Камни и песок история одной экспедиции

1
- Привет.
- Привет. Ну как, готов к экзамену Витек?
- Ну как, - шмыгнул носом Виктор, - наверное, так же как и ты. Слушай Игорь, там Дыня уже принимает?
Виктор минорно посмотрел на массивную, но ободранную дверь аудитории, за которой проходил экзамен. Он представил, преподавателя физики, Адония Адольфовича, хитро мотающего, своей лысой, дынеподобной головой, от чего собственно и заработавшего, гордое прозвище «Дыня». Перед его глазами предстал преподаватель физики с мрачным оскалом, смотрящий на него через толстые линзы очков и говоривший брызжа слюной: «Что, за ахинею ты несешь. Как всегда не готов! Знаю, бухал и спал с девками вместо изучения физики. Дебил! Не видать тебе окончания сессии!».  Виктор, затряс головой, стараясь избавиться от кошмарного видения, внутренне содрогнулся и повернул голову в сторону окна.
- Угу, – тем временем ответил Игорь и уселся на подоконник, исписанный студенческими граффити.
- Слушай Серега, что ты там читаешь? – поинтересовался он у парня в темном из дорогой ткани костюме, дрожащими руками, листающего конспект, написанный явно женским почерком.- Все равно перед смертью не надышишься.
Сергей почесал свою светлую, с пробивающейся плешью голову, и поправил пиджак с неестественно раздутыми карманами, забитыми неизвестно чем.
- Ой, как гадко мне. Ой, как плохо, - жалобно вздохнул он.
- Что ж такое, - живо поинтересовался Игорь, неестественно изогнув брови.
- С пятой группой отмечал сдачу физики в общаге. Самое обидное, что шпоры не взял. Как голова болит. Даже не опохмелился. Слушай Игорь, пошли, опохмелимся. Мне точно сейчас не до экзамена. Пивка бы, тогда все наладиться и на экзамен можно.
Серега смачно рыгнул, снял помятый пиджак и обратился к девушке стоящей рядом:
 – Ленка у тебя шпоры есть?
Ленка, высокая шатенка в миниюбке, которая облегала ее длинные ноги, равнодушно, нет, скорее холодно посмотрела на Сергея.
- Сережа, сдам экзамен, тогда отдам.
- Да зачем тебе? Дыня увидит твои ноги, чуть полапает и пятерка у тебя в кармане, – с потаенной надеждой в голосе, сказал Игорь и с вожделением посмотрел на длинные ноги, мечту или предмет зависти, многих студенток курса.
- Отвали хам.
- Да я хотел тебе комплимент сделать. Ну не обижайся.
Лена вместо ответа, обижено отвернулась и подошла к своим однокурсницам, стоящим неподалеку.
- Идемте в 315 аудиторию,  – вздохнул Игорь. - Там должны быть братаны с пивом.  Ты опохмелишься, а мы выпьем для храбрости. Витя пошли.
Не спеша троица пошла по коридору. Игорь, бодрым шагом, шел впереди. За ним хватаясь то за стенку, то за голову с сумкой через плечо плелся Сергей. Замыкал шествие Виктор. Он то и дело на ходу смотрел в учебник, в сотый раз читая какой-то абзац, и пытался запомнить до нельзя простую формулу. Но его голова, была стерильно чистая и отказывалась  воспринимать хоть что-то из потрепанного учебника.
Как известно от сессии до сессии живут студенты весело. Именно в 315 аудитории собралось с десятка два молодых дарований, которые почти ничего не знали, по той простой причине, что практически ничего и не учили. Зато, они успели поставить с дюжину свечек в церкви, а то и не в одной, а так же соблюсти всевозможные ритуалы и приметы, гарантирующие благоприятный исход экзамена. Они наивно надеялись, что им выпадет нужный билет с нужным вопросом.  Сейчас они безнадежным ожесточением писали шпоры.
Игоря эти лица не привлекли. Он окинул их скучающим, даже презрительным взором и прямиком направился к последним партам. Вокруг той, что находилась  у настежь раскрытого окна, сидели четверо и играли в преферанс. Через открытое окно в помещение врывался шум улицы, безуспешно пытающийся заглушить высокоинтеллектуальную беседу, посвященную сдаваемому предмету.
- Семь чирв.
- Два виста.
- Пиво есть?   - спросил Игорь.
- Есть только водка,  – последовал четкий ответ, одного из игроков, не отрывающегося от игры.
- Но я же просил пиво.
- А денег хвалило только на водку.
Сергей вздохнул, грустно посмотрел по сторонам, и  обреченно спросил:
- Есть чем закусить?
Один из играющих положил карты мастями в низ, порылся в сумке лежащей на парте и достал оттуда полиэтиленовый пакет.
- На, занюхай, – сказал он. - Когда пойдешь на экзамен можешь взять половину жвачки. Бутылка в дипломате.
- А может пиво все таки есть?
- Серый, какое пиво, от него духан, за километр, Дыня, сразу просечет, что ты бухой. Ты еще таранькой закуси, - со знанием дела сказал хозяин дипломата.
Сергей наклонился к потертому дипломату, стоящему на полу, водрузил его на соседнюю парту и осторожно, словно ларец с реликвией его открыл. Глазам присутствующих предстала бутылка содержащая бесцветную полу-мутноватую жидкость. На  бутылке была этикетка с надписью: «LEMON – VODKA». Кроме этого на этикетке был изображен огромный лемон и какие-то слова на английском.
- Мэид ин исраэль. Розлито ин батл ин Варшава, – прочитал вслух Сергей.
- Это хорошая водка? – робко спросил Виктор, до толе молчавший.
- Не хочешь, блин, - не пей. Не тошни, я из-за вас взятку не взял, – раздраженно бросил хозяин дипломата.
- Почему не хочу, сто грамм для храбрости это нужно, - вздохнул Сергей.
- А стаканчиков нет? - снова робко спросил Виктор.
- Ты просто Вася. Тут все здоровые. Будем пить из горла. Да по-быстрее потому, что Козлевич как пить дать придет и все вылакает.
Сергей, видимо опасаясь пьющего водку, как воду Козлевича не мешкая открыл бутылку и приложился к ней. Игорь засунул в пакет руку и брезгливо, достал из него двумя пальцами черный носок с дыркой.
- Что это? – спросил Игорь, зажав нос пальцами другой руки.
Дай сюда! - вырвал у него из рук носок Сергей.
Глотая воздух, как рыба вытянутая на берег, парень уткнулся в него лицом.
- Долго не держи на воздухе тут ведь люди все таки, – рассудительно заметил хозяин дипломата. - Кроме того, запах выветривается.
- Черт подери, крепкая, полный абзац, – выдохнул Сергей снова уткнувшись в носок.
Игорь поморщился. Он снял пиджак и галстук, и аккуратно положил их на парту. Медленным движением он взял бутылку, обреченно посмотрел на плавные изгибы сосуда и со словами: «Что-то не очень доверяю я этой водке», - сделал несколько больших глотков. Какое-то мгновение он стоял с вытянутым лицом, затем вырвал носок из рук Сергея.
- Да это не водка, а самогон какой-то, - выдавил он из себя и приложив носок к носу.
- Спирт 60% с крахмалом, но самогон там наверное точно есть, – произнес Сергей с видом специалиста напоследок смачно рыгнув.
- Чушь! Настоящая водка, импортная, привезенная из Германии. Если не нравится - не пей, - огрызнулся один из играющих.
- Кто сказал, что не нравится? – усмехнулся Игорь и сделал еще несколько глотков.
- Может, хватит, - осторожно произнес Виктор.
- Даже солдатам в войну перед атакой давали 100 грамм спирта, - отхлебнул из бутылки Сергей, предусмотрительно поднеся носок к лицу.
Сергей, словно атлет на олимпийских играх, передающий эстафетную палочку, протянул Виктору бутылку. Бутылка как раз попала под весенний солнечный луч, и пустила солнечный зайчик, на портрет какого-то математика, времен барокко, строго глядящего со стенки на веселых студентов.
- Теперь ты – сказал Сергей Виктору.
- Что там воняет! -  раздался женский возглас с первой парты.
- Быстрее, быстрее. Видишь, люди терпят, – подмигнул Сергей.
Виктор глянул по сторонам и на портрет висящий на стенке. Солнечный зайчик оказался на глазах  у математика в пышном парике.
- Да я не буду, – начал сопротивляться Витя.
- Он не видит! – указал Игорь на портрет математика. - Ты маленький, что ли.
- Да не буду я.
- Слабак, - философски изрек Сергей и молча засунул бутылку в дипломат.
Глубокомысленным взглядом он уставился на трибуну, стол, огромную доску для писания мелом, над которой гордо виднелась цитата вечно-живого Ленина: «Математика – гимнастика для ума».
- По-моему мне уже хорошо, - философски заметил Игорь.
- Мне тоже, - подтвердил Сергей и громко икнул. – Может на экзамен не пойти?
- Вы хоть, что-то ели? – спросил Виктор.
Игорь засунул руку в карман и достал пачку Marlboro. Какое-то мгновение он повертел ее в руках, бросил на парту и из другого кармана достал зажигалку, с надписью «Ziper». Надпись была выгравирована большими буквами. Чуть ниже виднелась более мелкие буквы – «made in china». Игорь повертел зажигалку так, что бы все увидели надписи на ней, медленно достал сигарету, взглянул в окно и закурил.
- Чашечку кофе и сигарету, и в кровать. И еще девку длинноногую, - мечтательно сказал Игорь, - а еще лучше две, и сексуально голодных.
- Что там воняет! -  раздался снова тот же женский возглас с первых парт.
- Да заткнитесь вы! – крикнул Сергей и  попросил Игоря. - Дай мне тоже сигарету.
Виктор мявшийся с ноги на ногу, до толе никогда не куривший с наслаждением вдыхал сигаретный дым.
- Главное,  что бы не истеричка, - добавил Игорь.
- Вы готовы к бою, - натянуто улыбнулся Виктор, глядя на кончики своих начищенных до блеска туфель.
Все трое вышли из 315 аудитории и направились к аудитории, где проходи экзамен. Около заветных дверей, робко сновали несколько студентов обоего пола, нервно читающих учебники либо конспекты. Причем студентки распространяли вокруг себя такую ауру духов,  что у Виктора запершило в горле.
- Я, наверное, сдам эту сессию значительно хуже, чем предыдущую, - вздохнул Игорь, остановившись у дверей.
Он приложил ухо к ободраной поверхности дверей и напряженно прислушался.
- Тихо, сказал он, - наверное, в зачетку что-то пишет.
- Стипендию урежут. Сможешь купить на нее на пару бутылок пива меньше, - оптимистично заметил Сергей громко икнув.
- Сергей, ты это, задержи дыхание или глотни воды, - посоветовал Виктор, - а еще у меня есть пару яблок.
- Где ты был раньше. Мы бы эту гадость не нюхали. Давай их сюда.
В этот момент дверь аудитории открылась, и в коридор вылетел счастливый обладатель как минимум тройки. Его лицо выражало феерическую радость и оптимизм. Присутствующие со злой завистью посмотрели на счастливчика. Среди потенциальных экзаменуемых возникла неловкая пауза. Общаться с Дыней именно в этот момент никто из них не хотел.
- По-моему мне нужно проблеваться, – озабоченно сказал Сергей, и с затаенной надеждой посмотрел в сторону туалета.
- Ну, Витя, пришел твой час. Ответь хорошо, что б к нашему приходу Дыня был в хорошем настроении.
Легким движением руки Игорь открыл дверь и втолкнул Виктора в аудиторию.
В это время Адоний Адольфович Лошак, он же в студенческой тусовке Дыня, сидел за столом и равнодушно смотрел, как студенты списывают со шпаргалок и учебников находящихся под партами, вопросы билетов. Точнее он делал вид, что не видит этого.
Адоний Адольфович от удивления снял очки, когда к его ногам упал студент. Но он решил не проявлять эмоций и просто протянул руку за зачеткой. Виктор истолковал это жест как проявление благородства преподавателя, и опершись на его руку встал. Адоний Адольфович криво поморщился, словно съел пол-лимона,  и снова протянул руку. Виктор недоуменно взглянул на преподавателя и крепко пожал ему ладонь. Дыня ошарашено зашипел. Ему очень захотелось поинтересовался все ли у Виктора дома, вспомнить его ближайших родственников женского пола, а так же падшую женщину. Но вместо этого он процедил сквозь зубы:
- Вы идиот?
- Конечно нет, я даже школу с медалью закончил, - искренне глядя в толстые линзы очков, ответил Виктор.
- Наверное с бронзовой, – мрачно сострил, Дыня, предвкушая кровавую месть студенту. - Вы зачетку дадите или нет?
Слова были сказаны с металлом в голосе, что привело Виктора к мысли, что начало их встречи не сулит ему ничего хорошего.
- Извините, - протянул зачетку Вася.
- Не извиняю, - отрезал Дыня. – Тяните билет.
Виктор, рассеяно посмотрел на небрежно разбросанную пачку билетов на столе, лежащих подобно  куче осенних листьев у мусорного бачка. Он  положил на них дрожащую руку, отчаянно пошелестел ими, словно надеясь на ощупь определить билет со знакомыми вопросами. Лапанье билетов, абсолютно ничего ему не дало, и он просто вытащил какой-то из них снизу. Билет оказался под номером 18. Дыня аккуратно переписал номер билета и небрежным движением направил Виктора к свободной парте. Виктор уселся и стал лихорадочно вспоминать в каком из карманов лежат ответы на 18 билет.
Адоний Адольфович тяжело вздохнул, открыл записную книжку и стал выставлять в ведомости карандашом точки против фамилий студентов, оценки которых были ему уже известны заранее.
Надо сказать, что Адоний Адольфович Лошак, был как всякий человек, с одной стороны обыкновенный обыватель, с другой –  совершенно неординарная личность. По своей сути он являлся теоретиком, который все время стремился стать практиком. Был лишь один ма-а-аленький недостаток – все его благие начинания терпели фиаско. В детстве он чинил велосипеды и роликовые коньки, которые после ремонта ломались окончательно, в юношестве собирал радиоприемники, которые по его словам соответствовали схемам, но отчаянно не работали. Он чинил краны, которые продолжали течь, выключатели, которые по-прежнему коротили, вешал полки, которые падали, провисев не более недели. Родители, видя его любовь к технике, решили отдать свое талантливое чадо учиться в политехнический институт.  Он хорошо учился. А именно до третьего курса, пока не попал на ознакомительную практику на завод. Там он каким-то образом ухитрился отключить электроснабжение цеха, остановив работу всего предприятия. На второй практике он вызвался поменять где-то лампочку и устроил короткое замыкание. На преддипломной практике в ремонтных мастерских очередного завода, он ухитрился сорвать центрифугу, которая «погуляв» по помещению, сокрушила в нем все, что только можно. Руководители кафедр и декан факультета, дабы уберечь советскую промышленность от последующих катастроф решили оставить прилежного студента на преподавательской работе. По окончании института он остался на кафедре физики, где какое-то время работал, пока не устроил пожар, благодаря которому, правда, он познакомился с будущей женой (на больничной койке). Затем были различные институты и техникумы, где он долго не задерживался, в том числе и благодаря  славе, которая шла впереди него. Это продолжалось до того момента, пока он не пришел в этот институт. Тут его быстро раскусили и поставили на лекторскую работу, отстранив от практических занятий. К этому времени пришли перестроичные времена. Проработав на одном месте года два,  ничего не сломав,  Адоний Адольфович решил, что пришла пора сделать карьеру. Он вступил  в КПСС. Временно отложив монографии по физике, он сел за Ленина, Маркса, Энгельса. Но в самый ответственный момент наступил август 1991 года, и его коммунистические труды пошли прахом. Затем была попытка заняться бизнесом, когда он продав дачу тещи, кстати, без ее ведома, и вложил деньги в какой-то банк под 200% месячных. Банк естественно лопнул. Были, конечно, жесткие разборки полетов. Набив шишек и синяков на своем жизненном пути, теперь Лошак ставил перед собой реальные цели. Его доходами, помимо зарплаты и подарков, подносимых   студентами, было частное преподавание физики нерадивым студентам параллельного потока, за определенную сумму разумеется.
Сейчас, Дыня, со скучающим видом глядел на студентов. Физику он любил искренне, и  нерадивое отношение к этому предмету, он воспринимал как оскорбление к Великой науке. Ведь ее плодами человек пользуется каждый день: электричество, телевидение, транспорт, гидравлика в трубах, отопление… Но с другой стороны, он отлично понимал, что физика скорее всего никому из студентов сидящих перед ним, не будет нужна в будущем. Он брал себя в руки, и вновь и вновь делал вид, что не замечает, как те списывают.
- Ну, кто еще готов? Идите Росенко, - произнес он.
Худощавый брюнет Росенко бодрой походкой направился к экзаменатору и сел рядом с ним  за стол, протянув исписанный лист бумаги.
- Ну, отвечайте на первый вопрос – сказал Адоний Адольфович, углубившись в записи экзаменуемого.
Студент, что-то начал сбивчиво говорить. Лошак  к своему удивлению, среди обилия неизвестных ему формул, обнаружил две-три  чем-то знакомые - напоминающие второй закон Ньютона и формулу Гей-Люсака. Кроме того он нашел куски доказательства теоремы Лагранжа, формулу Авогадро и формулу получения эфира уксусной кислоты с указанием выделившийся при этом энергии, еще что-то не поддающееся расшифровке. Дыня  повернул голову и взглянул в глаза экзаменуемого. Его глаза были ясные, кроткие и чистые, а в голубизне глаз можно было утонуть. Но даже на самом их дне не было видно знаний физики.
Дыня тяжело вздохнул, готовясь отправить студента на пересдачу, но тут его взгляд упал на ведомость где против фамилии «Росенко» стоял нарисованный простым карандашом тоненький крестик. И его рука, описав замысловатую фигуру в воздухе, написала в зачетке «хорошо».
- Большое спасибо, - трепетно произнес студент.
- Спасибо в карман не положишь, - тихо буркнул Лошак и произнес  громко и внятно. - Ну, кто следующий?
Студенты единодушно проигнорировали его призыв. Они сидели, усердно уткнувшись свои бумаги и что-то писали, скрепя ручками.
- Кто следующий. Кто-то готов?
Ответом второму призыву было напряженное молчание прерываемое, сопением, скрипом парт и шорохом бумаги.
- Хорошо, - не унимался Дыня. Кто сейчас выходит - тому добавляю 1 балл. Костиков, вы готовы?
Костиков слыл отличником. Поправив очки на носу он смело подошел к преподавателю, и протянув тому исписанные убористым почерком листки бумаги стал бегло отвечать на вопросы. Дыня  был доволен его ответами и время от времени снисходительно прерывал его словами:
- Следующий вопрос, пожалуйста.
Через пять минут Дыня взял зачетку Костикова, размашисто что-то написал в ней, и театрально произнес.
- Все бы так отвечали. Отлично. Следующий!
Следующей была Лена.
С тихо цокая каблуками, она подошла к Дыне, окинула его томным взглядом  и присела рядом с ним. Дыня бегло глянул на билет:
- Я вас слушаю.
Лена начала что-то отвечать.
Видимо Лена, говорила не совсем то, так как по лицу Адония Адольфовича пронеслась гамма эмоций, явно не позитивных. Внезапно его рука легла на спинку парты за спиной Лены и стала гладить спину девушки.
 Лена продолжала что-то говорить. Говорила она довольно сбивчиво и чем сбивчивей девушка говорила, тем энергичнее рука Адония Адольфовича поглаживала ее спину.
- То есть, - вдруг ее прервал Дыня, - Вы хотите сказать, что …
Далее Дыня  коротко, но ясно рассказал суть первого вопроса билета.
- Да, -  ответила Лена, посмотрев на Дыню своими карими глазами и захлопав длинными ресницами.
- Значит из этого следует …
- Именно это, - кивнула Лена.
- Тогда следующий вопрос, - продолжил Адоний Адольфович и деликатно переместил руку ласкавшую спину студентки на ее упругое бедро. Благо парта скрывала это действие от случайных глаз.
Девушка ничуть не возмутилась, поскольку поняла, что это цена решения вопроса. Оставшиеся в аудитории студенты, сразу сообразили, что к чему и решили не терять времени даром. Бодро, вкладывая всю душу в свой труд, они продолжали переписывать со шпаргалок билеты.
Общаясь с Леной, Адоний Адольфович в душе пожалел, что в билете только три вопроса. Пожалел он и о том, что в помещении было с полдюжины экзаменуемых.  За семь восемь минут он  уже рассказал ей все три вопроса билета и думал, какую оценку поставить прекрасной студентке - «3» или «4»? После недолгих колебаний он поставил ей четверку, и со вздохом отпустил ее.
Виктор понял, что настал его час. Он сам встал и пошел к экзаменатору как на эшафот. Усевшись рядом с ним он протянул Лошаку билет и исписанные листки бумаги. Не давая преподавателю опомнится Виктор начал отвечать на первый вопрос, бодро черкая ручкой по листку бумаги с формулами.
- Молодой человек помедленнее, - обдал его легким перегаром Лошак.
Виктор зашмыгал носом. Лошак покорно залез  во внутренний карман пиджака и достал жевательную резинку и положил ее в рот.
- Другой вопрос, - произнес он.
Виктор затараторил снова. Лошак же со скучающим видом обвел взглядом аудиторию и стал наблюдать за мухой, ползающей по парте. Наконец он хлопнул ладонью по парте, пытаясь совершить мухоубийство. Но киллер из него был тоже не важный, так как насекомое проворно проскользнув между его пальцев закружила по помещению. Лошак тоскливо глянул на муху и прервал Виктора:
- Друг мой, вы в курсе, что практически не владеете вопросом. На вашем месте я бы…
Но тут его слова застряли в горле, а от удивления отвисла челюсть. Дверь распахнулась и не твердой матросской походкой, в аудиторию зашел Игорь. Молча, подойдя к столу, он взял в руки пачку билетов.
- Можно я возьму этот. Нет вот этот. Нет… Скажите у вас тут есть 18 или 28 билет.
- Не понял - произнес Лошак, потеряв всякий интерес к Виктору.
- Я тоже не понял, - парировал Игорь, - зачем Вам так много билетов. Дайте мне только один.
- Берите один.
- Я взял билет, но это не тот.
- Ладно, давайте поменяемся.
- Давайте, - обрадовался Игорь, - у меня есть зажигалка.
- Вы что, издеваетесь, - рассвирепел Лошак, - у вас в руках билет на него и отвечайте.
- О! НЛО, - ткнул пальцем в окно Игорь.
Все, включая Адония Адольфовича, инстинктивно посмотрели в окно. Игорь тем временем  засунул билет в рот и быстро заработал челюстями.
- Какое НЛО, отвечайте на билет, шут тут мне нашелся, - гаркнул Дыня.
- На какой билет, у меня нет никакого билета, - развел руками Игорь.
- Ну он же был.
- Его нет, - тщательно жуя, говорил Игорь.
- Куда ты его дел?
- Никуда.
Дыня мгновенно запыхтел и стал покрываться багровыми пятнами. Виктор, почему-то подумал, что ему больше подходит прозвище «хамелеон», нежели название бахчевой культуры.
- Тебя обыскать, что – ли, - чуть не переходя на крик, сказал Дыня.
- Во-первых, не тыкайте. Я с вами на брудершафт не пил. Во-вторых, Вы не имеете права меня обыскивать. Обыскивать можно если у вас есть на это санкция прокурора. В третьих…
- Что вы себе позволяете! Я буду жаловаться в деканат. Вообще, перестаньте жевать в присутствии преподавателя!
- Простите, Бога ради, но ведь и Вы жуете. Жвачку. Наверняка, что бы забить запах коньяка, водки, виски, текилы... А вообще,  кто долго жует, тот долго живет.
- Во-о-о-н! Вон из аудитории паяц! Ты у меня дошутишься, пойдешь в дисбат и тюрьму. – заорал Дыня
- Хорошо, я пошел. Сейчас я иду в деканат, и говорю, что Адоний Адольфович, находясь в нетрезвом состоянии, не дает студенту-контрактнику ответить на экзамене по физике. Мало того. Не обеспечивает его билетом и еще обвиняет в воровстве.
С этими словами Игорь демонстративно вывернул карманы. Билета действительно не было.
- Три, меня не запугаешь.
- Но я учил!
- Что!?
- Ровно на три.
- Зачетку.
Игорь потянул зачетку.
- Вашу! – обратился он к Виктору.
Оказавшись за дверьми, Игорь сказал Виктору:
- Надо забухать, меня ждет пересдача.
- Я наверное…
- Тогда сдавай деньги. Кстати, как будешь проводить лето?
- Поеду в экспедицию, археологическую.
- Чего? А бабы там будут?

2
- Это что? – шмыгнув носом, спросил Виктор.
- Институт археологии, - ответил папа.
Виктор почесал затылок. Было половина одиннадцатого утра. Солнце припекало. Они с отцом стояли у массивных деревянных ворот, окованных железом. Над воротами возвышалась колокольня с небольшой иконой. Виктор поднял голову вверх и посмотрел на синюю украшенную золотистыми звездами крышу колокольни.
- Ты уверен?
- Уверен. Адрес совпадает.
В этот момент через небольшую калитку в воротах вышел бородатый монах. Виктор, подумал, о том, как тяжело в жару ходить во всем темном и теплом. Можно же «свариться». Это, наверное, подвиг для человека. Он инстинктивно перекрестился. Папа тоже. Монах остановился, с минутным интересом посмотрев на отца с сыном, и перевел взгляд на дорогу, видимо кого-то ожидая.
- Крестятся не снизу вверх, а сверху вниз, - тихим голосом сказал папа.
- А я что сделал?
- Скорее какой-то пассаж Чумака или бурятского шамана.
- Понял, исправлюсь, - сказал Виктор и перекрестился с лева на право.
- Это по-католически.
- Понял. Надо наоборот.
Виктор перекрестился снова.
- Пальцы держат щепоткой. Во имя Троицы.
- Это как?
- Cмотри.
Папа осенил себя крестным знамением. Виктор повторил его движения, закончив поклоном, отчаянно напоминавшем упражнение на уроках физкультуры в школе.
Наблюдавший за этой сценой монах сказал громким басом:
- Сын мой, не мучай отрока. Когда он дозреет до веры, то сам придет в храм.
- Куда ты меня привел в церковь или в НИИ? – буркнул Виктор.
- Пошли.
Они вошли на территорию монастыря. Первое впечатление оказалось обманчиво. Постройки были действительно монастырские, но внутри них кипела светская жизнь. Между двухэтажных корпусов, где не когда жила монастырская братия, сновали мужчины и женщины, вполне мирской одежде, ведущие беседы  очень далекие от разговоров благочестивых старцев. Они остановились в нерешительности. Куда-то то надо было идти. Но куда? Папа  в раздумьях посмотрел на стоящий в отделении храм, прятавшийся в зелени каштанов и пошел мимо надгробных памятников, в направлении худощавой крашенной блондинки, лет сорока, в синем джинсовом костюме, нервно курившей сигарету у мусорного бачка. Виктор последовал за ним.
- Простите за беспокойство, как найти отдел палеолита?
Женщина окинула  папу с ног до головы оценивающим взглядом и улыбнулась. Она   взяла, с претензией на элегантность, дымящуюся сигарету между пальцев, неопределенно кивнула:
- Там.
- Где там? – переспросил папа. Он так и не понял, в какую сторону значит слово «там». В данном контексте, оно могло означать любое направление.
- А зачем вам туда? - хитро улыбнулась вместо ответа женщина.
- Да вот, сына хочу устроить на работу на лето.
- А вы молодой папа. Какой у вас замечательный сын.
- Спасибо, - покраснел папа.
- Молодой человек, у вас очень мужественный, и интересный отец, - сказала блондинка Виктору, отчаянно пожирая папу глазами.
Виктор подозрительно прищурил глаза.
- Сколько вам лет молодой человек? – продолжила допрос блондинка, глядя на папу.
- Девятнадцать, - сказал Виктор.
- Нет вам, молодой человек.
- Сорок три, - ответил папа.
- Вы не выглядите на эти годы. Кстати, меня зовут Ольга. Можно просто Оля. По-скандинавски Хельга.
- Очень приятно Ольга, она же Хельга. Я - Юра,– улыбнулся папа.
- Мягче, Хе-е-ельга. У Вас замечательное имя. Кстати, кофе не хотите? Я расскажу вашему сыну как пройти в отдел палеолита…Или может пройдем ко мне – в отдел Трипольской культуры.  Я смогу угостить вас кофе. Я варю замечательный кофе, особенно по утрам…
Папа в нерешительности наморщил лоб.
- А где это?
- Трипольская культура? О! Это живописные места. Я работаю вообще в километрах тридцати от города. Это территориально максимум сто - сто пятьдесят километров отсюда.
- Слушай Витя, это даже очень не плохо. Будешь на выходные приезжать домой.
- Идемте со мной. Устроим вашего сына и не только,- с энтузиазмом затараторила блондинка. Она взяла папу под руку и решительно повела за собой. - Там замечательно.  Красота. Кстати, вы любите кофе? Я люблю варить этот божественный напиток, но мне некому его варить…
- Треполье, - это не плохо.
- Триполье, молодой человек, - кокетливо поправила блондинка.
- Триполье, - справился папа, - Витя, а ты не хочешь поработать поблизости. Река, красота, и домой недалеко?
- Папа, - наивно поинтересовался Виктор, - а что мы скажем маме, когда будем дома. Ты же обещал, что я поеду работать в Крым.
Папа согласно закивал головой и почесал скулу пальцами правой руки. На безымянном пальце предательски блеснуло обручальное кольцо.  Блондинка  заметила кольцо, недовольно покривилась и без особого энтузиазма попыталась исправиться:
- Я хотела сказать, что я одна в кабинете, и мне приходится пить кофе самой. К тому же это
НИИ и люди на работу приходят позже, чем по графику. Я же прихожу ни свет – ни заря. Вот и приходится коротать утро в одиночестве. Но не вечер, конечно…
Тон, которым говорила блондинка, более походил на оправдание. Напоследок блондинка добавила, но уже без всякой надежды в голосе:
- Отдел палеолита находиться в ближайшем корпусе, второй этаж налево. Да если, что я сижу
этажом ниже.
- Да, обязательно, - сказал папа тоном, будто говоря «и не подумаю прийти».
Они оставили блондинку и вошли в двухэтажное здание. Виктор и папа сразу попали в узкий коридор с низкими потолками, и пошли по нему скрепя половицами, читая таблички на дверях. Вот папа остановился перед одной из дверей и поправил галстук на шее. Он прокашлялся, громко постучал в дверь и распахнул ее. В комнате, заставленной какими-то ящиками и шкафами так, что там было сложно развернуться, находился рыжий бородач, лет сорока. Он сидел за стареньким письменным столом, заваленным какими-то папками, бумагами. Бородач держал в зубах погрызенный карандаш, а сам вертел в руках какой-то камень.
- Добрый день, - сказал папа.
- Здрасте, - произнес Виктор.
- Чем обязан? – спросил бородач, не вынимая карандаш изо рта.
 - Вот, привели вам работника. Надежду отечественной археологии.
Бородач, одобрительно закивал, головой. Но его взгляд говорил о том, что он ничего не понимает и пытается вычленить из задворок своей памяти, лица незваных гостей.
- Борис Евгеньевич Сатин? – переспросил папа.
- Это я.
- Я к вам звонил, по поводу экспедиции. Устроить сына…
- А-а-а…- протяжно сказал Сатин. Он открыл рот и карандаш тихо упал, потерявшись среди вороха бумаг. Бородач встал и протянул руку. Трое мужчин обменялись рукопожатиями.
– Рад вас видеть, присаживайтесь.
Сатин убрал несколько картонных коробок, под которыми прятались два табурета. Папа и Витя с удовольствие присели.
- Вот, боец, будущий Шлиман. Хочет вам помочь в археологических изысканиях, - сказал папа,  гордо глядя на сына.
- Вижу, вижу…, - по-отцовски глядя на Виктора, сказал Сатин.
- Его даже хотели переманить?
-Это кто?
- Какая-то женщина из отдела Трипольской культуры. Толи Ольга, толи Хельга.
-Не введитесь на провокации. Как мужчина мужчине вам говорю - где руководит женщина, там суета и хаос.
- Зато близко от города.
- Будете в каком-то забитом селе. У нас Крым! Предгорья Крыма. Красота, чистый воздух! Южное солнце, на работу идти не далеко. Хорошее питание, трехразовое, регулярные выезды на море. Ведь согласитесь, быть в Крыму и не купаться в море это глупо. Плюс фрукты и овощи. Мы там будем работать поблизости от полей, где выращиваются овощи и фрукты. Вы же понимаете, что любые фрукты, которые мы покупаем у нас или в какой-то Ялте – это продукт прошедший энное количество посредников. А там, где мы работаем, это стоит сущие копейки. Кроме того, это экологически чистый продукт. Кстати, у нас совместная экспедиция, финансируемая на грант Гентского университета, и не только. Это говорит о том, что у нас будет лучшее финансирование, следовательно, лучше все – и снабжение, и питание, и зарплаты. Триполье к глубокому моему сожалению финансируется – на жалкие отечественные деньги. В состав нашей экспедиции будут входить иностранцы. Ваш сын имеет уникальную возможность поговорить с носителями иностранных языков – английского, немецкого, французского. И наконец, у нас замечательный, интеллигентный коллектив. Придя к нам работать, вы молодой человек, сможете как замечательно отдохнуть, так и заработать неплохие деньги, совместив приятное с полезным.
По мере того, как Сатин говорил, у Виктора в душе появился внутренний трепет, который возникает в ожидании чего-то интересного, приятного, завораживающего. Лицо Сатина, становилось ему все приятней, да мало того, роднее.  В его голове возникали отрывочные картины, в которых он вел задушевные беседы с иностранцами, оказывал неоценимую помощь Сатину, и почему-то влюблял в себя девчонок, модельной внешности.
- Я согласен, - сказал он зардевшись, - что мне нужно сделать?
- Сущие пустяки. Теперь нужно подписать контракт, - сказал Сатин, и порывшись в бумагах на столе, достал два листа бумаги, которые протянул Виктору.
Виктор, бегло прочитал их. Особо не вникая в текст, и размашисто расписался. Сатин, аккуратно взял один из листов и положил в толстую папку. Другой оставил Виктору.
- А какая у меня там будет должность? – напоследок поинтересовался Витктор.
- Землекоп, - мягко по-доброму глядя на Виктора, сказал Сатин.
- А….- попытался возразить Виктор.
- Это пустая формальность. Несколько раз капнул, а затем работаешь с кисточкой и ножом, снимая, тоненькими слоями землю, отыскивая ценнейшие и редчайшие находки…
- Если так, - облегченно вздохнул Виктор, - то это нормально.
- Не беспокойтесь, это не тяжело и не страшно. Только нужна внимательность и осторожность в обращении с найденным материалом. Кстати, выезжаем через неделю, вот вручаю вам билет.

3
Одетый в штаны цвета хаки, в белой футболке и панаме, с огромным желтым чемоданом в руке Виктор шагал по вокзалу в направлении платформы, на которую был подан его поезд. В качестве почетного эскорта за ним шли папа, мама, дедушка, бабушка и сестричка Даша.
- Пока не поздно, можно сдать билет, – с потаенной надеждой в голосе умоляла мама.
- Никогда, - отрезал  Вася.
- Правильно, ты должен становиться самостоятельным, – поддержал его отец.
- Юра! – трагично воскликнула мама.
Тут в беседу вклинилась бабушка:
- А как вы будете кушать?
- Там будет трехразовое диетическое питание. Горячий завтрак, обед и ужин, – ответил за сына отец.
- Я не тебя спрашиваю! - нарочито гневно сказала бабушка, она же теща, и уже с волнением в голосе обратилась к Виктору - Сыночка, будь осторожен. Там тебе могут встретиться очень страшные люди. Тебя могут ограбить. Доця ты деньги ему хорошо спрятала?
- Мама, я зашила их Вите в трусы.
- Не кричи об этом так громко, - пожурила маму бабушка, - об этом могут услышать карманники и жулики, и не дай Бог обворовать сыночку в поезде, когда он спит.
Дедушка мечтательно захмыкал, и переложив авоську с правой руки, в левую, произнес:
- Это ж надо так спать, когда к тебе лезут в трусы, что бы еще и не заметить. Это надо быть наверное очень пьяным. Но если это делает красная девка…
- Что-что? - раздраженно переспросила мама.
Дедушка замахал в знак протеста своей волосатой и мускулистой рукой:
- Я, это, хочу сказать, что опасность подстерегает скорее в сортире. Вот мой коллега, лет двадцать назад, решил уйти от жены. Она его не отпускала, точнее, хотела удержать, причем любыми способами. В том числе хотела спрятать партбилет. Так он спрятал партбилет  в трусы. И тут на него напала бешеная диарея…
- Папа! – воскликнула мама.
- Я хочу только сказать, что документ ушел в канализацию…Все, молчу.
- Старый хрен, - резко сказала бабушка, и добавила уже мягче - кстати, а женщины там будут?
Виктор остановился и взял чемодан в другую руку. Вместе с ним остановилась процессия провожающих. Виктор с нескрываемым раздражением посмотрел на окружающих.
- Не имею представления, - бросил он.
- Будь осторожен, если они будут. Они такие коварные. Не поддавайся их провокациям.
- Витя, ты взял презервативы? Это необходимый компонент джентльменского набора и сумки путешественника, - заговорщически поинтересовался дедушка.
- Вова, как тебе не стыдно? - воскликнула бабушка.- Кроме того, тут Даша.
- Что же тут такого? – искренне изумился дедушка. - Я не хочу, что бы мой внук привез выводок детей или сифилис вместе с триппером в придачу. Знаете анекдот?
Дедушка вопросительно посмотрел на всю компанию. Никто ни как не прокомментировал его вопрос, поэтому дедушка, не дожидаясь ответа, громко и четко заговорил:
 -  Приходит человек из вендиспансера домой и говорит домашним: «Был у врача и он, знаете, нашел у меня какую-то птичью болезнь». «Какую?» - спрашивают домашние. «Толи два пера, толи триппера» - Дедушка засмеялся зычным смехом.
- Папа, как тебе не стыдно! – возмутилась мама.
Бабушка же просто сплюнула и перекрестилась. Мама искривилась, и возмущенно сказала:
- Папа,  опять ты со своим солдафонским юмором.
- Я врач, а не солдафон.
Виктор, тем временем, ускорив шаг пошел вперед, а остальные послушно засеменили за ним.
- Взял ли ты сыр? – заботливо поинтересовалась бабушка.
- Взял, - помахал дедушка авоськой заполненной  полиэтиленовыми пакетами, словно преторианец пращой.
- А мясо, помидоры и вареные яйца?
- Да, да и еще полторы буханки хлеба, четыре банки консервов, - ответил папа, показывая темный полиэтиленовый пакет.
- А сало, и сухую колбасу, и морс?
Возникла неловкая пауза. Все озадаченно посмотрели друг на друга.
- А сало и колбаса остались на столе,  – подсказала Даша.
Бабушка остановилась, и вместе с ней остановились вся процессия. Там вдали, в метрах двадцати от них, простирался перрон.
- Без сала и колбасы ехать нельзя. Ребенок будет голодать, – жестко произнесла бабушка.
- Мама, права, - охотно согласилась мама. - Это авантюра. Витенька кроме этого может простудиться и заболеть. Они же будут жить в палатках.
- Но сейчас же июль месяц! – запротестовал папа.
- Юра, ты врач, и должен знать, что большинство людей болеют воспалением легких  именно в жаркое время года. Ты помнишь, как двенадцать лет назад я болела в Крыму бронхитом?
- По-моему ты привезла эту болячку из Архангельска, когда пыталась закаляться купанием в Белом море. Оттуда мы собственно и ехали на Юг, – робко возразил папа.
Мама сверкнула глазами. Ее темные брови сошлись, как у Стеньки Разина из народной песни, и папа понял, что надвигается если не гроза, то как минимум шквал. Витя с сожалением взглянул на заманчиво зеленеющие, на путях вагоны. Они были так далеко, в каких – то двадцати метрах. У вагонов толпились отъезжающие, одетые по-курортному, и провожающие. Он понимал, что у концессии большие шансы закрыться.
- Кроме того, в такие поездки едут мужчины, которые совращают таких юных, таких неопытных молодых людей, как ты! – стала нагнетать атмосферу бабушка.
Надо сказать, что эти слова бабушка прокричала полушепотом, но так, что бы их услышали только все,  причастные к этому действу.
- Мама, а что это за дяди? – живо поинтересовалась Даша.
Всех охватило неловкое молчание, и все естественно устремили свои взгляды на маму. Мама растерянно глянула по сторонам. Она понимала, что ей нужно что-то отвечать. Она  поправила свои волосы, волной падающие на плечи и тихо, запинаясь и глотая окончания слов, сказала:
- Видишь ли доченька…э есть такие дяди…они такие, что …портят других дядей…молодых мужчин…и они становятся…не совсем мужчинами…то есть… они ими остаются…тебе это рано знать, но это очень плохие люди.
- Мама, это пидаласы! – громко и радостно закричала девочка.
- Тсс! – дружно зашипели все, кроме Виктора,- такие слова говорить нельзя. Откуда ты это знаешь?
Виктор, воспользовавшись неожиданным смятением, повернулся на сто восемьдесят градусов, и бодро потащился к поезду, волоча за собой чемодан. В ином случае, конечно, начались бы «разборки полетов», по поводу слов Даши. Но не сейчас. Сейчас главной целью был Виктор.
- Давайте сдадим билет, – бросилась за ним мама.
- Я подписал договор, – твердо сказал Виктор.
- Действительно, - на него рассчитывают и кроме того …- начал было защищать его отец.
- Юра, мы с тобой поговорим об этом дома,- сверкнула глазами мама.
В этот момент около них непонятно откуда, появился какой-то мужчина, явно бомжацкой внешности. За слоем грязи и небритой куцей бороды, угадывались черты лица выходца из Индии, Пакистана или других близлежащих им стран. Одетый, не смотря на жару, в драный полушубок, он уверенно подошел к бабушке. Та забыв свой почтенный возраст, подобно юной девчонке мгновенно отскочила в сторону. Тогда бомж подошел к маме и дернул ее за рукав.
- Э - а - у - э – ы,  – произнес он и протянул ладонь, сложенную лодочкой и снова дернул за рукав маму.
- По-моему, он что-то хочет, – робко бледнея, сказала бабушка.
- Я полагаю денег, - философски заметил папа.
- Будим давать или нет? – спросила Даша, - У меня есть конфета.
Даша, уверенно полезла рукой в карман своих джинс. 
- Э - а - у - э – ы, – заканючил бомж.
- Наверное, надо что-то дать, – обреченно сказала мама.
Бомж, понял, что в этой компании надо давить на слабый пол, и поочередно протянул руку то бабушке, то маме. Женщины нервно полезли в сумочки.  Даша продолжала копаться в карманах. Положение спас дедушка.
- Рабидранат Тагор, Индира Ганди, Джавахарла Неру, Шах Надир, Маугли и Великий Могол, Камастура - вывалил на очумелого иностранца запас своих знаний об Индии дедушка и затряс его руку. – Да здравствует дружба великого Индийского и нашего народа. Я бы сказал тебе по хинди, но его не знаю. Мы спешим на поезд, и денег у нас мало. Вы за Джамму или Кашмир? А вообще берегитесь милиции…
Слово «милиция» произвело на бомжа-иностранца магическое впечатление, и бомж исчез так же внезапно, как и появился.
Виктор, воспользовавшись паузой, подхватил чемодан и быстрым шагом направился к перрону. Свита провожающих обнаружила его отсутствие не сразу, а когда он был уже на почтенном расстоянии. Мгновенно сгруппировавшись, провожающие цепочкой засеменила за ним.
Возле нужного вагона Виктор оказался первым. Он протянул билет проводнице, и та стала его внимательно изучать. Но как только Виктор увидел приближающихся родственников, то выхватил у проводницы билет и шмыгнул в вагон.
- Ушел таки! – сказал папа.
- Боже мой! – воскликнула мама.
Присутствие духа, как ни странно, сохранила бабушка, которая доверительно взяла проводницу за локоть, и сказала:
- Девонька моя, девонька, присмотрите за ребеночком в поезде, пожалуйста. Дайте ему на ночь чаю с сахаром и печеньем.
Не беспокойтесь женщина, - сказала проводница, симпатичная девушка лет двадцати пяти,, потрепав подошедшую к ней Дашу рукой по голове, - я прослежу, что бы ребенок доехал и передам его из рук в руки.
Витя тем временем, нашел свое место, водрузил чемодан под полку и вышел на перрон
- Вы нас не поняли, - вмешалась мама. - Девочка не едет.
- А какой ребенок? - вежливо поинтересовалась проводница.
- Вот он, - сказали взволнованные женщины хором, указав на Виктора.
Проводница окинула взглядом молодого человека, который к слову был ее выше, этак на пол головы, непонимающе пожав плечами,  взяла билет у следующего пассажира.
- Едет этот молодой человек,  – произнесла мама, - присмотрите за ним.
- Хорошо, билет, пожалуйста, - округлила глаза проводница.
- Спасибо девонька.
Пока женщины общались с проводницей, мужчины зашли в вагон. Виктор уселся на сиденье и откинулся на стенку. Дедушка и папа  сели напротив. Мужчины стали молча смотреть друг на друга или в окно.
Вагон был плацкартный. Сквозь грязное оконное стекло, покрытое засаленными занавесками был виден небольшой  участок перрона, на котором стоял приятного вида толстяк и хлебал из бутылки пиво. При этом он зевал  и хлопал рукой по своему животу. Но вот на стол опустилась муха. Отец хлопнул по столу, пытаясь ее убить, но безрезультатно. Хитрая тварь уселась на стекло и стала, так же наблюдать за толстяком.
- Интересно, кто твои попутчики? – нарушил молчание дед.
- Ты главное не играй с ними в карты, на деньги, - заметил отец и нанес еще один удар по мухе.
Муха и на этот раз, вовремя среагировала на покушение и через мгновение ползала по верхней полке. В это время к ним подошли мама, бабушка и Даша. Они с деловитым видом начали раскладывать  продукты по купе. Муха учуяла запах еды и устремилась к ней.
- Юра, убей ее, - раздраженно сказала мама, - она же разносчик инфекции.
Папа откуда-то достал газету, свернул ее в трубочку и начал беспорядочно наносить по мухе удар за ударом.  Но изворотливую тварь, похоже, это только веселило.
- Простите, можно положить вещи? – раздался нежный женский голос. Все повернули головы и увидели девушку и бородатого парня лет двадцати пяти.
«Девушку нельзя назвать красавицей, но и дурнушкой тоже» - подумал Виктор.
- Анна Михайловна, - представилась мама.
- Изольда, очень приятно, - ответила девушка.
- Вы тоже едите в экспедицию?
- Да, еду.
- А в качестве кого? – поинтересовалась бабушка.
- Я Сергей, - вмешался парень, - я тоже еду в экспедицию. Можно положить вещи? Заранее спасибо.
Затем он добавил немного тише:
– Изольда, я пойду покурю на улице.
Не давая расслабиться присутствующим, он забросил оба рюкзака, свой и девушки, на верхнюю полку и исчез из поля зрения.
- Вы едете как повар или медсестра? – спросила бабушка.
Видимо этот вопрос девушку изрядно повеселил, поскольку она улыбнулась обнажив ряд белых зубов, и хитро хмыкнула.
- Не знаю, но думаю что ни в качестве  того или другого, – честно призналась девушка.
- Интересно. А какие у вас места?
- Я собственно еду без билета?
- Как это, - удивился папа.
- Это в большой степени экспромт. Решилось буквально несколько часов назад.
- Вы замужем или нет? – поинтересовался дедушка.
- Нет, конечно, я еще не доросла до этого.
- А сколько вам лет.
- Девятнадцать. Извините, я вас покину.
- А кто у вас родители? – спросил отец.
- Инженеры.
- Хорошая профессия, - игриво произнес дедушка. – Вы знаете, вы мой тип. Был бы я моложе, я бы за вами уже ухаживал. Вы знаете, анекдот про жениха, пришедшего просить руки невесты. Уверен, что нет!
- Папа! – строго произнесла мама.
- Вы читали вчерашнюю «Комсомолку». Статью про расстрел царской семьи в Ижевске. Страшно. Расстреляли и детей и родителей! – в минорном тоне произнес дедушка. -  Между прочим, до войны в конце тридцатых мне довелось быть там, и я видел отверстия от пуль в стене, у которой погибла царская фамилия. Как вы думаете, кто в этом виноват?
- Вопрос сложный. Наверное, большевики, - не уверено сказала Изольда.
- Я думаю, что царь. Надо было ему не пилить дрова, а заниматься государственными делами.
Девушка решила за благо ретироваться. Она развернулась и не говоря ни слова, исчезла из поля зрения присутствующих. Воцарилась неловкая тишина.  Все шестеро сидели на сидениях и многозначительно смотрели друг на друга.
-  Да, сложная ситуация, - вздохнула мама, - ну не в том, смысле, скорее в моральном.
- Ребенка нельзя пускать, - зашептала бабушка, - его могут совратить.  Жизнь моего золотка будет искалечена. Это аморальный тип женщин. Хищница.
- Провожающие покидайте вагоны, - раздался, голос проводницы.
- Выходим, выходим  - сказал папа.
Мама и бабушка, окончательно потеряв надежду вернуть свое чадо, со слезами на глазах заключили Виктора в свои объятия и стали осыпать его поцелуями. Витя красный как рак, гневно возмущался против «телячьих нежностей». Папа просто обнял его и пожал руку. Дед пожелал вернуться настоящим мужиком, заодно шепнув ему на ухо, что у Изольды хорошая грудь. Провожающие медленно покинули вагон и кучкой расположились на перроне напротив окна, где сидел Витя. Мама то и дело махала рукой, бабушка время от времени вытирала белым платочком слезы, навернувшиеся на глаза. Наконец поезд тронулся. Всея семейка, дружно замахала заранее приготовленными платками, вытирая полившиеся от эмоций слезы. Скупая мужская слеза покатилась даже по щеке папы, который тайком ее стер. Единственный кто был весел это дед. Он поднял Дашу на руки, посадил себе на плечо  и в унисон с ней своей махал рукой. Через минуту они пропали из вида.
Витя  вздохнул с облегчением, отвел взгляд от окна и посмотрел на пустые сидения напротив. Один он был недолго. В купе ворвались сразу насколько человек с рюкзаками и сумками, во главе с Сергеем.
- Давайте знакомится - сказал Сергей. – Я Сергей Горовой или можно просто Боцман.
- Виктор.
- Кирилл, свободный художник - представился парень, лет двадцати с лишним, чем-то смахивавший на цыгана.
- Аня, - улыбнулась девушка лет тридцати, поправив очки на носу.
Всем своим видом, она напоминала  школьную учительницу.
- Леша, - протянул руку парень, ровесник Вити.
- Изольда, но меня все уже знают.
Вновь прибывшие, мгновенно расположились на сидениях, оттеснив Виктора к окну.
- В знак знакомства и укрепления нашего хорошего отношения друг к другу, я предлагаю закрепить его совместной трапезой, – взял руководство в свои руки Сергей.
В это время Кирилл полез в свой необъятный рюкзак и после долгих поисков в нем достал билет. С решительным видом он швырнул его на столик купе.
- Зачем это? – удивился Виктор.
- Пока я в состоянии его найти, билет нужно положить на видное место.
- Не понял.
- Кирилл хочет сказать, что сейчас пройдет проводник, - произнес чей-то голос.
Все дружно обернулись и увидели высокого бородатого мужчину, лет тридцати пяти, в потертых джинсах и мокрой от пота тенниске. Он остановился перед столиком, и загибая пальцы на своих  огромных  руках, пересчитал их как цыплят:
- Раз, два, три, четыре, пять, шесть…
Затем тыкая в каждого указательным пальцем, обмотанным грязным бинтом незнакомец пересчитал молодых людей снова. Не удовлетворившись подсчетами, он почесал голову и произнес бархатным баритоном:
-  Не понял! Там четыре…Вас должно быть восемь. Где еще двое?
- А вы кто, собственно говоря? – спросил Витя.
Виктор мгновенно поймал на себе укоризненный взгляд окружающих, и  понял, что сказал какую-то глупость.
- Не понял, – искренне удивился мужчина, - начальство надо знать в лицо.
- Он с нами, Виктор Алексеевич, он исправится, - примирительно сказал Горовой, - остальные в соседнем вагоне.
Бородач обвел присутствующих сердитым взглядом.
- Проехали. Вы помните, до какой станции мы едем?
- До столицы Крыма, города Симферополя или славного города Симфи, - отрапортовал Кирилл.
Бородач улыбнулся, и его усы зашевелились. Он облокотился рукой о верхнюю полку, и весело сказал:
- За что тебя я люблю Кирилл, так за сообразительность!
Бородач громко захохотал и откашлявшись поинтересовался:
–  А ты наверное Виктор.
- Да, - робко кивнул головой тот.
- Я Виктор Алексеевич, ваш начальник в поезде. Сергей – ты за старшего. Смотри, что бы он не упился и не приехал в Севастополь. Изольду в клозет или в тамбур. К вам идет проводник. Я пошел к себе.
- Яволь, - сказал Кирилл.
Изольда не заставила повторять себе дважды, и пошла вместе с бородачом в направлении тамбура.
- Он прав. Начальство надо знать в лицо. Ты друг мой лоханулся, – наставительным тоном сказал Горовой и достал сказал из рюкзака двухлитровую бутылку заполненную прозрачной жидкостью. – Учить тебя и учить. У кого есть, что пить?
- У меня компот, – поднял руку Виктор.
- Это не то, что я ожидал услышать. Но в хозяйстве сойдет.
Кирилл потер руки и достал одноразовые пластиковые стаканы. Алексей выложил на стол несколько яблок, Аня выложила апельсин. Леша достал складной нож и мгновение ока порезал продукты на газете. Горовой разлил по стаканчикам жидкость из бутылки. Кирилл поднес стаканчик к носу, глубоко вдохнул и со знанием дела спросил:
- Он?
- Конечно он, чистейший спирт, – ответил Горовой и разбавил содержимое стаканов компотом.
Аня  внимательно посмотрела на бутылку с компотом, взяла его и понюхала горлышко:
- Мне кажется, что он забродил, - изрекла она.
- Это придаст определенный шарм нашей трапезе. Аня, что за пошлые намеки? Это же не молоко с кислыми огурцами.
Против таких аргументов никто возражать не стал.
- Ну, за знакомство, поднял стакан Кирилл, - и присутствующие чокнулись. 
Теплая сладко-горькая жидкость обожгла Витину глотку.
- Между первой и второй – перерывчик небольшой, – крякнул Горовой и вновь разлил спирт по стаканам, разбавляя его компотом, - за наше братство и во имя укрепления дружбы.
- Ну ты и даешь, - обречено вздохнул Кирилл. - Ну как жахнем!
- Не слишком ли вы быстро мальчики, - с легким беспокойством сказала Аня, выпивая до дна стакан.
Кирилл собрался было что-то ответить, но тут появилась проводница с потертым блокнотом из искусственной кожи в руках.
- Билеты, пожалуйста – сказал она, примостившись с краю сидения.
- «Молчи скво», как говаривали индейцы племени сиу, разливающие огненную воду своим краснокожим братьям, - сказал Кирилл, и добавил нежным тоном проводнице. - Это не вам, мадам.
- Мадемуазель, - возмутилась проводница.
- О, простите несравненная. Мадемуазель, спиртика не желаете?
……………………………………………………………………………………………………….
Было темно, жарко и душно. Кругом раздавались храп и сопение. В нос бил запах потных человеческих тел, вареной колбасы и грязных носков. А еще болела голова и мучила икота. Виктор  попытался задержать дыхание. Ему удалось это секунд на тридцать, но потом пришлось сделать глубокий вдох, о чем он пожалел. Икота не исчезла, а продолжилась с новой силой, зато в голове начало проясняться. «Надо запомнить – это вместо нашатыря» подумал Виктор и открыл одни глаз. Тусклые свет вагонной лампочки освещал две ступни в черных носках, в которые упирался его нос. Его руки, как выяснилось, крепко обнимали ноги соседа по сну, с которым он спал «валетом». «Наверное это Леша», - подумал Виктор.
Он захотел выругаться, но вместо этого сказал; трихлорметилбензол. Чем порой хороша химия – названия веществ могут заменять мат. Он повернулся на другой бок. К сожалению Виктор не учел, что в лежанка поезде не такая просторная как кровать дома. Зато он сделал открытие, что поезде пол имеет свойство подниматься и очень быстро. Он гулко ударился о вагонный пол и слабо заскулил от боли. Виктор медленно встал, с трудом удерживая равновесие в качающемся вагоне, почувствовал легкую тошноту и отправился в тамбур к туалету. Туалет по закону подлости оказался закрыт. «Там кто-то сидит», - подумал Виктор и тихо постучал. Но за дверью была тишина. Тяга к унитазу возрастала с каждым мгновением. Чрез минуту другую он постучал громче. Однако неизвестный подонок молча сидел в туалете и не думая выходить. Еще через несколько минут он с силой стал барабанить кулаком в дверь. Вдруг Виктор почувствовал на своем плече тяжелую руку, которая  моментально подействовала как отличное успокаивающее лекарство. Неприятные ощущения как-то быстро пропали. Он медленно повернул голову и увидел перед собой заспанного небритого мужика.
- Че ты буяниш в три часа ночи, - обдал Виктора запахом перегара разбуженный пассажир.
- Я, это, э …в туалет хочу, а там кто-то сидит и не выходит…- пробормотал Витя.
- Это Запорожье, стоянка двадцать семь минут. Еще минут двадцать санитарная зона.
- Но…Там…
- Никого нет, – прервал собеседник хриплым голосом. - Будешь буянить…
Незнакомец  поднес к глазам Виктора кулак, на пальцах которого при свете тусклой вагонной лампы, он четко прочитал наколотые буквы «БОРЯ».
- Хорошо, - кротко ответил Витя.
- Ты дядя не обижайся, у меня жена спит. Места и так возле туалета, - примирительным тоном сказал Боря, - сигарету будешь?
Витя, хотел сказать:  «Да пошел ты! Видел я тебя и твою спящую жену в …» или по крайней мере произнести жесткое «Нет!», но вместо этого вымолвил:
- Нет, спасибо, я очень тронут вашим вниманием,  - и вошел в спальную часть вагона, оставив Борю курить в одиночестве.
Поезд резко дернувшись остановился. Виктор стоял в полумраке вагона. Хитро-мерзская тошнота тем временем, предательски вернулась на смену Боре. Он подошел к двери тамбура и посмотрел в окно на перрон. Одна верхняя полка перед ним была свободна. Ее видимо освободил его ночной собеседник. Внизу храпела толстая особа, над изголовьем которой болталась женская сумочка. На перроне время от времени сновали какие-то люди. Кто-то  предлагал купить мороженое, пиво, арбузы, водку и даже хрустальную люстру. Виктор сосредоточенно уставился в окно, зажал ноздри рукой и глубоко вдохнул в себя запах душного вагона. Это не помогло - тошнота  усиливалась. Вдруг перед вагонным окном остановилась какая-то фигура. Медленно в открытое окно залезла рука с крюком. Крюк ловко подцепил сумочку, висящую над спящей толстой особой, и потащил сумочку к окну.
- Э-э-э-э! Ты что делаешь!- достаточно громко сказал Виктор.
- Зачем ты кричишь! Люди спят! – вскочила хозяйка сумки.
- Сумка!
- Какая сумка?!
- Да ваша, черт бы ее побрал.
- Украли! Хватай его! – завизжала женщина и полезна в окно. - Да помоги же! Чего ты стоишь как засватанный. Мужик нашелся!
Виктор бросился на помощь. Он залез на стол, оттолкнул от него женщину и сам зачем-то полез в окно, где благополучно застрял, как кот в вентиляционной трубе. Женщина тем временем истерически толкала его наружу. Ее усилия не привели ни к какому ощутимому результату. Виктор не пролез в окно, не соскочил на перрон, не побежал за похитителем, и тем более его не догнал. Единственное чего добилась толстая особа, это то, что желудок Виктора радостно опорожнился. Да это было не эстетично и тем более не красиво. Но ему полегчало. Краем глаза Виктор сумел заметить бегущего в трусах и майке по перону и отчаянно матерящийся при этом Борю.
Он глубоко, в самую глубину своих легких вдохнул вонючий вокзальный воздух и залез в вагон. Дальнейшая часть ночи прошла для Виктора в тамбуре в задушевной беседе с женщиной, родом из Херсона, которая вдохновенно рассказывала ему с каким трудом она достала билеты на этот проезд. В самом кульминационном моменте рассказа, когда незнакомка боролась с начальником железнодорожных касс за заветный билет плацкарта, Виктор почувствовал, что еще минута и он заснет. Поэтому он вышел из тамбура не попрощавшись, дав возможность выслушивать рассказ одиноко висящему пеногасителю. Виктор улегся на свою полку, рядом с хропящим соседом и мгновенно уснул.
Когда Витя открыл глаза уже ярко светило солнце. Мерно постукивали колеса. За оком мелькала выгоревшая степь.
- С добрым утром, – приветствовал его Кирилл.
- Привет, - сонно сказал Витя, - мы в Крыму?
- Вопрос конечно интересный. Но я на него не отвечу, точно не отвечу. Судя по времени – да.
- Приветик, у меня сильно болит голова, - поставила всех в известность Изольда, глядя на них с верхней полки.
- Это на вас наверняка действуют магнитные бури, мадемуазель, - сказал Кирилл.
- Или бодун, - включился Леша спустив босые с молочно-белые ноги с  соседней полки.
Виктор задумался, как тот успел перелезть на верхнюю полку. Его размышления прервал Кирилл:
- Что кому снилось?
- Мне снилось… я не помню, – зевнул Виктор.
- С вами-то, друг мой, как раз все и понятно. Вы устроили дебош в вагоне, стали свидетелем ограбления, даже по мере сил поучаствовали в погоне и проблевались на перрон и вагон.
Витя покраснел и нервно заерзал на своем месте.
- Да это круто, кто из нас может похвастаться приключением,- иронически заметил Кирилл
- У меня болит голова, - прервала его Изольда.
- А я не помню какой мне снился сон, но он был ярким и цветным – зевнул Леша.
- Это яркий признак шизофрении, – констатировал факт Кирилл.
- Ну ты даешь, - подтянулся Леша.
- Болезнь развивается во время полового созревания, - начал лекцию Кирилл,-  в возрасте 18 – 30 лет. Больные становятся невероятно замкнутыми. Их мысли, думы и поступки мало соответствуют действительности, можно сказать вообще не соответствуют. Причем больные теряют способность понимать это несоответствие. Не смотря на приобретенные знания и жизненный опыт! Их высказывания становятся непонятными окружающими,  и странными.  Известно про несколько форм шизофрении. Кататоническая форма - характеризуется недвижимостью и оцепенением, или бурным возбуждением, бессвязной речью и эротическими позами и поступками. Другая форма параноидальная. Это когда появляется бред, мания преследования, мания величия. Кстати, не известно, какая из форм хуже. Но есть и положительные стороны. Одновременно у этих людей раскрываются различные таланты - писательские, художественные. Вот яркий пример Виктор Цой. Слова его песен подчастую бред. Короче дядя, ты подходишь по всем параметрам на шизофреника.
- Не трожь Цоя, психиатр нашелся!
Изольда соскочила вниз и уселась на нижнюю полку рядом с Виктором. Она потерла, как маленький ребенок глаза и  зевнула, закрыв рот ладошкой.
- Цой это святое – подошла к ним Аня и уселась рядом с Изольдой, - а так десять процентов земли шизофреники, еще десять страдают на маниакально депрессивный психоз.
- У меня болит голова, - снова повторила Изольда.
- У меня есть аспирин.
- Пиво, холодное пиво или теплая водка, вот, что нас может спасти, - сказал Кирилл.
- На худой конец рассол и кефир, - дополнил его Леша.
- Соленые огурцы и молоко, - появился откуда-то Горовой, с какой-то книгой в руках, - в раз забудете о дискомфорте.
Горовой бросил книгу на стол и помог Изольде слезть с полки. Кирилл тряхнул своими черными кудрями, и серьезно сказал:
- Только сейчас продрали глаза. Я уже встал давно - полтора как проснулся, и убиваю время чтением. Где-то через час будем в славном городе Симфи, если поезд не опаздывает! Надо бы собраться, что бы не оставить проводниками, плавок, водки и других ценностей.
Виктор взял в руки книгу и наугад открыл. Первое, что ему бросилось в глаза это фотографии двух мужчин лет сорока-пятидесяти на фоне покрытых снегом гор. Один был худощавый, с правой рукой на перевязи, второй был толстый лысеющий брюнет.
- Что это? – вяло поинтересовался Виктор.
- Это книга о поисках нордических раритетов нацистами. Копье Одина и прочая фигня, - ответил Горовой, усаживаясь рядом с Кириллом. Он наклонился к открытой книге и взглянул на фотографию:
- Это имперский комиссар Тербовен и генерал СС Курт Далуехе, которые занимались этим в Норвегии. Наверное покатались на лыжах и поломали конечности. Курортники… Предлагаю опохмелиться и собираться.

