Я остановил автомобиль на светофоре.
Через лобовое стекло я смотрел на ускоривших свой шаг пешеходов, разноцветных, разновысоких, разностройных и разновозрастных.
Кто-то шел любуясь собой со свисающими из ушей проводками наушников и помахивая головой в такт ему одному известной музыке.
Важно ступали на высоких каблуках девушки-фотомодели или похожие на них. Их взгляды и выражение лица не допускали сомнения в том, что они станут мисс-чего-нибудь не позже, чем через неделю.
Рядом остановились «Жигули», из открытого окна которых громко звучала мелодия старинной песни про «вандефул лайф». Эти слова повторялись постоянно, хотя, учитывая «возраст» песенки и многое другое, мало кто в этом сомневался. По крайней мере, всякий раз пытался убедить себя в этом.
Теперь пешеходы шли под музыку, хотя вряд ли ее слышали. Но я-то слышал
и то, что вандефул лайф, и видел, что пешеходы разноцветными, молчащими, спешащими, думающими каждый о своем, восковыми фигурами, рискующими расплавиться под палящим солнцем шагают ей в такт.
Почти все пешеходы.
Колонну замыкала старушка, медленно пересекавшая проезжую часть с сумочкой в одной руке и «бадиком» в другой. Она спешила меньше всех. Пожалуй, даже вообще не спешила.
Пройдя до «островка» она остановилась и снова, на всякий случай, посмотрела и вправо и влево.
Из «Жигулей» по-прежнему песня объясняла окружающим, что если «лайф», то обязательно «вандефул».
Правда поется-то это на английском языке, но понятно и без перевода. Почти всем.
Старушка не слышала песню. Она уже пересекла проезжую часть и стала осматриваться, как будто что-то вспомнила.
Вскоре она села на лавочку и начала по очереди вынимать из сумки сверточки с купленными продуктами и рассматривать кассовый чек. Сложив все обратно в сумку, она купила мороженое и снова возвратившись на скамейку, стала с удовольствием его есть, и рассматривать через очки прохожих. Ее лицо выражало если не радость, то какое-то очень приятное спокойствие. Трудно сказать, чем было вызвано это состояние, но пусть оно будет, пусть это состояние продлит ей жизнь и позволит хоть иногда улыбнуться…
Всех этих последних сцен я уже не видел.
Я ехал дальше. «Жигули» убеждавшие всех в вандефульности нашей жизни, тоже уже уехали.
Все забыли про песню, как только она перестала громыхать. А то, что лайф действительно вандефул в состоянии понять каждый человек, все мы,
когда перестанем своими руками делать зачастую ее даже невыносимой и для других, и для себя.
И пусть чаще напоминают об этом звуки мелодии, о «вандефул лайф», несущееся из открытого окна стареньких «Жигулей».
А каждый, услышав, на минуту задумался о смысле двух простых, но важных слов, которые определяют главное: жизнь человека должна быть прекрасной.
Пусть даже прекрасной по-своему, не похожей на другую, но прекрасной.
Мне кажется, что старушка, сидевшая на скамейке с мороженым в руке, думала об этом тоже.