Это не предвидение, не предсказание.
Эта тема стояла за моей спиной
несколько дней, как черный человек
Моцарта, да простится мне ассоциация с
гением.
Уйдет ли она с последней поставленной
точкой, не знаю.
Седой, но еще не очень старый человек уютно устроился в широком кресле, наполовину скрытом книжным шкафом. Здесь было самое любимое его место отдыха. Входящие в комнату не могли сразу увидеть его и оставалось достаточно времени, чтобы перейти от неспешного созерцания пересекающихся и расходящихся потоков мыслей к необходимости воспринимать суетливую информацию внешнего мира.
В ближайшее время вроде бы никто не должен был отвлечь его от любимого занятия. Из-за закрытой двери изредка доносился звон посуды: на кухне женщины готовились отметить его день рождения. Он не слишком любил этот день, почему – даже сам не мог точно объяснить. По крайней мере вовсе не из-за того, что к немалому возрасту прибавлялся еще один год, это-то его меньше всего беспокоило. Скорее всего, в такой день лучше было бы подумать о том, что хорошего было сделано и как исправить сделанные ошибки, а праздничная суета никак не располагала к самоанализу и философским размышлениям о смысле собственной жизни, даже изрядно приправленным насмешливой самоиронией. Разглядывать себя под лупой лучше всего в тихие ночные часы, когда все женское население квартиры укладывается спать.
Безусловно положительным в день рождения было то, что за столом всегда собиралась вся семья – все его родные женщины и их мужчины (изредка менявшиеся). Он их всех очень любил, хотя не всегда соглашался жить по правилам, приемлемым для них.
Вот и сегодня его дочери помогали матери большого семейства готовить праздничный обед, а внучки чем-то громыхали в дальней комнате под долбящий ритм очередной разновидности техномузыки. Его в общем-то не раздражали однообразно ритмичные звуки, слабо пробивающиеся через две закрытые двери. Он и сам иногда ставил диски современных групп, чтобы пробудить энергию, не оставлявшую его, но все чаще не желающую расходоваться на суету обыденной жизни.
Однако сегодня возбуждающий ритм мешал наслаждаться покоем уютного кресла и, мужчина, довольно легко подняв из кресла свои годы и не слишком большие килограммы, подошел к компьютеру, выполнявшему для него роли записной книжки, писательской тетради, чертежной доски, телевизора и музыкального центра. Перед монитором лежала небольшая стопка дисков. Он неспеша перебрал их и выбрал свой любимый, когда-то подаренный детьми на Новый год. Это были классические вещи, обработанные в стиле «техно» конца ХХ века.
Обработка не заглушила лирического драматизма оперных арий, но вплела их в ритмическую ткань технической цивилизации. Такие эксперименты с классикой удавались очень немногим, но в этом случае, по крайней мере, ритм музыки совпадал с внутренним ритмом слушателя.
Запустив диск, мужчина опять устроился в кресле и закрыл глаза, отдаваясь волнам и пульсациям, уносящим в мир, не имеющий времени и границ. Голоса, замороженные и пробужденные потоками электронов, поднимали из глубин памяти все светлое и темное, что было увидено и сделано за прошедшие долгие годы. Надо всеми воспоминаниями плыли мысли о любви, ради которой он, собственно и жил. Любовь для него не ограничивалась женщиной/женщинами, он хотел быть любимым всеми – желание очень опасное для обыкновенного человека. Хотя нельзя сказать, что это ему совсем не удавалось. Умение подвести человека к необходимости сделать то, что ему сначала не хотелось сделать, нежелание давить на кого бы то ни было, в сочетании с жестким отстаиванием принципов, оставляли добрую память о нем у всех с кем ему доводилось работать. разве что за небольшим исключением в виде людей, не желающих слушать никого, кроме самих себя. Таких он нередко доводил до кипения короткими саркастическими замечаниями, напрочь уничтожающими пузыри значительности, надутые самомнением.
