Загадочный декабрист Кноблох
(Это 2-я часть очерка. Первая часть, читайте очерк "Путешественник, волонтер... революционер").
Имена декабристов и их преданных жен до сих пор окутаны легендами туманного прошлого.
Но кто бы мог подумать, что в глухом Царицынском крае, таком далеком от Сенатской площади Санкт-Петербурга, окажутся следы последователей дворян и офицеров, выступивших против императорской власти?!
Он был нашим земляком, этот выходец из колонии Сарепта под Царицыным.
И имя его мало кому известно — Адольф Егорович Кноблох.
И хотя сведения о нем ничтожно малы и многие документы утрачены, тем интереснее был поиск пути Кноблоха во времени и в пространстве. Ведь он остается для нас одной из загадочных фигур в движении декабристов.
Яркий отблеск пламени декабристского восстания манил и освещал мои поиски!
В архивах немецкой колонии Сарепта мы найдем документы о родовитом семействе Кноблох, связанном с судьбой нашего героя.
Так, Андрей Иванович Кноблох вел в Сарепте успешное хозяйство. Впервые в Царицынском уезде начал выращивать картофель и приучать к употреблению его крестьян и казаков. Был владельцем крупного завода горчичного масла, знатного в России и за ее пределами. Благоуханная Сарепта процветала трудом и умом таких людей, как сей Кноблох.
Среди молодежи этой общины на Волге и вырос Адольф Кноблох. Он превосходил многих сверстников серьезностью и багажом знаний. Но привлекала его служба военная.
Наверное, потому, что отец его был полковник, служил у боевого генерала А. Х. Бенкендорфа. Может, они, офицеры, познакомились в 1803 году в Сарепте и Царицыне, во время пребывания Бенкендорфа здесь в секретной военной экспедиции по поручению государя.
После смерти отца младой Адольф остался в Сарепте, на малой родине своей, у дяди Андрея Ивановича Кноблоха.
Адольф мечтал о профессии военного, впитывал рассказы о знаменитом прусском генерале Кноблохе эпохи императрицы Елизаветы Петровны, его битвах и сражениях.
Оказали влияние и увлекательные книги о прошлом его исторической родины, ее героях! А также учения видных просветителей Гегеля, Вольтера…
Его чаще можно было видеть в сарептской библиотеке, чем в колосящемся поле.
Так романтическо-мечтательный юноша все больше задумывался о будущем своей новой родины — России, и жаждал послужить на ее благо.
Но после смерти отца грезы о высокой военной карьере отлетели далеко, и Адольф поступил в императорский Московский университет.
Студенчество было взбудоражено.
Недавно отгремело восстание декабристов на Сенатской площади, заговорщики были осуждены, казнены на эшафоте, побрели по этапу в Сибирь.
Однако в дворянской, студенческой и офицерской среде не стихало демократическое движение о переустройстве России, избавлении ее от позорного крепостного права и самодержавия.
Мне удалось разыскать документы, подтверждающие участие Адольфа Кноблоха в тайном обществе революционера Сунгурова в Москве.
Близкий друг Кноблоха, студент Костенецкий писал в мемуарах, что юный Альфред отличался огромным трудолюбием, необыкновенной памятью и называл его живым энциклопедическим лексиконом.
Заговорщики разных сословий, они собирались весной на квартире Кноблоха, в квартире дома на Большой Дмитровке. Кноблох и единомышленники горели в «свойственной юности жажде деятельности, тем более деятельности высокой, патриотической и таинственной», — рассказывал Костенецкий. А за их квартирой уже следили и перешептывались дворники и полиция.
Как и Альфред Кноблох, каждый из сподвижников готов был сделаться пламенным революционным героем, мечтая не только о триумфе успеха, но даже о страданиях неудачи.
Занавесив окна квартиры, они на сходках безбоязно заявляли:
«Мы знаем историю декабристов. Их участь не пугает нас, и подобно им мы рады будем пострадать за великое дело».
