ПАСХАЛЬНАЯ НОЧЬ
(Репортаж из Никольского собора города Душанбе нашего специального корреспондента
Вячеслава Иващенко)
Ближе к полуночи в церковном дворике чувствуется оживление. Поднимаются со скамеек старушки в белых платках, подхватывают узел¬ки с куличами и пасхальными яйцами. Навостряется, увидев их приго¬товления, молодежь. Тает число покупателей у киосков, где можно при¬обрести восковые свечи, крестики, настольные календари, небольшие иконки. Ночь пронизана запахами сирени и сдобного геста. Дождь, кро¬пивший накануне, принес прохладу.
Никольский собор полон. С трудом пробираюсь поближе, чтобы лучше видеть происходящее. Тут и там мелькают молодые лица прихо¬жан. Отец Стефан в белом одеянии выглядит очень эффектно. Его голос плавен и певуч. «Когда батюшка Стефан служит, для души праздник - вспоминаются слова послушницы Зинаиды. Службу ведет: ни одного слова не прибавит, не убавит»
Свет в храме приглушен, но направлен так, что иконы святых на стенах не тонут в полумраке. Рельефно выделяется люстра на потолке. Стою возле массивного подсвечника, от которого веет теплом. Язычки пламени на свечах колеблются как живые. В воздухе стоит запах воска и ладана.
Вот церковнослужители с хоругвями (иконы на длинных шестах) и свечами в руках идут к выходу. За ними устремляется часть молящихся.
- Зачем это? - спрашиваю стоящую рядом женщину.
- Крестный ход, - поясняет она. - Совершается по большим празд¬никам. Батюшка и следом прихожане обходят два-три раза вокруг церк¬ви. Затем начинается служба.
Сожалею, что вовремя не пристроился к торжественной процессии. Двенадцать ночи. Процессия с хоругвями и свечами возвращается в храм. Вспыхивает яркий свет. «Христос воскресе!» - нараспев произносит батюшка. И прихожане хором отзываются: «Воистину воскресе!». Начи¬нается пасхальное богослужение.
- Зажгите свечу, - то и дело просят стоящие сзади.
- Свечки обязательно передаются через правое плечо, - едва слышно поучаег Нина Александровна.
- Почему?
- Слева - нечистая сила, справа - Бог, - следует лаконичный ответ. Спустя минуту, она снова шепчет: - Обратите внимание на священника. Он служит только по большим праздникам. Возраст преклонный, но посмотрите, в какой он форме. Я всегда, когда чувствую недомогание, иду в церковь. Вот и вы, если будете хорошо знать Закон Божий, сможете определить свою судьбу, узнать причины всех неудач.
Кресты, неоновые буквы «Христос воскресе» над иконостасом све¬тятся. Батюшка нараспев читает проповедь. Хор на клиросе подхватывает. Молящиеся стоят плотно. Лица их одухотворены. Что-то могучее. шекспировское чувствуется в сцене: люди под гудящим куполом храма. поющие гимн победе жизни над смертью. «Божественным веселием ох¬вачена вся Вселенная, празднуют Небо и Земля. Видимый мир присоеди¬няется к ликованию мира невидимого...»
А за окнами церкви дышит таинственными шорохами и запахами апрельская ночь. Вдруг пронизывает сознание мысль: как все-таки хоро¬ша жизнь! И все наши невзгоды кажутся ничтожными в сравнении с Кос¬мосом, в котором затеряна песчинка - Земля наша...»
("Народная газета». 28 апреля 1992 г.).
Из-за экономической, транспортной блокады Кулябская область поставлена на грань нищеты и голода, полностью парализована экономика. 90 процентов работников предприятий, организаций и учреждений находятся в вынужденном бессрочном отпуске. С ноября норма отпуска хлеба в сутки на одного человека доведена до 50 граммов. В области иссякли запасы муки, сахара, макаронных изделий, лекарств и медикаментов. Из-за отсутствия горючего на приколе автотранспорт. В области нашли приют и питание 150 тысяч беженцев из зон боевых действий.
Кулябская правда. 1992г., 14 ноября.
КАРЕЛИН
(Весна девяносто второго)
Подполковник Карелин, офицер штаба 201-й дивизии, с семи часов утра «отбивался» по телефонам от подчиненных и начальства, попутно выслушивая рапорты офицеров, каж-дые десять минут являвшихся в кабинет, и меж всем этим «хукал на печатку», превращая в полноправные документы ведомости, рапорта, телеграммы, учебные планы батальонов и полков, все то, что составляет колоссальный бумажный вал документации штаба дивизии. К шести вечера голова гудела, глаза резало от табачного дыма, хотелось выпить стакан водки и. вытянувшись на железной кровати, прова¬литься в сон.
Закончив разговор с командиром полка в Курган-Тюбе подполковником Меркуловым. Карелин устало вжал в аппа¬рат горько пахнущую эбонитом черную трубку и тупо уста¬вился еще на две лежащие у него на коленях: «О, а эти что здесь делают?» Трубка ЗАСа только тихо булькала в ответ, а правительственная «сотка» натужно, прерывисто гудела. Пока он разбирался с Курган-Тюбе, абоненты по двум дру¬гим телефонам не дождались и отключились. Карелин вздохнул и, распутав провода, разложил трубки по аппара¬там. Звонок по ЗАСу был важным, из штаба Сухопутных зойск, но панический звонок Меркулова о штурме склада ГСМ «вовчиками» заставил начопера прервать разговор с Москвой, и он об этом не жалел: обстановка в Вахшском долине была не просто взрывоопасной, долина уже пылала огнем Гражданской войны! Смрадный дым от горящих тад¬жикских и узбекских кишлаков от Дусти до Кызыл-Калы застилал небо над Вахшем, стлался по гибнущим без полива хлопковым полям (поливальщики-арбобы лежали мертвыми здесь же в сухих арыках и на хирманах), русский «калашников», вы¬данный правительством или купленный «за речкой», в Аф¬ганистане, стал предметом обихода... Самым большим по¬тенциальным источником оружия и боеприпасов для обеих воюющих сторон стала дивизия. Выведенная в 1988 году из Афганистана и оставленная здесь, на южной окраине огром¬ной страны, она уже пережила в феврале девяностого крова¬вые сполохи перестройки, перегораживая своими танками улицы, жидкой цепочкой солдат пытаясь сдержать ревущую черную толпу. Теперь, два года спустя, положение ее было намного хуже и драматичнее. Дивизии постоянно задавали вопрос из детской песенки про чибиса на дороге: «Вы скажи¬те, чьи вы? Вы скажите, чьи вы? И зачем, зачем приехали сюда.?!» А отвечать было нечего: войска - целые округа -во всех рес¬публиках после августа 1991 года «приватизировались» ме¬стными правительствами. А вот с 201-й сорвалось: Гене¬ральный штаб России, продолжая по инерции заботиться о политической позиции страны, просто представить себе не мог, что 201-я, стоящая у кромки бушующего котла под на¬званием «Афганистан», перестанет существовать как русская боевая единица - дыра в обороне Юга, да еще какая! То же, кстати, произошло с осознанием роли российских Погран¬войск, которые после развала Краснознаменного Среднеази¬атского пограничного округа (КСАПО) превратились в Группу Погранвойск России в Таджикистане (ГПВ РФ). Так дивизия стала «войсками СНГ». Несуразица в этом названии была с самого начала, так как в СНГ входил и Таджикистан. тогда его войска чьи же? Но в сознании простого человека, будь то русский или таджик, синяя аббревиатура «СНГ», намалеванная через трафареты на танки и бэтээры, ассоциировалась с нечто общим, прежним, «союзным» и, в конце концов, - с Россией. Ну, что же, на это смутное время и та¬кой паллиатив годился!