Сложнее было с женщинами, которым он часто брался помогать из самых лучших побуждений, не всегда задумываясь о том, куда вымощены ими дорога. В жизни он по настоящему любил и уважал, наверное только одну женщину. Ей он доверял всегда и безоговорочно. Поэтому-то он и прожил с ней все эти долгие годы, принеся ей немало огорчений и страданий. Другим он, как правило помогал выбраться из какой-нибудь психологической колдобины, куда их загоняла жизнь и мужчины. И, вроде бы, никому он не принес вреда, даже в одном – двух случаях, когда желание поставить психологический эксперимент заглушало природное уважение к женщине. Тогда он сам получил сверху изрядные удары по мозгам и самолюбию.
Все встреченные на пути женщины, даже те, с которыми не было ничего, кроме стычек характеров, приносили ему информацию, помогавшую развивать душу. (От мужчин он получал исключительно профессиональную информацию. Чай с коньяком, а то и коньяк без чая, располагают к эмоциональной разрядке, а не к духовному обогащению).
Особенно много принесла последняя, встреченная как будто бы случайно, в ситуации совсем не располагающей к сколь-нибудь серьезным отношениям. Она была намного моложе его по годам, но, наверное, старше по карме. Через нее пошел интенсивный поток информации, заставлявший его задуматься об истинной ценности многих земных забот, которым он придавал чересчур большое значение. Многое она сама еще не до конца понимала, но чувствовала, что ему это нужно именно сейчас. Еще большее значение имели новые люди и места, вошедшие в его жизнь вместе с ней. Люди разные по судьбе, достатку и уровню образования, объединенные желанием и умением растить свою душу и открывать свое сердце. С ними было интересно разговаривать и просто слушать их рассказы о встречах с другими людьми, стремящихся к познанию Высшего.
Это был совсем другой круг, отличавшийся от того, в котором он прожил всю жизнь. Среди его собственных старых друзей и знакомых было немало людей образованных и достигших своим трудом не очень большого достатка и большого уважения окружающих. Но даже среди них не было никого, чья душа отозвалась на его поиски истины, а разговор не закончился бы проблемами, где и как жить и что приобрести для комфортного существования. Машинная цивилизация мало кому оставляет время и силы на поиски истины.
Она отвезла его в центр Донбасса, где на вершине отдаленного холма стоял простой дом, наполовину вырубленный в песчанике, слагающем холм. В этом доме жили и сюда приезжали люде не то чтобы отказавшиеся от цивилизации, но считающие ее неизбежной болезнью развития Сущего, которую надо достойно преодолеть. Здесь он во второй раз в жизни смог дышать чистым воздухом, смывающим усталость городской суеты. В первый раз он так свободно себя чувствовал на высоте 4000 метров на Эльбрусе, это место тоже известно как одно из самых чистых на Земле.
Имел ли он право принимать ее любовь – кто возьмет на себя смелость твердо ответить да или нет? Он тем более не мог ее оттолкнуть, хотя и знал, что боль, которую он неизбежно нес с собой, может превысить то добро, которое он мог дать. Ей нужен был отец, который ушел слишком рано и не смог защитить ее от предательства. Ей нужен был учитель, которого у нее никогда не было. Ей нужен был друг, который может понять и вытерпеть, даже когда на него выплескиваются все обиды и горе, причиненные другими. Она получила всех трех. Но за все надо платить и невозможно получить все. Ей нужна была еще любовь, способная ярко гореть и отдавать всю себя в ответ на подаренную любовь. Встретить такую любовь почти никому не удается.
