Мне нравится, когда в моей голове просыпаются чертики, наслушаются музыки носятся как угорелые. Спускаюсь по пути на работу или обратно с нее в подземный переход, холодный и длинный, весь пол в грязных подтеках, люди, идущие навстречу, кажутся грустными и усталыми, надеваю наушники, включаю веселую песню, и чертики пускаются вскачь, подбивая и меня идти вприпрыжку, бежать по ступенькам и воображать, будто я танцую на какой-нибудь вечеринке...
А потом я останавливаюсь, снимаю музыкальные беруши и оглядываюсь вокруг. Много цветов, щебечут птицы, вспоминаю о том, что завтра выходной день; хорошо. Слева на холме стоит чистая белая церковь. Завтра в восемь утра на ней зазвонят колокола, а в восемь десять на балкон прилетят голуби. Они будут заглядывать в окна и петь трубные песни в расчете на горсть черных семечек. И если я не просплю этот час, то смогу пойти в нее, чтобы в правом крыле в тишине, стоя под суровым взглядом Серафима Саровского, попросить прощения, и если повезет и будет праздник, то в открытой в такие дни центральной части церкви, ближе к алтарю, подойти к другой иконе Серафима Саровского, он посмотрит на меня своими добрыми глазами и предложит простить всех и вся в этой жизни, слишком короткой для вечности, а потом я услышу музыку, заполняющую собой своды церкви, прекрасную и непостижимую, никак мне не удается сохранить ее внутри себя.
В конце дня уже под вечер я закину на плеер новые песни, веселые и грустные, чтобы следующим утром не чувствовать себя одиноким среди множества людей, и тогда, спустившись в подземный переход, я буду представлять, как мимо, танцуя, проходит жизнь, под удивительную музыку, которую только нужно услышать.