Владимир Семенович Карелин родился и вырос в Тад¬жикистане, как раз в ныне пылающей Вахшской долине. Дед с бабкой еще в тридцатых годах приехали сюда с узелком да двумя подушками, спасаясь от страшного голода в Самар¬ской губернии, прижились, расчищали от тугаев болотистую пойму Вахша, рыли каналы, строили города и ГЭС, словом, делали все то же, что десятки и сотни тысяч русских людей в этом новом для них краю, пока не легли рядышком в сухой лёсс за оградкой на окраине Курган-Тюбе.
В школе Владимир учился в классе, где из тридцати ре¬бятишек только трое были русские и один - таджик, осталь¬ные - немцы, болгары, крымские татары - «с бору по сосен-ке» со всей огромной страны, перетряхнутой великой вой¬ной, словно сквозь сито просеявшей «своих» и «чужих». Вот эти «осевки» народов и оказались в глубинах Азии, где не¬благонадежность, подобно раскулаченным и расказаченным согражданам двадцатых и тридцатых, была загашена соро¬коградусной жарой, малярией и тяжелой работой. В шестна-дцать лет Володя ушел в военное училище - специально письмо министру обороны писал, ведь года до положенного возраста не хватало! В армии было все: и ночные казармы с «дедами», и отбитые о зубы тех же «дедов» костяшки паль¬цев, и сибирская стужа сквозь лейтенантскую шинельку, и снова зной - афганский... В общем, за плечами - полный набор испытаний русского офицера послевоенных лет! Не отпускает Азия! Вот теперь - Таджикистан. Иногда, послед¬ние два года, Карелину казалось, что круг его недолгой в общем-то жизни замкнулся - он снова на родине, только он уже не шестнадцатилетний пацан, а человек, от которого во многом зависит огромная военная машина, да и не только она... Он шкурой чувствовал последний год хрусткий, не¬управляемый раздрай вокруг: в Союзе, республике, дивизии, людях. Что-то ломалось, крошилось, рождая лишь недо¬вольство, страх, насилие, а теперь всё чаще - смерть. Словно ревущий ураган рождался во всем этом беспределе, расте¬рянности, заблуждениях: но пахло не озоном, а горьким миндалем.
...Офицер встал из-за заваленного бумагами стола, по¬дошел к окну тесного кабинетика и с судорогой долго недо¬сыпавшего человека потянулся. Окна по сути дела почти не было: до самого подбородка с внешней стороны оно было заложено бумажными крафт-мешками с песком, изнутри к стеклу был привален зеленый бронежилет. Не для усиления защиты, отнюдь, - некуда положить было.
Басовито зазвенел зуммер ЗАСа - опять начальник опе¬ративного управления Генштаба:
- К вам выезжает генерал-лейтенант Зябликов. Будет по¬стоянным представителем Минобороны в Душанбе до про¬яснения ситуации. Как в Курган-Тюбе?
- Пока удается сохранять нейтралитет, товарищ генерал, но контролировать город, промышленные объекты сил не имеем, все офицеры в караулах, едва-едва военный городок охраняем.
- Ясно. Решите с Зябликовым вопрос о срочном усиле¬нии дивизии подразделениями ВДВ, хотя бы для охраны Нурекской ГЭС, Яванского химзавода, Регарского алюминие¬вого, предложения по другим объектам проработайте сами.
После некоторой паузы начопер Генштаба как бы нехотя добавил:
- Генерал - человек в Средней Азии новый. Он почти безвылазно, с лейтенантов, в ЗГВ да в Венгрии, так что вы ему помогите там разобраться на месте. Если у руководства дивизии будут возникать сомнения по поводу решений Зябликова, срочно докладывайте мне.
- Ясно, товарищ генерал, поможем.
«А на кой черт его нужно сюда такого посылать? Куча генералов из бывшего ТуркВО и САВО в Москве! Что за возня там?» - подумал Карелин, вслушиваясь в плывущий голос москов¬ского начальства в мембране ЗАСа.
Для Карелина было предельно ясно, что для Москвы об¬становка в Таджикистане является полнейшей неожиданно¬стью, что розовый демократический флер «всеобщей борьбы с коммунистической деспотией» все чаще и все жестче стал¬кивается с государственными интересами России на прежних окраинах еще вчера гигантской державы. «Суверенитеты» на этих окраинах, проглотив его слишком много, не справ¬ляются с ним, страдая, кто - заворотом кишок, кто - крова¬вым поносом, а в результате Москва неожиданно выясняет, что голова от этого болит именно у нее.
А настроения в республиках, которым так торжественно и лихо была подарена независимость, самым прямым и не¬посредственным образом сказываются на безопасности Рос¬сийской Федерации, будто продолжает существовать единая страна! Во всей этой каше у России в качестве инструмента защиты ее интересов на южном фланге, в Средней Азии, ос-таются лишь две силы: 201-я МСД да тонкая линия бывшей границы СССР, охраняемая еще пока русскими погранични¬ками!
***
Шум голосов с площади Озоди смешивался с шарканьем сотен ног по асфальту и осторожным гулом бэтээров. Гул нарастал, распадаясь по мере приближения на выкрики, проклятья, речитатив лозунгов, захлестнул импровизиро¬ванный блокпост ОМОНа (самодельный шлагбаум с двумя шинами-противовесами на одном конце) и потек многолюд-ной пропотевшей толпой прямо к модерновому зданию Ко¬митета национальной безопасности. Управление Группы Погранвойск России, расположенное рядом, разом затаи-лось, мигом ушло всем своим «населением» за стены и бу¬мажные крафт-мешки с песком в оконных проемах. Разгоря¬ченная толпа текла мимо, жадно вглядываясь в коричневую облицовку и латунные карнизы здания Комитета, тоже буд¬то вымершего. Несколько человек из толпы, подчиняясь не¬видимым командам, бросились обходить его со стороны ря¬дом расположенной стройки и напоролись на автоматную очередь. Люди, словно цыплята к клушке, прижались к вставшим бэтээрам. Те шевельнули башнями с хоботами КПВТ в сторону выстрелов. Кто-то рядом с броней уже хватался за раненую ногу, двое других тащили разом отяжелевшего, какого-то бесформенного, третьего. Убит наповал. Зеленые повязки на лбу, страх, злоба и растерянность на лицах. Коротко простучал башенный пулемет, из толпы по зданию Комитета и стройке защелкали выстрелы. Толпа взревела и слитно, будто единое целое с угловатой броней, медленно двинулась к тяжелым дверям главного входа. По стройке уже метались несколько десятков людей с автомата ми. но найти стрелявших по толпе не удавалось. Неожидан¬но из окна полуподвала здания звучно лопнул выстрел гра¬натомета. Выстрел по бэтээру пришелся почти в упор, длин¬ный хвост порохового заряда еще не успел сгореть, и всеми видимая, еще не набравшая скорость граната из РПГ-7 вре¬залась в борт зеленой бронированной коробки. Машина словно вздулась и, стряхнув с себя пыль, слегка присела. Ломко и хрустко прозвучал взрыв: звон осколков, крики разбегающихся от стальной «клушки» людей. Подбитый бронетранспортер застыл, стал беспомощным и теперь даже не опасным. Сидевших внутри троих подвел страх и не-опытность: они «закупорились» люками и бронезаслонками и граната, попав в борт и никого не задев раскаленной куму¬лятивной струей, одним только ударом давления размазала их внутри по стенкам. Окна Комитета ожили автоматными очередями, защелкали пистолетными выстрелами, ухнула ручная граната.
Дробный звук перестрелки нарастал с каж¬дой секундой, когда из-за здания МВД послышался навязчи¬вый, нарастающий гул тяжелой «брони»: Через пару минут рокот чувствовался уже физически: мелко вибрировала поч¬ва под ногами, гул стал осязаемым, давящим, «Танки! Эсен-ге! Эсэнге!» - истошно завопили в толпе. Вот первая из обле¬пленных коробушками активной защиты «семидесятидвоек», чадя соляркой и лязгая, угловато-рваными рывками, вывер¬нула на перекресток и, плюхнувшись левой гусеницей в бе-тонированный арык, начала разворачиваться в сторону бе¬гущей толпы и мертвого бэтээра. Лязг и грохот наполнили улицу - танки 201-й дивизии один за другим вылетали к зда¬нию Комитета и резко останавливались под его стенами, шевелили орудиями, деловито рокоча расползались по ули¬це, закрывая своими тушами массивные двери с побитыми стеклами.