Кружковцы, вдохновляясь идеями декабристов и пытаясь продолжить их традиции, видели себя то на пылающих баррикадах, то в подготовке будущей конституции и просвещении сирого народа.
Кноблох увлеченно писал: «…Чувство свободы, беспримерное в истории, кажется, овладело миром. Всюду старые постановления борются с новыми… учреждениями».
Но, увы, этот незрелый кружок вскоре был разгромлен властями. Жестоко.
Кноблоха и многих заговорщиков арестовали и поместили в стылые Крутицкие казармы.
Сбитая разноречивыми показаниями, убеленная сединами и видавшая жизнь, комиссия снисходительно отнеслась к замыслам зеленой молодежи:
«Ну, просто романтические студенты, подражатели французских бунтарей! Начитались авантюр этого карбонария — писателя Александра Дюма».
Беседовали с ними:
«Все вы благородные и образованные молодые люди, и все мы очень об вас сожалеем. Мы все таких же мыслей, как и вы, о нашем образе правления, да что же делать? Нас еще немного, и жаль, если вы погибните! Из вас вышли бы полезные для Отечества люди».
Так свидетельствуют документы.
Однако либеральное заключение следственной комиссии возмущенный император отверг!
И повелел судить этих «последышей декабристов», государственных возмутителей, только военным судом!
В приговоре состоявшегося суда указывалось, что у Кноблоха и друзей найдены «писанные ими бумаги с дерзкими мыслями противу правительства, а у Кноблоха с дерзкими выражениями против особы к. в. короля Прусского».
Около тридцати подсудимых были сосланы на жуткую каторгу в Сибирь и на поселение.
А пятерых, в том числе Кноблоха, лишили дворянского достоинства и сослали в запредельный Оренбургский, Тобольский и Кавказский корпуса.
То был февраль 1833 года. Решение утвердил сам государь.
Преданные монарху обыватели и мещане чуть ли не плевались: «Как эти прощелыги и студенты-заморыши осмелились поколебать царский престол? К расстрелу бы их всех, мерзавцев!».
Адольф Кноблох, лишенный прав состояния (в кармане ни гроша!), и разжалованный в простые рядовые, был доставлен в 12-й Оренбургский линейный батальон.
Так горько, по иронии судьбы, началась его желанная военная служба.
«Сможет ли выстоять этому удару наш добрый и недоучившийся студент Кноблох?» — беспокоилась вся колония Сарепта, собираясь у кирхи на пение псалмов.
А он долгие годы служит солдатом пехоты в самых отдаленных гарнизонах империи — от Урала до Сибири!
Жили они там, отрезанные от всего мира. Нетрудно представить себе эти заброшенные, осатаневшие от скуки серые гарнизоны и отношение к рядовым в них. Особенно к разжалованным, бывшим дворянам-бунтовщикам.
Столько унижений и лишений выпало на долю молодого Адольфа, что сломаться было совсем легко! Он не оставил о том времени ни строчки. Да и понятно, почему!
Но служил честно и порядочно.
Даже под приговором судьбы! И под прицелом винтовок неприятеля!
У него была только одна мечта и одно желание: «Стать в офицерский строй! И восстановить попранную справедливость любой ценой!».
Наш земляк, в прошлом мягкий и застенчивый юноша, оказывается, обладал железной, прямо-таки, рыцарской волей предков!
Началась его упорная борьба с суровыми обстоятельствами жизни в знойной и безжалостной пустыне, морозных степях, отражая свирепые набеги конных кочевников — охотников за русскими рабами, в крови потерь друзей. И она дала свои результаты!
В 1839 году за отвагу в боях рядовой Кноблох получает чин унтер-офицера.
В следующем году, за проявленные в Хивинской кампании отличие и храбрость, произведен в офицеры. Этот умопомрачительный, со страшными людскими потерями зимний поход, усеянный сотнями трупов верблюдов и лошадей, будет тревожить его сны всю жизнь.
