4. Дискотека в Чашкино
Воскресенье. В столовой на завтрак, как и положено, в дополнение ко всему - вареные яйца. На отдельном столе высится банка с вареньем. Кажется, черника. Желающие черпают из банки варенье маленькой поварешкой на длинной ручке. Ажиотаж царит только среди курсантов. Для остальных – дело привычное. В основном пьем чай. После вчерашнего загула есть особо не хочется.
Мы предоставлены сами себе.
- В город поедем?
- Чего мы там не видели?
- Да ну его, надоел…
Кто-то предлагает:
- Может, на лыжах покатаемся?
- А чего? Давайте!
Быстренько узнаем, у кого ключи от лыжного склада, подбираем по размеру ботинки, и выходим за территорию части. Вдоль деревянного забора проложена хорошо укатанная лыжня, по которой солдаты гоняют на лыжах во время утренних зарядок.
На лыжах не все чувствуют себя одинаково уверенно. В училище мы все больше пешком бегали. «Спортивные праздники», будь они не ладны! Десять километров в полной выкладке. В час не укладываешься – в отпуск не едешь. Прекрасный стимул. Через день – перебегаешь. И так, пока отпуск не закончится.
Яркий солнечный день. Снег сверкает так, что перед глазами очень скоро плывут красные круги. Взгляд отдыхает только, когда смотришь на темные стволы деревьев.
Ножи с собой. Нас неоднократно предупреждали, что леса очень живые. Прошлой зимой рысь на часового прыгнула с дерева. Хорошо, что штык был примкнут – напоролась. Но все равно успела его расцарапать, даже несмотря на тяжеленный караульный тулуп. Теперь шкура этой рыси у комдива на стене кабинета висит.
Рыси мы не видели, а вот белок – это пожалуйста, это – сколько угодно. Следов заячьих – пруд пруди. Еще какие-то следы, которые мы, посовещавшись, назначаем волчьими.
Скатываемся с горки вниз, разрезая снежную целину следами своих лыж. Костя Маковецкий, на прямых ногах, с криком въезжает в плотные еловые лапы, пробив которые, обрушивает на себя целые сугробы снега, и валится набок под всеобщий гул одобрения.
Чуть дальше вьется меж снежных отвалов проселочная дорога, которая коротким ответвлением упирается в занесенную по пояс лесопилку. Людей нигде не видно. Решаем не подъезжать ближе, чтобы не следить своими лыжами.
- Опилки никому не нужны?
- А почем?
- Да бесплатно!
- Вроде не нужны…
- Ну что, возвращаемся?
Карабкаться в горку желания не возникает, поэтому делаем небольшой крюк и, в конце концов, выкатываемся прямо к воротам части.
На улице градусов десять мороза, но мы мокрые насквозь, в расстегнутых куртках ПэШа (полушерстяного обмундирования) с красными после лыжной прогулки лицами, пышем жаром.
В солдатской бане с удовольствием плещемся в душе, и к обеду чувствуем себя отдохнувшими и готовыми к подвигам. Снова всплывает предложение съездить в город. За обсуждением планов на вечер нас и застает дежурный лейтенант со смешной фамилией Филь:
- Чего вы маетесь? Вон на дискотеку сходите.
- На дискотеку!? – Шульц недоверчиво смотрит на молоденького лейтенанта, с которым нас разделяет всего-то год службы.
- Ну, в Чашкино. Здесь рядом.
- Чашкино, Ложкино, Табуреткино…, - ёрничаем мы.
- Там чуть ниже лесопилка…
- Видели, видели
- А от нее тропка вправо. Можно и по дороге, но крюк большой. А по тропинке – километра полтора.
Шульц, известный в нашем узком кругу меломан, перебирает ногами от нетерпенья:
- А когда там начинается?
- Да часиков в восемь.
- Ну всё! Решено! Сегодня – танцы.
- Вы только это… по одному не шарахайтесь, - наставительно добавляет Филь, и мы идем по казармам готовиться к вечеру.
Вся подготовка сводится ко сну, бритью и стандартным курсантским грезам о симпатичных девушках.
В семь часов вечера девять страждущих встречаются на плацу перед штабом.
- А Валерка чего?
- Не хочет.
- Нам больше достанется!
Выходим за ворота, и, отойдя несколько шагов от фонаря перед ними, погружаемся в темноту леса. Практически не сговариваясь, раскрываем ножи и кладем их лезвием вниз во внутренние карманы шинелей. Не то чтобы страшно, но так чувствуешь себя гораздо увереннее.
