С давних времен любимой русской забавой были кулачные бои, получившие после 1917 года ярлык тяжкого наследия темного прошлого. Между тем, обычная с виду уличная махаловка подчинялась очень строгим правилам и распорядкам. Здесь даже, как в нормальной современной спортивной жизни, существовал свой календарь соревнований. То есть дрались в основном с Николы Зимнего, шестого декабря, до Масленицы. Дрались для забавы, не насмерть, просто показать свою удаль молодецкую. Бились деревня против деревни, улица против улицы, одна часть города против другой – в Туле, например, зареченцы с незареченцами или заводские оружейники с посадскими. В спину убегающему бить воспрещалось – можно было только лицом к лицу.
Прежде чем начаться самому бою, разыгрывался целый обряд. Для затравки из стенки выбегали дети, которые начинали задирать сверстников из противоположного лагеря. Происходило это до тех пор, пока за младших не вступались взрослые. Дети убегали, а мужики начинали драться по строго оговоренным правилам. Бить разрешалось в грудь, голову или живот (не ниже пояса). Никаких посторонних предметов участники драки в руках не должны были иметь, за это смертным боем нарушителей лупили и свои, и чужие. Тем не менее, железные «толкачки», «плитки» и прочие запретные предметы все равно применялись. Иногда, если бой продолжался слишком долго, стороны могли сделать перерыв минут на пятнадцать. После чего продолжить.
В. Гиляровский описывал три вида кулачных боев: стенка на стенку, свалка-сцеплялка и один на один. В первом случае лучшие бойцы сначала не участвовали в схватке. Их час наступал, если неприятель пробивал «стенку» — первый ряд бойцов. Тогда «надежда-боец», как называли лучших, мчался на помощь своим, держа шапку в зубах. Он бил кулаками во все стороны, таранил вражью стенку, восстанавливал боевое равновесие и убегал обратно, предоставляя остальным закончить дело. Самыми сильными и умелыми считались участники боев один на один. У каждого был хороший раскрут, говоря современным языком, – свои болельщики, которые ставили на них заклады, выигрывая или проигрывая большие деньги. Сами же бойцы никогда за деньги не бились. Правда, если побеждали, позволяли угостить себя обедом.
В до¬шед¬ших до нас вос¬по¬ми¬на¬ни¬ях туль¬ско¬го ме¬ща¬ни¬на ХVIII сто¬ле¬тия Аб¬ра¬ма Бу¬лы¬ги¬на есть упо¬ми¬на¬ние о том, что он «в ку¬лач¬ных бо¬ях ве¬ли¬ким пол¬ко¬вод¬цем бы¬вал; пять¬ю¬ста¬ми двух ты¬сяч по¬би¬вал». Что, по мне¬нию ис¬сле¬до¬ва¬те¬лей, го¬во¬рит о раз¬ма¬хе, ко¬то¬рый при¬ни¬ма¬ли та¬кие бои. Муж¬ско¬го на¬се¬ле¬ния, по дан¬ным ре¬виз¬ско¬го уче¬та, бы¬ло в Ту¬ле 8 300 в 1767 го¬ду и 10 200 в 1784. То есть в дра¬ке на две с по¬ло¬ви¬ной ты¬ся¬чи бой¬цов уча¬ст¬во¬ва¬ло от 25 до 30 про¬цен¬тов го¬род¬ских муж¬чин. «Пре¬ве¬ли¬кие ку¬лач¬ные бои», как пи¬шет Бу¬лы¬гин, про¬хо¬ди¬ли в Ту¬ле в чис¬тый по¬не¬дель¬ник – то есть в пер¬вый по¬не¬дель¬ник по¬сле мас¬ле¬ни¬цы, ко¬то¬рую при¬ня¬то бы¬ло про¬во¬дить в об¬жор¬ст¬ве и пьян¬ст¬ве. Это на¬зы¬ва¬лось «вы¬тря¬сать бли¬ны». Бои чис¬то¬го по¬не¬дель¬ни¬ка за¬вер¬ша¬ли зим¬нюю се¬рию, про¬дол¬жав¬шую¬ся с вы¬па¬де¬ни¬ем сне¬га ка¬ж¬дое вос¬кре¬се¬нье. «Во все это вре¬мя Ту¬ла раз¬де¬ля¬ет¬ся на две сте¬ны, на Мо¬с¬ков¬скую и Град¬скую; ка¬ж¬дая име¬ет сво¬их бо¬га¬ты¬рей и сво¬его ата¬ма¬на», – рас¬ска¬зы¬вал в кни¬ге «За¬пис¬ки рус¬ско¬го пу¬те¬ше¬ст¬вен¬ни¬ка», из¬дан¬ной в де¬вят¬на¬дца¬том ве¬ке, А. С. Гла¬го¬лев. Кста¬ти, сам Аб¬рам Бу¬лы¬гин, ес¬ли ве¬рить все¬му им на¬пи¬сан¬но¬му, был од¬ним из та¬ких ата¬ма¬нов, то¬ва¬ри¬щи за¬зы¬ва¬ли его «с на¬ми на ку¬лач¬ный бой пол¬ко¬вод¬ни¬чать, а нам что¬бы бить¬ся».
