Лосиные рога

Станислав Бук
Лосиные рога.
(Рассказ из серии «Немецкий аэродром»)

1.
Нынешняя ночная метелица, как и все прочие метели, гулявшие по Северо-Западу  этой зимой, оказалась кратковременной и заполночь перешла в тихий прозрачный снегопад небольших редких снежинок. Но, по-видимому, так уж устроена славянская душа, что хорошо и крепко спится, пока пространство озвучивается громыханием отщепившихся листов дранки на крыше сарая да притершимися друг к другу соснами, из которых одна, вывернутая ветрами из песка вместе с корневищем, не упала, а только прислонилась к соседке, найдя для себя удобную развилку толстых суков, и скрипит тонким резким голосом, жалуясь на судьбу и снег того достопамятного года, обломавший половину длинной ветки, из-за чего и было потеряно равновесие; другая же вторит ей голосом потолще, но таким же резким, хотя и коротким, выражая не столько сочувствие, сколько собственное недовольство дополнительной ношей…
Никита Иванович проснулся, не отдавая себе отчета в том, что его разбудила именно наступившая тишина, а не тяжесть на душе, для которой он тут же нашел причину: заложат, продадут его неблагодарные соседи, как пить дать – продадут, хотя по изрядному куску мяса он презентовал всем, не обойдя даже завистливого Егора Ильича…
Ну, да ладно, теперь чего уж: черт не выдаст, свинья не съест, - что сделано, то сделано. Однако шкуру лося, рога -  надо бы припрятать получше; конечно, в бункер ни лиса, ни волк не проберутся, а люди в такую погоду по лесу не шастают; да и следы волокуши метель замела основательно… вот только недобрый глаз да злой язык завистника-соседа… от них метель не спасёт.
«Пятёрка» племянника стояла под навесом, прикрытая брезентом. Для неё легенда была заготовлена, мол, уснул племяш на лесной дороге, да ткнулся в дерево.
Из сбивчивого рассказа Фёдора было неясно: то ли лось внезапно выскочил на дорогу перед машиной, то ли явно напал на несчастную. Техника оказалась сильнее могучего красавца, лось был убит мгновенно; возможно, он наклонил голову, атакуя машину и удар пришелся по голове; что касается самой машины, то одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять: восстановлению не подлежит.
Никита Иванович сообразил сразу: вникать в детали происшествия времени нет; следовало оттащить и машину, и тушу лося прежде, чем на дороге покажется какой-нибудь транспорт; машины тут хоть редко, но ездили; отсюда, с севера, от трассы на Москву к райцентру это было единственное шоссе, и по нему хоть раз в сутки проходил бульдозер-снегоочиститель.
Удачным оказалось место аварии: неподалеку находился съезд на лесную дорогу, который вёл к поляне, известной под названием «немецкий аэродром»; название бытовало со времен войны, и хотя прошло больше полувека, любой житель деревни может рассказать, как с «немецкого» и «советского» аэродромов, расположенных друг от друга на расстоянии всего шести километров, поднимались наши и немецкие истребители, тут же вступая в воздушные бои. В районе «немецкого» аэродрома сохранился бункер, построенный финским сапёрным батальоном и пленными красноармейцами. Бытовала легенда, что красноармейцев финны  расстреляли и полуживых бульдозерами зарыли в землю. Всё могло быть: тогда у финнов была особая ненависть к русским… Дорога и поляна были занесены снегом, но место ровное и для трактора Никиты Ивановича достаточно проходимым.

Понимая, что больше не уснуть, Никита Иванович ушел на кухню кипятить чай. Он был в доме сам на сам, жена из Великого Новгорода наведывалась редко, а теперь прикатит; будет пилить  за розданное мясо и за лосиные рога, которые могут пропасть… по телефону дражайшая уже высказалась.

Когда у ворот послышался звук автомобиля, Никита Иванович сразу узнал внедорожник участкового. Пошел придержать Рекса, пока старлей проходил в дом.
- Проезжал, вижу, не спишь, дай, думаю, загляну на огонёк, проведаю нашего бобыля, не случилось ли чего?
Как же, случайно, да среди ночи… настучали, гады…
- Да что, Сергеич, тут у нас может… будешь чай, или…
- Буду «или» - усмехнулся старлей.
- Ну, раздевайся.
Милиционер раздевался не спеша, довольно приговаривая:
- Хорошо у тебя, тепло. Давно хотел попросить тебя, не поставишь ли в мой дом такой титан? В своей-то деревне, небось, всем уже поставил?
- Мог бы, да сам знаешь, Сергеич, нет денег у людей, одни пенсионеры тут…
- Э-э, это ты не знаешь, Никита, у нас тут пенсионеры – самый зажиточный народ. Им и пенсию приносят, и детки подкидывают, а тратить-то здесь негде, разве что по пятницам в Демянске…
Никита Иванович достал бутылку. В едва розоватой жидкости плавала горсть рябины.
- Такую, или чистенькой?
- Давай «рябиновку».
Так, наступает «момент истины».
- Грибочки, колбаски?
- Сам смотри, а нет, так у меня в машине есть бутерброд с ветчиной, могу принести…
Мог бы спросить «а что, мясо съели?». Неужели не знает?
Как бы отвечая на мысли Никиты Ивановича, участковый спросил:
- А что под навесом? Фёдора?