Сквозь мысли и пронзительную грусть Песни Сольвейг в его сознание неожиданно проник резкий звук. Похоже женщины на кухне что-то упустили или разбили. Чего не бывает на маленькой кухне, где толкутся три женщины, даже если это мать с дочерьми. Больше никаких громких звуков не было и музыка вновь повела его за собой. Неожиданное пробуждение затягивалось пленкой мыслей и воспоминаний. Он вошел в жизнь, прожитую с той, что хлопотала сейчас на кухне. Зря говорят, что прожитая жизнь в критических ситуациях разворачивается перед мысленным взором за доли секунды. Она не разворачивается, а возникает как единая картина, которую даже не надо окидывать взором. Ты вдруг оказываешься в ней, видя одновременно все сделанное, упущенное и сломанное. Время нужно только на то, чтобы подумать- а чего же было больше? И если придешь к неутешительным выводам, то есть два пути: подняться на ступень выше, чтобы пройти оставшийся путь, не повторяя ошибок (пытаться исправить прошлое – занятие бесполезное, нужно помогать подняться тому, кого ты по своему неразумию толкнул и идти с ним дальше). Второй путь – презирать себя или жалеть себя и корить других за несбывшееся, не сделанное, разбитое. Каким путем лезть в болото – большой разницы нет.
Он давно крыл себя на все корки за страх, привязавший его к привычному, в общем то стабильному существованию. Мало кто набирается решимости отказаться от той любви, которую тебе дают долгие годы ради истинной любви к себе и поискам истины. Разрыв между существованием и стремлением приносит боль и тебе самому и близким. Такая судьба ждет большинство «творческих натур», особенно тех, что без кавычек. Вот и ему, для того, чтобы снять очередную серию портретов или написать новый рассказ нужна была новая эмоциональная встряска, новая встреча, новые впечатления – все, что приносили с собой женщины. Он не использовал женщин для своих целей: что-то создать или от чего-то убежать. Просто приходило время и случалось что-то, оставлявшее после себя фотографии, рассказы и взбаламученную жизнь.
Есть счастливые моногамные натуры, называемые однолюбами (не стоит ставить рядом с ними всех, кто благополучно провел всю жизнь, лежа тепло укрытым в семейной лодке). Эти люди – основа стабильности всякого общества. Он не был и не мог быть таким. Мало кто из женщин может воспринимать неспокойную натуру как естественное явление природы и продолжать любить того, кто не дает возможности знать, что будет дальше. Всякая нормальная женщина традиционного (европейского) воспитания – собственница. Она ни с кем не хочет делиться тем, что для нее дорого. За то, что отдаешь, хочется получить хотя бы столько же. А если быть уверенной, что отдала все… как понять, почему оказывается необходимым не совсем то, что ты готова отдать. А если у него нет того, что тебе так необходимо?
Он устал от того, что две дорогие ему женщины слишком хотели получить от него то, чего у него не было. А старшая, ко всему считала, что все, не доставшееся ей, отнято другой, чего на самом деле не было и он никогда себе не позволил бы.
Не все можно объяснить словами. Часто только открытое сердце, преодолевшее обиду может помочь не узнать, а почувствовать истину в отношениях.
Его мечта: «Пусть те, кто любит меня, любят друг друга!» вряд ли могла осуществиться в этой жизни.
Младшая как то прислала ему рассказ о людях, отдававших свою любовь и потерявших ее, не получив ответной. Другие люди в это время брали любовь, не отдавая ее в ответ и богатели любовью. Так мог написать только очень обиженный на кого-то и на любовь человек, скорее всего, женщина.
Невозможно потерять любовь, отдавая ее. Только так она может расти. Если держать ее при себе, боясь растратить и потерять она умрет или, хуже того, заболеет. Бесполезно пытаться забрать себе всю любовь у того, кого любишь, если она предназначена для другой тем, кто не спрашивает у человека что хорошо, а что плохо. Мрачное недовольство и тихие истерики, даже скорее, чем громкие скандалы испортят и то, что есть.
