Лула и первая любовь

Ольга Клионская
Начало здесь -- http://www.proza.ru/2011/04/18/566

Продолжение повести о жизни и проделках маленькой веселой собачки по имени Лула. Но в ее жизни, увы, не все так безоблачно. Случаются и трагедии. Именно об этом следующая глава.



ГЛАВА  СЕМНАДЦАТАЯ

ЛУЛА  И  ПЕРВАЯ  ЛЮБОВЬ



А сейчас, дорогой читатель, легкий и даже ироничный тон данного повествования несколько изменится. Эта глава будет не только длинной, но и грустной. Не удивляйтесь. Скоро вы все поймете сами. Счастье и печаль часто идут рядом. Это закон жизни, увы...

Долгое время, резвясь и играя на улице, воруя из кладовки картофельные клубни и наслаждаясь миром во всем мире, милая Лула не выделяла никого из своих собачьих сородичей.

Ей одинаково были приятны и близки как безродные бродячие полукровки, покрытые лишаями, так и высокопородные, лоснящиеся от счастья и сбалансированного питания представители элитных собачьих питомников. Уж чем-чем, а снобизмом ушастая Лула никогда не страдала. Как ни странно, но и она не пользовалась особенным успехом у четвероногого сообщества.

Встретив ее на улице, например, маленький глазастый мопс Джексон с первого этажа бросал на нее лишь быстрый равнодушный взгляд, чтобы тут же продолжить прерванное занятие (обнюхивание куста сирени). Соседский терьер Яша из третьего подъезда мог часами радостно бегать с Лулой наперегонки вокруг детской песочницы.

 Но стоило на горизонте появиться некой неказистой линялой самочке, он бросал на полдороге мою растерянную Лулку, чтобы кинуться вслед необразованной и некрасивой (вы бы ее только видели!) дворняжке. Примеров таких можно было бы привести великое множество.

 К моему удивлению и даже огорчению утонченная красота и уникальная сообразительность маленькой черной собачки была заметна лишь двуногим представителям матери-природы, то есть людям. Собаки же, я имею в виду кобелей, конечно, (простите за это слово, но не я его придумала, дорогие мужчины) не обращали на Лулу никакого внимания. Ну просто совершенно никакого!

Это было обидно. Обидно для меня и моей семьи, естественно. Толерантная же собачка совершенно не испытывала комплексов по поводу такого откровенного игнорирования, неоправданного и жестокого. Потеряв одного товарища по играм, она тут же находила другого. А когда и тот, подобрав слюни, стремительно срывался за какой-нибудь лохматой вертихвосткой, Лула опять находила нового друга.

Не обижайся, уговаривала я таксу в таких случаях. У них свои игры, взрослые. А ты еще маленькая, у тебя вся жизнь впереди, набегаются они еще за тобой, вот увидишь... Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! Как в воду глядела...

Не прошло и года, как вечный ребенок Лула-балула превратилась в настоящую барышню, притягательную не только для человеческого взгляда, но и для собачьего носа. Она созрела. Созрела как-то незаметно для нас, превратившись в томную и одновременно взволнованную собачью леди.

 Подозреваю, что Лула и сама не поняла, что случилось. Просто ее постоянно вдруг стало тянуть на улицу, ей совершенно не сиделось дома, она загрустила. Вот тогда-то мы и заметили у нашей маленькой (только по росту, как вы понимаете) собачки отнюдь не детский интерес к представителям противоположного пола.

Чтобы как-то развлечь таксу и переключить ее благословенное внимание на что-нибудь более достойное (у нас приличная интеллигентная семья!), на общем собрании было решено отвести Лулочку на дачу. Пусть развеется на свежем воздухе среди одуванчиков и чертополоха. Сказано – сделано.

И вот драгоценная собачка оказалась на садовом участке в стиле «кантри». Копай, наша радость, копай. Где хочешь, и что хочешь, только не заморачивайся и не грусти, ради Бога. Но не прошло и пятнадцати минут нашего пребывания на даче, как мы с удивлением заметили у калитки соседского пуделя.

 С удивлением потому, что до этого часа никакого внимания он Луле никогда не уделял. Пудель взволнованно бегал вдоль забора, скулил и предпринимал всяческие попытки оказаться на нашей приватной территории. Прошло еще минут пять, и к пуделю присоединился неизвестно откуда взявшийся терьер, пес-ходок. Уж он-то точно за весь сезон не бросил на мою таксу ни одного заинтересованного взгляда. И вдруг такое внимание! Странно...

