«Полетала – посиди», – подсказал дремучий инстинкт.
Сделав два изящных пируэта и тройной тулуп, муха совершила посадку. «Чёта какая-то ерунда», - подумала муха, ощутив под ногами вязкую субстанцию. Недурственно пахнущую, но от того не менее подозрительную.
- Ай! – айкнула муха, попытавшись поднять левую среднюю ногу. Нога не поднялась.
- Ой! – ойкнула муха, попытавшись вызволить правую переднюю и левую заднюю ногу. Ноги не вызволялись.
- Какого черта! – возопила муха и пошла на экстренный взлет, бешено взработав крылами и оттолкнувшись всеми шестью ногами.
«Не отрываются! – пронесся неприятный холодок в мухином спинном мозгу. – Влипла!» Покрутив головой, муха задумалась. «И хорошо, что не отрываются. А то оторвались бы, что бы я без них делала, с одними-то крыльями?»
Эта успокоительная мысль быстро сменилась серией панических: «Что же делать?! Что же делать?!» Улыбалась перспектива сидеть всеми шестью ногами до морковкина заговения. «Спасите! – хотела было крикнуть муха. – Помогите!» Но вовремя опамятовалась. Ну, прилетит другая муха. Так ведь сядет рядом поспрошать, какие дела, как настрой, почему сидим, что за шум. Сядет, как пить дать. На лету не больно поговоришь. Вжжжжж, да ветер еще свистит рассекаемый.
И тут муха увидела другую муху. Та игриво летела прямо на нее с игривыми намерениями, явно для развлекухи.
- Нет! – вскричала муха и сделала пять трагических приседаний.
- Чего нет? – спросила другая муха, усаживаясь перед ней лицом к лицу.
- Ща поймешь, - ответила муха.
- Да ты гонишь! – возмутилась другая муха и попыталась взлететь.
- Чёта никак, - сказала она. – Ай! Ой! – заголосила она.
- Неужели?.. – спросила муха с высокомерно-издевательской иронией.
Они помолчали.
- А в глаз? – буднично спросила другая муха.
- Чем? – ответила муха.
Они помолчали.
Прервав неловкую паузу, другая муха запыхтела, задергалась, басовито зажужжала, академически сконцентрировав очи «вперед и вверх» и прислушиваясь к ощущениям. Затихла.
- Нихренасе, - сказала она.
- Ну а то! – победоносно ответила муха с гордостью, дающей понять истинные размеры ее личных заслуг.
Они помолчали.
- Типа кранты? – спросила другая муха.
- Дык, - ответила муха. – Кто-то высохнет первым. Оно или мы.
Внезапно у нее зачесалось крыло. Она бездумно дернула ногой и почесала свербящее место.
- Отлипло! – воскликнула муха с недальновидным детским восторгом. Отрыв ноги стал возможен только вместе с крылом.
- Прилипло, - пожаловалась муха с тихим удивлением.
- Во блин, - подытожила другая муха и глупо хихикнула.
Они помолчали.
- Хей-хоп! Вау! Поберегись! – раздалось удалое гиканье над их головами. Взрезая крылами воздух, заход на посадку делала третья.
- Нет!! – закричали мухи в терцию.
- А вот и да, - беззубо лыбясь, сообщила третья муха, пружинисто сев на объект в десяти шагах выше. – Вы тут чё?
- Суп харчо, - торжественно объявила муха.
- Зачем села? – спросила другая муха. – Кричали ж тебе.
- Ну, вы-то сидите! А вдруг чё, - ответила третья муха, почмокав хоботком. – Мало ль.
- Да уж мы, небось, не случайно, - сказала муха, не скрывая язвительного сарказма.
- Ну, я щас… подползу, - сказала третья муха. - Чё так-то.
Она дернулась в направлении вниз.
- Оу!
- Въезжает, - злорадно ухмыльнулась другая муха, кивнув мухе на третью.
- Ай! – крикнула третья муха. – Ой-ёй-ёй!
- Не то слово, - мрачно сказала муха.
- Ну и чё терь? – спросила третья муха озадаченно.
- А вот то самое, - ответила другая муха. – Ничё, что я к вам спиной сижу?
Они помолчали.
- Летать – никогда? – осознала вдруг другая муха. Засуетилась коленками, мощно включила крылья, и – левые ноги разом отлипли. Завалилась на бок.
- Ыых, - сказала она. – Теперь глаз приклеился.
- Ну не к крылу же, - намекнула муха на свою ногу.
- Нога не глаз ващет, - резонно возразила другая муха.
Третья муха всхлипнула в зудящей тишине.
- Заткни пасть, а? – утешила другая муха, елозя глазом по липкому.