2.
Никита Иванович, ещё не зная, до какой степени придётся «раскрываться», только молча кивнул.
- Ну, наливай, чего на неё смотреть…
На столе уже красовалась горка солёных огурцов, нарезанное сало, холодная вареная картошка, моченые яблоки.
Задержится старлей, можно будет и мяска поджарить, теперь чего уж…
А тот, выпив рюмку, поднялся, подошел к резным полочкам на стене, на которых красовались деревянные поделки.
- Вот, Никита, каждый раз, как захожу к тебе, так глаз не могу оторвать от твоего творчества; золотые руки у тебя…
Хозяин стал приходить в себя. Да и тон в речи участкового не был угрожающим. Однако надо разговор поддержать:
- Если не спешишь, Сергеич, могу телевизор…
- Нет, нет, ни в коем случае, отдохнем от цивилизации.
Участковый вернулся к столу, присел:
- Давай повторим, а потом и поговорим. Я ведь не так просто к тебе заглянул.
- Уж конечно, - усмехнулся Никита Иванович, - а то я такой недогадливый.
Выпили, молча пожевали.
- Машину сильно повредил?
Никита Иванович сначала кивнул, потом добавил словами:
- На утиль.
Участковый сочувственно проговорил:
- Бывает. Фёдор хороший водитель, но он не первый.
- Что, ещё кто наехал?
- Зайцев побито много. Одни наезжают, другие подбирают. А вот когда крупный зверь… для него машина, что консервная банка… на дороге зверь думает, что до машины ещё далеко, так ведь таких скоростей в природе нет… а когда машина уже рядом, зверь может и сам напасть.
Никита пошел на полупризнание:
- Так оно и было.
Участковый повернулся вместе со стулом, и глядя куда-то в угол, упёрся руками в колени.
- Понимаешь, Никита, сплоховал я нынче. Ты вот по-хозяйски распорядился, а я…
Никита Иванович с недоумением смотрел в профиль участкового. О чём это он? Вставил слово:
- Сергеич, я…
- Погоди, не перебивай. Давай закурим. Здесь можно, или твоя приедет, башки отвертит?
- Я здесь курю.
Никита Иванович поднялся, принёс от подоконника пепельницу, сигареты.
- Спасибо, я свои.
Закурили. Участковый продолжил свою речь:
- След твоего трактора мне хорошо знаком, по нему я до бункера… вот только не пойму, как тебе удалось…
- Лебёдкой, как ещё.
- Ясное дело, лебёдкой. Но ведь взять живого, да такого… да в бункер.
- Сергеич, он был уже готов!
Теперь участковый повернулся к хозяину и поднял глаза:
- Нет, дружище, ты поступил правильно. А я вот убил, всю обойму из пистолета выпустил.
- Из пистолета? В кого?
Никита Иванович ничего не понимал. Это такой розыгрыш? Такой милицейский юмор?
 Но милиционер продолжал:
- Я только потянул дверь, а он как шарахнет, да прямо по фаре клыками.
- Клыками?
Никита вдруг подумал: выпили то всего-ничего…
- Сдрейфил я, Никита, вот всю обойму и потратил. Оставил лежать его там, у бункера, а сам к тебе… с одной фарой… только вот тут у тебя еле прихожу в себя.

3.
Вот так. Поспешишь – людей насмешишь…
Решив хоть немного выиграть времени, Никита засуетился с закуской, достал колбасу, стал нарезать:
- Всё-равно, Сергеич, до утра ещё далеко… давай вот ещё по единой, да и самовар запел…
Действительно, электрический чайник в виде самовара начал посвистывать, тут же выключился.
- Солёные грибы у меня подмёрзли в прихожей, отогреть?
- Давай, я знаю твои заготовки, а уж твоим солёным грибам равных нет.
- Будешь смеяться, Сергеич, но в наших краях не принято собирать опят, и я раньше не брал. А в этом году гостила у Егора одна бабёнка, так не просто надоумила, а дала попробовать, да научила, как солить. Щас принесу.
Рябиновку допили, перешли к чаю с малиновым вареньем, но оба собеседника не могли позволить себе окончательно расслабиться. Опасались друг друга, поскольку один был власть, а другой – нет.
Наконец, старлей вынул из планшетки картонную коробочку с пистолетными патронами, отодвинул на столе тарелку, начал набивать обойму. Заговорил о том же предмете:
- Я так понимаю, после встречи с машиной секач упал без сознания, и вы с Фёдором решили, что он мёртв?
Мысли завертелись в голове Никиты, складываясь в логическую цепь.
Та-ак, значит – секач. Возможно, спал в бункере, пока мы с Федором заносили туда шкуру и голову лося… а когда подъехал Сергеич… ну, конечно, запах крови возбудил зверя, вот он и атаковал фары – первое, что увидел, когда открылась дверь бункера. А про лося мент ничего не знает…
Да теперь – хоть и узнает… он ведь сам нуждается в моей помощи. Убитого кабана надо разделать, а для этого привезти сюда… там работы на несколько часов, туша уже и подмёрзла… опять же – соседи, увидят, что Сергеич зачастил, так кто-нибудь из них захочет подстраховаться «прогнуться» перед властью… значит, нельзя, чтобы участковый узнал про лося, потому что, готовый сотрудничать сейчас, едва поступит хоть одно официальное заявление, он, спасая собственную шкуру, начнет снимать мою… по крайней мере, такая вероятность есть.
Не будем спешить. И Никита стал «переводить стрелки»:
- Давай, устраивайся спать у меня. Пока постелю -  машину продерни ближе к крыльцу. Дальше от посторонних глаз, которые нам ни к чему?
- А и то верно.
Вот что значит молодость: старлей захрапел, едва голова коснулась подушки.
Никита не спал, вспоминая «лосиную эпопею».
Лось был, судя по небольшим рогам, молодым. Ослепленный светом встречной машины, он прыгнул, буквально свалившись на машину Фёдора, и побитый, с проломленной головой, пробежал между деревьями и упал, издыхая, в полусотне шагов от дороги. Фёдор бросился к дому Никиты. Не прошло и получаса, как Никита уже размещал разбитую машину Фёдора у себя под навесом.
Сначала им не хотелось возвращаться к месту аварии, к убитому животному.
 Потом прикинули: и добру нечего зря пропадать, и разборок будет меньше, если лося убрать.
Никита привычно разделал тушу, внутренности отнесли в лес, а голову и шкуру решили спрятать подальше от дома.
Никита вспомнил про бункер.
В кои-то годы какие-то люди, скорее всего – «черные копатели», соорудили в бункере печь с патрубком напротив отверстия в потолке.  Сейчас на патрубок нанесло через отверстие шапочку снега. Никита снег смёл на пол, лосиную шкуру набросил на печь, а голову лося пристроил на патрубок трубы. Рога упирались в края отверстия на потолке, прочно фиксируя голову на патрубке и не позволяя шкуре сползать. Обработанная крупной солью, шкура не сразу замерзла, если замерзла вообще,  - температура воздуха держалась близко к нулевой отметке.
В углу бункера размещались полуразбитые нары, на которых был набросан мусор. Наверное, там под нарами и спал секач. Даже если кабан и проснулся, он не стал нападать на гостей с пригретого лежбища; зверь хорошо понимает, какая позиция не выгодна для атаки.
Открывать ли участковому «лосиную тайну»? А-а, решу по дню на месте.
Загудевшая снаружи предутренняя метелица и возобновившиеся скрипы сосен завели свою колыбельную песню.
Наконец, так и не приняв окончательного решения - открываться-не-открываться перед ментом - уснул и Никита.

