Малынские перекаты-2. Ах, эти чувства...

Виктор Сорокин
Души людей обладают тем недостатком, что их нельзя измерить одной шкалой. В самом деле, как узнать, что чувствует другой человек, когда мы с ним рассматриваем одну и ту же картину?

Можно с уверенностью сказать, что до поры до времени каждый человек, не задумываясь и не оценивая, воспринимает чувственный аппарат других людей таким же, как и свой собственный. Радостно ему – значит, радостно и всем окружающим, и наоборот: грустно ему – должно быть, грустно и всем остальным.

Так уж получилось, что природа наделила меня богатейшим чувственным аппаратом. Лет, наверное, до десяти я входил в тонкий чувственный экстаз от всего на свете. Каждая вещь, каждый звук, каждый цвет, каждый вкус в безвредных пределах наполнял мою душу благодатью, во всех случаях вызывая свои особенные чувства. Лист липы и лист дуба, например, волновали меня совершенно по-разному. Каждым из шести цветов цветных карандашей я мог любоваться часами. А когда появились наборы из 12-ти, а затем из 24-х цветов, то моему счастью не было предела!..

А еще природа наделила меня великолепной памятью на чувства и ощущения. Тогда, в пятилетнем возрасте, вкусы и запахи были существенно иными. А лет в десять многие из вкусов и запахов исчезли из моей жизни. С этого времени я начал покуривать, а с семнадцати лет и курить. И отсутствие каких-то вкусов и запахов в моей жизни объяснял этой дурной привычкой. Но раз десять в моей жизни случалось так, что я ловил себя на мысли, что ТАКОЙ вкус или запах я уже КОГДА-ТО чувствовал. И... постепенно вспоминал – где и при каких обстоятельствах. Конечно, это было в детстве...

Однако дело здесь не в ощущениях, а именно в чувствах, вызываемых ощущениями. Люди с исключительно острыми обонянием и вкусом хоть и не часто, но встречаются. И эту их способность можно измерить объективно. Совсем иное дело – чувства. Как понять, что другой человек испытывает пусть не такие же, но хотя бы синхронные чувства? И другого способа, кроме как по вторичным проявлениям – по эмоциям, реакциям, словам, – я не знаю. Из этих проявлений лишь одно обладает свойством консервации – письмо, записанный текст.

Так вот, если у человека есть сильные чувства, то долго умалчивать о них он не может, ибо при любом прямом и даже косвенном напоминании о них возбуждается чувственная система. А слова, которыми  описывались эти чувства, теряют свой логический смысл и превращаются в символы-коды, обозначающие нерасчленимую чувственную картину – например, «падающий снег». И совершенно обескураживает тот факт, что попытка расчленения чувственной картины на составные элементы – например, на снежинки – моментально убивает первоначальное чувство (хотя на его место может прийти какое-то новое чувство)!

Я не могу вспомнить свой возраст (возможно в лет тридцать, а то и в сорок), когда я увидел высочайшую ценность в давно пережитых чувствах.. И я ужаснулся тому, что многие годы прожил как бы без души, я как бу предал очень близких мне людей. Я стал упорно возвращаться к своим чувственным истокам, стараясь скрупулезно вспомнить ВСЁ. И мои усилия были вознаграждены сторицей: я увидел красоты, каких вокруг уже не было! С тех пор мои воспоминания о детских чувствах стали неотъемлемой частью нашей с Соней жизни...

Но в то же время мы стали замечать и осознавать, что милые нам чувства детства никого вокруг нас не волнуют и не интересуют. И мы все больше и больше ощущали себя в изоляции от остального мира...
...Когда Соня глядит на мрачное небо – однородное или в бесконечных серых полутонах, плавное или бурлящее, низкое или высокое – я точно знаю, какие именно чувства оно вызывает в ее душе. ...В феврале 2008-го (или 2006-го) года в телепередаче «Играй, гармонь», посвященное Тульской области, секунд на пять показали вид из окна поезда на раздольный поворот железнодорожного полотна среди засыпанных глубоким снегом лесов. И я точно знал, что сейчас произойдет. Я взглянул на Соню: из ее глаз брызнули слезы...

Конечно, ежедневные ситуации, какими бы прекрасными они ни были, сильных чувств вызвать не могут. От осознания этого факта мне стало обидно: я как бы стал инвалидом по всем органам чувств. Я смотрел на цветок красного клевера и задавался вопросом: почему же этот невзрачный цветок так волновал меня в детстве, а теперь это обычное растение семейства бобовых? Точно так же, почему в шестнадцать лет мое сердце заходило в волнении от вида ночного звездного неба, а спустя двадцать лет я равнодушно смотрел на небесные обои и не мог понять: чем же меня так волновала эта картина тогда, в шестнадцать лет?

