Семен разулся и тихо вошел в келью. Казалось, старец за дубовым столом не заметил гостя. Спокойно продолжал что-то записывать в общей тетради. Несмотря на преклонный возраст, во всей позе ни намека на сутулость. Иконный нос, длинная серебряная борода. Скуфья слегка надвинута на лоб, поверх рясы — застегнутый на все пуговицы жилет. Из-под простых очков сверкнули чуть слезящиеся глаза:
— Не стой на пороге.
— Неудобно так врываться, — замялся Семен.
— А девиц раз в месяц менять удобно? — монах спрятал улыбку в усы.
— Что вы, отче, как можно? — краска залила лицо духовного чада.
— Можно по-разному, а скрывать бесполезно… — старец закрыл тетрадь, поднялся из-за стола и минуту вглядывался в лики святых на иконах:
— Я иногда замечу, они — постоянно видят.
Восемь лет назад иконы едва не стоили отцу Никодиму жизни: поздним вечером трое отморозков, решивших украсть ценные реликвии, ворвались во внутренние покои храма и до полусмерти избили преградившего им путь старца. После удара по голове обрезком трубы тот долго истекал кровью у алтаря, пока не появился кто-то из братии. Итог — кома, металлическая пластинка в затылке и длительное выздоровление. Возвращение в монастырь, служение страждущим, выстаивающим бесконечные очереди и не всегда осознающим необходимости коротких перерывов.
В милицию отец Никодим заявлять не стал. Грабителей тех хорошо знали в поселке у монастыря, боялись и были безмерно удивлены, когда вдруг один за другим подонки покинули бренный мир. Скончались в расцвете лет от известных человеческих болезней: обширного инфаркта, внезапно разросшейся опухоли и банального гриппа. Такой вот жизненный «бумеранг».
Однажды Семен спросил Никодима, почему не ушел тогда раньше, ведь предвидел… «Запомни — всяк несет свой крест. Не следует избегать предначертанного — с другой стороны зайдет и еще сильнее огреет. Значит, Господу угодно было послать испытание. За всеми грехи тянутся… А что до тех варнаков, то Господь рассудил, кто чего заслуживает…» — ответил старец и отвел взгляд.
Семену Никодим помог не сойти с правильного пути, открыл тайны рода, а заодно и глаза на «друзей», задумавших подвести под статью. Позже старец начал знакомить Семена с необычными сторонами человеческого бытия. Почему выбор пал на него, Семен до сих пор не понимал.
Старец оторвался от икон:
— Не будем о девицах, как матушка?
— Почки… — Семена беспокоило ухудшившееся в последнее время здоровье матери.
— Воду монастырскую пьет? — Никодим сложил на животе худые руки.
— Она и спровоцировала приступы…
— Ничего, скоро организм изживет хворь, — успокоил старец.
— Вашими молитвами.
— И твоими! — Никодим погрозил пальцем — Все реже в храме появляться стал… Забываешь о своей проблеме?
— Замотался…
— Отговорки! Всегда можно найти время и свечку поставить! Легче станет метущейся душе… — отец Никодим оправил бороду и подержался за бок. — Колет, старость не в радость. — Так что, Сёма, сильно мучает Сестрёнка?
Семен вспомнил первую встречу с Никодимом. Старец тогда долго молчал, пристально рассматривая Семена, пока не произнес: «…Натворила дел зазноба деда твоего… Страшно озлоблена была — прокляла. Подумать только: почти сформировавшийся плод клещами тянуть… Раньше позором считалось вне брака ребеночка нагулять. Не нынешние нравы… Вот душа нерожденного в твою бабку и перепорхнула, чтобы, значит, и третьему поколению досталось… Родную кровь нашла…»
— Душа чужая — крест твой. Как пронести по жизни и где бросить, от тебя зависит. Пока не освободился от груза, нужно с нею жить научиться и правильно использовать дополнительные возможности… — напомнил Семену Никодим.
— Не справляюсь… — нехотя признался Семен.
— Укрепляй дух! Уйдешь в атеизм — погибнешь… — Семен выдержал взгляд — Это мы здесь души неприкаянные лечим, а доктора особенные в такое не верят, и разберись потом в специальной клинике, кто с подселением, а кто натуральный шизофреник. Приклеят ярлычок, и жизнь под откос…
— До этого не дойдет! — разозлился Семен.