4
Поезд опоздал где-то минут на сорок. Симферополь встретил их палящей жарой. Археологов никто не встречал, по крайней мере, так им показалось на первый взгляд. Участники экспедиции ехавшие в разных вагонах, вывалили на перрон, собрались вместе, и весело галдя свалили свои вещи в кучу. Со стороны они напоминали беспокойный цыганский табор. Помимо знакомых Виктору молодых людей, к ним присоединились худой и лысый Гриневич, одетый,  несмотря на  жару в полу военную форму длинноволосый Виталя, франтоватый Стас, с гитарой через плечо, белобрысый коренастый Юра и розовощекая полненькая Ира.  Предводитель «цыган», Виктор Алексеевич, аки «цыганский барон» так же подошел к ним. Он закурил сигарету и с олимпийским спокойствием стал взирать на толпу проходили мимо бледных курортников, увешанных сумками и чемоданами.
«Идет охота на волков, идет охота. На серых хищников – матерых и щенков…». Крымские аборигены уже расставили сети, готовясь поймать наиболее простоватых, и денежных отдыхающих. Пока у последних есть деньги, конечно. Ведь уезжающие будут не так привлекательны. Цепи из людей предлагающих райский отдых за «разумные деньги», плотно перекрыли все выходы в город, и курортникам не оставалась ничего, как прорываться через плотные цепи охотников за человеческими кошельками. Многие из пассажиров мгновенно попадали в цепкие лапы крымчан, жаждущих опустошить туго набитые кошельки приезжих. Мужчины и женщины с табличками с информацией о поселении начиная с элитного санатория, заканчивая убогим сарайчиком, а так же с честнейшим обещанием отвезти их в любой конец Крыма по «минимальному тарифу», подскакивали к помятым после многочасового путешествия пассажирам, и убедительно тараторя, старались охмурить клиентов. Тех кто порывался через первую цепь, встречал другой кордон, третий и четвертый…Надо сказать, поток пассажиров поезда редел и довольные аборигены уводили за собой растерянно смотрящих по сторонам людей.
Несколько местных жителей, увидев гору вещей, и стоящих рядом с ней молодых людей, мгновенно почувствовали наживу. Они подошли  к потенциальным жертвам и деловито предложили отвезти молодых людей в любое место Крымского полуострова. Если надо – то и дальше.  Единственное в чем была загвоздка, это то, что юные археологи смутно предполагали, куда ехать, и не могли дать  вразумительные пояснения по этому поводу.  Тем не менее, один лысый  дядька уже хватал чью-то сумку, и предлагал везти веселую компанию в Гурзуф. Там, по его словам, на территории санатория есть развалины генуэзской крепости. Он предлагал всех скопом поселить в этот санаторий. Задумка, по его словам была идеальная - раскапывать крепость у моря, в ста метрах от корпуса санатория. Идиллия - ППППП! Покопали, Покупались, Поели, Потанцевали (на дискотеке), Поспали. Возможно, у горячих Крымчан что-то бы  и получилось, но Еременко быстро прервал попытки сепаратных переговоров, громко гаркнув:
- Взяли вещи и пошли за мной.
Виктор Алексеевич, крепко пожал руку лысому и душевно сказал:
- Спасибо дядя. Мы как-то сами.
Лысый все понял, обреченно вздохнул и отошел в сторону.
Впереди показался знакомый Виктору рыжий загоревший бородач. Это был Сатин. Он пожал руку Виктору Алексеевичу и приветливо замахал руками остальным:
- Все за мной. Нас ждет комфортабельный транспорт.
Виктор, прихватив свой чемодан и авоську с остатком продуктов, пошел за бородачом.
Комфортабельным транспортом оказался ЗИЛ 130 с обшарпанным фургоном вместо кузова.
Бородач открыл двери фургона, и зычно сообщил:
- Я Борис Евгеньевич Сатин, всем кто не знает! Для кое-кого просто Борис. На период экспедиции я ваш начальник – папа и мама в одном лице. Слушать мои команды, выполнять поручения и не задавать дурацких вопросов. Вопросы есть?
На этот вопрос он сам же и ответил:
- Вопросов нет.
- Подождите,- поинтересовался Виктор, - а комфортабельный транспорт где?
- Вот, - искренне удивился Сатин, похлопав ладонью по металлической стенке фургона. Удовлетворенный своим ответом Сатин продолжил:
- Грузимся так.  Два человека на верху складывают вещи. Когда все вещи будут загружены, в фургон залазят женщины, а потом мужчины. Если кто-то захочет в туалет, или проблеваться, советую это сделать сейчас. Но если уж очень припечет – стучите. Нам травматизм и порча имущества не нужны.
Далее происходила загрузка вещей. Фургон оказался наполовину заполнен какими-то тюками и сверткам. Оказавшиеся на погрузке Гриневич и Юра, достаточно быстро разбросали фургону вещи археологов, загромоздив его окончательно, и помогли залезть представительницам слабого пола. Виктор влез в фургон одним из последних. Как и следовало ожидать, места на скамейке ему не хватило, поэтому он расположился на полу между чьей-то сумкой и рюкзаком. Сидеть ему пришлось на грубо смотанных проволокой черенках лопат. Сатин, пожелал пассажирам хорошего пути и закрыл дверь. Пассажиров окутала душная пыльная тьма. Лишь тоненькие лучики солнечного света робко прорываясь через щели и дырки фургона, давая иллюзию света. Автомобиль поехал. Как  писал классик у нас две беды – дураки и дороги. То, что дураков хватает, в особенности в верхних эшелонах власти, Виктор знал давно. В отвратительности дорог он в очередной раз убедился через пятнадцать минут езды. Когда машина выехала за город, стало еще веселей. Виктора кидало из стороны в сторону, а черенки лопат больно били по копчику. Сначала ему понравилась тряска – она давала  возможность, как бы невзначай  полапать стройные ножки Изольды. Правда, ради конспирации  он порой тыкался в  пыльные штаны Кирилла или Юры, сидевших рядом. Но вскоре Виктору пришлось кататься по фургону. Робкие попытки  за что-то ухватиться, дабы найти точку опоры, его не спасали. Виктора накрывала то чья-то сумка, то придавливал какой-то рюкзак. Он  злорадно заулыбался, когда сидящие на скамейках спутники, от души забарабанили головами и конечностями по стенкам фургона, в панике цепляясь за сидения. Нет большего счастья, чем неприятности соседа! Однажды со стороны водителя открылось маленькое окошко,  в котором появилось бородатое лицо Сатина.
- Ну к-как бо-бо-бойцы едет-т-ся? – бодро трясясь на сидении возле водителя поинтересовался он.
- Не сда-сдаемся, - ответил Кирилл, набивая очередную шишку на голове.
- Борис Евгеньевич, - жалобно вздохнула Аня, - вы же обещали комфорт! Свежий воздух, отличное питание.
- А что, хо-ро-шо ед-дем. Это  ж лучше чем–м тряс-ти-тись в электричке и ид-ти пять-над-над-цать кэмэ пешком, - ответил тот и захлопнул форточку.
- Мне плохо, - вздохнула Изольда.
- А если бы вы знали как мне!- раздался голос Гриневича.
- Долой пораженческий настрой, - икнул Горовой.
- Скорее растрой-ой, - поправил его Виктор и получил удар черенком в пах.
Примерно через час езды, машина остановилась и вскоре через открытую Сатиным дверь ворча и ругаясь вылезли помятые молодые археологи. Они оказались на довольно большой поляне окруженной молодым лесом. Метрах в двадцати от них находилась грунтовая дорога. Вокруг виднелись горы, со склонами, порытыми густой растительностью. Ближе к вершинам лес редел, и место деревьев занимали скалистые выступы известняка, разрушенные ветрами и водой, словно лапами огромного чудовища. Что ни говори, пейзаж был красив.
Еременко и Сатин не обратили ни малейшего внимания на красоты природы, а устремили свои прагматические взоры на вновь прибывших, и проблемы которые нужно было срочно решить.  Молодые  археологи, шатаясь и разминаясь, потирая ушибы и ссадины, топтались вокруг автомобиля. Сатин оптимистично заметил, что шрамы украшают мужчин.
- А если это женщина? – жалобно поинтересовалась Аня.
- Женщину украшает маленький шрам на попе, - сказал Еременко. – Какая-то ты лохматая Аня.
- Вы хотите, что бы я выглядела, как на вечернем приеме у французского посла такой дороги! Виктор Алексеевич,где же ваш почти санаторий?
- Вот. Посмотрите красота-то какая? Горы, воздух, недалеко озеро. Анюта, ты же историк, и наездилась на различные практики, и должна понимать прозу жизни.
- Ничего не могу поделать Виктор Алексеевич, введусь на байки мужчин.
- Пять минут перекур и устанавливаем лагерь, - деловито сказал Сатин, достав из кармана пачку сигарет. 
У Виктора неприятно засосало под ложечкой. Ему  почему-то захотелось принять теплую ванную, полежать на кровати, щелкая пультом программы на телевизоре. Вместо этого к нему подошел Горовой и вручил топор.
- Ставить палатку умеешь? – поинтересовался Сатин.
- Да, - уверенно соврал Виктор, глядя как другие молодые люди, без особого энтузиазма берут разнообразнейшие инструменты.
- Будешь ставить ее с Гриневичем.
- Хорошо, - менее уверенно, с потаенной надеждой посматривая на Гриневича, сказал Виктор.
Гриневич был в отдалении от всех. Он сидел в тени разлапистого дуба и курил. Виктор подошел к нему, и в его нос отчетливо ударил запах канабиса, или попросту плана.
- Ну, пойдем, ставить палатку, что ли. Ты ее когда-нибудь ставил…
Надо сказать, что вторую часть фразы Виктор произнес утвердительно, словно стараясь перенести всю ответственность на Гриневича.
Гриневич глубоко вздохнул, и вместо этого поинтересовался:
- Тебе ничего не напоминает телевизионная башня в Киеве?
Виктор поморщился, и почесал затылок. Действительно что? Он вспомнил сооружение из металла и бетона, высотой метров триста с хвостиком, располагающееся на Сырце.  Хотя он в свое время видел ее каждый день, но никогда не задумывался над таким вопросом. Вышка как вышка. Виктор напряг фантазию. Игла – нет. Ракета? Тоже не похоже. Рычаг?
- Не знаю, - пожал плечами Виктор, - возможно ракета?
- А мне напоминает большой шприц, наполненный живительной влагой шприц, - вздохнул Гриневич.
- В этом, что–что есть, - ответил Виктор, вспоминая очертания вышки, и добавил, - может все же будем ставить палатку?
В место этого Гриневич улегся на землю и закрыл глаза.
- Хорошо, - нетерпеливо заговорил Виктор, - тогда у меня есть план…
- План! – оживился Гриневич.
Он вскочил и уселся, плотно прижав колени к груди.
– План. У тебя есть план. Надеюсь, он хороший? Я вот докуриваю последнюю сигарету с ним. Хочешь, поделюсь?
- У тебя, что не все дома?
- У меня-то все. Ты лучше скажи, видел ли ты когда-нибудь динозавров? Можешь не отвечать. Знаю, нет. Я их иногда вижу. Они приходят ко мне внезапно, такие большие, мощные и сильные, покрытые жесткой чешуей. Они  окутывают меня своим горячим и влажным дыханием, и тихо рычат, словно пытаются что-то мне сказать. Что-то очень важное. Я хочу их услышать и понять, но не могу. Потому, что мы говорим на разных языках. Мне кажется, что я вот-вот их пойму, но они, грустно вздыхая уходят. Вот, я очередной раз услышу, правду об их внезапном исчезновении  на их диковинном языке. Я знаю, они хотят донести эту информацию человечеству через меня. Но я, как всегда не пойму. Но настанет такой день, когда мы придем к взаимопониманию. Я чувствую, что сейчас они придут снова. Ты слышишь шаги?
Гриневич, поднял вверх указательный палец и прислушался. Его лицо было одухотворенно и сосредоточено, как у буддийского монаха входящего в карму. Он закрыл глаза и медленным движением, он  достал изо рта самокрутку, и протянул ее Виктору. Виктор нехотя ее взял, переминаясь с ноги на ногу.
- Давай, смелее, затянись, божественными травами…
Виктор в нерешительности, крутил тлеющую самокрутку в руках. Головой он понимал, что курить нельзя. Гриневич открыл один глаз, и ободряюще подмигнул. Виктор нервно вздохнул и затянулся.
- Глубже, сильнее, - растягивая гласные, говорил Гриневич, - вдыхай в себя…
«Какой я идиот!» - подумал Виктор и запыхтел как паровоз. Через секунд двадцать, его стал душить кашель. У Виктора полезли глаза на лоб, и он опустился на колени, пуская слюни и сопли.
- Сейчас ты услышишь их…,- донесся откуда-то из далека приглушенный голос Гриневича, - Я слышу их шаги, слышу!
Виктор, так же услышал топот шагов и повернул голову.  К ним стуча берцами по земле, шел Сатин. Его рыжие усы топорщились, а ладони сжимались в кулаки.
- Гриневич, кот шкодливый! – заорал он.
Виктор, правда, услышал этот крик, словно через длинную трубу. Он увидел, как Сатин, схватил Гриневича загрудки. Гриневич как-то сразу обмяк, повиснув у Сатина на руках.
- Когда ты, б..дь, успел кайфануть! В поезде и машине ты же не мог, - орал Сатин.
- Это не динозавр, - сказал Виктор.
- Точно! – встрепенулся Гриневич. – Их  вспугнули.
Он надул щеки и хлопнул по ним ладонями, издав звук, напоминающий газоиспускание из организма.
- Я тебе покажу нарик нечастный, - крикнул Сатин, и ударил Гриневича кулаком в скулу.
Виктору показалось все как в замедленной съемке. Рука Сатина медленно замахнулась, и кулак двинулся в направлении челюсти Гриневича. После удара Гриневич зашатался, раскрыл объятия и радостно сказал:
- Дядя Боря, дорогой ты мой человек. Как я рад тебя видеть!
- Я тебя в землю зарою, если еще раз увижу, в таком виде. Если ты еще будешь мне портить молодежь, я тебя башку проломлю!
Виктор закрыл глаза и явственно представил следующую картину. Большая яма в которой стоит Гриневич, поющий песенку про динозавриков, которые спрятались в Африке. Вокруг ямы стоят все участники экспедиции. Юра, Кирилл, Леша и Виталя, махают лопатами, засыпая Гриневича землей. Аня, Ира и Изольда поют какие-то гимны, а Изольда к тому же плачет. Сатин же большим деревянным молотком бьет Гриневича по голове, притоптывая и подпрыгивая при каждом ударе. Вдруг картинка зашаталась и Виктор, услышал какой-то голос. Он открыл глаза.
- …еще раз повторяю, если такое учудишь, убью. Этого нарика мы вылечим трудотерапией. И тебя тоже.! Иди ставить палатку с Кириллом.
Виктор встал и медленно, осторожно ступая ногами по траве, пошел. Он не ощущал никаких эмоций, у него было такое чувство, будто на него давят.
Виктор никогда не ставил палатки. Он часто их видел установленными в фильмах, но редко в жизни. Однажды он даже наблюдал, как их устанавливали. Со стороны было все очень даже просто. Поставил две палки – натянул палатку, вбил колышки вот  cобственно и все. На практике все оказалось сложнее и запутаннее.  Стандартных металлических стоек палатки не существовало. Вернее они когда-то была в наличии, но со временем потерялись в анамнезе. Свежесрубленные ветки, упрямо отказывались служить стойками палатки. Они неожиданно падали. Если они не падали то с них соскальзывал тент палатки, накрывая Виктора и Кирилла с головой, и заставляя барахтаться в ее складках. Колышки для палатки так же отсутствовали. Их вырубил Кирилл, пока Виктор познавал особенности курения плана. Виктор, размахивая топором, ухитрился часть из них раскрошить. Обухом топора он угодил по ноге Кирилла и Витали, которые сказали ему все, что думают по этому поводу. Самое мягкое слово в эго адрес было «редиска». Горовой разумно заметил, что во всем нужно находить плюсы, ведь гораздо было бы хуже, если бы Виктор отрубил кому-то ногу. Однако он поспешил отойти от Виктора  на безопасное расстояние.
Через минут сорок они как-то установили свое временное жилище. Тогда Кирилл, нервно предложил Виктору погулять, а сам принялся доводить палатку до ума. Еременко внимательно осмотрел их работу. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он спокойно сказал:
- Тюфяки. Витя, достань из машины полиэтиленовую клеенку, найди сено. Постелешь клеенку, затем слой сена, потом еще клеенку.
- Зачем так сложно? – поинтересовался Виктор.
- Что бы почки, не отвалились.
- А где взять сено?
- Там, - неопределенно указал в сторону дороги Еременко.
Виктор пошатываясь пошел на поиски сена. Он, конечно, что-то принес, но глядя на его мучения руководство экспедиции, убедилось во временной нетрудоспособности Виктора, и оставило его приходить в себя лежа под тенью бука рядом с Гриневичем.
Вечером был банкет на природе, состоящий из поедания запасов еды, взятых в дорогу и допивания остатков алкогольных напитков.  Перед банкетом Сатин, сказал, что завтра подъем в шесть, так как в семь все должны быть на раскопе, и заодно назначил дежурных.
Сам банкет, если можно так назвать их посиделки, прошел как-то смутно для Виктора. Он сидел на скамье под натянутым тентом, за свежесколоченным столом, с металлической кружкой наполненной каким-то спиртным напитком. Единственное, что он запомнил это первый тост – «За Татьяну Сергеевну Пасек, одну из фундаторов отечественной Археологии» и «За первооткрывателя мустьерской культуры в Крыму Александра Формозова». В какой-то момент на автопилоте он пошел в свою палатку и забылся тревожным сном в спальнике.

4
Перед Виктором сидели двое мужчин лет сорока пяти – пятидесяти, одетые в клетчатые рубашки, серые брюки, теплые жилетки и берцы военного образца. Один из них был худощавый, с пегими седеющими волосами, подстриженными под «бокс». На его носу сидели старомодные очки в металлической оправе.  Время от времени, он поглаживал правую руку, висевшую на перевязи, которая видимо, была травмирована. Другой был плотный лысеющий  брюнет, всем видом напоминавший баварского бюргера, проводящего все свободное время за кружкой пива с жареными сосисками. Он смотрел на Виктора скучающим взглядом и отчаянно зевал. Виктор мучительно напряг память и вдруг вспомнил фотографию из книжки Горового.
- Вы этот как его…Тербовен! - хлопнул себя по лбу Виктор.
- Йозеф Антон Генрих Тербовен, - высокомерно, на чистейшем русском языке поправил его очкарик, -  гауляйтер Эссена, имперский комиссар Норвегии, обрергрупенфюрер СА.
«Не понял!» - подумал Виктор, но вместо этого спросил:
- Вы как особа королевской крови - куча титулов.
- Я круче, - кашлянул гауляйтер.
- А откуда вы знаете русский?
- Не ваше дело, - отрезал очкарик, - вопросы тут задаю я.
- А почему вы со мной та разговариваете? – удивился Виктор.
- А как еще разговаривать с таким оболтусом, как ты?
- Вы не можете со мной так разговаривать! Вообще не можете разговаривать!
- Почему это? – искренне удивился гауляйтер и почесал руку на перевязи.
- Да вы еще в 1945 году подорвали себя гранатой, в каком-то норвежском замке.
- Ха-ха…. книжек начитался, - протяжно сказал гаулейтер, - мелко берешь. Пятьдесят килограмм тротила. Кстати, это было не в замке, а в бункере поблизости небольшого загородного домика, норвежской венценосной семьи. Это у нас в Германии замки! Это не я подорвал, а он.
Гауляйтер ткнул пальцем здоровой руки в сторону соседа. Затем он поправил очки на носу, и продолжил:
- Обрегруппенфюрер СС Вильгельм Редиес, – представил своего соседа гауляйтер. - Я так – симулировал смерть. Бывают моменты, когда мертвым считаться лучше, чем живым.
- Даже если это правда, то люди так долго не живут! – возразил Виктор. – Вам хорошо, за сто лет.
- Хе, хе, - хмыкнул гаулейтер, - почему же это не живут? Вот Ли Цинъюнь прожил больше двухсот пятидесяти лет, а мне еще и ста нет. Почему такого быть не может?
- Вы не выглядите на сто лет.
- Я же не пью перед экзаменами водку и не курю дешевые сигареты, - хмыкнул гауляйтер.
- Пусть он докажет,  - кивнул в сторону Редиеса Виктор.
- Молодой человек, он не может ничего сказать. Он же погиб как солдат 8 мая 1945 года. – Гауляйтер поднял глаза к небу и небрежно перекрестился левой рукой. - Это его душа, добрая и безмолвная, отпущенная на некоторое время из Ада.
- Какая – то несостыковочка. Ты живой, он мертвый и вы вместе.
- Вообще-то мы не переходили на «Вы», – обиделся гауляйтер. - Открываю секрет. Он прост. У тебя, как и у меня есть экстрасенсорные способности, и ты его видишь, как и я. Но общаться с ним ты не можешь. Зато я могу это делать, так как по паранормальным способностям, я сильнее тебя. Я улавливаю его мысли, и шлю ему свои в ответ. Мы с ним, активно ведем беседу. Если тебе нужно доказать мое присутствие, реальное существование - пощупай меня за…за пятку. Носки, кстати, у меня чистые, не вонючие, как у некоторых.
- Что за пошлые намеки?!
- Это так, мысли вслух.
- Чего?
- Того. Ты того.
- Что же вы тут делаете?
- Вот-вот. Мы подошли к теме нашего разговора.
Гауляйтер улыбнулся и закинул ногу на ногу и громко щелкнул пальцами.
- Ты знаешь, зачем я попал в Норвегию? – заговорщическим тоном спросил он, внимательно глядя в глаза Виктора.
- Без малейшего понятия, - ответил Виктор, - наверное, что бы замочить тысячу – другую норвежцев, евреев и бойцов сопротивления.
- Ну, этим как раз занимался он, - очкарик вновь ткнул пальцем в сторону соседа, -  он у нас заплечных дел мастер. А я …
-…проводил режим нацистов в Норвегии!
- Это тоже. Но главной моей целью пребывания в Норвегии был поиск копья Одина. Ведь обладание им ведет к господству над миром.
- Может копье Лонгина?
- Одина, Одина. Копье одно, но называется по-разному. Что бы ты понял суть дела, я расскажу тебе на пальцах. Вот пример. Ты же образованный человек, в ВУЗе учишься и должен меня понять. Хотя ты, по большому счету,  разгильдяй. Тем не менее, ты должен знать, что Бог один. Его правда называли и называют по-разному - Христос, Аллах, Будда, Ра, Зевс, Мадрук, его даже можно назвать группой божеств, но от этого суть не меняется. Он един, но многолик. Копье соответственно одно. Назвать его можно и копье Лонгина, копье Гора, копье Афины, да хоть шилом для задницы. Но смысл и функциональные способности этой железки от названия не измениться. Спрятано копье где-то в рунических местах. Для фюрера, конечно из лучших побуждений, сперли кусок ржавого железа из Вены, но вышла промашка – не то копье. Гитлер быстро это раскусил, и поручил всем искать настоящее. По поручению моего Фюрера, который стремился к мировому господству, я искал его в горах Норвегии и Швеции.
- И нашли?
-  Нет, Не успел. Союзники, сволочи, приперлись слишком рано, всю малину испортили. Да в Норвегии его собственно и не было. Адик, тоесть Адольф еще, со своим фанатическим дебилизмом, подпортил картину. Но копье надо найти обязательно, до того момента, пока  не настанет день рагнарёка. В тот день Один будет убит чудовищным волком Фенриром. Тогда баста – конец света.
- Вы хотите сказать, что Гитлер и вы спасаете мир от конца света?! – искренне удивился Виктор.
- Адик – не знаю. Но я да! Что же, по-твоему, гауляйтер не может спасти мир от погибели. Вам просто впаривают лжеинформацию СМИ и поп-культура. Знаю, насмотрелись вы, молодой человек, американских фильмов, где Шварценнегер с Брюсом Уиллисом, на пару спасают мир. Ты думаешь, что только они это могут сделать, в компании с Бетменом, Человеком-Пауком? Вот это-то фигня.
- Я не верю, что бы нацистский преступник спасал мир от гибели!
- А кто тебе сказал, что я преступник! Меня официально ни кто не судил. Я же официально мертвый.
- Бормана же осудили.
- Заочно, мой юный друг, заочно. Не было доказательств его смерти, вот его и осудили. Адика, тоесть Адольфа Гитлера, Гимлера, Гейдриха, и многих других ведь никто не судил. Я не говорю о Мюллере и Каммлере. Юридически я не преступник. Ты не переводи разговор из нужного русла на условности. Редиес меня поддерживает, и сказал бы это если смог.
- Хорошо, ты, то есть вы хотите спасти мир?
- Я хочу совместить приятное с полезным. Обладая копьем Одина, я смогу убить Фенрирора. В благодарность за это, я буду править Миром. Ведь спася человечество, я смогу рассчитывать  на любую его благодарность. Мало того, максимальную благодарность. Грех этим не воспользоваться. Я спасаю жизни миллиардов людей. Заметь, я не убиваю миллионы, как поступал Адик, пытаясь покорить весь мир. Он за это, кстати, поплатился. Да что он – вся Германия поплатилась. Это так, лирическое отступление. Таким образом, получив власть в свои руки, я устанавливаю свой порядок, на абсолютно демократических основах, и его реализовываю. Вот тогда-то придется замочить, миллион-другой, недовольных. Это уже будут враги «Спасителя», и их можно будет легко и жестоко уничтожить. Человечество с радостью их принесет на жертвенный алтарь.
- А конкуренты.
- А конкурентов нет – все померли. У нас в Третьем Рейхе, была жесткая иерархия. Я был тридцатым в ней. Сейчас я первый. Пришел мой час.
- Вы? Мелкий чиновник?! Третьего рейха?!! - рассмеялся Виктор.
- Сам мелкий! У меня рост метр восемьдесят два. А ты на 5 сантиметров меня ниже. Гном. Нет, карлик. Вообще ты никто, студентик, который учится три-четыре, надо пять. Обо мне масса информации в твоем любимом Интернете. А о тебе - пук! – Развел руками гауляйтер.
- Но если ты такой крутой, то зачем тебе такая песчинка как я?
- Потому, что без таких песчинок мы никто. Это так кажется, что мы могущественны. Но тихий саботаж работы снизу – не заметный, но фатальный, приводит к поражениям. Это со стороны кажется, что побеждает генерал или фельдмаршал. Он только отдает приказ, а выполнить его или нет, решает солдат. Выполни он не так - победная реляция превращается в скорбное известие о поражении. Поэтому я и нуждаюсь в тебе, как в настоящем преданном солдате, - высокопарно произнес гауляйтер, тщательно подбирая слова, и после небольшой паузы добавил, вкладывая в слова все свои чувства,– соратнике.
- Соратнике нациста?
Виктор посмотрел в водянистые как у рыбы глаза гауляйтера, и недоверчиво поежился.
- Опять как заевшая пластинка – нациста, нациста. У всех бывают ошибки, но последующие достижения их искупают с лихвой, - сказал гауляйтер.
Затем он воровато посмотрел по сторонам, криво глянул на своего молчаливого соседа и тихим, но четким голосом продолжил:
- Мы искали копье Одина в Скандинавии, Гренландии, Испании, Италии, на Балканах не говоря уже про Германию и Австрию. Но тщетно. Методом исключений я реконструировал его путь. Во время великого переселения народов копье Одина находилось у Германариха, короля остготов. Но тут появились гунны, уроды узкоглазые, и разбили Германариха, и тот погиб. С его смертью и исчезло копье Одина. Следы копья теряются. Противоречивые сведения говорят о том, что копье перешло в руки приемника Германариха Витимира-Винитария, а после его смерти с его полководцами Алатеем и Сафрахом попала в Европу, и хранилась в сокровищнице остготских королей. Согласно другой теории оно – попала к Вестготам. Существуют доказательства, что преданные воины отвезли его на прародину готов – в Гетланд. Но если верить Йордану, то оно может быть в Крыму,  где так же зацепись готы. Этой точки зрения придерживаюсь и я, и уверен в этом практически на 100%. Ты его можешь найти.
- Так сам едь и ищи.
- Не могу – бумажная волокита, да и возраст почтенный. Кроме того, ты избранный. Найти копье могут избранные.
- А откуда ты знаешь?
В этот раз гауляйтер пропустил тыканье, мимо ушей, и невозмутимо продолжил:
- Есть признаки. Но их тебе не скажу, что бы ты не зазнался. И еще. Предупреждаю твой следующий вопрос. Не пробуй его спереть копье, если его найдешь. Ты просто не знаешь, что с ним делать. Для тебя это обыкновенный кусок железа.
- Не верю.
- Ты должен найти его в Крыму. С каждым шагом Провидение подводит тебя к копью все ближе и ближе. Ты думаешь, что просто так попал в экспедицию? Нет. Ты должен будешь его отыскать и отдать мне. Я тебя награжу почетным званием, заместителя двенадцатого помощника, начальника департамена четвертого секретариата, почетной комиссии регулирования отношений, вопросов и споров, государственного совета при Великом спасителе человечества, то есть при мне. И теперь мы должны заключит договор, который подпишем кровью.
- Своей?
- Ты своей, я же кровью гималайского бурундука.
- Ты хочешь убить бурундука! – грозно сказал Виктор
Гауляйтер полез в карман брюк и ловко достал оттуда маленький зеленый пистолет. Он щелкнул предохранителем и направил дуло на Виктора.  Виктор понял, что надо что-то делать, сопротивляться. Он бросился на гаулейтера, и впился зубами в его большой палец.
- А-а-а-а-а-а!!! - взвыл гауляйтер, выронив пистолет,- Он же игрушечный!
- Зато зубы настоящие, - прошипел Виктор, сжимая челюсти все сильнее, и сильнее.
Гауляйтер закричал еще громче, почему-то не пытаясь сопротивляться…Вдруг у Виктора все поплыло перед глазами, и он открыл глаза. Он лежал в спальном мешке, крепко сжав зубами ткань капюшона. Ткань отнюдь не нового спальника была очень не вкусная, пахла нафталином и была мокрая от слюней. Виктор выплюнул ткань капюшона и закашлялся.
- А-а-а-у-у-а-а-у-у-а-а-а-а!…- раздался дикий вопль из противоположного угла палатки. Виктор напряг зрение. Там в предрассветной полутьме катался какой-то сверток, из которого доносились вопли, чем-то напоминающие вой кошки застрявшей в трубе. Виктор понял, что это гауляйтер. Как он там оказался – было трудно сказать. Но уверенность в этом была. Виктор вдохнул холодный воздух. В палатке было, более чем прохладно, а в теплом спальнике было ну очень хорошо. Вылезать из спальника, естественно, не хотелось. Однако вопли с завидной регулярностью продолжались, не думая прекращаться, действуя ему порядком на нервы. Виктор, дрожащей рукой, расстегнул спальный мешок и вылез из него. По ходу дела он обнаружил, что спал одетый – в джинсах, свитере, носках и с металлической ложкой в левой руке. «Какое  - ни какое оружие», - подумал Виктор. В не спальника его мгновенно охватила холодная дрожь, и зубы стали отбивать какой-то марш. Сжав ложку как нож, Виктор пополз к свертку. Сверток на мгновение замолк, словно предчувствуя опастность, но минуту спустя продолжил орать и стонать с новой силой.
- Гауляйтер, поддонок, я тебя уделаю, - храбро прошептал Виктор, подкрадываясь к свертку. По мере приближения Виктора сверток превратился в серый армейский спальный мешок. При откидывании капюшона, им был обнаружен, не гауляйтер, а Кирилл.
- С тобой все нормально? -  взволновано спросил Виктор, ударив Кирилла ладонью по щеками.
Тот открыл глаза, посмотрел на Виктора мутным взглядом и пробормотал:
- Нопасаран!
После этих слов Кирилл закрыл глаза и громко захрапел. Виктор бросился к своему спальнику и судорожно попытался влезть в внутрь. Но это ему не удалось. Кто-то цепко схватил его за ногу. Виктор сделал тщетную попытку вырваться и перевернулся на спину. Его ослепил свет фонарика.
- Подъем, все на работу,- раздался голос Сатина.- Кирилл, ты тоже.
Сатин тряхнул спальник Кирилла. Тот заурчал и хрипло крикнул:
- Все в сад!
Это, однако, ему не помогло, и через минуту Кирилл был снаружи палатки, и вытряхнут из мешка. Молодой человек в шортах и футболке переминался с ноги на ногу перед начальником экспедиции. Сатин стоял перед ним в теплой телогрейке, скрестив руки на груди.
- Кирилл, полчаса на приведение себя в надлежащий вид и туалет, так же завтрак. Потом на работу.
- Еще рано, темно, в эти минуты сняться самые замечательные сны, с окраской приключений, острых ощущений и эротики…
- На раскопе я вгоню в грунт лом, и ты будешь танцевать возле него как стриптизерша вокруг шеста.
- Я в прошлой жизни был монахом.
- Представь себя стриптизером в гей-клубе. Все иди.
- За что вы так…
- За дело.
Вскоре Кирилл в накинутом на плечи старом пальто и Виктор, напяливший на себя все, что только можно, осторожно шагая по мокрой от росы траве, подошли к столу. Уже светало. За столом сидели Изольда, Горовой, и Стас. Возле стола стоял Еременко, с большой кастрюлей макарон, куда забрасывал тушенку из консервной банки. Горовой подсунул ему свою миску.
- Фи, я  это есть не буду. Это не диетическая еда, - сказала Изольда, делая глоток чая из эмалированной кружки.
- А зря, - ответил Еременко, - это такие вкусности…сытно и питательно.
- Я с утра вообще ничего не ем. Если и ем, то только творожок или греческий салат.
- Сразу видно, что ты не служила в армии.
- Логично, я же девушка.
- Избалованная девушка. Тут усиленное питание, режим. Да ты есть захочешь через два часа.
- Вы хотите, что бы я разжирела и уподобилась толстой бычке! Нет!
- Доброе утро! – присоединился к ним Виталя. Он появился с огромной опасной бритвой в руках. - Я как будущий наемник, скажу тебе, что есть надо, как и бриться, - обратился он к Изольде.
-  Ты меня будешь учить? У женщин борода не растет.
Виталя не обратил ни малейшего внимания на реплику Изольды, с размаху вонзил бритву в стол, и засунув руки в карманы, поинтересовался:
- У кого есть зеркало.
- Зачем вам юноша, - зевнул Кирилл, вяло, ковыряя вилкой в тарелке.
- Наемник, должен хорошо выглядеть. Вот у меня борода куцая. Если я отпущу трехдневную щетину, я с ней буду смешон. Представь меня с куцей бородой с автоматом в руках и базукой. Смех какой-то.
Сидящие за столом, дружно заржали. Изольда протянула Витале маленькое зеркальце. Тот взял его, вытащил бритву из стола и удалился в кусты к дымившей печке. К столу стали подходить и остальные участники экспедиции, которые выглядели  сонными и уставшими. Они брали металлические миски и протягивали их Еременко, который от души накладывал произведение своего кулинарного искусства. 
- Мне снились кошмары, - вздохнул Виктор.
- Что именно, - поинтересовался Горовой.
- Немецкий гауляйтер.
- Обкуришься и не только это присниться, - сказал Горовой, доставая из мятых вельветовых штанин, такую же мятую пачку сигарет.
- Я вот, однажды напился у друга, - или подруги, не помню точно, - поежился Кирилл, тщательно пережевывая макароны с тушенкой, - и пошел домой по проспекту. Но по дороге у меня подкосились ноги, и дальше я пошел на четвереньках, пока моя голова не уперлась в ворота завода «Красный экскаватор». Мало того, потом голова застряла в решетке - не туда, ни сюда. Я так там и заснул. Тогда мне  снился слон, который крутил хоботом  тиски, сжимающие мою голову.  Но  гауляйтер никогда.
- Мне как-то снился Сталин, - вздохнул Горовой, - и он принимал меня в партию. Говорил, с таким грузинским акцентом, что лейтенант Горовой достоин, быть членом ВКП(б).
- Так, что не известно, что лучше - сказал Стас, - я хочу спать.
Их дискуссию прервал Сатин, который появился  с большим будильником в руках. Он  со стуком поставил будильник на стол и окинул внимательным взглядом присутствующих
- Господа – товарищи, доброе утро. С сегодняшнего дня начинаем новую жизнь. Знаете, что это?
- Будильник, - ответил первый Виктор.
- Правильно, но не только, - продолжил Сатин, - это переходящая эстафетная палочка.
- Она какая-то круглая, и на палочку не тянет, Борис Евгеньевич, - зевнул Кирилл.
- Ответ не правильный. Это символическая палочка дежурного. Поэтому завтра дежурный ты.
- А чего я? – возмутился Кирилл.
- Потому, что ты ошибся, и много трендишь.
- Так не честно.
- Завтра, в 6.00 должен быть приготовлен завтрак - макароны с тушенкой и чай. Все разбужены и накормлены.
- Яволь, - мрачно сказал Кирилл.
- Через двадцать минут идем на раскоп. В хозпалатке, взять штыковые лопаты, совковые лопаты, кирки. Но для начала требуются добровольцы для очень важного и ответственного задания.
Сидящие за столом археологи молча переглядывались друг с другом. Добровольцем никто не хотел быть. Наверное, все предполагали, основываясь на исторических примерах, что добровольцы плохо кончают. А этого не хотел никто. В такие моменты, некоторым людям приходит отчаянная мысль – кто, если не я? Именно такая мысль и возникла в голове Виктора. Самое отчаянное, рисковое и важное дело должен сделать кто-то самый ответственный и безбашенный одновременно. На такое дело не способен обычный человек. Это должен быть человек, который рискует смеясь, а одержав победу просто усмехнется, и ни чуть не кичась своим подвигом. Он представил Сатина, как командира партизанского отряда, который говорит своим соратникам партизанам, что дескать, приказать не могу, только прошу. Задание такое, что тянет на «Звезду героя», но выжить, выполняя его, практически невозможно.  Виктор понял, что это шанс, исправиться за свое не достойное…кого недостойное? Вобщем, недостойное поведение. Он смело поднял руку и громко сказал:
- Я готов.
Все дружно с интересом посмотрели на Виктора. Сатин поманил его пальцем. Когда Виктор подошел, Сатин по-отечески обнял его и сказал:
- Виктор, молодец. Тебе поручается очень важная и ответственная миссия. Мы сюда пришли на месяц, а может и дольше. Когда люди живут, для них нужно оптимально наладить условия жизни, быт. Поэтому тебе поручается сделать, точнее, построить с нуля сортир. Это очень важное, как сказал бы Владимир Ильич Ленин «архи важное дело», поскольку в сортир входят все, начиная от президента и кончая бомжом.  Каждый из сидящих за этим столом несколько раз в день посещает этот уединенный домик или комнату размышлений.  Учитывая тот факт, что мы боремся за экологию, и не хотим загадить окрестности, вопрос построения сортира сомнению не подлежит. Кроме того, если клозета те будет, мы сами можем вступить в свои экскременты.
- Где строить? – обреченно спросил Виктор.
- Вопрос логичный. Ты бы мог сам понять, но я тебе объясню. Переходишь через грунтовую дорогу. Заходишь в лес достаточно далеко, что бы тебя не было видно с дороги. Но не так далеко, что бы можно было заблудиться, или не найти сортир вечером. Берешь штыковую лопату. Не совковую, а именно штыковую. Копаешь яму, размером метр на метр. Достаточно глубокую, что бы вид испражнений не смущал взор уверенного пользователя сортиром. Но и не очень глубокую, что бы при проваливании в нее, человек не расшибся и мог без проблем вылезти. Далее, когда яма готова, возникает вопрос об удобстве. Не удобно ведь сидеть на краю ямы. Поэтому тебе нужно будет сделать настил, с дыркой. Доски, топор и гвозди можно найти в хозяйственной палатке. Все ясно?
- Почему я?
- Потому, что ты доброволец! – похлопал Виктора по плечу Сатин.
Вдруг раздался какой-то шорох и из кустов появился Виталя, с опасной бритвой в одной руке, и Изольдиным зеркальцем в другой руке. Потенциальный наемник, в кровь исцарапал свое лицо и скорее напоминал жертву насилия, чем солдата фортуны. Виталя протянул зеркальце Изольде, уселся за стол, взял чью-то кружку и отхлебнул из нее чаю. Все внимательно посмотрели на вновь прибывшего. Виталя седлал еще глоток чаю, но уже менее уверенно, и посмотрел по сторонам:
- Поесть можно? Я что-то пропустил?
- Пропустил, дружище, пропустил. Я, наверное, бриться не буду, - погладил свои черные кудри Кирилл.
- Шрамы украшают мужчину, - парировал Виталя.
- У тебя будут мужественные уши.
- Я уши не брил.
- Значит пытался. Они у тебя порезанные.
- А поздороваться? – заметил Еременко.
- Я тут уже был.
- Борис Евгеньевич, - наивным голосом спросил Еременко у Сатина, - у нас же женщины есть.
- Точно, - щелкнул пальцами Сатин, - для  тебя Виталя есть работа.
- Какая?
- Очень важная. Будешь ваять женский сортир.
- Не понял, чего меня трогают?
- Потому, что ты оказался в нужном месте в нужное время. Подробности тебе скажет Виктор. Единственное, ройте сортиры на таком расстоянии, что бы люди, пользующиеся ими одновременно, не видели друг друга. Тут же извращенцев нет?
- Конечно нет, - меланхолично сказал Гриневич.
- Еще Виталя, возле кухни роешь мусорную яму, что нам было, куда выбрасывать мусор и лет, этак, через  пятьсот мы могли обрадовать наших приемников, открытиями в быте археологических экспедиций на рубеже тысячелетий.
Через пятнадцать минут группа, еле проснувшихся людей, волочащих с собой  лопаты, кирки, ломы и сумки, под предводительством Сатина и Еременко исчезла в утренней дымке. Виктор и Виталя грустно стояли у одной из палаток. Виталя многозначительно хмыкнул:
- Ушли на подвиг. Открытия делать. Без меня. Салаги.
- Когда рыть будем?
- Я бы поспал и поел чего-то.
В палатке раздался шорох и оттуда вылезла заспанная Аня. Она была чем-то похожа на  маленького сурка проснувшегося после долгой зимней спячки, который, оказавшись  на поверхности земли, с настороженным удивлением смотрит на окружающий мир.
- Привет, - сказала девушка.
- Привет, - ответил Виктор.
- Где все?
- Ушли на раскоп.
- Вы чего не пошли?
- Нас оставили заниматься землеустроительными работами, и не только, - зевнул Виталя.
- А-а-а…, - понимающе кивнула Аня, - вы не расстраивайтесь. Раньше я тоже рвалась на раскоп. Но с годами поняла, что лучше шлифовать материал в лагере. Идите и копайте, а потом, будете в моем распоряжении. Дрова насобиратете.
Молодые люди, взяв лопаты, перешли через дорогу и углубились в заросли. Отойдя метров десять в глубь леса, они разошлись на некоторое расстояние друг от друга и начали копать. Работа, которую Виктор планировал сделать за пятнадцать-двадцать минут, затянулась на несколько часов. Лопата с трудом входила в землю, упиралась в корни, застревала в грунте. Она изгибалась, будто собираясь ломаться, а иногда и вырывалась из рук, больно ударяя по подбородку. Уже через час Виктор натер на руках мозоли, а один из них даже сорвал. Он громко материл Сатина за то, что тот нагрузил его бездарной, неблагодарной, тупой работой, не там на раскопе, а здесь  лесу возле лагеря.
Подошедший к нему Виталя, выслушал жалобы Виктора, и сказал, что у него такая же фигня. Он снял камуфляжную куртку и уселся на землю.
- Виноваты не мы. У нас дрянные садовые лопаты, которые только и годятся, что грядки копать, и то не все.  Сатин, специально дал нам такие, - начал сеять семена недовольства Виталя, - наверняка, что бы нас сломать. Если б у нас была большая сапёрная лопата - было бы все по-другому.
- А какая она?
- Очень удобная,- со знанием дела,  произнес Виталя. - Она представляет собой обычную, похожую на садовую «штыковую»  лопату, однако, со специфической формой штыка. Штык без заострения на конце. Это позволят ее использовать одновременно как штыковую, так и как совковую лопату. У этой лопаты стандартизированные размеры, длина 110 сантиметров, а ширина штыка 20. Это  позволяет ее использовать, как импровизированный измерительный инструмент. Весит  она немного - около двух килограмм. Работать ей хорошо, удобно и легко. Правда, в рукопашном бою с ней не очень…
- Воевать нам не надо. Ты с ней работал?
- Нет. Но я читал о ней. Мы не должны сломаться. Мы должны сломать Сатина, или на худой конец лопату. Тогда ему придется пойти на наши условия, и играть нашу игру. Может вообще не будем копать?
Виктор вспомнил вчерашнее общение Гриневича и Сатина, и вздохнул:
- Я бы не рисковал.
- Да, ты не готов повторить подвиг Александра Матросова.
К двенадцати часам дня, когда  Виктор углубился в грунт по грудь, он вылез из ямы, вернулся в лагерь и сколотил из досок, находящихся в хозпалатке, подобие намоста. Госприемка была в лице Ани. Девушка оценила работу положительно, похвалив его труды и наставительным тоном сказала:
- Молодец. Только сидеть надо осторожно – яма глубокая. Упадешь туда и убьешься. Теперь иди в лес и набери дров.
 - А отдых?
- Обедать хочешь?
- Уже да.
- Соберешь сушняка в лесу, это дрова для приготовления обеда, получишь призовую пайку. Кстати, не руби живые деревья. Во-первых, они плохо горят. Во-вторых, это запрещено.
 - А почему я, а не Виталя.
- Наш наемник еще не вырыл окоп.
- У нас плохие лопаты.
- Ты не обижайся, просто у некоторых не с того места руки растут.
В лесу оказалось очень мало сухих веток. Виктор брел по узенькой тропинке, шаря взглядом по сторонам. Порой ему попадались сухие ветки. Но они были какие-то маленькие, тощие и корявые. Иногда ему, правда, попадались солидный сушняк. Часто, странному стечению обстоятельств сушняк оказывался маленькими деревьями, крепко держащимися корнями за грунт, либо буковыми ветками, предательски наклоненными к земле.  В процессе поисков как-то не заметно пропала тропа. Обнаружив это немаловажное событие, Виктор понял, что от греха подальше, нужно возвращаться в лагерь, что он собственно и сделал. Однако по мере его движения назад, лес становился гуще, а тропинка и не думала появляться.
«Я заблудился», - мелькнуло у Виктора в голове. – «Надо спасаться»
Виктор лихорадочно начал вспоминать школьные уроки природоведения.  С ужасом он осознал, что у человека шаг одной ногой больше чем шаг другой. В городе это не заметно. Но в лесу… Поэтому заблудившиеся блуждают по кругу, и могут умереть от истощения. Он остановился. Мох… Мох обычно растет с северной стороны дерева. Виктор обратил внимание на деревья. Теория отличалась от практики. Мох либо рос по всей окружности ствола дерева, либо вообще не рос. Часы! Можно было сориентироваться по часам и солнцу! Он глянул на наручные часы, оптимистически отсчитывавшие секунды, минуты и часы. Виктор попытался установить часы так, чтобы часовая стрелка была направлена на Солнце. Затем, удерживая часы в этом положении, он мысленно попытался разделить угол между часовой стрелкой и цифрой 1 пополам. Но Солнце было какое-то большое, линия очень неопределенная, да еще в добавок, в самый разгар астрономических расчетов на Солнце налетела предательская тучка. К тому же он смутно помнил, в какой стороне был лагерь. Север? Юг? Или Норд-Ост-23…, плохой курс… Он понял, что пропал. К его горлу подкрался комок, а на глаза предательски наворачивались слезы.
- Помогите, спасите, люди!!! – заорал он во всю силу своих легких и связок.
- Иди…иди…иди.., - меланхолично ответило эхо.
- Спасите!!! – еще более истошно закричал Виктор.
- Ите…ите…ите…- вторило эхо.
«Я пропал», - подумал Виктор. Он засунул руку в карман. Из еды он нашел только два слипшихся леденца, которые он в свое время отобрал у Даши, когда та хотела позавтракать ими вместо каши.
«На сколько суток их хватит?», - в панике подумал Виктор, и заметался вокруг молодого дуба, разметавшего свои ветки среди зарослей бука.
«Конфеты, их хватит не на долго. День, два. А потом, говорят можно есть желуди, грибы. Меня будут искать или нет?! Нужна вода. Я могу умереть от жажды…Боже!!! Как были правы бабушка и мама, которые до последнего отговаривали меня ехать сюда.»
Виктор нарисовал в своем мозгу душещипательную картину, как он подобно герою одного из рассказов Джека Лондона, ползет к людям укорачиваясь от зубастого волка.
- Помогите!!! – вновь заорал он.
В этот раз эхо не успело ему ответить. Зато за спиной он услышал хриплый кашель курильщика. Эти звуки показались Виктору дивной, романтической, прекрасной музыкой. Он обернулся, и перед его взглядом предстал небритый, пьяный мужчина, в далеко не чистой одежде, с бутылкой пива в руках. Мужчина окинул Виктора мутным взглядом и раздраженно поинтересовался:
- Че, ты орешь?
- Я за-заблу-блу-дился, - честно признался Виктор.
- Между трех сосен?
- Тут сосен нет.
- Ты кто?
- Я археолог, - жалобно сказал Виктор.
Незнакомец поднес к губам бутылку, и булькая, осушил ее  наполовину. Затем громко срыгнул, и знаком предложил следовать за ним.
Через минут пять, они были на знакомой Виктору грунтовой дороге. Незнакомец, покачиваясь на ногах, ткнул пальцем вдоль дороги:
- Туда ваш лагерь.
Затем он сделал замысловатое движение другой рукой и указал в противоположную сторону  - Туда село Юстиновка и там живу я!
- Я очень вам благодарен.
- Спасибо в карман не положишь, - сказал, как обрезал незнакомец.
Виктор засунул руку в карман штанов и извлек оттуда две слипшиеся конфеты:
- Возьми добрый человек. У меня больше ничего с собой нет.
Незнакомец недоуменно уставился на ладонь Виктора, и протестующее затряс головой.
- И все?
- У меня есть еще носовой платок и часы…
Виктор осторожно вынул из кармана замызганный не первой свежести клетчатый платок и потряс им перед собой. Незнакомец недовольно поморщился. Покрутил указательным пальцем у виска и фыркнул:
- Артиллерия, не обирает спасенных. У тебя денег на бутылку пива не найдется? Или там водочки, самогона какого-то?
- У меня деньги есть, честное благородное слово.  Вы подождите, пока я сбегаю в лагерь, и что-то вам принесу…
Незнакомец, что-то пробурчал и безнадежно махнул рукой. Он вновь поднес бутылку ко рту, и одним махом опустошил ее до дна. Затем крякнул и швырнул ставшую ненужной тару в заросли кизила.
- Что же ты такой в лесу то делал?
- Сухие дрова собирал, - шмыгнул носом Виктор.
- И как? - покачиваясь, поинтересовался незнакомец.
- Не нашел.
- Чайник, - сказал незнакомец и громко икнул, - дерево надо спилить и оставить в лесу на несколько дней. Оно высохнет, и забирай себе сухие дрова.
Незнакомец повернулся спиной к Виктору и поплелся по грунтовой дороге к Юстиновке, время, от времени спотыкаясь и чертыхаясь.
В лагере его ожидали Аня и Ира, которые направили его вновь за дровами, на этот раз уже с Виталей. С горем пополам, они таки принесли сухих веток и бревен и провели остаток времени до обеда, попивая воду, и находясь на «подхвате» у девчонок, готовивших  обед.
Где-то к трем дня пришли ребята с раскопа. Первым делом, они бросились к тридцатилитровому бидону воды, и отталкивая друг друга, принялись черпать оттуда воду кружками. Когда они вдоволь напились, уполовинив содержимое бидона, Виктор поинтересовался у Юры:
- Как работа? Не устали?
Юра зло посмотрел на него и вместо ответа еще раз зачерпнул воды. Выпив залпом еще очередную кружку, он выдавил из себя:
- Хочу рыть сортир.
 