Глаза быстро привыкают к царящему меж деревьев сумраку, и оказывается, что здесь не так уж и темно. Сквозь редкие облака просвечивает почти полная луна. Она большая и яркая. Огромные разлапистые ели отбрасывают на снег черные контрастные тени.
До лесопилки спускаемся напрямик, по нашим следам, проложенным во время утренней лыжной прогулки. Ноги глубоко проваливаются в снег, несмотря на то, что днем успела образоваться плотная корка наста. Народ чертыхается, то и дело, снимая сапоги и вытряхивая из них снег. Проходим мимо места, где Костик Маковецкий таранил елки. Две ели, между которыми он так живописно въехал, чернеют ветками со сбитым снегом, отчего кажутся голыми и злыми.
- Костя, вроде ж нормальные деревья, чего ты на них осерчал? – подначиваем мы.
- Я на лыжах последний раз в шестом классе катался, - оправдывается «Карлик Нос».
- Тебе санки надо было брать!
- Или тазик…
- Да он в тазике до Солекамска бы катился!
- Да идите вы! – беззлобно отмахивается Костик.
Через высокий сугроб, идущий вдоль бровки дороги, выпрыгиваем на проселок. Здесь света от луны еще больше, потому что не мешают деревья. Осматриваемся. Нам направо. Проходим мимо длинного сарая сонной лесопилки, рядом с которым свалены горы, занесенных снегом веток, сучьев и боковых обрезков с кусками коры.
- Смотрите справа. Там тропка должна быть.
Смотрим справа. Метрах в пятидесяти от места нашего «перехода-перелаза» в сугробе пробита брешь, за которой виднеется тропка, видимо пользующаяся популярностью. Два человека на ней не разминутся, но идти по одному достаточно комфортно. Ныряем в чащу. Деревья плотно обступают нас. Рука непроизвольно ложится на рукоятку ножа. Стоит звенящая тишина, в которой слышно как скрипит снег под нашими сапогами.
- Интересно, под что у них в деревне танцуют, - спрашивает Шульц, пытаясь заглянуть под нижние ветки елей, в поисках притаившихся волков.
- Толкунова…
- Сенчина!
- Да у них Лещенко, это Heavy metal!
Дружным смехом раздвигаем темноту. Тропинка, не сильно петляя, выводит нас на окраину поселка. Редкие огоньки вдалеке. Длинная изгородь из жердей. Белые, пушистые как кошачьи хвосты, столбы дымов из труб. Жизнь.
Тропка уходит влево, но мы решаем срезать дорогу к цивилизации, поэтому топаем по снежной целине в сторону ближайшего фонаря. Складываем ножи. Напряжение спадает. Затея с ножами теперь кажется нелепой, отчего становится по-детски стыдно.
Через десять минут, ориентируясь на все лучше слышные голоса и музыку, подходим к местному клубу, похожему на большой бетонный спичечный коробок.
Вывески на здании нет, но по наличию курящего деревенского люда становится понятно, что мы попали туда, куда целились. За окнами клуба, покрытыми оплывшим льдом, вспыхивают огни светомузыки. К нашему удивлению, из-за выпятившей дерматиновое пузо двери, вместе с клубами пара, вырываются наружу хорошо знакомые звуки “Dark side of the moon” любимого Pink Floyd. Танцевать под это нельзя, но для разогрева – лучше не придумать.
Сбившись плотной группой, закуриваем. На утоптанном пространстве перед клубом стоят, в основном, девушки. Парней всего-то человека четыре, да и на вид они учатся в восьмом классе.
Перед дверью располагается билетер-контролер-фэйсконтроль-распорядитель, который периодически останавливает стремящихся внутрь, просто уперев в человека кулак с зажатыми в нем семечками. Несмотря на усилившийся к вечеру мороз, абориген предпочитает непокрытую голову и отсутствие рукавиц. Его приземистое бочкообразное туловище, обтянутое отечественным темно-синим спортивным костюмом с начесом, похоже на чучело, рубаху которого плотно набили соломой. Штанины натянуты поверх голенищ валенок, что придает нижней части тела налет чего-то механического, некую роботоподобность. Прямые темные волосы, до половины скрывающие уши, производят впечатления стрижки садовыми ножницами.
Постепенно понимаем, что вход на дискотеку платный. Входящие протягивают какие-то деньги, получают сдачу, открыв дверь, окатывают нас музыкой, и скрываются в клубе.
