Дневник II-13 Не имея друга на земле, я ищу его на небе
29 сентября 1993 г. Смотрю на фотографию W. и говорю ему: «Жизнь моя, у меня никого нет, кроме тебя». Слёзы мои в этот миг льются обильно и легко. Слёзы этой реальности и этой любви.
7 октября. Вот опять я с тобою и без тебя.
Какое прекрасное лицо у Игоря Талькова с печальными глазами. Да, для таких людей необходимо воскресение из мёртвых.
9 октября. Я еду в поезде далеко. У Петро Михайловича, цыгана, соседа по плацкартному вагону украли деньги. Он говорит о России: «Заболеть можно быстро, а вот вылечиться — долго... Россия — как разваленная баня. Нет в ней хозяина... Вон моя землячка», - Петро указывает на цыганку. Я любовалась её лицом. Завут её Мария. Петро учил меня цыганским словам.
11 октября. Ашот — попутчик мой, обещал проводить меня до автовокзала, но обманул. Потом я села не в тот троллейбус. Наконец, в темноте я добралась до Тани Ф. Она сказала своему знакомому обо мне при мне: «Я должна ублажать её». Как это грубо, однако. Я поспешила уйти в другую квартиру, где меня приняли Алёша и Нина — очень тепло. Алёша помог мне с синтезатором, я смогла поиграть на нём. Ощущается присутствие в этой квартире W., хотя его здесь физически нет.
!2 октября. На душе хорошо, но лучше всего мне было в доме Алёши и Нины.
Я пришла к W. Я с трепетом к нему шла. Когда мы с Алёной вошли, он стоял в большой комнате. Мы встретились с ним глазами и улыбнулись друг другу. «Я ждал», - сказал он.
Я спросила его: «Знал ли ты, что я приеду?» Он сказал: «Да». «А письмо моё тебе передали?» «Нет». «Ну и ну», - сказала я и продолжила: «Сейчас я переоденусь и поприветствую тебя». Мы обняли друг друга. «Может быть, пока никого нет, поговорим?», - спросила я его. Он попросил детей из его комнаты перейти в кухню. Мы поговорили о его поездке в Германию, об отношении к Сай Бабе.
Я спросила его о страданиях человечества здесь на земле и там, после смерти. «Это миг по сравнению с вечностью», - сказал он. Мы говорим о Рудольфе Штейнере, о Бонджиованни, я рассказываю о Земле, о Сатурне, о Солнце. Я говорю ему: «Вчера я к тебе не пришла, чтобы ты отдохнул». (Он вчера вернулся из странствий) Он говорит мне: «Вчера народ шёл до часу ночи». Он очень мало спал. Но пока ему хватает часов сна для восстановления сил.
Мы сидели с ним некоторое время молча. Он сказал с горечью кому-то: «И помолиться не с кем». Я ждала, что он скажет, молилась о нём.
«Ты будешь у нас?», - спрашивает он меня. «Да, до половины седьмого», - отвечаю я. Он даёт мне книгу свою, сигнальный экземпляр. Это книга вопросов и ответов.
Потом я гладила бельё маленькому его сыну. Колясочка стояла рядом со мной. Он закидывал голову и всё время смотрел на меня. Я посмотрела на него - беспомощного, нежного, милого мальчика, у него был осмысленный взгляд. От него шла благодать. Я очень чувствительна сейчас. Если у человека мысли не добрые, я начинаю ощущать боль в сердечной чакре.
W. пришёл на кухню. Он посмотрел на меня с той удивительной родной улыбкой, как он смотрел год назад. «Кушать будешь?», - спрашивает он меня. «Конечно», - говорю я. Он улыбается мне, мы разговариваем глазами. Мы ужинаем вчетвером: он, его жена, Ал. и я. Выглядит он усталым, лицо бледное, бескровные губы, волосы зачёсаны назад.
15 октября. Алёша говорит мне: «Все мы здесь на операционном столе. Вся грязь лезет. Она не лицеприятна».
От фотографии W. идёт поток благодати. Я начинаю плакать. Каждый день здесь для меня драгоценен.
16 октября. Я пела свои песни, аккомпанируя себе на фортепьяно. Лицо Юры К. светилось после концерта (он из Зеленограда, мы знакомы были в Москве). «Нет слов», - сказал он мне.
17 октября. Я с грустью думала, что не смогу жить без общения с W., а он теперь стал недоступен из-за обилия народа.
Я никого не смогу полюбить теперь. У меня полное равнодушие к мужчинам. Я думаю только о нём. На душе тишина. Мне никто не нужен, только он. А он невозможен абсолютно.
Пекли хлеб. Юра провожал меня, говорили о многом.
Я пела в доме Тани Ф. Она оставила меня ночевать. Она любит, как я пою. Она сказала: «Двое мужчин о тебе сказали: «Как она красива!»
19 октября. Я пела в доме инвалидов после Алёши, он играл. Откликов не было.
20 октября. Я столько сказала ему. «Я знаю, что я многое могу дать твоим детям. Я хочу с тобой общаться духовно, я предлагаю тебе мою дружбу". Он сказал мне: «Я дружу со всеми. Делай то, что велит тебе твоё сердце. Вперёд!»