4.
- «Бабёнка», говоришь?
Никита вздрогнул от неожиданности, едва не уронив деревянную лопатку, которой переворачивал мясо на сковороде. Сковорода была с тефалевым покрытием и Никита, чтобы не повредить это ценное антиперегарное донышко, не пользовался металлическими ложками, а изготовил из ясеня несколько «разнокалиберных» лопаток…
Участковый уже проснулся, но продолжал лежать, закинув руки за голову, улыбаясь и демонстративно морща нос, как бы принюхиваясь. Действительно, по горнице плыл бесподобный шашлычный запах, так как Никита перед жареньем нашпиговал лосятину специями и сдобрил уксусом, всё еще втайне надеясь, что гость не станет интересоваться, мясом какой скотины потчует его хозяин.
- Доброе утро, Сергеич! Какая бабёнка?
- Да уж не утро, если твой цифровой хронометр не врёт.
Никита тоже взглянул на светящиеся цифры электронного будильника. Часы показывали «11:55».
Никита улыбнулся:
- Так сладко спал Сергеич, аки дитя малое; жаль было будить.
- Намаялся вчера, да ещё рябиновки твоей отведал… снотворного не подсыпал?
Никита повернулся к сковородке; на большом огне мясо в собственном соку следовало переворачивать непрерывно.
- Так что бабёнка, приснилась?
- Да нет, только что вспомнил, ты вчера говорил, учила тебя грибы солить… знаю я ту постоялицу Егора Ильича Сафронова. Сочная женщина, только сам бы я не решился квасить с ней на пару…
- А что так, статус не позволяет?
Под гостем заскрипел матрац.
- Пожалуй, пора и мне переходить в вертикальное положение… нет, статус тут не причём. Просто соблазнительная эта дамочка – тайная подружка Максима Завьялова; знаешь такого?
- Егерь заповедника? Да, медведь ещё тот. Но я ничем не рисковал, приводила её ко мне моя дражайшая супруга, вся наука была при ней…
Участковый хохотнул:
- А когда Лидия уехала? Думаешь, лес да темень глаз не имеют? Да мастерски построенная беседочка в твоём саду так плотно была увита хмелем, что и свет луны не проникал?
У Никиты холодок прополз по спине.
- Следил, что ли?
- Э-э, нет, брат, сам говоришь «статус». Такая вот у меня должность всё знать. Но сейчас, так ты просто купился. Хорошо, только в разговоре со мной. А я – могила. Пойду умоюсь.
Мясо было почти готово. Никита включил самовар. Чёртов мент с его «покупками», так и норовит хоть чем поставить человека в зависимость от себя… ну попроси помощи по-человечески, кто тебе откажет? Нет, надо связать человека, чтобы он помогал не по доброй воле, а отрабатывая вот эту самую зависимость. Это я ему окажу услугу и ещё должен останусь. В сердцах Никита плюнул на раскаленную плиту. Слюнка вспыхнула зелёным огоньком. Никита вдруг успокоился и плюнул ещё раз, из любопытства. Только после второго опыта он сообразил, что только что пробовал свою стряпню и в слюнку попали ингредиенты жаркого…
Вернулся старлей и сразу изложил план:
- Мне к часу дня надо в Демянск. Это ненадолго, туда и обратно.  Как я отъеду, через полчаса выруливай и ты на своём танке, как раз вместе к бункеру и подкатим.

После отъезда старлея Никита совсем воспрянул духом. За едой участковый расхваливал кулинарные способности хозяина, так и не поинтересовавшись происхождением сырья для такого шикарного производства. Сейчас подъеду к бункеру сам, а там будет видно: может быть, приберусь в бункере и тогда моему беспокойству придёт конец…
Никита вырулил даже раньше. Подмести снег в кузове прицепа да забросить туда пару кусков брезента, на всё про всё хватило двадцати минут.
Подумав, Никита отвязал Рекса и открыл кабину трактора. Пёс привычно запрыгнул в кабину.
У поворота на «немецкий аэродром» Никита притормозил. Вчерашние следы его трактора и внедорожника участкового были заметены ночной метелицей, но поверху шла свежая лыжня.
Никита вышел и стал рассматривать лыжную колею. Он понял, что неизвестный лыжник прошел туда и обратно. По обочинам шоссе лыжни не было. Значит, лыжник подъехал на автомобиле и уже уехал.
Понял Никита и другое: по свежему снегу в такую погоду гулять по лесу на лыжах мог только один человек – егерь заповедника.
Как там дальше сложится, кто знает, но теперь они с ментом сообщники. Если придётся выкручиваться…
 
Никита решил дождаться участкового здесь, у съезда с шоссе на заснеженную лесную дорогу, ведущую к «немецкому аэродрому».

