Ирэна Сергеева
Она всю жизнь в начале всех начал,
Бездарнее её я не встречал.
Борис Орлов
Забредший в творчество скиталец,
Несчастный мытарь, враг стихов –
Сосёт он свой безумный палец,
Чтоб слыть звездой черновиков.
Николай Михин
Его душа щедра, тонка, легка –
Живёт и пишет он для… дурака.
Пародия в голубых тонах
Из меня сельский житель аховый,
Что ни сделаю, все не так.
Не родился ты, Левка, пахарем,
А к чему на селе примак.
И сельчане на сходе выдали:
– Пропадет Ляксеич. Женить!
Сердобольные не обидели,
Порешили, тому и быть!
Ну спасибо, вот так уважили!
Только кто за меня пойдет?
Вон косится соседка-вражина,
Дай ей волю, тут и прибьет.
Нет, пойду к мужикам. Сподручнее!
Потолкуем о том, о сем…
Ах, село ты мое «Нескучное» –
Кто-то мается, мы живем!
Лев Алексеев,
из книги «Яблочный Спас»
Мужики норовят по бабам,
А Ляксеич спешит к мужикам.
Повернулся к соседке задом –
Оскорбил, как последний хам…
Он и впрямь сельский житель аховый,
Испугался веселых баб,
Да уж, не был Ляксеич пахарем,
На халяве нажил свой скарб.
Знает – бабы теперь толковые,
Не раскрутишь на шару вмиг,
Извели «примака» укорами,
Словно вовсе он не мужик!
Ты толкуй не толкуй, Ляксеюшка,
Мужикам ты совсем не друг,
Болтовней ничего не посеешь ты,
Надоело твое «А вдруг…»!
Воспламенен и cтрастью я объят.
Из венка сонетов Л. Алексеева
I
Не помню, кем и как я подожжен,
Горю, но чья-то страсть меня обняла,
Я наточил глаза, очков для зренья мало,
Вальяжит кровь – я вспомнил старых жен.
Мой стон распят каким-то подлым горлом,
Но чем он приколочен – не пойму,
Не преуспел я в жанре разговорном,
Мужскую скупость подарил ему.
О, Вечер, мне искусственность близка,
Все перепутал я, как вихрь перед грозою,
Зачем я тайны красил бирюзою,
Ведь я всего-то землекоп песка?!.
II
Всего какой-то землекоп песка,
Сгорел дотла и тут же воскресаю,
В кентавра превращаюсь, жизнь – тоска,
От гимнов, мною сляпанных, скисаю.
Боялся тленья, а оно пришло,
Хмельная голова права от водки,
Талант молчит. Что ремесло? – Щекотка,
Дразнящая бесславное чело.
Я поздно начал мстить вине и чести,
Риторикой замучил всех друзей,
Чужой я пил коньяк да и елей,
Стою как лживый льстец на лобном месте.
Пора бы протрезветь от удивленья,
Быть эпигоном – жуткое томленье.
III
Быть эпигоном – жуткое томленье,
Лететь сквозь бледно-серые лучи,
Ну вот, опять болят виски. С печи,
С лежанки грязной чудится паденье.
Откуда луч вдруг взялся? Нет ему!
Опять пишу про жизнь абракадабры,
Дышу легко, не легкие, а жабры
Нужны поэту, чтоб восполнить тьму…
Горячка прогрессирует – вот праздник,
В морщины лоб засунешь и молчишь,
О вечер, в голове настала тишь –
Кентавр из клетки в выпущен в заказник…
Я потерял связующую нить…
Когда, когда придут меня кормить?!
IV
Когда, когда придут меня кормить?
Огурчиками с хрустом и капусткой,
Чтоб приобщиться мне к идее русской,
Чтоб спонсоров на книжку раздобыть.
Они нашлись, люблю я дураков!
Лапшу на уши вешать я умею,
Сорвал деньжат, соврал и был таков,
Я стал подобен мылу, даже клею.
Не вижу дальше собственных услад,
Работать не люблю и не желаю,
Ну, кто сказал, что я не рад? – Я рад!
Кто денег не дает, того облаю!
Да здравствует халява на века!
Я русский, самый нищий, но пока!..
Пестрые мыслиГрёб бы деньги лопатой, но с детства не был приучен к физическому труду…
Сколько судей пошло на мыло, а всё равно с ним перебои.