— Дай-то Бог, подобные «чудеса» чаще, чем на Афоне происходят… — Никодим перевернул страницу церковного календаря: — Большой праздник завтра — Покров Пресвятой Богородицы. — Поманил Семена. — Подойди, потенциал усилим.
Семен приблизился к старцу, крепкие пальцы сжали запястья. Старец закрыл глаза, начал молиться. Семен почувствовал легкие покалывания в предплечьях и ключицах. Теплые ручейки потекли из рук старца, вливаясь в набухшие вены, быстро добрались до сонной артерии. Энергопоток постучался в темя, стянув железным обручем голову. Тысячи микроскопических молоточков отбивали в висках чечетку, беспощадно усиливая удары. Внезапно слаженный стук стих, обруч ослабил давление, исчез. Пепельная пелена, маячившая перед глазами несколько дней, рассеялась: добрый великан освободил страдальца от десятитонного шлема.
— Вот и замечательно — почистили поле от негативных надстроек. — Никодим разжал пальцы и помассировал лоб. — Как ощущения?
— Словно заново родился! — В теле резвилась сила, способная сокрушать любые преграды.
— Индийцы называют этот процесс чисткой чакр, славяне — оперированием первородными энергиями. — Никодим встряхнул руками, окончательно освобождаясь от информационной «накипи».
— Избегай стрессов, они проявляют в сознании темную сущность. Сейчас она уснула, поэтому какое-то время можешь побыть собой. В состоянии, когда собственное «я» понимает и принимает только твои слова, не меняя смысл, не пробуждая бесконтрольную агрессию. Дьявол искушает постоянно. Не давай шансов напоить сладким ядом…
— Спасибо за напутствие, — поклонился Семен.
— Обожди немного: на трассе пробка образуется — много часов простоишь. В трапезную лучше сходи. — Лицо отца Никодима выражало обеспокоенность.
— Рад бы, но тороплюсь, — отмахнулся Семен.
— Эх, молодость… задерживать не смею. — Старец сел за стол и придвинул тетрадь. Семен попрощался и вышел из кельи.
На дворе стоял октябрь. Непреклонная Осень давно отправила жаркого бесполого родича на покой и сейчас радовалась бессовестным выходкам холодного ветра, незаметно забиравшегося под одежду и крадущего драгоценное тепло.
Семен несколько минут смотрел на величественный храм с золотыми куполами, зажженными над массивными белокаменными стенами, опасно накренившуюся колокольню, напоминающую известную Пизанскую постройку, широкие остроконечные башни, бдящие за горизонтом, узкие щели бойниц, награждавших захватчиков меткими стрелами. Огромные кованые ворота приоткрыты. Через них до самой ночи циркулировала разношерстная толпа. Сев в припаркованную у крепостного рва «Мазду», Семен прогрел мотор и выехал на узкие поселковые улочки. Недалеко от поворота на трассу автомобиль Семена подрезали. Мгновенный удар по тормозам чудом спас от столкновения с оглушающе загудевшей фурой. Ремни безжалостно врезались в тело, не позволив пробить собой лобовое стекло.
Серебристый внедорожник затормозил с противным свистом сжигаемой резины, ткнулся тупой «мордой» вперёд и замер. Двери открылись, из салона выбрались серьезно настроенные парни. Быстро преодолели расстояние между внедорожником и «Маздой». Самый высокий бесцеремонно пнул дверь:
— Слышь, баклан, вылазь — «бочину» стер.
— Машина застрахована? — Семен опустил боковое стекло — Дождемся гаишников и составим протокол. — Семен понимал, что оказался жертвой дорожной подставы, и на благополучный исход не рассчитывал. Платить всякой мрази тоже не собирался: выкрутится как-нибудь.
— Чего застрял, интеллигент? — К Высокому подошел второй — лысый, подвижный, с изуродованным угрями лицом. За ним скалой застыл третий — носатый, толстогубый, с ежиком крашеных волос.
— Слушай сюда: машина — предлог. — Лысый переглянулся с Высоким. — Через тебя нужно привет старому знакомому передать.
