Варнинг: присутствует мат.
Он зашёл в бар в половине одиннадцатого, и я сразу его узнал. Я к тому времени пил уже шестую водку и, надо сказать, неплохо себя чувствовал для вечера вторника. Мне заплатили за одну работу, которую, если честно, я выполнил так себе – но всем почему-то понравилось. Получил денежки – и сразу двинул в бар, даже переодеваться не стал. Хотя, если честно, переодеваться мне было особенно не во что. Всего два комплекта одежды - один на мне, а второй три дня как отмокал в стиральной машинке. Я всё время забываю вытащить бельё. Да и в остальном тоже, тот ещё неряха. В прошлом году прикупил искусственную ёлку к новому году, нарядил и поставил на пол, между диваном и письменным столом – где та и простояла вплоть до 9 мая. Честно говоря, стоять бы ей там и дальше, но моя тогдашняя девушка решила, что будет весело взять её на праздничный салют, и, в итоге, мы её там подожгли. Так у меня не стало ёлки. И девушки, кстати, тоже – она теперь замужем. Часто улыбается, готовит суп с курицей, котлеты с луком и, наверное, ждёт второго ребёнка. Не знаю.
Как бы там ни было, он зашёл в половине одиннадцатого, и я сразу его узнал.
- Хэнк! – закричал я. – Эй, ХЭНК!
Он оглянулся, заметил меня и качнул головой – мол, тоже меня узнал, хотя, конечно же, знать меня он никак не мог. На нём были спортивные штаны на два размера больше, белая грязная футболка и серая куртка. Когда бармен принимал у него заказ, то специально наклонился поближе – проверить, не пасёт ли от него чем-нибудь. Видать, бывали случаи. Я забрал свою водку и перебрался к нему поближе.
- Привет, Хэнк, - сказал я ему.
- Водку и севен-ап, - сказал Хэнк. Бармен кивнул, записывая.
- Севен-апа нет. Есть спрайт, кола и фанта.
- На кой *** мне твоя кола?
- Фанта? – удивился я. – Кто-то пьёт здесь фанту?
- Сюда заходят девушки, - сказал бармен. – И не все они алкоголички.
- И эти девушки пьют здесь фанту?
- Да. Иногда.
- Ты меня слышишь, ****ь? – спросил Хэнк. – Неси мне севен-ап.
- Севен-апа нет…
- *** с ним, спрайт. И водку.
- Спрайт и водка. Это всё?
- Нет, еще сандвич с индейкой.
Бармен оторвался от блокнота и посмотрел на Хэнка. Тот сидел и щерился на него.
- Шутишь, да?
Хэнк продолжал щериться. Бармен забрал свой блокнот и пошёл к бутылкам. Я тем временем допил свою водку и съел свой лимон.
- Знаешь что, - сказал я ему, - а я-то думал, что ты умер.
- Ничего подобного, - сказал мне Хэнк. – Это Чарли умер.
- Вот оно что, - сказал я. – А ты, значит, нет?
- А я, значит, нет.
- И как ты себя чувствуешь?
Хэнк повернул голову и посмотрел на меня. Рожа у него была как маска – неподвижная, серая, тяжёлая. Я отвернулся. Бармен принёс водку со спрайтом для Хэнка и водку без спрайта для меня. Мы выпили.
- Слушай, Хэнк…
- Ну?
- Как ты думаешь, когда надо убирать ёлку?
- Какую на хер ёлку? Рождественскую?
- Ну да. Типа того.
- Не знаю. Наверное, когда начнёт осыпаться.
- А если она искусственная?
- Искусственная ёлка? На Рождество?
- Ага, - сказал я. – Искусственная ёлка на Рождество.
- Зачем тебе искусственная ёлка? Натуральная недостаточно хороша?
- С ней мороки меньше.
- Хер там. Натуральную ёлку можно просто выкинуть, когда она тебя заебёт. А что делать с искусственной? Складывать её? На чердаке её прятать?
- Я свою сжег, - сказал я.
- Что, серьёзно? – Хэнк засмеялся. – Прямо в доме?
- Не-а. На улице. Да и сжёг её, если честно, не я. Моя девушка сожгла. Моя бывшая девушка, - зачем-то уточнил я.
Я выпил очередную стопку. Хэнк допил свой спрайт.
- Знаешь, - сказал вдруг Хэнк. – Я однажды видел Старика Хэма.
- Хемингуэя? – зачем-то уточнил я.
- Что? Конечно Хемингуэя. Стал бы я тебе рассказывать про какого-нибудь другого Старика Хэма, а?
- Наверное, нет.
- Нет, не стал бы, - он затряс своей башкой и засмеялся. – Даже если б он был моим дядей, слышишь? Нахуй всех Хэмов кроме этого! Все остальные – говно.
- Понятно, - сказал я. – Ну и?
- Что «ну и»?
- Что ты сделал, когда увидел его, а, Хэнк?
- Что я сделал? Ты хочешь узнать, что я такого сделал со стариком Хэмом? – Он придвинулся ко мне, дыхнул в меня всем, что он сегодня выпил. – Я надрал ему жопу, парень. Надрал жопу старику Хэму, слышишь меня?
- Слышу, Хэнк.
Он засмеялся, качая головой вверх-вниз.