Колонна под командованием командира 201-й дивизии, полковника Ашурова по¬дошла к КНБ для эвакуации семей сотрудников, уже две не¬дели скрывающихся внутри здания, но посланцы площади Шахидон. пришедшие сюда, по их словам, «поговорить с Президентом Набиевым», так же прятавшимся здесь, вос¬приняли колонну как нападение на них и дружно утвержда¬ли, что «войска СНГ напали на мирную депутацию граждан и намерены подавить демократию в Таджикистане». Вече¬ром того же дня с телеэкрана из уст председателя Демпартии Таджикистана Шодмона Юсуфа прозвучали роковые слова, расславившие акценты в национальной политике демисла¬мистов; «Тень танков СНГ на всем русском населении Таджикистана!». Это был момент истины: нет никакого СНГ С мифическими войсками - есть Россия, спрятавшаяся за этим именем, а все русские, где бы они ни жили, «пятая ко¬лонна" своей этнической родины, природные, зоологические колонизаторы, достойные либо изгнания, либо истребления!
Татьяна М. была одной из первых жителей Таджикиста¬на, на которую эта самая тень упала. К тому моменту, когда толпа двинулась по улице к зданию КН, она зашла в здание расположенной рядом школы позвонить от вахтера домой одиннадцатилетней дочери: что почистить, что помыть из овощей и в какой кастрюле поставить борщ на обед. Сама она задержалась в городе, а если мужа. Сашу, вовремя не накормить, останется голодным: он - инженер наземного оборудования душанбинского аэропорта - мог заскочить на обед лишь на сорок минут. Толпы демонстрантов и даже бэтээры давно уже не вызывали у жителей Душанбе, в том числе и у русских, особых эмоций: с ними за последний год сжились, как с частью городского пейзажа, даже не вдумы¬ваясь в смысл «сидений» на площадях, шествий, лозунгов. Через стеклянную входную дверь молодой женщине была видна и толпами стройка рядом с КНБ.
С первыми выстре¬лами, когда к стройке побежали люди с зелеными повязками на лбу, очкастый старичек-вахтер, беспомощно пискнув, ис¬чез в темном коридоре, а Татьяна застыла с трубкой в пот¬ной ладони: четверо побежали прямо к дверям школы! Их перекошенные злобой лица заставили вспомнить все страш¬ные рассказы подруг. Женщина бросилась по коридору, хватаясь за ручки дверей. - все заперты. Наконец одна из них поддалась, и Татьяна влетела в какой-то класс. Судя по сло¬женным у стены партам, здесь затеяли ремонт: на полу - пят¬на известки, пустая банка из-под краски, слипшаяся от белил кисть... В коридоре топот, крики, удары ногами в двери, звон стекла. В отчаянии она бросилась к стенному шкаф - только бы был пустым! Слава Богу, гак и есть, пуст и без полок. Татьяна нырнула внутрь, вжалась в спасительную пыльную пустоту и, ломая ногти, закрыла изнутри обе створки. «Господи, разорвут ведь!» Через несколько секунд дверь рывком открылась. «Холи!»1 (Пусто) - крикнул наружу, в ко¬ридор, человек, и топот стал удаляться по коридору. Жен¬щину трясло, пот струйками стекал из-под растрепанных волос. Все больше и больше хотелось чихнуть - пыль здесь была многолетняя. Татьяна старалась дышать ртом, в носу свербело. На улице что-то гудело, трещали выстрелы, пол мелко сотрясался. Танки? Ей представилось, как огромная стальная громадина проламывает стену и перемалывает ее, беззащитную, прямо здесь в пыльном шкафу...
Только через час она решилась выбраться из шкафа и, пробравшись по коридору, выглянула через стеклянную входную дверь. В десяти метрах от ступенек серо-зеленой громадой застыл танк, на башне, повиснув локтями на крае откинутого люка, сидел русский парень в ребристом шлеме и линялом черном комбинезоне. От танка на асфальт падала густая тень.
АРИСТАРХОВ-I
(Весна девяносто второго)
Приснилось, как хрустко и пыльно рушится целиком ог¬ромный город, колются вертикальными трещинами много¬этажные дома и оседают в тяжелые, темные клубы пыли к земле, медленно, грохочущее, неотвратимо... Дома были на¬ши, душанбинские, в новых микрорайонах, то ли в «сорок шестом», то ли в «шестьдесят третьем». Погибающий город накрывало серовато-желтое небо, которое бывает в сентябре во время поздних «афганцев», темная зелень чинар и инжира вся в пыли - ни ветерка, душно... Из тягомутного, безвыход-ного сна Аристархова вытолкнула сверкнувшая мысль -землетрясение! Деревянная кровать и мебель противно и как-то расхлябанно скрипели и постукивали, ровный глубинный гул заполнял тьму. Страх, рождавшийся каждый раз внутри во время землетрясения, был какой-то нечеловеческий, то есть разумом не управляемый: он охватывал, выжимая пот по всему телу, и, сам себе противный. Аристархов готов был расшвыривать вещи и людей, бежать вниз по лестнице во двор, ожидая, почему-то, что она, лестница, все эти бетон¬ные пролеты, сложатся гармошкой, и ты будешь медленно умирать, полураздавленный, гнить в полном отчаянии в лу¬же собственного дерьма и крови... Землетрясений Аристар¬хов боялся всегда, а именно с того первого раза, когда испы¬тал его в детстве, сидя за круглым столом в зале и рассмат¬ривая цветные картинки в «Трех поросятах». Тогда, чувст¬вуя, что происходит нечто страшное и независимое даже от папы и мамы, таких огромных и сильных, он скатился со стула и ткнулся трясущимися ручонками в дверь (до рычаж¬ка ручки было не дотянуться - высоко), а она не открылась.
Пол под ногами вибрировал, и висюльки на старенькой люстре вызванивали сердито, а потом одна из них упала и покатилась орехом к ногам... Ужас, испытанный в детстве, живет в человеке, словно воспоминания о запахе, сжимаясь в глубинах существа в маленькую точку, крохотное стеклыш¬ко мозаики, а случись что - словно герань под нос сунули - сразу вся огромная, яркая картина воспоминании, чувств, страхов лиц и голосов!
...Нашелся только правый тапочек, левый впопыхах толкнул ногой под кровать, скинул и этот («ходить в одном смерть кликать на близких» - глубоко сидит суеверие!) и бросился к стулу. Срывая со спинки белолампасные «адидасы». Натянул, кинулся к двери. Трясти перестало, Все же це¬почку скинул и ключ повернул: опять тряхнет, тогда и побе¬гу. Прислушался: в подъезде тихо. Пару минут постоял у двери и, успокоившись, вернулся в спальню, сел на кровать. Внутри отпустило, страх поунялся. зашевелилась досада за трусость. Почему, когда потеешь от страха, гак противно пахнет?
Неторопливо оделся в домашнее. Ночь прошла, пять без четверти, а там и Шахидон скоро «квакать» начнет - эхо между домами сюда ранним утром хорошо доносится. Это позже, когда с воем понесутся под окном троллейбусы и за¬фырчат машины, зашаркает и загалдит народ на тротуаре, звуки утонут в них, а до этого обрывки слов раскатами будут доноситься, напоминая команды диспетчера с товарной станции железной дороги: «Вагон на второй... цистерну на третий... отцепить... поставить... маркировка...»
...Глава диссертации «не шла» - хоть ты тресни! По¬следние две недели работы над ней заключались в перекла¬дывании выписок из стопки в стопку, тщательном наборе в авторучку чернил «Радуга-2» из пластмассового пузырька и тупому средоточию на тексте наполовину исписанного листа, после чего (в зависимости от ситуации) следовал от¬ход на заранее подготовленные позиции на кухне (обед или чай) или разгон домашним за громкий разговор по телефону и возню с собакой, после чего, разумеется, опять ничего кроме чаепития не оставалось...
