Никогда не разговаривайте с собственными мыслями: нужные всё расскажут сами, а ненужные опасны - могут подкрасться внезапно, словно обученный сержант морской пехоты, и навсегда лишить покоя. Сегодня Сурен Аронович весь день пролежал на диване. Всегда был здоров как бык, но когда перевалило за шестьдесят, стало шалить давление, появились боли в суставах (всегда к дождю), характерные привычки: дремать под работающий телевизор и сварливо поругивать молодёжь. Всё чаще посещала усталая мысль: может, пора? Сколько можно небо коптить?
Иногда он представлял, как это произойдет: в дверь требовательно постучат, раздастся громкий казённый голос:
- Откройте! Милиция!
И всегда от отвращения передёргивало.
«Фигу, - ожесточённо думал он. – Успею ещё на тот свет… Только пожрать надо – весь день крепкий чай с сигаретами, этак желудок совсем испорчу…»
Аппетита не было. Хотелось спать, уткнувшись лицом в подушку, но не мог: бессонница. Старик предполагал, что дело не только в ней. Просто работы по нынешним временам очень мало. Вот раньше чёрт знает что творилось - суета. Зато теперь посвободней стало, вроде как действительно пенсия…
Вот ведь странно: дни мелькали с точно такой же частотой, как и на службе. Как говорят: «Время летит». И оно действительно летело, да так, что хотелось притормозить, сделать остановку на ленивом египетском пляже. А то не успеешь оглянуться, как всё – пришла костлявая по твою душу…
Засвистел чайник. Сурен Аронович тяжело поднялся, проковылял к плите. Давно пора купить какой-нибудь «Тефаль», но было сентиментально жаль посудину с допотопным свистком. По ходу взглянул в зеркало: рослый мужчина в военном кителе без погон, красное, как у индейского бога, лицо изрезано глубокими морщинами - чем-то похож на постаревшего актёра Булдакова.
Он не боялся смерти. Киллер не должен её бояться. Об этом напоминал нагрудный знак «Почётный сотрудник госбезопасности», который старик бережно хранил в шкафу, полученный «в целях поощрения генералов, офицеров и сержантов органов КГБ СССР, отлично выполняющих оперативные задания, проявляющих высокую бдительность, инициативу в работе и образцово соблюдающих воинскую дисциплину…»
Чай по вкусу напоминал несвежую нефть с перегноем на дне кружки. Сурен Аронович вернулся в комнату. Поудобнее устроился в кресле, включил телевизор. Диктор тревожно докладывал криминальную сводку: «Вечером на станции метро «Маяковская» произошла трагедия. Две женщины стояли на краю платформы. По свидетельствам очевидцев, кто-то из стоящих сзади пассажиров толкнул обеих под поезд. Машинист выжал тормоз, но полностью остановить состав не смог. Женщин протащило под двумя вагонами. В результате полученных травм пострадавшие скончались. Преступника задержать не удалось…»
Сурен Аронович поморщился, переключил на форум экономических негодяев. Экран едва вмещал чью-то мордатую харю: «Все мы не идеальны. Точнее, почти все. И чем старше, тем больше критических воспоминаний, переоценок, сожалений. Я не исключение, но могу сказать точно: моя жизнь была и остается яркой. Мне ни единой секунды не скучно жить. И я знаю, зачем живу. Завидуйте, кто понимает…»
На заднем плане восторженно выкрикнули: «Желаем вам хорошего здоровья!»
Сурен Аронович взглянул на собственные узловатые руки, пробормотал:
- А также иметь возможность им пользоваться…
***
Торец вбежал в метро, по привычке глянув на дисплей телефона – засёк время. Бросил жетон в турникет, проскочил было к эскалатору, но резко притормозил, вернулся. На стене среди сброда под грифом «разыскивается» он увидел физиономию, очень похожую на свою: бритоголовый парень, на щеке неровный шрам. Торец знал: когда он нервничает, шрам наливается кровью, делая его безобразным. На фотороботе неизвестный художник приделал рога и синяк под глазом.
- Вуду какое-то… – ткнул Торец в подрисованный глаз.
Маркером изгадил портрет до неузнаваемости и, довольный, шагнув на ступеньки эскалатора, поехал вниз. Оказавшись на платформе, прыгнул в прибывший электропоезд.
