Миленький ты мой...

Мила Логвинова
Горлик… Так она называла его много лет назад, когда они встретились в читалке. Так было до развода. Разделили детей: сын – с ним, дочь – с ней, и он переехал жить к отцу, к тому времени овдовевшему.
     Элка испытывала недолгое чувство эйфории и прилива энергии. Выдраила квартиру, поменяла обои, выбросила ненужные вещи, сделала перестановку, выделив отдельную комнату дочери. Подарила супружескую кровать подруге, а себе купила раскладной диван. Маленькая спаленка превратилась в уютную, чисто женскую горенку. Поставила напольную вазу с ветками осеннего боярышника, перевесила картины. Убрала свадебную фотографию. Хотела выбросить, да пожалела – уж больно хороша была девятнадцатилетняя Эля в свадебном наряде начала 70-х.
     Позже Элина поняла, что погорячилась: поверила не мужу, не своей интуиции, а чужому голосу в телефонной трубке. Неприятно вспоминать, как стала она приглядываться к Грише, когда тот возвращался из командировок, принюхиваться к сорочкам, проверять карманы, кладя вещи в стирку, прислушиваться к звонкам. 
Как-то вечером, перед сном, она все-таки спросила, есть ли у него другая женщина.
- Ну, Элла, о чем ты только думаешь? Я похож на "спортсмена", прыгающего из койки в койку? Изменяю тебе? - он отвернулся. 
Она пыталась все же расставить точки, настырно говоря о своих сомнениях.
- Да мне не в чем оправдываться! Пойми, Элька?! Оставь...
Он был возмущен, рассержен. Спать лег на диване. Однако именно это и утвердило ее в своем недоверии мужу.
 Не думала Эля, что ревность станет ее болью, навязчивым сном и явью, и закончится все тихим разводом. Она не вернула себе девичью фамилию – из-за дочери. Готовилась к приездам сына, лепила для него пельмешки. Григорий поставил одно условие: общаться с дочерью, но видеть его дома женщина не хотела. Аннушка уезжала к отцу с ночевками, а после возбужденно рассказывала, куда они ездили втроем, в каком музее были, какой концерт слушали, что сказал папа, что учудил Димка.
  Элина для формы выказывала заинтересованность, задав несколько вопросов, и занималась своими делами, внутренне радуясь, что следующая встреча дочери с отцом, как минимум, через неделю. Радовалась она и частым, продолжительным  командировкам бывшего мужа, которые раньше просто ненавидела. Зато теперь – это была возможность, чтобы Анька подольше его не видела, не общалась, а сын пожил у матери.

  Эйфория вскоре прошла, и Элла чувствовала только пустоту, которую ничем не удавалось заполнить. Мысли все чаще возвращались к «бывшему». Она звонила сыну, надеясь услышать голос Григория. Но чаще всего Димочка радостно и слегка удивленно вскрикивал:
- Мама?!
      Элина мать пилила дочь:
- При твоей-то красоте, да сидеть разведенкой! Оставь прошлое, начни жить сегодняшним! Что так и будешь свой век в четырех стенах коротать? Тебе всего 45.  Ягодка опять!
Эля уже сама не знала, чего хочет. И одной плохо все-таки, и снова замуж боязно, не хочется менять уже сложившуюся по-новому жизнь.

   Эля знакомила потенциальных кандидатов с дочерью: ей важно, чтобы мужчина вписался и в жизнь дочери-подростка. Анька то ли вредничала, ревнуя маму, то ли действительно душой не принимала "ухажеров", но всякий раз отвечала матери:
- Ты что мама? Он же старый! (Он толстый, у него лысина и лицо строгое, он мне не нравится и все... Каждый раз она находила новый недостаток у мужчин, из-за которого тот никак не мог стать маминым "новым" мужем. Странная бабушка, чего она на маму давит, не понимает: третий лишний - никто им с мамой не нужен!).
   Подруги сначала из любопытства, затем уже с недоумением тактично интересовались, почему она все одна и одна. Мать возмущалась, приводила примеры других, "нормальных женщин", которые о себе думают, при этом она не упускала случая всплакнуть...
А кто же может смотреть на материнские слезы и слушать дрожащий от переживания голос?


***

   Элла Николаевна вышла замуж за "хорошего еврея", как называла мать нового зятя . Вскоре вместе с его родителями и Аней уехала в Израиль.
Позже сын написал, что у отца был обширный инфаркт, получает пенсию по инвалидности. Закончив школу, Дима с отцом и дедом уехали в приморскую Нетанию. Это было начало 90-х…

     С тех пор многое изменилось. Короткий второй брак, и Элина вернулась в Россию, не оформив развод, одна. Аня осталась. Училась в университете, обзавелась компанией друзей. Но главное, конечно, брат и отец. Она всегда чувствовала себя частью их семьи. И жить вдали от них?..
Мать не стала переубеждать дочь, счет был явно не в ее пользу: 1:3.
«Играем дальше». - Сказала она себе и без надрыва попрощалась с детьми.


***

      Распахнула дверь на громкий звонок - дети! Ее дети улыбались, довольные произведенным эффектом неожиданности. Суматошная, радостная встреча.
Расположившись за столом, говорили обо всем сразу, перебивая друг друга. Мать  внимательно переводила взгляд с сына на дочь.
«Анька похорошела, хотя худючая, вся в отца. Димка возмужал после армии, появилась уверенность в себе, сыпал шутками, и тембр голоса точь-в точь отцовский…». - Эля задумалась, на миг «выпав» из разговора.
- Мам, ма! – Ты что не слушаешь? – Пробился к ней голос.
- Слушаю, ну как же, слушаю!
- Мы ведь не одни приехали. С папой. Ма, он классный мужик! Знаешь, как мне девчонки завидуют, что у меня такой отец?! Вот бы мне такого, как папа, встретить... - она запнулась.
- И где он? – спокойно спросила, хотя душа зашлась.
- В гостинице, по Ярославке.
- Н-ну, тогда, может, позовем отца на ужин? – Поняла-таки, чего они ждут от нее.
- Ма, ты согласна?! - Димка, звони! Скажи, что мы все ждем! - уже командовала Аня, боясь, что мать передумает.