Изображая отрешенную неспешность, приближаемся ко входу. Внезапно нас окликают:
- Ребята, угостите даму сигаретой…
Это сказано таким хриплым грудным голосом, что все поначалу теряются. Оказывается этот спортивно-валеночный «Страшила» - дама!? Ой, как интересно!
Протягиваем сигареты. Угощаем огнем.
- А вы кто такие?
Вопрос прямой, конкретный. Смотрим на Шульца, одновременно решая как представиться. «Карателей» могут не пустить, а «космонавтами» быть надоело.
Шульц стоит наполовину прикрыв глаза и в такт музыке топчет носком сапога окурок.
- Курсанты…, - говорит Костя Маковецкий.
- О, у меня брат тоже в армии служит. Где-то под Питером. А! О! В Гатчине! Так что сегодня – военные бесплатно!
Мы смущенно улыбаемся, даже не пытаясь вникнуть в глубины ее логики, заверяя, что в состоянии заплатить. Как мы поняли – вход стоит рубль. Это мы еще можем потянуть. Хриплый голос торжественно объявляет:
- Сказала «нет»! Значит – нет!
Маленький, щуплый Вова Яшин щедро отсыпает стражу дверей семечек, которые у него почему-то есть всегда, и мы проходим в помещение.
Едва мы делаем шаг внутрь, нас накрывает волной теплого воздуха. Не душного, а именно теплого. Комфортного и уютного. Pink Floyd звучит, мощно ударяя низкими частотами по нашим внутренностям.
- Ну что, узнаешь Людмилу Зыкину? - пытаясь докричаться до Шульца, говорит Костя.
- Угу, – кивает Шульц в такт музыке.
Сразу за дверью, у входа, составлены в несколько ярусов друг на друга столы, пересыпанные стульями. Сваливаем шинели и шапки в большую кучу, подпирая ее несколькими стульями. Так – на всякий случай… В этой части помещения свет не горит, и мы, находясь в полумраке, имеем возможность внимательно рассмотреть пространство. Большой зал с расставленными по периметру длинными лавками, в дальней части небольшая, приподнятая на две ступеньки сцена.
На сцене перед заставленным аппаратурой столом, со сдвинутыми на щеки наушниками, стоит дискжокей. Он проворно орудует ловкими руками, и вот уже для нас поет Челентано. Наличие приличной аппаратуры не вяжется в сознании с названием деревни.
- В Чашкино на дискотеке, наверное, играют на ложках…
- На чашках!
- Не, на электроложках! И бас-балалайка с квакером…
Так мы думали, пока шли сюда. И вот пришли. А тут – пожалуйста – и Pink Floyd с Челентано, и дискжокей с наушниками…
На лавках вдоль стены сидят исключительно девушки. В выходных платьях, в туфельках. Их человек двадцать Нас девять… Кто сказал – не делится!? Нормально!
И ни одного парня! Кроме того, ближе в сцене расположились какие-то нарядные дети, которые смотрятся здесь несколько инородно.
Мы, справившись с переодеванием и кое-как причесавшись, дружно появляемся из сумрака предбанника.
Сразу же ловим глазами удивленно-восторженные заинтересованные взгляды девушек.
Нам кто-то из взводных сказал, что в этих местах курсантов уже лет пятнадцать не было. Поэтому нашу форму и не знают. Поэтому и «космонавты» прокатывают.
Занимаем выжидательную позицию, окидывая взглядом зал. Время уже – начало девятого.
- Курсанты!
Поворачиваемся на звук. В полумраке видна просунувшаяся в дверь кривостриженная голова билетерши:
- У вас все нормально!? – громко кричит она.
- Нормально, нормально…
И тут начинается дискотека. Гаснет свет и зал наполняется рок-н-роллом.
Не переставая нас удивлять, в центр зала, освещенного огнями светомузыки, выскакивают две пары детишек, лет по семь. Мальчики в белых рубашках с черными бабочками и черных шортах. Девочки в белых блузках и красных юбочках. Все детишки в белых гольфах!