А вот что го¬во¬рил по это¬му по¬во¬ду ге¬рой «Рас¬те¬ряе¬вых ти¬пов и сцен» Гле¬ба Ус¬пен¬ско¬го Гав¬ри¬ла Ива¬ныч Зай¬кин:
– На¬ши n-ские дра¬ку лю¬бят-с. Это у нас пер¬вое удо¬воль¬ст¬вие. И ле¬том и зи¬мой у нас всё дра¬ки бы¬ва¬ют-с, то есть для удо¬воль¬ст¬вия… Зи¬мою боль¬ше на ре¬ке де¬рут¬ся – ме¬сто ров¬ное. Ле¬том – тут не¬да¬леч¬ко, за се¬ми¬на¬ри¬ей. Опять то¬же по¬стом, в чис¬тый по¬не¬дель¬ник, бли¬ны у нас вы¬тря¬са¬ют… В это вре¬мя то¬же дра¬ка у нас бы¬ва¬ет круп¬ная. По¬ря¬док у нас свой-с… Пер¬вое де¬ло бой¬цы у нас есть, эта¬кие осо¬бен¬ные лов¬ка¬чи… Н-ну, по¬бьют¬ся об за¬клад – кто ко¬го; ко¬то¬рые за¬клад дер¬жат, сей¬час они да¬ют знать «в свою ули¬цу» ре¬бя¬там-с. Объ¬яв¬ля¬ют ре¬бя¬там, так, мол, и так, в та¬кой-то день… ну и со¬би¬ра¬ют¬ся. И бой¬цы в на¬шей сто¬ро¬не пер¬вей¬шие!.. По слу¬хам-то так и вы¬хо¬дит, что ни¬где, по¬чи¬тай, эта¬ких бой¬цов не¬ту… Да у нас, что я вам ска¬жу, у нас был один бо¬ец, поч¬таль¬он, так он что же? – ко¬чер¬ги эти гнуть, али бы день¬ги се¬реб¬ря¬ные в труб¬ку свер¬ты¬вать, это ему – тьфу! Он … че¬ло¬ве¬ка с од¬но¬го ма¬ху в гроб вго¬нял! И не то что¬бы с под¬во¬хом ка¬ким… а честь-че¬стью, по чис¬той со¬вес¬ти: пер¬во-на¬пер¬во он по¬ка¬зы¬ва¬ет на¬ро¬ду ку¬лак, раз¬жи¬ма¬ет его, что¬бы ви¬де¬ли все – ни¬че¬го не¬ту, ру¬ка чис¬тая! Опять то возь¬ми¬те в рас¬чет – в опас¬ные мес¬та, при¬мер¬но в ви¬сок, он не бил, ни-ни! А бил он как сле¬ду¬ет, по пра¬ви¬лу, по чис¬той со¬вес¬ти, и с од¬но¬го ма¬ху в гроб че¬ло¬ве¬ка за¬ка¬ты¬вал. Вот-с!..