Но однажды, глядя на звездное небо, я очень отчетливо вспомнил ТЕ чувства, которые оно вызывало во мне в школьные годы, и я чуть не закричал: «Вижу! Вижу!» Конечно, это были не сегодняшние чувства, а тогдашние, но какая разница – я пребывал в сильнейшем чувственном пространстве! Я снова был там, куда улетели Друд с Тави и Мастер с Маргаритой, – в той черной и холодной Вечности...

Описанный выше прием похож на... протезирование чувств, и это не может не удивлять...

До поры до времени человек не сомневается в том, что другие люди устроены так же, как и он: чувствуют одинаково, понимают одинаково и имеют те же желания. Но с возрастом человек вынужден признать, что все другие люди существенно отличны от него, в результате чего появляется животрепещущее желание искать себе подобных – одинаково чувствующих и одинаково мыслящих. И чем выше притязания на сходство, тем меньше вероятность найти родственную душу. Поэтому сходство с другим человеком хоть в чем-то вопринимается как подарок судьбы...

Человек, многие годы живущий на чужбине, среди людей с другим языком, встрепенается, заслышав родную речь. А тот, другой, может быть и хамом, и преступником, но в первые мгновения об этом не думаешь – ведь перед нами СВОЙ! А потом, как правило, быстро наступает разочарование...
Конечно, самые главные качества «своего» человека – это нравственные, среди которых на первом месте способность быть настоящим другом. (Кто полагает, что самым приоритетным качеством для сближения отношений является возможность прагматического использования друг друга, тот через какое-то время получает горький урок: с безнравственным человеком нельзя иметь вообще никаких отношений!)

Впрочем, в потребительском обществе люди на нравственные качества обращают внимание в последнюю очередь, а в первую – на возможность использования другого человека в своих прагматических целях. Но с приближением к сфере чувств притяжение возрастает. В значительной степени о сходстве чувств свидетельствует общность традиций. Однако прямой связи здесь нет. Даже причастность к одному и тому же традиционному искусству не гарантирует одинаковость чувственных аппаратов и самих чувств. Так, к моим семидесяти годам из моих школьных друзей что в деревне, что в городском поселке не осталось практически никого, с кем я мог бы общаться на одной волне... 

А какими яркими звездами на фоне без малого чувственного одиночества явились два виртуальных знакомства!!! То, что они особые, говорит уже следующая история.
На сайте http://proza.ru/ я опубликовал воспоминания о своей учебе в первом классе деревенской школы, на которое от Ольги Макаровой (Болякиной) получил следующий отзыв (не первый, кстати):

«Потрясающие воспоминания! Трудно найти какие-либо слова, которые могли бы отразить чувства, возникающие при чтении этого произведения - Я ЖИЛА ЭТОЙ ЖИЗНЬЮ...»

На который я ответил:
«Ольга, спасибо за живой отзыв!
Хотелось бы отметить, что нам – таким, как ты, Виктор Феофанов (псевд. на Прозе: Степаныч Казахский), я, Соня... – необычайно повезло: мы вышли из Деревни и при этом освоили городскую культуру на уровне, достаточном для самоидентификации и понимания своей специфичности. И не важно, сколько таких, как мы. Важно, что мы знали ТОТ мир – мир бесконечного эмоционального богатства и душевной теплоты. Интересно, что всего лишь название какой-либо вещи из деревенского прошлого автоматически вытаскивает из памяти целые картины той жизни. Так, если для городского жителя слово «прялка» означает устройство для изготовления шерстяных ниток и не более, то для нас это целая ЖИЗНЬ: со слезами и радостью, грустью и тоской, а главное – с ЛЮБОВЬЮ бабушки...»

Этот текст я переслал Виктору  Феофанову, от которого тут же получил ответ:
«Вы словно сговорились: вчера жена полила водой балкон и через полминуты в комнате стоял знакомый до боли, запах ... сбрызнутого солнечным дождем сухого сена с запахом полыни и непередаваемым острым запахом деревни. Не хватало только дымка из кизяка, от деревенской печки, или свежих коровьих лепешек, на залитой солнцем единственной и главной деревенской улице, по которой домой идут наевшиеся за день, буренки».

После таких писем мои дальнейшие размышления о чувствах представились мне, можно сказать, излишними...