(рассказ
Адам в последнее время всё больше спал, растянувшись на своей подстилке. Эту сонливость оказывали таблетки, которыми хозяин пичкал его несколько раз в день. Сначала Максим Андреевич, уже немолодой цирковой дрессировщик, силком запихивал в собачью пасть эти отвратительные кругляшки, но со временем умный пёс уяснил, что от него требует хозяин, и стал сам слизывать таблетки с его ладони.
Максим Андреевич часто возил Адама в ветеринарную клинику, где дядька в белом халате и в белом колпаке предлагал усыпить собаку:
- Рак – страшная штука, - говорил он. – Начнутся адские боли, и вы сами взвоете вместе с собакой. Лучше заранее покончить. Зачем мучить животинку?
- Пусть ещё поживёт, - вздыхал хозяин и, стараясь оправдать свою нерешительность, добавлял. – Он же хорошо ест, мы с ним гуляем…
- Ну-ну, гуляйте, а если прихватит, - сразу ко мне.
Прежде, когда Адам был здоров, они летом всей псарней выезжали на озеро. Хозяин рыбачил, а Адам, играя с Тобиком, Белкой и Кнопкой, носился по берегу, заскакивал в прохладную воду и плескался в ней в своё удовольствия. Однажды Адам наскочил на живого рака, удивился незнакомому существу и давай с ним играть. Видимо, раку не понравился собачий восторг, и он так вцепился в лапу, что Адам взвыл от боли. Он, бедолага, выл до тех пор, пока ни прибежал хозяин. Максим Андреевич схватил большой камень, оглушил рака и высвободил Адамкину лапу.
- Ах ты, дурачок, - приговаривал он, обрабатывая рану йодом и бинтуя лапу, - нашёл себе игрушку. Ну, ладно, ладно скулить, заживёт твоя лапка, а пока оформляю тебя на белютень. Держи лекарство!
Хозяин развернул фантик и засунул Адаму в пасть сладкую конфету.
Теперь этот рак, по разумению Адама, сидел в брюхе и временами очень больно клещами сжимал все его внутренности. Хозяин уже не мог взять камень и оглушить этого невыносимого мучителя. Он садился рядом, гладил его мохнатый живот, что-то шептал, пытаясь заговорить боль – и в глазах собаки, и в глазах хозяина стояли слёзы.
Когда Адам от съеденных таблеток проваливался в сон, ему снился цирк, как будто хозяин включал для него чёрно-белый телевизор.
- Але! – хозяин в своём цирковом блестящем костюме хлопает в ладоши, и два маленьких пуделя и белая болонка Тобик дружно прыгают через обруч, а Адам, самый большой среди этой собачей мелюзги, изображает лентяя. Он подходит к обручу, смотрит на него хитрым взглядом, мол ищите дурака, ложится на живот, переворачивается на спину и лениво потягивается. Из зрительного зала тут же доносится хохот, а хозяин в угоду публике громко начинает журить свою непослушную собаку:
- Ах, ты лентяй! Только и знаешь, что валяться и колбаску жевать!
Хозяин кричит на всю арену и в то же время суёт Адаму лакомство. Да, да, эту самую копчёную колбаску, от запаха которой можно сойти с ума! То был пик собачей мудрости, когда его одновременно и ругали, и поощряли вкуснятиной, и он должен выбрать из двух одно и правильно отреагировать. Да, у Адама всегда была прекрасная реакция! Он с первых слов хозяина смекал, от кого ему нужно убегать с арены, трусливо поджав хвост. Он убегал от кучки морских свинок и даже от кошек, хотя во дворе эти мяукающие существа сами удирали от его не слишком-то старательного рычания. «Ры-ры!», будто жевал Адам свою накопленную досаду, мол, прочь с дороги мелочь шерстяная. И ненавистные кошки разбегались: кто сигал на дерево, а кто забивался под лавку.
- Ну, ты у меня гений! – смеялся хозяин и трепал Адама за холку. – Надо же, собака-клоун!
Теперь Максиму Андреевичу было не до смеха. Он кормил Адама домашними пельменями, не требуя от него никакого трюка, и тяжело вздыхал:
- Где же я ещё такого найду.
Адаму снились лошади с высокими султанами на головах, слоны в попонах – и все они ходили по круглой арене. Один круг, второй, и у Адама кружится голова, словно он лежит на детской карусели. Ему становилось так радостно, что он начинал тихонько лаять сквозь сон. Адам просыпался, но в его ушах всё ещё стоял шум цирковой арены: гремел оркестр, аплодировали счастливые зрители. Они, окунувшись в детство, вместе со своими детьми хохотали над клоунами. В сухой собачий нос снова бил ужасно приятный запах лошадиного пота. Адам поднимался на слабых лапах со своей подстилки и, пошатываясь, слонялся по квартире, обнюхивая каждый угол. Запах слабел, и выдыхался сам Адам. Он шлёпался животом на пол, и был уже не в силах подняться.
Подходил хозяин и ворчал:
- Где твоё место? Ходить не можешь, на лапах не держишься – так лежи на подстилке. Что мне теперь на руках тебя тащить, такого жеребёнка?
Максим Андреевич присаживался на корточки, сгребал Адама в охапку и перетаскивал его «на место».