- Осторожно, двери закрываются… Следующая станция…
Торец ухватился за поручень, уставился в чернеющее окно. Когда-то он отслужил три года контрактником в Чечне, в спецназе. Это была «первая чеченская», самая кровавая и бессмысленная военная кампания. Говорят, на войне психика человека меняется на сто восемьдесят градусов - то, что на «гражданке» считалось дикостью, стало нормальным. И, соответственно, наоборот. Когда пришлось убивать, Торец не колебался: надо так надо. И вообще, оказалось совсем не страшно, будто не по-настоящему - как в компьютерной игре. Ухватился за джойстик и лупишь из бластера по отвратительным фантастическим монстрам. Тра-та-та! Сразу дюжины как не бывало…
После демобилизации, когда громила бесцельно давил стул в пивнушке, подвалил к нему один старичок непонятной национальности. Сурен Аронович долго беседовал с молодым солдатом и, как водится, уговорил – бывший контрактник стал киллером, наёмным убийцей.
Торец легко вжился в новую роль. В сущности, та же война, только в городских условиях, с применением подручных средств маскировки. Он привык к бдительности, научился, что называется, «ходить лицом назад».
Сурен Аронович был немного странным человеком. Однажды спросил:
- Парень, ты в Бога веришь?
- Да хрен его знает… - ответил тогда Торец. - Я когда в Чечне духов валил, вообще об этом не думал - некогда. Там всё просто: кто выжил, тот и Бог.
- А что чувствует спецназовец, когда стреляет в живых людей?
- Не знаю, - пожал тот плечами. – Отдачу, наверное.
- Не жалко?
- Ароныч, да ведь людей-то на самом деле раз-два и обчёлся. Большинство «человеков» только и думают, как брюхо набить да выпить послаще. Вижу я таких… Даже взгляд у них тухлый, никакой живинки в нём нет. Блёклая душа не светит, не греет. Коли помрёт такой, миру ни лучше, ни хуже…
- И то верно… – похвалил старик. – Правильно соображаешь! А вот я, грешным делом, иногда думаю: а вдруг придётся ответить? Крови-то на руках за всю жизнь знаешь сколько? Иногда даже страшно.
Зато Торец ничего не боялся. И теперь осматривался по сторонам. Девушка с плеером, дед с газетой, кучка студентов - не то… Прошёл вперед, заметил худого сорокалетнего мужчину. Лысоватый, на носу очки с толстыми линзами – натурально, доцент. Он так нетерпеливо переминался с ноги на ногу, что Торец догадался о роде беспокойства. Усмехнулся: вот попал-то мужик! В метро-то нет туалетов. То есть имеются, конечно, но не общественные, а для pаботников, и отдельно законсервированные - на случай эксплуатации станции в качестве бомбоубежища.
Именно с такими бомжеватыми хмырями все сходило с рук. Менты охотно квалифицировали смерть как самоубийство. Причин как грязи: кризис среднего возраста, личная неустроенность, алкоголь… Впрочем, в органах начинали о чём-то догадываться, судя по фотороботу и газетным заметкам, вроде такой: «Очередное происшествие в метро: на рельсы упал мужчина. Инцидент произошел в утренний час пик на станции «Пушкинская». На линии сразу было снято напряжение, но спасти не удалось. Мужчину могли случайно толкнуть на рельсы в давке, однако не исключено, что погибший покончил жизнь самоубийством, или его столкнули намеренно. В милиции информацию не подтверждают, но и не опровергают».
На киллерской должности Торец несколько лет прожил безбедно. А потом произошло странное: поток заказов пересох до небольшого ручейка, затем и вовсе иссяк. Киллер не понимал, что происходит: волновался, терял сон и вес.
Разъяснил ситуацию отраслевого спада Сурен Аронович:
- Время сейчас другое. «Бабло побеждает зло» - слышал такую поговорку? А ведь недавно придумали. Кто знал, что вопросы станет удобнее решать баксом?
Вскоре последовало ещё одно открытие: киллер физически не мог существовать без убийств. От «бескровия» Торца начинало колотить, словно наркомана на кумаре.
Куратор охотно объяснил явление:
- Парень, путь киллера – сдохнуть. Или от пули, или от жажды. Как вампир, хе-хе… Короче, единственный способ поправить здоровье – перегрызть глотку кому-нибудь, убить.
