"Карательная психиатрия"
Новеллист
(43 818 знаков с пробелами)
Межгалактическая перевалочная база “Троянский конь” за-терялась в созвездии Волосы Вероники на одном из многочис-ленных астероидов, по размерам своим чуть большим, чем Гани-мед. Слышны были гулы подлетающих звездолетов, доставляв-ших людей с Земли. Каждый раз, когда крупный корабль швар-товался к астероиду, малую планету порядком встряхивало.
В этот день прибывшая флотилия состояла из пяти новень-ких кораблей класса ПСЩ третьего поколения; каждый делал разворот и элегантно, создавая впечатление на встречающую во-енную публику, ложился в посадочный коридор и производил последний форсаж.
Весь в медалях боевой генерал Колбин ждал гостя, скорее гостью. Он, казалось, в своей торжественности изнемогал под тяжестью мускулов и собственно мундира с наградами. Ему при-шла на ум неудачная фраза: “К нам едет ревизор!”. Хотя… Чего скрывать – его совесть чиста…
Открывшийся пейзажик не обрадовал выходящих из корабля с названием “Звезда России” пассажиров. Голые безжизненные скалы бурого цвета топорщились перед глазами. На горизонте тусклый свет далекого светила.
Полковника Русскину Колбин приметил еще издалека.
– Ну, как космическое путешествие? – спросил он и галантно поцеловал даме ручку.
Полковник Русскина, физкультуристая стройная женщина с черными волосами из-под берета, как и генерал, была одета в коричневую форму с петлицами медицинских войск, разница бы-ла только в юбке. Она засмотрелась на генерала – он точно вы-рубленный из каменной глыбы. Конфигурация носа весьма ко-мичная: толстый, и порядком приплюснутый. Здесь не скроешь, как у завзятого драчуна или заслуженного вояки. Еще и красно-ват, но, как видно, не из-за пристрастия к спиртному, а скорее по причине переломов. Правда, Ломброзо бы высказался точнее: “Низкий лоб, правая мочка уха намного ниже бровей, сильно раз-витые надбровные дуги – коэффициент интеллекта или как его ещё называют – показатель умственного развития человека на уровне мхов и лишайников”.
– Не особенно утомились, но и особого удовольствия не ис-пытали, – ответила Русскина.
– Предлагаю до причала пройти пешком.
Русскина была только рада осмотреться после полета.
– Наверное, не ожидали, что Россия простирается так далеко – в запределы, а, полковник?
Генерал, увидев гордость у Русскиной на лице, повел ее дальше по стеклянному проходу.
– Что нового в метрополии? – с нетерпением начал он рас-спросы.
– Все говорят о новых приобретениях земель, о колониях, которых никто в глаза еще не видел. Не успевают заполняться реестровые книги.
– Ваше счастье, вы увидите. Может, приобретете одну-другую планетку?
– Шутка? Я не за этим сюда прилетела. – Деловой тон Рус-скиной сразу охладил пыл генерала шутить.
– Я почти серьезно, Россия вот-вот станет богаче еще на од-ну планетную систему.
– А как головная боль? С расширением колониальной кам-пании на Земле только прибавилось проблем, умноживших умст-венные расстройства. В этой связи все крайне обеспокоены их нарастающим количеством.
– Как это понимать? – генерал сделал удивленное лицо.
– Как эпидемия, развилась болезнь с мудреным названием – агорафобия, что означает страх перед пустым пространством но-вых колоний, она пугает население, – грустно прокомментировала Русскина. – Мы встали перед неожиданностью, а наши методы лечения ничем не отличаются от методов еще со времен Фрейда и Юнга.
– Не скажите, – пожурил полковника Колбин. – Вы многого не знаете о наших медицинских достижениях.
– В метрополии муссируется мысль, что появилось ноу-хау и кудесник, в руках которого эта панацея заиграла неограниченны-ми гранями.
– А именно?.. – Колбин задал этот вопрос прямо в лоб, же-лая прощупать гостью.
Также тихо и таинственно Русскина сказала:
– Почему-то слух просочился про электрошок.
– Надо же! Ну и что? – сделал удивленное лицо Колбин.
– Но электрошок существовал еще во времена оные.
– Вероятно, его продвинули технологически.
– На него давно махнули рукой, как на технически непер-спективный.
– Вы отстали от жизни. Забудьте про слово “электрошок”, потому что на авансцену вышел нейрошок.
– Как ни называй, всё тот же электрошок?
– Только нового поколения, основанный на нейроэффекте.
– Тогда это сделал кто-то не меньше, чем гений, – Русскина внимательно посмотрела на генерала.
– Сегодня можно смело сказать, что есть такие люди, – скромно опустил взгляд Колбин.
– А, генерал, вы не всё договариваете, вам есть что сказать. Уж, не вы ли тот самый кудесник из той великолепной когорты людей, которые в прогрессе пошли далеко вперед?
Генерал не был скромником, но вопрос ему не понравился и он сказал:
– Надо думать о будущем России и новых кадрах. Говорят, вы пышете идеями в карательной психиатрии, как хороший котел паром?
– Мне рассказывали, по регалиям вас не превзойдешь. И за то, что вы сделали для России много полезного, вам надо поста-вить памятник уже при жизни.
– Ну, что вы говорите? – поскромничал генерал. – А клятву Гиппократа, голубушка, вы уж точно подзабыли.
Полковник слово в слово торжественно произнесла:
– В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы боль-ного...
– Хватит, хватит, верю... – остановил Колбин.
Русскина с интересом смотрела на генерала.
– А вы кого-нибудь из основоположников вспомнить не же-лаете?
Генерал чуть наморщил лоб.
– Ну, например, приведу высказывание Томаса Сиденхема : “Никто не был пользован мною иначе, чем я желал бы, чтобы лечили меня самого…”
– Прекрасные слова! Да, генерал, вопрос, почему база назы-вается “Троянский конь”? – неожиданно спросила Русскина.