5
Виктор стремился на раскоп. Он смог попасть туда только на третий день. Накануне он вновь остался в лагере, под чутким руководством Ани и Иры, которые его заслали в Юстиновку за хлебом. Купить нужно было не много ни мало, а восемнадцать буханок. На логичный вопрос о том, не знают ли они о местонахождении продовольственного магазина, девушки сочувственно произнесли, что об это не имеют ни малейшего представления.
- Но по логике вещей, продовольственный магазин должен быть. Люди ведь что-то едят?  - сказала Аня.
Против этого невозможно было возразить. С большим, но пустым мешком на плечах, и деньгами в кармане, Виктор направился в Юстиновку. Не смотря на утренний час, крымское солнце нещадно палило, и Виктор основательно взмок от пота, пока достиг населенного пункта. Юстиновка, представляла собой одно из тех сел, которые располагаются исключительно вдоль  дороги. Виктору пришлось пройти мимо череды частных участков, пока он не оказался в центре села. Его признаками, были шесть двухэтажных панельных домов, с облупленной розовой краской на стенах, и остатки «барской роскоши» - запущенный парк с огромными каштанами и платанами, а так же бывший дом помещика, где вероятно сейчас было правление. Над зданием гордо развевались вылинявшие флаги. Перед входом в парк стояли две кирпичные неаккуратно покрашенные известью тумбы, на которых вероятно лет сто назад сидели каменные львы. Сейчас от львов остались только обломки лап. Зато на тумбах висели тронутые ржавчиной чугунные таблички. Одна из них гласила, что в этом доме останавливался на ночь великий русский поэт А.С. Пушкин. Другая - сообщала о дате установления Советской власти в Юстиновке. Причем, как на одной, так и на другой табличке, были пятиконечная звезда, серп и молот. Какое отношение барин-крепосник Александр Сергеевич имел к социалистической символике, Виктор так и не понял. Зато поймал себя на мысли, что жители замечательной Юстиновки, ходят в правление или выходят из него, с довольно постными и безрадостными лицами. Их физиономии были наподобие тех лиц, которые Виктор видел в художественных фильмах, о царской действительности. Только там, барские дома как-то выглядели получше и почище. Картину довершали с полдюжины местных тощих дворняг, спасающихся от жары в тени деревьев.
«Наверное, барчуки, изменились и стали менее хозяйственными», - подумал Виктор. Вдруг ему на глаза попалась женщина, с жизнерадостным выражением лица, которая шля прямо на него. Он спросил у женщины, где продовольственный магазин. Вместо ответа, та окинула Виктора оценивающим взглядом и сказала:
- А зачем вам?
- Купить продукты, - ответил Виктор, - будьте любезны, как пройти в магазин?
- У него с часу до трех перерыв.
- Спасибо. А как туда пройти?
- А что вам нужно купить?
- Хлеб. Скажите, где магазин?
- В это время хлеб, как правило, черствый.
- Как пройти к магазину?
- Вы знаете, если пройти метров сто вперед, там, у дома с зеленым забором продают отличные персики.
- Какие персики!
- Очень вкусные, - искренне удивилась женщина, - и цена хорошая.
- Но мне не нужны персики. Мне нужен хлеб, восемнадцать буханок.
- Зря, в них столько витаминов, они такие сочные. А кто вы?
- Какая вам разница. Просто скажите, как дойти до магазина, - перешел на крик Виктор.
- А вы собственно кто такой? Что вы тут делаете и почему разговариваете со мной таким тоном? – обиделась женщина.
- Я работаю тут. Я археолог.
- Как вас зовут?
- Да какая вам разница. Мне не нужны никакие персики, никакие груши, или виноград. Я не хочу кому ни попади рассказывать о себе!
- Я вам  ни винограда, ни груш не предлагала.
Виктор, покраснел как рак, и топнул ногой:
- Отстаньте от меня. Пишите письма мелким почерком.
- Хам, - бросила женщина, - хам. Понаехали тут всякие и не уважают местных жителей… Дурак! Я буду жаловаться на вас начальству и в правоохранительные органы.
- Сама такая, - бросил в ответ Виктор, и быстрыми шагами пошел вперед.
- Хам, городское быдло! – бросила вдогонку женщина, и видимо довольная изобретением очередного ругательного термина, звонко хлопнула в ладоши.
Хлопок, оказался сигналом для дворняг, которые с лаем бросились за Виктором. Виктор ускорил шаг. Шавки, видимо восприняв это как бегство, усилили свою атаку, пытаясь цапнуть его за икры. Женщина издали науськивала шавок:
- Взять его, взять окаянного!
Виктор, перешел почти на бег и заскочил на крыльцо белого здания, с большим окном. Этим домом оказался магазин. Он открыл дверь и вошел внутрь. Шавки, потеряв свою добычу, пару раз тявкнули, и довольные победой поплелись на место своей дислокации. Виктор отдышался и заметил, что единственный продавец, девушка лет двадцати семи и все посетители магазина смотрят на него. Он как в американских фильмах махнул рукой и сказал, что все «ОК». Посетители магазина отвели от него свой взгляд, и принялись выбирать продукты или их покупать. Виктор осмотрелся. Это был местный минисупермарткет. Он оправдывал свое название. Во-первых, размером -  магазин был действительно маленький. Во-вторых, ассортиментом – в магазине было все, начиная от маленькой шоколадки, заканчивая похоронным венком. Последнее его очень шокировало и удивило. Он уперся взглядом в искусственный венок. Девушка-продавщица сразу, вычислила в нем жителя мегаполиса. Она поправила свои русые кудри, положила на прилавок свои красивые руки, в золотых перстнях, и томно произнесла:
- Молодой человек, что желаете?
Виктор, отвел глаза от венка и встретился  взглядом с глазами девушки. Возможность адекватно формулировать мысли у него моментально пропала:
- Мне это…, как его…ну это…
Девушка перевела взгляд на венок и спросила:
- Венок, что ли?
- Да нет, слава Богу. Мне хлеб.
- Черный, белый, - тряхнула волосами девушка.
- Белый.
- Пожалуйста, - сказала девушка достала буханку с полки, и аккуратно, положила ее в небольшой полиэтиленовый пакет.
- Аленка, мне хлеб ты в пакет не кладешь, - язвительно заметил, стоящий за Виктором мужик лет под сорок.
- Ты не вякай, а то в долг не буду наливать, - грубо ответила девушка, и мягко обратилась к Виктору – Возьмите хлеб, пожалуйста. С вас…
- Мне еще семнадцать…
- Семнадцать чего?
- Буханок.
- Так много? Зачем?
- Мы археологи. Нас много.
- Да не ужели, - захлопала ресницами девушка, выкладывая на прилавок хлеб,- такие как вы?
- Все до тридцати лет, - доверительно сообщил Виктор, - старше только шефы.
- Смотрите, если, что-то купить, обращайтесь.
- Клеишь чужаков, - снова съязвил стоящий рядом мужик.
- Почему клею, - прижала предплечья к груди продавщица, да так, что те чуть не вылезли из бюстгальтера, - вот общаюсь с интеллигентным молодым человеком. Не в пример тебе. Вот молодой человек хлеб берет, а ты Колян водку или самогон, что бы упиться.
- Я не упиваюсь в жару.
- Ой, Ой.
Виктор протянул деньги. Продавщица отсчитала сдачу и помогла Виктору переложить буханки в мешок. При этом как бы невзначай, она ухитрилась коснуться его пальцев своими.
- Приходите, если вам нужно купить ведро, коврик, календарик, или еще что-нибудь.
Виктор добрался в лагерь к обеду. Хлеб оказался как раз вовремя. Пришедший Сатин сообщил ему, что завтра он идет на раскоп.
Утром его разбудил Гриневич, который засунул голову в палатку и минорно сообщил, что пора вставать. Виктор вскочил первый и вскоре, с оптимизмом уплетал ставший традиционным завтрак – макароны, смешанные с тушенкой. Он активно поглощал это блюдо, убеждая себя, что это вкусно и полезно.  Остальные, ежась от холода, ели кто как. В 6.45, под злое ворчание Сатина, что они, дескать, опаздывают на раскоп, археологи выдвинулись на работу. Виктору, как салаге, нацепили на плечи треножник от теодолита. Юре, по беспроигрышной лотерее, достался рюкзак с самим теодолитом. Остальные шли "налегке», таща пластиковые бутылки с водой.   Виктор шел по дороге петлявшей между зарослей кизила рядом с Юрой. Они топали, пиная кроссовками редкие кусочки известняка, разлетавшиеся вокруг подобно осколкам гранат.  Перед ними шли Горовой и Изольда, вилявшая своей попочкой. Юра шел, говоря о погоде. Виктор что-то ему отвечал по теме разговора. Они уже вышли из лесу и шли мимо кукурузного поля. В метрах трехстах уже виднелись дома Юстиновки. На дороге попадалось все больше и больше осколков известняка и других осадочных пород. Вдруг очередной камень попал в ногу Изольде.
- Эй, поосторожнее! - возмущенно крикнула девушка.
- Пардоньте, буду осторожнее, - сказал Юра, и остановил свой взгляд на ее ягодицах, которые обтягивали коричневые капри.
На какое-то время Юра замолк, наблюдая как работают, во время ходьбы, мышцы бедер Изольды.
- И как тебе она? – изрек он.
- Изольда, что ли?
- А кто еще?  Тут больше не на кого смотреть. Аня - не первой свежести, ей тридцатник. Морщин под глазами сколько. У нее на животе складка. Я видел когда, она ходила по лагерю в купальнике. Кроме того, она носит очки. Это же, как неудобно целоваться с девушкой в очках.
- Очки можно снять, - возразил Виктор.
- Ира – пампушка, точнее пирожок.  Я не любитель толстеньких.
- Да так, Изольда, ничего, - шмыгнул носом Виктор, понимая, что девушка она симпатичная, если не красивая.
- Согласен. Но у нее масса недостатков, которые перекрывают ее достоинства. Во-первых,  на ногах у нее целлюлит.
- Я не заметил.
- Конечно, не заметил. Она это тщательно скрывает. Вот только когда она купалась в озере, на ней был только купальник. Вот тогда-то, я заметил его.
- А какие у нее еще недостатки? – поинтересовался Виктор.
Юра красноречиво приложил палец к губам и произнес:
- Не кричи. Она услышит и обидится. Я вообще терпеть не могу обсуждать знакомых, друзей, сотрудников, за их спиной. Это не красиво и неэтично. В данный момент Изольда входит в эту категорию.
Юра нагнулся, сорвал с обочины дороги травинку и засунул ее между зубов.
- Зачем? - коротко поинтересовался Виктор.
- Когда у меня что-то во рту, я не четко разговариваю. Это значит, ты поймешь мои слова, поскольку ты ближе, а она нет. Даже если она услышит. Понял? Возьми тоже что-то в рот.
Виктор согласно закивал,сорвал травинку и тоже всунул ее между зубов. Язык ощутил какой-то горьковатый привкус. Он поморщился и вопросительно взглянул на Юру.
- Отлично. Слушай,  у нее широкие бедра.
- Что ж тут плохого? Таким женщинам лучше рожать.
- Ты же не собираешься с ней делать детей?
- Нет.
- Это значит у нее слишком большой зад.
- Что еще?
- Что еще…У нее курносый нос. Ты представляешь, идешь ты с девушкой, а у нее нос как пятачок у поросенка. И она косолапит.
- Ну не знаю…Что дальше?
- Она как всякая девчонка душится одеколоном.
- Может другой парфюмерией? Она же девушка.
- Не важно, - поправил рюкзак на плечах  Юра, - пусть это будет дезик. Но на жаре ведь люди потеют. Потом пот с дезодорантом, преобразуется в такую гремучую смесь! Вчера нашли какие-то куски кремня, и я с ней ходил отмечать их на карте раскопа. Я стоял рядом с Изольдой с линейкой в руках, и чуть не упал в обморок.
Виктор почесал затылок, и невразумительно промычал.
- Что-что? – переспросил Юра.
- Я, конечно, ничего не имею, против пота. Но когда я захожу в твою палатку и чувствую запах твоих носков... Меня тянет на рвоту.
- Мужчина, настоящий мужчина, находящийся на природе, должен пахнуть мужчиной. Тебя этот запах должен вдохновлять. Запах пота это мужской запах. Поэтому запах мужского пота, наряду с накачанными бицепсами и трицепсами, должен заводит девушку. Это идет с доисторических времен, когда ядреный запах пота, выделений мужских желез, показывал женщине (тогда самке), что это хороший самец (мужчина), он него будет хорошее потомство. Конечно, затем вмешалась цивилизация. Но инстинкты остались. Мужчины и женщины, как бы они себя не называли, остаются самцами и самками. Этот живой естественный запах мужских выделений, должен заводить девушек. Не то, что там какие-то дольче-габано. Причем так заводить, что…
Юра присвистнул, и травинка вывалилась из его зубов.
Виктор не доверчиво хмыкнул.
- Она моется два раза в день в озере. Выход, выход какой? Женщина должна чем-то пахнуть?
- Защищаешь ее!
- Нет.
- Женщинам нужно использовать такие ароматизаторы, которые отбивают запах пота, но не накладываются на него, создавая какую-то удушающую смесь.
Юра внезапно выпалил:
-  При желании я могу спокойно затащить ее в постель.
- Если она и с кем-то спит, то спит наверняка с Горовым, - разумно заметил Виктор, - у них там, похоже, любовь-морковь.
- Я не собираюсь, с ней регулярно спать. У нее слишком широкие бедра, слишком курносый нос, плечи. Вспомнил, у нее широкие плечи, как у спортсмена. А девушка должна быть, такая изящная, трепетная.
- С твоих слов она какой-то монстр. По-моему она красивая.
Они свернули на право, прошли по асфальтированной дороге. Только тогда Виктор увидел цель их маленького путешествия. Там на склоне горы, на высоте шестидесяти метров над трассой был раскоп. Все члены экспедиции, за исключением Виктора, тяжело вздохнули.
- Опять лезть, - заворчал Стас, - вот если бы тут был лыжный подъемник. Сел на него и уже наверху.
- А что тут подниматься, - изумился Виктор и смело пошел вперед.
Действительно, поначалу склон был относительно пологий. Но с каждым шагом он понемногу становился круче и круче, и лезть на него становилось труднее и труднее. Подлые известняковые камни крошились и катились вниз, трава, за которую хватался Виктор, почему-то  плохо держалась за землю. Этому было логичное объяснение – она же не рассчитывала на семидесяти килограммовый вес нашего героя! А треножник от теодолита! Он упорно цеплялся  за ветки куцых сосен, растущих на склоне и грунт, да еще  вдобавок больно бил по ляжкам и давил между лопатками. Тем не менее, Виктор поднялся к раскопу первый. Он снял с плеч треногу теодолита и стал рассматривать вырытую яму. Подошедшие археологи осторожно усаживались возле сосен, вытирая со лба пот.
Виктор тем временем подошел к Сатину.
- Борис Евгеньевич, что мне делать.
- Ты не устал? – удивился Сатин.
- Я готов к подвигам.
- Тогда бери кирку и достань лопаты и другой инструмент, закопанный в отвале.
- Понял, - бодро сказал Виктор.
Он скинул футболку, взял в руки принесенную Сатиным кирку и пошел куче земли насыпанной у раскопа. Он стал перед ней с киркой на перевес. Ему пришла в голову мысль, о том на сколько живописно он смотрится с киркой в руках, особенно в глазах Изольды, на сколько, выгодно в утреннем освещении, выглядят спрятанные под слоем жирка мышцы. К слову сказать, слой жирка то был не толстый. Виктор, вспомнил, слова Юры, и решил, что он на раскопе сможет очаровать Изольду. Ведь он девятнадцатилетний молодой человек, моложе и привлекательней старого пердуна Горового, которому целых двадцать пять! Сейчас, в лучах восходящего солнца, он будет выглядеть просто супер. Виктор, разместился на отвале и посмотрел на присутствующих. Сатин и Еременко,  возились с теодолитом. Остальные сидели, о чем-то разговаривая, близ разкопа готовясь к тяжелой работе. Изольда сидела  рядом с зевающим Горовым, и вертела головой по сторонам, и о чем-то щебетала. Виктор поймал момент, когда блуждающий взгляд девушки остановился на нем, с силой размахнулся киркой, ударил в отвал. Раздался какой-то странный звук, и острие кирки глубоко вошло в грунт. Сатин и Еременко, мгновенно подняли головы и настороженно прислушались. Виктор потащил на себя кирку, и почувствовал как ее острие, что-то шевелит в земле.
«Вот он, инструмент!» - подумал Виктор, поднял кирку и нанес еще один удар. Странный звук повторился. Виктор вновь потянул на себя кирку и увидел черенок лопаты, торчащий из земли.  Он размахнулся в третий раз.
- Стой! – в унисон заорали Еременко и Сатин. – Что ты делаешь!
Было уже поздно. Кирка снова вонзилась в землю отвала, на этот раз с явным хрустом.
Через минуту Еременко, доставал из отвала лопаты и кирки с расколотыми ручками.
- Что ты б…дь, наделал! – заорал Сатин.
- Я думал как лучше.
- Сделал как всегда!
- Мы сегодня, не работаем, или работаем по сокращенному варианту, - трагическим голосом, но с радостным блеском в глазах, поинтересовался Стас.
- С восьми, до четырнадцати. Без перерыва на обед! – загремел Сатин.
- Так инструмент же поврежден. Как я буду работать?
- Молча, с энтузиазмом и душой, - спокойно ответил Еременко, доставая инструмент из отвала. - У нас повреждены две совковые лопаты и две штыковые. Зато целые все кирки…
- Виктор. Я тебе дам десять лет расстрела, - продолжал кипеть Сатин, - ты у меняя пожизненно будешь королем отвала.
- Что отвалить, - взволновано переспросил Виктор.
- Ты у меня будешь вечным дежурным…
- Борис Евгеньевич, так как нам работать? – вновь напомнил о себе Стас.
- И ты будешь вечным дежурным, - неожиданно мягко произнес Сатин.
- Я почему.
- Потому, что ты оказался не в нужное время в ненужном месте. Сидел бы ты со всеми и пил водичку.
- Борис, успокойся. У нас целые все кирки и еще четыре лопаты. Мягкий слой мы уже сняли. Пускай работают над твердым слоем, пока не дойдут до гумуса. А вечером, нашему бойцу будет, чем заняться. Ты в курсе, что твое самое любимое занятие – это ремонт лопат?
- Уже да, - послушно сказал Виктор.
Через пять минут он с остервенением колотил киркой по твердой крымской земле. Кирка со звоном отскакивала от земли. Она слегка царапала твердую поверхность, или  откалывала от нее мелкие осколки. Виктор отнюдь не был хлюпиком, даже с определенной регулярностью подтягивался на перекладине. Но через минут десять работы, он взмок, устал. Мозоли, которые он натер на турнике и при копани сортира, были содраны, зато появились новые, которые набухли и болели. Тем временем, остальные члены экспедиции,  в шляпах и панамах не спеша, постукивали кирками по земле.
По мере работы Виктор с сотоварищами, покрывался слоем пота и пыли. Вскоре начало припекать солнце. Жаркие летние лучи, поначалу нежно ласкали его тело. Затем ласки оказались ну очень  назойливыми, а затем почти болезненными.  Где-то к одиннадцати солнце начало ужасно жарить, и Виктор постепенно начал сдыхать. Пот рекой потек его по телу. Этого только и ждали слепни, они же оводы.  Запах пота оказался для них сигналом к аппетитному завтраку. Пролетая мимо, кусачие насекомые почувствовали приглашение к кормежке. Медленно жужжа, они направились к работающим на раскопе археологам. Среди всей честной компании, только Виктор, сверкал мокрым от пота торосом. Остальные, наученные горьким опытом были в одежде. Слепни, не будь дураками, направились к наивной жертве. Когда, Виктор почувствовал боль укуса, он выругался и хлопнул по спине. Кусачая тварь, имеющая, как правило, опыт общения с хвостами парнокопытных, не смогла увернуться от удара, и была безбожно раздавлена. Виктор был рад своей победе. По большой наивности, он не знал, а смену каждой убитой твари, приходили две, а то и три новых. После получаса борьбы с кусачими насекомыми, Виктор почти пал духом. Кроме того, его мучила жажда. Вода, принесенная на раскоп, была выпита за несколько часов. Не смотря на просьбы оставить водички, собратья по лопатам, за несколько часов работы, выдули литров пятнадцать воды, то есть почти все. Тут Виктор понял, что надо жульничать. Сначала он стал чередовать работу киркой с лопатой. Он ожесточенно скреб лопатой твердую крымскую землю. Затем начал делать перерывы в работе. Он становился, опершись на рукоять лопаты, и с завистью смотрел на проходящих внизу, по обочине трассы людей. Вскоре он начинал ловить на себе недовольные взгляды начальства, в лице Сатина и Еременко. Тогда он снова хватал лопату, и делал ею 10-20 кидков. В его оправданье, симуляцией бурной деятельности или СиБурДе, занимались работники. Время от времени, кто-то из ребят шел, точнее, заползал в тень. Даже не заползал, а засовывал в тень куцых низких сосен свою голову, безнадежно хватал, пустую флягу, открывал ее, подносил ее к изсохнувшим губам, внушая себе, что ему стало лучше, и снова полз снова на раскоп, к ненавистным лопатам и киркам.
Виктор стал каждые пятнадцать минут поглядывать на часы, отсчитывая минуты до окончания рабочего дня. Он как сладкие мгновенья жизни вспоминал рытье сортира и походы за продуктами в Юстиновку. 
Но Виктор таки стал героем дня и в положительном смысле слова.
Когда он очередной раз вонзил в грунт кирку, в вывороченной земле мелькнуло, что-то черное. Это черное пятнышко с размером в двухкопеечную монету заметила Изольда. Она как коршун на голубку, бросилась на него. Девушка  стала на колени и аккуратно расчистила темный камешек.
- Что это за камень в песке?
- Это не камень, а кремень, и не в песке а в грунте, - поправила его Изольда, сидя на корточках очищая кремень от грунта.  При ближайшем рассмотрении кусок кремня  оказался большой – размером с половину женского кулака.
Вскоре она с линейкой в руках и Горовой сидящий на корточках с планом раскопа, нарисованном на миллиметровой бумаге, отмечали местонахождение первой находки. Виктор, же воспользовался минутой-другой, что бы передохнуть от работы.
- Нуклеус, - деловито сказал Горовой, вертя в руках кусок кремня, - хорошая находка. Борис Евгеньевич, мы нашли нуклеус.
- Не мы, а я, - пробурчал  Виктор, тяжело переводил дух, «плавясь» под горячим крымским солнцем.

 6
- К нам приезжают спонсоры, - сообщил Сатин, сидя на председательском месте в торце стола.
Было три часа дня. Все участники экспедиции были в сборе. Они закончили трапезу и сидели, мирно переваривая пищу, вокруг стола. Из слов шефа все поняли, что им предстоят какие-то хлопоты. Ведь известно, что приезд начальства и спонсоров, не сулит спокойной жизни. Ира, листавшая, глянцевый журнал, закрыла его, и деловито поинтересовалась.
- Борис Евгеньевич, на сколько я понимаю, нам нужно, что-то сделать.
- Подготовиться к встрече.
- А сколько их будет?
- Мой друг Вернер, а так же Мариус с женой и тещей.
- С нас праздничный ужин, насколько я понимаю.
- Ирочка, солнышко, за что я тебя люблю, так за сообразительность, - звонко хлопнул в ладоши Сатин. - Гриневич, Кирилл, Стас и Виктор. Нужно установить три палатки для дорогих гостей. Виталя, Сергей, Леша, Изольда, вы на подхвате при приготовлении ужина, и дровах. Я еду встречать гостей. Кто остается старшим?
- Конечно я, сказал Еременко. Все за работу.
Сатин уселся в машину, уже знакомый им ЗИЛ и уехал.
Два часа прошло в хлопотах и заботах, достаточно нудных и выматывающих. По окончании дел, все вновь собрались за столом, в ожидании гостей. Председательствовал Еременко.
- Плакаты рисовать надо? – поинтересовался Виктор.
- Рисуй, если хочешь. На твоем месте я бы этого не делал, а встречал бы их на раскопе с лопатой в руках.
- Скажите, пожалуйста, а кто к нам приезжает.
- Вернер и спонсоры, - равнодушно сказал Еременко.
- Командир, ну расскажи о Вернере, -  подмигнул правым глазом Горовой.
Еременко глянул на часы, достал сигарету из пачки, валявшейся на столе. Кирилл, ловко подошел в Еременко, чиркнул спичкой по коробку, и поднес огонь к сигарете. Еременко прикурил, глубоко затянулся и выпустил несколько колец сигаретного дыма, которые ушли ввысь, растворяясь в свежем воздухе.
- Значит так, - начал Еременко…

Неоконченный рассказ Еременко о Вернере.
Вернер родился в обыкновенной  бюргерской семье. Его дед был танкистом, и под командованием то ли Гепнера, то ли Быстого Гейнца сжег с полдюжины танков противника. Но крушение Третьего рейха разбило милитаристские мечты молодого танкиста, и после мучительных раздумий за кружкой пива возле навозной кучи за домом, он решил податься в колбасное дело, где даже неплохо преуспел (открыл небольшой заводик вместе со своим сыном). Свои же воинственные мечты он решил воплотить в своем внуке, то бишь, в Вернере. Дед часто рассказывал о своих боевых подвигах юному голубоглазому, белобрысому арийцу, пытаясь привить ему любовь к армии и танкам в частности. Молодое дарование, мило улыбалось, кивало головой, с интересом задавало вопросы по тактике и военной истории, чем приводило в неописуемый восторг ветерана Вермахта. На самом же деле мальчик зачитывался Керамом и мечтал строить карьеру в археологии. По достижении призывного возраста Вернеру пришлось послужить в Бундесвере. Его усадили за танк «Леопард», который он умудрился перевернуть вверх тормашками на ровной дороге, хотя по техническим характеристикам такое сделать было невозможно.  Все члены экипажа танка, за исключением Вернера, попали в госпиталь с травмами разной степени тяжести. Вернер  только набил шишку на лбу и слегка прикусил язык. Для расследования инцидента, была создана специальная комиссия. Дотошные и скрупулезные члены комиссии, бились над выводами по инциденту с полгода  и так не смогли выявить причину аварии, и устав от споров и препирательств списали ее на «человеческий фактор». Единственное, в чем они были единодушны, это то, что такую технику нельзя доверить Вернеру.  Его отправили рулить медицинским автомобилем.  По поводу службы в этой ипостаси, известно мало, но доподлинно известно одно, что Бундесвер с радостью вздохнул, когда Вернер демобилизовался. Далее он поступил в Кельнский университет, который блестяще закончил и стал заниматься палеолитом. Ну, вот незадача, захотелось ему в аспирантуру.  Поступил он в нее как-то в последний момент и все теплые места, разумеется, были уже заняты. Стоит он значит перед комиссией, и жирный председатель, в больших очках на носу ему ехидно говорит: «Вы конечно одаренный молодой человек, но набирать материал для диссертации в Германии у вас не получится». Вернер, разумеется, подумал, что за границами ФРГ, тоже не так уж плохо. Чем, например, хуже Франция, Испания, или Нидерланды? Естественно бодро говорит: «Я согласен, господин председатель». Тот в ответ  продолжает так же ехидненько, скрипучим как не смазанная дверь голоском: «Значит, поедите в Южную Намибию. Знаете где это?» Вернер сразу почуял подвох. Путем логических рассуждений, он понял, что это не Европа. Антарктида, отпадала сразу, да и на Азию не похоже. Значит то ли в Африке, то ли в Америке, или Австралия. Он робко подошел к карте мира и наугад ткнул в Африку. «Правильно!», - весело говорит председательствующий, - «Только южнее на 5 – 6 тысяч километров». Так Вернер оказался в Намибии. Начал искать стоянки, а находки пошли только на третий год, и естественно он не успел написать диссер. Через три года он снова на ковре комиссии, с тем же председательствующим. «Как успехи?», - спрашивает тот. Вернер объясняет ситуацию, что, дескать, по объективным причинам не успеваю, а председательствующий его прерывает: «Не уложились в срок, а деньги то потратили. Что делать будем? Возвращать?», -  и делает этакую театральную паузу. Пока Вернер мысленно прикидывает, где достать деньги - у отца-колбасника, деда ветерана, который заочно лишил его наследства из-за похеренной карьеры военного? Есть еще правда вариант банк грабануть, или просто врезать по купмолу этой жирной свинье, и послать археологию к …? Но «жирная свинья» в очках, видимо почуяв недоброе, говорит: «Даю вам еще два года, но денег не дам». Вернер поехал опять в Африку, а именно в ЮАР. Все материалы там - сиди и пиши. Устроился он работать садовником у бывшего нациста, безбедно жившего на золото партии. Садовником – сильно сказано. В подчинении у него было двое чернокожих, которые выполняли  большую часть работы, а он руководил ими да подстригал кустики в саду, ну и поливал газоны конечно. Столовался у хозяина,  ностальгировавшего о минувших временах. Изо дня в день слушал одни и те же истории времен Третьего Рейха. Поселили его в круглом бунгало. Ему сразу стало там как-то не уютно. Он долго бродил по помещению выбирая место, где поставить кровать, сложить вещи, поставить стол. В обыкновенной четырехугольной комнате это было достаточно просто и ясно, но тут! Когда он только намекнул хозяину о других апартаментах, старый наци хитро улыбнулся, обнажив ряд золотых зубов, и обрезал: «Зато тебя не стукнут по голове из-за угла». Логично! Вернер поставил кровать, посреди бунгало, а стол возле кровати, и стал жить. Через два года он блестяще защитился. После защиты, уже знакомый нам жирный свин, так же входивший в состав совета по защитам, ему и говорит: «Молодой человек. Вы молодец, но места для вас в нашем университете нет, вы же задержались с защитой…Хотя могу похлопотать за вас перед…», и называет имя одного сволочного профессора, с которым у Вернера еще со студенческих времен были терки. «Да спасибо», - говорит Вернер, - «Я как-то сам трудоустроюсь». Вернер записался поваром в геологическую экспедицию в Судан (решил, что Африка его судьба). После недели стряпни, когда все члены экспедиции  если и ели его кулинарные шедевры, то лишь превозмогая муки голода. Как результат они страдали от запора, поноса или несварения желудка и были готовы его убить. Но на их счастье, им не пришлось обагрить руки в крови. Поблизости работала  американская археологическая экспедиция Тони Рамса, и Вернер подвизался к ней. В Судане, как известно, живут белые и черные, которые безбожно воюют друг с другом. А между ними кочуют бедуины, которые мутузили как одних, так и других. Так вот в один из дней, подъезжает к лагерю археологов отряд бедуинов, во главе с шейхом, вооруженных начиная от допотопного маузера, заканчивая современным гранатометом. Тони Рамс, пытался сказать, что он гражданин самого сильного и великого государства в мире – США. Но шейх с сотоварищами, видимо имел в виду США, с их ракетами, авианосцами и мешками долларов. Он деликатно посоветовал археологам убираться из Судана, в противном случае обещая лишить членов экспедиции их мужского достоинства, открыв за одно широкие возможности устройства на работу в гаремы стран Востока. Никого из археологов такая перспектива не прельщала. Вернер  в сердцах матюгнулся на родном немецком. Шейх с интересом поднял брови и поинтересовался на немецком с баварским акцентом: «Вы немец?». «Да», - с придыханьем в голосе ответил Вернер. «Ваш отец или дед наверняка воевал против англичан?», - радостно воскликнул шейх. «В африканском корпусе Ромеля», - соврал Вернер, преданным собачьим взглядом глядя в глаза шейху. Вскоре они сидели в шатре шейха, курили гашиш и слушали о подвигах толи отца, то ли деда шейха в праведной борьбе с англичанами. Затем разговор незаметно переметнулся на археологию. Выяснилось, что шейх учился в Кембридже, и интересовался историей. Археологи показали ему несколько нуклеусов и отщепов, и заодно пожаловались, как трудно отыскать стоянку в Африканских пустынях. «Ха!», - сказал шейх, - «Да мы поможем в такой мелочи!». Он позвал к себе нескольких до зубов вооруженных детин из своей охраны, и показал им куски кремня. Один из них с уверенностью, кивнул своей бородатой головой, и обещал показать заветное место. На прощанье шейх предложил экспедиции пятнадцатилетнюю девочку. Тони Рамс на всякий случай вежливо с реверансами отказался. Но шейх не успокоился и взамен предложил мальчика. Вернер шепнул руководителю экспедиции, что они хоть и не пи…сы, но мальчика  лучше взять - будет готовить еду и мыть посуду. Шейх ведь может обидеться!  На следующий день Тони Рамс и Вернер мчались по ровной как блин пустыне, за кочевником, мчавшимся перед ними на верблюде. Вдруг кочевник резко остановился, и жестом показал что, дескать, тут. Вернер засомневался – кругом  никаких ориентиров. Но когда начали копать - пошли находки…

В это время раздался шум мотора автомобиля. Все дружно повернули головы в сторону дороги. Тяжело переваливаясь с колеса на колесо, к лагерю подъехал автомобиль. Вскоре из автомобильного фургона вылезло трое мужиков, в бутылками пива в руках. В одном из них археологи узнали Сатина. Другой был высокий коротко подстриженный здоровяк. Он погладил, свободной рукой выгоревший от солнца ежик, и почти без акцента сказал:
- Привет.
Третий, был несколько рыхлого телосложения брюнет, чем-то напомнивший Виктору  Вини-Пуха. Он просто приветливо помахал рукой и подошел к кабине. Мужчина открыл дверцу и помог выйти двум женщинам с большими клетками в руках и небольшими дамскими сумочками на плечах. Первая из них, была худощавая с претензией на красоту женщина неопределенного возраста, с явно крашеными волосами рыжего цвета на голове, с прической а-ля Мирей Матье. Другая хорошо сложенная блондинка, лет тридцати, в больших солнцезащитных очках. Всем своим видом, она напомнила Виктору какое-то диковинное насекомое. Обе женщины как по команде поставили клетки на землю, и с опаской осмотрелись по сторонам. В клетках, что-то испугано шевелилось.
Еременко встал, радостно улыбнулся и с распростертыми объятиями пошел на встречу вновь прибывшим.
Он крепко пожал руки мужчинам, и по-джентельменски поцеловал руки женщинам. Причем блондинка, была этому даже рада, а рыжая почти брезгливо выдернула свою руку из его рук.
Сатин между тем начал руководить процессом:
- Мужики, взяли вещи и расселили дорогих гостей.
Все поняли, что повторять приказ-просьбу второй раз Сатин не будет и вырывая друг у друга сумки вновь прибывших, потащили в палатки. Виктору не досталось сумки, и он с Гриневичем нагнулся к клетке. При ближайшем рассмотрении в клетках оказались жирные коты. Толи коты были большие, то ли клетки маленькие, но в клетках животным было не развернуться, и они жалобно мяукали. Виктор попытался взять одну из клеток, но не успел:
- Non! – истерически заорала рыжая, бросившись к клетке. Она  стала между клеткой и Виктором, как герой, готовый закрыть своей грудью жертву, зловеще смотря на Виктора, почти как Ленин на буржуазию.
Блондинка в это время боролась с Гриневичем, который пытался вытащить кота из клетки:
- Бедная зверушка, – монотонно, словно проповедь, говорил Гриневич. - Заточили тебя окаянные антихристы в клеть стальную, аки басурманы красну девицу в темницу сырую. Надо тебя выпустить на землю свободную, на травку мягкую и душистую, на свет ясный солнечный. Что бы зверушка, тварь божья, могла порезвиться, поваляться, насладиться свободой, подышать воздухом чистым не закопченным выхлопными газами и прочей нечистю, экологией настоящей. Витамины, откушать, которые живут в травушке-муравушке. Поймать и съесть птичку, мышку и другую божью тварь. Ибо мы созданы, что бы откушивать друг друга. Птичка жрет червячка, кот жрет птичку, а червячок кота, когда тот сдохнет.
Кот, тем временем отчаянно упирался, вцепившись когтями в клетку, испугано шипя, взерошив свою холеную шерсть. Он панически смотрел на зеленую траву и лысого Гриневича, схватившего его за загривок, чувствуя страх перед живой природой и своим освободителем, или наоборот.  Блондинка, вцепилась за руки Гриневича, пытаясь отодрать их от кота:
- Rel;chez! N';tranglez pas le chat!
- Гринписовцы, долбанные, замучили кота, - продолжал Гриневич свою неравную борьбу с котом и его хозяйкою.
Теща поняв, что ее кот в безопасности, с воплями бросилась на помощь дочери. Она заметалась вокруг клетки с котом, затем сорвала с плеча сумочку, и начала ей колотить Гриневича по лысой голове, а когда поняла, что это не помогает, схватила его за плечи.
Гриневич, справедливо обиделся. Он поднялся на ноги, и рассерженные женщины упали в разные стороны на копчики. Однако они не успокоились и принялись о чем-то кричать.
В разборку вмешались Сатин и Еременко.
- Че ты творишь? – перекрикивая нервные причитания женщин, спросил Сатин Гриневича.
- А что? Я ничего не творю. Кот застрял в клетке, и я его вытаскивал. Эти бабы неожиданно на меня напали.
- L'assassin,- кричали иностранки.
- Они думают, что ты убийца котов, - погладил живот Еременко.
- Не нужны мне их твари. Я всю жизнь ненавидел котов. От них никакой пользы, гадят, метят и шерсть вокруг. Но мне из просто, по-человечески их жалко. Борис Евгеньевич, вот объясните, собака друг человека. Границу охраняет, дом стережет, спасает людей в горах, в воде, умирает на могиле хозяина из-за верности. Между тем слова котик, кошечка, котенок, ласкательные. А за слова щенок, сука, пес, собака, кобель, можно по морде получить! Вот где справедливость! Я не понимаю по ихнему, ну скажите мне пожалуйста правду – матку. Вот почему так. Борис Евгеньевич. Еременко, переведите.
- He is sorry, - подбирая английские слова, сказал Еременко.
- Неужели весь мой монолог вмещается, в эти жалкие слова.
- Вмещается, друг мой вмещается, - кашляя в попытках подавить истерический смех, сказал Сатин.
- Что же делать?
- Надо выпить, - робко сказал Виктор. – Бабы еще те, а мужики вроде бы ничего.
Только сейчас все обратили внимание на Вернера и Мариуса. Вернер, за это время успел прикурить, и с интересом смотрел на происходящую драму. Мариус стоял на четвереньках перед клеткой с тещиным котом. Он аккуратно вынимал его из клетки и усаживал в пластмассовый кювет. Кот ошарашено смотрел по сторонам, но не возмущался. С минуту он покрутился в нем словно в надежде укрыться от взоров людей, и убедившись в бесперспективности своих попыток, справил свои физиологические нужды. Затем, пошкрябал задними лапами по поверхности кювета  и молча полез в клетку.
- Устами младенца глаголет истина, - громко сказал Сатин. Затем добавил, но уже тише, - Гриневич, ты у нас будешь охотник за кошачьими хвостами.
- Я бы сказал,  за тещиными ушами, - поправил шефа Еременко, - но стресс снять надо. Однако для начала нужно поселить баб, то есть женщин, и мужиков тоже.
Гости были поселены в палатки. Вернер в отдельной, Мариус с женой - в другой, теща - в третьей. Кирилл, предложил, в качестве наказания для провинившихся, их не вне очереди назначать дежурным, а селить на ночь к теще. Стас, ему ответил, что это будет слишком серьезное и жестокое наказание, и посоветовал Гриневичу пойти к местному милиционеру и снять побои. Леша, высказал мнение, что для ночевки в одной палатке с тещей, он лично не сможет выпить должного количества водки. Несостоявшийся наемник Виталя изрек, что через недельку другую в этой дыре, многие за таким наказанием будут стоять в очереди. Эти слова, вызвали  безумное возмущение Иры, которая под предлогом убийства комара, стукнула Виталю глянцевым журналом по голове и заявила, что наши девушки самые красивые в мире, и нечего обсуждать эту старую грымзу. Молчавшая до толе Аня, сказала, что в данной ситуации ей более всего жалко котов. Животных, как оказалось она любит, и полюбила их, в особенности с тех пор как занялась конным спортом.
В это время к ведущим светскую беседу археологам, присоединился Еременко.
- Витя, - панибратски подмигнула Еременко Аня, - скажите, пожалуйста, чего эти коты такие огромные и не адекватные. Их, что не любят?
- Из анонимных источников, - заговорщически сказал Еременко, усаживаясь рядом, - стало известно, что коты пострадали от большой любви.
- Как это? – живо поинтересовалась Аня.
- Мариус с женой живут в Генте, возле оживленной трассы. Детей у них нет, пока, разуметься, и что бы скрасить свое одиночество они завели котов. Весной, как известно, коты уходят в загул. Так вот, одним солнечным весенним днем, наша чета увидела, как некий кот, издающий специфические вопли, заметил облезлую кошку на противоположной стороне трассы. Основной инстинкт был так силен, что кот бросился через дорогу к потенциальной подруге, которая мяукала, находясь в эротической, почти порнографической позе, с кошачьей точки зрения, разумеется.
- И?
- Это закончилось плачевно. Он не успел увернуться от какого-то «Опеля», мчащегося со скоростью 100 км в час. Другие автомобили размазали его бренное тело, метров этак на тридцать.
- Ужас, - сказала Аня.
- Да бы сохранить тела котов в целости и вечные души в телах, они котов кастрировали. Кстати и выиграли от этого – коты перестали метить в квартире. Избавились от смрада.
- Бедные коты, какого он лишились счастья. Секс – это такое удовольствие! – мечтательно вздохнул Кирилл.
- Появился он не давно, - сказал Стас, - ведь при коммунизме его не было.
Еременко негромко захихикал, и пошарил по карманам в поисках сигарет. Все поняли, что заместитель начальника, изречет что-то поучительное. Но Еременко только кашлянул легко узнаваемым кашлем курильщика, и разочарованно, достал из кармана пустую пачку из-под сигарет. На помощь, пришел Горовой, который предложил тому сигарету. Еременко, прикурил, пуская табачный дым, и сказал:
- При союзе секса не было, но дети появлялись.
- Наверное, от поцелуев, - весело подмигнула Ира.
- Так вот, в этом смысле цензура была сильная. Однажды в нашем журнале, опубликовали фотографию античного барельефа, на котором была изображена близость мужчины и женщины. Так из-за этого полетел со своей должности редактор. Или однажды был случай.  Один ученый муж раскопал древнее святилище, в виде полового члена. Найдено, оно было по наводке одного из очень больших чиновников. Тот захотел посмотреть на находку. Сначала, разумеется, приехала его охрана и пришла в ужас. Через часик приехал и он. Так этот дед так разозлился, что бегал по раскопу с воплями: «Кто позволил раскатать шары!». Но однажды, что-то не сложилось, и к нам в институт пришел выпуск одного зарубежного журнала, который был посвящен эротике в Древней Греции. Этот журнал стал мгновенно бестселлером. Сначала его штудировала профессура, потом старшие научные и доценты, затем младшие научные и аспиранты.
- И что?
- За две тысячи лет ничего нового не придумали, сам проверял.
- Кстати, вы знаете, почему наркоманы употребляют наркотики? – спросил Кирилл.
Гриневич, нервно заерзал сидя траве, подобно воробью, поудобнее устраивающемуся на ветке, и протяжно изрек:
- Прошу без пошлых намеков!
 - Нет-нет-нет, - отчаянно замахал руками Кирилл, - нет. Когда-то я работал в одном смешном научно исследовательском институте или попросту НИИ. Как известно каждый отдел в НИИ выполняет научную работу по соответственной тематике, которая планируется на три - четыре года. Так вот, заведующий одного из отделов, запланировал интересную тему. Он основывался на идее, благодаря которой делают гениальные открытия. Этого не может быть, в этом что-то есть, кто этого не знает! Сижу я однажды на ученом совете, который рекомендует темы, для участия в конкурсе, и зеваю - все скучно и нудно. И вот выходит на трибуну седовласый, почтенный профессор, и говорит в таком ключе, что наркомания очень важная проблема. Соблазны, наркотрафик, неустойчивая молодежная психика, и тому подобное. Все профессора сидящие в зале, конечно, кивают головами в знак согласия, что, дескать, правильно говорит их почтенный коллега. Он продолжает, что вот вопрос, почему наркоманы употребляют наркотики,  очень дискуссионный. Одни источники говорят одно, другие другое. Однако ряд авторов, которые занимались лечением абстинентного синдрома у  наркоманов, утверждают, что те при употреблении наркотиков испытывают чувство подобное оргазменному удовольствию, употребляя наркотические вещества. Но чувство это в десятки раз сильнее и продолжительнее оргазма, которое испытывает человек при сексе. По их словам наркоманов, разумеется. И мелькают в его докладе слова эякуляция, оргазм, сексуальное возбуждение. На слайдах, наряду со схемами, фотографии полуобнаженных красоток, буквально кричащих с белого экрана: «Возьми меня, возьми!». Работа обещала быть экспериментальной, то есть сделанной на животных. По мере доклада народ сначала тихо улыбался, потом похихикивал. Когда доклад закончился, пошли вопросы типа: «Как вы будут определять, как кончает крыса?». Или: «Каково физиологично – эмоциональное состояние самца крысы в возбужденном состоянии?». Я потом видел протоколы обсуждения планирования научных тем. Протоколы утверждения всех тем длинные, а у этой тематики состоял из двух фраз:
«Председательствующий: что-то я не понимаю» и «Профессор такой-то отвечает на текущие вопросы». Тему утвердили, и за шесть лет сей ученый показал связь между уровнем тестостерона, мужского полового гормона, и абстинентным синдромом у наркомана. Пришел ученый к просто гениальному и простому выводу – чем ниже уровень тестостерона в крови, тем наркотическая зависимость ниже. При химической кастрации крыс, абстинентный синдром вообще отсутствует. То есть если отрезать наркоману его помидоры кайфа от наркоты тот не поймает, следовательно, не будет наркотики употреблять. Но теорию надо подтвердить и практикой. Должно же быть хоть какое-то применение полученных данных. Нашел он, значит, какого-то врача из славного города, типа Урюпинск, доктора лечащего наркоманов в период ломки, и отчаянно мечтающего о научной степени. С этим доктором они запланировали  практическое применение - решили лечить наркоманов кастрацией.
- Какие успехи? – живо поинтересовался Виктор.
- Честно не знаю, потому, что уволился к тому времени из НИИ.
- Гриневич и ты дружище, еще раз увижу с планом, кастрируем обоих, и отправим в эмираты работать евнухами, - погрозил пальцем Еременко.
Виктор, обиженно прижал губы, а Гриневич с возмущением захрустел костяшками пальцев, и улегся на зеленой траве:
- Ложь, наглая неприкрытая ложь. Во-первых, литература учит нас о том, что в определенных дозах это полезно. Что же вы хотите, когда мой любимый литературный герой Шерлок Холмс был кокаинистом, а замечательный граф Монте-Кристо, употреблял гашиш. Шумеры, создавшие сады Семирамиды, употребляли опиум, называя его радость. Гален, о нем отзывался только положительно. Такой великий художник как Гоген, попивал абсент, создавая свои шедевры.
- …и в наркотическом угаре отрезал себе ухо, - отрезал Еременко, - отрежем, и не сомневайся. 
Еременко встал на ноги и решительно подвел черту под разговором.
- Значит так. Конечно, раньше времени, но мы будем праздновать День Археолога. И приурочим его к приезду дорогих гостей. Поэтому, дружище Горовой и Кирилл, поедете в Юстиновку за вином. Бидон вам дам лично. Девчонки, приготовьте нам, замечательный ужин. Всех, кто нужен, берите в помощь, даже меня. Я с Сатиным пока буду решать научные вопросы. Возможно, пойдем на раскоп.
Вечером был праздничный ужин. Вернер поднял кружку самогона за основоположника археологии Йогана Иоахима Винкельмана. Сатин же в ответ поднял  бокал за Формозова, нашедшего мустьерские стоянки в Крыму. Он принес из палатки монографию Формозова по Староселье, 1958 года издания, и красноречиво помахал ею над головой.  Вернер взял ее в руки, решив, что это подарок.
- Какой подарок, - попытался возразить Еременко, - Вернер, у тебя же ее заберут на ближайшей таможне.
Но Вернер, заботливо засунул книгу за пазуху. Затем, говорил Мариус. Он сказал какой-то замысловатый тост, который начал говорить по-английски, продолжил по-французски, а завершил по-немецки, блеснув полиглотством перед присутствующими и одновременно введя их в заблуждение. Подсуммировал его Сатин:
- За успешную экспедицию.
Праздник шел по сценарию. Между первой и второй перерывчик не большой. Между третей и четвертой и пуля не должна  успеть просвистеть.  После пошли тосты, за острые лопаты, и что бы стояли не только лопаты. Через час, Стас, ужасно фальшивя, бренчал на гитаре песни битлов, а Мариус во все горло напевал «Желтую подводную лодку». Теще сразу не понравилось застолье, и наступлением сумерек, с двумя котами под мышкой, она потащилась в свою палатку. Для остальных праздник только начинался. В машине, привезшей иностранцев, оказался магнитофон, как следствие были устроены танцы. Сатин танцевал, с женой Мариуса, сам Мариус флиртовал с Аней, остальные, окружили вниманием Изольду и Иру – в мужском обществе они были нарасхват. Ближе к десяти, к Виктору подошел Сатин, с будильником в руках:
- Намек понял? – сказал он слегка заплетающимся языком.
- Угу, - мрачно ответил Виктор.
К двенадцати, все были уже более чем «хорошие». Упившийся Мариус с женой, были уложены в спальники. Аня, Стас, Гриневич и Юра, так же пошли на боковую. Остальные сидели за столом, слушая нескончаемый монолог Сатина, начавшийся с рассказа о защите его кандидатской, постепенно перешедшей, на какие-то туманные и честно говоря, нудные истории, о сдаче отчетов. Все дружно зевали слушая шефа и выжидая момент, что бы слинять, не обидев Сатина. Но момент, как на зло, не приходил. Наоборот, Сатин, одухотворенно, говорил все быстрее и быстрее, но с каждой минутой мене связно и логично, глотая окончания слов, а то и целых фраз. Первый, у кого переполнилась чаша терпения, был Горовой. Он прервал Сатина, когда тот выдавал, очередную витеевато-замысловатую фразу:
- Борис Евгеньевич, пошел-ка я спать.
- А как же это, а отчет? – изумился Сатин.
- Какой отчет в три часа ночи!
- Сейчас только двенадцать. Ты не хочешь дослушать, как я сдавал отчет?
- Конечно, нет, - потер глаза Горовой. Кому на фиг нужны ваши отчеты, сданные десять лет назад. После пятнадцати литров вина и трех самогона.
- Неужели мы столько выпили? Не верю! Врешь, Серега, наверняка вы сперли, казенное добро и продали.
- Землекопы своих не грабят, - ответил Горовой.
- А жаль, - обреченно вздохнул Сатин, и после небольшой паузы добавил. - Это была такая интересная и смешная история…
Сатин закрыл лицо руками. Это послужило сигналом смыться, что все и сделали. Точнее почти все. Не успели сбежать Виктор и Изольда. Виктор замешкался, а Изольда просто не смогла вырваться из крепких объятий Еременко,  который сидел рядом с ней. Еременко все загружал, загружал и загружал девушку какой-то информацией. Сатин опустил руки и удивленно спросил:
- Где все?
Еременко, не собирался отвечать, нашептывая что-то на ухо Изольде. Изольде было не до ответов. Виктор понял, что отвечать придется ему.
- Все пошли спать. Завтра на работу?
- Какая работа? – переспросил Сатин, затем махнул рукой, и обреченно  вздохнул. – Точно. А ты?
- Я помню.
- Друг, Еременко, так ты помнишь…
- Боря, я эту историю наблюдал лично, и слышал ее раз пятьдесят, - с трудом отрываясь от девушки, сказал Еременко.
- Не любите вы меня, - грустно вздохнул Сатин, встал и, покачиваясь, удалился восвояси.
За столом остались Еременко, Изольда и Виктор.
- Мамзель, я вас проведу в палатку, - сказал икая Еременко, встал со скамьи и взял девушку под руку.
- Спасибо Виктор Алексеевич, я как-то сама, - попыталась освободиться Изольда, - тут недалеко, пятнадцать метров.
- Вы не забывайте, это лес, тут много, это, разных животных, медведей, тушканчиков, глухарей.
Он прищурился приблизив к ее уху свои губы. Свободной рукой Еременко указал в темноту, откуда раздавался стрекот цикад и кузнечиков.
- Там еще живет страшный зверь мелкочешуй, - продолжил он таинственным тоном, покачиваясь, как тополь в открытом поле под дуновением ветра, - он сидит у свердловынах, и по ночам нападает на людей. На таких очаровательных молоденьких девушек как ты. Это ничего что я на «ты»? Можно на «ты»?
- Давайте мы дойдем до вашей палатки, уложим вас, а потом я сама лягу спать.
Еременко осмотрелся по сторонам, не замечая Виктора, и закачался из стороны в сторону еще больше, рискуя задеть головой натянутый тент.
- Нет, идемте вместе.
Видя, что сопротивляться против пьяного Еременко бесполезно, Изольда обреченно вздохнула и пошла, осторожно ступая по траве. Надо сказать, что неизвестно кто кого еще и вел. Еременко, икая и чертыхаясь на весь лес, то и дело цеплялся заплетающимися ногами за траву, веревки державшие палатки, и прочие предметы встречающиеся ему на пути. Как он их находил, было непонятно. Оказавшись у палатки, где обитала Изольда, он рассеянно посмотрел по сторонам и удивленно спросил:
- Где мы? Мы уже пришли?
- Да, - кротко ответила девушка, - теперь давайте я вас проведу.
- А можно к вам на чашечку кофе, чтоб взбодриться?
- Какой кофе, в палатке, ночью, в лесу?
- Не желаешь. Хочешь, я тебе напишу тезисы. И ты первый…нет единственный автор. Представляешь единственный!
- Виктор Алексеевич, что вы городите?
- Нет? Я тебя включу в соавторы статьи. Ты будешь четвертым, нет даже третьим автором. Первым, извини, я не могу. Там расклады разные, профессора, уроды. Но третий автор – железобетонно. Представляешь, входишь ты в Интернет, забиваешь фамилию, представляешь, свою фамилию, и выскакивает статья с твоим именем! А журнал ты даже сможешь показать, родителям, и друзьям…О божественная Изольда!
- Не нужно мне ничего. От  вас разит перегаром, и вообще, прекратите меня лапать.
- Изольда, вы божественны! Статья…
- Я предпочитаю статьи в «Космополитене».
- «Космополитен» – это бренно. Да и бумага там глянцевая, только прочитаешь и больше никак не используешь. Научные стати это вечно. Ты представляешь, на тебя будут ссылаться! О тебе будут говорить в научных кругах. То есть, конечно не о тебе, как барышне, а о твоей научной работе. Как ты сладко пахнешь. Твои уста наверняка сладкие как мед.
- Уберите руки!
- Нет. Нет. Хорошо, я могу тебя устроить лаборантом…нет лаборантом ВО! Тоесть не Во, «В» и «О» пишутся через такую тоненькую косую черточку. Это значит с высшим образованием. Ты представляешь, ты еще учишься, а уже лаборант с высшим образованием. Ты представляешь, с высшим образованием. Это тебе не хухры-мухры! У всех твоих подруг, и друзей…тьфу…ничего нет. А у тебя – все.
Еременко обнял девушку и крепко прижал к себе. Изольда с трудом вырвалась, и отскочила в сторону. Еременко непонимающе затряс головой, пытаясь сфокусировать взгляд на девушке. Но глаза не могли сконцентрироваться не  ней. Еременко тяжело опустился на траву перед палаткой, растянулся на ней и торжественно сообщил:
- Я буду спать как собака перед входом в ваше жилище, что бы никто посторонний не смог попасть в вашу священную обитель.
Затем он опустил голову на траву и громко захрапел. Изольда опустилась перед ним на колени, и внимательно посмотрела в бородатое лицо Еременко.
- Виктор Алексеевич, - вставайте.
Ей ответом служил богатырский храп Еременко. Виктор так же подошел, к  Еременко и присел перед ним на корточки. Он слегка похлопал ладонью по мохнатым щекам археолога. Еременко не шевелился.
- И что с ним делать? – беспомощно развела руками Изольда.
- Будить бессмысленно, - встал, засунув руки в карманы ветровки Виктор.
- Я его не подниму.
- Тогда потащим, - взялся за правую ногу Еременко Виктор.
Изольда взялась за левую ногу. Еременко был затащен в палатку, уложен на спальный мешок и завален какой-то одеждой.
- Мой дорогой друг. Можешь спать спокойно. Я уверен ты не замерзнешь. Я спать, - сказал Виктор.
- Согласна, - подтвердила Изольда.


