил он.
– Не знаю.
– Мне было двадцать шесть лет.
Николай выпил чай и достал из чашки кусок лимона. Осторожно взяв дольку за края, он стал есть желтую мякоть. Он всегда доедал все до конца.
– Не строй из себя святую, – сказал Николай, вытирая руки салфеткой. – Это жизнь. В этом мире есть больные, бедные, убогие. Всем помочь невозможно. Это их судьба.
Я хотела возразить, но Николай жестом дал мне понять, что хочет договорить.
– Я зарабатываю деньги в поте лица. Собственным трудом! И тратиться я хочу только на себя и своих близких. Все эти игры в милосердие – от лукавого. Благотворительностью занимаются те, у кого совесть нечиста. Они замаливают свои грехи и оправдываются за легкие деньги. Надеются на искупление. Я же в прощении не нуждаюсь.
Он бросил корку лимона обратно в чашку.
– Тебе лучше позаботиться о собственном потомстве. Когда мы заведем ребенка?
В этот момент я перестала желать от него детей.
– Ты мне изменяешь, – сказала я.
– Покажи мне того, кто сейчас этого не делает. Не изображай оскорбленную добродетель, ты все прекрасно понимаешь. И вообще, тебе уже 34 года. Тянуть с ребенком опасно для здоровья.
Я обдумала его ответ и сказала:
– Я хочу с тобой развестись.
– Что?
– Давай расстанемся.
– Ты не получишь развод, – сказал он и, помолчав, добавил. – Если не хочешь неприятностей, забудь этот разговор сейчас же. Я тоже так сделаю.
Николай встал. Опять посмотрел в окно, а затем сказал:
– Лучше бы мы ели молча.

5

Однажды, убираясь в шкафу Вани и Алеши, я наткнулась на небольшой фотопортрет в пластмассовой рамке. Он лежал изображением вниз в самом дальнем углу. На снимке присутствовал Алеша вместе с какой-то рыжеволосой девушкой. Они стояли на набережной реки, обняв друг друга.
Ваня в этот момент находился за компьютером. Пять пальцев его правой руки плотно обхватывали «мышку». Я спросила:
– У Алеши была девушка?
– Почему ты спрашиваешь?
Я показала Ване фотографию. Он сказал:
– Это Аня. Его невеста.
– Невеста? А где она сейчас?
– Замужем за другим.
– Почему они расстались? Что произошло?
Ваня вспотел. Я вытерла ему пот.
– Они расстались из-за меня, – после некоторого молчания сказал он.
– То есть?
– Они встречались давно, еще с института… Пять лет. Мама с папой тогда еще были живы. Мне Аня никогда не нравилась. Стерва та еще. Лешка почти все деньги на нее тратил. Уж очень подарки любила.
Я посмотрела еще раз на снимок. Красивая, да. Таких обычно на руках носят.
– Они собирались пожениться. Но потом родителей не стало… Лешка захотел жить вместе, втроем. Аня отказалась. Кажется, она предложила сдать меня в интернат. Сказала, что есть такие заведения, как раз для таких, как я. После этого Леша ее бросил.
– Сам?
– Да. Только ты его об этом не спрашивай. Он не любит про это рассказывать.
Я отошла от Вани и положила фотографию обратно в шкаф. Ваня сказал:
– Может, она и хорошая. Ведь за что-то Лешка ее любил. Да, понять ее можно. Всем женщинам нужна своя семья, ведь так? Без чужой родни? Чтобы милые дети, отпуск каждое лето, машина и все такое, да?
– Да, так.
Я продолжила уборку. Наше молчание длилось минуту. Затем Ваня сказал:
– Я знаю, Леша никогда меня не бросит. Хотя ему скоро уже 32 будет. Так и просидит со мной до старости. Я засрал ему всю его жизнь.
– Мне кажется, он думает по-другому. Здесь нет ничьей вины.
– Он может думать что угодно. Я говорю о фактах.
Я подошла к Ване.
– Есть такая книга у Николая Островского… – начала я.
– «Как закалялась сталь», я знаю! Читал пять раз! Меня тошнит от нее. И от тебя тоже! Не успокаивай меня, слышишь? Сколько раз я тебе это говорил?!
Пот лился с его лица градом. Как он раньше находился здесь один? Я взяла новый сухой платок и вытерла лицо Вани.
Кажется, он успокоился. Ему же всего 13 лет.
– Знаешь, как произошло то, из-за чего я тут валяюсь? – спросил он.
– Расскажи.
– Я стоял на пригорке у реки. Там было два метра высоты, не больше. Я ведь прыгал раньше, и выше, с пяти метров. А неподалеку, внизу, стояла Света.
– Кто?
– Света, девчонка из моей группы. Мы тогда из детсада выпустились. Я все помню, каждую деталь. На ней была розовая футболка и белые шорты. А еще снизу у нее двух зубов не было – это молочные выпали. Жарко было, она носила панамку. Ты носила в детстве панамку?
– Да.
– Я прыгнул ради нее. Хотелось сделать что-то, выпендриться. Я почти не раздумывал. Она мне нравилась. Очень нравилась.
Я вспомнила своего Виктора. Он тоже прыгал из-за девочки.
– Ей сейчас 13 лет. Это седьмой или восьмой класс. Может, уже с кем-то встречается. Ты встречалась с кем-то в 13 лет?
– Нет.
Он отвел от меня взгляд и уставился глазами в потолок. Я вспомнила, как недавно Ваня посетовал на то, что потолки всегда делают белыми. «Их надо разрисовывать или впечатывать длинные отрывки из книг».
– Я никогда не целовался, – услышала я вдруг.
Ваня все так же смотрел в потолок. Я сказала:
– Тебе всего 13 лет.
– Мне всегда будет семь лет. Всегда! Всю жизнь!
Мне нечего было ответить. В разговорах, как и в шахматах, Ваня думал на три хода вперед.
– У меня нос чешется…
Я почесала пальцем его нос.
– Поцелуй меня, – негромко попросил он.
– Что?
– У меня вряд ли в будущем появится такая возможность. А попробовать хочется.
Я прижала ладонью его взлохмаченные волосы.
– Ты же почти ребенок.
– А ты закрой глаза.
В его глазах я впервые увидела мятущуюся неуверенность. Он вступал на чужую территорию, о которой читал только в книжках.
– Только по-настоящему. Пожалуйста.
– Хорошо.
Я поцеловала его – как он просил, по-настоящему. У него были робкие, мягкие губы.
– Здорово. Наверное. Только как-то… непонятно.
Он смущенно улыбался.