“Расскажи всем”. Вопрос, на который не хотелось вдаваться в подробности. Единственный, которого Колбин боялся от докуч-ливых журналистов, был именно этот. Эти шелкоперы не дают нормально работать своей назойливостью и трескотней.
– Хочу задать встречный. – Это была попытка уйти от во-проса.
– Какой?
– Как специалиста, как профессионала, как психиатра, какие мысли вас посещают, глядя на толпу людей?
– Что каждый двадцатый находится, находился или будет находиться в психлечебнице. Только вопрос времени, когда для человека нарисуется психдиспансер.
– А я думал, что вы будете ближе к истине и скажете: что на каждый очевидный случай ненормальности приходится как ми-нимум десять не диагностированных.
– Quisnam igitur sanus? Кто из нас нормален? – подтвердила Русскина.
– Кажется, так говорил Гораций. – Сделал уважительное ли-цо генерал.
– Как был прав, этот один из родоначальников психиатрии!
– “Всё в мире бренди”, еще сказал наш поэт, – Колбин блес-нул строчкой из стихотворения.
– Хотите сказать, что мир взбрендил?
– Совершенно верно.
– Знаю, строчка из Мандельштама. Только он сказал не “бренди”, а “бредни”, что по семантике разное, а в принципе в данном случае по смыслу одно и тоже.
– Нам сейчас не до уточнений.
– Работа, что дух захватывает?
– Здесь есть свои и плюсы и минусы, – выразил сожаление Колбин.
– Я слышала, что даже минусы вы превратили в плюсы.
– Это наш ЦППП действует.
Искусственный проход, по которому они двигались, пред-ставлял пологие песчаные вперемежку с камнями холмы. Для лучшего усвоения колорита и первого впечатления гостям не удосужились замостить даже участки. Поэтому Русскина осто-рожно ступала по пустыне. Всего лишь в ширину двести метров серого песка и камня, которые содержали все известные химиче-ские элементы. Серый песок заунывно скрипел под ногами.
– Что означает ЦППП? – Русскина снова втянулась в разго-вор.
– Центр по подготовке и переброске патриотов. А вам что – не говорили?
– Представьте себе, сказали – ознакомление на месте.
– Странно.
– Вот и вы не договариваете, генерал, – Русскина сделала замечание.
– Каков качественный контингент людей из нового привоза, полковник? – перешел к делу генерал. – Нам нужны не просто люди, отбывающие время и заполняющие собой штатные едини-цы.
– Психи – как психи. Не я их подбирала, не я их рекомендо-вала.
– Откуда они?
– Отовсюду.
– Все с военной подготовкой?
– Есть военные, есть и гражданские.
– Фальсифицированные психи попадаются?
– Зачем вы это спрашиваете?
– В любом случае они пройдут здесь до реабилитации по-вторную основательную проверку.
– В чем она заключается?
– Как будто не знаете, вы – специалист высшего класса?
– На лояльность, тряхнете всю подноготную до седьмого ко-лена?
– Не вам это рассказывать, полковник, кто такие психи. Всё сводится к определению порога болевой чувствительности, я уж не говорю о каленых иголках под ногти или в язык для расшире-ния зрачков.
– Опять карательная психиатрия, а я считала, что меня ждет что-то новенькое, интересное.
– Что поделаешь, если специалисты нашего профиля до сих пор требуются.
Генерал Колбин ускорил шаг и не заметил, что забежал впе-ред. По тому, как он вальяжно и складно это сделал, Русскина залюбовалась человеком весьма презентабельного вида и внуши-тельного телосложения. Уважения только прибавилось, что такие люди не зря представляют цвет армии. Правда, подумала она, внешность у него обманчива – человека, которого можно испу-гаться в темном переулке: нос неединожды сломанный и еще ото-рванное левое ухо.
Это не прошло мимо проницательного взгляда старого во-яки, и сказавшего как ни в чем не бывало:
– Теперь, полковник, вы, как лучший аттестованный для нашего дела психиатр, будете курировать это направление самого президента, а я сдаю вам свои полномочия.
– А вы, генерал, куда, если не секрет?
– Секрет?.. Еще рано говорить, одно скажу – на повышение. Вот тогда и ухо поправлю.
Колбин с надеждой взглянул на появившегося адъютанта. Молоденький и тщедушный адъютант носил на голове фуражку, при этом натягивал ее на уши, пытаясь скрыть свою стрижку “под ноль”.
– Что слышно о группе “Д”? Там мой сын.
– Ничего. Кроме того, что полет заканчивается благополучно в плановом режиме. Они в пяти часах от Аурси.
– Договор на лечение психбольных на Керси в полном по-рядке?
– Документ выполнен безупречно, отправлен по адресу и уже получено согласие с их стороны на приемку партии из ста боль-ных.
– А мы – что, не можем лечить? С каких это пор? – взволно-валась Русскина. – Всякие туземцы – неандертальцы по отноше-нию к нам.
– Есть одна тонкость. Можем, но не хотим. Не желаем. Не в наших интересах.
– А они?
– Хотят, но не могут. Но мы убеждаем, что только их целеб-ный воздух в любом случае поможет нашим больным.
– А что с вашим сыном?
– Частичный метаболизм мозга.
Генерал разоткровенничался:
– В молодости для меня было неожиданностью узнать, на что способна психиатрия, даже если я сам не смогу реализовать ее возможности. Но я быстро разочаровался, когда понял, что она несовершенна...
За разговором они прошли на причал и взмыли вверх на од-ной из маневровых ракет, называемых между собой в просторе-чии астероидными “трамвайчиками”, запрограммированными на постоянный маршрут. Генерал продолжал:
– Мне в академии в шутку внушили: психопат – это нор-мальный человек, наконец, осознавший реалии жизни, которые происходят вокруг; а в самом военном ведомстве при направле-нии на работу сказали: “решите одну из основных проблем пси-хиатрии – и вы национальный герой, вы на вершине славы”.
– Серьезнейшая проблема нашего времени, но ею никто по-настоящему не занимался, так как не видно путей решения, – с пониманием прокомментировала Русскина.
