Кто не любит детей! Очевидно, нас в них привлекает их душа в своей чистоте и непорочности, которая вместе с тем является также и частью нашей собственной души. Но ведь в нас нет ничего, чего не было бы в наших детях – всего того, что столь щедро было даровано нам в начале жизненного пути, - что так чудесно расцвечивало серую обыденность дивным светом сладостных, милых сердцу детских грез! И как открыты другим были наши сердца, как свежи были чувства и чисты помыслы! Где вы, столь быстро отлетевшие дни цветения нашей юности, развеявшиеся по ветру налетающим на нас вихрем часто столь грубо и насильственно свершающихся перемен! Ведь не узнать старику своего лица, смотрящего на него с портретов его юности, ничего оно не скажет ему о себе, горько лишь усмехнется он, да и махнет рукой…
О юность! Сколько полных неги и томленья сил было даровано тебе в скоротечности радостно-буйной поры твоего цветения! Сколько невостребованных запасов нежности и любви таилось в тебе ко всем, кто слетался к твоему огню, привлеченный молодой силой твоего задора и пленительной игрой красок пламени, бурно ходящего по пенисто играющей твоей крови! И как, пресытившись из этого, казалось, обещавшего никогда не оскудеть источника, они все равнодушно отвернулись от тебя, когда твои только что раскрывшиеся, только еще начинающие мужать нежные и трепетные крылья более всего нуждались в какой бы то ни было опоре! Как цинично они посмеялись над твоей наивной верой в их поддержку, твоей мольбой о помощи. Как никто из них не протянул тебе руки в твоей незащищенности пред хладом одиночества, который суждено рано или поздно испытать в этом мире каждому…
О! Отмщения! Отмщения!
А юность и знать ничего не знает, да и не желает знать о тех грозных испытаниях, которые уже приготовила ей Судьба, и поет, и веселится, и, смеясь, впивается молодыми крепкими зубами в сочное хрустящее яблоко, сорванное ею с древа познания добра и зла, и утирает сладкий сок, обильно стекающий у нее по губам; и даже не подозревает о том, что каждая его капля омыта слезами сотен матерей и кровь, пролитая в землю, унесшая с собой страшную тайну преступлений, уже взошла над землею цветами и, обильно зазеленев лугами, возносит над безмолвно повисшей в воздухе оглушающе звенящей тишиной вопль всех жертв, когда-либо замученных палачами, и земля отверзает недра свои и выставляет на показ язвы, далеко разметавшиеся по необъятным просторам прахом ее гробов, и из каждого гроба торчит указующий на юношу перст, и слышен один только призыв: - Отмщения! Отмщения!
Но не зрит вокруг себя ничего этого юноша и беспечно вкушает от радостей бытия. И еще одному суждено будет пройти уготованной ему стезей скорбей – сужденный каждому неизбежный земной круг – и еще один пополнит собой шеренги истерзанных и низведенных до отчаянья невыносимой пыткой жизни, и еще один вплетет свой слабый голос в извечно стоящий над землею стон:
- Отмщения! Отмщения