Записки Размышляева

Светлана Хромичева
Светлана ХРОМИЧЕВА

ЗАПИСКИ РАЗМЫШЛЯЕВА

И тогда я понял: пришла пора решительных действий.
Осень в Петербурге случилась солнечная, тревожная. Октябрь уж наступил, а ясные дни следовали один за другим. В такой вот день осенний я в своей комнате курю, как обычно, солнце сквозь дым и стёкла немытые светит провокационно, на столе передо мной пепельница с окурками и пустые пачки из-под сигарет разбросаны. Сижу я, размышляю о несовершенстве мира и так небрежно пустую сигаретную коробку верчу левой рукой. И замечаю надпись, которую уже несчётное число раз видел, но значения не придавал, и читаю. Мелким шрифтом напечатано: «Минздравсоцразвития России предупреждает», а покрупнее: «Курение вредит вашему здоровью». Прочёл я это, как в первый раз, будто только что читать научился, и случилось: внезапность, просветление, видение. Почудилось, как сквозь лёгкие облака, красивое лицо дамы-министра, обрамлённое белокурыми локонами, но удручённое обязанностью заботиться обо всех больных и убогих, и взгляд её прямо мне в глаза проникновенный и голос нежный и грустный, как во сне: «Предупрежда-аю…»
Я головой тряхнул, видение пропало. Перечитал ещё раз надпись, призадумался посильнее и понял, что написано-то не конкретно. Сообщается, что моему здоровью вредят, но кто именно, кто эти вредители? Курение? Курение – процесс. Но почему процесс идёт? Потому что нужно же курить, если сигареты купил, а купил, потому что продают, а продают, потому что производят. На этом я решил остановиться: кажется, стало проясняться.
Вредители – на табачной фабрике. А фабрик таких много на нашем вертящемся шарике. Какой-то уже мировой заговор прорисовывается. И не пора ли мир спасать от этого глобального вредительства? Пора!
И стал я ещё активнее курить, чтобы сильнее разозлиться, чтобы обидеться серьёзно за своё повреждённое здоровье. И мысли тут у меня в голове замельтешили, закружились, разные способы борьбы с этим злом запридумывались. А мысли мои, между прочим, цненные, я бы даже сказал – сверхценные. Мне и пенсию за них платят, хоть я ещё человек не старый. Врач в больнице, когда я ему рассказал, какие козни, интриги, злые умыслы, против меня и глобально против всего живого плетут адепты мирового зла, так и сказал: «За такие ваши мысли, Размышляев, полагается вам группа и пенсия». (Замечу в скобках, что деньги эти небольшие, совершенно не соответствуют ценности моих дум).
И, может быть, кто-нибудь ещё считает, что думать – безделье, что умственная энергия – эфемерность? Ничего подобного, уже научно доказано, я об этом из телевизора узнал, что мысли материальны.
Тем более, что размышляю я о вещах реально существующих. Я не какой-нибудь там напёрсточник от науки, вроде тех физиков, которые выманили миллиарды денежных единиц из различных фондов на постройку адронного коллайдера, и теперь морочат всем головы, делая вид, что ловят в двадцатисемикилометровом бублике-коридоре, выдуманный таким-то Хиггсом, бозон, пользуясь тем, что никто в этом ничего не понимает, да ещё и пугают людей чёрной дырой.
Нет, я  не имею к этим шарлатанам никакого отношения. Занимающие меня проблемы очевидны, лежат на поверхности жизни, но к ним привыкли, не замечают, их как бы не существует. А я всё вижу, и душа моя болит и страдает невыносимо.
Начать борьбу я решил с демонстрации протеста. Но такая акция хороша, когда многолюдна. Вышел во двор поискать ещё народ для участия. Вижу – идёт женщина из соседнего подъезда с двумя детьми, и все курят. Я к ним подошёл и говорю:
– Приглашаю, вас соседка с вашими отпрысками в субботу на демонстрацию у табачной фабрики. Будем протестовать против вреда причиняемого нашему здоровью вследствие курения.
У мамаши глаза вылупились, она аж дымом поперхнулась и закашлялась
– Что-что, какая ещё демонстрация? Да вы в своём уме?
И ещё жест такой сделала, будто палец в висок вкручивает. А младший сынок её курок кинул на газон и закричал:
– Дядя-псих! Дядя-псих!
А девчонка, что постарше, мне дым в лицо пустила колечками и захихикала весьма нагло.
После этого я понял, что инертность масс мне не по силам преодолеть и придётся действовать в одиночку.
На другой день в тех же раздумьях вышел из дома сигарет купить, еды какой-нибудь, да мусор выбросить заодно. Подхожу к помойному контейнеру, закидываю в него мешок с мусором и замечаю скользящим взглядом на асфальте какую-то брошюрку полуразорванную, на середине открытую. Так и потянуло в неё заглянуть. Смотрю, читаю, а там, как нарочно, о вреде курения, якобы провоцирует оно многие болезни. Ну, про склероз сосудов, ишемию, рак лёгких я и раньше слыхал но облитерирующий эндартериит меня поверг. Так и передёрнуло.
Представился мне этот эндартериит ископаемым зверюгой и тут же появился глюком из-за соседней пятиэтажки: ростом чуть пониже дома, буро-зелёный, бугристый, разинутая пасть, как багажник хорошего автомобиля и вся утыкана зубами клиновидными, в глазах – голодная целеустремлённость, мощным хвостом бьёт и всё кругом облитерирует. Вот оно! Жуть-то какая?! Разорвали брошюрку-то, на помойку выбросили, от народа скрывают.