Ракета на последнем вираже грубо отсекла несколько оди-ночных малолитражек и, нырнув под купол, приземлилась перед массивными воротами, обрамленными высоким глухим забором с колючей проволокой.
– А вот и наша резиденция! – радостно объявил генерал.
Русскина увидела только забор.
– За ним еще один забор под током, и еще один, – вводил в курс дела генерал.
– Зачем такие меры предосторожности?
– Ну, знаете, не глупостями едиными жив человек, а кто-то занимается серьезными делами. Всё начинается отсюда. Эта, так сказать, первоначальная школа подготовки, кузница кадров, для кого-то даже альма-матер.
– Мне говорили, это дурдом в чистом виде!
– Дурдомистее не бывает. Тихопомешанные и самые буйные хроники доводятся до кондиции здесь.
Поднесли очередные сводки. Судя по прекрасному располо-жению духа, они были ожидаемыми для генерала.
– Полковник, – отвел он глаза от документа, – я думал, что вам в общих чертах охарактеризовали суть нашей специфики... Не женское это дело. Как же вы согласились на эту работу?
– Предложили сделать прыжок в политику.
– Но вы даже не засомневались, ведь политика – вообще грязное дело, а наша работа – тем более.
– Советуете, пока не поздно – отказаться?
– Не падайте духом, если работать чистыми руками, холод-ной головой и горячим сердцем, всё будет нормально, как надо.
Окрик часового прервал разговор. Перед ними, широко рас-ставив ноги в массивных армейских бутсах, стоял солдат в форме воздушно-десантных войск.
– Пароль! – перевел предохранитель десантник. Зеленые гла-за из-под каски глядели настороженно и недружелюбно. Черный зрачок автомата был направлен в грудь генерала.
– Не узнал? Я Главный координатор, – сказал Колбин.
– Пароль! – требовательно повторил десантник.
– Керси.
– Аурси, – солдат посторонился, освобождая дорогу.
Запоры лязгнули восемь раз, отчего полковник заключила, что они прошли четверо дверей.
Генерал продолжил разговор:
– В то же время с физической точки зрения, а не чисто эмо-циональных умозаключений, психи – это здоровые, в общем-то, люди, единственный недостаток которых в том, что в каждом обнаруживаются сложные психопатические изменения. Но этот недостаток, вы еще не всё знаете, мы оборачиваем в свою пользу.
Из невидимых динамиков раздалось: “Добро пожаловать в ЦППП”.
Перед ними возник указатель.
“ЛАБОРАТОРИЯ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ТЕРАПИИ”
Они вошли в просторную палату, в которой в драматических позах сидели, стояли, ходили с задумчивыми лицами психи, не-которые выплескивали из себя гомерический смех. Тем не менее, все они казались погруженными в себя. Русскина профессиональ-но разделила их на три категории: вот угрюмые и подавленные; вот пребывающие в приподнятом настроении; вот болтающие без умолку. И еще ее острый взгляд выхватил четвертых, ничем осо-бенным не выделяющихся и, если бы они не находились здесь, в них трудно было бы распознать больных.
На мужчинах были светло-голубые брюки, куртки и шапоч-ки, напоминающие ермолки. На женщинах – такая же форма, не исключая головных уборов. Несмотря на приятный цвет, много-численное засилье в палате этих костюмов создавало тяжелую обстановку удрученности.
– Вы не в восторге? – Колбин заметил унылый и страдальче-ский вид полковника.
– Не то слово, – ответила она.
– А теперь меняется одна существенная деталь. – Генерал снял с себя берет и, смахнув ермолку, нахлобучил на ближайше-го больного, при этом заломил его на голове сильно на бок. Боль-ной явно преобразился, став похожим на бравого вояку.
Русскина удивилась: произошла очевидная метаморфоза.
Вошел с контейнерами медперсонал, пять мужчин. Извлекли коробки, в которых лежали упаковки шприцев для подкожных вливаний.
– Каждый из ребят должен обработать двадцать пациентов, – объяснил Колбин.
Полковник тревожно застыла. Медбратья втягивали содер-жимое пяти ампул в большой шприц.
– Карметол – сильнодействующий барбитурат для внутри-мышечного впрыскивания, – продолжал он. – Уже десять кубиков могут убить совершенно здорового человека.
– Его показания?
– Он создает в организме стойкое, можно условно сказать, электрическое сопротивление. В ситуации боя дозу нейроэффекта установить трудно. А после промежуточной терапии все бойцы по этому параметру, как близнецы-братья становятся на одно лицо.
Больные выстроились в две очереди и получали укол в пред-плечье, иголка впивалась под основание и мутноватая жидкость медленно вливалась под кожу, при этом пустые глаза больных оставались безучастными.
– Глеб, курсант В-37, – стал представлять больных Колбин, – пусть длинный нескладный парень. Не смотрите, что с лицом, усыпанным юношескими прыщами. Высочайшая квалификация по минированию; Азиза, курсант А-89, здоровячка, но с близору-кими глазами на выкате, с едва заметными стеклышками кон-тактных линз. Отличная сестра милосердия; Лала, курсант К-54, присмотритесь, молоденькая девица с мальчишеской фигуркой, взъерошенными волосами и чумазым лицом. Замарашка, но явно более культурная и воспитанная, чем ее окружающие. Профес-сиональная разведчица…
– Достаточно, – произнесла Русскина.
– Когда-то они были нормальными людьми. Безумие иска-зило или перевернуло часть их умственной программы, и теперь это полные идиоты, неудавшиеся забракованные слепки самих себя, только внешностью напоминающие о былом величии человека.
Генерал остановился возле детской песочницы и копающих-ся в ней мужчин.
– Их ждет полная реабилитация и в прямом и в переносном смысле. Во-первых, наши люди доведут до сопроводительной кондиции; а во-вторых, сумасшедшие не безгрешны, не ангелы, им надо морально очиститься перед обществом.
– И тихие и буйные – все идут в ход?