— Вряд ли у нас общие знакомые…
— А старик, которого ты недавно покинул? — Высокий продемонстрировал идеальные зубы. — Никодимом кличут, или отрицать будешь?
Семен заметил, что Лысый обходит машину справа.
— Откуда… — Семена охватило нехорошее предчувствие.
— Мы старые приятели, для которых он когда-то «доски» пожалел, — присоединился к разговору Крашеный. — Неужели не рассказал?
— Слышали, ученика нашел: смену готовит, — продолжал ухмыляться Высокий.
— С того света не возвращаются… — сердце Семена заколотилось.
— Для нас сделали исключение, жаль, всего на день… — зло процедил Высокий. — Очень ты там понадобился.
— Кому? — Семен окончательно осознал, что происходящее — не дурной сон.
— С кем твой старикашка вечный бой ведет? Не понимает, что без шансов! — с пренебрежением сказал Высокий, незаметно моргнув Лысому.
— Не переживай — уделаем быстро, испугаться не успеешь… — откровенно признался Лысый, чья угрястая рожа противно расплылась по стеклу. Семен не успел понять, как он оказался рядом. Был снаружи… Невозможно, но острое лезвие, приставленное к горлу, чувствовалось вполне реально.
— Двери для живых! — Лысый надавил на лезвие.
«Схожу с ума», — подумал Семен.
«Успокойся, братишка, ты в добром здравии», — пробилась через плотину стресса юркая мысль. За ней просочилась вторая: «Ищи во всем плюсы и освободишься!».
«Чьи это установки? — не понял Семен. — Особенно последняя: «Забыл, на что мы способны?». Неужели, проснувшейся души-соседки?».
Лишние эмоции внезапно испарились, и разум в ледяном безвременье заработал с удивительной быстротой. Черный океан жадно захлестнул сознание, гротескная волна, выросшая из мазутной глубины, взорвалась миллионами капель, сформировавших живую сеть. Ячеи колыхнулись, и кого-то, ощутимо опасного, пробкой вышибло из салона… Тварь, некогда называвшаяся человеком, обернулась ярко-зеленым сгустком, отвергнутым небом, и сгорела в метре от земли.
Высокий и Крашеный нервно переглянулись и одновременно положили руки на капот «Мазды». Из-под их ладоней зазмеились мелкие трещины, разрастаясь и оплетая коррозийной паутиной кузов. Стекла машины лопнули мелким бесцветным порошком, шины уродливо расплавились, металл начало коробить: бампер, крылья и колесные диски смялись, как бумага. Деформированный руль вошел в грудную клетку Семена, давление истерзанного сумасшедшей конвульсией металла смяло шейные позвонки… Подчинившись общему хаосу, тело жертвы распалось на скользкие пластилиновые фрагменты.
— Не смерть, а произведение искусства! — Высокий оглянулся и вздрогнул: погибший спокойно стоял рядом, оценивающе рассматривая растерянных нелюдей; карие зрачки затопили радужку, отражаясь вселенской глубиной:
— Не верь глазам, выродок, верь сердцу, ибо оно указывает Истинный Путь.
— Дьявол, кто же ты? — Высокий увидел Крашеного, в ужасе удиравшего вверх по дороге. Пробежав еще несколько метров, Крашеный внезапно споткнулся и вспыхнул веселым фейерверком. Нечеловеческий крик на день отпущенного из Ада утонул в неестественной тишине.
— Не вспоминай ЕГО — бесполезно. — Семен повернулся к бандиту спиной и зашагал вдоль обочины. В тот же миг чудовищная сила затянула Высокого под асфальт. На месте происшествия остались бесформенный остов «Мазды» и осиротевший внедорожник с распахнутыми дверями.
Семен дошел до поворота и увидел старца.
— Не просто так просил остаться… — ни тени упрека в голосе.
— Иначе я не узнал бы себя, отче.
— А Она?
— Исполнила предназначение.
— Не так думал расстаться?
— Кто знает наверняка, когда еще, где и с кем встретится?
— И что же дальше?
— Путь в тысячу лье начинается с маленького шага.
— Вот оно как? А осилишь Дорогу-то?
— Все уже предрешено…
07.11.2010