Сегодня стало понятно, что он просто тонул в материа¬ле, материале богатом, интереснейшем, подчас сенсацион¬ном, тонул не из-за неспособности думать, а из-за отсутствия критерия отбора и расстановки всего этого крошева выпи¬сок, конспектов, вырезок, карточек, рассованных по десяткам папок, сотням конвертов и каталожным ящикам. А кри¬терии этот - всего лишь производное, инструмент для работы. «Хромала» идея диссертации, а, точнее, ее формулиров¬ка, которая, словно кривой корень, превращала ствол всего замысла в развесистую корягу, достойную лишь печки! Втиснуть научное решение вопросов «что же происходит сейчас в Средней Азии, и каков дальнейший путь этого серд-цевинного региона?» в работу с названием, отражающим "роль партии и рабочего класса в судьбах народов Совет¬ского Востока» было попросту невозможно. От этого весь материал не уметался в главы, становился «дыбом» от по¬пыток использовать его для доказательств наукообразных посылов советских научных авторов.
Исписанное - в сторону (порву, наверное, но сейчас не¬когда) и за работу заново, вчерне. Хмыкнул про себя: Встряхнул Господь Бог...»
Николай не понимал мелочей: общий замысел после уяснения его «драконил» на мелкие части, дабы осознать, препарировать, а затем уж выстроить из них, словно из мел¬ких белых косточек, скелет будущего живого существа, «обращивать» его мощными мышцами фактов, проводами ло¬гических связок и нервов, чтобы готовая работа, словно ги-гантская ладная рыбина, легко и мощно понеслась по вол¬нам научной жизни, политики, отзывов, мнений.
И еще он понял, что мешало холодному препарирова¬нию темы: он любил Восток. Любил не экзотику, что позво¬ляло бы с картинной сокрушенностью вздыхать и цитиро¬вать среди соотечественников киплпнговское «Запад есть Запад. Восток есть Восток, и вместе им не сойтись!» И, про¬клиная Горбачева и таджиков, потихоньку собирать картон¬ные коробки для вещей в контейнер, а эти горы и мутный Вахш. и девчонок в ярко-красных ситцевых платьицах с платками, повязанными набок, что босоногие и гибкие за¬дорно щебечут и смело заглядывают в глаза в горном киш¬лаке, и седобородых сухощавых стариков в полосатых хала¬тах с двумя мешками на спине (как держат - уму не пости¬жимо!), что рвутся в файзабадский автобус, и сорокаградусный зной, oт которого земля летним вечером пахнет, словно зола из горячей печи, а еще... Да всего не перечислить. Од¬ним словом, он любил все это, как свое родное, никогда не отталкивая все это от себя в душе, и странно, что и земля эта никогда не отталкивала, не называла чужим, а уж тем более врагом. Плохо это или хорошо, но он всегда чувствовал Таджикистан, всю Среднюю Азию (поколесить по ней Нико¬лаю пришлось немало) частью России, которая не заключа¬лась для него только в березках, снегах и голубоглазых кра¬савицах. Именно поэтому Аристархов не только наблюдал со спокойным интересом за развитием событий, но считал своим долгом участвовать в них, здесь на окраине огромной своей родины - России.
«Вот так и буду писать: как свой в своей стране! И пусть, подавятся любыё змии, кому это не понравится - и «корен¬ные» и «некоренные», - успокоение он решил для себя, почувствовав уверенность и огромное желание работать, сей¬час, немедленно, и непременно весь день, до полного изне¬можения!
Аристархов, чувствуя сладостную, звенящую потребность в работе, зарылся на три недели в свои папки, выписки, карточки, читая и осознавая их заново, будто впервые расшифровывал язык, на котором они написаны. Проблема действительно открывалась по-новому, объемно вырастала мощной, кристаллической глыбой, играя блеском, граней событий, внутренними нитями связей и зависимостей.
«Начнем «аб ово»1. Итак, вопрос первый: «почему именно Средняя Азия стала частью России?» Этим вопросом дни века задавались не только мои соотечественники, но напря-гались с объяснениями англичане, немцы, французы, прочие «западники». Вопрос об основном направлении строитель¬ства русского государства на Восток - не праздный и имеет несколько уровней объяснения. Вот, пожалуй, самый при¬вычный для нас, материалистический, к коему склонялось большинство политиков, историков, военных еще в прошлом веке: «Сношения России со Средней Азией начались еще при московских царях. Первоначально они ограничива¬лись исключительно торговыми делами. Русское правитель-ство, сознавая выгоду разрешения коммерческих отношений, постоянно оказывало поощрение как русским, так и средне¬азиатским купцам. Последним были предоставлены особые льготы, поддерживавшиеся до последнего времени. Средне¬азиатские владетели не платили нам тем же, напротив, они взимали с русских, как с христиан, таможенный сбор (зякет) в удвоенном размере против принятого у мусульман...» Это пишет Белявский, русский офицер, генштабист из Ташкента, подготовивший при генерал-губернаторе Константине Пет¬ровиче фон Кауфмане исследование «Материалы по Турке¬стану. Исторический очерк распространения русской власти в Cpeдней Азии». Но ташкентский генштабист взял мелкова¬то по времени, видно, и задачи в глубину не ставилось - ма¬териал оперативный, для воюющего региона!
Генерал-лейтенант Михаил Терентьев, замечательный русский военный историк, умница, преподаватель Академии Генерального штаба, высказался по этому поводу более тео¬ретично и «капитально»: «Движение России на Восток на¬чалось еще во время татарского ига. Великий собиратель Земли Русской, Иван III (1462-1505). положив краеугольный камень нынешнему величию России, сделал и первый почин движению на Восток: при нем в 1472 году была завоевана Пермь (не Биармия ли это?), а затем Вятка и земля Югорская (Северо-Западная Сибирь). Распавшаяся еще при Василии Темном (а 1425-1462) Золотая Орда все еще претендовала на дань и на власть, но соперничество с нею отделившихся от нее царств Казанского и Крымского давало нам возмож¬ность, союзом с ними, парализовать предприимчивость Ор¬ды.
Задумав уничтожить и саму тень постыдного ига. Иван Ш заключил союз с Менгли-Гиреем крымским, разорвал грамоту сарайского хана Ахмата и прогнал его послов. Ах-мат также обеспечил себя союзом с Казимиром IV литов¬ским, но крымцы напали на Литву и тем отвлекли ее от содействия Золотой Орде, а русские дружины с другими пар¬тиями крымцев напали на Сарай и разорили его. Главные же силы России и Орды, простояв друг перед другом до поздней осени и не рискнув первыми перейти разделявшую их реку Ургу. мирно разошлись 7 ноября 1480 года. Этот день и счи¬тается последним днем ига. Окончательный же удар Кипчак¬скому царству нанесен был верным союзником нашим Менгли-Гиреем. в 1502 году.
С устранением старого врага отношения наши к Казани (в Средней Азии есть предание, что Казань построили кара¬калпаки, но потом были вытеснены ногаями и ушли к Аральскому морю. В договоре Игоря с греками есть статья, которой русские обязались не допускать движения «черных болгар» с Волги на Грецию, «Кapa» - значит «черный» - не каракалпаки ли это были?) и к Крыму изменились: не стесняемые более заботами о собственной безопасности, эти соседи производили беспрерывные разбойные набеги на пограничные наши области. Хотя воеводы Ивана Ш и привели Казань в зависимость от Москвы, но казанцы при каждом удобном случае от нее отказывались. На оставшийся в 1518 году вакантным престол казанский Василий назначил одно¬го из «служебных» царевичей Шиг-Алея. но партия крым¬ская снеслась с Махмет-Гиреем, который нападением своим в 1521 году застал врасплох Россию, распустившую свои ополчения, и дошел до самой Москвы. Казань, раздираемая борьбою партий, снова подчинилась России через 30 лет, но когда ей опять навязали того же Шиг-Алея, то она снова «возбухла» и признала право на престол только крымскою царевича Эдигира. Тогда Иван IV решился покончить с Ка¬занью. Да и пора было. Русь уже собралась в могучее целое присоединением к Москве Великого Новгорода (I47S г.). Твери (1485 г.), Смоленска (1514 г.) и Рязани (1517 г.); тер¬петь далее набеги и своеволие татар было не для чего.