– Они сумасшедшие – и этим всё сказано, но они не утрати-ли, не растеряли в себе главное – военные навыки.
– Должны же они где-то в закоулках мозга остаться? – под-твердила Русскина.
– Скажу, их ждет полная реабилитация перед обществом – глубокая, основательная, но только пройдя через героический поступок.
– Как на фронте? Искупление кровью?
– Лучше не скажешь. Вон видите того амбала, играющегося в песочнице?
– Напоминающий смеющегося фавна?
– Да. Порфирий, курсант К-01. Это, по прогнозу психологов, ведущее лицо в последующих событиях, запланированных на но-вом театре военных действий. Театр сместился на планетную сис-тему Жерси, состоящую из Аурси, Герси, Керси, Серси и Перси. Будущий командир роты в восемьдесят-сто человек.
– Но он сумасшедший с признаками сильно выраженного отклонения, на научном языке – паресиса!
– Сегодня – да, а завтра, увидите – нет. Будет новоизменен-ный, перерожденный человек.
– Неужели будет здоров? Насколько я понимаю как специа-лист, такие не подлежат излечению.
– Вы недооцениваете современную психиатрию.
– И целебный воздух на планетах? – язвительно добавила Русскина.
– А что? И целебный воздух.
– Ну уж, не говорите...
– В действительности, сегодня нет такой необходимости. Даже больше того, каждый должен оставаться психом как можно дольше, чтобы в нужный момент стать нормальным, и с ходу в карьер выполнить возложенную на него боевую задачу.
К Колбину подскочил сумасшедший.
– Я – Александр Македонский!
– А я – Буцефал! – зычно грохнул в ответ генерал.
Сумасшедший испуганно отскочил, как повизгивающая со-бака, получившая в ребро удар ботинком.
– Да, но что вы скажете, например, про того высокого брю-нета, который выглядит с виду нормальным?
– С ним печальная история, – бросил Колбин через плечо, – это было ударом для всей музыкальной элиты России. Он не прошел проверки славой. Популярность сыграла с ним злую шут-ку. Право же, мы чуть не плакали.
– Но кто он? – спросила Русскина. – По тому, как вы говори-те, он должно быть заметная фигура в российском бомонде?
– Слышали про Андрея Верхнедейского?
– Андрей Верхнедейский? – повторила Русскина; в памяти у нее зашевелились давние воспоминания, но она покачала голо-вой. – Мне кажется, что я где-то слышала это имя на Марсе или на Венере, но оно мне ничего не говорит.
– Никогда не слышали об Андрее Верхнедейском? Об этом певце известных шлягеров?
– Ах, да, вот теперь припоминаю! – воскликнула Русскина, – Переполненный стадион Лужники, супер-шоу, грандиозный гала-концерт!
Безотчетная грусть внезапно охватила ее. Каких-нибудь три года, и этот изумительный артист во всем блеске своего таланта, своей славы теперь вдруг оказывается здесь, в толпе умалишен-ных, ожидающих отправки в систему Жерси.
Колбин иронично оглядел полковника.
– Успокойтесь. Если на долю Андрея Верхнедейского выпал жалкий жребий, то кто знает, что ожидает нас с вами?
– Да, стать одним из этих обреченных людей – незавидная перспектива. – Русскину какая-то сила направила к выходу, лишь у самой двери она остановилась и оглянулась. Ее глаза по-прежнему смотрели тревожно, но их выражение почти неуловимо изменилось в сторону решительности.
Генерал учтиво пропустил полковника вперед.
– А, в общем, я им завидую; нет ничего проще совершить подвиг в полусознательном состоянии, а потом пожизненный по-чет и уважение, награды Родины и звание Героя России – лучше не придумаешь.
Они оказались в тестовой комнате, нашпигованной разными инструментами и даже тисками, ничего общего не имеющими со слесарными работами. Колбин испытывающе посмотрел на пол-ковника, ожидая, как Русскина отреагирует.
Вдоль стен располагались черные металлические кресла, возле которых стояли аппараты с выдвижными челюстями, отче-го у Русскиной возникло неприятное ощущение, что сейчас эти челюсти сомкнутся на ее запястьях и лодыжках, прикуют ее к месту и растянут во весь рост, и она станет свидетельницей изо-щренной на себе пытки. В глазах ее отразились сырость и холод подвалов Тайной канцелярии. Тем не менее, она взяла себя в руки и спокойно спросила:
– И ваш сын тоже побывал здесь?
– Я никому не делаю снисхождения, более того, никому не доверил его проверку.
– Вижу, тут кричи не кричи – никто не услышит, – с уваже-нием сказала Русскина. Проведя несколько ударов кулаком по стенке, она обратила внимание на пористый материал, макси-мально поглощающий звуки.
Два техника, пожилой бородатый и его краснолицый колле-га, склонились над одним из аппаратов и делали настройку.
Пока генерал вел полковника к себе в кабинет, он ставил по-следние точки над “i” своей работы.
– Да, у них скудость ума на животном уровне. Но, кому при-дет в голову мысль, что эти сумасшедшие с большим будущим? Тем временем туземцы с ними цацкаются как с детьми, создают надлежащий уход, переводят уйму лекарств, а растормозить их так и не сумеют.
– А сами сумасшедшие какое впечатление на них произво-дят?
– Жалости.
– Неужели можно кого-то разжалобить бредом неизлечимых шизофреников? – Русскина, сама будучи с твердой закваской, была поражена до глубины души.
В коридоре генералу подали донесение, и он тут же нетерпе-ливо пробежал глазами последние сводки.
– Ура! – воскликнул он. – События на Перси перешли в ре-шающую фазу и завершились нашей победой.
Колбин – уравновешенный, приучивший себя к дисциплине человек, почему-то сегодня поминутно отгибал рукав и вгляды-вался в циферблат часов.
– Итак, полковник, в нашем распоряжении несколько суток до основных событий на Аурси. Я уверен в сыне, как в самом себе.
Они прошли в комендатуру. Там их догнала новая сводка.