Смело товарищи в руку!..
Вор проверял деньги, не отходя от кассы, и был пойман с поличным.
И почему называют вино сухим, если стольким людям оно подмочило репутацию?
Не храните деньги в банке: стеклянная банка бьётся, а металлическая ржавеет.
Бес в ребро – седина в бороду? Да сбрей ты её к бесу!
Требуется мастер на все муки.
Если вы вышли из себя – не торопитесь возвращаться, может быть, наконец-то войдёте в положение других.
Лица некоторых женщин зачастую являют собой нечто среднее косметическое.
Бросьте курить… и не бросайте окурки на пол!
Если сердце ушло в пятки, уноси ноги.
Вес как в аптеке? А разве аптека теперь пример?
Кто в лес, кто по дрова… и я туда же.
Не перегибай палки, которые собрался вставлять кому-то в колеса.
За одного ученого двух неученых дают. Много ученых не стоят и одной дамбы.
Унижали людей чаевыми, вот и чай пропал.
Покупателя так искусали цены, что он укусил продавца.
Перекосит от злобы – смотри в кривое зеркало.
Был предусмотрителен, даже брился за неделю до праздника.
Граждане, немедленно не бегите по эскалатору!
Экономьте воду! Иначе нам скоро нечего будет загрязнять.
Берегите бумагу! Помните, что даже талон для проезда в транспорте стоит пять копеек.
В мире животныхИ зачем только люди «собачьей радостью» именуют колбасу, если сами ей радуются больше собак?
Купил кота в мешке? Ну и слава Богу! Назови Мурзиком и люби брата меньшего.
Осторожно, злая собака: встает не с той лапы.
Талоны на сахар – полбеды. Беда, если введут талоны на сахарные кости.
Иногда собакам бывает стыдно, что они похожи на своих хозяев.
Волков бояться – в лес не ходить? Смотри волком и иди куда хочешь.
Мокрая курица?! Бери, скоро и таких не будет.
Раки не водятся во многих водоемах потому, что они теперь свистят на горе.
Картинная галерея«Возвращение нудного сына»
«Истерия двадцатого века»
«Рыбная давка»
«Рвачи прилетели»
«Воровство майора»
«Дураки на Волге»
«Охотники наплевали»
Медпункт
Боль и тревога
– Доктор, у меня очень болят руки, смотрите, они даже не сжимаются в кулаки…
– А вы что, юноша, сюда драться пришли?
Не договорились
– Ну, вот и все, больной, завтра утром пойдете и сдадите кровь на сахар.
– Доктор! А можно я, как все, рассчитаюсь за сахар талонами?
У нарколога
– Ваш начальник, молодой человек, сказал мне, что если бы вы не пили, то давно были бы мастером участка…
– Но когда я выпью водки, мне кажется, что я уже директор фабрики.
Шерше Ларошфуко
Иду по Невскому, вижу пустой лоток, у лотка очередь, люди скопились. Спрашиваю:
– Что давать будут?
– Да вроде Ларошфуко…
– А это вкуснее лаваша?
– Гурман! Здесь книгами будут торговать.
– За гурмана ответишь…
– Хорош собачиться. Лучше встаньте в затылок, а то не поймешь, кто последний!
– А вы читали этого… как его… Фуко?
– Нет, не читал, но видел, как его маятник в Исаакиевском качается.
– Так он еще и книги писал?
– Кстати, его маятник в Исаакии давно сняли.
– Фуко – это, наверное, фамилия, а Ларош – имя. А книги он, конечно, писал… Тогда все писали.
– Стыдно, товарищи. Продавать будут Ларошфуко – знаменитого французского афонариста.
– Что-то в «Литературке» его афоНАризмы не печатают. Какой же он знаменитый?
…Тем временем к лотку принесли книги, пришла девушка-продавец и объявила, что будут продавать «Мемуары и Максимы» Ларошфуко – французского писателя семнадцатого века. Уселась на раскладной стульчик и, вынув пилочку, вздохнула:
– Это вам не Агата Кристи… Кому максималисты, граждане?
Очередь мгновенно поредела.
Рыночные отношения
Старушка на рынке приценивается к товарам:
– Милок! Почем твоя клубничка?
– Двенадцать рублей.
– А вишня?