Эта подсказка судьбы ещё более укрепила мою решимость действовать и, по возможности, быстро, так как курю я много, и здоровье моё уже, видимо, значительно повредилось.
Не без сомнений и колебаний я выбрал способом борьбы индивидуальный террор, показавшийся наиболее эффективным. При этом я, я не хотел кого-либо убивать, намеревался лишь привлечь внимание к проблеме демонстративным взрывом около фабрики. Но дома не нашлось даже новогодних петард.
Пошёл на рынок. Иду и поглядываю по сторонам. Смотрю, парень стоит в рыжей кепке-бейсболке. Стоит без дела, будто ждёт кого-то и курит. Я подошёл к нему и говорю тихо, чтобы не услышали посторонние: – Не знаешь ли, где здесь можно взрывное устройство купить.
Парень так и подскочил:
– Ты что, мужик, охренел?
Ну, я отошёл от него, походил ещё по рынку, поспрашивал кой-кого, но все меня гнали и ещё грозились в милицию сдать. Я уже домой собрался разочарованный, чувствуя, что нечего мне там ловить, а на выходе меня тот парень в бейсболке догоняет и шипит в ухо: «Слышь, мужик, у меня есть то, что тебе надо. В сторонку, давай, отойдём. Зашли мы за ларёк какой-то Он вынимает из пластиковой сумки коробку синюю картонную, как бы из-под обуви, скотчем крест-накрест несколько раз перевязанную. На коробке надпись белыми буквами по-английски: хай кволыти*, а сбоку коротенькая верёвочка торчит.
– С тебя, мужик, двадцать пять тысяч рублей за эту штуку, – говорит парень.
– Да ты что, откуда у меня такие деньги? – говорю я.
– Так чего ж ты зря людей тревожишь? А сколько есть?
Ну, ладно, сговорились за пятьсот. Дал я ему деньги, а он мне пакет с коробкой. Тяжёленькая оказалась.
– А как пользоваться-то?! – вспомнил я.
_____________________
* – высокое качество.
– Вот, верёвочка. Нужно выдернуть её и быстро отбежать подальше. Взрыв – через тридцать секунд.
На другой день надел я куртку старую, зелёную, шапку вязаную до глаз натянул, шарфом обвязался, взял пакет с «бомбой» и поехал на трамвае к фабрике. Подъезжаю, смотрю – здание внушительное, семь этажей, вокруг – ограда бетонная.
Я не стал, конечно, в проходную соваться, чтобы не запомнили. Пошёл вдоль стены, Выбрал место, где кусты густо росли. Там под ограждением лазейка была небольшая, как раз, чтобы коробку подсунуть. Выдернул я верёвочку, «бомбу» – под забор, и бежать к остановке трамвайной.
Бежал и всё оглядывался, чтобы посмотреть, как рванёт, но ничего не увидел. Стоял, трамвая ждал. Тридцать секунд давно прошло, и минута, и пять минут, десять, пятнадцать. Подошёл трамвай, я домой поехал. Приехал, телевизор включил, надеялся ещё, что в новостях о взрыве сообщат, но ничего не было об этом. Видно, обманул меня парень с рынка, и зря я потратился на эту «бомбу».
Следующий день был суббота. Сижу, курю, а за окном – дождливо туманно даже и так тоскливо безысходно мне от вчерашней неудачи, хоть плачь. Сижу я в этом тумане и слышу из квартиры, что выше этажом, лай собачий. Там, надо мной живёт одна особа, дама с собачкой. Мопс у неё толстый и премерзкий: цвета такого, как мороженое крем-брюле, хвост крендельком на спину закручивается, морда – вся в складках, сплюснутая и чёрная. А кличка у этого пёсика – Чемберлен. Я неоднократно наблюдал, как соседка после работы с ним около дома гуляет, на газончик его выпускает, собачью нужду справить, а потом зовёт за собой: «Чемберлен, Чемберлен…» Когда я мимо прохожу, она специально его науськивает, чтобы он на меня лаял. А лает он, хоть и невелик ростом, очень громко и злобно. Между прочим, ни разу не видел я, чтобы она закурила. Почему бы это? Как задумался я, так меня загадка и посетила. Не иначе, как соседка эта на той фабрике работает, то есть, она – одна из тех, кто моему здоровью вредит. Следовало это уточнить, поэтому я, как увидел из окна, что она своего Чемберленчика вывела, тоже оделся и из дома вышел, к ней подошёл и спрашиваю так прямо, в лоб:
– Я в квартире под вами живу, лай вашего пса каждый день слышу, и мне хотелось бы знать, где вы работаете?
Она посмотрела на меня свысока и говорит:
– Я на такие вопросы не отвечаю, – и отвернулась с заносчивым видом. А мопс её, при этом, стал гавкать, визжать, с поводка рваться и зубы свои кривые скалить в мою сторону. После этого я окончательно уверился, что она из этих вредителей.
Тут уже ничего другого мне не оставалось, как сесть и написать письмо в Минздравсоцразвития. И я написал:
«Многоуважаемая, дама-министр, я Ваше предупреждение понял и проявляю бдительность. Только очень прошу Вас увеличить мне пенсию, чтобы я мог купить себе пистолет с резиновыми пулями, потому что соседский мопс по кличке Чемберлен на меня постоянно злобно лает и мечтает укусить. А когда у меня будет такой аргумент, я смогу дать достойный ответ Чемберлену, прямо в его отвратительную чёрную морду. А если встретится случаем эндартериит, то и он получит по зубам клиновидным, чтоб зарёкся облитерировать».
Подумал немного и приписал: «А то сами посудите, мне моей пенсии едва на курево хватает».
И подписался: «Благодарный, заранее,
Семён Размышляев».