– “Все готово. С минуты на минуту начинается час “Икс”. – Генерал прочитал строчки и удовлетворенно потер руки. – Пол-ным ходом идет колонизация в планетной системе Жерси. И за-вершение кампании на Герси.
– Лейтенант! – окликнул генерал проходящего офицера.
– Курт Менцель, – представился он.
– Лейтенант Менцель!
– Яволь, герр генерал.
– Вы отправляетесь в командировку на Керси. Там предста-витесь инспектором по проверке реабилитации психов и заверши-те все нейрошоком.
– Что такое нейрошок?
– Вы разве новенький?
– Да, не вошел в курс дела.
– Прошу прощения, надо знать, – сказал генерал и, нагнув-шись, залепил лейтенанту сильную звонкую пощечину.
Глаза вылезли из орбит от возмущения, но лейтенант сдер-жался.
– Вот это и есть нейрошок, сильнодействующий метод. За инструкциями прошу зайти в кабинет № 256.
Подошел адъютант и подал докладную о положении дел.
– Адъютант, есть ли сведения о наших противниках?
– Пока ничего подозрительного.
– Не слышно никакого шевеления? Они ни о чем не догады-ваются?
– Нет.
– А военные мероприятия ведут?
– У них пора по сбору овощей.
– Чего они ждут от нас?
– Развития дальнейшей мирной инициативы на сельскохо-зяйственной ниве.
– Серси откликнулись на нашу просьбу о лечении ста ума-лишенных?
– Да.
– Это хорошее начало, это надежный задел. Курортные ус-ловия, свежий воздух, хорошее питание, знаете ли, я сам не прочь пройти курс релаксации от всех этих вечных недосыпаний и кон-тактов со сложным контингентом.
– Насколько хорошо укомплектована группа на Перси?
Адъютант на секунду задумался.
– Ста люциферов хватит?
– За глаза.
– Тогда не хватает два-три человека.
– Возьмите из сегодняшнего привоза.
– Люциферов – это кого? – спросила полковник.
– Дьяволов! – с гордостью ответил Колбин. – Кстати, слово “люцифер” переводится, как “несущий свет”.
Проходя мимо регистратуры, генерал прихватил истории бо-лезни сумасшедших группы “Г” и сказал в окошко:
– Надо быстрее закончить ее комплектацию. Напишите слу-жебную записку в мою канцелярию. Что-нибудь придумаем.
– Я не совсем поняла основную схему, – сказала Русскина.
– Идет колонизация планет и все не так однозначно, – Кол-бин приподнял палец. – Вопрос стоит в том, кто будет господ-ствовать в этой части вселенной, и кто сколько сможет прогло-тить колоний. Американцы, французы, англичане, китайцы, япон-цы – все ведут негласное соревнование между собой. Созвездие Волосы Вероники стратегически важный район, на который особо обратил внимание сам президент России. Что остается делать России в этой ситуации, чтобы не остаться у разбитого корыта? Цепочка мероприятий простая. Мы находим неисследованный участок космоса. Просматриваем каждую звездную систему этого участка в поисках планет, а каждую планету – в поисках разум-ной жизни. Самое неприятное, – посетовал генерал, – когда начи-нает досаждать местное правительство со своим гнилым сувере-нитетом, не желая добровольно присоединяться к нашему содру-жеству. Скоты! Мы даже не можем убедить себя, что с ними воз-можен диалог на равных. Нас озадачивают темпы колонизации, Они идут медленно, даже медленнее, чем хотелось бы. Но мы не проводим лобовой захват, как бывало раньше, после чего проли-валось много крови и мало оставалось шансов колонизировать планету. Провалы тогда следовали один за другим. Сегодня уча-ствовать в переговорных процессах, в подобных их затягиваниях никто не намерен.
– Колонизация идет медленнее, чем у американцев?
– Быстрее. Они нам в подметки не годятся.
– И в то же время медленно. В скромности вам не откажешь.
– Они не дотумкали того, что мы придумали и уже реализо-вали.
– Подробнее можно?
Генерал повернулся к полковнику.
– Вы видели этих несчастных?
– Надо быть воистину изобретателем, чтобы облегчить их страдания.
– Это не несчастные, это орлы, рвущиеся в атаку на врага. Их глаза скоро загорятся огнем победы.
– Сейчас по ним такое не скажешь.
– Увидите – скажете. Лечение на интересующих нас плане-тах – сплошная проформа. Ставка на неожиданность в условиях гарантированной тайны операций. О них знаю только я, да теперь будете знать вы. Чем хорош вылечившийся от нейрошока псих, так это тем, что первоначально пребывает в промежуточной фазе, длящейся несколько часов. Но их бывает достаточно, чтобы соз-дать, так называемый, плацдарм для победы. Пока психи оконча-тельно не придут в себя, пока не оклемаются, у них начисто от-сутствует порог опасности, отсутствуют инстинкт самосохранения и чувство страха, и они сломя голову лезут в самое горнило бое-вых действий.
– Как вы их назвали – настоящие люциферы?
– У солдат не наличествует эмоций – и это их преимущество в войне.
– Они, что, головорезы?
– Отвечу так: они не отвлекаются на повседневную жизнь и ни шаг в сторону от поставленной задачи.
– Им незнакомо чувство страха. А дальше что?
– С захватом президентского дворца провозглашается пре-зидент из наших или марионетка. Государство без правительства, что организм без головы. Подобострастное почтение к любому новому голосу из дворца общеизвестно у любого народа.
– Теория космогонии вкупе с космологией развивается как пописанному, или разбивается вами в пух и прах? – с уважением спросила Русскина.
– А! наконец-то теперь вам все ясно! – обрадовался Колбин.
– В общих чертах.
Генерал пожурил полковника за недомыслие:
– Ну почему, когда мы хотим познать что-нибудь впечат-ляющее, мы черпаем материал непременно не из простого пони-мания сего мира? Почему пускаемся в пространные рассуждения, даже в домыслы: страшные, таинственные и фантастические с приукрашиванием чуть ли не до преувеличений? А всё на самом деле проще простого.