- Кому?
- А кому хочешь. Но учти: заказы со стороны брать категорически запрещаю. Бесплатно – вали кого хочешь…
Иногда у Торца возникали странные вопросы:
- Ароныч, а киллеры доживают до пенсии?
- Конечно, доживают. Главное - чашу крови не переполнить.
- Какую чашу?
- Представь, что каждый убийца носит всю жизнь персональную чашу. И она постепенно наполняется кровью.
- Ну?
- Когда она переполнится, тебя начнет грызть совесть.
- А как же жажда?
Сурен Аронович развел руками:
- Что тут сказать? Сложный народ киллеры - прямо клубок противоречий. Действительно, с одной стороны у тебя жажда крови, а с другой – чаша с этой же кровью. Неминуемый, так сказать, шах и мат.
- Погоди… И что там совесть?
- Говорю же: грызть тебя будет. И догрызёт, будь уверен.
- Как?
- Может, руки на себя наложишь, может, ментам сдашься – не знаю. Последнее особенно не советую: гнить в камере сомнительное удовольствие.
Торец только усмехнулся. Но информацию на ус намотал. И вскоре придумал относительно простой способ «поправить здоровье». Старик не соврал: киллер сразу почувствовал облегчение, едва первая жертва оказалась на рельсах.
Торец до сих пор помнил, как это произошло. Люди стояли на платформе станции метро, а человек - прямо перед ним. Торец положил ему руки на плечи – осторожно, почти невесомо касаясь тела. Когда тоннель выдохнул упругую волну тёплого воздуха, за мгновение до появления электропоезда, убийца приземлил ладони на плечи незнакомца, толкнул.
Толпа ахнула. И в ту же секунду человека размазало по кабине железнодорожного состава с таким звуком, который сразу снимал все возможные сомнения: выжил бедняга или нет… Уцелеть при таких раскладах невозможно, человек просто не успевает сориентироваться. Упади он чуть раньше, можно попробовать забиться в лоток, где контактный рельс. Но там ждут гарантированные восемьсот вольт…
После совершенного убийства Торец даже не делал попыток скрыться: людской поток сам вынес к эскалатору. Встал на ползущую ступеньку, медленно двинулся вверх. Он расслабленно смотрел на окружающих, а взгляд его плыл, будто у пьяного…
…Доцент вдруг посмотрел на киллера, встрепенулся, будто что-то вспомнил. У Торца сердце застучало так, что киллер отвернулся, уставился в окно - вдруг услышит?
Вагонная лампа замигала. И вдруг стробоскопические отблески на оконном стекле сложились в затейливые руны. И что самое невероятное – Торец мог их читать. Руны начали рассказывать историю о пророке, который десятилетиями водил каких-то дурачков по пустыне.
Дочитать Торец не успел: доцент собрался выходить. На остановке киллер шагнул следом.
Он вёл вплотную, почти дышал в заросший, давно не стриженный затылок. Особого искусства не требовалось, действовать в такой толпе несложно. Когда перешли на кольцевую, Торец подобрался, словно хищник перед атакой.
На этой платформе людей было ещё больше. Доцент упорно пробирался к самому краю, рассчитывая первым попасть в вагон. Торец так плотно следовал за ним, что успел кого-то чувствительно задеть, наступить на ногу - кажется, даже кто-то зашипел.
Теперь не до перепалок – он был так близок к жертве, что ощущал запах: смесь пота, несвежего белья в сочетании с ароматом дешёвого одеколона. Запах пьянил, почти как предвкушение сексуального акта, ноздри раздувались, как у хищника от запаха крови. Когда из тоннеля послышался гул подлетающего поезда, Торец крепко, до боли сжал кулаки – приготовился к финалу трагедии.
И вдруг доцент отвалил в сторону. Причем так быстро и технично, что Торец несколько растерялся. Впрочем, замешательство быстро прошло. Спецназовец, ожесточённо работая локтями, выдрался из толпы, несколько раз подпрыгнул на месте, пока не заметил знакомую башку - беглец уходил. Но не по эскалатору, как остальные пассажиры, а прямиком в метростроевский тоннель. Натурально – откинул хлипкую решёточку и пошёл себе.