Он рассказывает мне о женщине из Евангелия. Я сказала ему, что чувствую, как он одинок. "Я один. Не рассчитывай, что ты избавишь меня от одиночества». Я говорю: «Я так не думаю. Я хочу быть для тебя тем плечом, на которое ты сможешь опираться». Слово плечо мы с ним произносим одновременно. Я напомнила ему наш с ним разговор в Киеве. «Я помню», - сказал он.
Я перечислила ему некоторые знаки, которые шли в Киеве. «Ты думаешь, это просто так? У меня в сердце бывает такой огонь... Иногда я бываю без кожи. Я даже твои мысли чувствую, и они могут меня ранить... Наверное, я сумасшедшая. Ты считаешь меня сумасшедшей? Но это высокое безумие. Ну, пусть будет так... Я стараюсь любить людей, я всегда думаю о людях».
Мы то говорили, то временами молчали минут сорок. «Я иногда разговариваю с тобой мысленно. Я тебя никогда не боялась, ты так прост. Почему же в меня вошёл страх?» Он отвечает: «Вот на этом и играют. Ты должна быть готова умереть».
«Я всегда боялась смерти. Я вообще не хочу умирать». Я сказала: «Хоть ты и необыкновенное существо, но у тебя есть душа. У тебя есть чувства... Я хочу постигать тебя». «Постигай», - говорит он. Он как-то ловко подвёл меня к теме о любви, и я сказала: «Не будем говорить о любви. Её нет. Мы только учимся любить». Он пристально взглянул на меня.
«Почему все, кому не лень, гонят меня от тебя?» Он говорит мне: «Потому что они несовершенны».
«Все мои страдания и испытания вели к встрече с тобой. У меня не будет семьи. Моя миссия на земле помогать твоей семье. Я хочу опекать тебя, помогать тебе, я не могу это выразить словами». «Действуй!», - сказал он. «Я хочу, чтобы ты знал, что у тебя есть я».
Он сказал: «Не надо предлагать дружбу. Если она есть, то люди уже дружат». «Могу я тебе писать письма и стихи?» «Да». «Ты знаешь, что Бог меня любит?» «Да». Он говорит: «Когда меняется плоть, то не помнишь, каким ты был, всё новое. Только изредка прикасаешься к прошлому. Я сам себя не знаю». Я говорю ему: «Иначе бы ты не выдержал. Тебя бы разорвало». «Да», - ответил он. Он говорил о наркоманах, потом интересно говорил о логике, но я не помню, что именно. Я не поняла, зачем он об этом говорил.
Я не почувствовала в нём тепла ко мне, он был тих и строг. Но когда я вышла в коридор, я залилась слезами благодати и любви к нему. Меня душили рыдания.
Печаль во мне. Правда, иногда огонь разгорается во мне и кажется, что он рядом. Непостижимый человек.
21 октября. Я еду в Москву. Провожал меня Юра. Во мне жгучее страдание. С утра боль в груди. Я плакала шесть часов подряд в поезде, и мне казалось, что все эти муки были связаны с W.
То, что живёт во мне, как идея о совершенстве, не совпадает с тем, что мой взор встречает на земле. Люди грубы, их деяния часто грязны, их жестокость неимоверна, они хитры и лукавы. Не имея друга на земле, я ищу его на небе. Не имея его среди смертных, я ищу его среди необыкновенных. Как могу я быть сильной, не будучи целым?
23 октября. Я уверена, что будь я чаще рядом с W., он несомненно обрёл бы во мне друга, помощницу и родного человека. Он оценил бы мои хорошие качества. Но меня не пускают к нему, а он меня к себе не привлекает. Или время ещё не пришло, или вообще этого в этой жизни не будет.
Бесконечное смирение перед волей Бога должна я проявить. Пока мне не открывается смысл моей жизни, смысл поисков моего второго «я», смысл моей встречи и глубочайших переживаний, связанных с W. Бог молчит. И Бог, и любимый молчат, бесконечно испытывая меня.
Я молилась перед сном Богу, прося о вразумлении, снился виноград. «Я есть истинная виноградная лоза...».
Мои стихи о W.:
Ты с теми, кто страдает больше всех, но не со мной.
В перебирании каких-то вех какой-то сбой.
Ты отдалённее, тень недоступности легла на твой порог.
Страх множится, любовь мала. Ты очень строг.
Почему Бог попускает так мучиться? Моя жизнь сейчас кажется мне беспросветной. Это моё эго страдает? Люди вокруг W. либо говорят только о земном, либо цитируют только его. Самостоятельности мышления я ни в ком не вижу. Люди обманывают, играют, прикидываются друзьями, потом плюют на тебя.
Женщины с железобетонными голосами сидят часами в его приёмной.
Я не нахожу в W. былой простоты и детской доверчивости, он меняется. Он не дорожит моим обществом. Он не видит и не слышит меня. Всё это повергает меня в состояние боли.
Мне хочется молчать. Я несу свою горькую и блаженную любовь к W., как тайну, с которой мне не с кем поделиться. Никто не может вместить моего безумия. Иначе как назвать это чувство к божественному Мальчику, который вполне доволен провинциальным В., не всегда правым в своих проявлениях? Кому повем печаль мою?
Мой рисунок.