Йоханан ломал голову над тем, что лучше - читать книгу (а читал он в это время с большими перерывами роман Вирджинии Вулф) - или попытаться привести в порядок свои мысли и "утИшить" затянувшееся волнение и перенести все это на бумагу (или в память компьютера) и, таким образом, избавиться от неприятного состояния, поразившего его сегодня с особенной остротой - и состоявшего из лени, апатии, нежелания куда-то ехать и с кем-то встречаться и проявлявшегося не столько в сознании, сколько в теле, выражавшем протест против движения и путешествий, не имевших смысла с точки зрения "телесного мироощущения".
Нельзя сказать, чтобы он нашел решение, вполне успокоившее его - и тело и сознание оставались недовольны. Но он все-таки засел за компьютер, хотя с волнением и приязнью слушал в новостях об одном американском писателе, предпочитавшем карандаш и бумагу - боже, какие красивые слова - всему остальному - то есть клавиатуре компьютера и даже старинной пишущей машинке, к которой Йоханан, вообще-то был неравнодушен.
Был уже глубокий вечер и не было необходимости куда-то собираться, чтобы выполнить "долг" - перед телом ? сознанием ? Чувствами ? Тем не менее легкое (но при этом щекочущее) беспокойство сопровождало его первые удары по клавишам, он ожидал, впрочем, что оно рассеется (как это нередко случалось), когда он включится в работу (с некоторым сомнением он определил это как "работу", но что же это было как не работа, если это объединяло и хоть отчасти примиряло его тело и сознание с чувствами - он сопротивлялся соблазну употребить слово"душа" - оно отсылало к каким-то иным ассоциациям и уводило куда-то в сторону от того , что он сейчас чувствовал, а сбиться с дороги, как известно, так легко, стоит поддаться не "родственным" тебе ассоциациям или употребить не то слово).
Темы, впрочем, ветвились в его сознании, - только что по радио он услышал как одна известная женщина-литератор, говоря о современной политической жизни, уподобила ее той, которая описана Светонием, говорившем о Нероне, что тот раздает государственное имущество своим приближенным, - возникло теплое чувство к женщине, читавшей Светония, желание немедленно прочитать этого самого Светония и написать что-то, соответствовавшее уровню мысли этой женщины и ее чувства. Почему - он не знал. Возможно, это было "заражение "движением", движением раскрепощенной и легкой мысли.
Одна из тем среди прочих была - о себе. Собственно, ни о чем другом он писать - пока - не мог. Ему надо было излить этот плач о себе , это сновидение о себе, это непонимание себя и своего существования, в котором он двигался, не отдавая себе отчета и, как будто вне смысла, который мог бы оправдать это движение. Временами смысл обретался. Например, когда он сидел за клавиатурой или, что происходило реже - чертил какие-то знаки на бумажном листе. Бессознательно он ощущал, хотя легко впадал в сомнение по этому поводу, что обладает некоторым чувством стиля и это, как будто, спасает написанное им от убожества и бессмысленности. Хотя, так ли это - он предпочитал не задумываться. Все-таки, это, кажется, было почти единственное занятие, приносившее покой его ----мммм ---сознанию.
Но, что же Светоний? Ему верилось, что к Светонию он вернется позже. Перечитает (прочитает) его и как-то соотнесет с политической реальностью. Пока же предстояло обойтись наличными знаниями и наличным материалом - последнее слово ему нравилось, когда его произносили археологи - тогда слово звучало совершенно иначе - ведь оно значило - предметы - быта, искусства, а предметы, выхваченные из реальности таким (неземным ? или земным ?) светом, становились знаками, просветами, открывавшими заброшенные или незнакомые, но отчего-то важные для нас миры.