5.
Нет хуже ждать и догонять. Минуты кажутся часами. А тут ещё движение на шоссе оживилось и Никита, озабоченный новыми обстоятельствами, решил отъехать от злополучного поворота и доехать до места аварии, посмотреть, какие следы от происшествия остались на дороге.
Снег нивелировал приметные места, и Никита не сразу нашел следы аварии. Собственно и следов не было, зима, как смерть, всё скрывает под одним цветом. Пришлось проехать дальше и развернуться.
Удобным местом для разворота был очередной съезд с шоссе на лесную дорогу. Тут же была на двух столбах афиша, предупреждающая о запрете охоты в районе заказника. Сразу за разворотом у обочины стоял и дорожный знак, предупреждающий, что дорогу может перебегать лось… И эти художественные атрибуты, на которые Никита обычно просто не обращал внимания,  сегодня, как нарочно, мозолили глаза, заставляя сердце тревожно сжиматься…
Когда подъехал к нужному месту  и стал спускаться на дорогу, Рекс тоже запросился; Никита выпустил собаку. Пёс тут же обнаружил вмятины в снегу, оставленные раненным лосем. Слава богу, свежих человеческих следов не видно; значит, никто это место не обследовал. Да и кому пришло бы в голову, всё заметелило…
Шальная мысль пришла вдруг Никите в голову, и он над собой посмеялся. Да что это я мечусь, как провинившийся школьник? Люди заняты своими делами и никому нет дела до того, чем я тут занимаюсь.
Участковый вот-вот подъедет. И нечего торчать на месте позавчерашней аварии.
Тут, конечно, Фёдор должен был сбавить скорость, ведь знак «Лось» и он видел… да теперь то…
Никита поднялся в кабину и двинул свой «танк» к съезду на «военный аэродром». Рекса в кабину не взял, и пёс семенил по обочине следом за трактором.
 Никита остановился, не доехав до поворота метров двадцать. Сергеич может в Демянске и задержаться, чего зря соляру жечь. Заглушив двигатель, Никита спрыгнул на дорогу, обошел трактор.
Прошедший недавно снегоочиститель забросал рыжеватым снегом, смешанным с песком, чью-то норку и теперь там снег шевелился. Рекс заинтересованно наблюдал, не выявляя никакого охотничьего азарта. Никита присел, потрепал собаку за ухо:
- Совсем обленился, вот стану тебя меньше кормить; ишь, холку наел!
Закурил. Давай рассуждать. Что, собственно происходит? Если по совести, то ни я, ни Сергеич особенно не провинились, хотя закон нарушили: сбитые и случайно убитые дикие животные – собственность заказника; туши всех этих зайцев-косуль-лосей работники заповедника используют для подкормки зверья; где и какого – только им и ведомо…
Рекс ткнулся мокрым холодным носом в щеку Никиты  и тот оттолкнул пса:
- Обрадовался, засранец…
Скрипнули тормоза и, заехав вперед трактора, остановилась какая-то машина. Никита поднялся и вышел из-за прицепа.
 Прямо у съезда на лесную дорогу стоял знакомый внедорожник. Это была машина Максима Завьялова – егеря здешнего заказника.
Никита знал: свою машину Максим всегда водит сам. Но сначала открылась передняя  дверца с правой стороны.
- Так, - подумал Никита, - начинается…

6.
Звонкий женский голосок опередил появление его владелицы:
- Ника! Загораешь?
Это была та самая «бабёнка», из-за которой давеча Никита так легкомысленно попался на удочку участкового, подруга Максима, - черноволосая и черноглазая Карина. Женщины такого типа легко скрывают свой возраст: Карине наверняка было за тридцать, но на вид ей можно запросто дать и двадцать пять.
Из машины Карины выскочила без верхней одежды, но вышедший следом Максим окликнул её:
- Карина, курточку набрось!
Женщина, не оборачиваясь, махнула рукой, устремляясь по обочине к Никите. Максим наклонился к машине и показался вновь с ярко-желтой курточкой в руке. Заботливый!

Никите вспомнилось первое появление Карины в их доме.
Осень только слегка прошлась по кронам, стояла теплынь, и женщины были одеты легко. Лида тогда привезла младшего – девятилетнего Ваську, и постоянно гнала Никиту из горницы на улицу, где в кабине трактора играл в танкиста сын.
Опасное присутствие другой самки женщины среднего возраста ощущают сразу, вот Лида и страховалась. А Каринка, активная по природе, сейчас вовсю демонстрировала свою живость; что касается мужчин, она была прекрасным психологом и Никиту оценила сразу: такого изобретательного мастера на все руки мало привлечь своей естественной яркостью; следует оценить все его поделки, ничего не упуская; и гостья ходила вдоль полок с произведениями Никиты, трогала их пальчиками, брала в руки и громко восторгалась Никитиным искусством.  То был бальзам на душу Никиты и он, в конце концов, выгнал саму Лидию глянуть на сына.
Момента для гостьи было достаточно:
- Вечером приду!
Неожиданно, безапелляционно, в полной уверенности на успех.
Лидия должна вот-вот уехать, и Карина это знала.
Едва Лида вернулась в дом, Карина заторопилась:
- Ой, побегу, там Егор Ильич уже психует.
Действительно, они только приехали с Демянского рынка и Карина была вся в пакетах. Никита вызвался:
- Давайте, помогу…
Но тут Лида не выдержала:
- Без тебя справимся, - и забрала у Карины самый большой пакет.
А Карина, играясь с огнём,  добавила ещё уголёк:
- Ника, не прощаюсь, нужна будет помощь, позову!
Лида, вернувшись, только кинула:
- Ишь какая, ты у неё уже «Ника»…
- Ты-то при ней сама так меня называла, - оправдывался Никита.
- Ну, я – жена!
- Так приезжай чаще!
Впрочем, Лидия относилась к положению мужа инфантильно. Никита здесь был как петух в курятнике: на три деревни он такой один, в домах большинство – пожилые женщины; есть и мужики, но такого возраста, при котором пол человека уже роли не играет… ревновать мужа к старухам Лида не могла, а приезжие дамы помоложе все были при мужчинах… правда, эта вот… кто её знает…
Лидия в тот же день уехала, и жребий был брошен.

Сейчас от прекрасного лица Карины Никита просто не мог оторвать свой взгляд, забыв на мгновение, что за её спиной маячит мощная фигура соперника, теперь опасная вдвойне.