Боже, с кем только не сталкивала его судьба в крепостях и улусах, караван-сараях и пикетах: бесшабашными казаками и башкирскими джигитами, лукавыми купцами и беглыми головорезами, киргизами и коварными ханами.
Однако даже звание и опыт боевого офицера не помогли Кноблоху вернуться в центральные губернии России.
Места его службы все так же отдалены и суровы!
Ведь отношение к прогремевшему в мире восстанию декабристов не менялось.
Более того, со временем оно приобретало более сильную окраску.
Пламя свободы, разожженное декабристами, вспыхивало по всей России демократическими кружками и печатью. У всех на устах звенели имена Чернышевского, Герцена и газеты «Колокол». В сводках жандармерии все чаще звучат сведения о деятельности подпольного общества «Земля и Воля»…
Офицер Адольф Кноблох, конечно же, хорошо знаком с этой бурлящей обстановкой в стране. Он вряд ли изменил свои передовые взгляды на будущее России, но с годами стал опытнее и осторожнее. В статусе важного чиновника Кноблох, может быть, и хотел помогать новым, прогрессивным силам в их борьбе. Но как?
Ответ на этот вопрос можно найти в отдельных и разбросанных материалах, посвященных демократическому движению в России.
В судьбе Кноблоха наступает важный момент!
В 1870 году, далеко от Читы, в известной среди революционеров Нерчинской каторге, появился новый комендант.
Говорят, что забайкальский военный губернатор Н. П. Дитмар отзывался о нем так: «Полковник Адольф Егорович Кноблох — образованный, энергичный и исполнительный человек. Однако смелых суждений и чистый вольтерьянец!».
Как же наш земляк оказался на этой должности? Что прельстило его? Продвижение по службе? Вряд ли! Он уже в больших чинах.
Солидный денежный оклад? Исключено! Мы знаем, что он наследник наших крупных Сарептских предпринимателей. Так что же?
Остается предположить одно: он принимает это место, а может быть, даже добивается его, чтобы помогать политическим каторжным и ссыльным смягчить их участь открытым, доступным ему, коменданту способом. И еще живы, живы его те убеждения...
Время сохранило документы, которые говорят об участии коменданта в судьбах осуждённых.
Так, правнучка Николая Гавриловича Чернышевского, в бытность ее хранительницей фондов Дома-музея Чернышевского, писала о том времени, когда прадед ее находился в Нерчинском остроге, на заводе.
Она подчеркивала, что Николай Гаврилович содержался строго, но совершенно отдельно от других ссыльных, что подразумевало определенные послабления режима его жизни. А в дальнейшем…
Когда в 1871 году у Чернышевского закончился срок каторжных работ, то непосредственный начальник его комендант А. Е. Кноблох запросил высшее руководство о мерах в отношении Чернышевского.
В секретно полученном им 22 июня того года ответе разъяснялось, что Высочайшая милость в отношении некоторых политических каторжан «об обращении сих преступников в разряд сосланных на житьё не должна распространяться на преступников: Николая Чернышевского…».
По причине тяжести совершенных преступлений и неблагонадежности.
Есть и еще волнующие строки о том времени…
Когда там, в Нерчинске, волею судеб, встретились два наших земляка, ученый Павел Ровинский из Царицынского уезда и Адольф Кноблох.
Этнограф Ровинский путешествовал по таежной Сибири с исследовательской целью.
Но… имел и тайное поручение от революционеров «Земли и воли», — попытаться помочь Чернышевскому бежать! С каторги!
Тем паче, что у Ровинского уже был опыт в организации побегов. Хотя ученый знал, что известный революционер Герман Лопатин с целью побега Чернышевского добрался-таки до глухомани ссыльной, но был перехвачен недремлющими жандармами.
Кноблох, будучи комендантом Нерчинской каторги, радовался встрече с земляком Павлом Ровинским в глуши сибирской. Однако уже был извещен, зачем Ровинский добирался сюда через всю империю, в заснеженный, на краю света Нерчинск!