- Да пусть, - одернула ее муха, пытаясь переменить положение локтя задней правой, закинутой на крыло. – Не каждый день.
Другая муха негодующе хмыкнула, подразумевая, что с ней такое тоже впервые. Третья муха всхлипнула еще раз. Издалека послышалось ззззз, усиливаясь и плавно перерастая в жжжжж.
- К нам, - кивнула муха. – Кричим?
- Три-четыре, - сказала другая муха.
- Не-е-ет!!! – гаркнули они и одновременно увидели четвертую муху. Та заходила по-пижонски, наискось, продольно вращаясь, под тупым углом к плоскости, не по параболе - по прямой! Так можно было садиться на скатерть, штору с хорошими сцепными свойствами, но никак не на вертикаль.
- Лови момент, - сказала другая муха. – Цирк приехал.
- Жонглеры на арене, - отозвалась муха. - Смертельный номер. Улыбнитесь, каскадеры.
Момент стоил того. Халтурно сгруппировавшись, четвертая муха чиркнула пузом, перевернулась через голову, упала на спину и побежала ногами по воздуху.
- В чем прикол-то? – спросила четвертая муха, кряхтя и откидывая разные коленца. – Когда смеяться?
Третья муха всхлипнула, невидяще глядя в никуда.
- Мы в печали? – спросила четвертая муха, выжидающе замерев.
- Глубже, - без тени насмешки сказала муха, удрученно покачав головой.
- Чехлите шасси, - сказала другая муха, театрально махнув передней левой.
Третья муха всхлипнула.
- Кончай нюни, - сказала ей вторая.
- Насморк ващет, - сказала третья. - Ща чихну.
* * * * *
Август щедр на насекомых. После удушливого июля москиты угомонились, настал мушиный рай. В доме были открыты все окна. Парило. Джонсон сидел на веранде, ловя вечерний сквознячок, и безмысленно смотрел на семенящую лапками четвертую муху.
Идея не шла. Слыть мастером психологического триллера с каждым годом становилось все труднее. Темы исчерпались. Кинг, Кунц и десятки менее удачливых ужасцев испахали поле страха вдоль и поперек. Вампиры, оборотни, живые мертвецы, маньяки, пришельцы, монстры секретных лабораторий, дьявол сотоварищи, хеллрейзер со свитой, Ф.Крюгер и их аналоги однородной массой выплескивались с экранов. Агенты Малдер и Скалли сняли последние сливки пугающих возможностей организма. Осталась вода.
Сегодня уже никого не вгонишь в трепет героями, проникающими друг в друга, вывернутыми наизнанку, видоизменившимися анатомически, глотающими неглотаемое, отторгающими неотъемлемое и говорящими притчами. Джонсон всегда шел чуточку иным путем. Он тоже возводил в реальность несуществующее, но на качественно ином уровне. Критика, пусть не вся, почтительно называла его «своеобразным». Вершиной стал роман «Зрячие кости». Герой, от рождения слепой, обладал способностью видеть себя изнутри в мельчайших подробностях. Первый же сексуальный опыт привел его к попытке суицида, но ограничилось простым убийством партнерши. Вдоволь намучив себя и окружающих, слепец пришел к логичной кульминации – освободил скелет от непроницаемой стены мышц, чтобы увидеть мир. Мир ему так понравился, что он даже не умер. Но, лишившись нормального облика, лишился и всех благ, полагающихся обычному человеку. В общем, душераздирающая история с добротной философской подкладкой.
Но это было давно. С тех пор Джонсону удалось выдавить только один достойный сюжет: сын родил собственную мать, попав в слоеный, сложенный вчетверо мир, где все порядком перепуталось и, в частности, ранее убитые гангстеры являлись снова и снова. А испеченный однажды слоеный пирог, давший название роману, ели практически на всем протяжении книги. Нашелся, как всегда, все опошливший критик. «Главный кошмар заключается, видимо, в том, - написал он, - что из-за этого треклятого пирога никто не может похудеть».
Это тоже было давно. И сейчас Джонсон проедал остатки аванса за будущее произведение, не написав ни строчки. А август – крайний срок – подходил к концу. Некогда Сандра была его «вторым мозгом», как Джонсон ласково называл жену, и иной раз наводила на идею. Но Сандра ушла, после того, как Джонсон ненадолго замуровал ее в стене погреба, кормил глюкозой через трубочку и выспрашивал об испытываемых ощущениях. Это помогло написать неплохой рассказ «Лучше всех спрятался».
Дважды Джонсон порывался сочинить «что-то другое». Их тех соображений, что триллер – это всегда коммерческая, «одноразовая» литература, каким высоким слогом его не напиши. Честолюбивый Джонсон хотел оставить после себя хотя бы одну разумную, добрую, вечную книгу. Обе попытки провалились, причем без особого треска.