7.
Кабаны в прошлом году совсем обнаглели. На островке посреди Бельозера огороды были защищены от медведей  частоколом из заостренных кольев. Но кабаны подрыли ограду, добрались до огородов, показали путь медведям. С медведями проще. Всей деревней мишек прогнали, одного убили, да голову на кол посадили, дабы для прочих была острастка. Что делать с вепрями?
Люди собрались возле избы Зардана, потомка великого Словена. В давние времена Словен привел  свой народ от Святых гор в эти межозерные места, научил их выжигать и корчевать лес, обрабатывать землю под огороды, высаживать репу, морковь, капусту, сеять рожь. Он и завещал имя своего прародителя Зардана чередовать в потомках с именем Словен, а также чтить в семье искусство волхования.
Зардан, к которому каждый раз деревня обращались за советом, указывал дни начала посевов, когда сажать, когда пропалывать огородные культуры, а еще лечил заболевших коров. Высокий, с седыми волосами и бородой,  с черными бровями, он выслушивал селян молча, давал высказаться. Редко отвечал сразу. Иногда уходил в Священную рощу, куда вели только кабаньи тропы, и куда нельзя было заходить никому другому, кроме него самого и его сына, 30-летнего Словена. Зардан решал теперь только самые важные вопросы. Повседневные заботы возложил на сына. Ездить в Новгород, опрашивать коробейников, перед тем, как провести их к деревне, руководить приношением жертв, – всем этим ведал теперь Словен.
 Сейчас народ хотел видеть самого Зардана. Изба Зардана стояла на высоком фундаменте. Дверь выходила прямо на улицу, как и в остальных домах деревни. Но перед дверью был небольшой деревянный помост. Так что вышедший из дома Зардан сразу оказывался выше всех.
- Пошто собрались, других дел мало?
На поляне за Священной рощей рос молодой дуб, лет 150 возраста. Шесть лет тому назад, когда из-за дождей пропадал урожай, Словен собрал по одному человеку от семьи и повел к дубу. Для этого похода Зардан не дал ни согласия, ни запрета. Словен так решил, значит ему виднее.
Люди принесли дары для Мокоши – петухов, пироги и вино. Петухов зарезали и сожгли, остальное съели и выпили сами. Но дожди не кончились. Вот тогда вмешался Зардан.
Дело страшное: ублажить Верховного Вепря, хранителя племени, предстояло особым ритуалом, для которого надо умертвить лесного вепря.
Убивать священного вепря пошли двое, - сам Словен и лучший охотник деревни Тычина. Шкуру вепря сожгли у дуба, а челюсти с клыками врезали в дерево. Для этого пришлось соорудить две большие лестницы, так как провести врезание следовало на высоте трех ростов убитого вепря.
Дожди прекратились, но в этом году вепри стали мстить, опустошать огороды.
Словенский род Вепря деревянных кумиров не ставил, капищ не строил, а жертвы приносил к дубу, в ствол которого были вживлены кабаньи челюсти и отдельные клыки.
Мужики сняли шапки, что-то загудели про вепрей, но Зардан поднял руку, и все притихли.
- Знаю, с чем пришли, чай не чужой. Нужен бык. Его возьмем у  Ерислава, у него их два. Ему же со всех домов мзду, сами решите, какую! Пойдем на закате. А сейчас расходитесь! Словена – ко мне в избу.
Словена нашли не сразу. Он только вернулся с Длинного озера, где следовало наладить добычу нерестившейся рыбы. Хоть и нерест, но для прокорма деревни рыба нужна. Только меру надо знать. В лучшем случае следует бить острогой отнерестившихся рыбцов на взлете. Этим мастерством не все владеют. Надо бы молодежи найти другое занятие.
Теперь обстоятельства обеспечили юношей другими делами.
Давеча был гонец от кривичей. Соседи предупреждают: на юге замечена вражья разведка, литовцы, немцы, поляки, а с ними попутный сброд. До межозерья им не пройти, но дополнительная застава не помешает.

8.
Несмотря на пасмурность и даже легкую поземку, дымящуюся над асфальтом шоссе, погода была вполне комфортной; такой погоде радовались вороны, деловито переговаривающиеся на недалекой автобусной остановке, где они изучали для своей, вороньей, истории результаты деятельности представителей человеческой цивилизации, ожидавших автобусов, которые здесь сроду не ходили по расписанию…
Никита краем глаза отметил ещё три переполненные легковушки, прошуршавшие в сторону Демянска,  но продолжал любоваться яркостью приближающейся женщины.
Карина же продолжала своим звонким голоском:
- Ни за что не поверю, чтобы у нашего великого мастера сломался его пипилац!
Такие женщины, к сословию которых принадлежала Карина, внушают мужчине совершенную невозможность измены. Торопившийся следом Максим, флегматичный по характеру, как большинство крупных и сильных мужиков,  и не думал ревновать, - он всего лишь демонстрировал рыцарскую озабоченность здоровьем подруги.
Никита же, в свою очередь, несмотря на живой ум, начитанность и техническое мастерство, был человеком не то, чтобы слабохарактерным, но совершенно неспособным  противостоять чарам такой женщины, какой была Карина. Опаска холодила душу и он приготовился играть перед Максимом роль человека, равнодушного к женским прелестям… и даже подумывал, что в сложившихся обстоятельствах лучше не продолжать романа с Кариной… и что, если бы он раньше знал, что это подруга Максима, то ни за что бы…
Увы, мечты, мечты… он недооценивал женское коварство…
За спиной Максима раздался ещё один женский голос:
- Максим, может быть, поможешь мне выбраться из этой колымаги?
Лидия!
Вот дура…
Максим нехотя вернулся к машине, и Карина этим тут же воспользовалась, произнеся вполголоса:
- Вечером буду, твоя уедет!
- У меня гость…
- Избавься!
Вот так. Безапеляционно.
Пока подошли Лидия с Максимом, Карина уже переключила своё внимание на Рекса, и, оставив Никиту, принялась трепать уши собаки, приговаривая:
- Рекс, мой красавчик, и ты здесь? Смотри, как потолстел и полохмател! Небось и обленился, засранец, дурачок.
Рекс не любил подобного вмешательства в своё личное пространство, но и он не мог противостоять напористой уверенности Карины.
Между тем, пока  она безропотно влезала в рукава принесенной Максимом куртки, Лидия чмокнула Никиту в щеку, сообщая новости:
- Мы с похорон. Умер отчим Максима, его похоронили на семейном участке в Лычково, и сейчас мы торопимся на поминки в Демянск. Не хочешь с нами?
Никита покачал головой.
Максим всё же спросил:
- У тебя всё нормально? Ты чего тут?
Никита не придумал ничего лучшего, как сказать:
- Нормально. Выгуливаю Рекса.
Максим расхохотался:
- Нашел место.
И неожиданно спросил:
- Вижу, ездил на «Немецкий»?
Никита не успел ответить, как Максим сам и объяснил:
- Всё сушняк возишь своим старухам?
И добавил:
- А Сергеич… и тут суётся, нет ему здесь преступников, скучает! А ну, подойдем-ка  к съезду, есть непонятки!
Он направился к съезду.
Настороженный Никита поплёлся следом.
Женщины запротестовали. Первой начала Лидия:
- Макс, поехали, все уже там!
Её поддержала Карина:
- А и вправду, Максик,  нехорошо, чтобы нас ждали.
Максим отмахнулся:
- Пока рассядутся… да мы на минутку.
Когда подошли к съезду с шоссе на лесную дорогу, Максим неожиданно спросил:
- Не знаешь, кто тут шнявает на камусных лыжах?