7
Виктор безбожно проспал. Будильника в палатке не оказалось. Вопрос  его местонахождения был покрыт мраком неизвестности. В палатке было уже достаточно светло. Виктор, надел кроссовки и  пулей выскочил из палатки. Первый луч солнца, встающего над горами, ударил ему в глаза и на мгновение ослепил его. Поэтому Виктор зацепившись за крепления, поддерживающие его палатку, растянулся во весь рост на мокрой от росы траве.
Удар лбом о землю привел его в чувство, разбудив окончательно. Он действительно проснулся. Кругом раздавался богатырский храп и сопение. Все дрыхли. Виктор глянул на часы. О Боже!!! Он действительно проспал. Виктор представил перед собой грозного Сатина, стоящего  скрестив волосатые руки на груди, мрачно щелкающего пальцами, и понял, что прощения не будет. Выход был один - варить вермишель, причем срочно. Он бросился к печке в поисках бумаги. Но близ печки  не оказалось даже намека на бумагу. Виктор начал лихорадочные поиски. Он ползал на четвереньках, по территории кухни, переворачивая кастрюли, гремя чашками и ложками, попутно стукая головой о скамейку и царапая руки о валяющийся на земле нож. Он знал, что бумага ведь где-то была. Но как назло, ни одного клочка бумаги, не говоря уже о ворохе старых газет, не попадало под его благородный взор. Правда, через какое-то время бумага для растопки таки обнаружилась, и причем на самом видном месте. Она лежала на столе - рядом с остатками вчерашнего праздничного ужина. Там валялись несколько подранных журналов с кроссвордами. «Йес! Нашел!» - оптимистически подумал Виктор. Но все оказалось не так все просто – предательская роса обильно смочила растопочный материал.  Нашел бумагу – это плюс, зато измазался, это минус. На чистой, а в экспедиционных условиях чистота конечно понятие относительное, футболке появляются грязные пятна… Виктор взял кастрюлю, наполнил ее водой и поставил на печку. Затем схватил топор и бросился к дровам. В этот миг, кастрюля трагически звякая перевернулась и упала на землю, залив живительной влагой хворост и ветки. Виктор со злостью ударил по ней ногой. Кастрюля, звякнув еще более жалобно, откатилась в сторону, зато острая боль пронзила пальцы правой ноги. Поганая кастрюля! Больно, конечно. Виктор вновь стал на колени и пополз по земле в поисках сухих, или относительно сухих, веток. Но их как раз, было очень  мало. Зато под руки подвернулось большое полено. Это был выход! Ведь полено можно разделить на множество тонких кусков. Виктор начал строгать полено кухонным ножом. К слову, кухонные ножи не предназначены для таких манипуляций, и по этой причине резали дерево подозрительно слабо. Виктор не нашел ничего лучшего, как поругать плохую сталь ножа, бездарных производителей ножа, родственников производителей ножа,  и тупизну лезвия. Конечно от этого процесс резки не улучшился, зато в какой-то момент, тупой нож, подозрительно легко, сорвавшись с полена, словно в отместку за оскорбления, вонзился в палец Виктора. Округу огласил нечеловеческий вой. Но этот крик души не разбудил никого из спящих, после веселого праздника. Виктор жалобно скуля прижал к футболке израненный палец. На его одежде рядом с двумя черно-зелеными полосами, и пятнами от грязи, появилось и ярко-красное кровяное пятно. Первой попыткой Виктора, было нестись в Юстиновку, в местный медпункт шить страшную рану, а заодно и сделать прививку от столбняка. Виктор  в панике заметался по лагерю. Кровь, как известно, имеет свойство сворачиваться, если человек не страдает гемофилией, конечно. Наш герой, этой напастью конечно не страдал, и в самый ответственный момент, когда он собирался накладывать жгут на руку, выяснилось, что кровь не идет.   Виктор, перекрестился, как его учил папа, правильно или нет это другой вопрос, и понял, что надо заниматься приготовлением завтрака. Перед ним до сих пор стояла задача разжечь огонь. Но чем разжигать? Вопрос банальный. Банальным был и ответ – были нужны спички или зажигалка. А где они родимые? Он помнил, что эти предметы лежат они на столе. В душе он похвалил себя: «Ай да Виктор, ай да сукин сын! Молодец! Память – алмаз!». Коробок действительно мирно лежал – на столе. Виктор открыл его. Хе-хе. Коробок был где-то на половину заполнен. Да с половиной коробка можно зажечь двадцать печек. Виктор засунул в печку бумагу, сверху аккуратно сложил ветки и  стружки, хило смоченные его кровушкой, и чиркнул спичкой по коробку. Чирк. Чирк.  Первая спичка чахло мигая потухла. Хорошо. Есть вторая. Чир-чирк. И эта гаснет. Третья и четвертая сломались.  Лишь, двадцать вторая спичка начала слабо гореть. Виктор, стараясь не дышать занес ее в жерло печки и поднес к бумаге. Однако бумага и не думала гореть – лишь с трудом тлела. Виктор в панике дожег остаток спичек, и запихнул в печку весь остаток бумаги. Из жерла печки пошел вонючий дым, заставивший Виктора закашляться. Огонь с трудом разгорался. Но процесс пошел. Так, пришло время полечить травмированный палец. Виктор бросился в палатку за  зеленкой, попутно наступив на причинной место, безмятежно спящего Кирилла. Тот ойкнув вскочил, не понимая что случилось – или на лагерь напало стадо баранов или началось землетрясение. Виктор сказал, что все нормально, стукнул его ногой по голове, извинился, а затем полез в сумку и достал флакон со спасительным лекарством из чемодана. Обрадованный он помчался снова к печке,  угодив ногой в пах соседу и на этот раз. Вскоре выяснилось, что огонь еще та падлюка, практически погас, с аппетитом «сожрав» только бумагу. Виктор опрокинул на палец зеленку, окропив за компанию и ею свою футболку. По ходу дела вытирая пот,  он заново начал разжигать огонь. В этот по момент, по закону подлости, закончились спички. Поиск спичек начался снова. И снова отыскался коробок, который был неосмотрительно кем-то забыт на столе, среди перевернутых кружек и мисок. Но он был, хе-хе, мокрый от росы, и спички там были отсыревшие. Но разжечь печку то надо. Виктор вновь стал на четвереньки перед жерлом печки и со всех сил начал дуть. За несколько минут его физиономия покрылась пеплом и копотью. После десяти минут работы слабосильным кузнечным мехом, огонь медленно разгорелся. Слабый  язычок пламени осторожно зализал тонкие изломанные ветки. Теперь самое время нарубить дров. Имеющиеся в наличии полена были какие-то толстые. Какое же из них выбрать для рубки? Вот под ногами подвернулось подходящее полено. Виктор схватил топор и нанес изо всех своих сил по нему удар.  И мимо. Еще удар. Мимо. Еще удар. Лезвие топора вонзилось в бревно. И что? И все. И ни туда и ни сюда. Они буквально срослись друг с другом - топор и полено. Виктор стал бить бревном о землю, обухом топора о дрова, а изменений нет. Виктор разозлился и был готов крушить все вокруг. Вдруг нежданная победа. Бревно раскололось, правда один из отколовшихся осколков отскочил и ударил Виктора в лоб. Виктор, в очередной раз выругался, послал все к какой-то матери, забил печку разным деревянным хламом, поставил на печку с водой кастрюлю, бессильно повернулся, что бы пойти и умыться но вновь за что-то зацепившись упал в мусорную яму. Виктор вылез из ямы, сбрасывая с себя картофельные лушпайки и шкурки от огурцов, и заматерился трехэтажным матом. Именно в таком виде - в саже, в зеленке, запекшейся крови его застал Сатин.
Сатин помятый, с всклокоченными волосами на голове и бороде, отчаянно зевая шел на кухню. Увидев Виктора, его глаза округлились и он озабоченно поинтересовался:
- Что-то случилось?
- Да вот завтрак готовлю.
- Тебе часом местные по морде, не дали? – с тревогой в глазах посмотрел на Виктора Сатин, и более весело добавил. – Хотя, в такой-то ранний час вряд ли.
- Нет, - ответил Виктор.
- Вермишель - бормешель уже варишь?
Сатин подошел к плите, открыл крышку кастрюли и заглянул в нее. Затем поморщился, со звоном закрыл кастрюлю крышкой и зевая сказал:
- Тогда посоли, и бросай макароны. Кстати, чего ты вскочил не свет ни заря?
- Идти на раскоп, же надо.
- Да? А я думал сделать всем выходной. Мне самому отдохнуть хотелось после пьянки. Ну ничего, раз вариться бормешель, пойдем на работу. Буди всех.
Проснувшиеся с бодуна археологи интересовались, что случилось с Виктором, и садились вяло тыкать вилками в «бормешель» с тушенкой. Новость о том, что Виктор, своим «подвигом» украл у них внеплановый выходной, отнюдь не придавала им оптимизма. Многие из них сказали, ему пару ласковых слов. Иные, смотрели на него с такой же любовью, как собака на кота. Единственные, кто ему искренне улыбались, это были вновь прибывшие иностранцы. Они видимо думали, что так должно и быть.
Во время завтрака Сатин еще раз напомнил, что сегодня все идут на раскоп работать и показывать оный Вернеру, Мариусу и его дражайшей супруге. После осмотра раскопа, Вернер и Мариус, будут отведены Еременко, на еще один потенциальный раскоп, где в свое время последний работал. Заодно Сатин поинтересовался у Мариуса, может ли тот оставить на хозяйстве тещу. Мариус утвердительно кивнул головой, но высказал одно условие. Оно заключалось в том, что та будет следить и за его котами-пушистиками. Тещи, надо сказать, в этот момент не было рядом – она богатырски храпела в своей палатке.
В это время, возле стола появился Еременко. Лицо его было заспано, волосы на голове торчали в разные стороны, на его измятой ветровке и штанах, висели стебельки высохшего сена. Композицию завершал черный шнурок от кроссовка висевший на плече. Да и вообще, выглядевший всегда солидным Еременко, смотрелся так, будто им всю ночь играли, как футбольным мячом. Но! В его руках был маленький букет из каких-то полевых цветов. Все вопросительно глянули на вновь прибывшего:
- Что с вами поручик? – поинтересовался Сатин таким тоном, словно такой вид Еременко был делом обычным.
- Штабс-капитан, - отряхнулся от прицепившегося мусора Еременко, - штабс-капитан, я был вчера пьян, и вел себя не достойно гордого звания поручика.
- Цветы что мне?
- Обижаешь, командир, у тебя имеются сомнения в моей ориентации?
- Поводов сомневаться не было.
- Вот-вот, иначе можно схлопотать по морде.
- Противный, - жеманно сказал Сатин и громко захохотал. – Цветы зачем!
Еременко подошел к Изольде и протянул ей, букет.
- Изольда, - сказал он, скромно потупив глаза на грязные  сандалии и кроссовки ее соседей по столу.  - Я всего не помню, но по-моему, я вчера сделал что-то не то. Мое поведение, было отнюдь не безукоризненно для выпускника,  Кадетского корпуса имени поручика Ржевского. Короче, извини, если что.
Изольда в это время уплетала за обе щеки стряпню – растущему организму ведь надо питаться! Во время короткого спича Еременко, она остановила на полпути ко рту вилку, на которую были намотаны макароны, словно нитки на катушку. Затем девушка уронила вилку в миску и проворно протянула, свою правую ручку, за подарком, блеснув, попутно парой-тройкой золотых колец. Девушка приняла букет. Она нарочито громко вдохнула аромат полевых цветов, и с энтузиазмом, с которым женщина обычно прижимает к себе  изделие из песцовых шкурок, прижала букет к своей груди:
- Спасибки! Учитесь, мужчины, как нужно завоевывать сердце женщины.
- Следующий раз я упьюсь, что бы достичь твоего благорасположения, - язвительно прокомментировал Горовой.
- Есть такая традиция, - сказал Сатин, - Витя, что бы в следующий раз подарил девушке эдельвейс.
Через двадцать минут Мариус заскочил в палатку к теще. Оттуда раздались какое-то возмущенное ворчание. Но Мариус вылез довольный, и уверенно показал жест, которым римские сенаторы спасали жизнь раненым гладиаторам. Но скорее всего, несчастная теща была просто поставлена перед фактом, что остается дежурной по лагерю. Затем все пошли на раскоп. Сатин и Еременко шли в авангарде вместе с иностранцами. Кирилл, Виктор и Аня, шли в арьергарде, напивая то Santa Lucia, то седьмую Симфонию Шостаковича.
Потом была работа. Иностранцы с умным видом ходили по раскопу, попивая воду из фляжек,  вертя в руках отщепы, микролиты и нуклеусы. Вскоре Леша отыскал, скорее чуть не разбил киркой кусок челюсти древнего козла, жившего этак 25 – 30 тысяч лет назад. Данная находка произвела на Мариуса огромное впечатление. Он почти запрыгал на своих коротких волосатых ногах, торчащих из коричневых шорт. Вернер, снисходительно улыбнулся, и наклонился буквой «Г», рассматривая находку. Благоверная же супруга, зевнула так, что чуть не вывернула свою челюсть, и недовольно забурчала. Надо сказать, что она видимо была чертовски далека от истории и археологии тем более. Барышня со скучающим видом, бродила по раскопу и его окрестностям, сбивая колышки и срывая бечевки,  служившие границами раскопа.
После того, как Сатин и Еременко, десятый раз забили колышек и натянули шнур, они прекратили недовольно гримасничать, и делать очень деликатные замечания иностранке на английском. Археологи стали говорить супруге Мариуса нежными голосами на своем родном языке: «Дубина ты стаеросовая, дура набитая, блондинка дебильная…» и прочее, прочее в этом духе. Супруга в ответ непонимающе хлопала глазами и мягко говорила:
- I`m sorry…
В ответ широко улыбающийся Санин нежно басил:
- Как-то исправил, корова неуклюжая.
Последние слова, она видимо воспринимала по интонации, как комплимент, и что-то щебетала в ответ то по-французски, то по-английски.
Вскоре Сатин понял, что от заморской гостьи нужно поскорее избавиться. К тому же стало припекать солнце и была выпита почти вся вода. Повод отправить иностранцев с раскопа был, что называется железобетонный.
- Виктор, обратился он к Еременко, - не желаешь ли ты показать дорогим гостям, твой потенциальный раскоп?
- Яволь, - понимающе кивнул головой Еременко, - я возьму в помощь Горового.
Через десять минут небольшая группа изнывающих от жары иностранцев,  под чутким руководством Еременко и Горового тяжело топая ногами, медленно потащились по склону, покрытому обломками песчаника, и скрылись за куцыми соснами.
Остаток рабочего дня прошел в ставшей уже привычной тяжелой работе. Как раз активно пошли находки обломков кремня. В этом были большие плюсы. Когда в вскопанном грунте мелькало черное пятнышко кремня, подбегали Ира, Аня и Изольда, с картой, длинной линейкой и бечевкой. Они минут пять отмеряли месторасположение кремня на раскопе, отмечали его на карте, и делали на ней метку находки. Виктор, как и другие, пользовались этой паузой для отдыха. Они опирались на лопату и стояли тяжело дыша под палящими солнечными лучами, как слоны после бега по выгоревшей саванне. К концу рабочего дня Сатин  торжественно сообщил, что завтра они перейдут на снятие грунта тонкими слоями и будет легче.
Ближе к двум вернулся Еременко, но один. Он сдвинул на затылок широкополую соломенную шляпу, и стал похожий на добродушного бородатого чумака, приехавшего в Крым за солью.
- Вернер мужик нормальный, Мариус тоже. Но его жена  - это что-то, - сказал он усевшись на край раскопа.
- Чистить лопаты, - отдал долгожданный приказ о завершении работы Сатин.
- Витя, иди сюда, пойдем в Юстиновку, за электроплитой. Боря, ты же меня отпускаешь на собственный раскоп?
- Конечно отпускаю, господин подпоручик.
Виктор подошел к Еременко и уселся рядом, вытирая со лба пот, оставляя на лице грязные разводы.
- Виктор Алексеевич, вы что женоненавистник?- поинтересовалась стоящая рядом Ира.
- Я лесбиян, а не женонавистник, - ответил Еременко, - просто я ненавижу  женскую тупость и глупость. Чего притащилась сюда жена Мариуса, да еще с тещей?
- А может это подвиг?
- Какой подвиг?
- Ехать в такую дыру, жить в палатке, в антисанитарных условиях, и все делать ради любимого мужчины? Это очень решительный и благородный поступок, сделанный ради сильного пола.

- Ну как сказать, я например, не люблю оперу, балет и выставки картин. Но когда меня туда тащит, моя вторая половина, я не возмущаюсь и не несу чушь. Была б моя воля, я вообще бы на такие мероприятия не ходил – пускай супруга ходит с подругами, знакомыми, ценителями прекрасного. Но если я и попадаю на такое культурное мероприятие, то не отравляю присутствующим настроение.
- Это две разные вещи. Одно дело пойти на концерт на несколько часов, другое дело на месяц ехать  в лес и жить в палатке.
- Это работа. Я на работу к жене не хожу, не ною и ничего не комментирую. И тебе в будущем не советую это делать, когда выйдешь замуж.
- Она поступила как жена декабриста, - не унималась Ира, и обратилась за поддержкой к еще одной  представительнице прекрасного пола в экспедиции, - правда Аня?
Но Еременко не дал девушке сказать и слова. Он театрально развел руками, словно чтец, декламирующий стихи и заговорил:
- Кстати, а нужно ли это было бедному декабристу? Данный случай в пример приводят многие, но как там они в ссылке жили – вопрос более чем туманный. Вот попал некий офицер-дворянин по убеждениям или по пьяне, на Сенатскую площадь. Его, разумеется, арестовали, посадили в какой-то равелин, судили и шлют в Сибирь, на каторгу. Жена его тут как тут. Говорит, что направляется, дескать, с ним. Села она в телегу, едет. Едет сто верст, двести, тысячу, а климат все хуже, дороги все страшнее, культуры все меньше. И тут в ее очаровательную головку лезет червь сомнения. Она же не то ожидала?! Может быть стоит развернуться и ехать назад? Но пока она терпит. Тем временем, прибывают они в какую-то дыру в Сибири, селят их в убогий дубовый сруб,  площадью метров десять. Условия жизни не такие как во дворце в Санкт-Петербурге или в имении в Орловской губернии. Слуг нет, климат – десять месяцев зима - сорокоградусные морозы, остальное лето. Летом мошкара кусачая, лезет под одежду, и кусает везде. Приходится привыкать к быту - самой надо еду варить, мужу портянки латать. Она, знаете ли, привыкла, что вокруг нее суетится десяток служанок, решают за нее все проблемы. Барышне нужно только отдать приказ, или наказать розгами за плохо выполненную работу. Да и она за свою жизнь, ничего тяжелее веера не держала. Начинает супруга-декабристка тосковать по мягким перинам, вкусным деликатесам, поездкам в Бадан-Баден на воды, по Петербургским балам, игрой в карты с подруженьками, великосветским сплетням. Тут же ничего этого нет. Здесь все ее общество вечно пьяный комендант крепости и его жена, которая не отличит Баден-Бадена от Гомель-Гомеля. Однако возвращаться уже поздно, это будет неправильно принято великосветским обществом – играет в ней дворянская гордыня. Начинает тогда она пилить своего благоверного. Утром, ночью и вечером. Говорит, что муж испоганил ей жизнь, что она неизвестно зачем потратила на него свои лучшие годы, и все в таком духе. И вот, несчастный декабрист, уже сам встает не свет не заря, рысью бежит на рудник долбать породу киркой, а уходит с рудника последний. Еще у охранника просит задержаться на часок-другой. Охраннику чего лишний час быть на работе? Охранник с издевкой ему говорит, что рад бы, но нельзя, начальство накажет и гонит домой. Покушался на царя-батюшку – вот и мучайся. Дома его уже ожидает жена со скалкой. Топчется он по полчаса у дома, не решаясь постучать в дверь. И герой-декабрист начинает пить. Жена его за это, этой же скалкой полбу – достался муж непутевый и в придачу алкоголик. Он уже готов ее убить – все равно пожизненный срок мотает, но прирожденная интеллигентность и воспитание не дают совершить грех смертоубийства. Тогда он начинает заниматься просветительской деятельностью, что бы отвлечь свои мозги от проблем насущных. Потом находит каких-то якуток-малолеток, которые абсолютно не понимает по-русски. Заканчивается тем, что он пьет с ними огненную воду, изливает по пьянее душу. Они его не понимают и им далеки проблемы человека Просвещения. Затем он показывает им секс, с особенностями и тонкостями Камасутры, образованный же, чем приводя их в неописуемый восторг. Короче  занимается спаиванием и развращением малых народов Севера.
По окончании своего монолога Еременко и Сатин встали на ноги и пошли вниз  к дороге, за молодежью, которая с радостью уходила с раскопа. Виктор с представительницами слабого пола экспедиции пошли за ними. Виктор попытался играть роль джентльмена, помогая девушкам спускаться по крутой части склона, в результате чего нарвался на слова благодарности в свой адрес. Аня, громко, что бы было слышно шедшим впереди Сатину и Еременко, сказала, что они как джентльмены перевелись, и молодежь их значительно лучше. На что Сатин, ответил, что они вообще-то, уже играющие тренеры. Кода археологи спустились на дорогу, и пошли в лагерь, Аня продолжила прерванную тему разговора.
- Она ему может помочь в работе, приготовит бутерброд, что бы не было язвы, постирает и погладит рубашку. Она приехала, что бы помогать ему в работе, – перекрикивая шум ЗИЛа, проехавшего мимо них, сказала Аня.
- Кто она? – недоумевающее переспросил Сатин, мысли которого были далеки от мыслей девушки.
- Жена Мариуса.
- Эта принцесса на бобах? -  улыбнулся Еременко, готовясь, разбить критикой постулаты Ани. - Скорее наоборот. Тогда рисуется картина еще более страшная. Приходит жена на работу. Ничего она там  полезного не делает. Только снует то туда, то сюда, нос сует, туда куда не надо, сплетни слушает. Делать ей там по большому счету нечего.  Видит она, например, что сотрудница Лена, общается с ним не на «Вы», а на «Ты», что под столом, его сотрудника Вадика, стоят несколько бутылок пива, а шеф, в сердцах поговорил с ее мужем матом. Вот она наблюдает все это, впитывает в себя и у нее в голове складывается какой-то безумный винегрет. Она пытается разобраться в существующих раскладах и не может. Наконец напрягается, начинает что-то выхватывать, анализировать и додумывать, как это умеют женщины. И начинается! Одному ляпнула одно, другому другое, третьему третье, и как правило, все не в тему. Мужу начинает капать на мозги, опять же. У мужа начинаются какие-то столкновения с коллегами на ровном месте. Коллеги говорят ему, что бы он забрал жену с работы - как–то в ее присутствии разлад получается. Ведь не понять жене, что у Лены есть и муж и любовник, и не спит она с ее благоверным, манера общения у нее такая – вот и все. Вадик не алкоголик, а просто любит иногда выпить пиво. У шефа же, просто манера разговаривать матом, и все к этому привыкли. В остальном он человек замечательный. Начинают сотрудники приводить ему в пример битлов, которые развалились, когда к ним внедрилась хитрая японка Йоко Оно. Складывается парадоксальная, я бы сказал патовая ситуация: надо что-то с женой делать, а что не понятно. Вот уберет он жену с работы, а она обидится и будет пилить его всю оставшуюся жизнь, обвинять во всех смертных грехах. Не выгонишь - напрочь портятся отношения со всеми сотрудниками, даже с теми, кто являются друзьями. Эффекта в работе, тем временем нет, и заканчивается тем, что тебя увольняют, а если повезет, то уходишь сам.
- Одна не декабристка, а августиста. Все гораздо проще. Думала, что надурняк отдохнет и покупается в море. Наивная,  - сказал Сатин.
Аня  разочарованно махнула рукой, а Ира сделала такую забавную мину, что Еременко, Сатин, и Виктор, дружно засмеялись. Нет заржали.
- Женоненавистники! – разочарованно сказала Ира. – Ну, эти то понятно, - кивнула она в сторону Еременко и Сатина, - а ты, молодое поколение тоже с ними?
Последние слова прозвучали, так как наверное две тысячи лет назад, говаривал Юлий Цезарь: «И ты Брут!», обращаясь к группе дружески настроенных сенаторов, с кинжалами и табуретками в руках, собирающихся отправить к праотцам диктатора. Иру поддержала Аня, которая эмоционально заговорила:
- Вы мужики просто не замечаете, что женщины для вас делают. Когда окольцевались и вовсе, забыли. Женщина для вас мужиков старается - еду готовит, белье стирает, квартиру убирает, создает уют, словом все для комфорта. А вы? Привожу типичный пример. Обычный летний день.
- Твой? – хитро улыбнулся Еременко.
- Абстрактный, но который имеет под собой реальную основу.
- Ну-ну, - хитро улыбнулся Сатин.
- Приходит муж домой с работы, снял одежду. Нет, разбросал – обувь в разных концах прихожей, рубашка на диване, брюки на кресле, галстук на письменном столе, а носки посреди ковра, в центре комнаты. Разделся и ходит в трусах не первой свежести, мокрый от пота и требуя ужин. На предложение принять душ, следует наивный вопрос: «Что я вспотел?». Конечно, вспотел, и дурно пахнешь, что ж тут не понятного, на километр разит. Ясно же - лето, солнышко припекает. Мужчина, же говорит, что мылся вчера вечером, а до вечера осталось, не много - пять часов и тогда перед сном он помоется. Затем он присаживается за сервированный стол, ест одно блюдо, другое, третье, пьет чай, смачно срыгивает и говорит, что нажрался. Зевает, гладит свое пузо, и говорит, что пойдет, полежит на диване. Устал, видите ли. Помыть за собой тарелку-другую не может. Ему невдомек, что жена тоже работала, и то же устала. Пришла с работы все приготовила, разогрела, стол сервировала. Теперь она на кухне драит посуду, пока он валяется на диване и щелкает пультом программы телевизора. Ладно, говорит женщина, действительно устал любимый. Все помыла, приходит и спрашивает, а купил ли он шампунь и бальзам для ополаскивания жирных волос? Мужчина хлопает себя полбу и говорит, что он забыл. Бьет себя всердцах полбу. Внезапно его лицо озаряется и он, сообщает, что купил пиво, оно холодное и предлагает его выпить. И ему видите ли невдомек, как женщине идти завтра на работу, с немытой головой? Но что-то у него в мозгах забитых всем, что угодно, кроме здравого смысла, все же срабатывает. Понимает, что какая-то доля вины у него есть и делает комплимент, говорит, что она прекрасна с любой прической, и напоследок, предлагает перед выходом на работу смочить волосы водой, что бы они не торчали. Мужчине предлагают выйти из дому, пройти сто метров, зайти супермаркет, что бы купить шампунь и ополаскиватель для волос. В ответ он мне протягивает пиво и говорит, что у нас в ванной комнате есть хорошее мыло, и он мыл им руки. На хрена мне это пиво, когда я вообще его не люблю! И у меня от него изжога. Мыло же предназначено для мытья рук, а не женской головы. Когда я возмущаюсь, он надувает губы, делает кислую рожу, словно съел целый лимон,  закатывает глаза, и идет в супермаркет, как на казнь.
- Так это было часом с тобой? – осторожно поинтересовался Сатин.
Аня механически помахала головой в знак протеста и с жаром продолжила:
- Это абстрактная история. В супермаркет идти пять минут, минут десять там, обратно пять минут. Его нет два часа. Женщина теряется в догадках, что же случилось? Но через два часа он является, но не один, а с двумя тремя приятелями, шестью литрами пива, чипсами, таранькой, не с тем шампунем, который просили и без ополаскивателя. Приятелей естественно ни кто не ждал, в квартире нет образцового порядка, женщина в косметической маске. Они мне хором говорят: «Ну ты мать даешь!», словно такую процедуру видят в первый раз. Глаза округляют, бровки домиком поднимают. Естественно у гостей складывается впечатление, что женщина неаккуратная и бесхозяйственная. Они расскажут это подругам. Все будут говорить, какая она шлепарка. Далее сообщают, что сегодня Лига чемпионов, и они будут смотреть футбол. Ему наплевать, что женщина хочет глянуть свой любимый сериал. Вместо сериала я смотрю, как одиннадцать идиотов полтора часа бегают за одним мячом.
- Двадцать два и судья, - осторожно поправил Аню Виктор.
- Хорошо пусть двадцать два. Зато разрешают посмотреть сериал, в перерыве между таймами, целых пятнадцать минут. Женщина переключает программу и видит титры. Через пятнадцать минут я снова как дура смотрю футбол. Они видят, что мне не интересно, и по-дурацки меня пытаются приободрить, предлагая выбрать наиболее красивых футболистов, которых я просто ненавижу. После матча под воздействием  выпитого пива, начинаются бессмысленные философствования о смысле жизни, о справедливости, которые существуют только в американских фильмах, и это затягивается за полночь. Им наплевать, что женщине завтра рано вставать. В два ночи они вспоминают, что вечереет. Толкаясь мужчины несут грязную посуду на кухню и пытаются ее мыть. С мытьем не складывается, зато бьется тарелка и режется палец. Море крови, вопли, оказание медицинской помощь. Еще через час они уходят. Женщина в ужасе - ей же еще надо собраться на работу. Ставиться  будильник на шесть. В половину третьего ложатся спать, и женщина с ужасом понимает, что не выспится и пойдет с синяками под глазами на работу, и никакая косметика скрыть их не сможет. Перед тем как заснуть задается вопрос, можем ли мы пройтись погулять завтра после работы. Мужчина чешет затылок и говорит, что завтра у него в пять баня. А баня это святое – каждую пятницу, хоть снег, дождь, новый год, землетрясение – всегда баня. Хорошо, тогда в субботу предлагается зайти к родителям. Субботу – нельзя. В субботу у него с приятелями игра в футбол, а потом третий тайм – литр-болл. Зато ночью, он требует секс, потный вонючий, дыша перегаром, и не понимает, что после такого вечера, я не то что не хочу, женщина просто не может выполнить  так называемый супружеский долг.
- Кстати, - резко сменила тему разговора Ира, - мы в Крыму, а на море еще небыли. 
- Вот-вот. Зачем ехать, что бы отравлять жизнь себе и другим?
- Вы не съезжайте с темы, - с игривым возмущением сказала Аня.
- Никто не съезжает. Но, когда я познакомился со своей женой, я любил заниматься рафтингом, -  поправляя на плече планшет, сказал Сатин,  - помнишь Еременко?
Еременко кивнул головой.
- Так вот, - продолжил Сатин, - один раз она со мной сходила, поплавала на байдарке, промочила ноги, посадила пару синяков,  пожалуй, и все. Договорился я идти в другой раз. Она конечно за рафтинг двумя ногами и руками. Но вечером, накануне выезда, у нее вдруг поднимается температура и она, естественно, не может ехать. Я звоню к друзьям и делаю отбой. И вот не следующее утро наблюдается картина дивного выздоровления. Тогда договариваюсь я на следующие выходные, но наблюдается та же история. Потом третий и четвертый раз та же картина.
- Вас захомутали, и взяли хитростью. Женщины умные! И чем же все закончилось? – звонко рассмеялась Аня.
- Мы поженились. Теперь разлуку воспринимаем нормально. Ты представь, Аня, одного и того же человека видеть двадцать четыре часа в сутки, это ж с ума можно сойти. Мелькает перед тобой, то в макияже, то без макияжа, то в огуречной маске. Мужик не лучше - в трусах, не бритый или плохо выбритый, разбрасывающий везде свои носки. Вдобавок, женщина загружает мужчину различными разговорами. Спрашивает советы, а когда предлагаешь какое-то решение, она еще возмущается, по голове ложкой может стукнуть. Если работаешь с ней вместе, это большая проблема. Еременко прав. Так, мы на месяцок-другой расстались, отдохнули друг от друга, и по возвращении сливается в экстазе. Надо находить в этом плюсы. И я Еременко, тебя поддерживаю!
- Может она боится его потерять. Вдруг он встретит здесь какую-то фифочку, закрутит с ней роман и придет к ней со словами, забирай вещички, и вали отсюда.
- Завести роман на стороне, можно и дома. Кольцо на безымянном пальце, и жена рядом не поможет. Аня, ты же взрослая девочка. Ну заведет Мариус так называемый курортный роман, получит новые ощущения, но терять семью из-за краткого увлечения он не будет. Женщина, кстати, может отомстить.
- Мы не агитируем за распущенность. Но в такой поездке, она испортит настроение себе, ему, нам, теще и ни в чем не повинным котам. Мало того, эта поездка может послужить развалом капиталистической ячейки общества, - сказал Еременко.
- Что скажет по этому поводу молодое, не испорченное жизнью и предрассудками поколение? – поинтересовался у Виктора Сатин.
- Не поддавайся на их провокации! – звонко сказала Ира.
Виктор шмыгнул носом, и неопределенно замычал в ответ.
- Есть такая притча. Моисей сказал, что истина на небесах. Соломон сказал, что истина в голове. Христос сказал, что истина в сердце.  Маркс сказал, что истина в желудке. Фрейд сказал, что истина, ну ниже пояса. А Эйнштейн сказал -  ребята, все это относительно.
- Дипломат, ты сукин сын! – весело рассмеялся Сатин. – И вашим и нашим.
- Надо становиться на нашу сторону, - нравоучительно сказала Аня.
- Все заканчиваем бесплодную дискуссию, - произнес Еременко. – Девочки с шефом налево, а мы с Витей прямо, за электроплитой.
- Какая электроплита? – удивленно поинтересовался Виктор.
-Металлическая, работающая от сети в 220 вольт, - наивно ответил Еременко.
Они разошлись. Еременко планировал реанимировать раскоп, который он копал пару лет назад. Он был хорош тем, что находился, чуть ли не на территории соседнего с Юстиновкой села, то есть  недалеко. Там Еременко планировал снять за сущие копейки комнату или полдома (как получиться). Но был один недостаток – в доме не было плиты. Как известно, человеческий организм нуждается, даже требует горячей пищи. Поэтому Еременко и запланировал марш-бросок в Юстиновку за плитой. Однако поход за электроплитой затянулся до вечера. В «супермаркете» Юстиновки электроплиты не оказалось и знакомая Виктору продавщица, тщетно пыталась построить глазки Еременко. Одержимый идеей фикс ученый, не обратил внимания на томные взгляды, девушки и направился в соседнее село – под гордым названием Партизаны. В Партизанах их так же преследовала неудача. Лишь в третьем по счету, исключительно плоском населенном пункте, под названием Горное, была найдена электроплита. В магазине, претендующем на цивильность, их встретила равнодушная пышная продавщица лет сорока. Встретила, это было слишком сильно сказано. Женщина сидела за прилавком, скучающе читая женский роман,  закрыв лицо от взоров покупателей книгой. На мягкой засаленной бумажной обложке книги, были изображены множество цветов и полуголый мускулистый мужчина, держащий в мощный руках, изогнувшуюся от страсти красотку.
- Здравствуйте красавица, - весело  поприветствовал продавщицу Еременко.
На продавщицу комплимент не произвел никакого впечатления. Она нехотя оторвала взгляд от книги и лениво поинтересовалась.
- Вам чего?
- Видите ли мадемуазель, нет ли у вас электроплиты?
- Нет.
- Точно нет?
- Есть, но поломанная. Я ее продавать не буду.
- Можно мне глянуть?
- Зачем?
- Мне очень нужна плита. Может я ее починю. Видите ли в округе плиты не продаются.
- Естественно, их все раскупили. Вам надо в Симферополь.
- Можно я ее посмотрю, - не унимался Еременко.
- Нет, - отрезала продавщица и уткнулась взглядом в книгу.
Еременко почесал затылок, и растерянно посмотрел на прилавок. Складывалось впечатление, что у продавца не было ни малейшего желания включиться в формулу «товар-деньги-товар», открытую старым евреем Карлом Марксом, или попросту продать поломанную плиту, которую врядли кто-то купит. Виктор моментально почувствовал себя назойливой мухой, которая пытается чего-то добиться.
- И не думайте. Я дальше не пойду, - предупредил Еременко Виктор, - кроме того уже вечереет.
- Логично - согласился Еременко.
У него в голове видимо крутился вихрь мыслей, относительно путей решения данной ситуации. Какое-то из вариантов, наиболее здравый нужно было выбрать. Он облокотился руками о прилавок и наморщил лоб.
- Девушка, а вам кто-то говорил, что у вас прекрасные васильковые глаза?
- У меня карие глаза, - не отрываясь от книги сказала продавщица.
- Вы само очарование, - пришел на помощь Еременко Виктор и достал и кармана брелок, с фонариком, - мы вам можем презентовать замечательную вещь, которую используют во всех мегаполисах мира…
Виктор помахал перед собой брелоком и продемонстрировал действие диодового фонарика, который бросил маленькое хилое пятнышко света на прилавок. Это не произвело на дородную женщину должного впечатления. Она равнодушно посмотрела на старания Виктора, и небрежно бросила:
- Мелко берете. Я знаю об Эллочке Людоедке.
- Может спонсировать ваш магазин? – с потаенной надеждой в голосе спросил Еременко.
- Я взяток не беру. Меценатов мне не надо. Денег у вас итак мало.
 - Что же мне сделать для помощи вам… Пугачеву или Леонтьева привести, что ли.
Фамилии певцов, затронули тонкие струны ее души. Продавщица  отложила книжку в сторону, и внимательно посмотрела в глаза Еременко.
- Да, - уверенно сказала она, - я  хочу увидеть этих певцов и попасть на их концерт. Но сюда они наверняка не приедут, а купить я билет не могу, в силу сложившихся обстоятельств.
Вдруг Еременко театрально хлопнул себя полбу, насмешливо улыбнулся и зашевелил усами, как таракан. Он наклонился над прилавком, поставив на него локти, и приблизил свою голову к лицу продавщицы. Еременко хмыкнул и заговорил уверенным и интригующим тоном.
- Валера, вас познакомить с Валерой? Валерой  Леонтьевым?
- Какой он вам Валера! Он Валерий Яковлевич Леонтьев! Великий певец и звезда в одном лице! Только не говорите мне, что вы с ним, что знакомы,– подозрительно сказала продавщица.
Еременко улыбнулся и четко сказал:
- Конечно знаком. Он для меня не Валерий Яковлевич, а Валера. Сколько мы с ним бухали, а по бабам ходили…Ой.
Слово «ой» было сказано испуганным тоном, словно он сболтнул чего-то лишнего.
В глазах продавщицы мелькнул уже не поддельный интерес. Но червь недоверия еще глубоко сидел в ней. Она вновь отложила книгу в сторону и встала, опершись ладонями на прилавок.
- Вот врешь же, и не покраснеешь, - сказала она уже не так уверенно, - откуда тебе голодранцу его знать?
- Если я сейчас в рабочей робе, это не значит, что я не ношу одежду от гуччи или хьюго босс. Я просто сейчас на работе, в земле ценности ищу. В остальное время, я вращаюсь в высоких материях. Внешний вид, о человеке ничего не говорит.
- Ну врешь же, врешь.
- Нет! Что б я сдох.
- Докажи.
Еременко положил на стол планшет, висевший у него через плечо, и медленно открыл его. Продавщица уже с неподдельным интересом наблюдала за манипуляциями его рук.  Археолог минуту-другую копался в планшете с напряженным лицом. Но вот Еременко вытащил из пачки каких-то сложенных бумаг фотографию. Виктор не преминул на нее взглянуть. Действительно на ней был изображен Леонтьев, Еременко и еще какой-то мужчина, в костюме с пестрым галстуком. Продавщица протянула руки к фотографии.
- А у вас руки чистые? – строго, как учитель нерадивую ученицу, спросил продавщицу Еременко.
- Да, - сказала опешившая продавщица, спешно вытирая ладони о юбку, видневшуюся под фартуком. – Я грязными руками книги не беру.
Продавщица трепетно взяла фотографию, и осторожно поднесла ее к глазам. Она близоруко прищурилась, рассматривая изображение своего кумира, а затем устремила недоуменный взгляд на Еременко.
- А он настоящий? – спросила она с восхищением.
- А то! – небрежно бросил Еременко.
- Балдеж! А откуда вы его знаете?
- Еще с тех пор, когда он пел «Дельтаплан».
Виктор напряг память, лихорадочно пытаясь вспомнить,  когда он впервые услышал эту песню. Его воспоминания ограничились мыслью – очень давно, в детстве, лет десять назад, может и больше.
- Балдеж, - тем временем с восхищением повторила продавщица. – Меня кстати, зовут Елена. Можно Лена или Алена.
- Красивое имя, Алена. Я Виктор, а это тоже Виктор, но младший. Вы можете встать между нами и загадать желание, и оно сбудется.
- Балдеж! Где это вы?
- Где-где, в Ка…, на одном мероприятии, презентации.
- У меня есть много плакатов с Леонтьевым, вырезки из газет и журналов. Вы его ведь хорошо знаете.
- Конечно, - без тени сомнения сказал Еременко, выпрямился и довольно улыбнулся, - у меня и другие есть. Кстати, можно глянуть плиту?
У Лены радостно заблестели глаза.
- Да, конечно. Подарите мне фотографию, у вас же их много. У моих подруг и знакомых нет ни одной настоящей фотографии Леонтьева, вырезки не в счет. У меня же – будет. Всех задавит жаба.
Еременко замялся, в нетерпении посматривая по сторонам.
- Елена…
- Можно Лена.
- …Лена, зачем вам она, вас же на фотографии нет?
- Ничего, у меня будет фотография Леонтьева с моим хорошим знакомым. Нет, я даже могу приклеить вместо того мужика или вас свою фотографию.
Перспектива расстаться с фотографией, Еременко видимо не прельщала. Он протянул руку за ней, но Елена, прижала фотографию к груди.
- Видите ли, эта фотография мне дорога как память не из-за Леонтьева, а из-за того мужика, как вы выразились, который рядом с ним. К сожалению, этот человек, от нас очень далеко…
Еременко набожно сложил руки, и посмотрел на засиженный мухами потолок, словно молящийся монах на небеса:
- Но я обещаю вам достать билет на его концерт, и после концерта, отвести вас за кулисы, и познакомить с вашим кумиром.
- Честно-честно… - с надеждой в голосе сказала Лена.
- Конечно, дорогая моя. Разве я похож на обманщика хорошеньких женщин?
- Похож, - скромно потупила глаза Лена.
- Значит так. Напишите мне ваши координаты, адрес, а я вам напишу свои. В ближайшие пару месяцев, я буду общаться с Валерой. Гарантирую для вас билет на концерт и фотографию с кумиром. Но только на ваш фотоаппарат, и вы сами будете распечатывать фотоснимки. Времени у меня маловато, и это все же деньги. Я ведь не миллионер. Можно глянуть плиту?
- Конечно. Я сейчас.
Лена не смотря на свои крупные габариты, проворно рванула в подсобку и принесла массивную картонную коробку с наполовину содранной этикеткой. Она поставила коробку на стол, а Еременко  открыл оную и вытащил плиту на прилавок. Плита была новая и блестела своей никелированной поверхностью. Археолог внимательно осмотрел ее со всех сторон. Лена тем временем, проворно что-то царапала ручкой на тетрадном листе бумаги.
- А какой он, Леонтьев? – радостно смотря на Еременко, спросила она.
- Нормальный, простой, без понтов. Можно удлинитель?
Лена вновь исчезла в подсобке и вышла оттуда с удлинителем в руках. Она вставила вилку в розетку и влючила плиту. Светодиод, который должен был загореться, упорно не светился. Еременко несколько раз включил и выключил плиту, словно это могло ее исправить. Чуда естественно не произошло.
- А какой он в обычной жизни. Есть ли у него жена? Какая она? Я о его женщинах слышала только противоречивые слухи
- Витя, ты технарь? – спросил Еременко Виктора, проигнорировав вопрос Лены.
- Ну да…
- Тогда чини. Вот отвертка, - достал из планшета инструмент Еременко.
- Я вообще-то технолог, а не электрик, - попробовал протестовать Виктор.
- Я вообще историк, гуманитарий, и далек от электрики, как Земля до Марса. Ты к ней ближе. Чини, чини, а я пока расскажу замечательной Елене Прекрасной, о моем большом друге Валере…
- У меня в контракте не было сказано ничего о ремонте плит.
- Зато было сказано, о выполнении личных поручений руководства. Давай трудись, великий юрист. Я тебе подарю Юстинианов кодекс.
Виктор покорился и молча раскрутил плиту. После снятия крышки его взору предстала индукционная катушка, и какие-то провода. Виктор, покрутил разобранную плиту вокруг своей оси.
Еременко тем временем, в красках рассказывал о любимых блюдах певца, о его любимой зубной пасте, и шнурках на ботинках. Видимо знание мелочей быта великого артиста, поднимало акции Еременко в глазах Лены, все выше и выше. Даже когда в магазин попытался зайти какой-то покупатель, она по-командирски гаркнула:
- Закрыто на обед!
Покупатель  обижено удалился.
Через пятнадцать минут, Виктор таки разобрался в простом, механизме плиты, отыскав поломку. Он нашел отошедший контакт. Еще пятнадцать минут он зачищал провод, и прикручивал его. Когда по окончании ремонта плитка заработала, он с удовольствием потер руки.
- Доллар.
- Чего? - Возмущенно прервал свой монолог о малоизвестных сторонах быта певца Еременко.
- Тогда два.
- Не дам.
- Тогда несите сами, товарищ командир.
- Пойдет.
- Леночка, мы берем плиту. И еще сделайте нам бутербродиков с кока-колой.
Когда археологи вышли из магазина с покупкой и пакетом бутербродов, Виктор поинтересовался, откуда Еременко знает Леонтьева. Еременко, сделал большой глоток кока-колы, поудобнее взял под мышку электроплиту, и зевая заявил:
- Не знаю, я никакого Леонтьева.
- Как же фотография?
- Случай. Сидел я в больнице, что бы сделать рентген-снимок. Вижу - идет он. Короче у Леонтьева гастролировавшего в нашем городе, что-то со здоровьем случилось. Пришлось ему делать рентгеновский снимок. Все на него бросились, как мухи на мед. Он, кстати честно и безропотно, всем раздал автографы. У меня был случайно с собой фотоаппарат, вот и щелкнулся с ним. Таскал я эту фотку года два в планшете. Как балласт. Но хоть раз в жизни, но пригодилась.
- А Елена?
- Что Елена? Она хочет быть обманутой и живет в иллюзиях.
- Она поймет, что обманута.
- Нет. Я уронил возле прилавка листок с ее телефонами, а свои номера не оставил. Зато, у этой несчастной женщины сегодня были минуты счастья, и я ей их подарил. Конечно, потом будет и разочарование, но плюсов больше. Кроме того мы заполучили электроплиту. Вырвали с мясом, так сказать. Без этой маленькой хитрости, она бы вряд ли нам ее продала. Так, что мы сделали, все как надо. Ты кстати, не плохой парень.
Виктор скромно потупил глаза и зардел. Еременко похлопал его по плечу и сказал:
- Поможешь понести плиту?
- Да, - с готовностью сказал Виктор. После таких слов он был готов нести ее до самого лагеря.
Перекусывая по дороге бутербродам, и запивая их кока-колой, они дошли до лагеря. Было уже ближе к семи вечера, когда перед ними показались брезентовые шатры палаток. Лагерь поразил своей пустотою. За столом, под навесом сидел только Леша и курил сигарету, стряхивая с нее пепел в пустую консервную банку, служившей ему пепельницей. Возле клеток с котами, которые располагались посреди лагеря, стояла теща у ног которой лежал топор. Увидев пришедших, она подняла его своими холеными, непривычными к тяжелой работе руками, и воинственно посмотрела на обоих Викторов. Еременко и Виктор, вежливо  поздоровались с женщиной, и подошли к столу.
- А вот и мы, - сказал Виктор, поставив на стол покупку, - что это значит?
Коробка с плитой глухо грюкнула по столу. Виктор потряс кистями рук, пытаясь прогнать из них усталость, и вопросительно кивнул в сторону тещи. Та поймала его взгляд и еще сильнее сжала в руках рукоять топора, причем так, что на ее без того бледных руках, стали видны костяшки пальцев.
- Привет дружище, - присел рядом с Лешей Еременко, - куда все подевались? Зачем ей топор?
Еременко, присел неудачно, так как солнце садившееся за горы его ослепило. Он выругался и по – кошачьи зажмурился, потирая руками щеки и шею. - Чаю не хотите? - небрежно бросил он теще. - Бросайте топор и идите к нам.
Теща никак не среагировала, только подозрительно прищурила свои водянистые глаза.
- В милиции, - ответил Леша пуская кольцами дым.
- Мы что-то пропустили? – поинтересовался Виктор, навострив уши.
- Что  у вас случилось? – повернулся спиной к солнцу Еременко.
Леша, видимо хотел  потянуть интригу. Он затушил окурок в импровизированной пепельнице и достал еще одну сигарету. Молодой человек помял ее пальцами с грязными ногтями, и не спеша прикурил.
- Ну не тяни резину, боец, - нетерпеливо сказал Еременко.
Виктор просто слегка стукнул его локтем в бок. Леша  изогнулся и театрально с тяжелым стоном растянулся на скамейке, держа сигарету навесу, подобно факелу. Лежал он не долго -несколько секунд, после чего вновь уселся и хитро улыбнувшись сказал:
- Нас ограбили.
- Козья морда, - беспокойно выругался Еременко.
Виктор, просто сказал слово, созвучное с названием одного пушного зверька, шуба из шкурок которого, является предметом мечтаний многих женщин, и поинтересовался, когда и как это случилось.
- Это случилось, когда мы были на раскопе. Но не все так страшно, - успокоил Леша, - дело в том, что в лагере мы оставили только тещу. Она проснулась и уселась возле своей палатки в позе лотоса. Мимо проходили дети, пионэры. Он зашли на территорию лагеря, увидели тетку и попросили попить. Она же сидит как статуя Будды, на ее лице даже ни один мускул не дрогнул. У пионэров сложилось впечатление, что баба высечена их  гранита, нет базальта.
- Нет мрамора, она же бледная как спирохета, - поправил его Виктор.
- Короче дети помахали руками  перед ее глазами, но никакой ее реакции не последовало. Тогда они сперли все, что блестит. Зеркальце, фонарик, бритвенный станок, фотоаппарат «Агат» и прочую мишуру. Денег малолетки не взяли, или если взяли то самую малость, но самое главное они сперли кошачий корм. Пришли мы с раскопа, а котов кормить нечем. Для справки, когда котов перевозили через таможню, за них пришлось заплатить по одиннадцать долларов за килограмм живого веса. Вместе они весят примерно четырнадцать кило. Вместе получается порядка ста пятидесяти убитых енотов. Вдруг Вернер брякнул, что у них в Баварии, какое-то хорошее мясо стоит примерно одиннадцать долларов за фунт и предлагает их съесть, пока коты не похудеют. Мариус и все его семейка в ужасе. Мариус хватает топор и стоит с ним на страже у клеток минут сорок. Поднимается шум, начинаются разборки. Тут мимо проходит чабан с отарой овец и в руках у него наш фонарь. Через него и вычислили грабителей. Сейчас все потерпевшие в Юстиновке, разбираются с грабителями и возвращают украденные вещи.
- А ты? – поинтересовался Виктор.
- У меня ничего не украли. Как говорил классик: «Все свое ношу с собой».
- А она, чего охраняет?
- Как чего, котов. Вдруг мы их сожрем, с голоду.
- Говорят, коты по вкусу как кролики, их даже на рынке с лапками продают.
- Пускай стоит, отрабатывает свои ошибки, - садистки сказал Леша. Он демонстративно облизнулся, высунув язык почти до самого подбородка, и коверкая английские слова крикнул:
 - I`m hungry!
Теща, опустившая было топор, снова прижала его к груди и с не скрываемой злобой посмотрела на Лешу:
- Non! – хрипло сказала она.
Еременко и Виктор понимающе переглянулись и полезли в свои палатки, проверять результаты кражи. Виктор обнаружил в своем чемодане, перемешанными все вещи. Деньги у него валялись в спальнике. Когда он их туда бросил, Виктор, хот убей, не помнил. Но у него пропала ручка, гребешок и мелкие деньги, которые были рассованы по карманам штанов лежащих в чемодане. Когда он вернулся к столу, там уже сидел Еременко, который грустно сообщил, что у него пропал армейский компас и набор карандашей. Компас, по его словам был ему очень дорог, но к потерям надо относится философски. Бог дал – Бог взял.
- Значит мы откупились от большого несчастья, - стал успокаивать, в большей мере себя Виктор.
- Надо бы убрать часового с главного поста, - кивнул в сторону тещи Еременко.
- Виктор Алексеевич, пусть стоит, ничего с ней не будет.
- Не любишь ты тещ. Кстати, еще ты не женат. Что же будет потом? – нравоучительно сказал Еременко.
- За что их любить?
- Would you like a cap of tee or cofe? – вкладывая в слова всю ласку и нежность, предложил теще Еременко.
Теща отрицательно замахала головой.
- Теща удивительное существо. Если к ней найти ключик, то будешь ты кататься как сыр в масле. И блинами накормит, на твою сторону в  споре с женой станет, и с деньгами поможет. Только одно условие – общаться надо на расстоянии и дозировано. Но если невзлюбит – то мужайся! Готовься к классике жанра. Будет капать жене на мозги, гадости всякие делать. Одна будет у тебя надежда – на тестя. Не надо быть категоричным.
Отсутствующие участники экспедиции пришли в лагерь только к восьми. Теща ушла с поста с появлением Мариуса. Проблема питания домашних любимцев разрешилась сама собой. Им честно предложили есть куриные кости, принесенные из Юстиновки. Поначалу коты гордо отказались от предложенных объедков. Но ночью некоторые из археологов проснулись от хруста пережевываемых куриных останков, и аппетитного чавканья котов.