В 1552 году сам Грозный с 150000 русских (в том числе были и стрельцы - только что учрежденное постоянное вой¬ско) осадил Казань и взял ее 2 октября приступом через брешь, образованную взрывом сильной мины (48 бочек по¬роху).
Через 4 года, то есть в 1556 году, присоединено, и без труда, слабое Астраханское царство, возникшее было на развалинах Золотой Орды.
Крымские ханы, однако же, предъявили притязания на Казань и Астрахань - отсюда ряд кровавых набегов и войн, продолжавшихся 230 лет до 1783 года, когда Таврический полуостров был присоединен наконец к России.
Вслед за покорением Астрахани царь послал в 1567 году двух казацких атаманов. Петрова и Яличева, с Урала через Байкал в Пекин. Они дошли до Японского моря и вернулись хорошо ознакомленные с сибирскими татарами.
К концу царствования Ивана Грозного Россия шагнула за «Каменный пояс», как тогда называли Уральский хребет.
Дело, однако же, было сделано: Ермак перешел «Камен¬ный пояс» и, плывя на стругах из реки в реку (Чусовая. Серебряная, Жаровля, Тура), углубился в недра Сибирского царства. Огнестрельное оружие, неизвестное дотоле сибир¬цам, навело на них панический ужас...
Вскоре после завоевания Казани башкиры (берсерги), бывшие до того данниками татар, приняли подданство Рос¬сии, однако ничуть не стеснялись делать на нее набеги. Рус-ские вынуждены были возводить укрепления вокруг погра¬ничных сел и даже непрерывные валы от села к селу.
Отбиваясь от дикарей, Россия (или еще точнее, какой-нибудь Новошемшинск!) заботилась, конечно, только о са¬мой себе, а о Европе и не помышляла и не искала «ни благо-дарности ни славы», как не искали их наши соплеменники - чехи и мораване, побившие монголов в 1241 году под Оломуцом и тем самым спасшие и себя, и Европу от погрома!
История дальнейшего нашего движения на Восток ха¬рактеризуется таким образом: соседство с дикими, не при¬знающими никаких прав, кроме прав силы, племенами, вы¬нуждало нас укреплять границы линией крепостей; под их защиту являлись временами орды, теснимые более сильны¬ми. Эти новые подданные через некоторое время оказывались хуже врагов; нам приходилось или задавить их оконча¬тельно, или прогнать, но и в том, и в другом случае необхо¬димо было отцепить занятую ими территорию рядом новых укреплений. В старые времена они назывались «чертою». Например, «Закамская черта» проведена была от Волги по реке Черемшан, а далее - через степи. Устроен был вал и за¬секи из срубленных деревьев, с заостренными ветвями. По черте строились остроги, то есть поселки, обнесенные забо¬ром из толстых бревен, вбитых в землю стоймя, и заострен¬ных сверху. Эти остроги-города заселены были при Алексее Михайловиче пленными поляками. От набегов ногайцев и крымских татар также возводили линии из непрерывных валов. До сих пор в некоторых местах Воронежской губер¬нии, как, например, в Бирючинском уезде, сохранились сле¬ды длинного вала, составлявшего когда-то «черту». Так, пе¬рекатными линиями и продвигается Русь на восток в тщет¬ной погоне за спокойствием. И не найдет она этого спокой¬ствия, пока не дойдет до народа, уважающего договоры, на¬рода настолько цивилизованного, чтобы не жить грабежом и разбоем, и настолько сильного, чтобы не допускать наруше¬ния своих границ разбойничьими набегами своих шаек. Та¬кая, созданная степями и дикими ордами, а нами поневоле принятая программа была применена впервые к башкирам. Когда ни укрепления сел наших, ни даже непрерывные валы не в состоянии были удержать их от набегов и разбоев, тогда решено было оцепить их укреплениями.
«Все подданство башкир состояло в том, что тарханы, то есть обельные, освобожденные от податей, служили, а ос¬тальные платили ясак. В 1720 году башкирам даны разные льготы, главною они сами считали освобождение их от вла¬сти казанского воеводы и подчинение прямо Сенату».
Вот он поворотный пункт политики России на просто¬рах Азии: петровские времена! Буквально грань веков: XVII. с его казачьим и крестьянским «самотеком» на Восток, и XVIII - век вполне спланированной европейской политики. Вот снова Белявский: «...Петр Великий, стремясь к расшире¬нию активной торговли русской и простирая свои виды на
Индию, шире посмотрел на Среднюю Азию. Желая в корне изменить обоюдные отношения, он думал не только их рас¬ширить, но и решился сделать важный политический шаг с целью подчинить своей власти сначала Хивинского, а затем и Бухарского властителей...» Если уж быть до конца спра¬ведливым, то ташкентский генштабист не очень аккуратно обращается здесь с фактами: первый шаг в подчинении был сделан не русскими, а самими хивинцами, точнее, ханом Шаниязом, приславшим в 1700 году Петру просьбу о приня¬тии его «со всеми подданными» под российскую власть, что и было сделано в августе того же года. Через три года рос¬сийское подданство было подтверждено новому властителю Хивы, вступившему на престол, - Араб-Махмеду, что окон¬чательно уверило во владении этой «далекой землицей». Но страна, вернее, ее правящая головка, состоящая в те годы в большинстве своем из немцев, голландцев и прочих «запад¬ников», сама себя ввела в заблуждение относительно реаль¬ности подписанных документов о подданстве: далекие азиат¬ские владения, просясь под руку севернее царя, и не думали о реальном подчинении ему! Главной целью этого мудрого хода хана Шанияза, а затем его преемников было избавиться от опеки сравнительно сильного (по среднеазиатским мас¬штабам) соседа - Бухарского ханства, посадившего в конце XVIII века на престол Хивы своего ставленника и постоянно «учащего жить» хивинцев. Поэтому, когда через несколько лет дело коснулось реальных действий по организации реч¬ного пути по старому руслу Амударьи - Узбою. располо¬женному на территории Хивинского ханства, очередной правитель решил, что пора делать резкий политический раз¬ворот. К слову сказать, сам петровский проект непрерывно¬го водного пути по Волге - Каспию - Амударье до Индии был не реальным из-за уровня тогдашних географических знаний, но главное в другом - попытка осуществления его помогла России понять, что такое подданство азиатского владыки. Стоило это понимание четырех с половиной тысяч жизней солдат, офицеров, уральских казаков, астраханских купцов, сгинувших в Хиве в 1717 году вместе с князем Бековичем-Черкесским, крестником Петра. Так что «подчинение своей власти» Хивы и Бухары Петром нужно рассматривать в качестве метафоры.
... Аристархов задумчиво уставился на папку с материа¬лами по роковой экспедиции князя Бековича: странно, но гибель четырех с лишним тысяч подданных, еще и царского крестника, не вызвала абсолютно никакой официальной ре¬акции со стороны России. Эта трагедия была отнесена ис¬ключительно на счет «дурного нрава азиатского владыки». Николай невесело хмыкнул: за такой дурной нрав Лондон или Мадрид той эпохи уж не спустили бы! Что в этом? Без¬различие России к судьбам своих граждан? Проявление того православного русского провиденциализма, позволяющего бросать миллионы людей в горнила войн и на великие стройки, одновременно «забавляя» в плену тысячи и тысячи своих соплеменников? Не потому ли сейчас миллионы рус¬ских, оставшихся на окраинах некогда великой страны, по¬чувствовали себя брошенными и беззащитными, когда Рос¬сия (не Россия, конечно, а обрубок от нее!) вдруг «одарила» их местным суверенитетом, заявив, что соотечественник - понятие не юридическое, а... моральное, и она за их судьбы не в ответе. Аристархов поежился - и он в их числе...