9.
Князь Радзивилл Выговский огорчился, получив отказ сейма.
Его фактический вассал, а на деле друг и советник, шляхтич Батута привел резонные доводы:
- Казна пуста, войску платить нечем. А Новгород может быть и не богат золотом да каменьями. Вон, погляди, ясновельможный пане, что везут сюда купцы новгородские: шкуры да мед. Ну, еще льняные материи паненкам.
- Оно так, - возражал князь, – Но ты не гляди, что оттуда сюда везут, а гляди, что отсюда везут туда.
- А еще учти, любый княже, у реестровых с руссами вера одна. Измена будет в самый неподходящий момент.
- Тебя послушать, так мхом обрастешь. Без казаков в таком деле обойтись можно. Краков полон голодных немецких рейтаров! От безделья по ночам прохожих грабят. Да и шляхта отощала, по шинкам саблями бряцают, в поход просятся. Посполитовых – только кликни!
- В Кракове так много торгового люду из разных концов света, что невозможно утаить в секрете даже роман бедного шляхтича с богатой паненкой, не то, что решение Сейма.
- Но пропившиеся, либо бедные издревле, удалые шляхтичи не видят иного способа обогатиться, а заодно и проявить геройство, как в походе на соседние вотчины.
Князь махнул рукой. Он, человек в летах, оказывается более активным, чем молодые. Обленились под боком у паненок!

Едва князь у ворот своего маетка ступил из кареты на землю, как рядом остановились двое верховых. Одним из них был Батута, другого князь тоже знал. Это был русский, из свиты известного новгородского купца Федора Малокуцы.
Батута спешился.
- Дозволь, князь, слово мувить!
Будучи под впечатлением дебатов в сейме и последнего разговора с Батутой, князь был не в настроении. Но, заинтересованный визитом столь необычной пары, он скрыл свое настроение:
- Прошу, панове, до маентка.
Это была большая усадьба, раскинувшаяся у стен города, но имеющая собственный "мур" - массивную каменную ограду с бойницами. Внутри простирался цветущий сад. Предстоящее лето обещало хороший урожай груш и слив, основного сырья для княжеских наливок. Князь повел гостей в повитую хмелем беседку. Туда же слуги принесли жбан сливянки, фрукты прошлогоднего урожая, мясо – жареную оленину, пирожки с ранними шампиньонами.
На этот раз Батута заговорил в другом ключе:
- Сей лыцарь, мой давний приятель, много раз помогал нам. Называй его - Иван!
- Догадываюсь, не зря пожаловали. Но сначала пригубим зелья.
Выпили, закусили. Батута не впервые пробовал княжескую сливянку. Человек, назвавшийся Иваном, оценил питье:
- Помышлялем,  же ешли сливянка вино, квашни. А твоя вина ешт подобны до венечкьего игрющим! ( Я думал, если сливянка, то кислая. А ваша схожа с венецианским игрющим!)
- Вижу, Вы, друже, знаток. У меня винодел как раз венецианец.
Посмеялись. Иван ел мясо аккуратно, ловко пользуясь столовым серебром, розовой водой и салфетками. Не постеснялся достать складной нож турецкой работы и ловко им пользовался, перебросив вилку в левую руку. Князь подумал: «обучен», но спрашивать не стал.
Постепенно перешли к делу.
- Вот, панове, Иван советует не ходить на Новгород прямо, а перенять купцов, что идут по волокам через Валдай с Волги и Днепра, от степей.
Князь насторожился. Совсем недавно Батута отговаривал его от похода.
- Хочу послушать самого Ивана.
Иван подтвердил:
-  Купцы выкупают шелк у хазарских евреев, а также восточные сласти, – узюм, виноградный сахар. Но главное – камни. Восточной огранки!
Иван говорил по-польски довольно сносно, но медленно. Только один раз назвал князя ясновельможным, а после говорил складно, вежливо, но без подобострастных выражений шляхетского красочного этикета.
- Купцы собирают большой караван и нанимают охрану. После Валдая, когда начинаются волоки, русские засеки да волчьи ямы-ловушки, охрану отпускают. Проходы в засеках секретные, от чужого глаза хорошо скрыты.
- Откуда знаешь? – спросил князь.
- Был писарем при воеводе, когда его писарчук-инок занемог. А как тот монах поправился, воевода оставил меня не у дел. Вот я и пристал к купцу. А Малокуц и сам грамотен, да не доверяет никому.
- Когда будут?
Иван подумал. Потом уточнил:
- Если выйти через неделю, на конях аккурат придете до купцов. Точно никто не знает. Но время на разведку и засаду будет.
- Выходит, три  недели, а то и больше.  А кормиться? Что шляхтичи, что немецкие рейтары – народ прожорливый!
- Дичи в лесу много: есть лось, кабан, медведь. Да в деревнях хлеб найдете. Народ у Валдая дикий, есть в дебрях и нехристи, нашего Создателя не признают, истуканам жертвы приносят.
Иван взял из вазы большую, янтарного цвета, грушу, но есть не стал. Держал в руке, любовался. Похвалил:
- На Руси таких не видел!
Потом добавил:
- Речки текут от озера к озеру. Рыбных озер много, да станете ли рыбачить, линей ловить?
Князь обратился к Батуте, нарушив этикет, по-немецки:
- Ob man ihm anvertrauen kann? (Можно ли ему доверять?)
Иван рассмеялся, ответил по-немецки за Батуту:
- Urteile selbst, der Furst (Рассуди сам, князь)
Продолжил по-польски:
- Пан Батута меня знает. Ну, будь я подослан, зачем же заманивать тебя, княже, так далеко. В Кракове подлых мест много.
Князь тоже усмехнулся:
- Ладно, верю. Тебе какая польза? Весь план сказал, а плату не просишь.
- Без меня заставы не пройдете. Одну-две можете и перебить, а там дальше пойдут засеки, чащи, болота, сгинете ни за что. Мне польза – только камни, четверть от добычи.
Князь прикинул, тут же согласился:
- Торговаться не люблю, не купец. Будь по-твоему.
Неизвестно, какой план вызрел в голове князя. На всякий случай Иван добавил:
- Учти, князь, обратно тем же путем не вернешься. Туда пойдем по кривой, обратный путь будет прямее. Но без проводника не пройдешь ни туда, ни обратно.
Батута понял, о чем подумали оба его собеседника:
- Не бойся, Иван, князь порядочный человек.
Иван повёл плечом:
- А я и не боюсь. Я  русский!
Князь рассмеялся:
- Молчал бы об этом. Что ж против своих пошел? Ради корысти?
Иван стал серьезен.
- Нет, князь, не иду я против своих. Мы с тобой в одного Христа веруем, хоть и крестимся по-разному. Вот тут есть мое второе условие.
- Условие? - поднял брови князь.
Теперь Иван говорил жестко:
- Дело, князь, для тебя привычное. На какое село укажу – выжечь, а людишек – Иван провел рукой у горла.
Князь насупился:
- Значит, все-таки, не один ты, Иван, есть начальник у тебя. За что ж людей так? – князь повторил жест Ивана.
Иван вдруг легко согласился:
- Верно, я не один. За мной очень могущественный человек. Но своими руками, руками своих людей, ему нельзя. А людишки те – злостные язычники, младенцев в жертву идолам несут!
Князь рассердился:
- Так и меня за дурака не держи, Иван. Тех то нет, да и не было!
- А если так, все одно  язычники, против Христа идут. Да и никому не ведомо, чем они там на своих капищах занимаются.
 Князь задумался. Наконец, высказал интерес:
- При таком раскладе выходит, что твое желание получить четверть завышено. Десятины хватит. Войску тоже нужна плата.
- Нет, князь. Долго я шел к тебе, да и условие оговорено с моим, как ты говоришь, начальником.  А за войско не тревожься. Там села с виду бедные, дома деревянные, черные, закопченные. Но есть в тех избах старцы с богатством. И серебро, и золото, если искать умеете.
Князь опять посмеялся:
- Что другое, а это мы умеем.
И добавил:
- Уважаю твой интерес. Будет по-твоему. Так по рукам?