8.
Жизнь шла своим чередом. Мариус быстро понял, что присутствие жены и тещи в лагере ему основательно подпортит жизнь. Поэтому он отправил их, с котами в придачу, на ЮБК  или попросту Южный Берег Крыма. Все вздохнули с облегчением, а Мариус в первую очередь. Он стал ходить королем по лагерю, и даже пытался строить ребят, но это у него получалось бездарно, в первую очередь из-за отсутствия знания языка. На попытки объяснить Станину, что начальник тут он и все должны слушать его, Сатин двусмысленно улыбнулся, а Вернер процитировал средневековую пословицу: «Вассал моего вассала не мой вассал».
Мариус, как говорилось ранее, ходил по лагерю королем, и каждый день в более или менее торжественной обстановке, выбрасывал грязные носки  где-то в лесу. Сатин и Еременко честно пытались его убедить их стирать в близлежащем озере. Вместо ответа Мариус доставал из сумки, болтавшейся у него на пузе, пачку долларов, и как веером махал ими перед лицами руководителей экспедиции.
Вернер, тем временем, откровенно скучал. Он ходил по раскопу, что-то отмечал в блокноте и готовился ставить датчики, для выяснения возраста стоянки. Но для этого нужно было найти  челюсти козла, который жил этак тысяч пятьдесят лет назад, и непременно с зубами. Но челюсть упорно не находилась. Точнее нужная челюсть не находилась. Встречались челюсти без зубов, с разломанными зубами, а некоторые челюсти безжалостно ломала суровая лопата землекопа или его тяжелая кирка.
Тем временем у Мариуса закончились носки. Когда он это обнаружил, то прихватив собой за компанию Вернера, он поехал в Симферополь за носками.  Когда теплым летним утром, оба иностранца вышли из лагеря в направлении железнодорожной станции, все участники экспедиции достали кто платки, кто тряпки, кто носки, и сердечно помахали им вслед. Кирилл глубокомысленно сказал, что их нельзя выпускать на волю, как белых лабораторных крыс или волнистых попугаев, - непременно сожрут.
- Они люди адекватные, даже с высшим образованием, найдут дорогу домой. Я Мариусу, даже план нарисовал…- зевнул Гриневич, - даже ступеньки на лестнице на вокзале, и то изобразил. И он мне обещал привезти план…
К вечеру они не вернулись. Когда стало смеркаться, Сатин выругался, накинул на плечи телогрейку, и на пару с Еременко,  прошелся к Юстиновке, в надежде встретить заблудших овец, как выразился Гриневич.
К десяти вечера появился только Мариус. Он был не многословен. Как выяснилось, он вернулся без пресловутых долларов. Оказавшись в лагере, иностранец только попросил свечку и спички. Ему, конечно, предложили и фонарь, но он почему-то от него отказался. В течение часа, с зажженной свечой в руках Мариус бродил вокруг лагеря собирая выброшенные им самим носки. Каждый найденный им носок приносился к столу и торжественно ложился на его поверхность. Через час на углу стола выросла небольшая куча носков, преимущественно разных. Аня, кутаясь в куцую холщовую куртку, философски заметила:
- С практической точки зрения, выгоднее покупать только одинаковые пары носков. Тогда если теряется один или другой носок, можно найти замену.
- Э нет, - возразил Гриневич. - Носки, бывают на левую и правую ног. Теоретически, если теряется два правых носка, их заменяют двумя левыми носками. Тогда на правой ноге будет левый носок, а это может привести к образованию хронической травмы ноги. Ведь размеры ног у человека разные.
- Тогда есть два варианта, - предложил Виктор, - нужно отрезать ногу и тогда решается вопрос с непарными носками. Либо найти человека с одной ногой и продать ему носки.
- Резать легче, - вздохнул Виталя, и достал из кармана складной нож.
Он повертел его в руках, словно примериваясь вонзить его в ногу Мариуса, когда тот в очередной раз подойдет к столу, и резать, пилить, кромсать ее. Вдобавок потенциальный наемник заскрежетал зубами. Виктор закрыл глаза и представил Мариуса почему-то в белых стригнах, отчаянно выдирающего из рук Витали свою ногу.
– Один мой знакомый, - тем временем продолжил Виталя, - который воевал наемником в одной горячей точке, попал в засаду. Его товарищу по оружию была нанесена тяжелая рана ноги, и ногу пришлось отрезать, прямо в каком-то лесу.
- Ты предлагаешь адресок знакомого или нанести ноге Мариуса травму, требующую ампутацию ноги? – поинтересовался Виктор.
- Если партия прикажет, отрежем, - воинственно воткнул складной нож в стол Виталя, - он наверняка застрахован от несчастных случаев.
- Вряд ли. Он же не Джулия Робертс.
- Вообще-то да. Но это и не зад.
- Я предлагаю бизнес. Неизвестно какую ногу то ему резать.
- Как какую? Ту на которую носков больше.
- А если их поровну? – задал вопрос Кирилл.
- Ну…
- Только не говори, что надо резать две.
- Они грязные, - поморщилась Аня, - и ложить их на стол.
- Ты правильно сказала «ложить», а не «класть», - заметил Кирилл.
Носки напомнили Виктору, его сессию и он без ностальгии вздохнул.
- Резать это жестоко, - протяжно сказал Гриневич, - ибо как завещал Господь – возлюби ближнего своего, как самого себя.
- Ты спас Мариусу ногу. Правую или левую, мы еще не решили.
- Обе, - подмигнул Виктор, - мы могли бы ошибиться. Кстати, если сложить людей только без правой и только без левой ноги… Людей без правой ноги, может оказаться больше чем без левой.
- Правильно, поэтому можно предложить Мариусу бизнес. Продавать непарные носки.
- И кто с ним будет говорить?
- Я сказал Гриневич.
Он подошел  появившемуся из темноты Мариусу и тихо с ним заговорил. Все внимательно следили за собеседниками. В темноте, естественно не было видно выражений их лиц, но через минуту Гриневич вернулся и сообщил, что Мариус не готов дать ногу на отрезание, но продать носки европейского качества за хорошие деньги он готов. Мало того, Мариус пообещал Гриневичу процент от сделки. Кроме того, он попросил выпить самогона.
Виктор не стал ожидать пьянки, и пошел спать, так как снова был дежурным.
В этот раз он проснулся вовремя, без приключений приготовил «бормешель» и принялся всех будить. Побудка состояла из нескольких этапов. Первый выл словесный. На него как правило никто не реагировал кроме Еременко, Сатина и иностранцев (чувствовалась закалка или дисциплина). Второй состоял в похлопывании спящего по ноге. Тогда из спальника показывалась чья-то заспанная рожа, которая недовольно кривилась. Таким образом вставали еще пару – тройку человек. Третий этап состоял в легких, не травматических ударах по мягкому месту, ногами, руками и подручными средствами с последующим встряхиванием  спящих из спальников.
Виктор прошел первых два этапа, которые не увенчались ожидаемым успехом. Тогда он приступил к третьему. Третий этап побудки давался тяжело. Ему, правда, удалось увернуться от пары – тройки ударов возмущенных участников экспедиции. Но неожиданно грубо разбуженный Юра, сквозь сон схватил его за ногу и взял лежащий кед которым и запустил ему в след. Когда Виктор заглянул в палатку к Изольде, то увидел тело девушки, крепко спящей и полностью скрытой в спальнике, от его взоров. Он грустно вздохнул. Виктор понимал, что бить девушку нельзя, тем более, что она, с точки зрения Виктора, претендовала на роль королевы экспедиции. Но будить то ее было надо! Поэтому Виктор еще раз обреченно почесал затылок, ухватился за край спальника, со стороны ног и бешено его затряс, пытаясь вытряхнуть из него спящую девушку. Из спальника раздался приглушенный писк и вывалилась, маленькая изящная узкоглазая брюнетка. Она в недоумении потерла руками свои глаза и попыталась что-то сказать. У девушки, видимо с перепугу, ничего не получилось, и до ушей Виктора дошел звук, похожий на бормотанье и писк одновременно.
«Японка», - подумал Виктор и почему-то сказал:
- Хенде хох, то есть Гитлер Капут.
Его слова ввели японку в полнейшее недоумение. Она схватила спальник и попыталась прикрыть им свое щуплое тельце.
- Who are you? – фальцетом спросила она.
- Зачем тебе х..ю? – машинально сказал Виктор, - где Изольда?
- What do you whant?
Японка, однако, быстро пришла в себя. Она схватила валявшуюся рядом палку, видимо служившую ей посохом, и достала складной нож. Виктор понял, что этот потомок самураев, не будет бить кроссовком по его заду, а может даже сделать харакири.
-  Я не дую. Мир, дружба, фестиваль, - скороговоркой сказал он, - это пардон.. пис- пис-пис.
У японки снова округлились глаза.
- Пи-эс, а не пис-пис. Пис- пис делать не надо. Вы слышите пиэс, то есть мир, пиэс,  пи-эс понятно, пи-эс.
- Что ты бузишь, - раздался позади голос Сатина.
- Чего? – повернулся Виктор.
- Ты что не знаешь где туалет, или на худой конец кустики.
- Я бужу…
- Пошла она в баню, пусть спит. Это Вернер, Ален Делон новоявленный, в Симфи девку надыбал. Ты с ней поосторожнее. Бормешель сварил?
- Да!
- Пошли отведаем.
На раскоп все пошли по графику. Вернер с Японкой конечно туда не попали. Еременко, поехал снимать квартиру. Виктор, попытался улизнуть, от работы, предложив помощь Ане, но Сатин сказал, что сегодня он пойдет на раскоп.
Рабочий день проходил традиционно. Виктор, как и прочие участники экспедиции. Стояли в позе буквой «Г» и снимали грунт тонкими слоями. С одной стороны, такая работа была легче, чем работа с киркой. С другой стороны, Виктор ощутил, где у него находиться поясница. В спине появилась ноющая боль и он испытывал дискомфорт, когда выпрямлялся или наоборот нагибался. Был, конечно, компромисс – сидеть на корточках или стоять на четвереньках. Но это не решало проблемы.
Отвал возле раскопа все рос и рос. Виктор вскоре заметил, что каждая лопата земли, выброшенная им из раскопа, тоненькими грунтовыми ручейками засыпается назад в яму. Тогда, Сатин, почесав голову и сдвинув на затылок панаму от солнца, громко спросил:
- Кто хочет быть королем отвала?
Все люди работающие на раскопе почувствовали подвох, разумеется. Все за исключением Иры и Изольды которым не грозила работа с лопатой. Они потупили свои взоры и интенсивнее заработали своими инструментами. Сатин внимательно послушал скрежет лопат о каменистый грунт, отложил в сторону большой нож, которым ковырялся в земле сказал:
- Виктор, пришел твой час!
- А почему я? – возмутился он.
- Потому, что ты чуть не изнасиловал японку, напугал ее до…
- Это наглая ложь!
- И хотел увильнуть от работы.
- Мне требуется бонусы, я плиту починил!
- Вот тебе и бонус. Сдвинешь отвал в сторону. Ты представь, они все стоят на карачках, во главе со мной. Мы вообще сидим в яме, а ты как древнегреческий бог, стоишь над нами махаешь лопатой.
- Чего я а не Кирилл?
- Борис Евгеньевич, я нашел резец, - помахал рукой Кирилл.
- Юра?
Вместо Юры ответил Горовой:
- Борис Евгеньевич, а с вас бутылка, мы кажется, вышли на границу грота.
Сатин тихо присвистнул,  подошел к Горовому и Юре, и присел возле них на корточки.
- А Виталя?
Виталя, сидящий на корточках, встал и выпрямился. Он был загоревший, лишь через весь его торс проходила белая полоса, от сумки. Виталя лихорадочно искал какую-то отмазку. Но Сатин его опередил:
- Наш наемник забыл патронташ – только след от него остался. Как он будет  работать без патронташа – ни как. Поэтому трудитесь мой юный друг.
Виктор медленно вылез из раскопа, и тяжело полез на отвал, волоча за собой лопату. Он взобрался на него, и лениво заработал лопатой. Сатин, говоривший о чем-то с Горовым, бросил взгляд на Виктора.
- Вот ты знаешь, в чем твоя проблема? Работаешь ты без души, формально. Поэтому мозоли натираются, земля летит не далеко, ноги заплетаются. Ты с душой работай, с душой. Вонзай лопату с любовью. Выбрасывай грунт с ненавистью, как можно дальше. Считай про себя: «р-раз-два-три-четыре».
- Вот, - назидательно произнес Виталя, - нельзя за собой на подвиг тащить людей!
- Виталя, где твой патронташ? – живо поинтересовался Сатин.
Виталя отложил в сторону лопату, и засунул руки в карманы, которые до неприличия оттопырились.
- В лагере, ждут кулемета.
- Вот поэтому ты следующий на очереди. Ты чего бросил лопату? Это для тебя как автомат!
Солнце пекло нещадно. Виктор с минут двадцать помахал лопатой. Он с ног до головы покрылся слоем пыли, и почувствовал легкое головокружение. Виктор швырнул в сторону лопату и пошел в куцую тень.
- Перерыв, двадцать минут, - сжалился  Сатин.
Все бросились  к бутылкам и флягам, лежавших на каменистой земле, лежавших в символической тени  деревьев. Первым до них добрался Виталя. Он быстро потряс тару, нашел одну флягу с водой и ее залпом выпил. Первым желанием всех присутствующих было набить Витале морду, поскольку как оказалось, он выпил последнюю воду имевшуюся в наличии. Виталя попытался оправдаться, сказав, что там было всего сто пятьдесят, ну двести миллилитров воды, и всем бы все равно не хватило. Гриневич, рассудительно  привел из пример жизни:
- Путники, идущие по пустыне и страдающие от жажды, давали в первую очередь воду больным и раненым, - протяжно сказал он.
- Ты что ранен? – раздраженно поинтересовался Виталя.
- Да, - ответил Гриневич и протянул ему перебинтованный палец, порезанный накануне.
- У тебя рана в голове, - разумно заметил Виталя.
- Согласен. Но можно было, поделиться с окружающими, ты же не жлоб, - сказал Кирилл.
- Как ты это представляешь? – не сдавался Виталя.
- Вот, у меня есть пустая пластиковая бутылка. У нее есть крышка. Мы откручиваем крышку и наполняем ее водой. Пьем по очереди.
- Погоди, - остановил его Стас, – в какой очередности мы тогда бы пили?
- Кстати, вопрос существенный, - согласился Кирилл.
- Я предлагаю по алфавиту. У меня фамилия начинается на «А». Так что…
- Почему тогда  не с конца алфавита? – возразил Кирилл. – Или не с середины?
- Можно по тяжести работы и по степени  вклада в нее, - сказал Стас, и громко крикнул, обратившись к Стину.  – Борис Евгеньевич, кто сегодня лучше всего работал?
- Все херово, - сказал Сатин сидящий в раскопе и ковыряющий вместе с Мариусом, ножом грунт, - ползаете тут как мухи. Мы не вкладываемся в график.
- Борис Евгеньевич все таки, - не унимался Стас, - кто?
- Зачем это вам? - оторвался от работы Сатин.
Он  поднялся на ноги, достал из кармана брюк клетчатый платок, и вытер им лицо.
- Вот у нас вышел спор, в какой очереди пить воду, по алфавиту или по вкладу в работу? Я думаю, что по вкладу в работу.
- Мне по фиг. Как хотите, так и пейте.
- Так воды мало?
- Точнее уже нет, - вклинился в беседу Виктор.
Сатин посмотрел на группу здоровых молодых мужиков, стоящих вокруг пустых бутылок из под воды в руках и округлил от удивления глаза.
- Не понял, - сказал он.
- Видите ли, - решил прояснить ситуацию Гриневич, - по ходу работы, мы все по не многу пили воду. А когда вы назначили перерыв, мы все решили водичку попить. Но так сложилось, что осталась вода именно в одной бутылке, пардон фляге. Осталось ее немного - грамм двести. Один из нас бросился к ней и всю ее выпил.
- Да на здоровье.
- Конечно, но претендовали на нее все! И я в том числе! Вот мы пытаемся выяснить очередь, в которой бы чисто теоретически мы могли выпить выпитую Виталей воду.
У Сатина округлились глаза еще больше, и казалось, они были готовы выскочить из орбит. Он махнул рукой и повернулся к Мариусу. Сидевшая несколько в стороне с Изольдой и Горовым Ира молча наблюдала за оживленным диспутом. Но вот она встала и, подошла к молодым людям:
- Вы пить хотите? – поинтересовалась она.
- Конечно, - за всех ответил Гриневич, - чего бы мы тогда говорили об этом.
- Может проще пойти и принести воду, а не вести бессмысленную дискуссию.
- Почему бессмысленную. Мы выясним очередь.
- Кстати, верно, - сказал Виктор, - мысль здравая. Но где ее взять.
- Видите, - указала Ира на частные дома, стоявшие вдоль дороги, - там вода есть. Может быть проще спуститься кому-нибудь и принести воду?
Археологи нерешительно переглянулись. Идея, она то была здравая, но кому идти? Идти ни кто не хотел. Это ж нужно было спуститься в низ, попросить воды, потом с тяжелой сумкой на плечах карабкаться наверх. И это все в сорокоградусную жару! С другой стороны было известно, что пить будут все.
- Я не пойду, - сразу заявила Ира.
- Оно понятно, - сказал Виктор.
Стас, схватился за голову, и со стоном сказал, что у него кружиться голова. Гриневич вновь помахал своим перевязанным пальцем. Виктор решил брать ситуацию под контроль и предложил тянуть жребий. Сразу как-то нашлись спички. Одна из них была поломана пополам. Началась жеребьевка. Виктор вытащил короткую спичку.
- Справедливость торжествует, - злорадно сказал Виталя, почесывая белую полосу от «патронташа».
- Заткнись, в следующий раз пойдешь ты. Грузите бутылки в рюкзак.
Кирилл и Гриневич, проворно стали складывать в сумки пластиковые бутылки. Виктор между тем  с нескрываемой злобой смотрел по сторонам. На пологий у дороги и крутой у раскопа склон, по которому ему предстояло карабкаться и спускаться, на обломки известняка и окаменевшие раковины, мусором валяющиеся у его ног, на треногу теодолита, стоящую у раскопа, на выжженную траву, колючий кустарник, и хилые сосны. К нему подошли Кирилл и Гриневич. Они нацепили на его плечи сумки заполненные пустыми пластиковыми бутылками.
- Сын мой, - по-отечески сказал Кирилл, - благословляю тебя на подвиг ратный, на спасение твоих собратьев по лопатам, киркам, и палатками.
Он обнял Виктора и трехкратно, крепко поцеловал.
- Если б я был генеральный секретарь какой-то коммунистической партии, то бы поцеловал взасос! – сказал Гиневич.
- Я не гей.
- Гей, славяне! Если б я мог, я бы сыграл тебе прощание «сливянки».  Ира, не хочешь поцеловать, на дорогу гонца?
- Только в щечку, - улыбнулась та.
- Без воды не возвращайся – убьем, - добавил на последок, мгновенно пришедший в норму  Стас.
- Иди те вы…- и сказал Виктор и начал спускаться вниз.
- Он отверг женщину и нас! – крикнул вслед Кирилл.
Спуск оказался традиционно легче, чем подъем. Вскоре, казалось игрушечные дома и автомобили, приобрели реальные размеры, так как наш герой оказался у трассы. Он перешел дорогу, оказавшись возле частных домиков, стоящих в аккуратных двориках. Виктор осмотрелся вокруг. Картина банальная - выгоревшая трава, измученные жарой деревья, местная шавка, которая валялась в тени одного из кустов, спасаясь от жарких лучей солнца, и грустная корова с одним рогом на голове, обгладывающая  вишневую ветку. К этому времени корова сожрала всю траву, листья и обглодала кусты, в радиусе длины веревки, которой она была привязана, и теперь довольствовалась сохранившимися остатками растительности. Виктор поинтересовался у коровы, куда ему идти. Та ответила ему меланхоличным взглядом, полным нелегкой коровьей участи. Виктор, подумал, что хорошо бы попасть в дом, где живет молодая и красивая девушка, желательно не замужняя. Попросить водицы и заодно завести полезные знакомства. Но в каком из домов она живет? И живет ли здесь вообще? Из состояния размышления его вывела корова, которая боднула под зад. Он вспомнил, что как-то по телевизору видел выступления тореадора, который пытался заколоть быка, тонкой шпагой. Быка видимо это не смутило, и он  весело поднял на рога в панике болтающего руками и ногами тореро. Инстинкт самосохранения, сработал быстро, Виктор бросился в ближайший двор. Благо калитка была открыта. Оказавшись в безопасности, он закрыл  калитку на крючок, и смело показал корове язык. Корова бессильно  замычала, повернулась задом, и видимо в знак своего презрения громко хлопнула хвостом по своим ляжкам. Виктор поморщился и огляделся. Двор был пустынный. Только в будке у калитки лениво лежала большая, мохнатая дворняга. Она равнодушно подняла морду, посмотрела на гостя и опустила ее, закрыв глаза. Виктор осторожно пошел к двери дома. Вдруг он услышал тихое звяканье цепи и инстинктивно отпрянул. И вовремя!  Хитрая тварь прыгнула, щелкнув у его плеча острыми, не тронутыми собачьим кариесом зубами, и залилась хриплым лаем. Она бы видимо попыталась его от души покусать, но крепкая ржавая цепь и ошейник, не дали собаке завершить праведное дело. На шум из дома вышел мужик с немаленьким пузиком в линялых джинсовых шортах и футболке с надписью: «В Греции все есть».
- Вы кто? – грозно поинтересовался он.
- Я археолог. Мы копаем там, на верху, на горе.
-  Агоре? Так вы историк? – сказал он уже мягче.
- В некотором роде да. Можно попить?
- Разумеется, - сказал толстяк и открыл кран, на металлической трубе, торчавшей из-под земли. На бетонный желоб, звонко полилась вода. Виктор приложился к крану, и стал жадно глотать холодную воду.
- Я тоже, знаете ли историк, и являюсь член-корреспондентом Прогрессивной Независимой Академии Культурных и Исторических Наук и Парамагнетизма. Слышали о такой?
- Что-то на слуху, не отрываясь от питья, - соврал Виктор и понятия не имевший о такой организации.
- Я был бы и академиком, но эти проходимцы мне не дали. Ну да ладно, – он не стал уточнять кто такие проходимцы, и коротко спросил. - А что вы ищете? Золото?
- Каменный век. Неандертальцы или еще что-то в этом роде. Кремень, кости горных козлов, и другое.
-  Да, - погладил себя по пузу толстяк. - Я Михаил Ипполитович Перебейкопыто-Терский, член-корреспондент.
Он протянул Виктору руку для пожатия. Виктор, напившейся к тому времени воды, протянул свою ладонь и пожал ему руку. Затем он стал наполнять пластиковые бутылки живительной влагой.
- Юстиновка очень древнее место. Вы знаете от кого мы произошли? – вальяжно спросил Перебейкопыто-Терский.
- От обезьян…нет! Инопланетян…нет!  От родителей, как я сразу не догадался! – хлопнул себя полбу Виктор.
Перебейкопыто-Терский, снисходительно поморщился, блеснув мокрым от пота двойным подбородком.
- Молодой человек, я веду свой род от древних греков. Не знаю как другие люди, в смысле население окрестностей, но мы коренные жители Юстиновки, произошли от древних греков. У меня есть своя теория, базирующаяся на веских доказательствах.
- Каких? – вежливо поинтересовался Витя наполняя очередную бутылку.
- Ну во первых лингвинистические - множество слов, которые мы употребляем в повседневной речи. Например,  возьмем слово «понт». От него пошли такие слова как «понты», «понтовать». Нет, это не то, что вы подумали. Корни растут из Древней Греции. «Понт» - это с древнегреческого «море». Это слово недалекие люди не правильно его употребляют. На самом деле они прославляют морскую стихию – море. Или возьмем выражение «на фиг». Не это не легализация матерного слова, то есть от на…Ну я не буду продолжать. Это значит, человек идет собирать инжир. Инжир или фиги очень благородное растение, которое дает вкусные и полезные плоды! Это выражение надо понимать, как «идти на работу» или «собирать урожай». А еще – «антилох». Это значит не  противоположность глуповатому человеку, а производное от эллинистического имени – «Антиох». Таких примеров много, я бы сказал даже миллионы.
- Спасибо, это очень познавательно…
- Теперь моя теория, о возникновении Юстиновки. В те далекие времена сюда приезжали аргонавты, во главе с Ясоном и основали укрепление. После него, сюда заезживал и Одиссей, о чем говорится в десятой главе «Одиссеи». «И они двинулись в глубь благословенной Тавриды»...
Перебейкопыто-Терский встал в позу подобно оперному певцу, развел в сторону руки, словно пытаясь охватить ими всю округу, и повернул голову в профиль, что бы был виден профиль его римского носа. Затем он вернулся в прежнее положение и продолжил:
- Они, кстати, восстановили именно в этом месте крепость основанную аргонавтами, откуда  Одиссей и совершал свои  походы в поисках Золотого руна. В подтверждение этого могут служить фамилии некоторых наших жителей: Язов, Одискин. Эти фамилии трансформированы от имен Ясон или Язон и Одиссей. 
- Простите… ну, мне казалось, что руно искали Аргонавты, а Одиссей с приятелями пытались вернуться в Грецию, после взятия Тори, – вежливо возразил Витя.
- Молодой человек, вы просто меня не внимательно слушаете, – раздраженно сказал  Перебейкопыто-Терский. - Это распространенная измененная идеологией различных народов точка зрения, котрым противна и ненавистна слава Юстиновки. Ибо кому хочется признать, что Юстиновка старше и знаменитее Херсонеса, Киева, Москвы. Когда на территории Лондона и Парижа бегали волки и медведи, когда на месте Берлина и Нью-Йорка были буреломы и густой лес, тут в Юстиновке процветали живопись, поэзия, архитектура. Именно здесь жил Геродот когда бывал в Крыму, и тут в дали от олигархов и царей писал свою знаменитую «Историю». Но тогда она назывались не Юстиновка, а  Гестия. Именно отсюда, из Юстиновки пошли Кирилл и Мефодий нести христианство славянам. Именно тут был центр славянской письменности. Киевской Руси, молодой человек, кстати не было - это идеологическая мишура. Были территории подчиненные Тмутараканскому княжеству, где сидели греческие правители. Возраст же Киева, Новгорода и прочих городов придуман  спустя столетия – нельзя же допустить, что культурный и административный центр государства охватывавшего земли от Балтики и Белого до Черного и Азовского морей, был тут, в Юстиновке. Здесь сидели могущественные князья. Святослав, Владимир, Мстислав и их потомки. Это лживая младшая ветвь, могущественного рода, которая обманом захватила власть, развалила все, бежала на Север и ввергла Юстиновку в упадок. «И бежали они от страха в дремучие леса, править дикими народами…», - как писал хронист…  Это слишком долгая история, для нашей короткой беседы. Потом, купленные историки и археологи искусственно создали старину Киева, Полоцка, Новгорода, Ладоги всякой. Москва вообще молчу - состарили ее лет на двести. Спрашиваете, как это делается? Просто. Нашли, видите ли, какое-то городище и подбросили монету пятого века. Все – столица. Приписали в летописи, как какой-то князь пригласил другого побухать, в какую-то дыру, вот тебе и год рождения города.
Виктор, потер руки, готовясь нести тяжелые сумки с водой в гору.
- Вон там, - театрально ткнул грязным пальцем в гору в сторону раскопа, собеседник Виктора,  - там стоял храм, где работала жрицей знаменитая Ифгения. 
- Там у нас раскоп… И вообще как Гестия стала Юстиновкой?
- Очень просто. В конце седьмого века в Византии правил император Юстиниан II. Он был свергнут и подвержен ссылке в Крым. Жил он тут. Так вот в честь его пребывания, этот населенный пункт и был переименован в Юстиновку. Улавливаете связь - Юстиниан…Юстиновка. Тут любой лингвист это признает. Я вам вкратце изложил основы моей теории. Знаете ли откуда она взялась?
- Спасибо. Но мне нужно идти.
- Я же вам помог, - возмущенно всплеснул толстыми ручонками Перебейкопыто-Терский. – Вы мне должны!
Виктор обреченно посмотрел на оратора. Перебейкопыто-Терский радостно продолжил:
- Истоки корнями уходят в те далекие времена, когда  в Крыму полыхала гражданская война. К двадцатому году в Крым отступили все сочувствующие Белому движению. Но удержаться там они не смогли. Когда Красная армия ворвалась в Крым, белогвардейцы и им сочувствующие бежали. Но удалось это, естественно не всем. Кое-кто и остался. Моего деда, командовавшего, в те времена полком, как местного жителя, как раз послали сюда, в Юстиновку, на его малую Родину с секретным заданием. В день его прибытия, как раз проходила национализация имущества местного помещика, какими – то красногвардейцами. Помещика не было, а его приспешники ни как не хотели отдавать нажитые не честным путем богатства. Они говорили, что все, что возможно и невозможно реквизировали еще в 1917 году революционные матросы. В качестве доказательства показывали расписку, состоящую из 37 пунктов, подписанную комиссаром Корячкиным, на которой вместо подписи стоял отпечаток большого пальца. То имущество, которое осталось, по их словам, было разворовано в последующие три года. Красный командир, руководивший этим мероприятием, не верил ни на грош эксплуататорам трудового народа и хотел выяснить правду. Бойцы Красной армии были известны своим гуманизмом - они никого не пытали в отличие от белых. Потому командир решил, не прибегая к рукоприкладству выяснить истину. Ее найти было просто. Около дома помещика на телеге лежала чудом уцелевшая полная, литров на тридцать бочка спирта. Логика была проста: что у трезвого на уме то у пьяного на языке. Из всех «бывших», находившихся в Юстиновке, он выбрал одного монаха и под недовольный ропот рядового состава стал вливать монаху спирт в глотку. Но монах пил спирт плохо (видимо сказалось изнеженное барское воспитание). Он сопротивлялся, кашлял и просил Бога о помощи.  Спирт обильно проливался на землю. В этот момент в Юстиновку въехал мой дед с отрядом красных кавалеристов. Когда он увидел, как проливается спирт, то очень расстроился. Дед арестовал командира, судил военно-полевым судом и расстрелял за разбазаривание народной собственности. Эта процедура заняла пятнадцать минут. Далее он спас монаха от смерти, выпив за него остатки спирта вместе со своими подчиненными. Утром ему и другим красноармейцам было очень плохо. Но вдруг кто-то протянул ему граненый стакан с рассолом. Это был монах. Выпив рассол дед захотел писать приказ. Он взял бумагу, карандаш. Он долго сидел соображая, что ему мешает это сделать, пока не вспомнил, что не умеет писать. Выручил снова монах. Под диктовку  деда монах написал приказ. Дед понял, что без монаха ему и не туды и не сюды. Он оформил монаха как писаря под именем Иван Монахов, и стал с ним не разлучным. В беседах с ним он узнал, о существовании Греции и узнал о теории Ивана Монахова влияния Греции на развитие России. Спустя годы он внимательно изучил исписанную писарем тетрадь и стал развивать эту теорию в пролетарском духе. Я ее конечно переосмыслил, отбросив идеологическую мишуру…
Виктор понял, что у него «едут мозги». Он наклонился,  схватил сумки с водой, приготовившись ретироваться, но Перебейкопыто-Терский, схватил его за ремень, продолжая выливать на него поток информации. В этот миг откуда-то из далека, до  него долетели крики, в которых преобладали ругательные выражения. Виктор повернул голову и увидел как на склоне горы, возле раскопа толпятся несколько человек, разметом с муравьев, отчаянно машут куртками и футболками.
- Извините, но мне нужно идти, - сказал Виктор и вырвался из цепких лап местного краеведа.
- Рассказ, рассказ,  теория, они вас, что не интересуют? – почти, что кричал Перебейкопыто-Терский.
- Да, очень, интересно. Но меня ждут коллеги.
- Еще минуту.
- Увы!
- Еще просьба. Не могли бы вы внести посильную финансовую помощь, в развитие нашей академии…
- Не могу. Я без денег.
- Хоть не много.
- Тогда совсем чуть-чуть, – приблизился к его уху Перебейкопыто-Терский обдав его жарким дыханием, и тихо  сказал, - мне бы немного на бутылочку пива. Жена, собака, не дает денег.
Виктор выскочил за пределы двора и красноречиво кивнул головой:
- В другой раз.
- Ну, тогда заходите в другой раз, я вам расскажу свою теорию по подробнее.
Однако Виктор к этому времени, уже перебежал дорогу. Не спеша он карабкался к раскопу. К нему на помощь, выдвинулись наиболее страдающие от жажды археологи и одновременно являющиеся наименее ленивыми - Кирилл и Юра. Они взяли у Виктора сумки, достали из них бутылки и приложились к ним.
- Э, - не выдуйте  всю воду! – крикнул Виталя, почесывая след от «патронташа».
- Твои проблемы, - злорадно улыбнулся Виктор, - мог бы и помочь.
Назревавшую перепалку прервал Сатин:
- Бойцы, за работу, вы сидите без дела уже полчаса.
Затем была снова работа. Единственное, что усилилась жажда.
По дороге с раскопа Сатин обрадовал Виктора и Юру тем, что они едут работать у Еременко. После купания в озере, Виктор шел в лагерь вместе с Юрой. Перед ними, в нескольких шагах впереди шли Изольда с Горовым. Виктор пытался обсудить с Юрой предстоящую работу с Еременко, но тот отвечал  невпопад, беззастенчиво уставившись на ягодицы девушки.
- Интересно, где же мы будем жить. Наверное, в доме? – мечтательно сказал Виктор.
- А у нее не плохая попочка, - умиленно ответил Юра.
- Ау! Где ты? Какая попочка?
- Изольды.
- Так у нее же пласты целлюлита!
- Да практически нет.
- Ноги кривые.
- Изящные.
- И она пользуется вонючим дезодорантом.
- Кстати, дезодорант. Ты же бывал в магазине? Там есть мужской дезодорант?
- Мужик же должен пахнуть потом!
- Потом, потом, а сейчас дезиком. Так там был дезодорант?
- Честно, не обратил внимания. Но там работает красивая продавщица.
- Может сходим завтра?
- Облом подкрался незаметно! Завтра мы едем к Еременко!

9.
Виктор уже третий час копал шурф. Вдруг лопата уперлась, во что-то твердое. Он присел на корточки. Это была каменная плита. В метрах 15 – 20 от него  суетились  его коллеги по несчастью. Они жаловались на тяжелую работу, и на отсутствие находок. Виктор довольно улыбнулся и осторожно очистил известковую плиту.  Он заметил, что плита не монолитна - в ней была достаточно большая трещина. Виктор с силой вогнал в трещину лезвие лопаты и с силой налег на ее ручку. Плита не поддавалась. Тогда Виктор навалился на ручку всем телом. Ручка лопаты изогнулась дугой и с шумом треснула. Он понял, что ему предстоит снова ремонт лопаты, а черенки лопат, между тем, уже закончились! Но зато наш герой заметил, что плита поддалась.
- Я сломал лопату, Виктор Алексеевич, - радостно закричал Витя.
- Тебе чего нечего делать, как ломать инвентарь! - заревел прямо ему в ухо Еременко. Остальные участники экспедиции неуклюже подбежали к его шурфу.
- Там что-то есть, - наивным тоном сказал Виктор. - Извините, что я сломал лопату, я не хотел, но там что-то есть.
- К черту лопату! А-ну ребята налегли, – приободрил молодых людей Еременко.
Кирилл, Стас, Леша, Горовой и Гриневич, мгновенно оказались с ломами и кирками в руках. Они дружно начали вбивать рабочий инвентарь в трещину, которая по мере их усилий расширялась. Напрягая все мышцы, они давили на плиту, и та стала поддаваться. Еще немного усилий плита резко сдвинулась.
- Налегай! Раз, два, три…- командовал Еременко.
Когда плита разломалась, и ее обломок был вынут из шурфа, взору археологов предстало темное отверстие, из которого доносился запах сырости и затхлости. Виктор первый влез в открывшуюся темную нору, пренебрегая предупреждениям о том, что можно отравиться газами. Он мгновенно оказался в темноте. Не долго думая, Виктор достал из кармана фонарик и включил его. Тонкий луч электрического света упал на стену и Виктор отчетливо увидел поблекшие от времени рисунки. На мрачной серой стене были нарисованы мамонты! А еще тигры,  какие-то фигуры с копьями, луками и стрелами. Виктор посветил фонариком на пол – на полу были разбросаны какие-то предметы, совершенно непонятные Виктору.
- Это венец моей карьеры! – радостно воскликнул оказавшиеся рядом Еременко, – такое даже никто и никогда не находил в нашей стране! Да, что в стране, в мире!
- Смотрите, там на полу что-то лежит! – посветил фонариком Виктор.
- Это захоронение неандертальца! Их еще никто не находил в наших местах. Вообще до сегодняшнего дня считалось, что неандертальцы не хоронили, усопших, – восхищенно сказал Еременко и грозно добавил, обращаясь к остальным. - Гриневич, Кирилл, Горовой, ходите осторожнее, а не как слоны в посудной лавке.
- Смотрите рога, - Виктор указал пальцем  на какой-то предмет в лохмотьях серой паутины.
- Точно, это оленьи рога. Это был, наверное, шаман, - восторженно пояснил Еременко.
- Смотрите, вот украшение, - поднял с земли небольшой блестящий предмет Виктор.
Их мгновенно обступили кучкой остальные участники экспедиции. Еременко взял из рук Виктора, блестящую, покрытую сетью каких-то  узоров пластину и бережно повертел ее в руках.
- Это золотая ритуальная пластина. Открытие мирового масштаба! Ведь известно, что люди стали выплавлять металл на десятки тысячелетий позднее, – назидательно произнес Виктор.
- Ты прав, - сказал Еременко. - Горовой и Кирилл, срочно вызывайте милицию для охраны археологического объекта мирового масштаба.
- Есть! – хором ответили Горовой и Кирилл, вытянувшись по стойке смирно.
- Ты Виктор поедешь со мной на всемирный симпозиум, как человек сделавший мировое открытие, достойное Нобелевской премии – торжественно произнес Еременко, положив руку на плечо Вите.
- Виктор Алексеевич, так за археологию Нобелевских премий не дают.
- За такое дадут, в качестве исключения, - уверенно сказал Еременко.
- Как же Борис Евгеньевич?
- Пошел он в баню, деспот несчастный! Тебя он ни за что гнобил. Это твоя находка, и он недостоин такой чести.
- Но как-то надо его отметить, - жалостливо сказал Виктор.
- Твоя доброта и благородство безграничны. Мы его включим пятым автором в тезисы. Нет, десятым автором.
Вдруг среди копошащихся участников экспедиции Виктор увидел, как мелькнула знакомая голова с пегими седеющими волосами. Виктор потер глаза. Тем временем, Еременко с остальными участниками экспедиции бросился наверх.
- Гауляйтер?! – изумленно произнес Виктор.
- Тсс! – приложил палец к губам гаулейтер. – Я здесь нелегально. Не шуми.
Гауляйтер воровато оглянулся по сторонам, наблюдая, как куда-то исчезают археологи.
- Как?
- Старые связи.
- А они.
- Пусть носятся с такой цацкой. У нас же другая миссия.
- Какая миссия?
- Не включай дурачка. Копье Одина, ты слышишь копье Одина.
- Я копаю каменный век!
Гаулейтер недовольно поморщился и искривил до не узнаваемости свое, похожее на морду хорька лицо.
- Вот врешь. Опять врешь. Копает, это твой, как его…
- Еременко, - подсказал Виктор.
- Да, да Еременко и второй, Сатин. Ты же мой друг, заслуженный землекоп и строитель сортиров.
- Почему? – обиделся Виктор.
- Потому, что у тебя другая миссия. Найти копье Одина, а то, что ты сейчас делаешь -  прикрытие, крыша, как сейчас говорят. Причем хорошее прикрытие. Пожалуйста, разъезжай, ищи себе на здоровье, и никто не придерется, алиби железное. Главное кремень показать. Его же тут навалом.
- Но…
- Ты не хочешь быть героем? Ты не хочешь принять участие в спасении человечества от конца света?
Гауляйтер сказал это с удивлением и возмущением одновременно. Он поднял брови так, что те вылезли за оправу  очков, и прижал перевязанную руку  к груди.
- Я хочу спасти человечество, но не хочу спасать с вами…
- С кем же человечество планеты Земля следует спасать? Бетмены и компания не существуют, точнее существуют в кино и комиксах. Настоящие супермены, работают на спецслужбы и ведут мир к апокалипсису. Так что в этом мире есть только два человека, которые могут выполнить эту миссию - ты и я.
Виктор понимал, что в этом гауляйтер прав и нерешительно почесал затылок.
- Значит так, – вкрадчиво сказал гауляйтер, - сейчас ты в Крыму, в самых, что ни на есть рунических местах. Тут, жили готы, не помню, говорил я тебе это или нет. Вскоре ты попадешь в одно из мест, где потенциально может находиться копье Одина. Даю тебе совет, - будь внимательным и здравомыслящим. Самое главное не повреди и не сломай копье, иначе получишь десять лет расстрела.
- Пошел в баню!
- Я уже мылся. Если бы ты знал, какая у меня была сауна в Саугуме. Как там было хорошо париться,  да еще и с девичками из кабаре…
Гаулейтер мечтательно вздохнул,  и пошло причмокнул губами. Виктор демонстративно сплюнул на землю.
- Девки.
- Да, девки. Да парился. Я то в них разбираюсь по лучше тебя…
Виктор замахнулся, собираясь ударить гаулейтера кулаком в челюсть. Но тот проворно закрылся больной рукой, и зашепелявил:
- Тише, тише, беш попутал. Ты шамый шамечательный молодой шеловек. Мне уше шуб выбивали.
Затем он убрал руку от лица, уже обычным голосом сказал:
- У нас есть соглашение, и ты его выполнишь. Иначе будет плохо. У меня в экспедиции есть свой человек.  Если ты сделаешь что-то не то, или попытаешься меня обмануть, он приступит к плану «В».
Виктор ударил гаулйтера, но тот ловко отскочил в сторону. Виктор схватил оленьи рога, с висевшими на них клочьями паутины и комками пыли, и бросился на него.
- Меня, пережившего пивной путч, на рога не посадишь, камнем не убьешь  Меня можно утопить только в бочке пива, а ее у тебя и нет! – закричал гауляйтер.
- Посажу на рога! – бросился за гауляйтером в темноту Виктор.
Вдруг перед его глазами все закрутилось, картинки стали нечеткими и совершенно  смазанными. Раздался громогласный возглас Горового:
- Подъем, завтрак!
Витя открыл, глаза и увидел перед собой Кирилла, который сидел на спальнике и почесывал, свою щетину одной рукой и проглаживал растрепанные черные кудри другой. Отчаянно зевая, он поинтересовался:
- Причем тут рога?
- Какие рога? – недоуменно переспросил Виктор.
- Ну, тебе виднее, ты же орал резаным поросенком: «Рога! Рога! Рога!». Может быть, ты их кому-то во сне наставил? Или тебе кто – то? Вдруг тебе приснился бешеный носорог или твердолобый и кудрявый баран. Кстати, кто ты по гороскопу?
- Витя вылез из спальника, уселся на нем, и взглянул на часы. Минутная и часовая стрелки заползли 5.27. 
- А чего, так рано? Я змееносец.
- Не знаю такого знака зодиака.  Работать надо. Я стрелец. Как ты думаешь, надо мне бриться или нет?
- Мы с Юркой едем к Еременко. Чего нас будить?
- Как чего? За компанию! Ты хочешь дрыхнуть, пока я бодрствую? Это не справедливо!
Виктор взглянул, на недельную черную щетину Кирилла, на его взлохмаченные черные как смоль кудри.
- Да, наверное, не надо. Если у тебя отрастет борода, ты будешь, похож на Мефистофеля.
- Значит, не буду. Кроме всего прочего, у меня ведь сперли бритву.
Традиционно завтрак не блистал разнообразием. Он состоял из вареной слипшейся, практически не соленой вермишели, перемешанной с консервами „Завтрак туриста” и чая с большими ломтями начинающего черстветь белого хлеба. На логичный вопрос, почему вермишель не соленая – дежуривший Стас, серьезно заметил, что соль вредна для организма в чрезмерных количествах, и он печется об их здоровье.   Вся экспедиция сидела за столами под палаткой натянутой в виде  тента и без энтузиазма работала алюминиевыми ложками и вилками. В хорошем настроении был  лишь Сатин, поскольку он не завтракал.  С довольной улыбкой, желая всем приятного аппетита, он складывал какие-то вещи в потертый и линялый армейский вещевой мешок.
- Так ты встал? - обратился к Виктору Сатин.
- Ну да.
- Собирай манатки и буди Юру, тогда через час поедешь.
- Через час действительно, они с Юрой сели в автомобиль. И (О Радость!) ехали в кабине. Еще через минут тридцать они выгружали вещи перед двориком, в котором стоял небольшой побеленный домик с двумя крылечками. На одном их них стоял Еременко, приветственно махая руками.
- Так бойцы, здорово, - крепко пожал руки приехавшим ребятам Еременко.
Втроем они быстро разгрузили немногочисленные вещи и занесли их в дом.  Их апартаменты состояли из двух оклеенных выцветшими обоями проходных комнат, и маленькой прихожей, в которой они не без труда помещались втроем. Еременко сообщил, что прихожая будет кухней. Он, как начальник занял большую, последнюю комнату. У него была кровать. В проходной комнате, где предстояло жить молодым людям, из мебели была только старенькая табуретка. На подоконнике стоял фаллоподобный колючий кактус. Виктор осторожно погладил его пальцами и поинтересовался, где собственно они будут, спать. Еременко оптимистично сказал, что на полу в спальниках. Спать хотя и немного жестко, но безопасно – не залезут никакие вредные насекомые или животные. На последок он добавил, что на жестком полу спать даже полезно, при боли в спине. Виктор, конечно, поинтересовался о ситуации, когда со спиной как раз все в порядке. Но Еременко авторитетно пояснил, что это как раз тот случай, когда полезна профилактика заболеваний спины, и вообще, надо меньше трендеть, а идти работать.
Разложив вещи, наша троица с инструментами для работы пошла на раскоп. Благо, раскоп, располагался буквально возле дома, на пригорке, под выступом скалы, которая давала тень. Раскоп был засыпан землей примерно наполовину.
- Жир, - сказал Юра и расплылся в довольной улыбке.
- Да тут получше, - согласился Виктор, - не жарко, вода близко. Все-таки Сатин не такой деспот, как кажется со стороны.
- Тут были бетонные столбики и проволочный забор, - озадаченно произнес Еременко, возившийся с нивелиром. – Лично его устанавливал. Плюс к этому стояла металлическая табличка, с надписью, что тут археологический памятник. Где же они?
- Может дожди подмыли забор и вашу табличку. Унесли их куда-то вниз бурные потоки воды, -  указал пальцем Виктор на заросли кустов.
- Нет, весной лавина, сошла и их унесла. А унесла их лавина наверняка на пункт сдачи металлолома, - спрыгнул в раскоп Юра и интенсивно заработал лопатой.   
- Вряд ли. Местные жители, довольно милые люди, - уверенно сказал Еременко. – В прошлый раз мы замечательно общались и взаимовыгодно сотрудничали.
Виктор присоединился к Юре. Какое-то  время они работали молча. Им фартило, раскоп  был засыпан относительно не давно, и земля не успела как следует слежаться. Работа шла быстро. Вскоре пошел кремень. Поэтому  Юра вылез из раскопа и стал просеивать через сито выбрасываемую Виктором землю, выбирая оттуда обломки кремня и костей. Он аккуратно складывал находки на расстеленную газету. Вдруг Юра тяжело вздохнул.
- Чего стонешь, тут же не тяжело, – поинтересовался Виктор.
- Я соскучился по женской ласке, - грустно ответил Юра.
- Я в принципе тоже. Но что ж тут такого?
- Вот если бы с нами поехали Аня или Ира.
- Так Ира же толстая, - язвительно произнес Виктор, выбрасывая очередную лопату земли на сито.
Юра присел на корточки, стал лениво распределять грунт по ситу, и слегка его потряхивать. Земля тоненькими ручейками просачивалась через сетку, формируя аккуратный холмик.
- Нет, Ира не толстая, а пампушка. Аппетитная пампушка,  которую хорошо бы съесть.
- Аня же старая, - с сарказмом добавил Виктор, выбросив очередную лопату земли.
Сейчас он решил передохнуть и вонзил клинок лопаты в землю. Затем оперся на ее ручку руками и посмотрел на Юру. Юра отрицательно замотал головой, и мечтательно ответил:
- Она не старая, а опытная. Я думаю, она может показать такое, что наши ровесницы даже не знают, не умеют. Кстати, она даже очень симпатичная, не смотря на то, что носит очки. Кроме того, у нас с ней совпадают циклы.
- Какие циклы?
- Ну не месячные же. Чайник. У каждого человека есть циклы сексуальности. У мужчин он раньше – в восемнадцать – двадцать два года, у женщин,  но в районе тридцати. Улавливаешь?
- Наверное, - согласился Виктор. -  Только это пики, а не циклы.
- Пускай  будут пики. Когда пики у мужчины и женщины совпадают, у них будет гармония в сексе.
- Насколько я понимаю, двадцатилетний мужчина хочет примерно столько, сколько тридцатилетняя женщина…
- Правильно. У них длительность секса примерно одинакова, поэтому они одновременно достигают оргазма, и не один раз.
-Врешь.
- Чтоб я сдох, - провел ребром ладони по шее Юра.
- И что ты предлагаешь? Попросить Еременко взять сюда Аню или Иру?
Юра воровато оглянулся на Виктора Алексеевича, который сидел в метрах десяти на камне рядом с нивелиром с потертым планшетом на коленях. Он писал что-то карандашом, низко наклонив голову, так, что им была видна его макушка. Юра отодвинул сито и авторитетно сказал:
- Нужно ставить перед собой реальные цели, ты согласен?
- Конечно, - кивнул Виктор.
- Ты понимаешь, как нам подфартило? У нас своя двухкомнатная квартира. Ты понимаешь, своя, пускай без ванной и кухни. Еременко не будет сидеть тут все время. Когда он свалит к Сатину, или еще куда-то…тогда мы в доме хозяева. Теперь представь, ведь Ане или Ире, тоже не хватает ласки, но мужской. Они же не лесбиянки!
Виктор недоверчиво поморщился. Все выходило вроде бы гладко, но он чувствовал, что где-то есть подвох. Но где? На всякий случай он решил возражать:
- Сатин никого не отпустит. У него людей не много, поэтому каждый штык на счету. Представь, даже если и отпустит, во что я не верю,  где девушка будет спать? Комнаты у нас две. В одной живем мы, в другой Еременко. Приезжает девушка. С нами она жить не будет однозначно. Еременко с нами жить постоянно тоже не будет, согласись, да и сложно втроем поместиться, поскольку помещения маленькие. Остается один вариант, девушка будет ночевать в одной комнате с Еременко. Все выходящее оттуда напрашивается само собой. Ты в пролете!
- Мы в пролете, - поправил его Юра, и почесал затылок.
Он задумчиво, словно математик, мучающийся над доказательством теоремы Ферма, посмотрел на раскоп, на Еременко, Виктора и на их домик, видневшийся среди зеленых яблонь.
- Вы что устали? – оторвался от писанины Еременко.
- Виктор Алексеевич, мы сделаем небольшую паузу, и с новыми силами продолжим, - озабоченно сказал Юра.
- Отдохните, и минуток через десять продолжаем. Я подойду к вам на помощь.
- Олрайт,  Виктор Алексеевич,-  крикнул из ямы Виктор.
Юра присел на край раскопа и опустив ноги в яму, опершись о ее край.
- Но есть в этом и позитив. Можно завести курортный, ни к чему не обязывающий роман.
- Ты не на море, - скептически заметил Виктор.
- Тогда археологический роман.
- Ты хочешь кого-то подцепить?
- Именно. Я и ты городские жители, и у нас есть то обаяние и шарм, которые отсутствуют у местных особ мужского пола. В этом, достаточно большом по местным меркам населенном пункте найдется много барышень, тоскующих по настоящим романтическим отношениям. А местные жители, не имеют наших достоинств. Алгоритм наших  действий прост. Мы находим одиноких и/или неудовлетворенных барышень, включаем все свое обаяние, все искусство пикапа, и они наши. Представляешь, мы сможем совместить приятное с полезным – зарабатывание денежных знаков, с изощренными потрясающими удовольствиями. Жаль, что до Юстиновки далеко, там, ты говоришь, в магазине не плохая девчонка работает?
Виктор, по мере слов Юры, рисовавший в своих мечтах удивительную картину соблазнения местной красавицы, напоминавшей ему Синди Кроуфорд и Линду Евангелисту в одном лице,  да еще, которая была готова заняться с ним умопомрачительным сексом, мечтательно сказал:
- Да, симпатичная. Но до Юстиновки действительно далеко.
- Тут же тоже есть магазин. В нем наверняка может работать одинокая и неудовлетворенная красавица.
- Не факт.
- Посетить магазин надо. На всякий случай. Желательно отыскать бы место тутошней тусовки. Может, там кого-то повстречаем.
- Презервативы купить?
- Я взял собой целый патронташ, такой, что Виталю можно обмотать. Могу поделиться.
- Так много! Ты собирался …Ну…Ты понял…
- Такого варианта, я естественно не исключал, поэтому решил основательно приготовиться, ведь случаи бывают разные! 
- Ну что за работу? Шеф заканчивает свои заботы, - кивнул Юра в сторону Еременко, уже стоящего возле нивелира.
- Да, но после работы надо провести разведку боем.
К ним шаркая сандалиями подошел Еременко и Юра спрыгнул в яму. Втроем работа пошла быстрее, к тому же мухлевать, при присмотре шефа, было практически невозможно. Еременко тщательно просеивал выброшенную из раскопа землю, со знанием дела отбирая найденный кремень. Ближе к часу дня, они наткнулись на скалистый выступ. Еременко этому очень обрадовался - они вышли на дно некогда обрушившегося грота. Тем временем яма сужалась. Именно там, ближе к ее известняковому дну, были найдены бетонные столбики, некогда служившие оградой раскопа, и тронутая ржавчиной  металлическая табличка, с грубо написанными буквами. Надпись можно было прочитать и сейчас: «Памятник археологии. Охраняется государством. Ломать, мусорить, расхищать запрещено законом». Виктор покрутил кусок металла в руках и отдал его Еременко. Тот аккуратно положил его рядом с раскопом и оптимистично заметил:
- Хорошо, что не украли.
- Вы оптимист, - сказал Виктор.
- Тут, то и красть нечего. Эти камни им вообще не нужны.
- Какие у нас планы после работы?
- Обедаем и вы свободны.
Виктор, вновь вернувшийся к мыслям о полуобнаженных местных красотках, довольно потер ладони.
- Выпить хочешь? – спросил Еременко.
- Да вы что! – возмутился Виктор. – Я же трезвенник. Готовлюсь снова махать лопатой.
- Врешь и не краснеешь! Все вы алконафты скрытые,  трете руки в мечтах о бутылке! Студенты…
Работа была закончена, как планировалось, в два часа дня. Юра и Виктор, были потные и грязные, со слоем пыли и грязи на небритых рожах. Еременко, оценивающе посмотрел на молодых людей и справедливо заметил, что они хорошо поработали и теперь можно собирать инструмент  и идти на «базу торпедных катеров».
- Да, еще бы вам помыться не мешало, - посоветовал Еременко.
- Где? – хором спросили Виктор и Юра.
- Есть два варианта. Один - идти на речку. Она в метрах пятистах отсюда и образовывает небольшую, но холодную заводь. Есть и второй вариант. Наберите воды в колодце, который в пятидесяти метрах от дома и помойтесь во дворе.
- Я хочу есть, - сказал Виктор, - если мы пойдем на заводь, то…
- …обед затянется на час или полтора.
- А мне облом идти на озеро, - зевнул Юра, беря подмышки лопаты, - я устал и неизвестно куда не пойду.
- Вопрос решается сам собой, - философски заметил Еременко. 
Через пять-семь минут они были в доме. Еременко присел на корточки к знаменитой электроплите и поставил на нее большую сковородку.
- Начальник дурак, всегда сумеет сделать из ничего конфетку, - весело сказал он. – Идите мыться, я вас накормлю фирменным блюдом. Называется «Лето в Ялте».
- Почему «Лето в Ялте»?
- Потому, что я научился его делать, будучи студентом, летом в Ялте.
Молодых людей не пришлось упрашивать дважды. Они схватив ведра и сходили за водой. За домом возле забора, отделявшего территорию усадьбы от дороги, была небольшая металлическая бочка, которую Виктор и Юра залили литров восемьдесят холодной воды. Возле бочки был небольшой деревянный настил, и именно на нем решено было мыться. Молодые люди принесли, мыло, полотенце, черпак и мочалку, положив их на поленицу, стоящую у стенки дома. Виктор посмотрел, сквозь жидкую зелень на дорогу. Она была пустынна.
- Как будем мыться? – поинтересовался Юра.
- Я обливаю тебя, ты мылишься. Потом наоборот. Могу тебе спину намылить, ты же это сам не сможешь сделать!
- Не совсем это имелось в виду.
- Что еще?
- Мы будем мыться в плавках или нет.
- Вопрос хороший - согласился Виктор и вновь посмотрел на пустынную улицу.
Юра в это время, смотрел на Виктора, словно руководитель который отказывается принимать ответственное решение и собирается переложить эту тяжелую ношу на плечи подчиненного. Виктор понял, что решение принимает он.
- Вокруг никого нет, а я хочу помыться нормально. Голосую, что бы мыться голым.
Юра кивнул головой в знак согласия и быстро разделся, оставшись только в одних резиновых шлепках. Он настороженно посмотрел по сторонам, закрыв ладонями причинное место, словно ожидая какого-то подвоха. Виктор зачерпнул в бочке ковш воды, и со словами: «Что, боишься, сукин сын!», окатил ей Юру с головы до ног. Юра зарычал, запрыгал, громко стукая шлепками по настилу. Тем временем Виктор, вылил на него еще два черпака воды. Юра схватил, мыло и стал судорожно намыливать свое тело. Процесс мытья продолжался непринужденной обстановке минут десять. Затем они поменялись местами, и уже Виктор ощутил бодрящую свежесть колодезной воды. Виктор тщательно намылил себя и отчаянно тер голову, пытаясь вымыть из нее всю грязь, которая сыпалась на нее целый день. Этот процесс занял у него минут пять. Он сказал Юре, стоящему возле него в одних трусах с черпаком в руках, и рассуждающего о перспективах проведения вечера, что бы тот лил воду  осторожнее.
С возгласом: « Ге-Гей!», Юра полил воду из ковша на его голову. Виктор, потер волосы и лицо и внезапно услышал женский голос:
- Вам мыться не помочь?
Оба молодых человека инстинктивно повернули головы в сторону дороги, и сквозь жидкую растительность увидели  скопление зрителей, преимущественно женского пола. Зрителей  понять было можно. Не каждый день, в их замечательном населенной пункте, фактически на виду всей улицы, мылись молодые  люди, причем совершенно голые. Ведь и в правду, они мылись не в бане, речке, не в озере… Изначально данное шоу первой заметила девчонка лет десяти. Она и дала сигнал по местному беспроволочному телеграфу. Любопытные собрались в мгновение ока. Естественно, можно было сделать замечание гораздо раньше, но повинуясь какому-то первобытному инстинкту, местный люд пожирал это шоу глазами. Лишь  под самый занавес представления, кто-то изрек услышанный Виктором и Юрой комментарий.
- Бесстыдники, - крикнула какая-то бабка, стоящая ближе всего к забору, - тут же дети! Как вам не стыдно!
- Извращенцы, - крикнула другая женщина.
Виктор ожесточенно потер глаза, которые щипало от мыла, и бросился на поиск полотенца. Однако его жестко остановила рука Юры. Он отбросил полотенце, куда-то в сторону и серьезно сказал:
- Не паникуй, спокойно мойся ты же мужик!
- Дай полотенце! – огрызнулся Виктор. - Тебе хорошо ты в трусах.
- Они видели и мой зад, - подбадривающее сказал Юра, - я же не паниковал.
- Ты не знал.
- Я чувствовал их взгляды своими чакрами.
- Тебе легко!
Юра осторожно вылил на Виктора очередной черпак воды и спокойно сказал:
- Ты не дергайся. Если стесняешься, повернись к улице задом. Попы у всех одинаковы анатомически, так что ничего нового они не увидят. Ты думаешь, те тетки не видели голых мужиков? Кроме того, тебя должна приободрять мысль, что среди них находяться наши потенциальные походные невесты. Женщины, кстати, в первую очередь обращают внимание на мужские ягодицы. Ты сейчас работаешь на перспективу.
- Я тебя убью! – зашипел Виктор и сделал шаг к Юре. Тот торопливо отскочил в сторону и бросил ему махровое полотенце. Виктор мгновение ока обмотался им и крикнул зрителям:
- Если хотите, заходите, поможете мыться!
В ответ, от женской братии понеслись как возмущенные, так и игривые заявления. Юра спешно собрал туалетные принадлежности, важно направился в апартаменты, где молодых людей ожидал Еременко. Виктор надел трусы и поковылял за ним. Небольшое скопление зрителей видя, что представление закончено быстро разошлось по своим делам.
Еременко, тем временем заканчивал приготовление обеда. Аппетитный запах снеди вырывался из-под крышки закрывавшей большую сковородку на плите. Не отрываясь о нарезки хлеба, шеф поинтересовался:
- Чего-там люди кричали?
- Да так, нечего делать, - ответил Юра.
- Безкультурные люди, дикость! Возмущались, когда я мою голову, - заикаясь сказал Виктор.
- А-а-а-а…- протяжно сказал Еременко, - Виктор, добавь подсолнечного масла в салат, Юра налей сгущенки в чашки, будем пить какао…
Молодые люди бросились исполнять указания. Виктор схватил бутылку подсолнечного масла, плеснул немного ее содержимого в миску с нарезанными овощами, посолил и стал интенсивно перемешивать. Еременко, между тем, столовой ложкой раскладывал свое чудо-блюдо в тарелки. Появившийся Юра с большим кухонным ножом в одной руке и банкой сгущенного молока в другой, мгновенно пробил в банке  две дырки, и наклонил ее над металлической эмалированной кружкой.  Еременко, швырнул сковородку на стол, чуть было, не рассыпав содержимое ее на пол, и схватил Юру за кисть руки державшей банку.
- Что ты делаешь? У тебя голова есть?!  - возмущенно сказал он.
- Что случилось? - искренне удивился Юра, уронив на пол нож. Он освободил свою руку из цепкого захвата Еременко и со стуком поставил банку на стол.
- Ты мне чуть ногу ножом не проткнул.
- Сами виноваты, Виктор Алексеевич. Нечего на меня было бросаться!
- Куда я тебе сказал лить сгущенку?
- В чашку…
- А это что?
- Чашка.
- Нет, это кружка. Металлическая эмалированная кружка. Ты что кружку от чашки отличить не можешь? Вон фаянсовые чашки стоят на подоконнике.
Еременко взял одну из них, и повертел перед глазами Юры. Тот недоуменно захлопал ресницами, как девушка, непонимающая суть проблемы.
- В принципе могу. Какая вам то разница?
- Разница в том, что там налита водка.
- Я не знал. Вы же меня не предупредили.
- Смотреть надо, ты же взрослый мужик!
- Виктор Алексеевич, может, сядем кушать. Есть хочется, - включился в разговор Виктор.
Еременко сел на стул и жестом предложил присесть другим.  Они жадно набросились на еду, и стали аппетитно чавкать.
- Главное, что мы спасли, чудодейственный напиток от порчи, - сказал Еременко, тщательно прожевывая пищу.
- Вкуснотище, - сказал Виктор.
- Угу, - подтвердил Юра.
- За экспедицию,-  поднял кружку с водкой Виктор.
- Поддерживаю! – сказал Еременко.
Все выпили, смачно крякнули и продолжили поглощение пищи.
- Ты Юра не обижайся. Но однажды я был с Сатиным на одном международном конгрессе. Там, разумеется, был  фуршет. Стоим мы с Сатиным и скромно кушаем, а именно попиваем, кофе с молоком, и закусываем каким-то печеньем. Вдруг видим, что на противоположном конце стола разливают коньяк. Мы естественно выдули мгновенно кофе, и передаем чашки, дескать, налейте нам коньячку. Налили нам коньяк, и передают назад. Случилось так, что рядом с нами стояли иностранцы, которые видели, как мы пьем кофе. Так вот они из лучших побуждений, я так думаю, плеснули в чашки с коньяком сливок. Получилась гадость редкая, но выпить пришлось! Не люблю я спиртное с молоком. Как мне было потом нехорошо – а выливать жалко! Коньяк был знатный.
Виктор посмотрел в окно, на залитую солнечным светом дорогу, и с удовольствием чувствовал, как приходит то заветное чувство насыщение, которое делает человека, добрым, ленивым и удовлетворенным жизнью. Еременко много говорил, но Виктор пропускал его слова сквозь себя, не сосредотачиваясь на их сути. Юра предлагал выпить еще, но Еременко сурово его остановил словами, что он не заслужил этого и сурово напомнил, что алкоголь полезен только в малых количествах.
После обеда они провалялись на спальниках, отдыхая от работы и жары. Ближе к четырем дня, молодые люди нарядились, надушились туалетной водой одолженной у Еременко и под его напутственные наставления вышли из дому. Еременко крикнул им вдогонку:
- Ага, идете по бабам! Ведите себя поосторожнее с татарами. Они сначала режут, потом думают.
- Ок! – ответили хором молодые люди.
Отойдя метров пятьдесят от дома, молодые люди в нерешительности остановились и осмотрелись по сторонам.
- Куда пойдем? – спросил Юра.
- Предлагаю пройти населенный пункт от начала до конца и выяснить места, где можно встретить  нужных нам лиц.
- Э как ты закрутил! Согласен. Кого мы ищем?
- Девушек.
- Не совсем так. Мы ищем женщин в возрасте от 18 до 35 лет, с предпочтением барышень к тридцати годам.
- Почему?
- Потому, что малолетки - это статья. Отпадает. Старше тридцати пяти – не наша возрастная категория. От 18 до 25 в принципе, можно, но не желательно.
- По возрасту подходят, - не согласился Виктор.
- Оно то да. Но вдруг она через полгода приедет к тебе с сумками и чемоданами. Или тебя поймают ее родители и заставят жениться. Тебе это надо? Конечно, нет! Тридцатилетние, или около этого  вот оптимальный для нас контингент.  Они уже поняли прозу жизни, и если и видят будущее, то не с такими малолетками как мы. Но зато с нами они с удовольствием расслабятся,  ведь у нас с ними пики совпадают, ты помнишь? Кстати, это без всяких там обязанностей.
- В принципе да, - кивнул в знак согласия Виктор, недоверчиво глядя на своего собеседника.
- Они и накормят, и напоят, и обогреют. Ведь им тоже не хватает ласки, только мужской, -   напомнил Юра.
Они прошли два раза через все село. Юра отвешивал комплименты девушкам и женщинам, которые им попадались по пути.  Которые были симпатичные, разумеется, с его точки зрения. Виктор, только поддакивал и неуклюже пытался ему подыгрывать. Эффективность от их блуждания была невысокая. Они так и не выяснили, где место молодежной тусовки, но по логике вещей предположили, что это место возле сельсовета. Ими так же было замечено здание, чем-то напоминающее клуб. После полутора часов непонятных хождений, они вспотели и почувствовали усталость. У Юры, много курившего по дороге, вдобавок закончились сигареты.
- Я хочу курить, - сказал он.
- Я устал бродить, как неприкаянная собака, - сказал Виктор.
- Пошли в магазин.
- Облом.
- Пошли, пошли.
- Мне надоели твои авантюры.
Юра таки затащил Виктора в магазин, правда, перед самым его закрытием. Перед тем, как зайти внутрь, Юра сорвал пучок какой-то травы с цветочками неизвестными Виктору.
- Букет, – сказал он.
Букет, скорее напоминал маленький веник, или на худой конец пучок лечебной травы, положенной на высушивание. Но Юру это ничуть не смутило. Ведь самое главное это знак внимания. Он зашел в помещение местного «супермаркета», вальяжно как кот, вваливающийся к себе домой. Виктор, выглядел, скорее его «хвостиком». Юра сразу вычислил свою потенциальную жертву - расфуфыриную продавщицу, лет тридцати с небольшим. Может быть при иных обстоятельствах, он бы не обратил на нее внимание, но сейчас… Он не спеша подошел к прилавку, скучающим взглядом окинул интерьер и предлагаемый ассортимент товаров. Затем оперся на прилавок, и глядя прямо в глаза женщине небрежно бросил:
- Красавица, у вас есть Marlboro, President, Sobranie?
- Нет, - ответила продавщица, проигнорировав взгляд сексуально-голодных серых глаз Юры. – У нас есть, Bond, L&M…
Юра не дал ей продолжить, двумя пальцами достал из нагрудного кармана купюру, и легко положил ее  на алюминиевое блюдце, служившее посредником, между руками покупателя и продавца. 
- Дайте мне, пожалуйста, L&M синие  и зажигалку, пожалуйста, - бросил он.
Продавщица, порывшись в каких-то коробках, положила на прилавок пачку сигарет и дешевою пластмассовую зажигалку, и стала тщательно отсчитывать сдачу.
- Сдачи не надо, это вам на шоколадку.
Продавщица близоруко  прищурила свои глаза, и благодарно улыбнувшись, блеснула золотым зубом.
- Спасибо, молодой человек, - мелодично сказала она.
Юра понял, что стена равнодушия сломана и в глазах женщины появился интерес
- Меня зовут, кстати, Юра или Георгий, с греческого земледелец. Это второе имя Зевса.
- Очень приятно, меня зовут Рита…
- Рита, Маргарита, королева Марго! Это же дивное имя, с греческого, похоже жемчуг. Вы просто жемчужина в этом, этом…
Юра запнулся, судорожно подбирая слово, но ему помог Виктор, который сказал:
- Месте.
- В этом неординарном месте, - вдохновенно сказал Юра. – Кстати, у нас много общего.
- Спасибо, еще шире улыбнулась продавщица. Сколько комплиментов и сразу.
- Это не комплимент, я всего лишь констатирую факт. Как минимум у нас греческие имена, - скромно произнес Юра, переведя взгляд на пышный  бюст продавщицы. – Кстати, а у вас есть текила или виски? В такую-то погоду страсть как люблю либо виски со льдом, либо прохладную текилку с солью и ломтиком лимона.
- Увы, такое не держим. Вам за такими деликатесами надо съездить в районный центр. Там вы такие напитки обязательно найдете. У нас, пожалуйста, водочка, коньячок бахчисарайского, симферопольского заводов, вино…
- Что вы посоветуете…, - продолжал пожирать взглядом аппетитные выпуклости Маргариты Юра.
- Я же не знаю ваших вкусов,  - деликатно уклонилась от ответа Марго.
- Скажите, а какие у вас тут достопримечательности, как можно провести время?
Продавщица грустно улыбнулась, еще раз  блеснув золотым зубом.
- Какие у нас достопримечательности? Иногда дискотека для малолеток, но такое редко. Я туда конечно не хожу. Вот есть зоопарк птичий, возле трассы на ЮБК,  еще в районный центр приехал цирк-шапито…- жеманно сказала она.
- Девушка, вы не знаете, а бурые медведи в программе выступления есть. Я страсть как люблю бурых мишек, из моего беззаботного детства.
Маргарита улыбнулась, и звонко, почти по девчачьи произнесла:
- Ой, не знаю.
- А вы наверное были бы замечательной укротительницей медведей, как Касаткина была укротительницей тигров.
- Неужели, - ехидно сказала продавщица.
- Тогда мишек, маленьких и симпатичных мишек, таких как я.
- Или серых мышек, - сострила продавщица.
- Я не лабораторное животное, и не серая мышка, которых боятся слон и… и славные женщины. Я теплый, горячий, и знойный медвежонок.
- Неужели.
- Да, да, и еще раз, да! При желании можно проверить, и именно вам.
- Шалун вы однако.
Юра мгновенно сделал скромное лицо, и моргал ресницами как девушка. Он прижал к груди букет цветов:
- Кстати, вот вам цветы. Они не столь притязательны, но подарены от всей души. Я бы с удовольствием подарил бы вам розы, но к сожалению, в ваших краях я их не нашел.
Юра протянул букет продавщице и вручил ей его, коснувшись слегка пальцев ее рук своими пальцами. Он искоса посмотрел на Виктора, наблюдавшего со стороны сцену обольщения, и хитро улыбнулся, подмигнув ему левым глазом. Затем, вкладывая в слова всю искренность, произнес:
- Мадемуазель, я дарую их вам просто так, как красивой женщине, а не с какими-то грязными намеками.
- Я вижу…
- Кстати, я наверное возьму у вас бутылоньку Немировской водочки, да с перчиком. - Дружище, - обратился он к Виктору, - у тебя не  будет немного денежек, а то я кошелек позабыл дома. Тут не далеко, но возвращаться не хочется - плохая примета…
- До дома, то далеко, за день не доедешь, - кисло сказал Виктор, доставая из кармана штанов портмоне.
- Мой друг шутник, - наигранно рассмеялся Юра, - надо бы взять что-то на закусь. Витя, что будем брать?
- Пожалуйста, - услужливо сказала Маргарита, - колбасу вам не советую, а вот копченое мясо и твердый сыр, просто замечательные.
- Ничего. Ее родимую и будем кушать, - злобно прошипел Виктор, понимая, что он становиться меценатом намечающихся приключений Юры. Своими мозгами Виктор понимал, что он то с этого ничего не поимеет кроме финансовых трат.
- Кстати, я очень хорошо делаю чебуреки, - как бы невзначай сказала Маргарита, - они такие вкусные, что пальчики оближешь!
- Пошли, - потянул Юру за рукав Виктор.
Юра положил в карман сигареты и зажигалку, и спешно засунул под мышку бутылку водки. Он приветливо помахал Маргарите рукой, и с интригой в голосе сказал:
- Я заскочу к вам на днях, ближе к вечеру, что бы скупиться и просто душевно поговорить. Я мечтаю попробовать ваши чебуреки.
Виктор вытащил Юру на улицу, повернул его к себе лицом и злобно засверлил его глазами. Юра, как ни в чем ни бывало, поднес к глазам бутылку и стал внимательно читать надпись этикетки.
- Ты оборзел. Разводишь меня на деньги, ради этой бабы.
- Женщины, обаятельной женщины. Я работаю на перспективу, как для тебя, так и для меня. У нее наверняка есть подруга. Даже подруги.
- Ха, знаю. Подруги ходят всегда в паре – одна симпатичная, а другая крокодил.  Все потому, что бы симпатичной, лучше смотреться на контрасте с крокодилом.
- Мы подцепили девку… Клянусь я тебе тоже найду…