Сразу вспомнил разговор с коллегой. Игорем Парфено¬вым, недавно с пеной у рта доказывавшим «вину» русских как народа в бедах и невзгодах Средней Азии.
- Ты не можешь отрицать, Николай, что власть России в советские времена принесла местному населению одни ли¬шения! - рыжеватая бородка Игоря выставлена вперед, карие, слегка навыкате глаза выразительны и печальны. Игорь субтилен, сутуловат, утончен и подчеркнуто аккуратен, уси¬ленно играет манеры (как он их представляет) настоящего русского интеллигента времен «хождения в народ».
- Коммуняки совершили страшный грех перед народами всей страны - они отняли у него историческую память, раз¬рушили саму живую ткань истории, лишили каждый из на-родов лучших его сынов. Ну, расстрелы, репрессии, сам зна¬ешь! А здесь, в Средней Азии? Ты почитай Домбровского, его «Хранителя древностей», это же настоящий катехизис советской подлости в те времена!
- Ну, думаю, катехизис здесь не подходит, мой дорогой
- Да не имеет значения! - еще больше выставил бородку Парфенов. - Главное, что, Советская власть принесена в Среднюю Азию русскими, коммунизм совершенно чужд здешним народам ...
- Как и русскому, впрочем ...
- Ну, знаешь, для русского народа коммунизм был его собственным выбором ...
- Ой ли?
Парфенов в запальчивости еще сильнее выкатил глаза, но, видно, самый убедительный довод стал поперек горла, и он, захлебнувшись слюной, минуту надсадно кашлял, ут¬кнувшись в большой клетчатый платок, хмурясь и вытирая выступившие слезы. «Наверное, жалеет, что на платке нет кровавых пятен, чахотка была бы последним штрихом к его интеллигентности», - с неприязнью подумал Аристархов.
- Так вот, - Парфенов все еще глотал остатки кашля, -русские, по сути дела, на штыках принесли в Среднюю Азию революцию, большевизм, репрессии ... .
- Медицину, образование, «Жигули», самолеты. - в тон ему продолжал Аристархов.
- Не юродствуй! - взвизгнул и снова закашлялся колле¬га. - Ты понимаешь, о чем я говорю! За это насилие нами должно быть принесено покаяние! Не только словом, но и делом!
- Ой, ты это кому же исповедуешься в сих грехах в сте¬нах института? Ты бы тогда взял кетмень да шел бы на поле поливальщиком. Или хотя бы ребятишек учить в кишлаке?
Разговор не получился: Парфенов, все еще кашляя и су¬тулясь, схватив бесформенную спортивную сумку, ринулся к двери и, громко ею хлопнув, не появлялся две недели.
Время и место- II
(середина XIX века)
Копия с отношения Оренбургского и Самарского генерал- губернатора г. Министру иностранных дел от 9-го апреля 1859г. № 307.
Исправляющий должность Оренбургского и Самарского генерал- губернатора сообщил мне поступившее к нему представление исправляющего должность председателя Пограничной комиссии, присем к копии прилагаемое и сущность коего заключается в следующем: киргизкие депутаты, бывшие у туркмен для выручки наших пленных ордынцев, возвратившись благополучно в пределы Малой орды, прибыли в ставку правителя западной части Оренбургской степиподполковника Тяукина вместе с почетными туркменами Яумудского колена Айтембеком Азмуратовым и Сеид- Беком Бадиш- Мухаммедовым, кроме того прислан туда же доверенный от владеющего теперь Кунградом Мухаммед- хана Бека Суфиева, Мулла Шах- Нияз и приних два прислужника туркмен Зейгид и киргиз Калмаш- бек. Как киргизкие депутаты так и прибывшие туркмены довели до сведения начальства, что размен пленными идет успешно, но последние, кроме всего представили 6 писем из коих 3 от Яумудского хана Атамурода и почетных лиц второго колена, а 3- от Кунградского бека Мухаммад- хана, адресованные на имя главного пограничного начальства и султана Тяукина.
В письмах Атамурад- хана и почетных туркмен Яумудова рода изложена изъявленная еще в прошлом году гоьтовность служить Государю Императору и заключаются просьбы, во- первых, чтобы подполковник Тяукин поспешил прибыть с отрядом лично , или прислал сына, или брата для управления туркменами; во- вторых, чтобы устроено было русское укрепление на острове Чиликен или при Балханском заливе и заведена там ярморка, и в- третьих, чтобы заннят был Кунград, которым уже завладели узбеки с помощью туркменовЯумудов и в- четвертых, чтобы русское правительство приняло участие в судьбе разъединенных ныне туркмен и устроило их. Мухаммед же хан бек также просит ускорить присылку русского отряда для занятия Кунграда, добавляя, что кунградцы теперь в неприязни с известным приверженцем Исетом Ктебаровым, бежавшем в Хиву с киргизом Азбергеном.
Затем из донесения видно, что узбеки и Яумуды открыто выражают между собою мысль, что ежели русские построят крепость на острове Чиликен, или у Балханского залива, то с покорностью туркмен Чаудского колена и с занятием Кунграда и Хива примет поддпнство России.
В заключении колежский советник Плотников изъясняет, что все вышеупомянутые лица прибали в Оренбург и содержание их не может быть принято на ежегодно ассигнуемую для приема ордынцев сумму, так как подобный расход истощит всю сумму и что представляется во всяком случае необходимым выдать приезжим киргизам и туркменам подарки, по азиатскому обычаю.
Говоря о вышеизложенном для моего сведения, исправляющий должность генерал-губернатора испрашивает моего разрешения по всем обстоятельствам сего дела.
Вследствие сего, долгом считаю изложить Вашему сиятельству мое мнение касательно просьб туркмен.
В совещательном комитете под личным председательством его Императорского Величества, Государя Императора, не последовало соизволения на принятие туркмен в наше подданство, но при этом разрешено произвести топографическую рекогносцировку восточного берега Каспийского моря с целью, между прочим, избрать пункт для укрепления и фактории.
Сообразно сему даны мною штаб-офицеру, назначенному для производства помянутой рекогносцировки и начальнику Аральской флотилии, имеющему сопутствовать Бухарскому посланцу по Амударье – инструкции, одобренные Вашим сиятельством в политическом отношении, общий смысл коих заключается в том, чтобы уклониться от прямых ответов на просьбы туркмен, касательно принятия их в наше подданство и чтобы получить от них обещание заслужить расположение русского правительства дружескими в отношении России действиями.
Не отступая и в настоящем случае от принятого порядка действий с туркменами, я полагал бы необходимым, не ограничиваясь уже более одними уклончивыми выражениями, воспользоваться в некоторой мере предложениями туркмен и выразить готовность действовать в отношении их, как с племенами, нам не чуждыми и не признанными. Необходимость эту я основываю на том, что занятие Кунграда может быть весьма полезно в видах будущих торговых сношений наших со Средней Азией. Нам необходимо иметь укрепленные пункты на Амударье для склада каменного угля и топлива, нужного для пароходного плавания.
Но прочное занятие и укрепление Кунграда в настоящее время невозможно: по неимению для сего в моем распоряжении ни войска, ни денег, ни перевозочных средств. К тому же, недостаток сведений: в какой мере Кунград и его окрестности могут обеспечить продовольствием наш гарнизон и удобно ли воздвигнуть поблизости к городу или внутри его укрепление, не дозволяет даже мне возбуждать вопрос об окончательном занятии Кунграда, согласно просьбе туркмен.
По моему мнению, наше расположение к туркменам должно выразиться через оказание им временной помощи во внутренних их разборах с хивинцами. Для сего я полагал бы представить капитану первого ранга Бутакову при предстоящем его плавании с Бухарским посланцем по Амударье взять с собою из форта №1 команду пехоты в таком количестве, в каком возможно будет разместить ее с нужным для оной продовольствием на пароходе и двух баржах. Во всяком случае, я не предполагаю, чтобы этот отряд мог превышать 125 человек, кроме морских чинов, необходимых для службы на пароходе и конвоирования посольства.