– Жизнь еще не настолько философски осмыслена и, к раз-очарованию, эфемерна, чтобы мы ее понимали больше, чем борь-бу за существование. Не так ли?
– Потому что у человека есть двигатель прогресса, вклю-чающийся, когда ему становится страшно от мысли, что его за-ключили в тесный круг и он до самой смерти не выберется из него.
– Что еще нового, кроме “курортных условий”, в методике лечения? – поинтересовалась Русскина.
– У туземцев варварские способы запрещены, говорят, что они наводят на них гнетуще дикое впечатление. Поэтому ничего нового.
– Как будто у нас они не запрещены? – пожала плечами Рус-скина.
– Они сами того не сознавая, уже нас удивляют бредом ши-зофреников, не понимая, что есть элементарный прагматизм.
– Я тоже всегда говорила, что туземцам далеко до нас – у них нет настоящих психиатров, – сказала Русскина.
– Поэтому надо торопиться.
– Вы отчаянно ставите под угрозу жизнь вашего сына, – пре-дупредила Русскина.
– Нет, я посылаю его не на верную смерть, я помогаю воз-вести его на гребень славы. Что еще нужно для молодого и често-любивого человека? Это его способ вернуться к нормальной жиз-ни, а если даже и умереть, то с достоинством.
– Все равно рискуете своим сыном.
– Не больше, чем каждый из нас. Определенную склонность к риску я унаследовал от отца, а сын от меня. И вообще, мы сыг-раем в эту игру до конца, – жестко сказал Колбин.
– Но он же...
– Ничего, люди и в таком психомоторном состоянии могут принести пользу родине. У них нет поврежденных органов, а есть заклиненные шестеренки в голове. Иной раз ремонт телевизора заключается в его встряхивании хорошим ударом кулака. Одна из особенностей шизофрении и вообще психических заболеваний в том, что подсознательное всегда старается прорваться в сознание. А подсознательное – это опыт, умение, практика. Итак, упор на умелое использование, и в этом особенность и главное преимуще-ство российского контингента сил.
Русскина кивнула:
– Любому психиатру известно про заклиненные шестеренки. Очевидный путь – разблокировать их неочевидными приемами.
– Что такое психиатрия? – спросил генерал и сам ответил. – Это изучение болезней мозга и лечение их. Встряхивание шесте-ренок вполне вписывается в круг известных методов, давая хо-роший итоговый результат.
Уже, будучи в своем кабинете, генерал открыл бутылку шампанского, выстрелив пробкой в потолок.
– Все идет стремительно и победные донесения надо ждать с минуты на минуту, а через день-два будем праздновать очеред-ную викторию, – замурлыкал он довольно. – Выпьем за успех операции, за группу “Д”, за моего сына! – предложил он, вручая бокал полковнику.
– За группу “Д”! – повторила Русскина и осушила бокал.
– Теперь за ваше здоровье.
– Спасибо.
Колбин довольно замурлыкал:
– И таким образом на Землю пойдет скромное сообщение: “История человека на небольшой планете под названием Аурси в созвездии Волосы Вероники продолжает свой разбег”.
– О, “Патетическая симфония”! – откликнулась Русскина на включенную музыку.
– Говорят, вы молоды. Полный расцвет сил. Нетактично спрашивать у женщины, а сколько вам лет, тридцать шесть?
– Почти угадали. Тридцать восемь.
Русскина, заложив руки за спину, подошла к окну и некото-рое время молча смотрела на улицу. Из окна, что удивительно в условиях безвоздушного астероида, открывался вид на залитый искусственным солнцем зеленый сквер, в нем гуляли молодые мамы с колясками и играли дети. За кронами пышных деревьев возносились к небу крыши зданий.
Генерал позвал адъютанта.
– Когда мы в последний раз направляли послание о дружбе на Аурси?
– Три месяца назад.
– В такой ответственный момент? Дайте срочную телеграм-му. Нельзя долго тянуть. Столько времени не проявлять дружест-венных чувств – бестактно. Это может вызвать неправильную реакцию и подозрение.
– Товарищ генерал, сведения, о которых я докладывал вам ранее, подтверждаются. Они совпадают с данными наших аген-тов – всё о-кей!
– Пусть туземцы думают, что лучшее взаимопонимание – это культурные связи. Мы поможем им в их заблуждении.
– На Аурси больше держатся за торговое соглашение.
– Обеими руками? Еще лучше. Тогда не медлите, от имени президента пошлите заверение о сотрудничестве, о наших ис-кренних чувствах к их новой мирной сельскохозяйственной кам-пании.
– А вы уверены, что послание им понравится? – спросила Русскина.
– Ближе к жизни, полковник. Конечно. А, впрочем, – гене-рал посмотрел на часы, – мы уже опоздали. Послание им – как мертвому припарка.
– На чем держится тонкость программы?
– На том, что душевнобольные, парадокс, никогда не пере-ведутся. Они были, есть и будут. И это хорошо. Каково, если бы в один прекрасный день у нас не осталось ни вот столечко сума-сшедших?
– Это было бы ужасно, тяжкое потрясение для общества, трагедия?
– Гораздо больше, чем трагедия. Национальная катастрофа! Никогда не перестал бы проклинать себя за то, что именно при мне такое произошло, словно я лично причастен к этому.
– Так с вашей легкой руки попутно идет разгрузка наших сумасшедших домов?
– Полковник, вы слышали сказку про волшебную палочку, которая способна превратить что угодно во что угодно? Нейрошок напоминает мне волшебную палочку за его положительную ре-зультативность.
– Неужели – большая?
– Как я сказал, психи совсем не безнадежные больные. Им надо только помочь преодолеть психическую несовместимость со своим вполне нормальным сильным телом. Мы добились того, что уже сто процентов сумасшедших вылечиваются и превраща-ются в полноценных людей.
– Тем не менее, сумасшедших только прибавляется.
