На этом повествование о последней поездке Бориса на родину заканчивалась. Последняя страница меня бросила в жар: приступая к чтению, я настойчиво отковырял от первого листка какой-то прилипший волосок, а затем ещё и вымыл генерально нашу охранническую комнату. Только и оставалось мне, что рвать волосы на себе да вспоминать, как мой погибший напарник хитро спросил.
– Как думаешь, в Германии генетическая экспертиза дорого стоит?
Откуда я мог знать это? Подумал только, что он хочет попросить сына сделать генетическую экспертизу из материала своих клеток и, допустим, волоса с головы его руководителя, Семёна Борисовича Непомнящих. Оказывается, вот какую экспертизу намеревался осуществить Борис: дать на исследования ценный артефакт его контакта с йети по имени Тайгор.
Все праздничные дни я сидел на телефоне, названивая в обе квартиры, где надеялся услышать вдову Бориса. Ух, как же заколотилось сердце, когда трубка откликнулась женским голосом.
– Аллё! – весело, как бы между посторонним разговором, поприветствовала меня трубка.
– Анна Григорьевна? – кисло спросил я.
– Нет. Анна Григорьевна продала нам обе свои квартиры, и уехала куда-то под Сочи или Анапу, точно не могу сказать. У её сына какое-то заболевание, требующее морского климата, и она решила жить там, чтоб сын её, который живёт в Германии, приезжал в отпуск не в Москву, где воздух вреден ему, а к Чёрному морю.
– А сестра её? Не … – ухватился я за соломинку, но мне не дали договорить.
– Простите, больше ничего не знаю. – И положили трубку.
Ух, как же я ждал наступления свободных будней, чтоб хоть в Бауманской прокуратуре уцепиться за какой-нибудь волосок: уж они-то, ведя дело, должны знать, где им искать вдову пострадавшего при загадочных обстоятельствах.
Чем была вызвана некоторая неуютность в душе, когда я выходил из метро и искал нужное мне направление к этой достославной прокуратуре, не знаю. Может быть, тем, что улица была широка непропорционально её малоэтажным зданиям, или просто самим фактом, что я иду в заведение, с которым у меня никогда ничего общего не было? Шёл вдоль этих старо-старинных построек исконной Москвы, выискивая среди них здание посолиднее, и, не видя такового, чувствовал как мой дух крепнет. А уж когда входил в совершенно серенький двухэтажный домишко с провинциально аляповатыми коридорами и дверями, то совсем ощутил себя человеком, гражданином и чуть ли не господином.
Следователя Тургенева на месте не было, сказали, что будет через четверть часа. Через четверть часа ко мне подошла девушка с некрасивым, но очень уж выразительным лицом, с которым она снискала бы большие лавры в фильмах про характерных героинь, но никак не здесь, на расследовании убийств. Первым делом поинтересовалась, как там у нас, в поликлинике, «поживает» Сенин Лев Исакович. Я подумал было, что она его бывшая пациентка, но девица тут же развеяла мои соображения, объяснив, что он женат на её бывшей мачехе, с которой она рассталась ещё лет пятнадцать назад.
Хорошее начало для моего любопытства. Слава Богу, что подошёл её коллега Тургенев и мы приступили к делу. И также неожиданно.
– Вы, – сразу взял быка за рога однофамилец классика, – собственно, нам уже и не так уж нужны. Это поначалу нам не доставало свидетельств, а теперь, когда злодей попался и уже даёт признательные показания, картина прояснилась.
– Подожди, Боря, – встряла девица, а я мысленно воскликнул – о, тёзка моего друга, – лишних фактов не бывает: а вдруг наша версия поспешна? Юрий Акиндинович, вы часто выпивали с Вихрасовым?
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! За два года мне и в голову не приходило выпить с Борисом. А могли бы! Я даже рассмеялся.
– Спасибо, что напомнили. Всё думаю, чего же нам с Борисом не хватало для совершенного укрепления контакта? Выпивки нам не хватало.
– Ну, хорошо, вы непьющий. А Вихрасов с Ушаковым? Часто пили у вас в поликлинике? Или – дома у кого-нибудь из них, или в лесу: у вас там такой уютный лес, что грех не выпить там под шашлычок.
Видя мою оторопь, Тургенев остепенил свою сотрудницу.
– Ладно, Лариса, тебе мало анализов, показавших, что они оба были абсолютно трезвы?
– Как же тогда Вьюрков заманил их в свою ловушку? Все его жертвы шли за ним ради выпивки, якобы, хоронить его собачку, некоторые и выпить не успевали, как отправлялись вслед за этой мифической собачкой.
– Я ж тебе говорил, что Вихрасов и Ушаков сами туда пришли, и как раз тогда, когда злодей шёл с предыдущего душегубства. Юрий Акиндинович, скажите Ларисе Сергеевне, зачем они могли отправиться в Битцевский парк.
– Искать стихийный клуб шахматистов, который существовал в нашем лесопарке, да потом куда-то переместился. А как, говорите, фамилия их убийцы?