По прибытии к Кунграду поручить капитану Бутакову или оставить эту команду в городе для оказания помощи завладевшим ныне оным туркменам, или же, если отряд может подвергнуться опасности, то не оставлять его в Кунграде, но на обратном пути по Амударье прислать к сему городу и в сопровождении всей воинской силы, высадившись на берег, пробыть в Кунграде столько времени, сколько дозволят обстоятельства и признано будет нужным для подробного ознакомления с местностью и ее жителями, со средствами страны и с происходящими в ней ныне политическими переворотами. Затем следовало бы, по моему мнению, разрешить капитану первого ранга Бутакову, если надобность укажет, употребить и силу оружия в защиту туркмен. Этим путем положено будет начало видимого нашего покровительства туркменам без всякого однако окончательного обязательства принять их в подданство.
Собранные таким образом сведения укажут в будущем, должно ли или нет действовать решительно в видах упрочения нашего владычества над туркменами и следует ли завладеть городом Кунградом.
Затем надлежало бы объявить прибывшим в Оренбург туркменам, что им в настоящем случае оказывается временная помощь, но прежде предоставления им помощи решительной и устройства их, необходимо и с их стороны, чтобы она действиями заслужила покровительство России, для чего они:
1. Должны окончательно примириться с нашими киргизами;
2. Защищать бухарские караваны следующие в Россию по правому берегу Амударьи, равным образом отнюдь не препятствовать хивинским караванам привозить в наши пределы свои товары;
3. Содействовать к заготовлению топлива для наших судов и снабжении нашего отряда нужным продовольствием, разумеется за деньги.
Далее, объявить им, что по их просьбе для облегчения торговых их сношений посылается команда для осмотра берегов Каспийского моря и избрания пункта для открытия ярмарки и что они равным образом должны оказывать полное содействие к исполнению всех требований начальствующего над этой командой.
Что касается до разрешения самому султану Тяукину или его сыну и брату отправиться с отрядом киргиз на помощь туркменам и управлять ими, то исполнение этой просьбы было бы преждевременно, ибо нельзя предвидеть до получения подробных сведений о результатах действий капитана Бутакова, какой исход получит вопрос о принятии туркмен в подданство, - раз допустивши султана Тяукина управлять этим племенем, Россия в глазах киргизов окончательно присоединяет туркмен и потому, если бы пришлось в будущем отозвать его, то такое распоряжение могло быть понято как слабость со стороны нашего правительства.
Я полагал бы поручит капитану Бутакову отклонить это домогательство туркмен, под предлогом, что просьба их не прежде будет уважена как по исполнении ими всех вышеизложенных требований, клонящихся к упрочению мирных с ними сношений.
Не лишним казалось бы вменить в обязанность г.Бутакову стараться внушить туркменам, чтобы они помирились со всеми нашими киргизами и в особенности с родственником Исета Кутебарова Азбергеном и способствовали его перекочеванию в пределы нашей страны. В заключение не могу не повторить, что коль скоро признано полезным в видах распространения торгового нашего влияния на Среднюю Азию, устроить пароходство на реке Амударье, то нельзя безусловно отвергать предложения туркмен принять подданство России и занять нашими войсками Кунград, местность обещающую, по крайней мере в географическом отношении, все выгоды для успешного плавания.
Геренал-адъютант Катенин,
Оренбург,
1859 год.
25 февраля 1859 г.
С.Петербург.
Оренбургскому и Самарскому генерал-губернатору
Милостивый государь, Александр Андреевич!
Государства Средней Азии примыкают к России своими границами, сама природа как бы связывает Россию с Востоком, открывая ей широкий вход в него через Каспий и Арал. Само Провидение предназначает Российскую Империю быть просветительницей блуждающих в тумане невежества тюркских племен.
По моему убеждению, Россия должна незаметно, шаг за шагом, без выстрела, единственно дружественными торговыми сношениями, внести в Среднюю Азию влияние невидимое, но более твердое и существеннее всех великих побед.
От сближения России с Востоком польза, как материальная, так и нравственная неизмерима. Не только для России и Средней Азии, но даже для Европы.
Выгоды для России: Заводы, фабрики, мануфактуры нашего Отечества не могут соперничать с европейскими. Для их произведений нужно найти сбыт только у народов, находящихся на низшей степени развития сравнительно с нами. При ближайших связях с Востоком у нас будет там множество рынков для сбыта своих изделий в замен его естественных богатств.
Сокращение расстояния от Туркмении, Мавераннахра, Кабулистана, Китая и Тибета до Европы, устройством пароходства по Сырдарье и Амударье, железной дороги от последней к Каспию, даст возможность России снабжать все рынки Запада произведениями Востока.
Нравственная польза России также несомненна – страна до сих пор бывшая, так сказать ученицею Запада, оканчивая свое «школьное учение», начнет действовать самостоятельно, собственным умом, ни у кого не спрашивая и не подвергаясь постороннему гнету. Сколько бодрости придаст такая деятельность дремлющим силам нашей обширной Империи, как возвысит и упрочит оно значение и влияние ее в Средней Азии, где теперь ни то, ни другое далеко не соответствует ни материальному могуществу, ни умственному превосходству первой над последнею.
Выгоды для Средней Азии. Для народов Средней Азии знакомство и сближение их с Россией будет величайшим из благодеяний. Какой толчок при Петре и в последнюю войну дал Европейский Запад нашему собственному развитию, пробудив npоизводительную деятельность Им¬перии, точно таким же образом шум русских пароходов на Аму и Сыре, появление русских факторий у подножия Гиндукyша и Гималаев разбудит народонаселение тур ан а и извлекут его из того оцепенения, в которое погружено оно уже несколько веков невежеством своих npавительств. Земледелие, caдоводство, шелководство, все отрасли местной npомышленности воспрянут вновь и дадут племенам, коснеющим теперь в бедности и варварстве, средства улучшить свой быт обменом сырых произведений своих на фабрикаты опередившей их в развитии России.
Выгоды для Европы. Торгуя с Среднею Азиею и внося туда свое влияние, Россия не кидает боевой перчатки Англии. Напротив того, когда торговое влияние наше в Средней Азии утвердится прочным об¬разом, так что никакая конкуренция не будет ему опасна, а Россия покроется между тем железными дорогами тогда мы сделаемся естествен¬ными проводниками Европейской торговли с Индией.
Торговля эта должна будет изменить тогда свое направление, тoвары из Франции и Германии направятся в Россию, и по железной дорог; до Саратова будут доставляться на Волгу, а затем чрез Каспийское : море в Балханский залив, оттуда же по железной дороге, которая пере1 сечет Киргизскую степь, к р. Амударье. Таким образом, товары Европейские дойдут в Среднюю Азию из мест отправления• чрез двадцать дней, тогда как те же товаpы чрез Суэцкий перешеек идут сто дней, а огибая' мыс Доброй Надежды - двести дней. Следовательно Франция, Германия, Бельгия и Швейцария получат со временем возможность npоизводить торговлю на всех рынках Средней Азии и даже за Индусом.
Сама Англия, пользуясь нашими железными дорогами, признает гораздо выгоднее везти товары свои в Индию и npоизведения Индии в Европу - чрез Россию, в совершенной безопасности, нежели подвергать свои богатства рисковому плаванию вокруг света, с постоянною потерею таковых. на огромные суммы вследствие кораблекрушений. Россия же от траназита европейских товаров.в Индию и Индийских в Европу, должна приобрести выгоды, которые значительностию своею не уступят выгодам от собственной ее торговли с Средней Азией.
Твердо убежденный в истине всего изложенного, я, не из видов личной выгоды, а желая принести существенную пользу моему Отечеству и из сочувствия к Среднеазиатскому человечеству, с которым имел случай лично познакомиться, старался изучить Азию в продолжении нескольких лет, собирал торговые о ней сведения и составил разные записки по этому предмету.