5

Работу я брала на дом. Сидя в одной комнате с Ваней, переводила и правила тексты. В этой тишине было слышно только шуршание перелистываемых страниц да щелканье компьютерной «мышки».
– Ты любишь своего мужа? – как-то спросил меня Ваня.
В размеренной тишине его вопрос прозвучал особенно неожиданно.
– Нет, – ответила я.
– Я так и знал. Любящие жены не пропадают целыми днями в чужих квартирах.
Я промолчала, думая над тем, какое слово мне больше подойдет для перевода – «Unendlichkeit» или «Ewigkeit».
– Тебе нравится Лешка? – не унимался Ваня.
Я улыбнулась и отложила статью. Ваня лежал на кушетке, не видя меня.
– Ты чего молчишь, а?
– В детстве цыганка нагадала мне, что я умру от рака, если у меня появится пятый мужчина, – сказала я.
Ваня перестал щелкать «мышкой». В комнате стало совсем тихо.
– Да? И ты в это веришь? А сколько их у тебя уже было?
– Четыре. Включая нынешнего мужа.
– Что-то рановато ты израсходовала свой запас.
– Он был не очень большим.
– Вытри мне пот, пожалуйста.
Я подошла к нему с платком. На самом деле, пот ему не мешал – он просто хотел видеть мое лицо. Я уже хорошо Ваню изучила.
– Ты боишься умереть? – спросил он.
– Да. Наверно.
– Мне кажется, умирать не страшно. Бывает страшно жить.
К Ваниной щеке прилип волосок. Я убрала его и сказала:
– Я говорила, что ты слишком умен для своего возраста?
– Почему ты не разведешься с мужем?
– Он не дает мне развода. Хотя его не волнует, что я целыми днями пропадаю в чужих квартирах.
– Он у тебя ревнивый?
– Нет.
– А тебя он любит?
– Деньги он любит больше.
– Очень любит?
– Очень.
Ваня как будто бы о чем-то задумался.
– Я читал, что настоящая любовь побеждает все болезни, – сказал он. – Разве можно из-за каких-то бредней цыганки отказываться от возможной любви? Ты так просто сдаешься?
– Кто бы говорил…
– У меня совсем другой случай!
Я хотела вступить в затяжную дискуссию, но Ваня сразу все почувствовал и просек. Он не дал мне ответить – и сказал, как отрезал:
– Ладно, проехали. Давай в шахматы играть.