10
Часов в пять вечера следующего дня Юра, уже сам пошел в магазин, якобы за покупками. Отсутствовал, он с час и пришел довольный и естественно с пустыми руками. Шагая по комнате, своим вальяжным кошачьим шагом, он гордо сообщил Виктору, что у него все на мази и завтра он на ответственном свидании. Виктор, завистливо выслушал гордый спич своего приятеля и сделал по мере своих скромных сил равнодушную мину, словно победа Юры для него ничего не значила. Дескать – тьфу, так каждый может! Подцепил провинциальную барышню, отнюдь даже не красавицу, а так симпатичную. Но маска равнодушия была  довольно бездарная и Юра, естественно, это заметил. Он погладил  его по голове своей мозолистой рукой и снисходительно сказал, что постарается для него что-то придумать – они же друзья. Зашедший к ним в комнату Еременко, как бы невзначай, поинтересовался у Виктора, почему тот грустный. На что получил ответ, что ничего не случилось и ему просто скучно. Еременко довольно потер руки и сказал, что лучшее лекарство от хандры – работа. Остаток вечера Виктор провел в трудах, помогая своему тезке подписывать куски кремня.
Весь следующий день Юра был в ожидании романтического свидания. Поэтому и работал с трудом. Он все время поглядывал на часы, отсчитывая минуты до долгожданного вечера. Виктора же давило национальное украинское животное – жаба. Еременко стал подгонять Юру с работой. Юра серьезно ответил, что он возможно будущий Нобелевский лауреат и к нему нужно относиться с уважением. Еременко сразу сообразил, что к чему, и сказал, что у Юры обыкновенный спермотоксикоз и лучшее лекарство для лечения этой «болезни» напряженный физический труд. Он пожелал Юре завоевать Нобелевскую премию и хитро добавил, что всплеск творческих достижений наблюдается у мужчин ближе к шестидесяти, то есть со снижением половой активности или у импотентов.
После работы Юра первым оказался у двери их дома и нервно задергал ручку. Еременко  нарочито медленно стал открывая ключом дверь. Вдруг он заметил лежащий в щели под дверью сложенный вчетверо листик бумаги. Еременко открыл дверь и поднял его. Листок был небольшой, очевидно выдранный из школьной тетради. Еременко развернул его и бегло пробежал текст глазами. Он поморщился, недоуменно поднял брови и с иронией сказал:
- Виктор, сукин сын, тебе уже письма пишут.
- Не  понял? – искренне удивился Виктор. – Кто ж меня тут знает? Почему вы решили, что записка мне?
- Это явно не мне. Слушай. Читаю. Здравствуй незнакомый шатен. Ты очень красивый, но у тебя большой нос. Давай встретимся сегодня в десять вечера у сельсовета. Подписи нет. То есть анонимка.
Еременко оторвал взгляд от записки и подозрительно посмотрел на Виктора.
- Почему же я? – возмутился Виктор
- Юра блондин, я брюнет, ты шатен. Ален Делон доморощенный, знаю, девок будешь портить!
- Вы что, Виктор Алексеевич!
- Ты смотри осторожнее, мне тут еще работать и работать. Как мне потом людям в глаза смотреть если ты нашкодишь?
- Я скромный, как монах, - мгновенно покраснел от удовольствия Виктор.
- В женском монастыре, - сказал Еременко и зашел в дом. – Я историю хорошо знаю, и могу привести сходу десяток примеров служителей культа развратников. Ты же за километр смотришься как бабник.
Юра опустил лопаты у порога и обнял друга за плечи.
- Дружище, а ты переживал. Я уже с Риткой почти договорился за телку для тебя. Сколько презервативов дать? – шепнул он ему на ухо.
- Я не такой как ты!
- Ври по больше.
Потом был обед, в течение которого Еременко подтрунивал как над Юрой, так и над Виктором. В три Еременко ушел. Он направился к Сатину обсудить какие-то важные вопросы. В восемь вечера, выбритый до синевы и надушенный дезодорантом Юра пошел, как он выразился – «тепло пообщаться», к Рите. Виктор слонялся остаток вечера один в тревожном волнении, в ожидании романтической встречи с таинственной незнакомкой. Он пытался читать какой-то бульварный детектив, но текст не задерживался у него в голове. Виктор то и дело поглядывал на часы наблюдая, как необычно медленно идут их стрелки. В 21.45 он оделся, набросил на плечо рюкзак, в котором лежали бутылка перцовки и шоколадка, и вышел из дому. Он, конечно, немного потоптался  у двери раздумывая идти ему или нет. Где-то в глубине души внутренний голос подсказывал ему, что лучше остаться, но перспектива приятного приключения его манила как распустившийся цветок пчелу. Виктор был не пчелкой, и не шершнем, а всего лишь человеком. Поэтому он медленно пошел под стрекот цикад и ленивый лай собак в  направлении сельсовета. Ему дорогу освещала бледным светом, «надкусанная луна».
Серое одноэтажное здание сельсовета, встретило его темным глазницами окон. Вокруг было ни души. Виктор озадачено покрутился на месте. Было десять. В принципе он понимал, что девушки любят задерживаться, вообще испытывают парней задержкой. Он немного помучался над почти гамлетовским вопросом присесть ему на ступеньки дома или нет. На нем были тонкие светлые штаны, которые он одевал до этого раз или два. Если неудачно присесть – могло остаться грязное пятно. Но с другой стороны, если он даже и запачкает одежду – сейчас темно и никто не увидит. Штаны к тому же можно постирать. Вдали раздался одинокий собачий вой. Он автоматически сел на крыльцо и ему почему-то стало жутковато. В голове промелькнули мысли о страшных событиях, которые могли предвещать или сопровождать такие звуки. К тому же внезапно послышался какой-то подозрительный шорох. Виктор на всякий случай пощупал карман, где находился складной нож. Ему пришла в голову здравая мысль - достать нож для обороны и открыть его, что он собственно и сделал. Теперь Виктор был готов к внезапному нападению. Но вот на дороге появился нечеткий человеческий силуэт. Им оказался мужчина, который бодрым шагом прошел мимо него.
- Привет, - внезапно он услышал за своей спиной.
Виктор схватил нож и резко повернулся. Перед ним, стояла невысокая худощавая девушка.
- Привет,- ответил он, - это ты мне писала? – спросил Виктор пытаясь рассмотреть собеседницу в полутьме.
- Да, - ответила девушка, - а зачем тебе нож? Ты часом не маньяк, как в фильмах.
- Нож? Зачем нож…Я пришел немного раньше. Сижу, жду, надо книгу бы почитать, но при лунном свете плохо видно. Тогда я решил поиграть в игру «Земля» сам с собой. Значит, правила  такие. Ножом рисуется окружность и делится пополам. Одна половина моя, другая моего виртуального соперника. Надо бросать нож так, что бы лезвие вонзалось в землю и проводить полосу. А потом стирать границу, присоединяя отрезанный кусок земли к своим территориям. Вот смотри…
- Нет, не надо, я тебе верю. Только не в ногу! Может, спрячешь нож?
- Я вообще-то меткий, но из уважения к вам, прячу холодное оружие, - ответил Виктор, сложил нож и спрятал его в карман.
- Куда пойдем?
- Не знаю, я тут в первый раз.
- Тут проходной двор. Пошли.
Виктор попытался стать галантным ухажером. Он взял под руку девушку:
- Можно я буду вашим кавалером?
В ответ девушка слегка визгнула. Виктор недоуменно замычал.
- Осторожнее, нога.
- Что нога.
- Ты наступил на ногу, а я в легких туфельках.
- Извините.
Девушка, слегка прихрамывая, повела Виктора по ночному селу.
- Как тебя зовут? – спросил Виктор.
- Маша, - ответила девушка.
- Я Виктор.
- Очень приятно.
- Взаимно, - закончил обмен любезностями Виктор.
Возникла неловкая пауза, которая возникает, когда чужим людям надо говорить, но нечего. Виктор стал лихорадочно перебирать в голове актуальные темы разговоров, но как на зло, ему в голову ничего не приходило. Какое-то время они шли молча. Наконец Виктор решил блеснуть интеллектом:
- Маша, красивое имя. С греческого это морская. Ты наверное русалка.
- Марина, это морская. Маша это Мария. Русалки живут в море, а я на земле.
- У меня всегда была путаница на имена. Нет, Пушкин писал о русалках, сидящих на деревьях. Он то в русалках  знал толк!
Видимо эти слова не произвели на Машу должного впечатления, она недовольно фыркнула и резко свернула вправо. Встреча начиналась бездарно. Через минуту, пройдя сквозь какие-то заросли, они вышли на небольшой-то пригорок перед каким-то полем. Что росло на поле, Виктору и без того слабо разбирающемуся в ботанике, было неясно. Поле было обыкновенное. Небольшое, не маленькое, с его точки зрения, скажем нормальное.
- Какое красивое поле, - сказал Виктор, - может быть, на нем растут помидоры. Какая пышная растительность.
- Это табак.
- Табак говоришь. Помидоры,  очень ведь очень похожи на табак.
- Не знаю даже. Садись, - осторожно сказала Маша и усадила Виктора на какие-то доски.
Виктор почувствовал как что-то неприятно укололо его в зад. Он нервно заерзал.
-  Ты откуда? Хотя знаю, наши говорили, что вы из города - сказала девушка.
- Откуда вы знаете?
- Мы знаем все.
- Сколько тебе лет? – осторожно поинтересовался Виктор.
- Я уже достаточно взрослая и у меня есть паспорт. А у тебя он есть?
- Давно.
- Что-то не видно. Слишком глупые вопросы ты задаешь.
- Откуда ты?
- Оттуда, откуда и ты, - уклонилась от вопроса девушка. - Что вы там копаете. Золото ищите?
Виктор понял, что это нашлась тема для разговора. Он с чувством и расстановкой заговорил:
- Нет. Древнего человека, неандертальцев. Они жили сорок-пятьдесят тысяч лет назад, в гротах, охотились на диких козлов и баранов. Они знали огонь и обитали в гротах. Остатки одного из них есть у вас в селе. Неандертальцы делали из кремня различное оружие - копья, палицы различные. С ними они охотились на  животных или убивал друг друга и ели. Кроме того неандертальцы были не культурные. Все кости от еды они складывали в пещерах и от этого там стоял такой смрад, что мы бы нынешние жители земли, этого не бы выдержали. Они жили примерно до сорока лет. Сорокалетний человек,  считался стариком…
По мере беспорядочного монолога  Виктора, девушка зевала все сильнее и сильнее, раскрывая свой рот так, что ее маленькая ладошка не могла его закрыть. Видимо слова Виктора вводили Машу в скуку. После очередного зевка, когда она чуть не вывернула себе челюсть, девушка  резко оборвала его:
- Лучше бы вы искали золото.
- Чего?
Ответ, был донельзя практичный для юного создания:
- Золото можно продать и получить за него деньги. Кремень же лежит вокруг горами – что хочешь то и делай. И он никому не нужен.
Виктора, что называется, обломали. Он замолк и посмотрел на небо, усеянное серебряными крупинками звезд с неизменной надкусанной луной в центре,  судорожно подбирая другую тему для беседы. Он глубоко вдохнул свежий прохладный воздух и решил поговорить о небе.
- Какая красота, какое небо, такое не увидишь в городе. Вон там Кассиопея, - ткнул пальцем в вверх Виктор и задрал голову.
- Где?
- Кривая, перевернутая буква «М».
- Где, красота? Я  не вижу? – посмотрела на небо девушка.
- Звезды, Кассиопея.
- Кривая буква «М», разве это красиво. Буквы вообще-то должны быть ровными. Как в книгах, газетах, рекламе. Чего на них смотреть?
- Там, видишь белую полосу – это млечный путь. Говорят при сотворении мира, корова пролила молоко на небо, и вот появился млечный путь.
- Какая корова?
- Небесная.
- Если верить ученым, то вселенная появилась в результате взрыва, - блеснула эрудицией Маша, - а согласно христианским верованиям мир создал Бог за 7 дней. И про корову там ни слова.
- Но создавая мир он мог создать и корову. Вот она и пролила…- попытался втянуть девушку в богословский диспут Виктор.
- Про корову я ничего не знаю.
- Адам и Ева, должны были что-то кушать в раю! Вот и создал Бог коров, что бы дарить людям молоко и говядину.
- А-а-а-а-а…- сказала протяжно Маша, послушно соглашаясь со своим собеседником, пытаясь  уйти от бесполезного спора.
 - Еще в августе земля входит в метеоритный поток, и мы имеем возможность наблюдать падающие звезды. То есть это не звезды, а болиды, но их называют в народе падающими звездами. Так вот, мы можем  загадать желание. Оно обязательно сбудется если увидим падающую звезду.
Виктор осторожно, с внутренним трепетом, положил сой мизинец на мизинец девушки. Он смотрел на небо, ожидая падающую звезду, и шаг за шагом планировал покорение девушки. По его планам, где-то через час, он мог поцеловать ее в губы, часа через два даже грудь! А еще через какое-то  время будет …хо-хо! Но звезды и не собирались падать с неба. Они упорно висели на черном небосклоне, будто с издевкой подмигивая ему.
- И долго мы будем так сидеть, втыкая в небо? – неожиданно спросила Маша.
- Не понял?
- Когда мы будем целоваться?
- В смысле.
- Я что, просто так сюда тянула, про звезды разговаривать? Или ты целоваться не умеешь?
- Почему, умею, - обиделся Виктор.
- Так давай начнем.
Четко выстроенный Виктором план покорения девушки, рушился ко всем чертям. Он был в растерянности. Молодой человек положил рюкзак на колени и неловко обнял девушку. Та же цепко схватив молодого человека своими руками, буквально впилась в его губы своими губами. У Виктора перехватило дыхание. Он почувствовал, как подлый рюкзак пытается свалиться на землю. Этого он не хотел. Виктор скользнул рукой по спине девушки в направлении ягодиц, уцепился пальцами в рюкзак, который подтянул на себя. Движение Виктора, Маша восприняла как некий аванс и смело переместилась к нему на колени, где продолжила свои поцелуи с еще большей интенсивностью. После пяти минут бурных объятий Маша, друг отодвинулась от него.
- Что-то не так? – тяжело дыша спросил Виктор.
- Ты что возбудился?
- Ну...
- Что это в меня упирается, - сказала девушка и пошарила своей рукой между бедер Виктора. Она удивленно хмыкнула.
- Это...  Это бутылка водки, - плохо изображая беззаботность, сказал Виктор.
- Водки? Ты что без водки не можешь.
- Почему могу. У меня на ногах рюкзак, в нем бутылка.
- Почему ты ее тогда принес?
- Автоматом, как-то схватил, - стал оправдываться Виктор.
- Эх, - махнула рукой Маша, - наливай, недаром же ты ее нес! У тебя рюмашки есть?
- Пластиковые стаканы.
- Покатят,- вынесла свой приговор Маша и потерла свои ладошки друг о друга.
- Достаю, - полез в рюкзак за бутылкой Виктор.
- А закусь?
- Шоколадка.
- Пойдет.
Виктор стал вытаскивать из рюкзака бутылку, тыча ее горлышком то в бедра, то в ягодицы девушки. Та возмутилась и сказала, что насиловать ее бутылкой нельзя. Она слезла с колен Виктора и умостилась рядышком. Виктор извинился и достал бутылку, а Маша порывшись рукой в рюкзаке вытащила оттуда помятые стаканчики и шоколадку. В темноте раздался характерный щелчок открываемой пробки, хруст стаканчиков, бульканье переливаемой жидкости и шорох, вскрываемой упаковки шоколада.
- Не так мало, - со знанием дела сказала Маша, контролируя разлив перцовки для себя. Виктор плеснул в свой стаканчик на глаз – где-то с четверть, а может и больше – было темно.
- За знакомство, - сказала Маша и залпом выпила содержимое стаканчика. Виктор же осушил свой и они дружно зачавкали шоколадом.
- Еще по одной, - осторожно поинтересовался Виктор.
- Валяй, - сказала Маша, с готовностью протянув стаканчик.
Виктор еще раз разлил перцовки и они еще раз выпили. Маша  встала, подтянулась и уселась на его колени, так что они оказались между ее ног.
- Ну, что продолжим? – спросила она, и не дожидаясь ответа, снова впилась в его губы.
«Вот она, мечта, каждого мужчины! Раскрепощенная, сексуальная, молодая, знойная девушка», - думал Виктор, утопая в объятьях девушки.
По мере нарастания интенсивности поцелуев, девушка начала производить тазом движения, чем-то напоминающие движения наездницы. Виктор чувствовал нарастающее возбуждение  и со всей страстью ласкал девушку.  Однако было одно маленькое, между тем существенное «но». По мере возрастания активности Маши усиливалось  трение его зада о доски. Постепенно, изначальное покалывание в ягодицах перерастало в боль. Поначалу Виктор мужественно молчал, потом стал постанывать. Маша восприняла это намек, на большую активность с ее стороны. Она запустила свои руки под футболку молодого человека и начала то гладить, то царапать его спину. Надо сказать что боль и возбуждение, одновременно близкие и далекие вещи. Вот и сейчас, по мере возрастания боли, его мужская сила ослаблялась, вызывая недоуменное похрюкивание Маши. Она видимо считала, что ей надо быть раскрепощение и инициативнее. Поэтому девушка принималась за дело с удвоенной энергией. Наконец Маша сделала какое-то очень уж интенсивное движение, и Виктору показалось, что в его зад вонзилась спица. Виктор заорал.
- Ты что кончил? – спросила она разочаровано.
- Нет. У меня болит!
- Что сердце? – озабоченно вскочила он с его колен. – Ты что сердечник? Не хватало, что бы ты тут помер.
- Нет, я не Скобелев и Рафаэль, - жалобно промямлил Виктор, - у меня болит там, ниже спины.
- Я тебе что-то сломала?
- Ягодицы, - со стоном поправил ее Виктор.
- Задница? Как это? Ну не знаю, повернись, я гляну, что там у тебя такое.
Виктор  встал на ноги и тяжело повернулся спиной к девушке. Та осторожно присела на корточки и робко погладила его ягодицы своей мягкой рукой. Может при иных  обстоятельствах, Виктор чувствуя через ткань нежную руку девушки, был бы на седьмом небе от счастья, но только не сейчас.
- Ну что там? – спросил он с тревогой в голосе.
- У тебя из полупопий, что – то торчит, - трагически сказала Маша.
- Это надо вынуть.
- Я не могу, тут темно.
- Я, наверное, умру от столбняка и заражения крови, - в панике сказал Виктор.
Перед его глазам снова предстали мама и бабушка, отчаянно  отговаривающие его от поездки в экспедицию.
- Меня надо в вашу больницу, - сказал Виктор.
- У нас нет больницы.
- Тогда в фельдшерский пункт.
- Сейчас ночь и все закрыто. Фельдшер пьет на свадьбе в соседнем селе.
- Значит, я таки умру, - трагически вздохнул Виктор.
Маша нервно зашмыгала носом, и что-то невнятно  замычала.
- Что?!
- Мы  фактически за моим домом. Дома у меня никого нет. Мы можем зайти ко мне домой и при свете я у тебя все вытащу.
- Пошли, - обреченно сказал Виктор. Но в его душе  блеснула слабая искорка надежды.
Маша пошла вперед, а Виктор, волоча рюкзак в одной руке, и поддерживая ягодицы другой, потащился за ней. Они прошли через заросли каких-то кустов на дорогу. Она была пустынна. Маша прошла метров двадцать вдоль заборов и остановилась у небольшой  металлической калитки. Девушка  посмотрела через забор на дом во дворе. Все окна дома были темные. Девушка облегченно сказала:
- Повезло, никого нет дома. Все еще на дне рождения – либо будут очень поздно, либо вообще не придут сегодня.
Подковылявший к калитке Виктор, грустно поинтересовался подробностями.
- На дне рождении маминой сестры, в соседнем селе. Уже поздно, значит сегодня точно не приедут. Пошли собака не кусается.
Девушка, отворила калитку и впустила Виктора.
- Спасибо, успокоила, - пробурчал Виктор и вошел во двор, зацепив ногой валяющееся на земле металлическое ведро.
Маша быстро проскользнула вперед, подошла к собачей будке, серой коробкой видневшейся у крыльца, и присела возле нее. Виктору не пришлось повторять дважды. Он смело поковылял к дому внезапно, вновь за что-то зацепившись. Это «что-то» оказалось еще одним ведром, которое с шумом перевернулось, и мерзко грюкая откатилось в сторону. Виктор, подумал, что для одного двора ведер что-то много. Грохот ведер вывел собаку из сонного состояния. Раздался лязг цепи и отчаянный собачий лай. Виктор, забыв про боль, ловко отскочил в сторону и проворно подбежал к двери. Девушка, оставив собаку наслаждаться справедливым гневом, подошла к нему. Она с минуту повозилась с замком, открывая его ключом, и затем распахнула дверь. Они вошли в коридор. Маша закрыла за ними дверь, и молодые люди очутились в кромешной тьме.  Девушка, быстро пошла вперед, открыла еще одну дверь и включила свет. Электрический свет, на мгновение ослепил Виктора. Он  прищурился и  вошел в небольшую кухню. Чистая плита, столик для готовки пищи, уставленный всевозможными кухонными принадлежностями, стол для приема пищи, и табуретки. Первой его мыслью было присесть на табурет, но боль в ягодицах вернула его к мрачным реалиям.
При электрическом свете, Виктор смог рассмотреть девушку. Она была невысокой худенькой шатенкой, с лицом…лицом неопределенного возраста. «Сколько ей же лет?» - спросил себя Виктор. Девушке можно было дать одновременно и пятнадцать и двадцать пять лет. Тревожные сомнения закрались в душу Виктору.
- Маленькая собачка до старости щенок, - пробормотал он. 
- Что ты сказал? – переспросила Маша.
- Что ты красавица, - соврал Виктор.
Девушка поверила. Или сделала вид, что поверила. Она обошла Виктора и посмотрела на него с тыла.
- Ты весть в крови! – трагически сказала она.
Виктор понял, что если он не умрет от столбняка или сепсиса, то умрет от потери крови.  Он почувствовал, что у него темнеет в глазах, а во рту у него пересохло – это был верный признак кровопотери. Виктор уронил рюкзак, с трудом сделав пару шагов оперся на стол, покрытый  истерзанной ножами и временем клеенкой.  Виктор наклонил голову аккурат над солонкой и подставкой со столовыми приборами, и закрыл глаза.
- У тебя оттуда что-то торчит и это надо вытащить, - робко сказала девушка. - Может ты сам?
Виктор вспомнил историю об одном враче, который во время долгой зимовки в Арктике или Антарктике, сделал себе сам операцию по удалению аппендицита, глядя на отражение разреза своего живота в зеркале. Он понял, что должен поступит так же.
- У тебя есть зеркало?  - нервно заморгав веками сказал он.
- Да, - сказала Маша.
Она метнулась в комнату, и через минуту появилась с небольшим настольным зеркалом, какие обычно стоят на комодах.
- Держи зеркало так, что бы я видел отражение своей раны. И еще, возьми чистое полотенце – будет много крови.
Девушка схватила висевшее на крючке возле мойки желтое полотенце.
- Оно чистое, только вчера повесили. Чессолово!
- Держи зеркало.
Девушка стала вертеть зеркало, ориентируясь на выражение лица Виктора. Он одобрительно кивнул, когда увидел отражение своего зада с непонятным темным пятном, диаметром сантиметров  восемь-десять. Виктор с дрожью потянулся правой рукой к своей ране, дотронулся и почувствовал боль.  Молодой человек, жалобно вскрикнул, и растянулся на столе, опрокинув подставку со столовыми приборами и солонку на пол. Ложки, ножи и вилки с веселым звоном рассыпались на полу.
- Упали вилки. Кто-то придет,  - сказала Маша.
- Я не могу это сделать, - жалобно сказал Виктор. - Придется тебе.
- Я боюсь крови.
- Я тоже, или ты хочешь что бы я тут умер!
- Нет, нет, - поспешно сказала девушка, которая явно не хотела бездыханного тела у себя на кухне.
Он почувствовал, как дрожащие руки девушки касаются его ягодиц. Виктор решил, что сейчас потеряет сознание и упадет замертво. Но чтобы не упасть, он должен выпить. Не воды, не чая или сока, не кофе, а перцовки.
- Стой, - резко сказал он, - осторожнее! Мне нужно выпить для,…для,…дезинфекции.
Девушка, с минуту молчала, видимо пытаясь понять принцип стерилизации спиртом изнутри. Но потом сказала честно:
- Мне тоже надо выпить, но для храбрости.
Виктор дрожащей рукой достал из рюкзака бутылку, открыл ее и сделал несколько больших глотков. Водка обожгла его глотку. Он протянул бутылку девушке. Та  приложилась к ее горлышку и выпила заметно больше. Она громко икнула и ловко прижав его торс к столу сказала:
- Я готова.
Она чуть-чуть повозилась и Виктор, почувствовал острую боль. Он заскулил, как раненый щенок и закрыл глаза.
- Вытащила, – победоносно сказала девушка, размахивая большой занозой в руке. - Но у тебя нам еще занозы. Сквозь штаны не вытащишь! Придется снимать штаны.
- Может не надо? – жалобно возразил Виктор.
- Надо! – категорично сказала Маша. Видимо алкоголь, в отличие от Виктора, придал девушке заметно больше смелости и сил.– И не стесняйся, у нас почти был секс.
Виктор обреченно вздохнул и осторожно расстегнул пуговицы штанов.
- Снимать буду резко. На счет три,  - сказала девушка.
- Хорошо.
Виктор со всей силы зажмурил глаза. Но Маша сделала хитрее - она сорвала с него нижнюю часть одежды на счет два, и  мерзко захихикала. Виктор, лежащий верней частью тела на столе, жалобно спросил:
- Там много, крови? Прикладывай полотенце…или вату.
- Крови, почти нет, - разочарованно сказала Маша, - но там занозы.
- Как нет?
- Вот так. Но занозы сидят глубоко. Их надо вытаскивать.
- Ты поосторожнее, пожалуйста, и продезинфицируй водкой.
Маша взяла со стола бутылку, смочила водкой полотенце, и осторожно потерла им израненные ягодицы Виктора. Он почувствовал легкое пощипывание и влагу. Маша, у которой, взамен страху и волнению пришло веселое настроение, тихо хмыкнула и присела перед его ягодицами на корточки. Он чувствовал, как она уверенными движениями пальцев выдергивала из его израненной плоти занозы, или же выдавливала их. После пяти минут, изощренных экзекуций, она довольно произнесла:
- Кажется все. Крови нет, были только деревянные занозы. Сейчас еще раз внимательно просмотрю, мало ли что, вдруг что-то упустила.
- Пожалуйста, по внимательней.
Маша внимательно уставилась в ягодицы Виктора, почти уткнувшись в них носом. Их окончательный осмотр проводился не более минуты и был прерван, громким кашлем. Пациент и его эскулап испуганно повернулись. Маша мгновенно отскочила в сторону от Виктора, а тот испуганно выпрямился во весь рост. Перед ними в проеме дверей стояла высокая плотная еще нестарая женщина, в пестром сарафане, с большими золотыми сережками в ушах. Он почему-то подумал, что сережки цыганские и смотрятся на женщине нелепо, поскольку она не цыганка. Женщина смотрела ни них с искренним удивлением и делала непонятные движения руками. Маша мгновенно проглотила язык и покраснела.
- Что ты тут делаешь, в таком виде, с моей Машенькой? – почти закричала женщина.
- Она меня лечила…
- Ты извращенец! Она же маленькая…
- Давайте на «вы»…
- Выродок, эксгибиционист, извращенец, стоишь тут и трясешь своим хозяйством!
Только сейчас Виктор понял, что стоит со спущенными штанами и бельем. Он спешно, наклонился и натянул их. Женщина подняла с пола  упавший нож и сжала его в руке. Виктор понял, что дело – табак.
- Это не то, что вы думаете!
- Он ранен! – закричала, делая слабую попытку защитить своего гостя Маша и вульгарно икнула.
- Раненый, еще и с водкой! Ты еще и спаивал мою девочку!
Виктор хотел сказать, что Маша пьет не меньше него, а может быть даже и больше, но не успел сделать это.
- Я не девочка, ик, я взрослая! – с трудом сказала Маша.
- Тебя изнасиловали?!
- Меня не насиловали. Это дезинфекция раны,  - громко сказала Маша, заплетающимся языком и очередной раз икнула.
- Может ты еще и куришь?
- Нет, я не курю.
- Извините, я наверное пойду. Маша спасибо за медицинскую помощь, - сказал Виктор.
- Я взрослая! – закричала Маша. - Чего вы мне все указываете! Вы мне жить не даете, вы мне всю жизнь сломали! Я не могу вас видеть!
- Сломали жизнь, в двадцать лет!
- Слава Богу, не малолетка, - прошептал Виктор, и громко сказал, - Ну я пошел!
Он наивно надеялся улизнуть в начале семейных разборок. Но это ему не удалось.
- Э нет, никто никуда не пойдет. Залез, видите ли, в мой дом, пытался изнасиловать мою Машеньку, самым наглым образом. Может, ты еще хотел нас ограбить? Наркоман  наверное, все вы в городе наркоманы!
- Нена-ик-вижу! – кричала тем временем Маша.
- Пошла в комнату, не то ремнем отдеру, как кошку!
Маша честно попыталась пустить слезу. Она сделала чрезвычайно обиженное лицо, и буквально заржала от смеха. Заплетающимися ногами девушка прошла мимо женщины, и скрылась в темноте комнат. Женщина зашла в кухню и плотно закрыла за собой дверь, закрыв ее на крючок. Она выглядела, ровно и спокойно, Это спокойствие его как раз и пугало. Виктор понял, что его ждет кровавая расправа. Женщина подошла к столу и пододвинула ему табурет.
- Садись, милок, садись, надо поговорить!
Незнакомка вонзила нож в доски стола, побив истерзанную скатерть и уселась на другой табурет.
- Не могу, у меня ягодицам  нанесены раны, - слабо парировал Виктор.
- Садись, - грозно повторила женщина.
Виктор понял, что сопротивление бессмысленно и послушно присел на краешек табуретки, стараясь не смотреть в глаза женщине. Он осторожно заерзал, прикидывая расстояние до двери, что бы убежать. Женщина видимо сразу поняла его мысли и грозно сказала:
- И не думай. Убью.
Виктор понял, что она действительно может убить, и обреченно шмыгнул носом. С нотками волнения в голосе он сказал:
- Я, я, действительно встретил Машу. Мы с ней гуляли, разговаривали о звездах, о красоте природы. Потом мы присели. Точнее я присел, на какое-то бревно, и…и загнал себе занозу в попу. И, … и Маша, любезно согласилась, их вынуть.
- Да что ты говоришь!
- Поверьте, честное слово!
- Хорошо, складно говоришь.
Виктор с надеждой посмотрел в глаза женщины. Та не то что не  отвела взгляд, а казалось, сверлила его своими черными глазами. По крайней мере, так показалось Виктору. Она взяла чашку, налила в нее Витиной перцовки и залпом выпила.
- Ответь мне на один вопрос. Что ты нашел в  этой проказной девчонке?
Виктора, конечно смутили эти слова, поскольку такую постановку вопроса ожидал услышать меньше всего.
- Ну… Ну… она красивая, очаровательная, замечательная девушка.
- Еще скажи, что ты готов на ней жениться! – насмешливо сказала женщина.
- Ну я не знаю. Нам нужно для начала некоторое время повстречаться…
- Вот, милок, уже торгуешься. А своим хозяйством у нее перед лицом тряс!
- Это наглая ложь!
- Скажи- ка, а как тебе я?
- Не понял? – настороженно спросил Виктор.
- Я же красивая! Многие мужики по мне сохнут! - произнесла женщина и прижала руками грудь так, что та приподнялась и чуть не вылезла из сарафана.
У Виктора,  от удивления полезли глаза на лоб.
- Я женщина! Я женщина! – со страстным придыханием продолжила она, протянула руки к Виктору и схватила его за бока.
Виктор не успел ничего сообразить, как сильные женские руки обхватили его за спину и с силой прижали к груди. Виктор попытался трепыхаться и вырваться из объятий, но это у него не получилось. Руки сельской труженицы, хоть и были не первой молодости, но были еще очень сильные. Она заставила уткнуться его носом в ложбинку между грудей и замерла. Виктору, в нос ударил запах пота, смешанный с давно забытым ароматом, похожим на «Красную Москву».
- Ты слышишь, как бьется мое сердце! Целуй меня, возьми меня, - страстно воскликнула женщина.
Перед глазами Виктора, возникли образы целлюлитного женского тела, неприятные симптомы в органах таза, врачица-очкарик с огромным шприцом в руках, сообщающая ему о том, что он болен всеми известными венерическими болезнями. У Виктора резко возобновилась боль в ягодицах, и все опустилось, причем без малейшей надежды на поднятие. Его вялость была сразу замечена.
- Ну, что ты замер милок? – сказала мягко женщина и грозно добавила. - Работай, а то подниму шум и вызову милицию!
Виктор нехотя, попытался поцеловать правую грудь, сквозь сарафан. Хозяйка груди в ответ, проворно  освободила ее из сарафана и бюстгальтера.
- Возьми ее, возьми, - зашептала  женщина обдавая его жарким и влажным дыханием, - она хочет тебя.
Виктор обреченно, смотрел на чем-то напоминающую ухо спаниеля женскую грудь, собираясь с мужеством, как солдат, который готовиться совершить подвиг, жертвуя своей жизнью  во имя других.
- Она хороша, смотри, - продолжала хозяйка, - она ни чем не хуже груди моей внучки.
- Кого б…дь! – закричал как резаный Виктор.
- Ты что милок?!
-А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!! – завопил Виктор и с силой оттолкнул женщину от себя. Она грузно сползла с табурета на пол и недоуменно заморгала глазами. Виктор схватил, рюкзак и бросился к двери. Он ударил дверь плечом, сорвав хилый крючок закрывавший дверь и побежал из дому. Оказавшись во дворе, он зацепился за знакомое ему ведро, и растянулся на земле. Собака вновь громко лаяла, предпринимая тщетные попытки цапнуть Виктора за ляжку. Виктор быстро вскочил и подбежав к забору, лихо перемахнул через него. Вдогонку ему понеслись, какие-то неясные крики. Виктор на одном дыхании пробежал метров триста по  безлюдной дороге и остановился возле грубо побеленной кирпичной трансформаторной будки, что бы перевести дух. Он огляделся –  его никто не преследовал. Видимо пронесло. Все было тихо, лишь безмятежно стрекотали цикады и кое-где лаяли собаки. Он понял, что опасность миновала, по крайней мере на сегодня. Можно было идти домой. Что будет завтра? Это не столь важно. Главное, что случившееся безумие прошло. А завтра вряд ли кто-то захочет поднимать из-за этого шум. Вдруг он услышал глухой топот ног, отчетливо раздававшийся в ночи. Топот приближался. Виктор, даже не успел спрятаться в тень, как  увидел бежавшую прямо на него голую фигуру, с каким-то свертком в руках.
- Юра, - удивленно сказал Виктор, узнав в голом марафонце, своего приятеля.
- Тсс,- прошипел Юра, - прикрой, - и исчез за трансформаторной будкой.
Виктор ничего толком не успел понять, когда перед его взором появился бегущий грузный мужчина с палкой в руке.
- Это ты! – зарычал мужчина, замахнувшись палкой
- Кто ты? – спросил ошеломленный Виктор. – Что с ума сошел!
- Это не ты! Где он?
- Который, с голой жопой?
-  Да.
- Туда, - указал пальцем Виктор.
Мужчина сорвался с места и побежал в темноту. Когда его шаги затихли, из-за трансформаторной будки выглянула белобрысая голова Юры. Виктор кивнул в знак того, что опасность миновала. Тогда Юра вышел из-за будки, подошел к нему и стал спешно одеваться, с трудом попадая ногами в штанины.
- Что у тебя стряслось? – поинтересовался Виктор.
Юра  воровато посмотрел по сторонам и громко сглотнул слюну. Он молча застегнул штаны, накинул футболку, и кое-как зашнуровал кроссовки. Молодой человек выпрямился, держа в руках какой-то кусок ткани.
- Ноги болят, - мрачно ответил Юра.- Это носок. Босиком бегать плохо.
- Что случилось?
- Операция аппендицита через задний проход. Пойдем потихоньку?
- Куда?
- Куда? Куда? Домой. Предлагаю идти осторожно. Все сегодня как-то незаладилось.
- Ну?
Молодые люди осторожно пошли домой. Когда они прошли метров сто, Юра заговорил вновь:
- Короче, договорились мы встретиться с Риткой. Она, собака, мне наврала, что не замужем. На самом деле есть муж или гражданский муж, это не столь важно. Он отправился в соседнее село на какой-то праздник и как в плохом кино вернулся не вовремя. Короче, мне пришлось сматываться через окно. Еле успел свои вещи схватить, даже один носок потерял.
Юра демонстративно потряс одиноким носком и продолжил:
- Стал ломиться в дверь, да еще и погнался. Презерватив к тому же порвался. Если она такая фривольная,  как бы я чего-то не подцепил. Он же может прийти завтра на разборки. Перед Еременко неудобно.
- Не дрейфь, он твое лицо видел?
- Нет.
- Ночью все жопы одинаковы.
- Где-то я такое уже слышал. А у тебя как?
- Не многим лучше.
 Виктор вкратце рассказал о своих злоключениях, минуя особо пикантные подробности.
- Да, блин, - прорезюмировал рассказ Виктора Юра, - сегодня как -то не так светят звезды.
Когда они осторожно постучали в дверь, им открыл заспанный Еременко.
- Ну как сходили по бабам? – зевая, поинтересовался он.
- Нам бы поспать в тишине и спокойствии, - ответил Виктор.


