I
Теперь, в уже достаточно преклонном возрасте, когда я вспоминаю женщин, которых я в своей жизни любил, и которые любили меня, я думаю об Ире. С Ирой мы расстались двадцать пять лет назад, а я до сих пор помню ее зеленые глаза, то ласковые, то ревнивые, как у кошки. Иногда во сне я ощущаю на своих губах соленый после моря вкус ее губ и аромат ее коротко стриженных каштановых волос. Чем больше я думаю о ней, тем отчетливее, как снимок на фотобумаге, проявляются в памяти ее черты. И тогда, окунаясь в прошлое, я снова вижу ее несмелую, вопрошающую улыбку, снова обнимаю ее хрупкое, стройное тело и целую маленькую, упругую грудь. Теперь, вместе с этими воспоминаниями, ко мне приходит теплое чувство, что Бог в этой жизни дал мне любовь, то самое главное, без чего неполноценен человек, как без рук или ног.
Тогда, двадцать пять лет назад, мы купили обручальные кольца и собирались пожениться. Видно, черная кошка перешла нам дорогу. За месяц до свадьбы мы расстались, плохо расстались: с криками, упреками и подозрениями.
II
В это лето мне исполнилось шестьдесят лет, я уже не работал, и родные уговорили меня отдохнуть в санатории. Можно было бы поехать на юг, на море или на дачу в Подмосковье, но жить одному на даче или ходить утром и вечером, как на работу, купаться и загорать, не хотелось. И я выбрал санаторий недалеко от Москвы.
У меня сын врач, и когда я ему говорил: «Пристрой меня в какую-нибудь больницу, пусть подлечат», - он отвечал: «Папа, тебя не от чего лечить. Для своего возраста ты абсолютно здоров. То, что сердце иногда давит, или давление подскакивает, это ерунда. Тебе просто надо отдохнуть, попить лекарства, может быть, назначат процедуры, осмотрят, полечат. А для этого существуют санатории. Это же не больничная палата, а прогулки и развлечения. Вот и побудь там хотя бы месяц, на свежем воздухе, под присмотром врачей». Как-то уж так получилось, но за всю свою жизнь я ни разу не лежал в больницах и не бывал в санаториях. «Пусть уж осмотрят все сразу», - и согласился на санаторий.
Я скоро познакомился с мужиками моего возраста: мы играли в шахматы, и нашлось, о чем поговорить. Я быстро свыкся с санаторным режимом: завтрак, обед, ужин, процедуры и неторопливые прогулки по парку. По-моему, так спокойно и размеренно я до сих пор никогда не отдыхал. И мне это нравилось.
Как ни странно, меня не влекло к знакомствам с женщинами, хотя они сами, две или три, старались познакомиться со мной, и мои приятели дружески подтрунивали надо мной: а что же дальше? А дальше, кроме разговоров на скамейке, не было ничего. То ли я еще в свои шестьдесят был слишком привередлив в выборе, то ли я уже в свои шестьдесят не старался сблизиться с ними.
Потихоньку, не спеша, подходил к концу мой отдых, наполненный ясным солнцем и ароматным запахом трав и деревьев.
* * * * *
Как всегда, после обеда я сидел в парке и читал какую-то читанную, перечитанную книгу. Справа от меня на скамейку присели две женщины, и их разговор не долетал до меня. Когда я лениво поднял глаза от страницы и посмотрел в их сторону, я увидел видение. Мне так показалось, что это было видение. Это была женщина, с виду немного нервная или возбужденная. Но не это поразило меня. Она сидела ко мне вполоборота, и я видел худенькую фигурку в брюках и майке, маленькую грудь и короткую стрижку каштановых волос. Она не смотрела в мою сторону, а я не отрывал взгляда от ее шеи и ее рук.
Когда мы разошлись много лет назад, я услышал, что она через год вышла замуж за иностранца и уехала за границу. Может быть, вернулась? Нет, скорее всего, я ошибся: справа от меня сидела изящная женщина, выглядевшая лет на тридцать пять. Эта женщина, видимо, только что приехала. Раньше я ее не встречал, а здесь все друг друга знали хотя бы в лицо.
Она полуобернулась в мою сторону, и мне показалось, что я узнал этот взгляд. Та же фигура и тот же профиль, и те же волосы, даже стрижка та же.
И что теперь, через двадцать пять лет? Я подойду и скажу: «Здравствуйте, Ира. Давно не виделись», - или: «Здравствуйте, Ира. Ах, извините, ошибся». Столько лет прошло, а вместе с ними прошла жизнь: у нее – своя, у меня – своя. И не поворотишь эти годы вспять, не соединишь словами мостик длиной в четверть века. К чему ненужные воспоминания и банальные фразы? А если это, все же, она? Просто уйти, не сказав ни слова, и больше никогда не тревожить воспоминаниями ни ее, ни себя? Или подойти к ней, единственной, и пусть неизвестно, что дальше.
Я так и не встал со скамейки и не подошел.
Мы одновременно поднялись и подошли к корпусу санатория. Мы одновременно вошли в лифт. Я смотрел ей в глаза, уже точно зная, по запаху ли кожи, по прикосновению ли руки, по взгляду ли ее души, что это Ира. Через несколько секунд двери лифта открылись, я вышел молча, а она поехала наверх.
Ночью я думал о ней и вспоминал наши встречи. Наутро я искал ее около корпуса и столовой, где все отдыхающие встречались каждый день. Я оборачивался на проходящих женщин, и мне до боли в груди захотелось увидеть ее хотя бы еще раз. Я вдруг стал надеяться, сам не знаю на что.
III
Ира узнала его сразу, и за те несколько секунд в лифте, когда они смотрели глаза в глаза, она поняла, что это другой, чужой человек.
На следующее утро она сдала путевку и уехала в Москву.