Мысли о любви, не сумевшей создать гармонию для тех, кого он любил, болезненно царапали душу мужчины. Он уже давно жил с ними, не умея изменить свою природу или помочь измениться любимым. Всякому человеку хочется жить в гармонии с теми, кто ему дорог. А если этого не получается, то кажется бесполезной сама жизнь и, в отчаянии, хочется чтобы все прекратилось. Он два раза проходил через это состояние и не смог бы пройти еще раз. Впрочем поводов к этому не было.
Расставание прошло довольно давно и царапины от него уже затянулись. Он с самого начала знал, что молодой женщине надо устраивать свою жизнь надолго, а он мог только помочь ей поверить в себя и избавиться от привычки мерять глубину своих несчастий видимыми удачами других. Она в гневе бросила ему, что он пользовался ее любовью, а потом ушел в сторону, предав любовь в пользу рационализма. Он не стал ее разубеждать – просто уже не было сил после попыток установить хоть какую-то гармонию. На самом деле и она сама так не думала. Чего только не скажешь в гневе, чтобы побольнее уколоть.
У него оставалась слабая надежда, что он сделал все-таки правильно. Даже гороскопы, которым он не очень верил, обещали ей в год их расставания большие изменения и крутой подъем.
Мысли утихали и растворялись в музыке, продолжавшей смывать боль утрат и ошибок. Мужчина полулежал в кресле, отдаваясь ее течению. Даже с закрытыми глазами он видел свою комнату. В такт музыке привычные предметы изменяли очертания и цвет, подчиняясь полуосознаным движениям невидимого дирижера – его души. Вертикальные линии сплетались с горизонтальными в танце, который он уже вряд ли смог бы повторить в реальной жизни. Оставалось удовольствие свободно управлять танцем линий и причудливых поверхностей в воображаемом мире.
Неожиданно среди спиралей и многомерных воронок, пульсируюших синхронно с ударными, стал проявляться белый светящийся круг. В круге появилась фигура его матери. Она медленно приближалась и остановилась перед ним так, что он хорошо видел на ее лице мудрую полуулыбку понимания всего, что с ним было и будет. Он видел ее во сне всего два раза и в ситуациях повторявших обыденную жизнь. Сейчас он понимал, что это не сон. Мать немного постояла перед ним, не говоря ни слова, потом повернулась и так же медленно ушла, оставляя ему право решить: идти за ней или остаться.
Седой мужчина легко поднялся и встал перед лунной тропинкой, протянувшейся к нему из круга. Ритмы, заполнявшие его комнату, стихли и возникли мощные аккорды величайшей Пятой, всегда помогавшей ему смыть усталость и раздражение от суеты. Этой музыки не было на поставленном диске. Она звучала отовсюду, растворяя очертания привычных предметов и раскрывая бесконечность. Он шагнул на тропинку и вошел в ночной лес. Ему давно хотелось узнать, чего же стоит все сделанное им. И сделано ли что-нибудь на самом деле.
Женщина, вошедшая в комнату, немного грустно улыбнулась, увидев закрытые глаза отдыхающего мужа. Природная мудрость , доставшаяся ей от матери, помогала ей понять, что все в жизни дано от Господа в испытание и научение. Хотя ох как часто хотелось получить больше радости и избежать печалей. Она собиралась было разбудить его, чтобы раздвинуть стол к праздничному обеду, но что-то насторожило ее. Наверное, непривычная умиротворенность и спокойствие снизошедшие на его лицо. Коснувшись его руки, она все поняла и слезы побежали из ее глаз. Слезы сожаления о несбывшемся, недоговоренном, недолюбленном. Обо всем упущенном в круговерти повседневных забот. То, что произошло, не было для нее неожиданностью. Она давно чувствовала, как он все дальше уходит в себя и куда-то еще, по дорогам невидимым даже близким.
Женщина присела на стул, стоявший против кресла, чтобы поплакать в тишине, пока окружающий мир не разделил их насовсем. Или до прихода ее лунной тропинки.
Впереди были традиционные заботы, сопровождающие уход любого человека, сделавшего хоть что нибудь. Впереди была жизнь в Божьем мире.