10
Их разбудил Еременко в 6.30.
- Подъем гуляки! – зевая, сказал он.
Виктор и Юра с трудом продрали глаза. Они оба были в прескверном расположении духа. Виктор, с ужасом ожидал плодов своих вчерашних похождений. Ему казалось, что сейчас придут шаловливая Маша, ее безумная бабушка и приведут за собой целый выводок разъяренных родственников. Юра,  в панике ожидал появления мужа-рогоносца, и вдобавок к этому, со страхом выявлял у себя симптомы гонореи, хламидиоза и сифилиса вместе взятых.
За завтраком Еременко сообщил им важную новость: Сатин решил сделать обмен. Юра и Виктор, возвращались работать к нему на раскоп, а взамен он давал Еременко Стаса и какого-то нового неизвестного Еременко парня, под громким прозвищем «Перец». Еременко с легкой грустью посетовал, что Юра и Виктор, хотя и отъявленные разгильдяи и бабники, но ребята неплохие и он к ним уже привык.
В услышанной новости Виктор нашел важные положительные тенденции – он завтра покинет этот населенный пункт, который покрыл его позором. Он меняет теплый сухой дом с твердым полом, на котором жестковато спалось на родную сыроватую палатку! Но в сложившейся ситуации это того стоило. Ему осталось отбыть здесь только одни сутки. Юру эта новость тоже обрадовала. Он с кислым видом сказал, что им предстоит день простоять да ночь продержаться, и как бы, между прочим, поинтересовался, нет ли у Виктора знакомого врача – венеролога, в здешних местах. Виктор ответил, что нет и в глубине души обрадовался, что ему не везет с девушками. Невзначай он изрек фразу, суть которой состояла в том, что проигрывать, порой лучше, чем выигрывать. Напоследок  слегка позлорадствовал - посоветовал сходить в церковь и поставить там свечку.
Еременко, услышавший обрывки их разговора, с деланным равнодушием сказал:
- Известный бабник и ловелас Джакомо Джироламо Казанова успешно лечился от венерических заболеваний ртутью. Ртуть вообще-то яд, и ее достать очень сложно. Но при желании ртуть можно взять из термометров. Один мой приятель, был в экспедиции на Таймыре. Сидел он там три месяца среди пятнадцати мужиков. Вдруг ему выпадает счастливый билет - возможность слетать на денек  на Большую Землю. Там истосковавшийся по женской ласке приятель тесно пообщался с некой особой, работавшей в химчистке, которая была по его словам красивее, чем Мисс Вселенная. После плотного общения с «Мисс Вселенной» он выявил у себя какую-то венерическую болячку.  Надо было лечиться – ведь он к тому же был и женат. Приятель заказал, что бы с Большой земли для него привезли 432 термометра. Ночью он вышел из дома и при свете северного сияния разбил все термометры, собрал ртуть в баночку и путем наружного применения вылечил свою болезнь.
Юра внимательно выслушал Еременко и погрузился в тревожные размышления. На раскопе он был задумчив и сосредоточен. Он лениво копал, аргументируя это тем, что боится повредить культурный слой. Однако Виктор понимал, что дело не в этом, что и подтвердилось через час работы. Внезапно Юра отложил лопату в сторону и спросил у Виктора:
- У тебя как с деньгами?
- Что-то есть, - осторожно сказал Виктор, чувствуя, что Юра может его разорить.
- Не можешь мне одолжить немного?
- Зачем?
- Мне хватает денег только на 386 термометров.
- С тобой все в порядке?
- Тебе легко говорить. У тебя изранен всего лишь зад, а у меня! Я могу вообще оказаться неспособным к процессу деторождения и собственно деторождению. Я чувствую, как у меня там появились очень неприятные ощущения.
Юра закрыл ладонью рот и жалобно сдвинул брови и наморщил лоб.
- Уже? – недоверчиво сказал Виктор. – Я конечно не врач, но, по-моему, рановато…
- Эй, ребята? Что-то нашли? – крикнул Еременко, стоящий с бумагами в шагах десяти от них. Он видел, что его работники, явно плохо отрабатывают свой хлеб.
Молодые люди в унисон посмотрели на своего начальника. Отвечал Виктор:
- Виктор Алексеевич, мы сейчас делаем небольшую паузу. Юра чувствует легкое недомогание.
- Недомогание? – удивился Еременко. – Юра, посмотри-ка на меня.
Еременко положил бумаги на лежащий в траве потертый планшет и придавил их нуклеусом. Затем подошел вплотную к Юре и осторожно взял его за подбородок пальцами правой руки. Юра послушно, открыл рот и высунул язык.
- Э-э-э-э-э, - выдавил из себя он, с надеждой в глазах глядя на Еременко.
- Что ты мне рот раскрываешь. Я же не ухо-горло-нос, - фыркнул Еременко. - У тебя нос проваливается.
- Вы шутите, Виктор Алексеевич.
- Почему шучу? – серьезно сказал Еременко. – Я серьезен как никогда.
Он дотронулся указательным пальцем левой руки переносицы Юры и очертил там какую-то окружность.
- Проваливаться будет примерно здесь. Уже контуры провала видны. Ты согласен Виктор?
Виктор прищурил глаза, изо всех сил вглядываясь на переносицу своего приятеля. Он не видел там ровно ничего, кроме большого прыща.
- Ну, я не знаю…- сказал он, - но похоже, там что-то есть…
- Что же мне делать? – испуганно спросил Юра.
Еременко почесал затылок, полностью погрузив ладонь в свои густые волосы, и со знанием дела, сказал:
- Дело серьезное, потому что случай запущен. Ртуть уже не поможет - поздно. Ртуть, конечно, эффективное лекарство, но в данном случае она только усугубит твое патологическое состояние, своими токсическими свойствами...
Юра в изнеможении  сел, да что сел, почти упал на землю. Было видно, что он был готов пустить целую струю скупых мужских слез. Еременко, поднял указательный палец, подобно римскому сенатору  произносящему речь на форуме и негромко сказал:
- Не все потеряно. Есть один жесткий, но эффективный метод лечения.
- Какой? – живо спросил Юра.
- Этот метод стар, как жизнь человечества. Он состоит в удалении твоего мужского достоинства.
- Как?
- Понял! Нет его и нет проблемы, - щелкнул пальцами Виктор, и расплылся в улыбке.
- Правильно Виктор, - одобрительно кивнул Еременко. – Только их. Ты только не пугайся, Юра, в этом нужно находить позитив. Во-первых, ты не будешь больше страдать от таких болячек. Во-вторых, ты будешь экономить на женщинах и у тебя появиться перспектива, стать если не миллионером, то очень обеспеченным человеком. Ибо женщины могут тебя превратить в миллионера только в том случае, если ты миллиардер. В-третьих, уже звучал тезис о том, что с уменьшением полового влечения, люди достигают больших высот в науке или бизнесе. У тебя появиться шанс получить Нобелевскую премию не в семьдесят лет, а в тридцать-сорок. В-четвертых, есть информация, что кастрированные животные живут значительно дольше, чем их нормальные собратья. Этому есть научные доказательства. Короче в таком случае ты можешь дожить до ста, нет до ста пятидесяти лет.
- Виктор Алексеевич, вы что издеваетесь? – прошипел Юра. – У меня проблемы, вероятно тяжелое заболевание, а вы глумитесь!
- Хорошо, есть еще одно, хорошее средство.
- Это, какое Виктор Алексеевич? Опять будете морально мордовать несчастного?!
- Лопата и зеленка.
- Лопата тут причем?
- Лопата, что бы работать. Тяжелый физический труд выбьет из тебя эту дурь.
- Зеленка, что бы мазать, там…
- Мозги мазать, что бы дурные мысли в твою белобрысую голову не лезли. Если бы ты заболел, то ощутил бы это через пару дней. Если бы вам хотели побить морду, то разборки уже бы прошли. Все – за работу.
В ходе работы они подошли к культурному слою. Находок было много, и им пришлось перейти с лопат на ножи. Ничего особенного за время их работы не случилось.
По окончании работы Еременко, предложил устроить прощальный ужин, с кизиловым компотом, чем ввел в недоумение молодых людей - ведь кизила не было. За обедом, на робкие вопросы Виктора: «Зачем кизил?», «Чего кизил?», Еременко прочитал лекцию о полезных свойствах этого растения. Юре он сообщил, что кизил используется для выведения ртути из организма, а Виктору сказал, что ему присущи, тонизирующие и заживляющие свойства. Как выяснилось, лично он любит оный, из-за его вкусовых качеств. Именно в это время, когда ягоды кизила еще не совсем созрели, из него получается отменнейший компот. Еще кизил любят его хорошие знакомые, которые работают в какой-то экспедиции неподалеку. Вообще, молодые люди должны научиться готовить, что-то полезное. Этакое блюдо будет нужно им всю оставшуюся жизнь. Юра, начал переводить тему разговора. Но не тут то было!  Еременко сказал, что отменный кизил растет неподалеку - возле пещерного города Бакла. Вдобавок он дал историческую справку, что Бакла - средневековый город, который был разрушен ордами эмира Ногая, примерно в 1299 году. Они смогут совместить приятное с полезным - увидеть пещерный город, собрать и поесть кизил, а так же оказать ему услугу.
Однако аргументы Еременко слабо действовали на его подчиненных. Юра  тихо съезжал с похода за кизилом, а Виктор вообще заявил, что рабочий день закончился, и  Еременко не может ими командовать. Ходить же за кизилом, что бы варить компот для пассий своего шефа он не желал. Еременко понял, что это оскорбление и бунт, а недовольных надо привести к повиновению. С самым невинным видом он заметил, что их искали какие-то неизвестные ему люди для мужского разговора. Причем искали как Юру, так и Витю. Незнакомцы, по словам Еременко, были настроены более чем решительно и горели желанием начистить рыло городским пижонам. Причем их слова Еременко передал в самом, что ни наесть мягком виде. Он сообщил, что незнакомцы ушли, но могут и вернуться.
Юра обреченно сказал:
- Я всю жизнь мечтал, пособирать кизил и научиться готовить варенье из него.
-  Компот, - поправил Еременко, - варенье в другой раз.
- Я мечтал побывать в каком-то пещерном городе, - сказал Виктор, - столько о них начитался. Вардзиа – в Грузии, Сумела – в Турции, в Крыму Чуфут-Кале и Эски-Кермен.
Виктор не врал. Он действительно читал о пещерных городах, и в том числе и Крымских. Но на Баклу идти не хотел. Он путем не сложных логических рассуждений молодой человек предполагал, что на объекте, располагающемся вдали от экскурсионных маршрутов, ему как обывателю смотреть то нечего.
- Я так и знал, что вам сделаю приятное, - радостно воскликнул Еременко. – Но вы же не знаете, как туда идти!
- Нет, - честно признался Виктор, – вы наверное тоже не знаете туда дороги?
- Почему не знаю. Знаю, и очень хорошо. Давайте я вам расскажу, - довольно сказал Еременко. – Сначала вы пройдете через село и дойдете до великой Крымской реки Альмы. Пройдете вверх  по течению до небольшого мостика. Перейдете мостик и свернете вправо…Нет влево. Дойдете до полуразрушенного дома. Он выстроен из известняка.
- Виктор, Алексеевич, а если мы что-то пропустим, ведь мы заблудимся? – невинно сказал Виктор.
- Вы – конечно можете.
- Так мы не идем? – с потаенной надеждой в голосе сказал Юра.
- Вас никто не заставляет. Вас просят. Я нарисую вам план дороги.
Еременко взял с подоконника планшет и отодвинул к краю стола тарелки, рискуя их сбросить на пол.  Набрав в легкие воздух, он сдул с поверхности стола крошки и положил на очищенное место помятый листок бумаги. Простым хорошо отточенным карандашом он стал чертить какую-то схему.
- Вот дорога…, вот река…, мост и дом, примерно тут дорога, …это лес и по нему идти примерно 3 километра…потом камнедробилка, а примерно здесь, под ногами начет попадаться кремень…тут начинаются  заросли кизила…еще через метров триста Бакла. Советую вам посмотреть, я не думаю, что вы сюда еще когда-то попадете…будете переходить через великую Крымскую реку Альму, смотрите не упадите в воду, утопленники нам не нужны.
Молодые люди с ненавистью смотрели через плечо Еременко на клочок бумаги с  небрежным чертежом и размашистыми каракулями.
- У вас медицинский почерк, - сказал Виктор.
- Такой, замечательный?
- Такой малопонятный.
- Я могу еще раз все описать.
- Да что тут – все понятно, - вздохнул Юра, - я пошел надевать кроссовки и брать сумку.
Где-то минут через сорок молодые вышли из дому. Через село, молодые люди прошли ускоренным шагом, контролируя настороженными взглядами, возможность гипотетического появления разъяренных незнакомцев. Оказавшись на околице, они вздохнули с облегчением. Виктор покрутил в руках нарисованный Еременко план и предложил подойти к реке, что бы идти вдоль нее. Это они собственно и сделали. Великая Крымская река  Альма оказалась не столь великой. Она была шириной в несколько метров и утонуть в ней конечно было можно, но только лежа лицом вниз, и в пьяном состоянии. Руководствуясь планом, они дошли до моста, перебрались на другой берег и нашли узкую каменистую тропу, вьющуюся тонкой лентой через лес. Шагая по лесной дороге они вели беседы о насущном, а затем по предложению Виктора, решили запеть песню. Среди широко спектра авторского и народного поэтического творчества, были выбраны песни из детских мультипликационных фильмов. Их собственно они и запели во все горло. Надо сказать, что музыкальный слух у Юры был слабоват, а у Виктора вообще отсутствовал. Их шедевральное исполнение смогли оценить отара овец и пастух, которых они повстречали по пути. Овцы судорожно сбились в кучу и стали метаться по узкой каменистой тропе. Некоторые особи стали разбегаться по сторонам. Пастух, татарин лет под пятьдесят, с удивлением, граничащим с ошеломлением, посмотрел на поющих здоровых парней и с употреблением нецензурных выражений попросил их не орать, как павианы в брачный сезон – овцы пугаются. Юра и Виктор конечно обиделись, но памятуя предупреждение Еременко о горячности татар, умолкли.
- Где у вас тут растет кизил? – спросил татарина Виктор.
- Метров через триста по тропе, - скрипучим голосом сказал татарин, - и еще, не пойте так громко, бедные овечки и барашки очень пугаются. Даже моя собака и то прижала уши.
Только сейчас они заметили  большую дворнягу, стоящую в стороне и настороженно глядящую на них.
Через минут десять лес закончился, и их взорам предстали зелено-желтые заросли кизила, с начинающими краснеть ягодами. Виктор и Юра разделились и стали обрывать спелые с их точки зрения ягоды. Во время сборки урожая мысли Виктора повернулись в сторону пещерного города. У него появился, с каждой минутой возрастающий интерес к Бакле. В первую сторону он относился к кладоискательству. Ему казалось, что именно сейчас он сделает какую-то потрясающую и чрезвычайно драгоценную находку.  Через минут тридцать они с Юрой встретились. Юра стоял с объемным пакетом полным кизила и с лицом измазанным соком фрукта. Его джинсы были грязные с оттопыренными пузырями на коленках, будто бы он ползал на четвереньках.
- Кизил, конечно, есть можно, но этой не мой продукт, - сказал Юра, жуя очередную ягоду.
- Я тоже собрал. Давай сходим и глянем средневековый город, раз мы рядом.
- А надо?
- Почему нет? Если мы поблизости. Мы же ничего не теряем.
- Ладно, показывай, куда нам?
Виктор достал из кармана план, нарисованный Еременко. Но на нем пещерный город не был отмечен.
- Наверное вперед, - неуверенно сказал Виктор.
Они шли через заросли кизила минут пять, пока не вышли на открытое место.
- И где твой город, - устало вздохнул Юра, вытирая капельку пота с кончика облезшего носа.
- Ну не знаю, - покрутил план Еременко в руках Виктор, - может быть это то?
Он указал на скалистый выступ, возвышавшийся над покрытым выжженной травой склоном. Скалистый выступ представлял собой обрыв  осланца, испещренный пещерами, и более всего напоминал собой огромный кусок рандомера закопанный в землю, нежели произведение рук человеческих.
Юра оценивающе посмотрел на склон. Он подошел к этому сугубо с практической точки зрения. Подниматься надо было высоко, и чем выше, тем склон становился круче. Юра, как человек на опыте, разумно прикидывая свои силы, поинтересовался:
- А стоит?
- Конечно, стоит! Подниматься тут минута – другая,– вдохновенно ответил Виктор, глядя на дырявую скалу, прячущуюся между кустов и деревьев (перед его глазами уже мелькал глиняный горшочек с монетами).
- В городах были стены, башни, дома. Что там еще? Это… культовые сооружения, церкви. Если этих строений нет, то хотя бы какие-то руины должны-то остаться. Но тут ничего такого не наблюдается, - здраво возразил Юра.
- Это же пещерный город!
- Насколько я понимаю, тут люди жили, так же как и неандертальцы, которых мы копаем? Они не строили дома из камня или дерева, как люди во всем мире, а жили как дебилы в пещерах. Бегали голые с каменными топорами и копьями, ели сырое вонючее мясо.
- Нет, тут были храмы, дома, дворцы. Я так думаю.  Наверное, сейчас они разрушены, вот их и невидно - возразил, но как-то не очень уверенно, Виктор.
- А руины? – не сдавался Юра.
- Они наверняка под землей. Город ведь разрушили лет шестьсот - семьсот назад кочевники! За такой-то срок без ремонта разрушится все, что угодно. Здания, которые строятся сейчас с применением новых технологий, разрушаются более интенсивно.
- Это сейчас строят на года, а тогда строили на столетия или тысячелетия. Пирамиды до сих пор стоят. Римские дороги, которым две тысячи лет до сих пор остались.
 - Римские дороги строили европейские специалисты. Эти же сооружения построили наши строители.
- Скажи еще гастробайтеры из близлежащих стран. Меня терзают смутные сомнения…
- Угу, - бросил Виктор. Мысленно он был уже у пещер. Легким движением руки Виктор проламывал полуразрушенную стенку, сложенную из грубо отесанных камней и находил груды средневекового оружия и заветный глиняный горшочек серебряных…нет золотых монет. Его охватил легкий мандраж, который охватывает человека перед чем-то очень важным и приятным - окончанием давно надоевшей школы, первым свиданием…
Подъем по склону к пещерам занял не пару минут, а пятнадцать. Виктор на своей шкуре оценил крутизну склона, колючесть растущих на нем кустарников и шаткость выступавших из земли кусков известняка, предательски выскальзывавших из-под ног и скатывавшихся вниз по склону. Кстати, с каждым шагом пакеты с кизилом, становились тяжелее. Юра сделал робкую попытку протеста:
- Может, вернемся?
- Об этом не может быть и речи. Да мы прошли километров пять и как карабкались вверх! Я же возмущался, когда ты меня таскал, по различным магазинам, в поисках приключений и баб.
Юра, видимо чувствующий свою долю вины, за обрушившиеся на них приключения, лишь что-то недовольно пробурчал и покорно полез дальше. Вдруг Виктор нагнулся и с торжеством поднял валяющийся среди травы черепок. Он  внимательно осмотрел его и передал Юре.
- Поздравляю. Мы нашли первый артефакт, которому не одна сотня лет, - гордо сказал Виктор.
Юра недоверчиво повертел черепок в своих мозолистых руках и сумел определить на нем какие-то следы, смутно напоминающего клеймо ОТК местной фабрики.
- Согласен, но может быть возраст этого артефакта, несколько моложе? – засомневался Юра.
- Не может быть, это тебе кажется. Мы почти у цели!
Юра покорно засунул черепок в оттопыривающийся карман и поплелся за Виктором. Когда они наконец поднялись вплотную к скале, то оказались  перед одной из пещер. Юра вытер рукавом рубашки пот со лба, засунул указательный палец в ноздрю и вытащил из нее козявку. Виктор, достал и кармана помятый, не первой свежести носовой платок и вытер им свои лицо и шею, затем с чувством превосходства посмотрел на своего приятеля и смачно сплюнул.
- Тут, красиво, - произнес он, - наверное, нам туда.
Юру меньше всего волновали красоты природы. За время работы в экспедиции, он насмотрелся живописных пейзажей предостаточно. Молодой человек вытер руку о траву и вопросительно посмотрел на своего  друга. В ответ, Виктор кивнул в сторону близлежащей пещеры. Оба молодых человека сделали несколько шагов к пещере и остановились. Юра, скептически улыбнувшись, вошел в пещеру первый. Виктор последовал за ним. Им сразу ударил в нос запах бараньего дерьма и сырости. Юра громко выругался, вынимая ногу из экскрементов парнокопытных. Но Виктора не смутил ни «не вкусный запах», ни странный налет на полу пещеры.
- Не огорчайся, это мумие или будущее мумие.
- Какое мумие? Что я не могу отличить продукты  жизнедеятельности от лекарства! Я же не идиот! Хочешь, понюхай это мумие? – поднял ногу Юра.
Виктор благоразумно отказался от изучения аромата грязного кроссовка и сказал:
- Не нервничай. Лучше посмотри, какая красота, какое творение рук человеческих. Видишь, эта скамейка вырублена человеческими руками. Тут следы от зубила. А вот вырублена еще одна скамейка или ложе. Оно даже с углублением. Наверное, что бы хозяину пещеры не свалиться на пол во время сна…
- …когда он явился пьяный домой, - съязвил Юра, вытирая подошву кроссовка, о какой-то камень валявшийся на полу пещеры, - кстати, что бы поместиться на такую кровать надо быть хоббитом и варваром одновременно.
- Варвары, это те, кто выцарапал на стене: «Петруха и Колян Липецк 19..3 год»!
- Варвары, это те, кто жил в этом хлеву, иначе это не назовешь.
- Тут, наверное, было удобно, и люди, кстати, тогда были меньше ростом так, что они могли поместиться на таком ложе.
- Как в этой яме сексом заниматься? Здесь один с трудом поместиться и жестко.
- Ты еще можешь думать о сексе после своих приключений? Тебе вообще только  секс и секс. Были же у них пуховые перины, подушки.
- Конечно, - оперся рукой о стену пещеры Юра, - Я здоровый и молодой мужчина, и готов подарить немного счастья другим. Были неприятности, но кажется, я от них отхожу. Мои переживания проходят и я вновь готов трахать все, что движется.
- Даже барана.
- Если приспичит,  то даже пастуха, но лучше пастушку. Не бойсь, тебя не буду.
- Как-то ты осмелел за последние несколько часов. Симптоматика проявляется через пару дней.
- Слушай, уходим из этого хлева. На месте людей обитавших тут, когда бы они не жили, я бы таких норах скот держал, хранил какие-то запасы еды, но ни как не жил. Из твоего ложа - кормил коров. Сюда, кстати очень удобно сыпать овес, зерно и прочую хрень. Если ты станешь на четвереньки, то оценишь, удобство кормежки свиней.  Встань на четвереньки, встань.
- Не хочу.
- Попробуй. Тут не очень грязно.
Виктор встал на четвереньки у одного их вырубленных лож у стены. Его голова оказалась прямо над углублением в ложе.
- Если бы ты был свиньей, а на четвереньках ты похож на большого откормленного свина, тебе было бы удобно кушать.
- Иди ты, - вскочил на ноги Виктор, отряхивая от грязи штаны, и вышел их пещеры. Юра последовал за ним.
Повинуясь инстинкту исследователя, молодые археологи заглянули еще в несколько пещер, которые были, к слову сказать, похожи друг на друга -  заполненные дерьмом  домашнего скота, грязью, туристическим мусором, и украшены граффити вандалов последнего столетия. Они видели и другие вырубленные в известняке пещеры, наполовину засыпанные землей, из глубины которых бурно росли кустарники, а порой и небольшие деревья. У одной из пещер они наткнулись на множество глиняных черепков. Виктор присел на корточки и деловито поковырял землю складным ножом. Однако никаких артефактов, кроме выше названных осколков гончарных изделий не обнаружил. Юра также вяло поковылял грунт перочинным ножом и сумел отыскать пятак 1986 года рождения. После бессмысленного ковыряния в земле азарт кладоискательства себя исчерпал, и они вскарабкались вершину на скалы, где оказалось плато. Молодые люди шли по плато, спотыкаясь о вырубленные в известняке  емкости. По мнению Виктора, они предназначались для хранения чего-либо. Например, для сбора дождевой воды. Юра же был более прозаичен и пессимистичен. Он с уверенно предположил, что в такие ямки можно было класть мумии жмуриков. 
Внезапно перед ними оказалась дыра, с ведущими вниз вырубленными в  камне ступенями. В пещеру откуда-то сбоку врывались яркими полосами солнечные лучи. Виктор спустился внутрь первым. Вырубленное помещение было относительно чистым. Там конечно находились осколки бутылочного стекла, раздавленные пивные банки, и надписи типа «Бэтмен фореве», но в сравнении с другими эта пещера была даже очень ничего. В пещере были вырезаны две бойницы, сквозь которые хорошо обозревались близлежащие окрестности. Виктор подошел к одной из них, высунул голову и авторитетно сказал:
- Это, наверное, был наблюдательный пункт. Отличный обзор окрестностей для предупреждения нападения кочевников. Но какая красота!
- Угу, - промычал Юра, усаживаясь на вырубленную в камне примитивную скамью, - свинарник в лесу. Но свиньи уже ушли. Закурить хочешь?
- Нет.
- А я закурю.
Он щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Выпустив изо рта струю дыма, Юра поинтересовался:
- И что тут красивого? Города я не видел. Пещеры загаженные. Непонятно чего так лезли. Ничего кстати и не нашли. Я вон, кажется, кроссовок порвал.
Юра демонстративно, похлопал по жалобно «просящему есть» кроссовку.
- Лес как лес, горы как горы и кусты, что тут такого? Обломки каких-то глиняных горшков.
- Не ной, - оборвал его Виктор, и указал пальцем в бойницу, - там какие-то люди. По-моему они тоже археологи. Копают. Может быть, приятели Сатина или Еременко. Давай подойдем и привет передадим.
- Точно, да еще и с машиной. Джип. Может быт домой подвезут.
- Я где-то читал, что где-то здесь должен быть готский могильник. Может они его раскапывают.
- Майн Гот. Гробокопатели!
- Карел Гот.
- Пойдем, пообщаемся с коллегами?
- Пошли, но потом домой. С меня впечатлений хватит.
Через минут десять, они спустились к подножию скалы и петляя между зарослей кустов, пошли в сторону работающих лопатами людей. Вскоре до них донеслись мужские голоса, говорящие не о возвышенных материях, а о земных вещах, а  именно о разносторонних аспектах семейной жизни. Незнакомцы видимо так же услышали их приближение, так как на какое-то время умолкли. Когда молодые люди вышли на открытое место, то увидели трех мужчин лет тридцати – сорока. Один из них, в покрытой пылью белой панаме находился в яме, и молодые археологи могли созерцать только его голову. Другие, в одежде цвета хаки, сидели на корточках у  края шурфа. Один из сидящих был белобрысый верзила в бандане.  Другой  поблескивал стеклами своих очков и смахивал на сельского интеллигента. Возле них лежали  лопаты, шурп, кирка, несколько кисточек и небольшое корыто с водой. Композицию завершало большое сито лежащее на отвале. Незнакомцы были явно недовольны их появлением, о чем говорили – кисло-озабоченные выражения их лиц.
Очкарик, проворно засунул что-то в карман штанов и беспокойством посмотрел на нежданных гостей. То, что здесь что-то не чисто, Виктор уловил сразу. Можно было конечно пройти мимо, или спросить который час, или просто повернуть назад, но это значило, что они струсили. Как же он крутой археолог, который живет в лесу и ходит по ночам через поле, испугался каких-то мужиков с лопатами. Да еще после ранения ягодиц!  Кроме того, Виктор был не один, а с товарищем. Предчувствия могли и обмануть - вдруг это ничего не подозревающие коллеги.  Молодые люди подошли к незнакомцам практически вплотную. Рассмотрев их вблизи, незнакомцы успокоились. Юра приветливо поздоровался, а Виктор прямо задал вопрос:
- Что копаем?
- Здорово, - ответил очкарик. На его лице мелькнула мина искреннего удивления, и он даже замешкался с ответом.
- Не понял, - удивленно сказал здоровяк в бандане.
- Мы археологи и тут рядом копаем палеолит. А вы, что копаете?
Здоровяк еще более удивился, и вместо ответа чуть было, не смеясь, переспросил:
- Че-че?
- Мы археологи, - попытался разъяснить свой вопрос Витя, - в нескольких километрах отсюда раскапываем палеолитическую стоянку. Ей, наверное, сорок – сорок пять тысяч лет. Тут же тоже археологический объект и вы его раскапываете. Значит вы крымские археологи?
В место ответа верзила матюгнулся, а другой стоящий в шурфе громко рассмеялся. Очкарик же наморщил лоб, поправил на носу очки и глядя на них, как врач смотрит на глуповатого пациента, не понимающего серьезность своего состояния произнес:
- В принципе да, молодые люди, мы археологи. Вот ставим поисковые  шурфы для разведки. А кто у вас руководитель?
- Сатин.
- Вот идите к Сатину и передавайте ему большой привет. Удачи.
- От кого?
- От Катина.
Юра почувствовав неладное нервно дернул Виктора за рукав и предложил пойти. Но тот  вместо этого поинтересовался:
- Катин, надо запомнить. А ваш лагерь?
- Там, - неопределенно махнул рукой очкарик.
- А что вы копаете?
- Средневековье, - недовольно ответил очкарик.
- Ребята, - вклинился в беседу верзила в бандане, - валите-ка отсюда.
- А где ваша линейка, которой вы отмечаете глубину находок, где план раскопа? Почему вы не просеиваете отвал?
- Ребята, идите отсюда к своему Сатину, а то схлопочите в бубен, - сказал очкарик.
- Я знаю, - с видом Ньютона, озаренного паданием в макушку яблока, и провозглашающего закон всемирного тяготения, внезапно сказал Юра, - вы «черные археологи».
- Хлопцы, идите на… отсюда, и поскорее, -  помрачнел верзила в бандане.
Очкарик согласился с высказыванием своего почтенного коллеги и предложил молодым людям прогуляться подальше от этих мест, и не мешать им работать, своими бессмысленными  и бесполезными заявлениями.
Юра в панике закрыл рот одной рукой, а другой потянул Виктора за рукав. Но вместо того, что бы с гордым видом ретироваться, на Виктора напал приступ словесного поноса. Это был тот случай, когда наперекор мозгам изо рта льются совершенно неуместные в это время и в этом месте слова.
- Вы же знаете, что это археологический объект. Древний город! Тут наверняка даже охранная табличка есть. Он охраняется государством! Для того, что бы вести раскопки нужны соответствующие разрешения и квалификация. Есть ли у вас какие-то документы? Покажите их мне? Наверняка у вас ничего нет. То, что делаете вы, это нарушение ряда законодательных актов государства и уголовное преступление, которое карается законом. Вам надо… Нет, вы должны немедленно прекратить это пагубное дело и покинуть территорию объекта!
- Какое дело? – поинтересовался мужик в панамке. Он вылез из шурфа и юные археологи в панике увидели, что полуобнаженный торс мужчины был покрыт множеством татуировок. Юра понял, что будут бить, может быть даже ногами.
- Пагубное, то есть не очень законное дело. Его в принципе нельзя делать, -  неуверенно сказал Виктор, и наивно ища поддержки у товарища, - я ведь прав?
Вместо слов поддержки, Юра тревожно предложил:
- Спасибо за содержательную беседу. Наверное, мы пойдем?
- Да, - встал с корточек очкарик, - идите по своим делам.  Ищите свои нуклеусы и отщепы.
Очкарик, будто отмахиваясь от назойливой мухи, махнул рукой и указал на еле заметную тропку, вьющуюся между кустарников.
Вот сейчас бы им взять и уйти. Если здраво посмотреть на ситуацию - их было двое молокососов, против трех взрослых мужиков, с лопатами, кирками и ножами. И никого кроме них в радиусе нескольких километров. Что же они сделали? Понятно, что – «черных археологов» вычислили, замечание сделали, но повинуясь грубой силе, отступили. Бежать бы в лагерь, сообщить руководству или родной милиции. И лицо бы сохранили, и меры даже какие-то приняли. Ан нет! Виктор робко продолжил читать нотации, несмотря на настойчивые подмигивания Юры. Он подошел к отвалу, поставил на него свою ногу и произнес:
- Еще раз повторяю. Вам надо немедленно покинуть это место, засыпать яму, и сдать нам найденные раритеты.
- Ты идиот, парниша?! – спросил очкарик.
- Хлопцы, идите на … и не наглейте, - поддержал его товарищ в татуировках. Далее он послал молодых людей еще дальше, вспоминая их родственников, анатомические детали человеческого тела, различных домашних, животных и  падшую женщину.
- Мы не наглеем. Мы выполняем свой долг, - говорил дрожащим голосом Виктор, в то время как Юра, осторожно пятился  к растущим по близости кустам.
- Ладно, - философски сказал очкарик.
Он развернулся и вразвалочку подошел к автомобилю. Очкарик проворно открыл заднюю дверцу и недолго порывшись, достал с заднего сидения обрез. С оружием наперевес, очкарик медленно подошел к друзьям и направил на них дуло.
- Значит так, - сказал весело он. – Есть предложение подкупающее своей новизной. Раз вы юные археологи, то должны знать, что в отвале могут находиться находки, которые мы не заметили. Но вдруг они представляют значительную ценность! Поэтому, сито в руки и просеиваем отвал.
- Мы, наверное, погорячились, - примирительно произнес Юра и жалобно добавил, - отпустите нас, пожалуйста. Мы честное слово никому ничего не скажем. Мы ведь, никого тут не встретили. Правда, Витя?
- Конечно, - с готовностью подтвердил Виктор, которому дуло обреза объяснило прозу жизни,  - мы и сейчас никого не видим. Честное, благородное слово!
Оба верзилы весело заржали, оглашая своим хохотом близлежащую округу.
Очкарик же отрицательно замахал головой:
- Об  отказе не может быть и речи. Работайте. Заодно и проверим вашу квалификацию.
- Ну, пожалуйста, - продолжал канючить  Юра.
- Берите в руки сито и просеивайте грунт.
- Мы вам заплатим за работу по самому выгодному тарифу,- ехидно заметил верзила в бандане. Незнакомец в наколках взял валявшуюся в траве пластиковую бутылку с водой, сделал из нее несколько глотков, и громко крякнув добавил:
- И заодно сделаем соучастниками преступления. Кстати, не рекомендую делать резких движений и попыток сбежать. Не смотрите, что он в очках. У него третье место в республике по стрельбе. Сидеть будем вместе.
Будто бы в подтверждение этих слов очкарик щелкнул затвором.
Виктор с готовностью отложил пакеты с кизилом в сторону, взял в руки сито и с нескрываемым рвением поинтересовался, куда нужно просеивать землю. Юра просто уронил свой кизил  к ногам и проворно схватил лежащую у шурфа лопату.
- Не эту, а совковую - поправил его очкарик.
- Спасибо за подсказку,- трепетно сказал Юра, схватил совковую лопату и черпнул ей как можно больше земли.
- Большие камни выбирай и в сторону. Да еще, не набирай по половине лопаты.
- Благодарствую за дельный совет, - ответил за Юру Виктор.
- Ну вы неплохие парни, - улыбнулся очкарик, и положил обрез на лежавшие в траве полиэтиленовый пакеты. Он открыл пакет Виктора и засунул туда руку.
- Хо-хо, кизил! Но ему еще зреть и зреть. У вас есть разрешение на сбор кизила?
- Нет. Но мы совершенно немного собрали, для компота.
- Ну-ну.
Часа два Виктор и Юра тщательно просеивали отвал. Раритетов, кроме осколков глиняных горшков ими найдено не было. Очкарику же повезло больше.  За это время он отыскал то ли брошь, то ли пряжку, приведя в неописуемый восторг своих компаньонов.
- Ну что ж, - с довольным видом сказал очкарик, - вы добросовестно, но безрезультатно поработали.
- Нам просто не повезло, - вздохнул Виктор.
- Извините, так случилось, - жалобно поддакнул ему Юра.
- Позволю себе с вами не согласиться, – парировал очкарик, подойдя к ним вплотную. -Наоборот,  вам поразительно повезло. Вы помогли настоящим любителям старины. Вы освоили такой важный и полезный метод как просеивание отвала. Вы отделили глинистую крымскую землю, от разнообразных камней. Вы вступили в ряды настоящих «черных археологов», как нас называют не доброжелатели, или «копателей», как называем себя мы. 
Верзила в бандане так же подошел к ним со штыковой лопатой в руках. Он улыбнулся, обнажив ряд желтых но крепких зубов и резко замахнулся лопатой. Виктор и Юра дружно взгвизнули, зажмурив глаза. Но вместо того, что бы ударить, верзила осторожно похлопал острием лопаты по плечам ребят, патетично говоря:
- Посвящаю Вас мои юные друзья в копатели. Теперь  мы с вами одной крови – вы и мы!
Затем он порылся в карманах, вынул кошелек и достал оттуда несколько купюр. Твердой рукой, словно старший товарищ, принявший в пионеры юного школьника, он пожал им руки и засунул каждому из них в карман по измятой купюре.
- В борьбе за дело поиска исторических ценностей будьте готовы! – высокопарно сказал очкарик.
- Всегда готовы, - хором ответили они.
Виктор, запинаясь, произнес:
- Извините нас пожалуйста,  мы, это, не можем взять деньги.
- Да, к сожалению, не можем, - подтвердил слова приятеля Юра, переступая с ноги на ногу.
- У вас еще одно неоспоримое достоинство, - воскликнул очкарик, - вы как настоящие люди науки бескорыстны. Это замечательно, но деньги вам взять придется. Я бы вам, молодые люди, не советовал с нами спорить.
- Да отпусти их, - негромко сказал покрытый наколками незнакомец, - они, наверное, уже все штаны обделали.
- Значит так, - кивнул головой очкарик, - что бы я вас тут больше никогда не встречал. Вам все понятно?
Юные археологи в унисон кивнули.
- На х…й, быстро, - рявкнул человек в бандане.
Виктор и Юра развернулись на сто восемьдесят градусов и бросились было бежать.
- Стоять, - крикнул очкарик.
Виктор и Юра замерли, в ожидании худшего.
- Возьмите кизил, вы же хотите варить компот.
Друзья не заставили упрашивать себя дважды. Схватив пакеты с кизилом, они скрылись в зарослях. Пробираясь сквозь заросли кустов молодые люди оказались на знакомой лесной дороге и изо всех сил, подобно спортсменам, которые борются за медаль на олимпиаде, побежали. 
Дома и встретил, скучающий Еременко.
- Как сходили? – поинтересовался он.
- Нас чуть не убили! – выпалил Юра и в ярких красках рассказал об их походе на Баклу. Виктор его дополнял.
Еременко помрачнел:
- Это наши кровные враги. Ребята, вы здорово рисковали. Впредь не будьте идиотами, не лезьте на рожон. Вызывать милицию уже поздно – они давно слиняли. Кстати, к нам заезжал Сатин, если бы вы были дома, то он забрал бы вас  сегодня. Теперь ждите завтра семи утра.