Прокаленный жизнью Кноблох крепко задумался… и отговорил земляка от необдуманного и рокового шага.
Полковник пошел даже на страшный риск и показал Павлу Ровинскому опасную казенную бумагу.
В ней начальство приказывало ему, коменданту, следующее.
Ежели Павел Ровинский, прибывший в Сибирь с научной целью, захочет оказать содействие к побегу Чернышевского, то немедленно арестовать и заковать его, коли он потребует свидание с Чернышевским.
Друзья юности разговаривали долго.
Вспоминали то время, когда юный Адольф учил Павла немецкому языку. Вспоминали такую близкую и далекую Кноблоху колонию Сарепту, да царицынские родные места Ровинского. Но к каторжнику-писателю Чернышевскому больше не возвращались.
Хотя каждый в душе был очень взволнован и думал об этом до последней минуты прощания...
После отъезда Ровинского комендант Нерчинской каторги Кноблох ещё больше окунулся в работу.
Пришло время поселять бывших политкаторжан в ближайших селениях.
Адольф Егорович строго следил за переселением и помогал обзавестись хозяйством. Парадокс судьбы! Декабристы-немцы, его братья по крови, отбывали на Нерчинских рудниках каторгу, как генерал-майор М. А. Фонвизин, полковник В. К. фон Тизенгаузен, подполковник В. И. фон Штейгнель, да и другие.
Он и таковым оказывал помощь, и они остались на поселении.
И мне вспомнился генерал Н.Н. Раевский-сын, который тоже заботился, протягивал руку помощи разжалованным декабристам на Кавказе, да так, что вызывал негодование императора.
Дальнейшая судьба нашего земляка Кноблоха отражена в разных архивных источниках по-разному.
В одном Адольф Егорович сражался на русско-турецкой войне, дослужился до чина генерал-майора. Переехал в столицу, стал якобы членом Государственного Совета империи.
Внимательно просмотрел я старинные справочники членов Госсовета. Встретил имя нашего земляка, замечательного графа Д. А. Олсуфьева из г. Камышина и других. Но имени Кноблоха в нем не значится.
По другим источникам, Адольф Егорович остался в Сибири, как поступили некоторые декабристы. Кстати, и сегодня в Сибири можно встретить две знакомые нам фамилии: Кноблохи и Ровинские...
Известно, что непростая судьба А. Е. Кноблоха закончилась внезапно.
Этот неординарный человек скончался от разрыва сердца. Истинная причина его смерти до сих пор остается неясной.
Свеча жизни его погасла 9 января 1888 года, в блистательном Санкт-Петербурге.Недалеко от Сенатской площади, еще хранящей тени восставших бесстрашных декабристов.
Так замкнулся этот необычный круг.
А что же у нас? В нашем Поволжском крае?
Отдельные и разноречивые упоминания о А.Е. Кноблохе найдем мы в редкой, изданной в 1925 году в Саратове книге П. И. Зиннера «Немцы Нижнего Поволжья».
Но почему это сообщение основывается на архиве именно Саратовского общества литераторов? Не использовались ли для этого воспоминания и мемуары лиц, писателей, близко знавших его?
А может быть, сам Кноблох был публицистом, и оставил после себя уникальные личные дневники и записки?
Тогда где могут храниться эти бесценные рукописи и мемуары? Эта тема требует дальнейшего поиска… И пути ведут в многознающие архивы Нерчинска, Читы, Саратова… Там могут таиться невероятные открытия в судьбе немца по рождению и россиянина по душе Адольфа Кноблоха.
К исследованию жизни и деятельности нашего замечательного земляка серьезно относятся ученые государственного музея – заповедника «Старая Сарепта».
Это и понятно - ведь здесь корни Адольфа Егоровича Кноблоха, его малая родина.
И тот дом, в котором он, сподвижник декабристов, мечтал служить верой и правдой большой родине своей, России...