А уже через час у нашего домика сидела, стояла и лежала целая свора псов самых разных пород, мастей и возрастов. Оставив любимые занятия, собаки внезапно обнаружили все достоинства моей маленькой подружки: и блестящую бархатную шерстку, и атласные длинные ушки, и потрясающие кривенькие ножки. Да, красота – страшная сила! Наконец-то это дошло и до четвероногих жителей дачного кооператива. Однако радоваться было рано.

Взволнованная и даже потрясенная необыкновенным успехом у собак-самцов, Лула совершенно отбилась от рук. Она уже не хотела вскапывать и без того перекопанный газон, отказывалась от еды и питья. Вся ее свободолюбивая натура рвалась туда, на заросшую дачную улочку, где скулил в ожидании встречи с ней десяток разнокалиберных кобелей. Не понимая, почему на этот раз ее не выпускают на волю, Лула, привязанная крепкой веревкой к веранде, громко стонала. Стонала почти по-человечески.

Уверенные в толщине и качестве веревки, мы занимались своими делами. Внезапно наступившая тишина повергла нас в недоумение. Тишина была какая-то странная, пугающая и даже зловещая. Все объяснилось довольно быстро. Лула пропала, а у ступенек веранды сиротливо лежал конец толстой веревки, разгрызенный острыми зубками любимицы.

Нужно ли говорить, что переживали наши потрясенные сердца, когда в поисках воспитанницы мы в поте лица бегали по всем дачным улочкам и огородам. Только бы не случилось самое страшное, только бы не случилось страшное!

Лула была жива. Мы обнаружили ее на широкой грунтовой дороге, ведущей к садоводческому кооперативу. Кокетливо виляя хвостом и озорно сверкая карими глазками, она находилась в центре плотного собачьего круга. Время от времени кто-нибудь из взволнованных песиков приближался к ней, чтобы вдохнуть нежнейший аромат, источаемый таксочкой, и насладиться ее красотой как можно ближе.

Однако не тут-то было. Хорошее воспитание, к счастью, не прошло бесследно. Лула моментально реагировала, отпрыгивала от потерявшего самоконтроль ухажера и прикрывалась очаровательным хвостиком. Убегать Лула и не думала. Она просто наслаждалась небывалым успехом, беспрецедентным вниманием и молодостью.

 Вот оно, настоящее собачье счастье, думала она, вероятно. Вы долго не обращали на меня свои взгляды, но я не в обиде. Ну что, поиграем? Лула вела себя как самый настоящий собачий провокатор. Еще не потеряв девичьей чести, в глубине души она уже была готова к неизведанным приключениям. Ну все как у людей, все как у нас. Кому не знакомо это щемящее чувство на первом свидании, это раздвоение и личности, и морали, когда и хочется, и мама не велит.

Рискуя быть разорванными на клочки ревнивыми потенциальными женихами, мы подхватили милое создание на руки и бросились к дому. Надо ли говорить, что лающая компания бросилась вслед за нами...

Весь вечер мы провели в разъяснительных беседах. Так нельзя себя вести, убеждали мы бедную, расстроенную прерванным рандеву Лулу. Ты еще слишком молода и не знаешь жизни. Ты даже не можешь себе представить, что могло произойти! Что подумают о тебе соседи? Ни чести, ни совести! Неужели ты собака легкого поведения? Это непостижимо! Общаешься с кем ни попадя, без разбора. Разве это красиво?

Справедливости ради нужно сказать, что Лула оказалась гораздо разборчивей, чем мы предположили. Но это выяснилось немного позже.

Весть о повзрослевшей таксе разнеслась по округе довольно быстро. На утро перед нашим домом возбужденно прогуливалась уже добрая дюжина песиков, проводящих лето с хозяевами на дачах. Среди них был даже длинноногий рыжий пес из ближайшей деревни, без разрешения на время оставивший пост: и хозяина с конем, и телегу с навозом. Здесь у него, безусловно, появился интерес поважнее.

Несмотря на все потуги, отогнать взволнованную группу нам не удавалось. Не помогали и увещевания Лулы. Маленькая хитруша улучала таки момент и, стоило нам на секунду ослабить внимание, в один миг оказывалась по ту сторону забора. Мы ловили ее то у водонапорной башни, то у дома председателя кооператива, то у заброшенного сарая в зарослях лопухов.