- Я вышел против него один на один – и надрал ему жопу! Мне вообще-то нравится старик Хэм, но тут уж не до того – либо ты его, либо он тебя…
- Нравился, - автоматически поправил я его.
Хэнк перестал смеяться и посмотрел на меня.
- Ты о чём это, а?
- Нравился. В смысле – раньше нравился. Глагол в прошедшем времени, - я смотрел ему в глаза. – Потому что он умер.
- Кто умер? Старик Хэм умер?
- Да, Хэнк. Старик Хэм умер. Уже давно. Засунул в рот большую железную штуку, нажал куда надо – и ПУФ! – Я развёл руками. – Отправился куда-то ещё.
Хэнк стал похрюкивать, затем вновь расхохотался.
- Старик Хэм умер? Парень, да ты ёбнутый! Раскрой глаза, чудила!
Хэнк вытянул палец и показал им куда-то мне за спину. Я обернулся. За барной стойкой со стаканом неразбавленного виски сидел старик Хэм.
- Ох нихуя! – сказал я. – Да он живой!
- Ещё как живой, парень, - Хэнк отодвинул меня своей лапой, привстал над стулом и заорал где-то над моим ухом. – Хэм! Эй, ХЭМ!
Старик Хэм оторвался от своего стакана и посмотрел в нашу сторону.
- Слышишь, Хэм! – надрывался Хэнк. – Скажи нам что-нибудь, а?
- Иди, - сказал ему Хэм, - на ***, – и отвернулся. Видимо, он был не в настроении.
- Видал? – Хэнк уселся обратно на свой стул и пододвинул к себе свою водку. Я покачал головой и опрокинул свою стопку, затем закусил лимоном.
- Я был уверен, что он мёртв, - сказал я.
- Ты ошибся.
- Я думал, он застрелился…
- Это Хемингуэй застрелился.
- Хемингуэй? – переспросил я.
- Ага. Хемингуэй. Был такой писатель. Слушай, а ты не хочешь со мной побоксировать?
Я посмотрел на него. Он казался покрепче меня, но был уже стариком. Я бы мог его выхлестнуть, но уверен в этом не был.
- Нет, думаю, не хочу, - сказал я. – В другой раз.
- Ты уверен? – спросил он. – У тебя хороший череп. Можешь держать удар.
- Может, и могу.
- Ну так что? Не хочешь?
- Думаю, нет. Не хочу.
- У тебя есть возможность набить морду самому Чинаски, а? Пользуйся, пока я не передумал.
- Может быть, в другой раз…
Я допил свою водку и поднялся на ноги.
- А может быть, если повезёт, и Старик Хэм подтянется, - Хэнк опять привстал на своём табурете. – Слышишь, Хэм? Как насчёт этого парня?
- Какого парня? – спросил Хэм.
- Вот этого парня! – Хэнк ткнул в меня пальцем. – Он сказал, что набьёт тебе твою старую морду, слышал? Он надерёт тебе твою морщинистую задницу!
- Я такого не говорил, - сказал я Хэму.
Некоторое время Старик смотрел на меня, потом покачал головой и отвернулся.
- Он мелкий и сопливый. Я его опрокину.
- Его – да! А меня? – не унимался Хэнк. – А как насчёт нас обоих, а, Хэм? Как насчёт того, чтобы мы сейчас поднялись и накостыляли тебе по щам, а?
Хэнк опрокинул в себя всё, что осталось, и закатал рукава.
- Пойдём, малыш, - сказал он мне. – От****юлим-ка этого старпёра.
- Я пас, - сказал я. – Мне пора.
- Куда это?
- Туда, - я показал на дверь. – Мне действительно пора. Нужно жечь ёлки. Смотреть на девок. Кормить голубей. Покупать синьку. Улыбаться продавщицам. Заниматься всей этой хернёй.
- А допивать не будешь? – спросил меня Хэнк, и я посмотрел на стойку. Там стояла моя стопка, которую я так и не выпил.
- Не, - сказал я. – Как-нибудь потом. Пусть постоит.
- Ну и *** с тобой, - сказал Хэнк, допил свою водку со спрайтом, поднялся на ноги и двинулся в сторону старика Хэма. Тот поднялся на ноги и встал в старомодную боксёрскую стойку. Когда Хэнк приблизился, он двинул ему в челюсть, потом еще раз – по зубам. Хэнк схватил Старика за шиворот и стал бить по рёбрам. Они колотили друг друга, опрокидывали стулья и громко матерились. Бармен смотрел на это, зевал и почёсывался.
- Опять двадцать пять, - сказал он.
Я повернулся к нему.
- Слышишь, - сказал я. – Ты хоть знаешь, кто это такие?
- Эти-то? Алкаши они. Гнать их отсюда надо.
- Чего ж тогда не гонишь?
- А куда им идти? Всё равно вернутся. Всегда возвращаются. И ты вернёшься.
- Не уверен.
- Вернёшься, - сказал он и снова зевнул. – Я таких как ты сразу вижу.
- Каких это - таких?
- Таких. Которые сколько ни пьют – всё время не допивают. – он кивнул головой на мою рюмку, - Ты вернешься.
Опрокинулся еще один стул. Я накинул на себя джинсовку и, не прощаясь, вышел на улицу.
Я получил деньги, которых не заслуживал, и теперь мне надо было от них избавиться.