Это настолько неожиданно, что мы замираем с раскрытыми ртами. Дети танцуют классно. Весь танец на носочках. Скорость, азарт, буря эмоций. Праздник продолжается минут десять. Звучит последний аккорд. Музыка стихает. Мы хлопаем так, что больно ладоням. Вовка Яшин свистит. Дети кланяются во все стороны, потом подходят к своим местам и натягивают поверх шортиков по двое теплых штанов. Сняв с шеи бабочки, пареньки пялят на себя толстенные свитера. На ноги надеваются стандартные в этих местах валенки, на головы большие мохнатые шапки с опущенными ушами…
Только что было такое чудо, и вот мимо нас бредут домой четыре крохотных создания, три раза в неделю танцующих в деревенском клубе потрясающий рок-н-ролл. Провожаем их грустными взглядами, одобрительно теребя по шапкам:
- Молодцы, здорово. Классно танцуете…
В центр зала неспешно стягиваются местные барышни. Звучит мелодия, напоминающая медленную кадриль, и нам совершенно непонятно, как под «это» можно танцевать.
Шульц поднимается на сцену к дискжокею:
- Привет.
- Привет.
- А у тебя какая музыка есть?
- А какая нужна?
- Ну, что-нибудь потяжелей, - Шульц с сомнением смотрит на деревенского паренька.
- “Deep Purple”, “Black Sabbath”, “Accept”…, - со знанием дела перечисляет дискжокей.
Шульц с пониманием кивает.
В помещение проникают трое местных парней. Они, не раздеваясь, а только расстегнув черные овчинные полушубки, вяло двигаются рядом с девчонками, что-то с ними обсуждая.
Мы по-джентельменски даем доиграть «кадрили», после чего дискжокей, объявляет:
- Для наших гостей-курсантов звучит эта композиция!
Зал накрывает грохот в исполнении “Accept”. В выборе Шульца можно было не сомневаться! Девушки растерянно освобождают пространство перед сценой. Мы, громко топая восемнадцатью сапогами, исполняем ритуальный танец племени каннибалов. Со стороны это действительно выглядит устрашающе. К танцу добавляются элементы каратэ, которым некоторые из нас занимались, поэтому к концу вакханалии, парней в зале мы не обнаруживаем. Взгляд у девушек обескураженный: «Во, как у них там танцуют! Столичные, наверное!».
Шульц снова поднимается на сцену. Медленный танец. Выбор богат. Танцуем.
Когда танец заканчивается, в зале появляется «ведущий» - рослый подвыпивший парень в сдвинутой набекрень шапке и два «ведомых» - поменьше и понаглее.
«Основной» подходит к симпатичной девушке, только что танцевавшей с Вовкой Саганом, и, крепко взяв ее за руку, тянет к выходу:
- Хватит, потанцевала. Одевайся.
- Сева, ну только началось все. Лучше ты оставайся…
Парень раскрасневшимся лицом обводит зал. Презрительно кривит губы:
- Нет уж, спасибо.
Саган смотрит на него:
- Она хочет еще потанцевать, что не понятно?
- Ну-ну, – говорит местный Сева и, развернувшись, уходит, уводя и своих подручных.
Просто Шерхан с двумя шакалами.
Событие необходимо перекурить. Выходим на улицу перед входом.
Сева что-то оживленно объясняет нашей знакомой билетерше. Увидев нас, машет рукой и отходит в сторону, туда, где стоят еще человек пятнадцать «чашкинцев».
Самый щуплый в нашей компании Володя Яшин отважно интересуется:
- Чё не заходите? Там хорошо. Тепло…
- Давайте-давайте, грейтесь, - отзывается голос кого-то из местных.
Курить холодно. Уходим в недра клуба потанцевать, попросив дискжокея сделать свет «не таким ярким». Быстрых танцев – один на пять медленных.
Свет в зале приглушается до полумрака, который придает каждому танцу оттенок таинственности. Постепенно формируются устойчивые пары, которые раз за разом танцуют только друг с другом.
На очередном перекуре мы без энтузиазма отмечаем, что местных пацанов стало уже человек двадцать, в руках у них черенки от лопат, на которые они опираются, тихо переговариваясь.
- Слыш, Вовка, такое ощущение, что у них тут склад с черенками.
- Ну! Это чтобы заборы не разбирать. Козлы.
Возвращаемся в клуб. Несмотря на то, что играет медленный танец, мы стоим плотной группой, обсуждая сложившуюся ситуацию:
- Сюда они не сунутся…
- А нам как высунуться?
- С ножами против палок не попрешь…
- С ума сошел, а если подрежем кого!? В тюрьму захотел!? Никаких ножей!
- Этим прыгалкам еще часа три жизни. Потом клуб закроют и аля-улю… гони гусей…
- В принципе, можно стулья разобрать, и задними ножками…
- Вариант…
- Хреновый вариант. Задавят. Наших надо звать.