– Десять.
– Ну а смородинка подешевле?
– По семь, бабуля.
– Слушай, родной, и зачем тебе столько денег, если ты можешь есть эти ягоды бесплатно…
Группа захвата
Было это еще в те далекие времена, когда в винно-водочные магазины выстраивались огромные очереди, а про талоны и слыхом не слыхивали…
Собрался я как-то в пятницу в ночь за грибами с друзьями, а они мне говорят:
– Ты, Женька, с Васильевского, там, слыхали, с этим делом напряжёнки меньше, купи что будет, но лучше водки, а то сам понимаешь – устанем, промокнем… Словом, бог велел…
Взялся я выполнить это «деликатное» поручение. Подъехал к магазину, что на углу Гаванской и Шкиперского Протока. Очередь верстовая. Встал в самый хвост, стою, чуть не плачу. Через час электричка, друзья на Финляндском уже, наверно, у ленинского паровоза ждут, а тут на тебе – стой и не рыпайся. Толпа жаждущих шумит:
– Собчака сюда надо, а лучше Ельцина!
– Дело им до тебя, успеешь еще набубониться, встал бы лучше к тому, за кем стоишь, поближе, а то вон этот военный уже готов примазаться. Смотрите, да он уже кривой!
– Да ладно тебе, он тоже человек, бухнуть-то всем хочется.
– Да-а-а! Пока группа захвата не затарится, стоять нам до второго пришествия.
– Какая еще группа захвата?
– Ты что, интеллигент, слепой? Разуй глаза-то! Вон тони как лихо работают. Человек десять встают заранее, а сотни полторы потом примазываются или деньги им сунут. Гляди, уже целая хунта сизоносая выстроилась, в четыре ряда стоят. Норма-то по три бутылки на человека…
– Придется и мне норму брать, не стоять же так каждый раз.
– Возьмешь, возьмешь, если тебе останется…
– А этот свистулькин с матюгальником и дубинкой на что тут вычислился?
– Он алкашей боится, только старух может гонять.
– Ну, черт! Хороший у меня день рождения! Скоро родня придет, а выпить нечего.
– Самогонку пора начинать гнать! Не жила бы я в коммуналке – гнала бы! Все равно эта госводка двадцать восемь градусов, ну, может, тридцать. У мужа спиртометр есть, он измерял. А между прочим, сам химик Менделеев определил водке сорок градусов.
– Витюха! А может, не будем стоять? На пятаке у штырей по пятнахе купим.
– Да ты что, с похмела, что ли? Мне за эту пятнаху три дня инженерить. Потерпи, успеем, завтра не на работу.
– Ой, глядите, мужик с фингалом, что за мной занимал, уже с бутылками, и баба красномордая уже с «фаустом».
– Сейчас за углом с собутыльниками раздавит и снова подойдет.
– Маневры тут отработаны круче, чем у Террозини из «Спрута». Группа захвата действует, как часы.
– Внимание, тесней ряды, подходим!
– Куда ты подходишь? Я от этой водосточной трубы до входа в лабаз в прошлую среду два часа подходил. На вот лучше свежую газету почитай, тут про инопланетян написано, уже и под Ленинградом приземляются.
– Стрелять их надо, нам самим есть нечего. При брежневском застое лучше жили… Дал бы лучше беломоринку. У тебя Урицкого?
– Мужики! Кому очередь за трёху?
– Мне!!! – невольно выкрикнул я.
– Подходи к дверям лавки, сынок.
Взял у меня трешку мужик с фингалом, тут же подвел к другому субъекту с двумя синяками на морде лица. Тот стоял почти у самого входа в магазин. Вдруг чьи-то невидимые руки и плечи втиснули меня в магазин, и я очутился у самого прилавка. Носитель дубинки и мегафона при этом равнодушно отвернулся.
– Сколько тебе, грибничок? – спросила продавщица.
– Норму, – смущенно ответил я…
Домчался я на такси до вокзала. Двух электричек уже и след простыл. Благо друзья мои с понятием, дождались меня на загородном перроне, отбеспокоились.
Грешен я! А что поделаешь? Группа захвата мне крупно помогла, а иначе плакали бы мои грибы и сотоварищи…
Грешен? А может, наоборот, тут сам бог велел. Святое на Руси стало это дело. Куда от него денешься?