- Да, легчаешь ты, как дырявый мешок с песком, жизнь из тебя высыпается и уж, видно, не тонкой струйкой. Гулять-то сегодня не пойдём, а? Ну, я тебе опять поставлю черепушку – в неё свои дела делай, хотя тебе делать-то не с чего – с утра ни кусочка не съел.
Адам тут же проваливался в сон, а Максим Андреевич вспоминал вчерашний визит к ветеринару.
- Наврал ведь я доктору про твой аппетит. Не могу я тебя на этот укол отдать, а ведь ты собака, животное. У нас теперь, представляешь себе, есть такие идиоты, которые предлагают ввести закон об эвтаназии – это тот же умертвляющий укол, только его будут ставить человеку. Идиоты они что ль? Им не страшно играть даже со смертью: хоть собаку, хоть человека на тот свет отправить – какая на фиг разница. Хароны херовые!
Ещё Адаму снилась огромная горячая труба. Он прижимался к ней всем своим маленьким щенячьем тельцем, чтобы не замёрзнуть на двадцатиградусном морозе. Остальные щенки уже околели с голода, а он всё ещё царапался за жизнь: стучал лапками в холодный мамкин живот и тянул беззубым ртом пустое вымя. Конечно, он не помнил этого времени, оно ему просто снилось. Снилось как кино, которое вечерами смотрел его хозяин, а Адам дремал на полу в его ногах. Пёс не понимал, что происходит на экране, но голоса актёров, музыка, разные знакомые звуки создавали очень приятный фон. Он в тепле, лежит в ногах хозяина – чего ещё ему желать.
Тогда его от голодной смерти спасли мальчишки, перетаскивая из одной квартиры в другую. Матери вышвыривали из дома грязную дворняжку, от которой уже в щенячестве отвратительно пахнет псиной, хотя и новый мальчишка, принимая щенка, как эстафету, купал его аж детским мылом чуть ли ни два раза в день. Один такой самоотверженный мальчишка жил с циркачом на одной лестничной площадке
-Замучился ты, Олежка, с этим кутёнком, - сказал Максим Андреевич, тиская в руках белый комочек. – Давай-ка я отвезу его к своим знакомым в деревню. Подрастёт – будет дом сторожить. Вон, у него какие лапки толстые – здоровый вымахает!
- Правда, отвезите его в деревню, пусть он там живёт в тёплой конуре, - прошептал мальчишка и умоляюще посмотрел на доброго дядьку дрессировщика. - А то мамка грозится выбросить его на улицу. Он же такой маленький, такой хлороший...
-Ну, ну, только без слёз! Будет жить твой найдёныш в тепле и сытости. Честное циркаческое! - поклялся Максим Андреевич.
Щенок рос, носился за своим новым благодетелем, хватая его за тапки, пока тот не выходил из терпения. Максим Андреевич громко хлопал в ладоши, и от этого резкого звука щенок отскакивал в сторону и, не удержавшись на лапах, хлопался на бок.
Оставив в покое своего нового хозяина, Адамка начал донимать пушистого сибирского котяру Кучума. Затаится в углу, дожидаясь, когда Кучум пройдёт мимо, и – хвать его за хвост. Что тут начиналось! Кот истошно мяукал, изворачивался и старался схватить наглеца острыми зубами за ухо. Щенок с испуга весь вжимался в пол и, зыркая по сторонам, искал, куда бы спрятаться.
- Ах, ты, трусливый-пакастливый!- рассмеялся Максим Андреевич, присматриваясь к поведению щенка. – Нет, тебе не на цепи в деревне сидеть, а на цирковой арене ребятишек смешить. Решено, Адамка – быть тебе артистом.
Максим Андреевич весело потрепал Адама за ухо. Адам уставился своим собачьим взглядом хозяину в глаза и положил лапу в его раскрытую ладонь. Так они подписали творческий контракт на свею короткую собачью жизнь. Природа, будто нарочно, надела на Адама театральную маску: на одной стороне мордочка белая, а на другой большое чёрное пятно - такой смешной щенок.
Пришёл день, когда Адам взвыл от боли. Хозяин в страшной суете поставил ему обезболивающий укол, завернул отключённое собачье теле в старый плед, затащил безжизненный сверток в машину и повёз в ветеринарную клинику.
- Максим Андреевич, выйдите из кабинета, пока мы будем усыплять собачку, - тихо сказал врач. – Потом мы вам отдадим его в полной упаковке. Вы же хотите его похоронить?
- Да, я похороню, - прошептал хозяин и судорожно сглотнул, по его щекам текли слёзы. – Прости малыш, я просто не хочу, чтобы ты страдал.
Адам не чувствовал, как хозяин гладил его по голове и что-то шептал ему в мохнатое ухо. Не слышал, как обожаемый им человек вышел из кабинета, в котором можно задохнуться от лекарственной вони. Максим Андреевич ещё дома переборщил с обезболивающим и вместо одной ампулы закачал в шприц две. Чудный цирковой пёс канул в сон, и ему снился цирк. А от укола ветеринара просто перед его глазами выключился телевизор,зато напоследок ему приснилось,как он запрыгнул на широкую спину слона, и впервые смотрел на родную арену с такой высоты. Там он взлетел под самый купол к воздушным гимнастам. Это было чудо! Он растворился в своём храме, в цирке, где главным божеством был Максим Андреевич, чьи желания Адам воспринимал, как свои.