(предыдущее: http://proza.ru/2011/06/01/1401)
Чуть позже Аркадий Ильич уморительно поведал об одном из самых тяжёлых испытаний послекурортной жизни в начале восьмидесятых, и именно таки испытании - застольем и тамадой.
Тогда ему пришлось почти трое суток возвращаться поездом из Боржоми в компании грузинского грека Феди из высокогорного селения, который, к счастью, выходил в Москве, где работал на сталелитейном заводе. С ними вместе ехала ещё ленинградка и ростовчанин из того же санатория.
Провожая, Федю снарядили в дорогу домашним сулугуни, жареным молочным поросёнком, уймой зелени и… водки. Традиции кавказского гостеприимства пришлось ощутить всему купе в полной мере. Первый день это было даже приятно. За что только не провозглашал тосты Федя! За заботливые женские руки, которые приготовили эти прекрасные закуски, за машиниста, ведущего наш поезд, чтобы он благополучно довёз нас, за каждое колесо, чтобы оно продержалось до конца маршрута…
Аркадий Ильич, на первых порах даже внёс свою скромную лепту в коллекцию тамады, вспомнив популярный тогда тост за то, чтобы наши дети не водили паровозов. Спутники тоже не молчали, добавив сюда рассказ о верных друзьях не ночевавшего однажды дома мужа, которым супруга, беспокоясь, послала телеграммы с вопросом: не ночевал ли у них? И получила все ответы: Ночевал! На что был произнесён другой тост: с пожеланием мужчине… смерти… в 90 лет… от руки ревнивого мужа… и чтобы его подозрения не были лишены оснований!
А потом пришлось пить за пятое колесо первого вагона, за шестое…
На второй день Аркадий Ильич всерьёз задумался: сколько же колёс у их поезда? Лечение водами чудотворных грузинских источников пока позволяло держаться его организму, но перспектива продолжения застолья ужасала. Ленинградке, как женщине, позволялось пить меньше, ростовчанин прибег к хитрости, пользуясь тем, что курил, и под этим предлогом, сколь мог, увиливал в тамбуре от суровых горских законов, где отказ выпить был равносилен оскорблению хозяина.
Как радовался и смеялся счастливый ростовчанин, который выходил раньше всех!..
Аркадий Ильич разошёлся, помогать ему уже было не надо, он был просто в ударе…
В конце вечера, когда он с тётей Розой смотрел фотографии в альбоме, Дэн решил позвонить Диме. И тут он впервые разглядел, что бумажка-то оказалась запиской, где помимо двух номеров телефонов было сказано: «Будут знаки – пойми! Впереди опасность!»
Интересно… Вложив записку в руку, Дэн, крутя диск, поймал полный ужаса взгляд тёти и улыбнулся ей, успокаивая. По первому номеру заявили, что никакого Димы здесь отродясь не водилось.
Второй отозвался так:
- Котельная слушает!
Дэн обрадовался:
- А я слушаю котельную! Диму позови, пожалуйста!
- Какого ещё Диму?
- В сером берете и очках.
- Нет у нас никаких Дим.
- А это – завод?
- Да.
- Что же вы с ним сделали? Может, он сменами поменялся? Это, случайно, не Лёха или Иван?
- Русским языком объясняю: Ни Дим, ни Вадим у нас не объявлялись, как и Лёхи с Иванами. Не тревожьте по пустякам, не мешайте спать на работе!
Короткие гудки…
Однако… Зайду-ка я на завод, погляжу в чём дело.
Странное дело, но тётушка почему-то не возражала, когда Дэн собрал на поднос грязную посуду, приборы со стола и понёс на кухню. Там, засучив рукава белой рубашки, и, надев тётушкин передник, он аккуратно вымыл всё, протёр полотенцем и разместил в тётин шкафчик и ящики стола.
Пока он этим занимался, то слышал, как тёте несколько раз звонили, видимо, поздравляя.
Когда он вернулся, Аркадий Ильич уже собирался домой, говоря, что споёт в следующий раз.
- Вы и поёте? – удивился Данила.
Тётя рассмеялась. Оказалось, то было шуткой, только что разыгранной. Аркадий Ильич заявил, что он - певец с большим стажем… в хоре старых большевиков. И изобразил арию храпа на сцене в президиуме.
Дэн улыбнулся и тоже засобирался. Деревянные ножны с цепочкой он снимал в ванной, и, завернув их в носовой платок, положил в пакет. Не удобно было заставлять ждать пожилого человека, которого в такое время, разумеется, Дэн собирался проводить. Поэтому он схватил пакет, решив пока не вынимать содержимое. Пришлось ещё выдержать борьбу с тётей, которая, отозвав его, стала выговаривать за дорогой подарок и пыталась вернуть хотя бы часть денег.
Когда они вышли из парадного в ночной город, то в нос шибануло запахом мочи из подворотни.
- Мда… - усиленно выдыхая, покрутил носом Дэн, - любят у нас метить территорию. Причём, чужую.
- Что вы, Даниил, - отозвался Аркадий Ильич, - здесь пахнет французскими духами по сравнению с моим парадным.
- А ваше где?
- На Садовой. Напротив Гостинки.
- О, да… верю.
Дэн, несмотря на протесты Аркадия Ильича, проводил того до квартиры.
«Знаю я, что может ожидать в парадном… - пробормотал Данила в ответ, - Вы, когда пенсию хОдите в сберкассу получать, то тоже смотрИте – кто есть неподалёку и за вами пойдёт. Мне так пришлось соседку в больнице навещать. Ей ещё повезло – молоток о гребень изменил направление…»
На Невском троллейбусы шли в сторону Александра Невского – в парк, и пока до развода мостов оставалось полно времени он, не спеша, побрёл по направлению к Зимнему дворцу. Спускаться в метро не хотелось, лучше было пройтись после застолья, развеяться, чем отправляться под землю раньше срока. Туда всегда можно успеть…
Он не знал, что тётя уже поговорила по телефону с не пришедшей гостьей. Поведала ей, что Даня был, шутил, как обычно, звонил мужчине на какой-то «завод», с собой принёс холодное оружие…
(продолжение: http://proza.ru/2011/06/13/636)