Бой¬цы в Ту¬ле дей¬ст¬ви¬тель¬но бы¬ли зна¬ме¬ни¬тые. «В по¬ло¬ви¬не 1700-х го¬дов и дол¬го по¬том сла¬ви¬лись в «стач¬ках» ка¬зан¬ские су¬ков¬щи¬ки, а из от¬дель¬ных бой¬цов – туль¬ские Але¬ша Ро¬ди¬мый, Ни¬ки¬та Дол¬го¬вя¬зый», – пи¬сал в 1912 го¬ду жур¬нал «Рус¬ская ста¬ри¬на». О Ро¬ди¬мом пи¬шет в сво¬ей кни¬ге и Гла¬го¬лев.
Наши тульские кулачники славились далеко за пределами города. Вот, например, что писал журнал «Русская старина» в 1912 году.
«Два потока сшиблись друг с другом и они, точно волны, колыхались и то отступали, то набегали друг на друга. Среди этих стенок резко видны были «бойцы и силачи», излюбленные и славившиеся иногда не только в своей окрестности, но и далеко на Руси. Так, в половине 1700-х годов и долго потом славились в «стачках» казанские суковщики, а из отдельных бойцов – тульские Алеша Родимый, Никита Долговязый. Пыляев говорит, что в 1796 году победителем долго славился целовальник Гордей. Грозно поднимались их руки, грозно опускались на противников, и те валились как пешки в кеглях под ударом шаров, – многие просто отбегали и кругом бойца образовывалось свободное пространство». На всякий случай уточню, что Родимый и Долговязый – это, конечно, не фамилии, которых тогда еще у простолюдинов и в помине не было, а прозвища.
И далее автор статьи рассказывает о правилах и распорядке боев:
– «Ну, выходи, выходи!!! – вызывали бойцы противников, более или менее себе равных, и если находился такой, образовывался бой в одиночку – поединок. Победа одного из единоборцев иногда решала бой, и побитая сторона обращалась в бегство, а иной раз бой и продолжался. Общая свалка принимала гомерические размеры: страсти разгорались, и, наконец, одна из стенок стремительным натиском сламывала противную сторону и обращала в бегство.
В спину убегающему бить воспрещалось – можно было только лицом к лицу. Однако с опрокинутой стенкой и бегством одной стороны дело не всегда кончалось; «опрокинутые» поворачивали, сплотнялись и в свою очередь превращались в нападающих, а иногда и в окончательных победителей.
После каждого, в особенности, очень многолюдного боя, непременно были тяжко побитые и даже убитые. На утоптанном снегу, по льду реки оставались лежать без движения тела, товарищи убирали их и забирали с собою или вмешивалась полицейская власть.
Жертвы изувечения не могли бы даже указать виновного. Да и как уберечься, когда в разгуле страстей, в толпе наносимый удар приходился неумышленно по такой части тела, что причинял вред или даже смерть.
Один из таких случаев произошел в 1823 году, во время путешествия государя императора Александра I на юг. В Пирятине 20 июля был кулачный бой и на бою этом прибывший из Кременчуга мещанин Иван Герасимов убил до смерти пирятинского мещанина же Трофима Сыроватникова. Командир расположенного в Пирятине егерского полка Морозов донес об этом случае его величеству. Очевидно, государь император был недоволен и огорчен происшествием и приказал исследовать его и высочайше повелел указом от 20 октября через военного министра кулачные бои воспретить».
Од¬на¬ко до на¬ча¬ла по¬един¬ка сто¬ро¬ны не ис¬пы¬ты¬ва¬ли друг к дру¬гу ни¬ка¬ких вра¬ж¬деб¬ных чувств, что опи¬сал Глеб Ус¬пен¬ский все в тех же Рас¬те¬ряе¬вых нра¬вах»: «Ско¬ро мы бы¬ли на мес¬те боя. Де¬ло про¬ис¬хо¬ди¬ло за го¬ро¬дом, на лу¬гу, по¬рос¬шем мел¬кой тра¬вой. В ожи¬да¬нии боя боль¬шая часть пуб¬ли¬ки стол¬пи¬лась у ка¬ба¬ка, дру¬гая тол¬ка¬лась и бе¬га¬ла по лу¬гу. Пуб¬ли¬ка это бы¬ла са¬мая раз¬но¬об¬раз¬ная: мас¬те¬ро¬вые, сол¬да¬ты, чи¬нов¬ная мел¬ко¬та, се¬ми¬на¬рис¬ты. По¬след¬ние уст¬рои¬ли на лу¬гу иг¬ру в лап¬ту, сняв пред¬ва¬ри¬тель¬но са¬по¬ги и за¬су¬чив пан¬та¬ло¬ны вы¬ше ко¬лен».