10.
- Камусные? Горные, что ли?
У Никиты, как и у многих «лесных людей», лыжи были всегда. Но он вырос на Северо-Западе России, а здесь зимы неверные, предательские: утром мороз, а к обеду, глядишь, и капель зазвенит и снежная каша зачавкает под ногами. Поэтому тот тип лыж, которые издавна мастерят для себя охотники-сибиряки, здесь не прижились… звериная шкурка подбоя, как бы тщательно ни была выделана, разбухнет и вскоре пойдёт клочьями.
Максим горделиво усмехнулся:
- А я-то думал, наш Мастер знает всё. Камусом называется жестковолосая часть шкуры, снятая с нижней части ног лося, оленя, лошади. Подбитый к лыже камус позволяет подниматься в гору не утомительной «ёлочкой», а прямым ходом. Но охотники ценят камусные лыжи за быстроту передвижения и устойчивость хода по глубокому рыхлому снегу.
Максим наклонился к лыжне, выпрямился, прошел несколько шагов, вернулся.
- Там дальше, видишь – лыжня раздвоена. Два человека прошли туда и обратно.
- Может быть, браконьеры? – высказал предположение Никита.
Максим покачал головой:
- Нет, я в прошлую зиму побегал за ними. Они зачем-то отслеживают кабаньи тропы в урочищах Пустошь Лобзиха и Литейское болото. Кто такие, так и не узнал, но ни одного случая браконьерства не было. В этом году первый след. Но бегать за ними дохлый номер, ходоки ещё те; не вредят, ну и ладно, пусть бегают. А кто такие, мне по боку,  нехай их Сергеич ловит!
Теперь и Никита хорошо видел следы щетинок подбоя на лыжных следах.
На обратном пути к машинам Никита спросил:
- Чё б тебе не завести такие лыжи?
- Пристёжки из искусственного камуса вон в багажнике; дорогие, шесть штук коту под хвост.
- Почему?
- Тяжелые и сползают.
- А если естественные?
- Мечтаю. Нужны ноги лося. Но те, что можно добыть во время сентябрьских отстрелов, не годятся, их камус стёрт об лесные пни и валуны. А ноги зимнего лося где взять?
У Никиты опять засосало под ложечкой. Знает? Закидывает удочку,  провоцирует на признание?
А если нет? Я же такую ценность для Максима взял и просто выбросил в лес…
Как бы там ни было, надо сходить за ними, да снять камус. Мало ли – пригодится… может быть, смогу Максу передать. Прощаясь, спросил у Лидии:
- Заедешь?
- Хотела бы, но Макс вот намылился в Новгород, меня возьмёт.
Садясь в машину, Максим протянул руку:
- Рекса погоняй, зажирел он у тебя, хорошего пса портишь!
Отъехав сотню метров, машина Максима поравнялась с машиной участкового. Обе машины остановились на несколько секунд, их водители перекинулись какими-то фразами и разъехались.
Подъезжая, участковый махнул рукой и Максим повёл свой «танк» с прицепом на лесную дорогу к «немецкому аэродрому».
Внедорожник участкового пристроился в кильватере Никиты.


11.
Вражеский отряд ушел южнее, к Валдаю, Селигеру, к перекатам. И все же Словен отправил юношей на все тропы: закрыть проходы в засеках, обновить маскировку на ямах, убрать в укрытия лодки, заменить на тайных засадных луках тетиву, проверить глиняные свистки на стрелах. Свист при вертикальном полете такой стрелы слышен не так далеко, но для лесных засад сигнал готовности будет. И врага встретят, и гонца пришлют.
 Коль придет гонец, успеется и с жертвой Велесу. Лучше бы Перуну, но для этого нужны переговоры с Перуновыми кнежами, владеющими тайным капищем - городищем в дебрях, куда только они и ведают сакральный путь.  Такие переговоры не всегда успешны, боятся кнежи христианских властей!
 Вот Велес другое дело! Покровитель скота, довольствуется жертвой петухов, или гоголей. Всегда помогал в ратном деле: кони становились выносливей, а коровы, укрытые в чащах, молчали, не мычали, не просились на вертел к захватчику.
Для словенского рода Вепря главное – дары Хранителю. Для него готовится вино, пироги. Привлечь внимание Хранителя поможет золотой оберег- квадрат из четырех клинышков, напоминающих по форме клыки. Такой оберег постоянно висит на поясе Зардана. При его жизни оберег ни разу не зарывали под костер у дуба. Но при жизни его прадеда, когда подошли монголы, был случай. Повернули тогда враги, не смогли одолеть новгородцев.
Особое внимание лодкам. В этих краях без лодок не навоюешь. Вот и следует одни лодки надежно спрятать, а в других расширить щели, наложить лыко, да замазать их глиной; на такой лодке проплывет незваный гость на расстояние полета стрелы, а там и начнется купание над холодными и в жару ключами. Кто и выплывет, - сгинет на заболоченном берегу.
Словен спешился, стреножил коня и направился к своему дому. Но подбежала старшая сестра Ладона, передала, что ждет отец.

