Сашка отсидел срок и вышел на свободу со стеклянным глазом и железными зубами. Видно, доставалось там ему. За что сидел, никто не знал, у него спрашивать поперву опасались, а потом интерес иссяк и вовсе.
Вышел, как в чистое поле. Ни кола, ни двора, ни родственников. Приютила его Клавдия, немолодая вдова. Ей – 75, ему – 38. И зажили они, как муж и жена, расписались в ЗАГСе, но фамилии оставили каждый свою.
Подружек особо у неё не было, потому как вредная она была баба. «У-у, зловредная!», - точнее определил соседский мальчонка, когда она завопила, увидев его на старой яблоне. Противная. Как только Сашка поселился в её доме, стала Клавдия следить за собою, то бишь марафет наводить. То кофточку светлую крепдешиновую наденет, то косыночку в горошек повяжет, вечные галоши на босоножки сменила. Женщина, одним словом.
У Клавдии один глаз тоже был стеклянный. Шутники в деревне всегда найдутся. «Вот если бы Клашкин левый глаз, да на Сашкин правый поменять, а Сашкин левый…». В общем, изгалялись промеж себя, в итоге получалось: Клавдия с двумя стеклянными, а Санёк стал бы красавчиком, каких свет не видывал – один глаз голубой, а другой чёрный. Шутит у нас так народ. Беззлобно.
Следить-то Клавдия стала не только за собой, статной не по годам. И за муженьком тоже. Он в лес по грибы – она с ним. Он на рыбалку – она за ним следом. Ходит по бережку пруда, чадо своё оберегает от глаз посторонних, в основном женского пола да с румянцем на щеках.
Поначалу всё было спокойно. Хорошо жили. Сплошная семейная идиллия. По деревне ходили подручку. Клавдия зацеплялась крепко, как замком. Сашка руку не отдёргивал, покладистый был. Станешь тут покладистым – прописку обещала жена, планы строила. А он слушал и даже матом не ругался, будто не умеет.
Рассказывал Сашка мужикам, какая Клавдия справная баба. Утром, что ни свет, ни заря, вскочит и ну завтрак готовить – яичницу из свежих яиц, благо куры под ногами бегают по двору, молоко парное в махотке на стол поставит и салфеточкой нежно прикроет, чтобы муха какая не залетела ненароком. «Тело у неё, как у молодой, гладенькое всё», - нахваливал Сашка или нахваливался, чтобы мужики его поняли, какое сокровище оттяпал муженёк. Первый сорт! «Я ведь почему на Клаву глянул, вы не думайте, что из-за жилья, она не хуже молодух деревенских в постели-то», - продолжал Сашка свою белыми нитками шитую философию. «Она ведь на меня прыг да прыг, и утром, и днём, и вечером. А уж ночью…». Наверное, ночью Клавдия была сущей рысью.
Может, и правда так было, а может и привирал – никто же не проверит, правда это или ложь. Да и кому это надо? Нашёл бабу – живи и радуйся.
Спустя некоторое время, пошёл слушок, что Сашка Клавдию побивает помаленьку. А узнали-то как? Соседка, встретившись с ней у колодца, от скромности потупив глазки, спросила легонечко: «Клав, а говорять, он тебя того… кулачком-то обхаживаить, кой-когда…». На что Клавдия ответила, вытянув ведро с водой, на одном дыхании: «Бьёт – значит любит». Сказала, как отрезала.
В одно дождливое летнее утро засобирался Сашка на рыбалку. И показалось Клавдии странным и подозрительным, что он как-то шустро собрался и молчком ушёл, даже чаю не попив. Оделась она в плащ болоньевый, зонтик взяла. Зонт не раскрывался, второпях сунула его в карман и – вслед за мужем. «А что, если зазноба какая у него объявилась?!» - точила мысль, и так прям утверждалась, утверждалась в её седой голове, что Клаша и дом не закрыла, и калитку оставила распахнутой.
В дождь хорошо клюёт, вот Сашка и поторопился. Клавдия поторопилась вослед. Внутри всё кипело, так завела она себя, закрутила пружину ревности, но, быстро сообразив, сменила спешку и тихо-тихо, будто бы совершая непременный утренний моцион по бульвару, пошла, захлёбывая в босоножки воду из свежих луж тёплого летнего дождя. Улица-то деревенская короткая, туда – сюда, туда – сюда. Мимо пруда и Сашки. Раз двадцать прошлась. Сидит Сашок на берегу, «Приму» одну за другой смолит, глаз с поплавка не спускает. И чувствует всем своим нутром – Клавой пахнет. Оглянулся – она за спиной стоит, мокрая вся, с лица течёт, волосы с химической завивкой распрямились, искусственный глаз в одну точку глядит. Старая и страшная. Как баба Яга с зонтом в кармане. И откуда только злость берётся в человеке?! Карась не клевал, Клава старухой показалась, дождь лил за шиворот. Вскочил Сашка – весь в ярости: «Чего пришла, сука старая, подглядываешь, следишь за мной!!!!!!»
Не ожидала Клавдия такой реакции. Будь она поумней, сказала бы ласково: «А я тебе зонт принесла, ведь вымок весь». А она слёту: «Что сидишь, баб молодых высматриваешь? Рыбу он пошёл ла-а-вить», - с ехидцей выпалила супруга.
Нашла коса на камень. Благо никто не слышал и не видел, деревня ещё спала. Схватил Сашка свою зазнобушку в охапку – и в кусты. Глаз от бешенства кровью налился, и давай её мутузить. Бил сильно, как мужика, не разбирая в какие места. Клавдия нехотя отмахивалась складным зонтиком и стонала: «Только по почкам не бей, по почкам не надо».
Вечером того же дня они, как ни в чём не бывало, прогуливались по деревне, правда, не подручку, руки Сашка держал в карманах. Но народ уже знал о случившемся на берегу пруда в кустах и молча, с укором, смотрел на Сашку. «Бьёт – значит, любит», - лишь тихонько «пропела» соседушка. Ну и народ у нас! От любви до ехидства всего один шаг, до жалости - второй. Клавдию никто не обвинял. Ни в чём. Женское счастье ведь разное бывает. А мужского счАстИя вроде как не существует в природе, что-то о нём никто нигде не говорит и не пишет. Вот парадокс. Мужик есть, а счастья у него нет. Вспомнилось: ж…па есть, а писать о ней не прилично.
Осенью Клавдия продала дом в деревне и они с Сашкой переехали в поселковую двухкомнатную квартиру. Невеста-то богатой была, и дача, и квартира. Деревенские больше не видели молодую чету. А прожили они вместе два года. Потом, сказывают, в квартире было торжество по случаю дня рождения Клавдии Андреевны. Две семёрки, три семёрки – только и звучало в тостах не совсем тактичных гостей, обыгрывавших «77» каждый на свой лад. После четырнадцатой рюмки потянуло Сашку на молодое тело. Племянница Клавдии, девка сильная и здоровая, скрутила Шурика, посягнувшего на неё в спальне, в бараний рог, да и придавила подушкой – пусть успокоится маленько. Для прочности села на неё своей широкой задницей и задумалась: а правильно ли она поступила. Пока она думала, Сашка захрапел, дёрнулся ногами, а потом и захрипел. В суде её оправдали, сочли действия самообороной.
Как живёт сейчас Клавдия, не знаю.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2011/07/02/551