Торец даже не спросил себя: зачем? На адреналине рванул следом, как охотник, полностью отдавшийся первобытным инстинктам.
«Ха! – думал он. - Кажется, догадался. Пытается убежать, дурашка…»
Доцент шустро задвинул стометровку по краю тоннеля. Вдруг резко остановился и нырнул в технический тоннель – сбойку, что соединяла рабочие тоннели. Торец следовал за ним.
В сбойке темно, хоть глаз выколи. Лишь иногда вспыхивали красные огоньки, одинокие, как глаза неведомых терминаторов. В воздухе появился фольклорно нелепый запах серы. Впервые убийце стало по-настоящему страшно – даже появился противный холодок внутри.
«А ведь доцент, пожалуй, и не доцент вовсе, - догадался он. – Неужто заманивал?»
Он поднял кулаки, готовый разорвать доцента на тысячу маленьких кусочков, сделал несколько решительных шагов. Позади послышался шорох, но отреагировать киллер не успел. Кто-то подкрался сзади, обхватил за шею, умело пережал артерию. Выпученными глазами Торец заметил шприц, спустя мгновение почувствовал укол.
Спецназовец поплыл сразу. Могучий организм отчаянно боролся, но не мог победить вещество, попавшее в кровь. Коварный очкарик подставил плечо, подхватил падающего верзилу.
- Тихо, тихо… - бормотал доцент. – Не падай, парень, не падай…
Они вышли в рабочий тоннель. Недавно тут прошёл поезд: чувствовалось некоторое волнение в воздухе.
- Виноват ты, парень, крепко виноват… - продолжал незнакомец. – Сколько народу положил зря… А самое главное, семью мою – жену с доченькой. Но ничего, теперь пришло время… Обопрись на меня, пойдём к свету…
***
Сурен Аронович проснулся. Солнечные лучи бодро пробивались сквозь пыльные занавески, с раскрытого окна тянуло запахом табака и кем-то сваренного кофе. Старик поднялся с дивана. Улыбнулся: сегодня у него очень хорошее настроение и отличный аппетит. Пожалуй, можно и позавтракать.
Поставил на плиту чайник, включил телевизор и сразу поймал фразу: «…под приходящий поезд человек. При нём обнаружены документы участника боевых действий…» Старик прищурился. Ведущая продолжала: «Инцидент произошел на станции «Крестьянская застава» северной линии метрополитена. Мужчина погиб на месте от полученных множественных травм, причины трагедии устанавливаются. В связи с происшествием задержка в движении поездов составила пятнадцать минут. В настоящее время движение поездов полностью восстановлено. Нашей телекомпании удалось получить пояснения машиниста электропоезда».
На экране появилось тревожное лицо пожилого мужчины в форменной фуражке: «Знаете, при каких обстоятельствах человека затягивает под поезд? Если человек стоит близко от края платформы, приходящая воздушная волна отталкивает его в сторону. Пассажир рефлекторно упирается ногой, чтобы сохранить равновесие. Но когда волна проходит, он попадает в зону разреженного воздуха и, таким образом, сам толкает себя под поезд. Затягивает обычно тех, кто стоит в самом начале платформы, где состав летит еще на скорости, и всегда под второй вагон. Закон физики. Но чтобы затянуло, когда я ещё не подъехал, такого, честно скажу, не было…»
- Наложил, значит, на себя руки… - пробормотал старик.
Выключил телевизор, задумчиво поскреб колючий подбородок. Прошёл в ванную, включил лампу над зеркалом. А когда намылил пену, люминесцентная лампа вдруг начала мигать. Сурен Аронович чертыхнулся, но вдруг заметил, что стробоскопические отблески на зеркале складываются в затейливые руны. И самое невероятное – он мог их читать.
«Чёрт, - подумал он. – Пожалуй, не стоит лишний раз заговаривать с собственными мыслями. Нужные всё расскажут сами, а ненужные запросто вынесут весь мозг. За такими нужно как можно плотнее закрывать дверь и дезинфицировать помещение - от греха подальше…»
Но руны уже выбивали своё: «Путь киллера – сдохнуть. Или от пули, или от жажды. Третьего не дано».
- В курсе, - проворчал старик. – Дальше что?
Руны погасли. А в дверь требовательно постучали, раздался громкий казённый голос:
- Откройте! Милиция!