На первый раз его агент сказал без оптимизма: «Ну, я, конечно, попробую это пристроить…» И через две недели вернул рукопись со словами извинения. Та писанина и впрямь была неудачной, Джонсон впоследствии стыдился, что вообще кому-то ее показал.
А вот на низвержение «Великих мук» он крепко обиделся. То был обстоятельный труд, хитро сплетенный из пяти сюжетных линий. Одна линия прославляла торжество ума, вторая – честности, третья – храбрости, четвертая – доброты, пятая – любви. Действие основывалось на реальных исторических фактах в промежутке от библейских времен до наших дней. Джонсон, по образованию психолог, работал над книгой два года и претендовал на создание некой энциклопедии человеческих взаимоотношений.
«Великие муки» опубликовали охотно, но не продали и половины тиража. Заголовок полностью оправдал себя. У сильно страдавшего Джонсона даже родилась крамольная мысль, что надо было назвать книгу «Купи, не пожалеешь». Читатель, этакий заевшийся свинтус, привык к Джонсону, дающему только желуди, ничего больше, и ждал от него именно желудей. Поэтому Джонсон смиренно подавил амбиции и вернулся к традиционной тематике апокалипсиса в отдельно взятом сознании и внутриличностного армагеддона.
Вспомнив все это, Джонсон в очередной раз проклял тот день, когда написал первый свой рассказ «Голодная жвачка». Кому вообще надо то, что он пишет? Кругом достаточно натуральных, невыдуманных ужасов – любуйся, наслаждайся, получай адреналин. Но тут же кольнуло, что он оплатил пока только половину нового «Инфинити», а нынешняя его подруга, юная обольстительница Лаура, на которую оборачивались даже седые старички, предпочитает японскую кухню итальянской, черную икру – красной, золотые украшения – серебряным.
Смеркалось. Идея не шла. Джонсон по-прежнему смотрел на муху, инертно продолжавшую безысходный бег на месте. И тут его осенило. Сгоряча он треснул себя ладонью по лбу несколько сильнее, чем требовалось. Опрометью ринулся в кабинет, рухнул в кресло, открыл чистый файл, зацокал по клавишам и вывел заголовок: «Прилипший миррр…» – «ррррррррррррр» – клавиша залипла, с бешеной скоростью множа строчки, состоявшие из одних «ррррррррррр».
«Какая-то ерунда!» – подумал Джонсон, пытаясь ногтем отколупнуть взбунтовавшуюся клавишу. Та не поддавалась. «Ррррррррррррррррррррррррррр…»
* * * * *
В уютном домике Джонсона весь день было людно. Тело удалось убрать, отпилив ножку кресла, к которому загадочно прилипла одежда, к которой не менее таинственно прилипло тело. Само кресло немыслимым образом намертво прилипло к полу всеми пятью колесиками. Этой чудовищной серией прилипаний занимались сейчас ученые из Управления научной поддержки расследований.
- Поглядите, сэр! – Кенни Брэк, специалист-компьютерщик, позвал руководителя группы Макольма Уилсона. – Он жал на клавишу, пока не заполнил буквой «р» весь допустимый объем файла!
- В самом деле? – отозвался Уилсон, бродивший из угла в угол и силившийся вообразить условия, при которых подобное могло произойти.
Уилсону немало довелось повидать на этой работе: говорящих притчами, вывернутых наизнанку, проглотивших неглотаемое и даже кое-что похлеще. Не во всех случаях удавалось найти и осудить виновных. Но во всех случаях удавалось доказать, что сие – дело рук человеческих. Здесь же в голову приходила единственная дельная мысль: известный писатель Джонсон спятил. К чему, собственно, и шло. Уилсон читал пару его книг. Непонятно, в сущности, одно – каким составом Джонсон приклеил кресло к полу, одежду к креслу, а себя – к одежде.
Тело нашли сегодня утром полицейские. Соседи сигнализировали, что уже шестой день Джонсон не ездит за пивом и работает практически без перерыва. Силуэт его был виден с улицы в открытом окне; в кабинете круглые сутки горел свет.
- О боже, сэр! – воскликнул Кенни Брэк. – Смотрите, как интересно начинаются эти «рррр». Он сперва написал «Прилипший мир»!
На Уилсона эта находка не произвела впечатления, а лишь подтвердила догадки. Куда больше он удивился, расследуя случай обнаружения человека, проглоченного относительно небольшим удавом. Но и там на поверку все оказалось немудрено. Чудак собрался полетать на воздушном шаре и не придумал ничего умнее, чем надувать питона гелием. Ключом к разгадке послужила гигантская авоська, сплетенная из прочного шпагата.