- Если толпой вывалиться, а одного отправить за нашими…
- Если быстро туда-сюда… По всякому – больше часа. Не продержимся…
- Да и гонца перехватить могут.
К нашей группе направляются две делегатки от притихших девушек:
- Ребята, да вы не бойтесь. Они только пугают.
- Мы боимся!?
- Да если нас разозлят всерьез, то у вас тут пахать некому будет.
Девушки виновато втягивают головы в плечи:
- Севка дурак, конечно, но он только чтобы авторитет не подорвать… Парни же смотрят…
- Про Сявку вашего - вообще отдельный разговор…
Шульц, намеренно исказивший имя местного авторитета, снимает ремень и, взяв бляху в левую руку, правым запястьем несильно, но точно бьет по нижней части ремня. Кожаная полоса ремня, плотно охватывает его руку, превращаясь в грозное оружие.
Шульц делает несколько жужжащих «восьмерок», в основном, играя на публику, и злорадно усмехается. Девушки смотрят на зажатый в его руке кистень с выражением неподдельного ужаса за судьбу своих ухажеров.
Володя Саган проделывает с ремнем ту же самую процедуру, добавляя к ней одну существенную деталь. Он переворачивает короткий язычок ремня и снова засовывает его под тренчик. Теперь тяжелая латунная бляха повернута ребром, и если раньше она только гарантировала наличие на узком лбу большой и красивой звезды, то сейчас вполне в состоянии этот лоб раскроить надвое.
Чтоб не быть голословным, Вовка подходит к сваленным в кучу стульям, и несильно раскрутив ремень над головой, опускает его на один из них. С громким хрустом ломается перегородка, а ремень, описав красивую дугу, замирает подмышкой у Вовки, прижатый рукой.
Эффектно. Выразительно. Убедительно.
Несколько девушек, в основном из тех, которые не танцевали, проходят мимо нас:
- Можно мы пройдем?
Мы уступаем дорогу. Едва открывается дверь, выпуская девушек, в нее тут же просовывается голова билетерши, похожая на деревянную болванку из театральной гримерки с криво надетым на нее париком:
- Ой, ребята… Наши-то чё-то… это…
- Да ладно тебе… Порешаем проблему.
Как потом выяснилось – именно эта фраза все и решила. Нашей подруге, все это время пытавшейся утихомирить супер-Севу, вместо «порешаем» послышалось «порешим»! Ну, она и доложила, честь по чести, мол, порешат вас всех, если чего не так.
Когда мы, предварительно оценив через окно расположение противника, дружно вышли на улицу с висящими в руках ремнями, Севино воинство уже терзалось «смутными сомненьями»… Местные пацаны стояли плотной черной кучей метрах в двадцати справа от входа, и их боевой настрой оставлял желать лучшего. А тут еще Вовка Яшин со всех своей худощавой дури так врезал бляхой по промерзшей водосточной трубе, что та, получив вмятину, отозвалась грохотом сорвавшегося внутри льда.
- Вы чё!? Чё с ремнями-то сразу?
- Так мы колов не захватили с собой!
- Не круто берете – порешим всех!?
- Вы чё, дураки? Кого порешим!?
- Вон, Лорка сказала, что грозились порешить тут…
Ищем взглядом источник недоразумения. Ага, значит билетершу зовут Лорка! Смотрим не нее, но она самозабвенно грызет семечки.
- &$%^, да не «порешим», а порешаем… В смысле вопрос…
Похожий на сдавленные рыдания всплеск смеха. Бормотание.
- Вы от ракетчиков, что ли?
- Ну.
По всему было видно, что сивушный запал, которого было достаточно для старта, сейчас основательно вымерз, и трезвым продрогшим пацанам, уже совершенно не хочется драться. Вот только как об этом сказать так, чтобы девки уважать не перестали?
- А чего вы на холоде торчали? – вопрошает Костя Маковецкий, ни на кого не глядя, пытаясь бляхой сбить сосульку с козырька входа.
- Так вы таким буром поперли танцевать….
- А чё нам, в углу надо было стоять по стойке «Смирно»?
Местные отзываются нервным смехом, который немного разряжает атмосферу.
- А чё вы наших девок…, - начинает один из аборигенов, но, не придумав «чё мы ихних девок», замолкает.
- Еще претензии есть?
- Да вроде нет, - неохотно говорит Сева.
Мы начинаем неспешно приводить ремни в порядок, водружая их на место.
