Катерина добиралась домой долго. Ноги не слушались. Она спотыкалась. Падала. Вставала. Опять падала. В глазах туман, в ушах шум. Неужели всё это правда?! И нет Сони? И подружки, разделившей с ней судьбу, тоже нет?
И надоедливого Кольки уже никогда не будет? И тех, в кого стреляли немцы и добивали прикладами автоматов - и их тоже нет? И не смогут они смеяться, плакать, любить, ненавидеть, страдать. Их нет! И не будет сегодня, завтра… никогда…
Это «никогда» стучало в висках, вызывало озноб и тошноту. Приходилось подниматься по улице в гору. Несколько раз, не удержавшись, сползала вниз. И опять, цепляясь за припорошенные снегом кусты, поднималась. Ей нужно было дойти. Её ждали.
Кате казалось, что земля сверху, небо, затянутое свинцовыми тучами, внизу, а она зажата между ними – ни вздохнуть, ни выдохнуть. Ей повезло. Ни единого человека не повстречала. В очередной раз поскользнувшись, легла на стылую землю и завыла. Вой услыхали и подхватили собаки.
Уже в сумерках постучала в дверь Никитичны, а та извелась: убили Катюшу, а ей, старой, что с грудничком-то делать? Ребёнок плакал. Они развернули его. Как смогли, помыли в холодной нетопленой хате, переодели, напоили молоком, разбавленным водой. В тонкую тряпочку положили чёрный жеваный хлеб, завязали узлом и всунули в рот новорожденному вместо соски - так делалось в простых семьях испокон веков.
Катя рассматривала младенца. Синие глаза, светлая кожа, рыжие волосы. Глядела на мальчика, а видела Дору Матвеевну, Соню, Марусю, Борика и обожаемого ею доктора, Льва Семёновича. Катька прижала к груди ребёнка и впервые за долгие годы тихо, чтобы не испугать сыночка, заплакала. Она полюбила его с первого взгляда. И поняла: теперь только смерть сможет разлучить их. И ещё: она будет сражаться за него до последнего своего вздоха.
С рук на руки… от судьбы к судьбе…
http://www.proza.ru/2011/06/02/575