Полиция и многие светские институты безуспешно пыталась воспрепятствовать проведению этой народной забавы. Например, предписанием Тульской духовной семинарии категорически предупреждалось, что семинаристы «ходить на зрелища, как-то: на кулачные бои, на звериную травлю, на конское ристание и другие подобные отнюдь не должны». Да и сами драчуны были на чеку – как правило, на приближении к месту поединка ставились в дозоры мальчишки. И полицейские могли застать кого-то врасплох, только если караульные излишне увлекутся происходящим и забудут о своих обязанностях. Если становилось известно о приближении стражей порядка, бой немедленно прекращался, и соперники спокойно расходились, демонстративно распевая песни.
Собственно, власти тревожило не только то, что во время таких боев соперники запросто могли покалечить, а то и убить кого-то, но и обязательный убыток городской казне и беспокойство мирным жителям. Вот что писала в июле 1912 года «Тульская Молва»: «Вчера городской десятник Лобачев сообщил городской управе, что в последних числах июля предполагается устройство кулачных боев в местности близ нового парка в районе третьей части, при этом он добавляет, что возможно ожидать поломки деревьев в парке». Третья часть города – это нынешнее Заречье. Там же в феврале 1914 года сообщалось следующее: «Наряду с тем, констатируется печальный факт. Чулковский сад, устроенный отделом (русского общества охранения народного здравия) для детских игр весь поломан и затоптан. Объясняется это тем, что подвижным играм в Чулкове предпочитаются… кулачные бои». Впрочем, для Чулково кулачные бои вообще были образом жизни. Как-никак, самый беспокойный район города. Даже знаменитый тогда пристав Лавров, приструнивший хулиганов с Веневской улицы, державших в страхе всю округу, и которого побаивались революционеры-подпольщики всех мастей, с любителями кулачных боев ничего не мог поделать.
Были у кулачных боев и свои покровители. Главный из них – колоритный тульский купец Пармешка, или Парменыч. В миру – хлебный король Иван Колоколин. У него была пекарня на углу улиц Заварной и Арсенальной, где выпекали самый дешевый в городе хлеб. «В голодные годы, когда пуд муки ржаной до одного рубля доходил, он хлеб продавал рабочим копейка с четвертью фунт. Говорили, что он муку в карты выигрывает, поэтому и продает дешево, а на самом деле он рабочих ячневым хлебом кормил, о котором редко кто тогда имел представление», – писал о нем в книге «О былом и пережитом» А. Фролов. Впрочем, если верить ходившей по городу частушке «Проигрался наш Пармешка, Подорожила коврежка», хлеб был далеко не всегда дешевый.
Так вот этот Парменыч был большим любителем азартных развлечений. Здоровый седой старик, как называет его Фролов, гонял по городу на малорослых иноходцах, был известным картежником, любителем конской охоты, театра и пения. А еще руководил черносотенным Союзом Михаила Архангела, и в событиях октября 1905 года, когда в центре Тулы произошла кровавая стычка между социал-демократами и черносотенцами, завершившаяся разгоном и тех и других казачьей сотней, играл не последнюю роль.
А еще он был известен как устроитель по праздникам кулачных боев, в которых участвовало иногда и до полутысячи человек. Говорят, и сам Парменыч в них бился, что вполне возможно. Тульские купцы – народ был очень своеобразный.