И что удивительно: повсюду мы заставали любимицу в компании с самым невзрачным ухажером неопределенной породы. Представьте себе: маленькое тщедушное создание серо-буро-малинового цвета с огромными, как у тушканчика, глазами навыкате и невообразимо длинными ушами, стоящими, как у зайца.

Ну что могло быть общего у него и нашей красавицы? Да ничего! Однако, как показало время, именно собако-заяц стал первой душевной привязанностью очаровательной Лулы. Обманывать себя больше не было смысла. Всем было ясно: Лула влюбилось, и чувство это сильнее ее.

Об этом говорило все, достаточно было увидеть, как весело бегают они по кругу, как нежно и деликатно, словно стесняясь, обнюхивают друг друга, как делятся последней косточкой, как отдыхают на зеленом газоне. Было, видимо, в собако-зайце нечто такое, что невозможно понять человечьим разумом. Однако кое-что было заметно и невооруженным глазом.

Именно собако-заяц сделал то, что не удалось нам. Он разогнал всю четвероногую стаю, бесстрашно бросаясь маленьким худым тельцем на больших сильных псов. Он громко лаял, отважно закрывая собой кокетку Лулу, и рычал даже на добермана.

 Не раз мы становились свидетелями несоответствия формы и содержания, свидетелями того, как рождаются истинные герои. По утрам собако-заяц первым появлялся у нашей калитки, а уходил последним. Или не уходил вовсе. Складывалось впечатление, что он был постоянно.

 Его не всегда было видно в кромешной ночной тьме, но мы отчетливо слышали его тихий плач и царапанье коготков, которыми он пытался проделать дыру в деревянной стене дачного домика. Он рвался к Луле и звал ее. Он слышал, как она скулит внутри, и плакал.

Всего этого не могла не слышать, естественно, и наша маленькая воспитанница. И, не имея возможности вырваться из запертого на сто замков домика, отвечала собако-зайцу таким же нежным призывным стоном и горьким плачем. Оба страдали. Страдали безмерно. Один снаружи, другая внутри. И смотреть на их страдания и несчастную любовь было невыносимо...

Чтобы отвратить Лулу от навязчивого поклонника мы были вынуждены принять жесткое решение -- вообще не выпускать ее из домика. Но что бы мы не делали вне дома, на каком бы расстоянии от него не находились, постоянно до нас доносилось ее беспрерывное скуление, переходящее в истерику.

 Мозговые косточки, оставленные Луле в доме, оставались нетронутыми. Такса даже перестала пить. Она похудела, подурнела и выглядела совершенно больной. Подбегая к нам, она вставала на задние лапки и с тоской заглядывала в глаза. Она словно спрашивала: ну почему, почему? Почему вы не разрешаете мне любить? За что?!

Лула, милая, говорили мы сквозь слезы, лаская собачку. Поверь нашему опыту, ты еще встретишь свою любовь. Он же не твоего круга, понимаешь? Ну разве он тебе пара? Посмотри, какая ты красивая, умная, воспитанная. Ты породистая, в конце концов! А что он? Никакой породы. И на собаку-то настоящую не похож, чистый заяц. Уши, глаза -- все как у зайца. А какого он цвета? Брр... Разве это нормально? Потерпи, милая, ты еще слишком молода. Да на что он тебе нужен? Подумаешь, жених нашелся! У тебя будет еще сто тысяч таких ухажеров, и в миллион раз лучше! Уже завтра ты забудешь его, поверь…

Но Лула не верила. Не хотела верить. Она поднимала страдающие глаза, полные слез и боли, и, не отвечая, бросалась к закрытым дверям. Бросалась, чтобы длинным стоном и вздохами дать сигнал возлюбленному, подарить ему надежду и смысл существования. В наших отношениях с таксой назрел конфликт. Первое взаимонепонимание. Практически кризис.

Так продолжалось несколько дней. Все члены большой семьи переживали за Лулу, боролись за ее честь, увещевали, воспитывали, даже кричали. Не помогало ничего. А с другой стороны по-прежнему первым, что бросалось нам в глаза по утрам при выходе из дома, был, конечно же, несчастный собако-заяц, одиноко стоявший на бетонной дорожке, сиротливо приподняв переднюю лапку.