***

  Чувствовалось, Григорий не был готов к встрече. С несвойственной ему скованностью, поддерживал беседу, вставляя лишь короткие реплики, но больше молчал.
Элла была растеряна не меньше. Меняя блюда на столе, она незаметно поглядывала на него.
«Изменился… Морщинки. Глаза все такие же, голубые. Волна волос – соль с перцем. По-прежнему сухощавый, с молодой осанкой. Просто одет, но элегантен». - Она по-женски отмечала новое, появившееся в облике Григория.

  После ужина он засобирался в гостиницу, но Аня с Димой, совсем, как в детстве, повисли, не отпуская.
- Мам, ну скажи ему, пусть останется с нами! Куда идти? Ночь, да пока доберется
- Ну, конечно, оставайся. Места всем хватит. – И впервые за вечер посмотрела на Григория, не отводя взгляда.
Глаза их встретились… Они стояли напротив друг друга, странно смутившись, молча. А взрослые сын и дочь кинулись обнимать их. Любой со стороны подумал бы: какая счастливая, дружная семья...

  Неожиданная встреча через много лет принесла Эльвире Николаевне столь же неожиданный покой и забытое умиротворенное настроение. На следующий день, внимая просьбам детей и при одобрении их матери, Григорий переехал к ним в «двушку».
Постепенно скованность прошла, и «бывшие» уже свободно общались. Как-то вечером Григорий пригласил Элину в театр.
«Пять вечеров» с Еленой Яковлевой в главной роли растревожили, казалось бы, забытое. После спектакля они, не сговариваясь, пошли не к метро, а немноголюдными ночными улицами, бесцельно сворачивая то в одну, то в другую сторону. Молчание сближало сильнее слов.
- Ну, как ты, Эль? - Григорий остановился.
Ровным голосом, не вдаваясь в подробности, она рассказала, как жила последние пятнадцать лет. Женщина говорила, он слушал, не задавая вопросов, хотя хотелось пораспросить.
- А ты как? Женился?
- Старый уже. Кому такой нужен? – Отшутился он, и улыбка коснулась уголков губ.
- И все же, как твоя жизнь, Горлик?
- Все хорошо, Эля. Хо-ро-шо. Плохое унесло ветром... – Ему, как и прежде, сдержанному в проявлении эмоций, не хотелось «выворачивать» душу перед бывшей женой, хотя и понимал, что это не просто вежливое женское любопытство.
Выходя из лифта, он взял ее под локоть, поддерживая. Элла почувствовала его тепло, словно удар током. Разволновалась, но не отдернула руки. Она соскучилась за ним, ...бывшим мужем. А сейчас? Кем он был дня нее? Кем?


* * *

   Он прилетел к ней на Новый год, один, и опять был праздник. Но недели промелькнули быстро, и Григорий вернулся домой. Потом она провела свой отпуск в осенней Нетании...
Так и жили: он - там, она – здесь, на разрыв, но не решаясь сделать еще один шаг. Обстоятельства…
    Она страдала от неопределенности отношений: никто из них не произнес «люблю», словно боясь повторить те первые, сказанные в молодости. Ни разу он не произнес "давай все забудем". Однако они скучали друг за другом, сильно и беспокойно, как когда-то.
Обстоятельства…
   
  В аэропорт  Элина приехала  загодя. Чтобы не задремать, она прохаживалась по ночному залу ожидания, поглядывая на мигающее табло. Строка рейса поднималась все выше: скоро! 
  В последние дни мысли Эллы были связаны с Григорием. Неопределенность их отношений угнетала женщину. Почти два года прошло, а они тянут, чего-то ждут. Или, если честно, обстоятельства -- только оправдание собственному страху? Боятся потерять привычное течение жизни? Боятся снова начать вместе, с чистого листа? Тогда зачем эти встречи? В их-то возрасте? 
Элина решила: на этот она поступит так, как скажет Горлик, примет его решение, как свой выбор, и будь что будет.

А, может быть, снова самой сделать первый шаг? Спеть, как когда-то: "Ах, миленький ты мой, возьми меня с собой!..." Однажды, озорно запела, и он ответил, переиначивая слова:
Милая моя,
Взял бы я тебя!
Только бы, подруга,
Была ли мне верна!

   Женщина снова подошла к табло, пробежала взглядом вверх – вниз, но строка со знакомым номером рейса исчезла.
Недоумевая, направилась к справочной. Там уже собирались встревоженные люди.
Элла ждала, оцепенев от нарастающей тревоги, и  неосознанно зашептала молитву:
Матерь Божья, спаси, сохрани нас под кровом твоим!..."
Она запрокинула голову, прикрыв ладонью рот, и шептала, шептала...

- Самолет, выполнявший рейс 2432, потерпел  аварию при заходе на посадку… Прошу всех… -- Донеслось до нее.
- Нет-нет, это к ней не относится, -- Эля торопясь, выбралась из образовавшейся толпы и побежала назад, к табло. Оно жило, мигая строчками... 

 — Миленький ты мой!..

-------
Фото   Интернет