1

То лето было очень жарким. С Денисом, приехавшим из Лос-Анджелеса в очередной раз, мы встретились в кафе. Денис пил молочный коктейль, щурился на солнце и рассказывал про последние разработки своей компании. Я заметила, что у него появился в речи американский акцент. Точнее – калифорнийский.
– Почему мы хотим видеть друг друга снова и снова? – неожиданно спросил он меня.
– Не обольщайся. Просто у нас с тобой общие воспоминания о юности, – сказала я. – Такие вещи сильнее и любви, и ненависти. Завести новые отношения легко. А изменить свое прошлое невозможно.
– Ты мудреешь с каждым годом.
– То есть я старею? – улыбнулась я.
Денис смахнул пылинки со своей футболки. Затем сказал:
– Мне предложили работу в Канаде. Но я буду там не только работать. Есть возможность переехать на постоянное место жительства.
Я ждала. Кажется, я знала, что он сейчас скажет.
– Поедешь со мной? – негромко спросил он.
Да, угадала.
– Я замужем, – сказала я.
Он знал об этом – и это его не волновало. Денис переспросил:
– Поедешь со мной?
Я вспомнила о Ване и Алеше.
– Мы с тобой никогда не играли в шахматы…
– К чему это ты? – удивился Денис.
– Давай сыграем. Если выиграешь хоть одну партию из трех – поеду.
В сумочке у меня лежали маленькие магнитные шахматы. Я вытащила их и положила на столик. Денис пожал плечами.
Я выиграла у него все три партии. Я не сомневалась в успехе – у меня был отличный учитель.
– Где ты так научилась играть? – спросил расстроенный Денис.
Я только улыбнулась.

5

То лето было очень жарким. Когда я приходила к Ване, он просил открывать окна настежь. В комнату залетал тополиный пух – и я отгоняла его от лица Вани, как надоедливую мошкару.
– Я вижу в окнах только небо, – сказал как-то Ваня.
В правой руке он сжимал резиновый тренажер по развитию силы рук. Несколько недель назад я купила этот тренажер по его просьбе.
– Мы можем с Алешей вывезти тебя на улицу, – сказала я. – Мы же тебе предлагали.
– Я всю жизнь вижу в окнах только небо… – повторил Ваня тише и отвернулся.
В первый день последнего месяца лета он смог вывалиться из кровати и, используя одну здоровую руку, доползти до подоконника. Там он подтянулся, перелез за карниз – и выпал на улицу с десятого этажа. Ни меня, ни Алеши не было дома.

4

Пять дней спустя я открыла тумбочку Николая и вытащила пистолет. Тут же лежала коробочка с боевыми патронами. Я зарядила оружие.
В комнате было тихо, и окна были плотно закрыты. Я посмотрела на себя в зеркало – у меня были распухшие от слез глаза. В те дни я плакала даже когда спала.
Мой сотовый телефон звонил. Это был Алеша. Я не хотела отвечать.
Когда Николай, придя с работы, вошел в спальню, я все так же сжимала в руке пистолет. Прошло четыре часа. Телефон продолжал звонить. Я не хотела отвечать.
– Положи пистолет, – попросил Николай.
Он сделал шаг ко мне и остановился.
– Отпусти меня, – тихо сказала я.
– Положи пистолет, – повторил он.
– Отпусти меня!
Он развязал галстук и бросил на диван. Его руки дрожали.
– Хорошо. Пусть будет так, как ты хочешь… Только дай мне пистолет, – сказал он.
Я три раза выстрелила в плотно закрытое окно – и бросила пистолет на пол. В комнату с улицы вплыл свежий воздух.
Спустя два месяца мы развелись.