 Его взгляд одновременно испуганный, доверчивый и молящий говорил о многом. Он тоже был влюблен, и влюблен не на шутку. Рядом с песиком на блюдечке с голубой каемочкой лежала нетронутая мозговая косточка, которой мы со временем стали угощать не только воспитанницу, но и ее Ромео.

Однако давно было замечено, что с момента капитальной изоляции таксы от внешнего мира, принимать пищу перестала не только Лула, но и ее поклонник. Оба похудели и выглядели потерянными и жалкими.

В конце концов, такая нечеловеческая преданность, собачья верность и бескорыстная любовь породила в наших душах нечто похожее на сочувствие к одинокому и смелому беспородному существу, разогнавшему наглую четвероногую стаю во имя безопасности возлюбленной. Или сумевшему убедить стаю в своих серьезных намерениях.

Время от времени, встретив на пути дрожавшего (от холода, страха или страсти) собако-зайца, мы уже не прогоняли его, а пытались уговорить или утешить. Иди домой, дорогой, говорили мы, присев на корточки. Тебя, наверное, там ждут. Посмотри, как ты исхудал и замерз. Иди, милый, иди... Лула сегодня не выйдет, она не здорова, понимаешь? А через недельку-другую вы встретитесь снова, мы тебе обещаем...

Собако-заяц серо-буро-малинового цвета не уходил, а лишь на пару минут скрывался в кустах. Скрывался, чтобы вскорости вновь выползти и начать легкое царапанье деревянной облицовки домика, посылая Луле сигналы SOS на собачьей азбуке Морзе. Так долго продолжаться не могло.

На общем семейном собрании было решено вернуть Лулу в город, к месту основной регистрации. До ее полного и безоговорочного выздоровления. Физического и душевного.

***

...Вспоминать и описывать страдания любимейшего создания в течение дальнейших нескольких недель выше моих сил. Безмолвные вопросы таксы и многословные объяснения с нашей стороны, ее отказ от еды и питья, ночная бессонница – это лишь самое малое и самое легкое, что пришлось пережить нам в то лето.


Но проходит все. Прошло и это. Через какое-то время, кажется, бедная Лула позабыла о дачном романе. Она стала чаще выходить из поролонового домика, вспоминать игры с хвостом, избавляться от ненужных тапочек у порога и воровать губную помаду из моей сумочки. Нормальная, здоровая собака.

 Она простила нас, и наши отношения вновь стали безоблачными. Мы опять веселились, бегали и играли. Все как прежде. Ни одного упрека с ее стороны. Ни одного замечания. Никаких обид. Она простила. Но себе я простить этого не могу до сих пор.

Как, почему, кто дал мне право решать за любимую собачку, с кем ей быть и когда? Неужели большие и сильные всегда правы? Разве не страдала я сама в юности от непонимания родителей, категорично запрещавшими мне встречаться с хорошим мальчиком из неблагополучной семьи?

 Разве не те же слова высокомерно произносили они на семейных советах, увещевая и воспитывая меня? Ты совсем не знаешь жизни, ты еще слишком молода, он не нашего круга и совершенно не пара тебе, ты еще встретишь свою любовь...

Неужели я забыла, как горько плакала по ночам, как страдала и как поклялась себе в девичьем дневнике никогда и ни в чем не перечить будущим детям? Особенно в том, что будет касаться их личной жизни, любви и избранника. Да нет, ничего я не забыла, и именно поэтому никакого прощения не заслуживаю…

Порой, когда я замечаю, что Лула внезапно остановилась и, замерев, внимательно смотрит вслед какому-нибудь невзрачному песику со стоящими ушками, мне кажется, я вижу грусть в ее глазах. А когда по телевизору начинается трансляция щемящего любовного сериала, Лула медленно бредет в будку, сворачивается клубком и, не мигая, часами смотрит в одну точку. Грустит.

 И тогда я понимаю, что думает она в это время о маленьком серо-буро-малиновом песике невыясненной породы. И сердце мое в те минуты разрывается на куски. Моя бедная, бедная Лула... Надеюсь, ты найдешь еще личное счастье. Найдет свою судьбу и ушастый собако-заяц, имени которого мы так и не узнали...
Простите меня, если сможете...




Продолжение -- http://www.proza.ru/2011/06/19/1487