Ныне уверенный в искреннем сочувствии вашем к такому благодетельному предприятию, обращаюсь к вам с просьбой не отказать в ходатайстве Вашем у высшего правительства о содействии к учрежден, товарищества для торговли со Средней Азией на основании прилагаемого при сем проекта устава и о представлении сего устава на высочайшее утверждение. Со своей стороны я беру на себя устроить это товарищество npиглашение к участию в ном просвещениях и пред¬приимчивых капиталистов наших.
Ваше превосходительство, вполне зная положение дел, можете лучше кого-либо оценить огромное государственное значение пред¬принимаемого товарищества,•• пользу от него для империи, трудности его ожидающие и возможность выгод для него, лишь после постоянных, и значительных пожертвований. Потому привилегии, им испрашиваемые: не покажутся вам не соответственньми высокой цели предприятия. Без высшего покровительства оно не может ни состояться, ни идти с успехом. От вас же должно ожидать, что вы не откажитесь не толь ко быть восприемником товарищества, но и советами вашими направ¬лять действия его, согласно видам npавительства и сердечным забо¬там государя императора о возведении империи своей на высшую степень могущества и благодеяния.
В заключении не излишним считаю указать на ту пользу от предприятия, которую должно оно принести собственно Оренбургскому краю. Степи Киргизские и Туркменские составляют страну, которую нужно еще усвоить России, укрепить за нею. Предполагаемые в Уставе поселения при факториях товарищества послужат наилучшими и вернейшими к тому средством. Крепости и гарнизоны годны только к обузданию народов, к приобретению наружной их покорности, теснейшим же образом связывается господствующее племя с подчиненными ему лишь взаимностью выгод и распространением на последнего первого, а это достигается единственно ежедневным сношением обоих племен торговым и промьшленным.
Военные средства, которые необходимо иметь товариществу на поприще действий, для защиты себя, не может оно также употребить во зло без крайнего вреда для успеха своих мирных предприятий.
Всякое употребление оружия в дело необходимо ведет ко вражде, а вся надежда на успех действий товарищества заключается в приобретении честностью и прямотою дружелюбно к нему расположения как народов так и правительств тех стран куда проникает оно со своими товарами и деньгами.
За сим, принося уверение в искреннем моем к вам уважении и совершенной преданности, честь имею пребыть вашего превосходительства покорнейшим слугою. Степан Хрулев.
Оренбург,I859 г ..
Копия с шифрованной записки полковника Игнатьева,
от 15 октября за № 56
Все переговоры пришли к успешному окончанию. Эмир выдал мне всех пленных русских и даже их детей и семейства. Я возвратил Эмиру тех, которые обратились в магометанство, не помнят своего происхож¬дения, обременены большим семейством и не изъявили желания В01вра¬титься в Россию. Беру с собой 11 человек пленных, в том числе 8 слу¬живших в ханской пехоте.
Кроме того, Эмир согласен на сбавку торговых пошлин на половину против прежнего, на отведение для наших торговцев отдельного Kapaван-сарая в Бухаре, на присылку из Оренбурга и временное пребывание в Бухаре чиновника в качестве торгового агента, на свободное плавание по р. Аму- судов наших и обещал свое покровительство нашим торговцам.
В бумаге Таксаба сообщавшего мне это, сказано сверх того, что ежели мы встретим препятствие со стороны Хивы относительно плавания судов, то Эмир готов принят против этого меры по взиманию с нами согласию. Таксабэ сообщил письменно, что меня ожидает со стороны хивинцев на обратно м пути к р. Cыру, но я намерен отклонить снаряжение бухарского конвоя, и не требовать высылки отряда из ворта № 1, полагая, что конвой наш достаточен.
Хотят послать отсюда посланца с слоном и с другими подарками. Следовало бы принять его хорошо и допустить до С.Петербурга. Не прикажете ли драгоману Батыршину состоять при посланнике бухарскому так как он вполне ознакомился с ходом здешних дел. Если хивинцы узнают об успехе нашем в Бухаре, они, вероятно вышлют посольство в Россию, а киргизы хивинские перекочуют к нам.
Английскому агенту здесь не удается и он уже собирается ехать обратно в Кабул, с нашей стороны не сделано никакой уступки в пользу бухарцев, несмотря на сильные жалобы бухарских купцов на тарифы, на просьбы их о новых льготах в России и старания затруднить нашим торговцам приезд сюда. Я избегнул даже предъявления тех обе¬щаний, которые имел право сделать по инструкции мне данной, и огра¬ничился общими словами и дружественньми уверениями. Посланник бухар¬ский вероятно будет ходатайствовать в С.Петербурге об исполнении разных просьб бухарского правительства. Обыкновенно бухарского по¬сланника принимают на наше содержание с крепости Орской. Полагаю приличнее на этот раз принять и начать довольствие посланца из Качалы. Ежели он пойдет со мною, я отпущу на сие деньги из суммы миссии.
Покорнейше прошу сообщить Министерству Иностранных Дел.
Верно : Есаул Чернов.
3 июня 1864 года г. Оренбург
Копия
Препятствие встречающееся русскими купцами в Бухаре для свободной торговли:
Последней поездкой в Бухару, я узнал, что русским купцам очень трудно заняться торговлей в тамошнем крае, стесненные кругом разными обстоятельствами почти делают торговлю нашу с Бухарой не возможной или по крайней мере, в крайне стесненном положении. Мусульмане хоть и русские подданные /татары/ встречают менее препятствия /одинаковое вероисповедание/, что видно из теперешних сношений с Бухарой посредст¬вом приказчиков из мусульман, а не чрез русских.
Привожу здесь некоторые обстоятельства:
1. Торговцу или купцу необходимо нужно свобода: а/ выбор места жительства для более удобного склада товаров – так как в Караван-Сарае нет места или встречаем затруднение достать свой товар из среды других товаров, в чем затрудняется отправка оного. Потом упаковка товаров очень затруднительна в таком ограниченном месте и при стечении большой массы народа, что очень мешает заниматься делом. Не говоря о расходах, которые они накладывают на русских купцов в Караван-Сарае, хотя лавка там необходима для склада капитала.
б/ свобода в распоряжении своим капиталом. Запрещают вывоз в со¬седние ханства /Хиву, Кокан и др../, под предлогом, что они боятся, что капитал на дороге может быть разграблен и им т.е. Бухарскому пра¬вительству придется отвечать, за иностранный капитал и другие весьма глупые резоны, хотя по их закону каждый имеет право на вывоз капитала
и товаров.
2-е. Корреспонденция, которая занимает одну из главных ролей торговли, стеснена до невероятностей тамошними властями ни одно русское письмо не может быть передано прямо в руки по назначению, а идет сперва к Тасабе, который заставляет переводить его и если некому, то оставляет у себя совсем или, когда придет удобный случай для перевода оного, таким образом, письмо или вовсе пропадает или отдается спустя долгое время.
3-е. Пошлиной они не обкладывают русских за их товары и капиталы, хотя и значится 5 процентов /мусульман 2,5 цента/, но ценят товары гораздо дороже их стоимости. Таким образом возлагают больше пошлин.
Взимая более чем двойную пошлину с русских, они должны бы по крайней мере защищать интересы русских купцов, но из примеров вид¬но, что если бухарец купил или подал русскому товар имеет право чрез некоторое время отобрать товар, если цена повысилась, и если понизилась, то отдать товар назад хотя условия были сделаны по закону.
4-е. Удобства жизни в Бухаре. Иметь все права, которыми пользуются мусульмане, ездить свободно по городу на лошадях, ходить куда угодно по городу и иметь свободный выбор в служителях, позволение ходить в баню и другие места вообще пользоваться такими же правами, какими пользуются мусульмане.
И если правительство найдет возможность устранить эти препятствия, хотя в половину, то русская торговля будет процветать с наи¬большими успехaми и вполне может конкурировать со всеми нациями и приобретать значительную торговлю в пользу, которое теперь не очень выгодно для России.
Подпись. Михайло Хлудов
3 июня 1864г. Оренбург.
Продолжение следуе - http://www.proza.ru/2011/07/17/536