5

Через неделю после смерти Вани я собрала вещи и переехала к Алеше. Открыла дверь и вошла в пустую квартиру. Алеша был на работе и о моем переезде даже не подозревал.
– Я люблю тебя, – сказала я ему, когда он пришел вечером с работы.
Он смотрел на меня своими добрыми глазами. Я подошла к нему, он крепко обнял меня.
– А как же то пророчество?.. – тихо спросил Алеша.
– Я слышала, что настоящая любовь побеждает все болезни.
Он некоторое время молчал, а затем чуть отстранил меня. Посмотрев мне в глаза, погладил по плечу и, отойдя, сказал:
– Подожди… Я сейчас.
Алеша выбежал из квартиры и вернулся через десять минут. Он выглядел немного запыхавшимся, в его руках я увидела небольшой букет. Букет из пяти белых лилий.
– Прости, что так немного… Но это только первый раз.
Я уткнулась ему в грудь.
– Ты чего? – спросил он.
– Пять – мое любимое число, – глотая слезы, сказала я.
Осень застала нас счастливыми. А после новогодних каникул мое самочувствие стало ухудшаться. Появилась тошнота, пропал аппетит, начались боли в груди.

+

Нет, это оказался не рак.
Я была беременна.



Мама всегда хотела умереть весной. Той зимой она часто болела. В марте ей стало хуже, и я на время поселилась у нее дома. Алеша заезжал к нам по вечерам.
– Скажи мне, ты счастлива? – спросила меня мама однажды утром. – Только не обманывай.
У нее было старое, слабое лицо. Я держала ее за руку.
– Да, мам, я счастлива. Теперь я очень счастлива.
– И хорошо. И хорошо…
Она вздохнула, закрыла глаза и умерла.

+

Нашего мальчика мы назвали Ваней.

*

Письмо мамы

Здравствуй, доченька!

Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Это так, я знаю, ты не вскрыла бы письмо раньше. Ты всегда была послушной дочкой, и я горжусь, что воспитала тебя так, что мне никогда не было стыдно за тебя.
Мне хотелось написать тебе о многом, и даже, может, ты замечала это и раньше, но мне порой не хватало общения с тобой. В этом не было твоей вины, и нет моей обиды, просто обыкновенное желание матери знать все о своем ребенке. Ты была самостоятельной с самого детства, решала все сама, советовалась со мной, кажется, из уважения, я не знаю… Ты не огорчала меня и не тревожила, да, я люблю тебя и любила и такой.
Но хватит об этом, ведь пишу я только ради одного, все это письмо – лишь объяснение одной вещи, которая, может, волнует тебя, а может, уже нет, возможно, это пустяк, и грош ему цена. А пишу я тебе, чтобы рассказать о той цыганке и том, что она сказала тебе давным-давно, когда тебе было 11 лет.
Да, ты удивишься, ты не говорила об этом, хоть я ждала, но ведь ты всегда была в чем-то тайной для меня, – иногда я мечтала, чтобы мы были с тобой, как подружки; знаешь, как это иногда бывает, и ты делилась бы со мной самым сокровенным. Я ведь всегда желала тебе добра, а как же иначе может быть.
Но прежде я хочу рассказать тебе о твоем отце, о моем муже, о котором мы так мало говорили. Я догадывалась, что ты о нем думаешь, и какие проклятия, обиды могли прятаться в твоей душе. Нет же! И вещи, и люди могут казаться совсем не теми, чем они являются на самом деле, пусть банальность, но здесь она важна. Твой отец – святой, удивительный человек… Он ушел от нас, у него появилась новая семья, и мы стали забытыми для него, и ведь ты винила его, да? Но это не сделало его хуже, все было предрешено раньше, гораздо раньше. Еще до твоего рождения. Сколько же зла, мерзости, боли принесла я ему, знай это! Я жила, почти всю нашу совместную жизнь я жила, радуя только себя, следуя только своим желаниям и прихотям. И поделом мне, слушай же.
С самой юности я нравилась мужчинам, и пользоваться этим было для меня совершенно естественно, так же, как дышать воздухом, пить воду. Да, доченька, я бросалась в омут страсти без колебаний, и не веря, и не любя, и со скукой, и из любопытства. И замужество не поменяло меня – сколько раз твой отец встречал меня пьяной и веселой, рассерженной и в беспамятстве ночами и утрами, сухими и слезными. Я изменяла ему тайно, я изменяла ему открыто, иногда эта глупая жестокость ранила даже меня. Но и радовалась я, эгоистично радовалась, что он любил меня такую, только любовь может терпеть все это. Да, и я любила его, всем сердцем, только что-то мешало мне понять это, и я искала других мужчин. Я пробовала их, они пробовали меня, и не счесть их числа, и моя вседозволенность вдохновляла меня и тешила. Как-то это было даже за деньги, от меня же не убудет, думала я, – о, я рассказываю об этом тебе, и хорошо, что меня уже нет, потому что надеяться на твое прощение я могу только после смерти.
Ты ведь не видела этого?.. Твой отец был силен душой, любя меня, любил тебя – и делал все, чтобы тебе казалось, что я лучше, чем это есть на самом деле. А мне казалось, вот это моя жизнь, и состарюсь я в этой круговерти чувств и с твоим отцом, любящим и всепрощающим, всем будет по-своему хорошо. Но как все обернулось, ты уже знаешь. Есть терпению конец, и у света есть край, так и мы дошли до той точки. Я помню, как сейчас, теперь-то я вижу эти знаки, которые тогда предрекали скорый финал, – отец твой стал вял и молчалив, далек и холоден. А потом я узнала, что у него есть женщина. И именно этой женщине он посвятит всю свою оставшуюся жизнь.
Сколько слез я пролила, и злилась, и страдала, и винила его, и винила себя, надеялась, что вернется, и верила, что будет другой, еще лучше. Были мужчины, будут и другие, любви хватит и на меня – я рассчитывала это пережить. И только за неделю до развода я поняла, что упускаю, и такой любви уже не будет со мной никогда. Своими силами растоптала, унизила, исковеркала все то, что подарила мне судьба; растратилась на низость и слабость.
Я бы не пережила все это, если бы не ты – в тебе теперь было мое счастье, и надежда, значение этой жизни. И поняв это, я испугалась – а испугалась я той же судьбы для тебя, моего единственного ребенка. Но как бы ты могла понять мои ошибки, как я могла защитить тебя от того, от чего не могла уберечься сама? Я не священник и не воспитатель, не умею складно и убедительно говорить, и стыдно мне было, да и страшно. И приручить навсегда тебя бы я не смогла, и стать для тебя примером.
Цыганку нашла я сама, нашла слова и деньги для нее. Я до конца сомневалась, стоит ли это делать, опасалась до муки, что это может сказаться на тебе в худшую сторону. Я боялась твоей впечатлительности. Помнишь, как ты пугалась и радовалась, когда читала тебе я сказки на ночь и выдуманные истории? Ты верила в эти присказки и заклинания, и часто нашептывала их во сне, когда я рядом тихо плакала, оплакивая всю свою странную жизнь.
В этой моей жестокой задумке не было ясных последствий. Чем это для тебя будет? Как ты воспримешь это, серьезно ли, удивленно ли – забудешь ли сразу или запомнишь навсегда? На это у меня не было ответа, я не ведала, чем все обернется, только верила, что делаю это не напрасно и не во зло тебе. Я и теперь не знаю, что в итоге случилось, ты хранишь это в себе, и я уже тебя не услышу.
Но мне кажется, что в главном я не ошиблась, и, вглядываясь в тебя в наши последние и редкие встречи, я не видела того, что ненавидела в себе. Мне было спокойно за тебя, ты избежала моей участи. Больше всего я не хотела, чтобы ты беспричинно страдала. И выбирая мужчин, общаясь с ними, веря в них и завися от них, осознавала свою ответственность. Я хотела, чтобы ты знала цену каждым своим отношениям, каждому мужчине в твоей жизни. Да, жизнь неотделима от ошибок, и гладким этот путь никогда не будет, но уберечься от злой, мстительной и беспощадной судьбы мы все можем.
И надеюсь я – что если тебя поначалу пугал страх смерти, то теперь тебя ведет по жизни твоя добрая воля. Жаль, что все мы осознаем чистые истины слишком поздно… Наше счастье оказывается гораздо ближе и проще, чем все мы думаем.
Доченька, я раскрылась тебе, и готова к упрекам и гневу. Знай, все, что я делала, я делала из любви к тебе. Ты говорила мне, что счастлива, и я верю тебе, как верю в то, что ты заслужила это счастье сохранить на всю оставшуюся жизнь.

________________________________________

апрель – июнь 2009 г.