***
Старый седой волк бежал по ночному лесу. Он бежал весь вечер и пол ночи. Позади остался берег моря и слезы в глазах юной женщины, пахнущей луговыми цветами. Он бежал, не задумываясь, откуда берутся силы и сколько еще бежать. За три своих волчьих жизни он понял, что Сотворивший ведет его тропами, неведомыми разуму смертного, даже если он из племени Свободных. Ночной лес никогда не пугал его, а сейчас опасности и вовсе не занимали его ум. Рядом с ним невидимыми тенями воспоминаний бежали все, кого он вывел из страха - к жизни и свободе. За ними бежали пытавшиеся остановить его или перебежать ему дорогу. Без них он не стал бы сильным и презирающим страх. Над всеми Бегущими-По-Земле летели две молодые женщины, его Красные Шапочки. Такими он запомнил их при расставании. Он вспоминал их запах, вкус кожи омытой прозрачной водой лесного ручья и солеными волнами дальнего моря. Из сердца уходила горечь расставания. Он знал, мудрость Сотворившего не даст упасть его любимым.
Он бежал, не оглядываясь и не сожалея ни о чем. Тропинка все больше освещалась лунным светом. Деревья становились все выше и величественнее. Волк понимал, кто вырастил этот лес и не боялся его. Ветви деревьев мягко срывали с него заботы оставшейся за спиной жизни, готовя душу к очищению и пониманию Любви. Не было смысла задумываться о том, сколько будет весить все, что сделано и не сделано на весах Сотворившего. Все, что должно сбыться – сбылось. Оставался еще путь, который нужно было пробежать с тем, кто ждал его впереди.
Волк выбежал на поляну, освещенную полной луной. Посередине стоял седой человек, подняв голову к звездам. Волк подошел, присел рядом и тоже поднял голову. Звезды были совсем близко. Расстояния в этом месте уже не имели значения. Возможно, где-то там Сотворивший приготовил им новые круги жизни и испытаний. Волк и человек смотрели на звезды, принимая в себя тишину Бесконечности, заполненную трагической, торжествующей, радостной музыкой недоступной Живущему. Они еще не стали частью Бесконечности. К ней нужно было пройти долгую и трудную дорогу. Волк встал. Человек ухватился за шерсть на холке, отливающую серебром в лунном свете, и они побежали по лунной дороге, вобравшей их тропинки, как вбирала она и будет вбирать в себя тропинки всех, идущих к Сотворившему.
Волк и человек молча бежали по дороге, не задумываясь о том, куда она приведет. Им не было нужды расспрашивать друг друга о прожитой жизни, мысли и воспоминания бегущих переплелись, соединив их в того, кем они были на самом деле – одним из Сотворенных, которому когда-то было позволено счастье познания сразу в двух воплощениях. Пойдут ли они дальше в разные миры за новыми частицами Знания или собранное ими на долгих и длинных дорогах позволит им стать Созидателем, знает только Сотворивший.
Дорога уходила все дальше, не пересекаясь с другими дорогами. Где-то, почти рядом во времени или пространстве, шла Черная дорога, по которой недавно проскакал Мессир со своими спутниками. Волк и человек вздрогнули, ощутив дыхание Черной дороги. Попасть в свиту Мессира и стать вечным странником – тяжкая доля, приносящая вместе с вечным Знанием вечную печаль.
Дорога Света была еще очень далеко от них. Надо будет пройти еще не один круг жизни и познания, прежде чем удастся заслужить право ступить на дорогу соединения с Сотворившим.
Двое бежали по лунной дороге среди бесконечной тьмы Вселенной, создающей свет звезд и дороги любви, соединяющие миры Живущих. Они посылали свою любовь и мольбы о прощении тем, кто остался вспоминать их на Земле. Дорога за ними гасла, становясь опять частью Космоса.
Люди и Свободные не возвращаются. Возвращается Любовь.
Январь 2003.