– Вьюрков. Но он, собственно, и не убивал их. Ларис, принеси из вещдоков то, что мы нашли в зажатом левом кулаке Вихрасова. Картина, значит, была примерно такова. Ваши друзья встретили Вьюркова на подходе к Лысой горе, и спросили у него, дескать, не знает ли он, где здесь шахматисты собираются. Он вначале перетрухал, сочтя, что это пришли по его душу. Дело в том, что он тоже «играл» в своеобразные шахматы. Убьёт старика или девицу, и, придя домой, добавлял на шахматную доску фигурку или две. Одно поле из шестидесяти четырёх оставалось свободным, когда мы его вычислили и взяли. Представляете? Переплюнул Чикатило!
Если бы он не струсил при встрече с вашими друзьями, да внимательно присмотрелся к той необычной шахматной доске на троих, то озадачился бы новой целью – и её заполнить фигурами. Близость же старой цели разоружила его, и он уже не был так осторожен, стал пижонить, и попался. Я ходил на сайт сына Вихрасова, и ужаснулся: если бы Вьюрков поставил себе целью заполнить эту доску фигурами, то с лихвой перещеголял бы и Чикатило с Ткачиком вместе взятыми.
– С каким ткачиком? – просипел я, холодея от воспоминания, как Борис неоднократно говорил мне про вьюрка и ткачика, которые могут прилететь в лесу и клюнуть в темечко, чтобы у человека мозги просветлели.
– Да, был ещё один маньяк, по фамилии Ткачик, который пока, тьфу-тьфу, считается лидером среди всех: на его счету более восьмидесяти жизней. Вот, Юрий Акиндинович, – следователь взял из рук подошедшей Ларисы прозрачный пакетик и показал мне, – узнаёте вещь?
Если бы я не был неоднократным свидетелем, как Борис принимает ингаляции, то вряд ли бы узнал эту вещь. Это был колпачок от баллончика «Беродуала». А следователь продолжил свой рассказ.
– Вихрасов спросил Вьюркова, тот заозирался по сторонам, прокрутив кучу вариантов, главным из которых было, что эти два старика – приманки, на которые его сейчас будут брать. И повёл их вниз под гору, к ручью, а потом – в гору, к густым зарослям, где собирался удрать со всех ног. Пока шли, он оценивал обстановку, высматривал засаду. Хотел уж просто побежать, как Вихрасов стал задыхаться: тяжело ему было угнаться за прытким молодцем. Вынул он своё средство, но успел только снять колпачок этот. Вьюрков молниеносно сообразил, что к чему, выхватил из его руки ингалятор, а самого Вихрасова просто оттолкнул от себя.
Ушаков же понял, кто перед ним, побежал, но далеко ли инфарктник может убежать? Упал, и отдал Богу душу. Вьюрков уже мёртвому проломил голову, и не долго думая, вставил в пролом баллончик ингалятора, и ещё раз ударил своим молотком. Двойной расчёт у него был на это. Первое – баллончик взорвётся, смазав следы орудия убийства. А потом следаки из-за этого баллончика спишут данное убийство на хозяина средства, то есть, на Вихрасова. Каков подлец, а? А главное, оба эти убийства мы на Вьюркова не можем записать.
– Это – как? – Удивился я.
– А так. Экспертиза показала, что Ушаков умер от инфаркта, а Вихрасов от удушья, вследствие астматического приступа. Вьюрков, подлец, это просёк, и теперь уверяет, что нашёл их обоих уже мёртвыми. Он только подобрал баллончик, валявшийся неподалёку, да обчистил их карманы. Ну, что ж, вчиним ему глумление над трупом и грабёж тел. Что вы можете добавить, Юрий Акиндинович? Поэтому, спасибо, что не поленились зайти к нам, всего вам хорошего.
Он протянул мне на прощание руку, я пожал ему её, и было шагнул к двери.
– Простите, Борис Сергеевич…, – сказал я, остановившись.
– Савельевич, – поправил он меня.
– Борис Савельевич, а вы не можете мне дать координаты Анны Григорьевны Вихрасовой? У меня остались кое-какие вещи Бориса, хотелось бы их вернуть вдове.
– Увы, после того, как они с сыном кремировали тело, и увезли прах на родину Бориса Иннокентьевича, то по возвращении из Сибири оба разъехались по новому месту жительства, которое нам сейчас ни к чему.
– Извините, всего доброго. – Ещё раз простился я и вышел на улицу, где с неба посыпался препротивный дождь, и стало так смурно, что мне тоже захотелось плакать.
На прощание, дорогой мой читатель, выкладываю «Заявку» на патент полезной модели под названием «Шахматтрон», которую мне как-то дал для ознакомления Бориса, а я не успел вернуть её ему. И сообщаю, что возьму-ка я отпуск и поеду на родину в Иркутск, где да-авненько не был, а по пути заверну на могилку Бориса: надо же дать знать Тайгору, что его первый контактёр из рода Каина умер. И ещё одна мыслишка у меня есть: а не порыбачить мне ли на Нагодном? Я уже знаю как пахнут авеляне: у авиационного керосина тоже капустно-кислое амбре.
Конец! Внимательным и любопытным - сюда -
http://www.proza.ru/2011/07/30/890