– Вы правы, причина всех психических расстройств очевид-на – трансовые ситуации. Парадокс, хотя ничего удивительного. С развитием человека жизнь становится всё более стрессовая. Отсюда сильные психологические удары: кто седеет, кто инфарк-ты зарабатывает, кто самоубийством кончает, а кто-то с ума схо-дит.
Русскина призадумалась.
– Я столько доставила психов – неужели недокомплект воз-можен?
– В вас, полковник, – похвалил генерал, – движет настоящий специалист своего дела, не зря, видимо, прислали сюда, вы быст-ро осваиваетесь с обстановкой.
Генерал подошел к стене и раздвинул шторки, обнажив кар-ту части звездного неба, и ткнул пальцем в левом нижнем углу.
– Здесь заканчивается Жерси, а далее Кукай, Воблан, Тукеи.
– Перспективные районы?
– Да, наши ближайшие цели.
– Дух захватывает, – поежилась Русскина.
– Главное, чтобы не возникло никаких сомнений?
– Сомнений? Нет. Вопросы есть, может быть, интересуют некоторые детали.
На составление обзорного плана предстоящих операций на текущий период ушло два часа.
Вошел адъютант, и что-то доложил очень тихо Колбину прямо на ухо:
– Получена очередная депеша, товарищ генерал. Неприят-ная. Группа, в которой забрасывался ваш сын, погибла в ракетной катастрофе при выведении курса на посадку.
– Многообещающее начало? – не расслышала Русскина.
Генерал тупо менялся в лице прямо на глазах.
– Что? – загремел он и тут же сник. – Мой многолетний труд... Мои самые надежные силы, самые вышколенные кадры... Мой любимый сын погиб? Все пали смертью храбрых при испол-нении наших колониальных интересов... Я не я буду, если лично не завершу события на Аурси победоносно. Дело всей моей жиз-ни под угрозой! – застонал Колбин.
Русскина не успела принести свои глубокие соболезнования, как генерала вдруг повело, он взмахнул руками и стал делать машущие движения.
– Я полетел. Я лечу на Аурси.
Глаза его светились детской непосредственностью.
– Может вывести его на воздух? – спросил адъютант.
– Не надо, – сказала Русскина.
– Глоток спирта?
– Тоже ни к чему.
– Вызвать врача?
– Мы сами врачи.
– Тогда что же?
Русскина, подумав, покачала головой.
– Эмоциональная ремиссия – классический случай! – выра-зилась она.
Она остановилась глазами на висевшем на стене нейробиче.
Адъютант понимающе поймал взгляд.
– Хорошая штука. Первый исторический образец генерала, давший начало целому поколению. Выводит именно из такого состояния.
– Попробуйте.
– Применение нейрошока на территории России и в ее за-морских землях запрещено законом. На чужих можно.
– За ограниченное применение я беру ответственность на се-бя.
Генерал получил сногсшибательный импульс, глаза вылезли из орбит и он рухнул на диван. Русскина пощупала пульс, затем оттянула веки и внимательно взглянула в зрачки.
– Это не опасно? – спросил адъютант.
– Всё в порядке. Простой обморок.
– Если его не хватил инфаркт, значит с сердцем все в поряд-ке?
– Но до положительного эффекта далеко – для него это су-щий укус комара.
– Доза карметола создаст все условия… – предложил адъю-тант.
– А увеличить мощность импульса еще можно?
Офицер перевел движок на два щелчка вперед.
– Телячьи нежности – не в бирюльки играем, – отвела инст-румент, передумавшая почему-то Русскина. – Генерал в экстрен-ной помощи не нуждается, и вообще, его исключительные качест-ва будут задействованы теперь в другом крупном плане.
“Quisnam igitur sanus. Все мы тут с приветом!” – вспомнила вольным переводом Горация полковник.
На ее окрик пришли два санитара, сняли с Колбина гене-ральский мундир и облачили в светло-голубую форму с ярмолкой, тут же ввели дозу карметола.
– Этого сумасшедшего определить в спецгруппу “2Д”.
Русскина задумчиво почесала переносицу и углубилась в до-сье генерала. Досье как досье – только послужная лестница шла не иначе, как только вверх. И в жизни не было никаких зигзагов – прямая линия и вектор – вперед и вверх! Если верить анкетной биографии, всё генералу давалось на удивление легко и накатано: школу закончил с золотой медалью, университет – с красным ди-пломом. На кафедре, где его оставили ассистентом, через год за-щитил диссертацию на тему “Карательная психиатрия”. Куча на-учных трудов, добрая сотня публикаций в закрытых изданиях, два открытия и сорок изобретений из области “нейрошоковый инструмент”, пачка наградных документов. Разработка целого поколения надежного и эффективного инструмента, доводка и проверка его на практике позволили Колбину выдвинуться в ряд классных специалистов, о которых знал только узкий круг людей во главе с президентом. Эта тема всплыла в связи с назначением полковника на базу “Троянский конь”.
Генерала привели в тестовую комнату. Твердость характера – это чаще мужское свойство, и когда оно есть у женщины, ей стоит смягчать его, сдерживать сознательными усилиями, чтобы не потерять женственность. Но когда на карту поставлено всё…
Ассистенты понимали без слов и также безмолвно и при-вычно выполняли указания.
Русскина достала платок и обмакивала часто выступавшие на лбу капли пота, когда самолично проводила проверку иглами под ногти. Генерал блаженно улыбался. Потом он, еще не услы-шав команды показать язык, добровольно высунул его. Каленая иголка с шипением прошла сквозь мякоть, и в нос ударил такой сильный запах паленого мяса, что Русскина подняла глаза и с беспокойством посмотрела на Колбина. Самым поразительным было то, что при этом у него не повышалось кровяное давление, не изменились ритм и частота сердцебиения, и не нарушилось дыхание!
Генерал лучезарно светился.
– Какой болевой порог у генерала? – спросила она у асси-стента.
– Все – десять.