Зардан кивнул на скамью и протянул чашу с питьем. Словен присел, взял чашу и удивился. Это был не хлебный квас, как обычно, а вино.
- Живы ли земляки в твоем загоне? – спросил Зардан.
«Земляком» назывался вепрь. Хранитель рода Вепрь не мог догадаться, что волхвы ведут речь о кабанах.
- Живы, зверюки. Малышами были такие ласковые, а сейчас боюсь подойти.
- Они такие. Потому и не живут в хозяйстве при человеке, сколько ни корми.
- Выпущу за Священной рощей, будут и дуб охранять, и к кормушке придут.
- Нет, сын, будут драться. Должен остаться один.
- Как это? А-а, понял, сегодня для одного из них будет дело? Биться с дикарем?
- Да. Но побьет ли дикаря? – выразил Зардан сомнение.
- Если Серого разозлим, побьет.
- Так слушай. На закате все уйдем. Поведем быка к Священному Дубу на заклание. Будем молить и Перуна, и Велеса, но у себя. Соседям до нас дела нет.
- Это насчет земляков на острове?
- И на острове тоже. У земляков сейчас один муж, но силен и умен! Сейчас, после зимы, он слабее, голодный и злой. А твой пленник силен, откормлен, но не злой. А нам важно, чтобы один земляк другого кончил, лучше, чтобы твой питомец, тогда и на нас меньше вина, дарами откупимся.
- Копьями разозлим.
- Нет, не так. Возьми Тычину и еще четырех мужей посильнее. Запаситесь шестами, веревками покрепче. Верно, придется вам на деревьях отсиживаться.  Как люди деревни уйдут со мною, приводи к загону гулящую свинью, да чтоб течка была струей! А в сумерки ведите серого на тропу, куда давеча дикий земляк по ночам повадился. На месте злите его копьями, гоните на дикого. И здесь есть особый момент. Дождитесь выхода дикого земляка из воды. Это очень важно. Издавна ведомо, это явление! А там пусть Хранитель  решает, кто победит.
- А потом?
- Если выживет дикий, добейте. Если в живых останется твой питомец, будет у Священного дуба сторож. Да не дайте уйти проигравшему земляку в чащи. В крайнем случае, жгите костры на тропе. Там лес лиственный, беды не будет. Захватите кремни, трут посуше. Огонь придется разжигать очень быстро. Ну, а на будущее, если будут мертвы оба, в сторожа  к Священному Дубу будешь готовить своего второго пленника. Как ты его прозвал?
- Рыжий.
- Он что, в самом деле, рыжий?
- Живот и холка.
- Значит, все. Ступай!

12.
Дорога до поляны «немецкого аэродрома» проходила в обрамлении соснового бора и была хорошо наезжена четырьмя парами колёс Никитиных трактора с прицепом. В этом году ветры набросали изрядное количество сломанных сосновых веток; некоторые из них были с руку толщиной, и Никита, подробив ветки бензопилой, снабжал местных жителей тем самым топливом, которое Максим назвал «сушняком».
На саму поляну «аэродрома» Никита заезжал только, чтобы развернуться. К противоположному краю поляны, к бункеру, Никита проехал лишь однажды, когда завозил туда лосиные голову и шкуру.
Лес по другую сторону поляны был преимущественно лиственный, а справа от тропы, ведущей к бункеру, красовался старый, в два обхвата,  дуб. Кора на этом дубе со стороны леса носила зеленоватый оттенок, а со стороны поляны была в кабаньей шерсти. Видимо, дуб всё ещё давал изрядный урожай желудей и был любимым местом кабаньих тусовок…
Любознательный старлей на своём внедорожнике смог добраться лишь до въезда на поляну, а дальше шел пешком. Об этом Никита догадался, едва подъехал к поляне: позади неистово сигналил Сергеич, а впереди видна только четкая лыжня поверх присыпанных снежной порошей следов его «танка» с прицепом.
Странно, а Сергеич говорил, что кабан ему фару разбил…
Никита сделал вид, что не слышит сигналов: пусть прогуляется ещё раз; какого черта он вчера сюда полез?  Но, проехав с десяток метров, пожалел старлея, остановился и выгнал из кабины Рекса; пускай, следуя совету Макса, сбросит жирок.
На другом конце поляны в прошлый раз Никита своим «поездом» сделал круг и сейчас начал повторять маневр, но притормозил у дуба: место на бугорке перед стволом могучего дерева было вытоптано и виднелись остатки костра. Сергеич тут же выскочил на снег и пошел к дубу «изучать улики». Потрогав кострище, крикнул Никите:
- Ещё тёплый, были недавно.
Никита подошел с другой стороны и обнаружил в снегу кусочек кабаньей шкуры.
- Гляди, Сергеич, никак они тут твою свинину жарили!
Старлей заволновался:
- А кто, кто? Максим, что ли? Был тут раньше нас?
Никита уже открыл было рот, чтобы успокоить спутника. Вдруг передумал: пусть попсихует, а я посмотрю; а то ишь, хотел меня с Каринкой подвязать!
Но сказал:
- Пошли смотреть твою добычу. Не унесли же они его на руках?
- Они? Почему – «они»?
Тоже мне, следопыт.
- Смотри следы.
- И верно, двое их было. И лыжи какие-то широкие, у нас тут таких лыжных следов не бывает.
Ну вот, допёр.
Место возле дуба было вытоптано. Сергеич это заметил:
- Плясали они тут, что ли?
Прошли к бункеру.
Туша кабана лежала в нескольких шагах от бункера.
Сергеич, не глядя на тушу, направился к бункеру.
Никита рассмотрел «охотничий трофей» участкового. Туша была целой, но вот голова вепря… незнакомцы вырубили только нижнюю челюсть вместе с клыками.
Странные эти люди. Им понадобились клыки кабана… и всё?