Еще од¬но¬го лю¬би¬те¬ля ку¬лач¬ных бо¬ев, не¬кое¬го Ива¬на Аб¬ра¬мы¬ча опи¬сы¬ва¬ет Глеб Ус¬пен¬ский: «Он мог пе¬ре¬чис¬лить всех луч¬ших бой¬цов лет за две¬на¬дцать по¬имен¬но, мог при¬пом¬нить наи¬бо¬лее гро¬мад¬ные бит¬вы и кро¬во¬про¬ли¬тия». Ни дать, ни взять со¬вре¬мен¬ный спор¬тив¬ный бо¬лель¬щик.
Гражданская война и наступившая эпоха строительства социализма не сразу отбили охоту к этой забаве. Дрались в Чулково, дрались в Заречье, рядом с храмом Сергия Радонежского, «у колодезя». «За последнее время в Заречье происходят кулачные бои, в которых принимают участие и подростки, и их отцы. Уж больно пришлось по душе невежественным любителям сильных ощущений, число которых с каждым днем растет, привлекая массу ротозеев, это варварское развлечение», – писал в 1922 году «Коммунар». А через год там же можно найти и описание одного из таких мероприятий.
«Широкая луговая дорога между «семинарской» частью города и «подъяческой». По сторонам огороды. Дальше начинаются поля. Это – «белобородовская мыза», арена кулачных боев. Солнце на закат, когда стали стекаться со всех сторон бойцы – «на мызу». Началось с маленьких, с «огольцов», как называют ребятишек на местном жаргоне.
– Э… э… эй!! Давай, давай, давай!!!
– Давай-вай-вай!
Потом в кулаки. Сойдутся, разойдутся.
– Давай! Давай! Давай!
За «огольцами» идут подростки. Напирают сильнее. «Подъяческая» сторона дерется против семинарской.
За подростками следуют 20-летние и старше. Уже стемнело, дело принимает все более серьезный оборот.
Пришли «вожди». Много пьяных. Идет «всесветная» ругань. За каждым словом летит стая трехэтажной и более высоких построений ругани. Целые небоскребы ругательств. Атмосфера пьяно-кабацкая. И это в пролетарской Туле…
«Семинарские» лидеры кулака – Генька Фомин, Филька Кузин, Дридадон. «Подъяческие» лидеры – Васька стекольщик и «портные» (три брата).
Каждая сторона разделилась на три стены. Идут стенами. Вышибают зубы. У одного вышибли четыре зуба. Подбивают глаза, ломают ребра, подставляют синяки.
Гвалт. Свистки. Дикие выкрики. Совсем темно. Бой достиг своего высшего предела. Вышли и старики на подмогу. Волнами ходит человеческая масса… Дерутся не менее тысячи человек. Идут драки и в одиночку на «любака».
Опять же маленький комментарий. Излишняя эмоциональность автора в некоторых описаниях – в частности, пьяно-кабацкой атмосферы и всего остального, она в духе времени. На то, что считалось пережитком, вешали всех собак. Так что много пьяных здесь могло быть, но могло и не быть. Просто других документальных свидетельств, к сожалению, нет.
Наверное, последнее донесение о доблестной победе органов правопорядка над пережитком царского режима относится к 1923 году, когда в «Коммунаре» появилась следующая заметка: «19 сентября тульские кулачники потерпели серьезное поражение на тростенском участке. С 5 часов началась очередная кулачная свалка. Матершина, зуботычины, реброломство. Бойцы выставили дозоры: ребячьи пикеты сторожат поле битвы. Но… страсти разгораются. У ребят-дозорных все внимание обращено на ход сражения. Неожиданным является появление милиции. 20 минут – вожаки обеих партий уже оцеплены и взяты в плен, остальные разбегаются. Таким образом, красные стражи порядка одержали новую победу».
О тульском выяснении отношений было известно далеко за пределами нашего города. Известный эстрадный исполнитель В. Малежик, который мальчишкой жил далеко от Тулы, вспоминает: «Я наслушался душераздирающих историй, которые еще больше подогревали мой пыл. Одна из них о том, что какой-то мальчик переносил на себе велосипед через Упу и утонул. Другая – о кулачных боях зареченских пацанов с незареченскими. Для меня Тула была окутана одновременно волшебным и страшным ореолом».
Впрочем, это уже были всего лишь легенды. В середине двадцатых годов кулачные бои как массовое явление в Туле умерли.