– Настоящий патриот! – изумилась Русскина и положила ру-ку ему на плечо. – Наша сила вот в таких сильных парнях.
– Как оформим тест? – спросил ассистент.
– Тест радует, конечно, пишите, положительный, – ответила она.
Русскина прикинула в уме, какой еще болевой тест приме-нить, но, увидев, как у санитара подкосились колени и поползли брови вверх, и, подумав, что можно перепилить Колбину пальцы тупым ножом и он ровным счетом ничего не почувствует, реши-ла, что с того хватит, и на этом остановилась.
Занятая своими мыслями, Русскина покинула тестовую ком-нату на перерыв.
Колбин по-прежнему не выходил из головы. Конечно, встре-чаются люди, которые не переносят стрессы, как фамильярного обращения к себе, но ведь здесь на карту ставилось профессио-нальное отношение, неужели Колбин принадлежит к слабовыра-женным, гнилым неврастеникам? Как только его военные комис-сии просмотрели? Разумеется, каждый вышестоящий чин волен своего подчиненного воспринимать по-своему.
Итак, с Колбиным с проверкой поступили так же, как он со всеми.
В половине четвертого Русскина вернулась в кабинет. Ее би-ла дрожь. Полный рабочий день с психами! Она заперла дверь и, сев в кресло, расслабилась. Она отдавала себе отчет в том, что совершенно не в состоянии сейчас работать. Надо было чуточку отойти от впечатлений и отдать должное Колбину, не доставив-шему ей ровным счетом никаких неудобств.
Она просто без изысков делала свою работу, чем ранее за-нимался сам Колбин: которому без труда удавалось демонстриро-вать лучшие образцы карательной психиатрии на “пациентах”, будь хоть они в своё время трезвомыслящими банковскими клер-ками, туповатыми портовыми рабочими или легкомысленными девицами. Сломить чужую волю, подмять сознательную часть внутреннего существа – вот лебединая песня уникальной профес-сии.
Оцепенение длилось секунду, пока она не почувствовала, что мир вернулся в свои рамки реальным и пол под ее ногами с мину-ты на минуту не провалился. И еще ей был необходим яркий свет. Она включила всю иллюминацию в кабинете.
Русскина взяла командование на себя.
– Объявить по базе готовность номер один! Заброс повто-рить. Челнок № 38 с группой “2Д” срочно направить на Аурси! Готовящемуся на Керси Курту Менцелю переиграть командиров-ку на Аурси и с сопровождением команды отбыть точно в срок. – Лицо Русскиной было каменно-строгим. Она почувствовала ту особую ясность в голове, какая всегда бывает перед боем.
Об одном полковник жалела, что генерал не успел полно-стью ввести ее в курс дела – профессиональные тонкости теперь бы не помешали.
Целую неделю полковник не отрывалась от бумаг. Она под-ходила к карте и уже присматривалась на соседнюю систему Ку-кай с планетами Тукай, Макай, Шуркай и Юркай. В ее уме зрели новые грандиозные планы.
Долгожданная сводка была принципиально важная.
“Правительство Аурси низложено. Все ключевые объекты удерживают наши парни во главе с генералом Колбиным до при-бытия основных сил”.
– Чисто сработано! – удовлетворенно потерла ладонями пол-ковник Русскина.
При награждении звездой “Герой России” генерал Русскина стояла с высоко поднятой головой рядом с Колбиным, награж-денным медалью “Защитник отечества”, и ощущала гордость. Неимоверную гордость. Она гордилась собой, Россией, Колбиным и думала: “Это целый конвейер и он ни разу не дал сбой. Ни еди-ной осечки! Утерли нос американцам. Она продолжает дело гене-рала Колбина. Дело Колбина живет и побеждает.
Вечером Русскина тщательно вымыла руки и усталая вышла из тестовой комнаты. Сегодня психи проняли ее основательно до изнеможения, до пота. За спиной послышался знакомый скрип многочисленных ботинок. Она машинально отступила в сторону и прижалась к стене. Мимо нее по коридору двигалась колонна больных в “Лабораторию эмоциональной терапии”. Динамики сопровождали приветствиями “Добро пожаловать в ЦППП”
Спустя час она направилась в гости к Колбину с бутылкой шампанского.
Сегодня лицо генерала было чуть постаревшим, округлым и мясистым. На подбородке и шее выступили жировые складки. Лицо было потным, дружески приветливым. Он грузно выглядел в клетчатой рубашке и соломенной широкополой шляпе, приве-зенной с Аурси. “Несмотря на тучность, тем не менее, – щеголь. Как он по-юнкерски печатает шаг, идя навстречу мне? Как бы парит над астероидом! – с восхищением думала Русскина. – Об-разец элегантности, он даже смотрит возвышенно и утонченно!”
– Вы уж простите, – рассыпалась в извинениях она.
– За что?
– За причиненные вам хлопоты.
– Какие? Ничего не было.
– Ну, эти…
– Не помню, – генерал пропустил Русскину в дом и крепко пожал руку. – Не стоит извинений. Я бы на вашем месте с вами поступил точно также, не церемонился, генерал, попадись вы в мои цепкие руки.
– Даже несмотря на то, что я женщина?
– Да хоть сам черт! Гуманизм с его телячьими нежностями у нас не в чести.
– Браво, генерал! – воскликнула Русскина и прошла в до-машний кабинет.
– Набрал весу. Извините, – сказал Колбин, – начал писать мемуары.
– Какая муха вас укусила, генерал?
– Нельзя отставать, во всем надо быть первыми. Наша рабо-та – теперь не секрет полишинеля. Американцы пошли точно по нашему накатанному пути. Стало известно, что и у них население, ранее благополучное, вдруг неожиданно оказалось с высоким уровнем психопатизации. Демобилизация идет по принципу де-билизации. В армию рекрутируются психи. А, значит, это хоро-шие солдаты… Это то самое, о чем испокон веков мечтали воена-чальники всего мира.
– Да, это нечто. И на чем вы уже остановились?
– Прошел детство. Теперь оглядываюсь в юность.