Было, кстати, в архиве раскрытых дел Уилсона и необыкновенное прилипание. Крепкого мужчину ни с того ни с сего притянул сильный электромагнит. Он умер от обильного внутреннего кровоизлияния. Для решения загадки хватило вскрытия и найденных в сарае комплекта напильников и наполовину съеденного бедолагой мотоцикла. Приятели его потом сообщили, что парень мечтал попасть в Книгу Гиннеса.
Тут же как-то все чудно. Смущало, что нигде больше нет следов клейкого вещества. Джонсон не покупал ничего подозрительного в магазинах, а от химической науки был несколько далек.
- Ну что там еще, Кенни? – спросил Уилсон, подойдя к помощнику.
- Ничего особенного, сэр, - ответил Кенни. – Юзер без отклонений. В игрушки не играл, порнушкой не баловался. Стандартный набор программ, мышь почти новая.
- Тогда выключай все и - свободен.
- Да, сэр.
Беспокойно запищал телефон.
- Уилсон. Слушаю, - сказал Уилсон, вынув аппарат из кармана и приложив к уху.
- Официальная причина смерти – обезвоживание, - сообщил ему мужской голос. – Желудок совершенно пуст и все такое, сэр. Похоже, не ел и не пил все пять дней. Жара, однако, стоит.
- А что с клеем?
- Наши в затруднении – незнакомая формула. Отправили пробу в Хьюстон. Теперь уж только завтра начнут.
- Хорошо.
Уилсон убрал телефон и вышел на веранду. На его памяти это был уже третий писатель, погибший при обстоятельствах, поставивших в тупик обычную полицию.
Первый, автор нашумевшего романа «Изнасилованный богом», в частном порядке тайно финансировал незаконные исследования по выращиванию мозгов, стремясь на практике проверить действенность правила «один ум хорошо, а два – лучше» так, чтобы этот второй не потребовал потом половину гонорара за совместно написанную книгу. Полицию тогда поразила почти полная пустота в его черепной коробке. Видимо, подопытный материал брали из нее.
Другой, написавший несколько заурядных мелодрам, сильно переживал, что не умеет печатать так же быстро, как думать. Одна из попыток соединить голову напрямую с компьютером увенчалась полным успехом. Свет погас во всем квартале. Управление попросили идентифицировать электронный прибор – самоделку неясного назначения. В своих записках погибший называл его мыслеприемником.
В связи с этими делами Уилсон тщательно изучил статистику преждевременных кончин литераторов. Как ни странно, прозаики категорически не желали завершать свой творческий путь самоубийством. Вот поэты – те да, частенько. Зато, в отличие от прозаиков, публикуемые поэты никогда не сходили с ума.
Взгляд Уилсона упал на ленту-липучку, висевшую в углу веранды и усеянную трупиками насекомых.
Уилсон вспомнил забавную книгу, написанную по принципу ленты Мебиуса. В предисловии автор, некто Гроуз, утверждал, что чтение можно начинать с совершенно любого места. Сюжет, мол, закольцован, и логический конец неизменно наступает в строчке, предшествующей той, с которой чтение начато. Книгу, однако, напечатали по иной причине. Издателю показалось, что и сюжет неординарен, и слог неплох. Гроуза изолировали, когда он потребовал издать книгу в стольких вариантах, сколько в ней строк. Помощь Управления понадобилась тогда, чтобы подтвердить наличие закольцованности. Уилсон заставлял себя перечитывать «Квадраты рая» снова и снова, пытаясь понять…
Внезапно Уилсон все понял. Все встало на свои места. Круг замкнулся.
- Надо же, как просто… - пробормотал он. Достал телефон, набрал номер.
- Это Уилсон. Позвоните в Хьюстон, пусть не мучаются. Чем бы это ни оказалось, роли не играет. Ну, если им только самим интересно. Да. Да. Полный примитив, завтра расскажу. Пока.
Причиной трагической смерти Джонсона одновременно стали лень и творческое рвение. Деньги его, как установлено, кончались, а в конце месяца предстояло сдать издателю готовый роман. Вот он и заставил себя усидчиво работать. А попутно убивал другого зайца. Судя по заголовку «Прилипший мир», Джонсон решил самолично пережить ощущения будущих героев - женушки-то под рукой не было. Утром она поведала следствию о причинах, побудивших ее покинуть мужа. Малость перестарался.
Уилсон подошел поближе к липучке и внимательно рассмотрел ее. Мухи, штук тридцать, застыли в самых невообразимых позах. На веранду вышел Кенни со своим неизменным ноутбуком и застал шефа за этим странным занятием.
- Все в порядке, сэр?
- Взгляни-ка, Кенни, - сказал Уилсон. – Вот откуда современные писатели вынуждены черпать вдохновение.