Местные тоже расслабляются. Среди них есть совсем молодые. Наверное, собрали всю бойцовскую мощь с деревни. Кто-то просит закурить. Без намека на наглость. Просто по необходимости.
- Парни, а вы откуда?
- Из Энгельса.
- Это где?
- Сорок минут до Лейпцига на автобусе, - Шульц в своем репертуаре.
- А-а-а…, - понимающе кивают местные.
- Да это напротив Саратова, через Волгу, - выдает военную тайну Костя Маковецкий, наконец-то справившийся с сосулькой.
Сразу всем становится легче. Постепенно перемешиваемся. Шульц уже дает уроки владения ремнем. Смех. Возгласы одобрения. С виноватыми лицами, бочком-бочком, подходят девушки. Но подходят так, что непонятно рядом с кем они стоят – то ли с нами, то ли с ними.
- Холодно тут у вас, – ежится Вовка Саган.
- Ага, - довольно соглашаются «чашкинцы».
- Сейчас бы чаю горячего.
- Так это не проблема! – тянет на себя одеяло авторитета забытый в суматохе общения Сева.
- Леха, ключи от столовой у кого?
- У мамки. А чё, надо? Сделаем.
- Курсанты, айда с нами! Чайку попьем, а хотите и водки можно.
Большой толпой мы движемся по спящей деревне. Сева строго, не терпящим возражения тоном отправляет младших по домам. Те нехотя откалываются от основной группы, веером расходясь по тропинкам. Время медленно близится к полуночи. На наше приближение ревниво реагируют местные собаки, которые, гремя цепями, вскакивают на сложенные у заборов дрова и лают откуда-то сверху. Собаки по большей части большие и лохматые, производящие впечатление некормленых волкодавов, на протянутую руку отзываются довольным скулежом, отчаянно махая хвостами. Треплем их по загривкам, удивляясь собственной безрассудности. Однако, отойдя насколько шагов, слышим в спину злобный лай – да понятно, работа есть работа.
Сбиваемся в кучу перед крылечком большого деревянного строения с вывеской «Столовая». Через пару минут прибегает довольный Лёха, который снимает амбарный замок и, распахнув дверь, барским жестом приглашает внутрь.
Просторно. С улицы – даже тепло. Помещение еще не успело окончательно выстудится. Двигаем столы и стулья. Размещаемся. Сева раздает команды. Здесь он в своей тарелке. Пацаны сноровисто возятся на кухне. Ставят на электроплиты здоровенные эмалированные чайники с длинными хоботами носиков. Кто-то приносит две бутылки водки. Мы окидываем взглядами собравшихся и понимаем, что этого не просто мало, а мало катастрофически.
Появляется немного черствый хлеб и большой кусок сала. В подсобке обнаруживается деревянная бочка с солеными огурцами.
- Жаль, что магазины уже закрыты. Можно было бы еще водочки взять, - задумчиво говорит Шульц.
Оказывается, что деревенский магазин открывается так же просто, как и столовая. Сбрасываемся по скромному. В сторону магазина убывают гонцы. С подноса со стаканами разбирается тара. Разливается водка. Нарезается сало. Огурцы, холодные как сосульки, наваливаются в большую миску. Выпиваем за знакомство. Из магазина возвращаются затареные под завязку пацаны. Наш стол из стиля «давай по быстрому за гаражом» превращается в поляну «посидим, выпьем, поговорим».
Несколько банок консервов, две палки толстой серовато-розовой вареной колбасы, увесистый кусок сыра и целая авоська водки.
- Ну как там? – спрашивает Сева.
- Да нормально. Я список написал и деньги оставил.
- Дверь хоть закрыл?
- А-то!
Пьем, сыпем «городскими» анекдотами и байками из курсантской жизни. Народ хохочет. Снова пьем. Братаемся. Нас приглашают на следующую дискотеку. Обещаем. С хохотом вспоминаем несостоявшееся сражение. «А мы-то… смотрим… Вы там засели!... А сами-то! С колами! Бу-га-га! Да ладно вам…».
Путаясь в полах шинелей и в именах, пытаемся отговорить провожающих идти за нами. Удалось договориться, что нас проводят только до лесопилки. Бредем по узкой тропе, расширяя ее своими падениями. Пригоршнями кидаем снег в красные лица. Елки шатаются. В предрассветной тишине слышно только сбивчивое бормотание и шумное дыхание двух десятков человек…
На КПП заспанный лейтенант Филь интересуется:
- Ну как? Нормально?
- Отлично, - отвечаем мы и понимаем, что на завтрак не пойдем.