11.
Виктор и Юра вновь тряслись в казенном автомобиле. Их клонило ко сну. Юра наивно предполагал, что они сегодня не будут работать и смогут как следует отоспаться. Если же и будут работать на раскопе - то по сокращенной программе, и приехав в лагерь смогут покемарить часок-другой. Но злой рок не дал сбыться их надеждам -  спать им не пришлось. Когда они ехали через Юстиновку, то встретили вяло идущих по обочине дороги на работу археологов, во главе с Сатиным. Тот сразу заметил знакомый автомобиль и интенсивно замахал руками. Водитель резко нажал на тормоз и Юра с Виктором дружно стукнулись головами о лобовое стекло.  Сатин проворно открыл дверцу автомобиля и расплылся в довольной улыбке. Не вдаваясь в лишние расспросы, он приказал Юре сразу пойти на раскоп, а Виктору велел ехать в лагерь. Виктор должен был взять в его палатке забытый им фотоаппарат, а затем возвращаться на работу. Еле сдерживая радость, он напоследок сообщил, что они как раз начали раскапывать костяной завал. В ближайшие час-два завал будет окончательно расчищен и тогда его нужно будет сфотографировать. Юра в пресвернейшем расположении духа вылез из автомобиля и присоединился к аморфной колоне археологов. Виктор потрясся в автомобиле в лагерь.
Лагерь показался Виктору родным. Он занес  в свою палатку все вещи, и пошел поздороваться с Ирой, которая была в этот день на хозяйстве. Ира, расплылась в довольной улыбке, обняла его и из лучших побуждений предложила отведать традиционной  вареной вермишели перемешанной с «Завтраком туриста», приготовления Витали. При виде слипшейся разваренной вермишели перемешанной с солидольной тушенкой, по которой сновало несколько навозных мух, у Виктора в горле появились комок и легкие позывы на рвоту. Не смотря на настойчивые попытки Иры его накормить, он вежливо отказался от угощения. Тогда Ира попросила ему найти Гриневича, который ушел на  десять минут в лес за дровами и до сих пор не вернулся. Дрова по ее словам,  были сложены в кучу на опушке возле лагеря. Виктор переоделся в рабочую одежду, нашел в палатке Сатина фотоаппарат, который торжественно повесил себе на шею и пошел на поиски Гриневича. Он сразу отыскал,  напиленные пару дней назад и подсушенные за это время ветки. Но Гриневича возле них не наблюдалось. Тогда он пошел по лесной тропке, петляющей по буковому лесу, время от времени, громко зовя Гриневича по имени. Но Гриневич не отзывался. Памятуя о своих блужданиях, Виктор с осторожностью шел по лесу, делая каждые  десять - пятнадцать метров зарубки перочинным ножом на деревьях – ведь так легче отыскать дорогу домой, если заблудишься. Нанося очередную царапину стволе какого-то дерева, Виктор услышал, какие-то звуки, напоминающие заклинания индейских шаманов из фильмов. В этих непонятных звуках Виктор с трудом узнал голос Гриневича. Виктор предположил, что это песня, хотя ни слов, ни мелодии Виктор разобрать не мог. Он осторожно пошел на голос и через минуту-другую оказался на небольшой поляне. Края поляны были покрыты густым кустарником. Через  поляну лентой проходила небольшая тропка.  Гриневич стоял на четвереньках перед одним из кустов. На нем были надеты резиновые шлепки поверх носков с симметричными дырками на пятках. Он осторожно раскладывал на зеленой траве какие-то стебли. Солнце ярко светило на его бритую голову, заставляя блестеть мокрый от пота затылок. Виктор какое-то время смотрел на худой зад Гриневича, которым тот крутил то вправо, то влево и громко спросил:
- Привет, что ты делаешь?
Гриневич замер, потом резко повернулся. Увидев Виктора, он не высказав  даже малой доли удивления, и сказал:
- Сушу коноплю.
- Где ты ее взял?
- Места надо знать. Могу поделиться опытом поиска божественной травы и рецептами ее приготовления, - хихикнув, сказал он и доверительно подмигнул.
- Это же наркотик! – возмутился Виктор. – Я скажу Сатину!
- Это огромное мировое заблуждение. О чем говорить! Сатин обманут, как и тысячи других людей. Да что тысячи, миллионы гомосапиенс находятся в невежественном неведении по поводу этого растения. Ты стукач?
- Нет.
- Замечательно.
- Твои слова чушь!
- Не согласен, и я докажу тебе это. Я всегда подозревал, что с коноплей или по-научному, каннабисом темнят. Ее или его демонизируют, при всей безобидности этой травки. Задается  вопрос почему? Отвечаю, потому, что конопля панацея от многих проблем, и способна нанести удар по корпоративным интересам крупных компаний. Основное предназначение конопли – это ее неограниченные текстильные возможности. Конопляное волокно очень крепкое, стойко против гниения при длительном пребывании в воде. Много веков оно, а служило хорошим, нет наилучшим материалом для канатов, веревок, рыболовных снастей, мешков, брезента, холста и парусины. Волокно из конопли в десять раз прочнее чем хлопк и может использоваться в производстве всех типов одежды. Улавливаешь – не рвется! Производители хлопка выступили против конопли – их канаты и другая продукция быстро гниют, портятся и требуют замены. Следовательно,  возникает необходимость производства новых изделий. Значит, идет больше заказов, иными словами денег.  Учти, изготовленная из конопли ткань гораздо полезнее для кожи, чем пропитанный химикатами хлопок. Выращивание хлопка требует громадных количеств удобрений и пестицидов. Для конопли это не нужно! Растет себе она спокойно и практически ни какой жук ее не ест. Вот тебе и интерес химической промышленности, а именно корпораций.
- Это какой-то бред.
- Э нет! Слушай дальше. Выращивание хлопка требует огромных затрат воды. Аральское море из-за этого пересохло. Конопле же не требуется такого количества воды! Улавливаешь – вырисовываются интересы строительных корпораций. Каналы, трубопроводы всякие надо строить. Это  только вершина айсберга. Возникает логичный вопрос - так почему же такое случилось? Ответ прост.  Первое - потому, что из конопли можно делать отличнейшую бумагу. В свое время американский медиамагнат Уильям Херст закупал бумагу для своих газет у Дюпона, владельца корпорации «Дюпон Кэмиклз», добывавшего целлюлозу из древесины. Конопельная бумага была во много раз лучше дюпоновской, и ее производство представляло серьезную конкуренцию. Подонок Херст развернул черный пиар. Формально он был направлена против марихуаны, но по факту – против конопляных конкурентов.  Ее основным тезисом было то, что использование конопли – основная наркотическая проблема и что марихуана вызывала у людей крайние проявления насилия. Бизнесменам удалось провести в Конгрессе США соответствующий закон, запрещавший медицинское применение марихуаны и на деле задавивший налогами коноплепромышленников. Они и закрыли свои обанкротившиеся заводики. Дальше – хуже. Тогда же кака Дюпон патентует изготовление пластика из нефти и угля, и с тех пор из нефтепродуктов начали производить пластмассы, целлофан, целлулоид, метанол и нейлон, бензин. Между тем еще в 1930 году Генри Форд автомобиль, который, работал на конопляном топливе. Ты представляешь, эти же продукты можно было производить из конопли! Однако капиталистические корпорации задушили и эту идею. А почему? Да потому, что есть один нюанс – конопля растет, где хочет, и в каком хочешь количестве, а нефть и газ…сам знаешь, есть не везде. Это, во-вторых. Теперь резюмируя все, можно сказать, что конопля стоит как кость в горле для всей нефтеперерабатывающей промышленности - им не выгодно что бы дешевая нефть, то есть конопля захватила мир.
- Ты хочешь сказать, что марихуана безвредна, а мировой капитал ее давит.
- Да, да и еще раз да, - радостно захлопал в ладоши Гриневич. – Если мы и говорим о наркотических свойствах конопли, то в то ей полной мере обладает только ее индийский подвид - каннабис индика. Он даже не наркотик, а так, легкий галюциноген если не кривить душой. Не даром в некоторых странах каннабис разрешен. Нидерланды тому пример!
Гриневич поднялся на ноги, не твердым шагом подошел к Виктору.  Раскрыв свои объятия, он душевно произнес:
- Дорогой ты мой  человек! Я рад, что среди этого скопища людей, мне удалось отыскать единомышленника. Ты представь, каково было апостолам Иисуса Христа, которые шли по земле и несли Благую Весть. Им не верили, их оскорбляли, унижали, избивали. Так и  я подобно апостолу, несу правду о конопле человечеству, но меня еще не слушают неразумные люди. Хотя может и слушают, но не внимают, не понимают несчастные люди слова истинной правды.
Гриневич сжал Виктора в своих объятиях и расцеловал в щеки, обдав ядреным букетом запахов сигарет и чеснока. Ему ни как не хотелось лобызаться с новоявленным «апостолом», воняющим чесноком. Он резким рывком  вырвался из его объятий, сделал несколько шагов  назад и тщательно вытер подолом вылинявшей футболки свои щеки от слюней собеседника.
- Целоваться не надо. Ориентация у меня нормальная. Может в этом что-то и есть, но я в это не верю. Это всего лишь слова.
- Целуются все. Даже Христос целовал своих учеников. Я тебя не целовал в губы.
- Ты не Христос, а я не твой ученик.
- Ничего. Придет день, и ты поверишь в это. Я на досуге насобирал грибов, - надо сказать отменнейшие грибы. - Гриневич хитро подмигнул ему правым глазом.
- Белые, подберезовики?
- Не те и не другие, но хорошие. Я при возможности достал у Сатина спирта и сделал на них настойку. По виду и по запаху, получилась она отменнейшая. Хочешь - угощу? Дорогой ты мой человек!
Гриневич вновь раскрыл свои объятья. Виктор выставил руки вперед, обороняясь от объятий, чем оборвал порыв собеседника. Гриневич моментально погрустнел, словно у него забрали последний пакетик плана. Он захлопал веками, и Виктору показалось, что вот-вот, по небритой роже лысого Гриневича скатиться скупая мужская слеза.
- Хочешь посмотреть на динозавров, выпив это пойло? – язвительно спросил Виктор.
- Это не пойло, это тонизирующая лекарственная настойка. Подобные ей продают во множестве аптек, - сказал Гриневич и сорвал с ветки молодого клена росшего возле него, большой лист. Он от души высморкался в лист, смял, отбросил в сторону и продолжил.
- Не обязательно видеть динозавров. Выпив этот напиток можно увидеть НЛО или Атиллу, можно познать тайны Бермудского треугольника и Снежного человека. Однажды я даже написал «Балладу о стакане», употребляя подобный напиток. Всем  слушателям она понравилась, это был кошачий восторг. Но, увы, я ее не успел записать. По воспоминаниям современников, она была отменная, как бутерброд с мухоморами.
- Я все понимаю. Но почему ты сделал свое хранилище тут?
- Простая человеческая логика. Если надо спрятать какую-то вещь, то ее нужно положить на самое видное место. Видишь дорога, - Гриневич указал на вытоптанную человеческими ногами и звериными лапами тропку, - видишь, путь. Грунтовая дорога, по которой ходят твари божьи. И ни одна козья морда не догадывается что у меня тут хранилище. Я  складываю стебли на ветки кустов, и они сушатся, под теплым крымским солнцем. Ни кто ни кому не мешает и все довольны. Ты же меня не выдашь?
- Я даже не знаю…
- Не выдавай, иначе я тебе не дам рецепт волшебного напитка.
Виктору был на фиг не нужен божественный напиток. Он засунул в карманы руки и пристально посмотрел в глаза Гриневичу, пытаясь прочитать в них душу наркомана. Но, увы! Ничего в его глазах он прочитать не смог. Естественно, Виктор задался вопросом, как люди могут читать в глазах.  Зрачки как зрачки, белки как белки, с тоненькими сосудами… ничего не видно, разве, что конъюктевит, когда глаз совершенно закиснет. Виктору в голову пришла корыстная мысль, бросить философские рассуждения, и шантажировать Гриневича. Для этого надо выбрать тему для соблюдения своего интереса. Пока Виктор предавался размышлениям, выбирая свой интерес, Гриневич чмокнул губами, сглотнул слюну и несколько секунд потряс головой.
- Пошли, принесем дрова, - сказал он, - и пойдем на раскоп.
Шли они назад по отметкам, предусмотрительно нацарапанным Виктором. Правда, больше времени уходило на поиск  нужных деревьев, нежели на ходьбу, зато никто не заблудился. Они принесли дрова на кухню. Гриневич постарался не маячить близ Иры, и быстро пошагал на раскоп, так, что Виктор, с трудом его догнал полпути.
На раскоп они попали ближе к одиннадцати. После пожатия рук всех участников экспедиции, Виктор вручил фотоаппарат Сатину. Сатин, подобно доброму деду морозу, поднял свой походный рюкзак и пообещал всем участникам экспедиции «Розовых слонов». Затем вместе с Мариусом, Вернером и Горовым, у которых, так же болтались на шеях фотоаппараты, он гордо  стоял у раскопа, любуясь своим открытием. Расчищенный участок раскопа, с точки зрения Виктора, не представлял собой ничего особенного. Это был участок площадью пару квадратных метров с хвостиком, на поверхности которого лежали или торчали, разнообразнейшие кости доисторических копытных животных, а так же  их обломки. Виктор внес свое веское слово, назвав какую-то кость человеческой  лопаткой, на что получил снисходительную похвалу Сатина, который сказал, что это свиная кость.
- Посмотри, какая красота! – сказал Сатин, наводя объектив фотоаппарата на кости. – Как они аккуратно лежат, даже не тронуты временем…
Иностранцы одобрительно закивали  головами, о чем-то переговариваясь между собой.
- Это ребро, а это позвоночник, точнее часть, причем в очень хорошей сохранности, что просто замечательно. Вот обломки черепа, горного барана. Позвоночник и обломки черепа хотя и лежат в разных местах, но скорее всего они являются частью одного скелета, - говорил Сатин делая фотоснимки.
По окончании фотосессии он присел на корточки, и провел пальцами по каким-то обломкам костей.
- Красота, - не переставал восхищаться Сатин.
Виктор  кивнул в знак согласия, хотя и ничего не понимал в такой красоте. Какая красота может быть в груде старых окаменевших костей каких-то баранов, свиней или горных козлов? Пусть даже и они жили десятки тысяч лет назад. Это почти свалка на скотобойне. Не красота, а скорее наоборот. Скотобойни обычно не показывают ни официальным делегациям, ни слабонервных особам. Тем не менее, он сказал:
- Класс. Я всю жизнь мечтал сфотографироваться на фоне такого пейзажа.
Сатин очередной раз довольно улыбнулся и под одобрительное кивание Вернера и Мариуса, сказал:
- Сейчас я его еще раз сфотографирую для отчета, а потом  всех нас на  фоне находки. У тебя будет такая классная фотка!
- Повезло вам, Борис Евгеньевич, - с завистью в голосе сказал Горовой.
- Ничего, ты еще и не такое отыщешь! У тебя вся научная жизнь впереди.
Сатин вновь защелкал фотоаппаратом, по-кадрово  запечатляя на пленке фотопленке свое открытие. Мариус и Вернер ходили вокруг Сатина, давая какие-то советы. Горовой, с хрустом в коленях, присел на корточки и стал осторожно поглаживать, какую-то кость, которая, видимо, была ему чем-то очень дорога. Остальные участники экспедиции, получив нежданную паузу, дружно отложили сторону рабочий инвентарь, и отдыхали, попивая воду и куря сигареты.
- Это, похоже, человеческая кость, - говорил Горовой, - возможно у неандертальцев был каннибализм, или мы найдем среди этих костей, останки неандертальца. Тогда совершится мировое открытие! Кости тебе не хухры-мухры. Это практически неисчерпаемый кладезь информации. По  костям тоже можно определить многое – и термообработку мяса, и способ снятия биологических тканей, возраст стоянки…
Горовой, продолжал с энтузиазмом, что-то объяснять, но Виктор не воспринимал его слов. Он задумался, но не о бренных останках доисторических людей, не о мировых открытиях, а как ни парадоксально кучах мусора. Получается, для археологов имеют большое значение именно свалки мусора. Получается, по отходам жизнедеятельности делаются очень важные археологические выводы. Вот в данном случае, сидели давным-давно неандертальцы в гроте или пещере и жрали мясо. Обглодал кость неандерталец и выбросил ее за пределы  жилища. Выбрасывал он кости по той простой причине, что они были ему совсем не нужны. И вот перед его пещерой или гротом медленно выросла большая куча, нет, гора вонючих костей и прочего хлама, которая с современной точки зрения, мало эстетична. Одним словом – мусор. Но вот грот разрушился, свод пещеры обвалился, земля и осадочные породы засыпают кучу хлама. Прошли тысячелетия и этот мусор с костями находит современный археолог. Он прыгает от счастья на обеих ногах и  реконструирует по одной найденной кости животное, по обломку кремня орудие труда. Получается мировое открытие.  Мусор… Да. В вонючий мусорный бак Виктор не любил заглядывать. А в жаркое летнее время даже подходить, зажав пальцами нос. Интересно, что останется после них. Что скажут исследователи, десятки тысяч лет спустя, ориентируясь по их мусору и не только? Старик Джером хорошо написал об этом. Еще скажут, что человечество утратило письменность. Бумагу сейчас делают плохую – она не сохраниться как папирус – лет через сто разрушится. Электронные носители информации, тоже погибнут. Получается налицо регресс и современный гомо-гомо сапиенс, скатывается к неандертальцу.
Цепь его философских рассуждений была неожиданно прервана. В этот момент кто-то швырнул лопату и та  звонко ударилась лезвием о глыбу известняка, выступающую из земли. Виктор сфокусировал свое внимание на речи, Горового, который продолжал с умным видом, что-то вещать, бережно поглаживая кость.
-…так вот, - изрекал Горовой, - он как исследователь казачества пришел к парадоксально простой и гениальной мысли. Все люди ходят в отхожие места, или сортиры, что бы там  не говорили. Казаки не исключение. Вот сидели они в своих сортирах курили трубки, ели вишенки, да порой роняли их в выгребную яму. Так он нашел сортир, и отыскал там разные казацкие трубки, и вишневые косточки, и прочие ценные находки. Основываясь на полученном материале он написал целую главу в свою диссертацию. Представляешь – целую главу. Саму диссертацию он блестяще защитил. И все ему аплодировали.
- Это более чем серьезно, - согласился Виктор, - это же надо додуматься. Это круче, чем гора костей доисторического скота. Я думаю у такого научного сотрудника как вы, получится отыскать, что-то интересное. Что-то этакое, на стыке костей и сортиров и все получиться, даже более чем хорошо! Вы блестяще защитите научную работу по такой же груде костей. Нет! Даже большей, отыщите десяток скелетов неандертальцев и получите Нобелевскую премию.
Горовой сделал паузу в глажке кости и протянул свою тонкую, но сильную руку Виктору для рукопожатия. Виктор протянул ему свою ладонь. Они обменялись рукопожатиями.
- Очень тронут вашими теплыми словами, - сказал Горовой. – За это Нобелевскую премию, конечно, не дают, но все же.
В это время подошел Сатин и предложил сделать групповое фото на фоне обнаруженных костей, что собственно и было сделано. Затем продолжилась обычная повседневная работа, которая продолжалась до обеда. Сатин, Горовой и иностранцы с Кириллом разбирали костяной завал. Остальные же копались на другой части раскопа, с циничным удовольствием гоняя Аню и Изольду, которые метались из одного его конца в другой, с картой и линейкой, отмечая находки. По окончании работы было купание в озере, возвращение в лагерь и обед.
После обеда, каждый занялся своим делом. Сатин с Горовым и Мариус засели за материалы экспедиции. Они расположились за столом под брезентовым навесом и попивали чай, оживленно обсуждая находки и стратегию дальнейшей работы. Аня, Ира, Изольда и Кирилл, шлифовали материал. Причем Кирилл открыто флиртовал с Аней и Ирой, к величайшему неудовольствию Леши, который не хотел работать, а пройти погулять с кем-нибудь из девчонок. Виталя сказал, что пойдет на Альму искать бронзу и античное серебро. Ему пожелали флаг в руки, и двусмысленно вручили палку в дорогу – грубо сделанный ореховый посох.  Вернер зачем-то пошел в Юстиновку. Остальные мастерили ловушку для фазана из крысоловки - кто-то видел на близлежащем кукурузном поле эту птицу.  Виктор решил убить время чтением, для чего взял читать книгу Горового о поисках рунических раритетов. Зад его еще побаливал, поэтому он удобно лег пузом на постилку. Борясь со сном, он читал книгу примерно час, когда внезапно почувствовал легкое похлопывание по макушке.
- Кот там? - вяло спросил он.
- Это я, - послышался голос Гриневича. – Пошли со мной, я хочу обеспечить себе алиби. Говорю об этом честно.
- Твою гадость употреблять я не буду.
- Я за демократию. Я никого не заставляю. Ну, пожалуйста.
- Ладно, пошли, - закрыл книгу Виктор, удивляясь своей мягкости, - ты пользуешься моей добротой.
Он отнес книгу в палатку и пошел  с Гриневичем. Гриневич видимо хорошо ориентировался в лесу, так как повел его не по знакомой ему тропе с зарубками, а напрямик, через заросли. Через минут десять, оцарапав себе руки о колючий кустарник, они вышли на знакомую им полянку. На поляне не было никого, кроме большой коричневой коровы, с большим белым пятном на боку. Тихо позванивая колокольчиком, болтающимся у нее на шее,  она сосредоточенно поедала листья на одном из кустов. Гриневич бросился бегать по периметру поляны, с визгом ушибленной свиньи. Он бегло осматривал кусты и царапал ногтями свой лысый череп. Когда он оказался у коровы, то издал душераздирающий стон, и попытался что-то выдернуть изо рта жвачного животного. Но корова не собиралась отдавать свою добычу, продолжая меланхолично ее жевать. Они были в разных весовых категориях корова и человек. Панические потуги тощего Гриневича не произвели должного влияния на животное. Но Гриневич не сдавался, продолжая выдирать из пасти животного добычу. Всему бывает конец, и корове видимо надоело есть с приключениями, и она замотала головой. Гриневич, с каким-то огрызком травы в вытянутых руках шлепнулся тощим задом на зеленый ковер поляны. Меланхоличная корова, равнодушно повернулась задом к Гриневичу, по ходу шлепнув по его лысой голове своим хвостом, и медленно пошла к тропинке.
- Не понял, что случилось? - спросил недоуменно Виктор.
- Она подонок, она волюнтарист, она сатрап, и нарушитель прав человека, трутень…
- Что случилось? За что ты ее так. Она же дает молоко!
- Зато она сожрала все мои заготовки, - жалобно сказал Гриневич. - Молоко вредный напиток, мало того, токсичный. Из всех животных в натуральных условиях его пьет только человек.
- Еще коты и собаки. Она сожрала коноплю?
В этот миг раздался треск раздавливаемого стекла.
- Настойка! Она раздавила настойку.
- Какую настойку.
- Грибовую. Я ее десять дней настаиваю, даже попробовать не успел!
- Может быть, это и к лучшему.
- Почему к лучшему. Мне…, очень…Я убью ее адской смертью, заставлю ее мучаться и самолично высосать свое молоко из собственного вымени!
Корова, вместо ответа, в очередной раз высказала свое призрение, к Гриневичу подняв хвост и наложив кучу. Конечно, сделала она это ненамеренно, повинуясь чисто физиологическим потребностям, но Виктор воспринял это как знак. 
- Друг, мой, - наставительно сказал Виктор, а ей то на тебя, нас…ть. Ты поосторожнее, там по-моему ее друзья и подруги, возможно с пастухом, - предостерег Гриневича от необдуманных действий Виктор.
Невдалеке действительно раздавалось негромкое мычание. Гриневич бессильной злобе смотрел в след медленно уходящей коровы. Он с яростью стукнул кулаком по земле.
- Есть идея, - сказал Виктор, - если за этой коровой проследить можно, узнать где она живет, а утром надоить молока. Учитывая продукты, которые она ела, молочко будет отменнейшее.
- Идея хорошая, - наморщил лоб Гриневич, и вдруг заорал. – Ты, что издеваешься!
- Нет, нет, пошли в лагерь.
По дороге назад Гриневич собирал сухие листья, валяющиеся на земле. В лагерь он пришел в пресквернейшем расположении духа. Он подверг нещадной критике, быт, месторасположение лагеря, руководство экспедиции, чем ввел всех в недоумение. Сатин, поинтересовался, все ли с ним нормально. Может температура поднялась, отравился человечек? Вместо ответа Гриневич демонстративно оторвал страничку от книжицы с кроссвордами, валявшейся на столе, свернул самокрутку из сухих листьев, и закурил.
- Его корова испугала, - пояснил Виктор.
- Бывает, - сказал Сатин и вернулся к своим делам.
Виктор посмотрел на небо. Солнце неотвратимо клонилось к закату, и жару сменяла приятная прохлада, которую вскоре должен был сменить пронизывающий холод. Все были в лагере, даже Виталя вернувшийся без бронзы и серебра, но с ушибленной ногой. Единственный, кто отсутствовал – это Вернер. Потом был ужин и стемнело. Все участники экспедиции, во главе с Сатиным, одевшись потеплее сидели за столом с кружками горячего чая. На столе горело с пол-дюжины свечей и одна лампада, освещая мерцающим светом собеседников. Было холодно, хотя пар изо рта еще не шел. Тема разговора была – погода. (О ней говорят, когда о чем-то другом говорить нельзя или говорить не о чем). Все дружно жаловались, что у моря тепло, а в горах холод собачий и требовали поездки на море. Сатин добродушно съезжал с этого разговора. Во время расхваливания Аней морской воды на мысе Тарханкут, Ира неожиданно сказала:
- Где же ходит Вернер!
- Мало того, какого лешего он бродит неизвестно где. Что тут ему нужно? – поддержал ее Горовой, отхлебывая чай из кружки. - Страна чужая. Достопримечательностей нет, ночных клубов нет, проституток нет, развлечений нет, школьная библиотека  и та отсутствует.
- Зато, в районном центре есть цирк и какой-то микро зоопарк, по дороге на Ялту, - сказал Виктор.
- Вот ты представляешь Вернера в зоопарке ночью? Или в цирке?
Виктору не дала ответить Ира, которая заметила:
- Там наверняка, работают красотки - акробатки. Может быть он и решил подцепить одну из них. Японку же он нашел?
- Японка – знала собачий английский. В полиглотстве аборигенов, я ошибаюсь.
- Шутки-шутками, но я немного беспокоюсь за Вернера, хотя он и стреляный воробей. Люди у нас более чем своеобразные. Правда, Мариус? - похлопал по плечу счастливого обладателя котов Сатин.
Мариус промычал что-то неопределенное под нос и помахал рукой, отгоняя ночного мотылька, настойчиво стремящегося с пламени одной из свечей.
- Что люди! Вдруг на него  нападет водяной, леший или русалки! Мы за него в ответе, а против них бессильны, -  рассмеялся Кирилл.
- Зря ржешь, - резко оборвал его Сатин.
- Что же тут мистического? – поинтересовался Виктор.
- Места здесь очень и очень разные. Однажды, когда мне было двадцать с хвостиком, я работал на Мангупе. Столица Княжества Феодоро, вообще место таинственное. Сейчас, например, у трассы проходящей мимо Мангупа есть озеро. Когда-то его не было и там просто протекал ручей. Возле него находились старое кладбище и церковь. В Крыму, как известно, дефицит воды, поэтому в наше время там сделали плотину и теперь на месте кладбища озеро. Но  могильные плиты вы до сих пор можете увидеть на мелководье, а в особо жаркие годы, когда уровень воды спадает, где-то на середине озера можно донырнуть до шпиля церкви.
- Страшно, - сказала Изольда и поежилась.
Сатин поплотнее укутался в телогрейку, хлебнул чаю, и продолжил:
- Там на ровном месте тонут люди, а местные жители никогда не купаются в озере и не берут воду из него. Только ничего не сведущие туристы способны на это. Так вот, однажды я возвращался на плато Мангупа, где был наш лагерь. Была уже ночь. На небе ни звездочки, но полная бесстыдная луна освещала округу своим мертвенно бледным светом. Иду я по тропе и вдруг вижу, мне на встречу идет человек. Я присматриваюсь и замечаю, что на нем надеты штаны, как у меня, куртка, как у меня. У человека такие же волосы и борода как мои. Планшет через левое плечо, так же как ношу я. Но!
Сатин понял палец и медленно окинул всех внезапно помутневшими глазами.
- Но ростом он был примерно в два раза ниже меня, и вокруг него было  какое-то слабое сияние. Я решил свернуть вправо, от греха подальше. Но фигура поворачивает вправо и идет ко мне. Я в другую сторону, но фигура туда же. Я понимаю, что встречи нам не избежать. Вот  мы сближаемся и я начинаю различать черты его лица. Они как мои, один к одному. И вдруг глаза этого…этой…вообщем раскрываются, и я вижу, что в них земля. Тогда я поворачиваюсь и бегу прочь и слышу, как кто-то бежит за мной, тяжело дыша и рыча, как тигр или гиена. Вдруг я спотыкаюсь и падаю. Я больно ударяюсь и чувствую как, что-то тяжелое упало мне на спину. Меня пронзила сильная, нечеловеческая боль, будто кто-то вонзил мне в спину когтистую лапу и стал  рвать мою плоть. В этот миг я потерял сознание. Когда я пришел в себя, все было тихо. Я с трудом встал и поплелся в лагерь. Туда я дошел без приключений. Но когда я снял  куртку и рубашку, оказалось, что моя спина исполосована когтистой лапой. Шесть багровых полос. Но, что интересно, на моих куртке и рубашке не было и дырочки. С тех пор я знаю, что Мангуп мое место и там что-то меня ждет.
- Страшно, - поежилась Изольда. Горовой крепко обнял ее за плечи, и весело поинтересовался:
- Борис Евгеньевич, сколько вы тогда выпили?
- Не смешно, - серьезно ответил Сатин.
- У меня тоже был мистический случай, - сказала Аня. – Дело в том, что я занимаюсь конным спортом.  Наши конюшни и все конное хозяйство располагается  в бывшем имении графа Кременецкого. Этот граф женился на девушке младшей его лет на двадцать-двадцать пять - неравный брак или мезальянс. Вот граф пошел на какую-то войну, а жена  осталась дома. В его отсутствие, она влюбилась в молодого конюха. Через какое-то время, граф вернулся с войны, застукал влюбленных вместе. Он тайно убил конюха и закопал его тело где-то в конюшне. Ровно через  год в конюшне появился призрак конюха. В тот же миг любимые лошади графа буквально взбесились. Слуги не могли с ними справиться и в страхе бросились вон. Старый граф слыл хорошим наездником. Увидев бессилие слуг, он хлыстом в руках он вошел в конюшню. Сначала было тихо, и был слышен голос графа. Внезапно раздался шум, и огромный жеребец вырывался через ворота конюшни и понесся вон. Слуги зашли в конюшню и увидели старого графа, с проломленной головой, лежащего в крови, с хлыстом в одной руке и уздечкой в другой. Он был мертв.
- А это что за страшилка? Для любителей старины? – спросил Кирилл.
- Нет, это прелюдия. Граф погиб в день весеннего равноденствия. С тех пор, каждый год, в день весеннего равноденствия в конюшне появляется призрак. Его видят многие сотрудники конюшен и наездники. После этого кони  становятся неуправляемые. Они ранят и калечат людей, если те к ним подходят. Однако несколько часов спустя животные вновь становятся адекватными, почти ручными. Я сама не верила, если бы  два года назад не увидела неясную тень, идущую по конюшне. По мере того как призрак двигался мимо лошадей, те становились ужасно беспокойными и рвались из стойла.
- Страсти-мордасти, - сказал Виталя. – Была бы у меня базука и прибор ночного виденья, я бы раздолбал и призрак и конюшню.
- Кровожадный ты, однако.
- Я здравомыслящий, и не верю в призраки.
Сатин отхлебнул еще раз чаю из кружки и посмотрел на циферблат часов, висевших на его кисти. Он прищурился, вглядываясь в ползущие стрелки, затем положил руки на стол как школьник, и сказал:
- Шутки - шутками, но Вернер пошел в Юстиновку на часик – другой, а уже отсутствует, часов пять.
Он внимательно посмотрел на лица археологов. Все сидели тихо переговариваясь между собой. Все кроме Витали, который достал из кармана перочинный нож, и с силой  вонзил его в доски стола.
- Надо организовывать спасательную экспедицию! Спутают его с фашистом, замочат, а нам отвечать.
- Значит так, - хлопнул по столу ладонью Сатин, - Сергей, ты за старшего. Следи за Виталей, что бы он никого не зарезал и Мариусом, что бы никуда не потерялся. Я с Кириллом и Виктором прогуляюсь к Юстиновке.
Было видно, что он беспокоится. Сатин залпом допил чай, молча встал, и зашагал в направлении дороги. Кирилл надел на голову блайзер, засунул руки в карманы, старого осеннего пальто пошел за ним.
- Полные карманы, марихуаны…- запел он.
- Ну, я это, пошел на поиски, - сказал Виктор и встал из-за стола. Он глянул в свою кружку. При свете свечи чай оказался ему черным. Черный, но не кофе. Виктор оценил это как дурное предзнаменование и зашагал за Сатиным.
Мужчины спустились к дороге и медленно зашагали в направлении Юстиновки. Виктор смотрел по сторонам. Лесные деревья плотной черной стеною обступили дорогу.  Памятуя  вечерние страшилки, у Виктора по спине побежали мурашки. Сатин между тем закурил. Какое-то время они шли молча. Неловкое молчание нарушил Сатин, который спросил:
- Ребята, как у вас дела?
Вопрос был очень неожиданный, как  место, время и обстоятельства, при которых он был задан. Ночь. Лесная дорога и Сатин, вместе с которым, они живут уже без малого три недели, и у которого они на виду.  Далее суть самого вопроса: «Как дела?» Действительно как дела? Обычно так спрашивают люди, которым, по большому счету на тебя наплевать. Какой же они ждут ответ? Конечно, что нормально. Если ты начнешь с энтузиазмом посвящать человека в перипетии своих проблем, то вызовешь у собеседника легкое раздражение. Затем можно и поругаться. Что говорить  Сатину? Ему захотелось сказать, что он устал работать, вымотался, что раза три сорвал мозоли, что его чуть не убили «черные археологи», болит зад, израненный занозами и у него нет ни малейшего желания сейчас среди ночи идти к Юстиновке. Вместо этого он сказал:
- У нас все отлично, - ответил Виктор.
- Точно? Может, вам нужна от меня какая-то помощь?
Один вопрос лучше другого! Это ж надо! Снова банальность. Как правило, этот вопрос задают далекие от тебя люди, причем чисто формально с уверенностью услышать в ответ слово «нет». Помощь то они оказывать не собираются, не будут, а приличия соблюдены. Если же человек попросит о помощи, то поставит предлагающего помощь в тупик. Србеседник с паникой будет искать причину отказа, и найдет какой-то прозрачный повод. Если не найдет – то исчезнет их твоей жизни, перестанет отвечать на телефонные звонки, станет переходить на другую сторону улицы при встрече. Виктор подумал, что лучше бы Сатин меньше его гнобил. Конечно, надо говорить, что ничего не нужно. В данный момент времени, уж точно Сатин меньше всего хотел  оказать какую-либо помощь ему. Виктор не успел ничего ответить.
- Нет, спасибо, Борис Евгеньевич, - ответил Кирилл.
Они опять шли молча. Сатин пыхтел сигаретой, а ребята нюхали сигаретный дым. Когда они вышли из леса и пошли вдоль поля Виктор обратил внимание, что небо чистое и на нем висит полная луна. Полнолуние. Как в рассказе Сатина. По телу Виктора вновь прошла дрожь. Вдали замигало несколько робких огоньков – это были огни Юстиновки. Сатин бросил на дорогу окурок. Он упал маленькой тлеющей точкой на землю и потух. Вдруг  на границе земли и неба они увидели пять человеческих силуэтов, несущих на плечах носилки. Точнее один шел впереди, а четверо, тащили на плечах что-то похожее на носилки, на которых лежал предмет недвусмысленно напоминающий человеческое тело. Казалось, человеческие фигуры двигались между небом и землей - между бренным миром и небесами.
- По-моему несут покойника, - с дрожью в голосе сказал Кирилл.
- Почему ты так решил? – спросил спокойно Сатин, прикуривая новую сигарету. Прикурил он ее, к слову, с третьего раза.
- Несут ногами вперед.
- И силуэт человеческий,- добавил Виктор.
Ему вдруг так захотелось назад в лагерь, в родную палатку, в любимый спальник. Забиться туда и сидеть тихонько как мышка. Сатин садист! Чего он потащил именно его, среди ночи с собой. Будь Виктор один, он наверняка засверкал пятками, не сомневаясь ни секунды. Кирилл, видимо был с ним солидарен. Он предложил, повернуть, и прогуляться в сторону лагеря. Но они продолжали идти вперед, правда, замедлив шаг. Причина была проста - никто не хотел казаться трусом.
- Покойник это к чему? – спросил Кирилл.
- Говорят к перемене погоды, - ответил Виктор.
- Нет, это если он сниться с четверга на пятницу. Сегодня вторник.
- Покойников по ночам не носят, - недоверчиво сказал Сатин.
- Почему? Если надо? – спросил Виктор.
- Сейчас узнаем. Кстати, у вас крестики есть?
- Какие крестики?
- Нательные.
- Нет.
- Плохо.
- Будет, так как на Мангупе? – спросил Виктор, представив в ночных фигурах, что-то сверхъестественно ужасное.
- Не знаю.
- Мраки, - сквозь зубы сказал Кирилл.
Неизвестные фигуры тем временем приближались и вскоре они разобрали, топанье ног по дороге, кряхтение и вполне естественную человеческую речь. Это были не демоны, а люди, что придало Виктору, мужества и оптимизма. Еще через несколько минут произошла встреча. Главный среди ночной пятерки, скрипучим голосом сказал:
- Добрый вечер, уважаемые. Не знаете, где эти, археологи?
- Вечер добрый. Зачем они вам?
- Вот несем одного из них.
- Он что ранен и убит? – поинтересовался Виктор?
- Почему сразу ранен и убит, - обиделся незнакомец, - живее всех живых.
С носилок, словно в ответ, послышалось сопение и похрюкивание. Незнакомцы положили носилки на землю, Сатин зажег спичку и наклонился над носилками. Молодые люди последовали его примеру. На носилках лежал спящий Вернер.
- Мы археологи. Борис, - протянул Сатин руку главному.
- Джамиль, - ответил тот, пожимая его руку. – Еще Тимур, Руслан, Ахат, Ринат.
- Что это с ним.
- Едем мы, значит, мимо озера и видим, возле него стоит какой-то человек, что-то стирает. Сразу видно, что не наш. Мне как раз нужно было набрать в бидон воды. Вылез я из автомобиля, набираю воду и прошу помочь загрузить в машину бидон. А он плохо понимает по нашенски. Знаками разобрались и погрузили бидон. Я его спрашиваю, кто он, откуда. Он и отвечает, что Вернер, фамилии не помню, профессор немецкого университета. Я ему говорю, что спасибо за помощь и предлагаю в благодарность накормить мантами и шашлыком. Мы сели поехали. Дома накрыли стол и покушали с моими друзьями. Потом подошли другие друзья. С ними посидели, покушали.
- И?
- Он заснул.
- От еды?
- Почему сразу от еды. Может и от еды тоже. По-моему от водки и вина. Мы предлагали, ему заночевать у нас, но он оказался. Хотел  ночевать у себя в палатке. Слово гостя для нас закон. Мы пошли, но он по дороге заснул. Если бы не подхватили, то дорогой гость бы упал и разбил голову. Так, что с вас магарыч. Донесете сами дальше?
- Угу, - кивнул головой Сатин.
Через пять минут они распрощались с татарами и тащили под мышки в лагерь Вернера.

12
В следующие несколько дней ничего особенного не случилось.  Была обыкновенная рутинная, порой изматывающая работа. Сатин первый приходил на раскоп и уходил с него последний. Остальные участники экспедиции работали по графику – с семи до двух дня, но уставали не меньше своего шефа, хотя и старались по мере возможности отлынивать от работы. Виктор не работал на большом раскопе, а в метрах десяти выше него, ставил шурф вместе с Гриневичем. Остальные снимали в большом раскопе второй горизонт.
Погода стояла жаркая, да к тому же парило. Земля требовала живительной влаги, но дождя не было. На голубом небе лишь к обеду появлялись белые пушистые облачка, которые держались до вечера. Ночью они пропадали, как будто их корова слизала языком, и утром археологов встречало чистое голубое небо, с бледной, почти прозрачной луной. Лишь на пятый день после возвращения Виктора, ближе к обеду со стороны Симферополя поползли свинцово-темные тяжелые тучи, которые  аккурат к окончанию рабочего дня, полностью заволокли небо. Без четверти два Виктор, сидя в шурфе, почувствовал на своей обнаженной спине прохладные капли дождя. Сатин, не успевавший что-то доделать, обреченно махнул рукой, давая понять, что работа закончена. Остальные участники экспедиции восприняли этот знак с энтузиазмом. Они с радостными воплями закопали в отвале рабочий лопаты, кирки и ломы, и живо пошли с раскопа.
Под моросящим дождем археологи дошли до лагеря. Им несказанно повезло, так как сразу после их обедней трапезы дождь полил как из ведра. Мгновенно выявился «профессионализм» в установке палаток. Так, в боковинах палатки, в которой обитали Виктор с Кириллом, образовались большие «пузыри», в которых стала скапливаться дождевая вода. Вода стала медленно просачиваться через ткань во внутрь палатки, капая на находящиеся в ней вещи. Сатин, как бы невзначай, намекнул Виктору и Кириллу об их промашке и те стремглав понеслись ликвидировать промах. Они моментально промокли до нитки под злорадные комментарии Витали и Леши. В отместку, подувший ветерок, направил струи дождя под брезентовый тент, где за столом сидела остальная археологическая братия, и все в панике расползлись по своим палаткам (ни кто не хотел окончательно вымокнуть). Среди молодых дарований отечественной археологии возник логичный и архиважный вопрос. Это был, один из тех вопросов, которые задавала передовая интеллигенция второй половины XIX века и не перестают задавать наши современники. Он гласил: «Что делать?». Действительно, что делать сидя в палатке, в лесу, в горах, когда хлещет ливень? Можно было читать в полумраке при свете свечи. Но портить зрение решительно никто не хотел. В экспедиции, к слову, вообще мало читали, обстановка не располагала. Можно было еще играть в шахматы и шашки. Однако эти высокоинтеллектуальные игры были не в почете. Единственный человек у кого оказались карманные шахматы и шашки – была Аня. Но партнера по игре она не могла найти, так как после разгромного поражения Кирилла, сдавшегося девушке на пятнадцатом ходу, для всех остальных слово шахматы было «табу».  Правда это случилось давно недели с две назад. Но воспоминания были сильны. Юра, в свое время пытался играть шашками в «Чапаева», однако из-за чрезвычайного неудобства шашек (они отлично улетали в разные стороны), он растерял добрую половину фигур. Поэтому от этой игры дружно отказались. Оставались естественно карты. В палатке у Виктора собрались Кирилл, Леша, Юра, Гриневич. Они сели по периметру палатки вокруг свечи, освещающей дрожащим пламенем «карточный стол». Карточным столом сегодня служил желтый чемодан Виктора.
Сначала играли  в «бридж», потом в «покер». Игра продолжалась часа полтора, под шум дождя барабанившего по крыше палатки. Затем  пришел черед более плебейским играм - «дурака» и «пьяницы». Через три часа беспрерывной игры, все с трудом смотрели на карты, но играли, не зная чем заняться. В этот час на помощь пришел основной инстинкт, точнее один из них – голод. Как известно, есть хочется и в снег, и в жару, и в холод, то есть всегда. Но еда в палатке отсутствовала и ее нужно было добыть. Для этого кому-то из игроков требовалось выйти из палатки и пройти двадцать метров до хозяйственной палатки, где взять буханку хлеба, сгущенку, овощи и воду. Естественно никому не хотелось выходить под ливень, шлепать по мокрой траве и месить ногами грязь. Для решения этой проблемы было решено сыграть в очередной раз в «дурака» и заслать за едой проигравшего. Проигравшим оказался Леша, который немедленно обвинил всех игроков в шулерстве и потребовал реванша. Однако вместо реванша он получил пару  ударов по мягкому месту и на половину выдворен за пределы палатки. Голова и плечи Леши, стоящего на четвереньках, отчаянно упирающегося и ругающегося матом, оказались за пределами палатки, а задняя часть туловища в палатке. Виктору стало жалко Лешу. Он отогнал Кирилла и Юру, выталкивающих из палатки несчастного коллегу и процитировал Библию, если точнее Ремарка, который в свою очередь как раз и цитировал великую книгу. Схватив Лешу за талию и втаскивая назад в палатку, он сказал:
- Возлюби ближнего своего, как самого себя!
За это он получил поток обвинений Леши и Юры, в нетрадиционных наклонностях и взрыв хохота остальных картежников. Однако этот эпизод вдохновил пойти Лешу за едой.
- Хорошо ты его напугал, - одобрительно произнес Гриневич. - Теперь я знаю его слабость и страхи. Если что, я буду говорить, что его трахнет Виктор, в случае отвратительного поведения.
- Отстать нарик нечастный, - огрызнулся Виктор.
- Успокоились. Теперь играем в преферанс, - окрыленный предвкушением трапезы, сказал Кирилл, - это высокоинтеллектуальная игра, не в пример другим играм. Играем «Сочи». В благодарность гонцу, я раздаю карты и на Лешу. Видите, какой я добрый!
Леша отсутствовал долго, чем поставил, игроков в тупик. До хозяйственной палатки было идти минуты две, а Леши уже не было минут двадцать. Было выдвинуто несколько версий. Первая состояла в том, что Леша в гордом одиночестве решил объесть всех, и как следствие обожрался, заснул в хозяйственной палатке среди груды консервов и ящиков с овощами. Вторая гласила, что он заблудился среди палаток. Третья – что его похитили, либо леший, либо инопланетяне или совратили русалки. Когда в процессе разработки была четвертая версия появился Леша, мокрый, грязный, но с едой.
- Где ты бродил? Мы тебя потеряли!– возмущенно поинтересовался Кирилл.
- Иди в баню, - ответил Леша.
- Я рад, но бани нет. Жратву принес?
- Ну.
- Давай! - хором сказали все игроки, отложившие на миг свои карты.
- Не фига я вам не дам, пока не переоденусь. Вы же не хотите, что бы я вас запачкал экологически чистой грязью.
- Конечно нет, - зевнул Юра, - но жратву давай.
- Обойдетесь, - мрачно сказал Леша, снимая мокрую куртку.- Как погнать несчастного в дождь, это вы можете. Подождать кворума у вас нет сил! Шулеры!
Тем временем руки изголодавшихся игроков потянулиськ пакету с долгожданной едой. Но не тут то было. Нанося удары на право, и налево, Леша безжалостно сокрушил наглые попытки картежников выхватить у него долгожданную пищу. Переодевался Леша долго. Первым сорвался Кирилл, который закричал:
- Снимай штаны, я устал ждать!
- Еще один голубой! – возмутился Леша.
- Тогда я могу тебя пугать еще и Кириллом. Они  кстати, живут в одной палатке. Вот в чем вопрос! Леша, не спи с подозрительными типами в палатке, и не поворачивайся к ним задом, - ядовито заметил Гриневич.
- Что, ломает?
- Есть хочу.
По окончании переодевания, Леша торжественно высыпал посреди палатки из пакета еду, увенчав ее пакетом вина.
- «Портвейн Таврида», - прочитал Юра.
- Ставрида, - поправил его Виктор.
- Ты реабилитирован, - вынес свой вердикт  в отношении Леши Кирилл.
- За что?
- За опоздание, или задержку. У тебя задержка.
- Пошел в баню, - повторил Леша.
Все достали ножи и мгновенно покрошили овощи и хлеб. Виктор пробил в банке со сгущенным молоком  две дырки и приложился к сладкой тягучей жидкости.
- Не выпей все, - чавкая сказал Леша.
Они быстро раскупорили пакет вина и распили его закусывая черным хлебом, сладким перцем и помидорами. В самый разгар трапезы, раздался шорох и громкий кашель.  Юра  быстро спрятал вино за спину и сделал самый невинный вид заговорив о вышивке одежды. Через минуту в палатку засунул свою бородатую голову Сатин. Он подозрительно окинул взглядом археологов и громко  понюхал носом.
- Что у вас, Монте-Карло?
- Какое Монте – Карло? – переспросил Виктор.
- В карты играете, небось на деньги или на желание.
- Да мы совершеннолетние и играем на интерес, – с достоинством ответил Виктор.
- Ну и дураки. Я в вашем возрасте играл на раздевание с девками.
- Почему дураки? И девок нет!
- Вот поэтому и дураки? Вы что играете друг с другом на раздевание?
- Вы что?!
- Я ничего, а вот вы ведете себя подозрительно. Играете на раздевание, требуете снять штаны и говорите о вышивке.
Сатин залез полностью в палатку и уселся у входа. Всем своим видом он напоминал огромного ленивого, но сильного медведя.
-  Что же вы делаете? Бухаете сами, жрете в тайне от всех?
- Да, что вы, Борис Евгеньевич, как вы можете так о нас так думать! – искренне возмутился Кирилл, пододвигая к Сатину кусок помидора, огрызок перца и надкусанный ломтик хлеба. – Угощайтесь, чем богаты, тем и рады.
Сатин ни как не отреагировал на предложенные деликатесы, а грозно спросил:
- Что пьете?
- Ничего, ответил Леша.
- Врете. Знаю я вас студентов и иже с ними, все выпьете, что горит, все сожрете, как саранча.  Это нормально – сам был такой. Но вы ведете себя отвратительно. Знаете почему? Знаете, только молчите. Потому, что жрете тайно, сами, вместо того, что бы кушать в коллективе. У меня это не пройдет. Значит так,  два человека на растопку печки.
- А если они не хотят?
- Есть хотят все, - неожиданно мягко сказал Сатин. – Вопрос в другом, кто будет готовить? Скажете девчонки, - конечно нет, им нельзя мокнуть, у них хрупкий женский организм. Иностранцы -  гости и к тому же платят нам деньги. Значит тоже нет. Может я или Горовой? Так мы все это время не в карты резались, а работали, к тому же почистили кастрюлю картошки. Остаетесь вы. Короче, двое из вас берут Виталю и на растопку печки. Затем один из вас идет в хозяйственную палатку, берет молот и пустые консервные банки в мусорной яме за печкой. Когда у него будут эти вещи в руках, он методично забивает их в землю возле печки, делая площадку. Разговор закончен.
Сатин положил в рот предложенный кусок перца, и вылез из палатки. Игроки грустно переглянулись, слушая удаляющиеся шаги своего шефа.  Что бы в очередной раз не заниматься выборами, был сделан компромисс – пошли все.
Дождь к этому времени прекратился, но с деревьев предательски капали дождевые капли, раздражая Виктора. С горем пополам, они разожгли печь, и приготовили ужин, состоящий из вареной картошки, консервов тушеных с луком и помидорами. После ужина Сатин с надеждой посмотрел на небо сказал, что завтра будет хорошая погода и пошел спать в свою палатку. Иностранцы последовали его примеру. Остальные археологи укутавшись в пока еще сухую одежду ежились за столом, попивая чай и травя разговоры разбившись по кучкам. Горовой попытался читать свою книгу, тщетно абстрагируясь от бесед и корча из себя интеллектуала. Виталя, который не мог ни к кому примкнуть, захотел выпить еще чаю, но  чайник оказался пуст. Он не растерялся  и поплелся на кухню в поисках кипятка.
- Вот. Поймал! – внезапно раздался откуда-то вопль Витали.
Все сидящие за столом насторожились. Горовой проворно захлопнул свою книгу и прислушался. Сразу было видно, что он ищет повода прекратить чтение. Изольда, Ира и Аня прервав свою девчачью беседу, в унисон поставили кружки на стол и удивленно переглянулись. Гриневич бросил на землю самокрутку из дубовых листьев, и напряженно засопел.
- Что-то случилось. Наверное, это там, - указал он пальцем в кусты  Гриневич.
- По-моему где-то за кухней, - возразил Виктор.
- Согласен, - кивнул головой Горовой.
Все дружно встали из-за стола и гурьбой направились на  кухню. Виновника на кухне не было. Он стоял за стеной кустов возле выгребной ямы с лопатой наперевес. Как это ни парадоксально, но на лице Витали умещались радость победы и зверский оскал.
- Смотрите, кого я нашел! –  указал Виталя  черенком лопаты в яму, - настоящая нутрия.
Все дружно заглянули в выгребную яму. Там, среди пустых консервных банок, картофельных лушпаек и прочего мусора, сидело маленькое рыжее животное, которое жалобно чихало и кашляло.
- Молодой человек, вы уверены, что это нутрия? - с сомнением в голосе сказал Горовой, - У нутрий на лапах должны быть перепонки, а у этой вроде бы нет.
- Нужно проверить, - рассудительно заметил Виктор, - давайте бросим ее в воду. Предлагаю в озеро. Если она будет плавать - значит нутрия, а если нет – крыса.
- Озеро далеко.
- Тогда в ведро с водой.
- Дохлятину из ведра ты тоже будешь вылавливать? – съязвил Горовой.
- Мне ее жалко, - заканючила Изольда.
- Нутрия нас может привести к своему гнезду. В гнезде этих нутрий десяток, а может и больше. Значит мне хватит и на шапку и на воротник, - мечтательно произнес Виталя, подсчитывая виртуальные барыши.
- А если это крыса? – не унимался Горовой.
- Тогда убить, - кровожадно ответил Виталя, с силой вонзив лезвие лопаты в землю.
- Какой будет воротник или шуба из крысиных шкурок! Классный!
- Фи, это мерзко, - сказала Аня, - мы же за Гринпис. Давайте ее отпустим.
- Прибить, - сказал Виталя.
- Что скажешь Ромыч? – обратился Горовой к Гриневичу.
Гриневич, глубоко вздохнул и подняв глаза к небу заговорил:
- Крысы из столетия, в столетие сопровождали человека, подчищая за ним дорогу. Например, найдены останки крыс на стоянках неандертальцев. Не мне ли вам это объяснять сеньор?
Горовой понимающе кивнул головой.
- В тоже время, - продолжил Гриневич, - они ходили за человеком разнося разнообразные болезни, чуму например. Чума в четырнадцатом веке, между прочим, выкосила половину населения Европы. С другой стороны, наличие крыс, является признаком достатка и благополучия. Значит, мы хорошо живем. Однако учитываем тот факт, что сейчас лето и различные инфекции так и прут по все дыры. Если посмотреть в другом аспекте - крысы приносят много пользы. Сколько крыс положило свои головы на алтарь науки?! Никто не скажет их количество досконально. Наверное, миллионы. Им не установлено ни одного памятника не то, что собаке Павлова. Это крайне не правильно.
- Короче, Демосфен, -  прервал его Юра.
- Лично она мне ничего не сделала. У меня нет доказательств, что это крыса. Кроме того у этого животного могут быть маленькие дети или оно, в смысле животное, наверное несовершеннолетнее. Тогда мы покушаемся на жизнь крысиного ребенка.
- Отпустить, что ли? – переспросил Юра.
- Это таки крыса! – кровожадно воскликнул Виталя.
- Я это не сказал, - вздохнул Гриневич.
- Крыс надо мочить, - веско заметил Юра.
- Да, - подтвердил Виталя, - к тому же она украла у меня огурец. - Собака.
- Крыса, - поправил его Юра.
- Не важно.
- Виталя, какой огурец? Ты же пошел за водой? – спросила Аня.
-  Вкусный, сочный. Я его нашел и хотел съесть.
- Как он попал в мусорную яму?
- Упал.
- Значит это его законная добыча.
- Крысу надо ликвидировать, - многозначительно сказал Леша. - Из услышанных мною прений следует, что от крысы больше негатива, чем позитива.
- Я ее боюсь, - сказала Ира.
- Это не суд. Это судилище! – внезапно воскликнула Изольда.
- Согласна, - подтвердила Аня.
- Насилие над зверьком, только через мой труп!
Сзади послышался шум шагов, и хруст веток. Тяжело топая по земле берцами по мокрой земле, к скоплению оживленно дискутировавших археологов подошел Сатин. Он затянулся сигаретой, выпустил клуб дыма, взял в пальцы окурок и швырнул его в выгребную яму. Тускнеющей красной точкой упал в какую-то консервную банку и шипя потух.
- Что за шум, а драки нет?
- Вот нашли, животное, крысу или нутрию, - многозначительно вздохнул Виктор, - и думаем, что с ним делать.
- Оно украло мой огурец! – веско заметил Виталя.
- Разойдитесь, - сказал Сатин и протянул руки к лопате Витали. Тот  послушно отдал ему инструмент. Сатин ловким движением руки подцепил животное ковшом лопаты и с размаху швырнул ее в кусты.
- Вы же ее могли убить или покалечить? – пожурила его Аня.
- Какое мне до этого дело? Я ей подарил свободу. А свобода легкой не бывает. Идем к столу, будете получать задания на завтра. Кстати, тебе с Изольдой своей властью присваиваю гордое звание спасителя пацюка.
Но задания Сатина «на завтра» не пригодились. В горах тучи имеют странное свойство  цепляться за вершины и лить, лить и лить влагу с небес на землю, пока не выльют все -  и баста. Поэтому дождливая погода была и на второй и на третий день. Палатки, постепенно промокали, а вещи, даже находящиеся в рюкзаках, становились сырыми и вызывали неприятный озноб при одевании. В свободные минуты, археологи занимались лагерем, отмывали кости и кремень и бездельничали, что откровенно разлагающе действовало на коллектив.
Был третий пасмурный день. Дождь на время прекратился. Видимо серые тучи решили сделать перерыв в поливании земли, чем и воспользовались археологи. Они достали какую-то часть сырой одежды и развесили на веревках, поддерживающих палатки, наивно думая, что та высохнет. Сатин раздал всем какие-то поручения, а сам сел под тентом за столом с Мариусом и Вернером. Виктору, Ире, Леше и Витале, выпала почетная миссия, отмывать найденные кости. Они вчетвером сидели вокруг большого жестяного корыта, и отмывали от грунта найденные останки досторических тварей, аккуратно складывая обломки их остовов на большую, не первой свежести тряпку. Вдруг, в близи лагеря раздался шум мотора легкового автомобиля. С каждой минутой шум усиливался, и вскоре на территорию лагеря въехала серая «Волга». На лицах членов экспедиции отобразилось несказанное удивление, поскольку никто не ожидал никаких гостей. Виктор, отложил в сторону отмытую кость,  застегнул грязную ветровку, пригладил всклоченные волосы и почесал недельную щетину. Он задался вопросом, о том кого могло принести в такую глухомань!? Двери автомобиля, тем временем открылись, и из него вышли трое. Двое из них были мужчины, третья женщина. Один из них, очевидно главный, был плотный лысый мужчина лет сорока пяти, одетый в бермуды, белоснежную тенниску и шлепки. Другой был водитель, манерами смахивавший на бывшего военного. Третьим  гостем была женщина в широкополой панаме, огромных солнцезащитных очках, легком платье и изящной сумочкой через плечо. Лысый, сразу угодил ногами в грязь и отчаянно чертыхнулся. Женщина в это время сняла шляпу и очки, и Виктор к своему ужасу узнал в незваной гостье свою маму. Мама настороженно окинула взглядом весь лагерь и моментально выделила Виктора, среди серых фигур других участников экспедиции.
- Витенька, сынок, мой любимый! – громко воскликнула она и осторожно ступая по влажной траве, направилась к Виктору.
Сидящие рядом с Виктором Виталя, Леша и Ира, с немым удивлением смотрели то на маму, то на Виктора.
- Как ты возмужал, - обняла его мама и (о ужас!) начала его целовать. Он сделал отчаянную, но безуспешную попытку освободиться из объятий, но этим лишь спровоцировал дальнейшие лобзания.
- Витенька, ты по-моему, похудел. Тебя тут не кормят!
- Нет мама, кормят.
- Ты осунулся, у тебя мешки под глазами. Но выглядишь ты замечательно, как настоящий мужчина. Только не причесанный и неухоженный. У тебя грязные штаны и дырка на коленке. От тебя дурно пахнет.
- Мама в горах третий день идет дождь. Не запачкаться невозможно! Штаны я порвал сегодня, и просто не успел починить.
- Третий день! Боже мой! Третий день в воде и грязи!
- У нас есть замечательные палатки и тент.
- Я вижу, - с нервным, граничащим с истерией смехом сказала мама. Она вновь обняла Виктора и стала лихорадочно ощупывать на нем одежду, остановив свою руку лишь у него в паху. Виктор сделал неловкую попытку вывернуться.
- О Боже, - завопила мама. – Вся твоя одежда сырая! Ты же можешь заболеть, простудиться, прихватить воспаление легких, или как минимум бронхит. Еще ты можешь простудить, свои…свои мужские органы. Ты рискуешь остаться без детей.
- Мама!
- Что мама! Не мамай. Немедленно переодевайся. Ты белье, надеюсь, меняешь каждый день или как минимум через день?
- Каждый день, - соврал Виктор, - а иногда даже два раза в день. Мама, тут чужие люди, женщины. Не надо со мной так говорить.
- То, что я как мать пекусь о своем сыне, это тебя стыдит? Кстати, девушка, как вас зовут?
- Ира, - ошеломленно ответила та.
- Ирочка, вам же приятна забота матери.
- Да, но…
- Видишь, ей приятна забота матери, - не дала договорить Ире мама, - а вам молодые люди?
- Алексей и Виталий, - сказа Леша.
- Алексей и Виталий, несказанно радовались бы появлению своей мамы.
- Мама, отпусти меня там, - оторвал руку мамы от своих штанов Виктор.
- Ой сыночка, извини, - спешно убрала руку мама и поцеловала его в лоб. – Кстати, где вы моетесь?
Виктор закатил глаза,  панически стараясь придумать что-то по правдоподобнее и поприличнее. Ему на помощь пришла Ира.
- Знаете, тут поблизости есть замечательное озеро, и мы в нем купаемся после работы, стираем нашу одежду...
- Стираете? – переспросила мама.
- Стираем и моемся, - спешно подтвердил Леша. – Знаете ли, оно небольшое, но уютное такое озеро, диаметром метров сто пятьдесят, с красивыми разлапистыми деревьями и еще какими-то деревьями вокруг…
Вот тут-то Леша допустил стратегическую ошибку, поскольку думал, что женщин интересует красота природы. Но он упустил одну немаловажную вещь – перед ним была еще и мама, находящаяся в шоке от состояния своего чада.
- А животные там бывают?
- Замечательные коровки с колокольчиками на шее, пушистые овечки и стройные лошадки.
- О, ужас! – панически воскликнула мама.
- Не беспокойтесь, они на людей не бросаются…- сказал Юра, недоуменно поглядывая то на маму, то на своих соседей.
- Не бросаются! Спасибо! Молодой человек, не принимайте меня за дурру! Это же антисанитария! В жару в стоячей воде размножается множество пагубных микроорганизмов. Это не озеро, а лужа, да к тому же там собирается домашний скот. Во время купания вы невзначай глотаете воду и легко  можете подцепить расстройство желудка, а в худшем случае дизентерию или холеру. Холера, в свое время косила тысячи жизней. Я ни сколько не удивлюсь, что где-то поблизости есть чумный могильник, размытый дождевой водой, которая сносит эту отраву в озеро. Потом вы безмятежно купаетесь в озере, не подозревая о грозящей вам опасности. Вы же рискуете жизнью!
- Там вода холодная, ключи  чистые бьют.
- Витенька, ты к тому же можешь простудиться! Подхватить воспаление легких, купаясь разогретым на солнце в ледяной воде, проще простого.
- Это прохладная вода, а не ледяная!
- Знаю я вашу прохладную воду!
- Вы же не измеряли ее температуру!
- В том то и дело, что не измеряли! И пытаетесь меня успокоить. Виктор, надо ехать. Тебе  по всем показаниям надо уезжать отсюда! – всплеснула ладонями мама.
- Мама, давай отойдем, в сторону, и поговорим.
Мама, закатила глаза, всплеснула руками и кивнула головой в знак согласия. Виктор уверенно пошел к палатке. Мама спотыкаясь пошла за ним. Она с беспокойством глядела по сторонам, и охала.
Виктор был на взводе. Внутри него кипело возмущение. Он хотел орать, вопить, топать ногами, махать ручонками и хамить маме, которая его «опустила» в глазах «товарищей по оружию». Мама естественно этого не замечала и сама была, что называется «на нервах», от тупости, глупости и потрясающей непрактичности своего любимого чада. Виктор  с силой отбросил ткань палатки прикрывавшей вход на ее крышу и жестом предложил маме зайти внутрь. Мама в нерешительности остановилась. Для того, что бы маме удалось войти в палатку, ей пришлось бы согнуться в три погибели. Поэтому заходить она так и не решилась, а лишь засунула в нее свою голову, благоразумно сняв с носа очки. Маме в нос ударил ядреный букет запаха пота, грязной одежды, опрелости, и сырости. Она глубоко вздохнула и закачалась на ногах. Казалось, она была готова упасть в обморок. Но мама выпрямилась и бодро спросила, что бы все слышали:
- Какое замечательно место! И где ты спишь.
- Там справа, лежит спальник.
- Это тот, что возле груды грязного белья? – сверкнула она глазами.
- Оно чистое, я его стирал на прошлой неделе, и одевал всего лишь один раз. Оно просто не очень высохло для того что бы его можно было упаковывать в чемодан.
- Как это  чистое, одетое один раз и влажное?
- Мама, я один раз одел, потом повесил сушиться, затем пошел дождь. Вот я и разложил его сохнуть по палатке.
- Витенька, - произнесла мама тихим, но нервным голосом, - милый мой сыночек, твоя кровать более напоминает логово какого-то малокультурного зверя!
Как зверь может быть малокультурным, мама так и не пояснила, зато внимательно посмотрела в глаза Виктора. Казалось, она хотела его загипнотизировать. Но Виктор не поддался на попытки побороть его волю.
- Мне здесь нравиться, - сказал он.
- Здесь!? В этой санитарии?!
 Мама выпрямилась и окинула лагерь обреченным взглядом. Ира, Леша и Виталя, побросав грязные кости в корыто с бесстыдным интересом смотрели на Виктора и его визави. Остальные археологи, собрались за столом под тентом и так же пожирали наблюдаемую сцену глазами. Сатин между тем подошел к незнакомцам, и засунув руки в карманы, о чем то заговорил с ними,  то и дело кося на Виктора.
- С этими небритыми типами, с этими неаккуратными и порочными женщинами.
- Девушками, - поправил ее Виктор.
- Что-то я не уверена, что они девушки, но дело не в этом. Я сейчас в Евпатории, в санатории, которым руководит наш бывший однокурсник, с которым мы с папой  учились. Его зовут Михаил Григорьевич, он меня сюда привез, за что ему огромнейшее спасибо. Я с ним договорилась, что бы он сделал для тебя хороший номер. Там пляж, солнце, диетическое трехразовое питание, чистые простыни, словом комфорт, и это практически бесплатно. Я сейчас поговорю с твоим начальством, ты возьмешь вещи, и мы поедем на изумрудно-синее теплое Черное море.
Мама говорила тоном опытного искусителя, пытаясь посеять зерно сомнения в душе своего сына. Но в душе Виктора проснулась гордость. Он надул губы, и в отместку задумался о том, что изумруд то зеленый и как зеленое море может быть синим? Мама не правильно истолковала задумчивость на его лице, полагая, что сын размышляет о том, как быстрее растыкать по пакетам и сложить в чемодан вещи.
- Грязные вещи, нужно положить в этот пакет. - Мама указала на темно-синий помятый пакет, валявшийся посредине палатки. – Он самый большой. Я думаю, они все в него влезут. Где твой твоим начальник Катин? Это тот косолапый небритый мужчина?
- Сатин, - фыркнул Виктор, - Борис Евгеньевич Сатин.  Я никуда не поеду.
-Как никуда не едешь? - искренно удивилась мама, и ее очки плавно сползли со  лба на нос.
- Мне тут нравится, - топнул ногой  Виктор. – Тут замечательный коллектив и интересная высокоинтеллектуальная работа! – Виктор топнул еще раз. – Здесь замечательная жизнь и я готов здесь работать еще и еще.
В финале своей патетической фразы Виктор еще раз топнул ногой и поскользнулся. Он непременно бы заехал носом в мокрую потоптанную траву, если бы не веревки, которые натягивали палатку - за одну из них он успел ухватиться. Мама посмотрела на него, как на нашкодившего щенка, непонимающего своего поступка.
- Своими словами, своими безрассудными поступками, ты разбиваешь любящее материнское сердце. Я ли тебя кормила, поила, одевала, холила и лелеяла? И теперь ты меня оскорбляешь!
Виктор смотрел на маму, и видел, как на ее глаза готовы навернуться слезы. Мама резко повернулась и со словами: «Такова сыновья благодарность!», пошла к автомобилю. Виктор шагал за ней.
Когда они оказались возле автомобиля, приезжие незнакомцы протянули Виктору руки для пожатия.
- Михаил Григорьевич, - пожал руку Виктора однокурсник мамы.
- Коля, - пожал руку водитель.
- Родная, да у тебя сын-богатырь, настоящий мужчина, - хлопнул по плечу Виктора Михаил Григорьевич. – Ну что, поедешь с нами?
- Приятно познакомиться. Я очень тронут вашим вниманием и предложениями, но наверное нет, - ответил Виктор.
Михаил Григорьевич поднял брови и пожал плечами:
- Почему нет?
- Работа. Я дал слово.
- Мужской ответ, уважаю.
- Ему тут очень нравиться, работать. Здесь очень интересно и романтично, - неожиданно бодро сказала мама.
- Да, - кивнул Сатин и серьезным тоном добавил, - у нас работают либо остепененные люди, либо студенты или ассистенты. Кроме того, у нас международная экспедиция. С нами работают немец и бельгиец. У вашего сына есть замечательный шанс, оттачивать английский, немецкий и французский, с настоящими носителями языка. У вас замечательный сын.
Виктор скромно зарделся. Мама, тем временем, достала с заднего сидения автомобиля большой и яркий полиэтиленовый пакет полный персиков  и с натянутой улыбкой на устах вручила его Виктору. Тот поблагодарил маму, подставил ей голову для поцелуя и направился к своим коллегам, сидящим у корыта.  Сатин поговорил с мамой и ее знакомыми еще минут пять – семь, затем пожал руки мужчинам и поцеловал руку маме. После нежданные гости сели в автомобиль. Мама  грустно улыбнулась и помахала Виктору рукой уже из окна автомобиля.  Еще через минуту «Волга», тяжело переваливаясь с колеса на колесо, словно носильщик с тяжелой ношей, развернулась и поползла в сторону дороги. Когда шум автомобиля затих, Леша спросил:
- Ну как мама? Тебя проведывала?
- Нормально, как все мамы.
- Что она там тебе передала?
Виктор молча раскрыл пакет, обнажив желто-розовые бока больших спелых персиков. Виталя опустил в руку в пакет и достал один из них. Он потер фрукт о свою куртку, наивно очищая его от грязи, и откусил от него большой кусок, обрызгав соком Виктора и Иру. После Виталя шмыгнул носом и начал громко чавкая жевать. Вместо ответа, остальная троица посмотрела на него с нескрываемым раздражением. Всем кроме Витали было ясно, что это подарок для Виктора. Для того, что бы его взять персик нужно было немного -  символическая просьба. Сказать волшебное слово, «не в глаз», конечно, а «пожалуйста». Но просьбы как раз не было. Виталя откусил персик еще раз и только тогда поймал напряженные взгляды соседей. Он втянул голову в плечи и интенсивно заработал челюстями.  Проглатывая последний и плохо пережеванный кусок спросил:
- Что-то не так?
- А как ты думаешь? – спросила Ира.
- Не знаю. Персики вкусные.
- И? – спросил Виктор.
- Угощайтесь, вкусные они шибко. Рискуете тем, что я все съем.
Виктор, демонстративно закашлялся, а Виталя  выплюнул персиковую косточку и  от души похлопал его по спине.
- Я не поперхнулся. Я еще не ел свои персики, - язвительно заметил Виктор.
- Так ешь, - простодушно сказал Виталя и потянулся за следующим плодом, - возможно ты подавился слюной.
- Виталя, тебе знакомо чувство такта? – спросила Ира.
- Чего?
- Персики что твои? Может попросить надо? – потер руки Леша.
- Да? – наивно удивился Виталя. – Я думал, что они общие.
- Виктору, между прочим, их мама подарила.
- Я думал, что всем нам.
- Да, всем, но мне в первую очередь, - сказал Виктор, - я готов поделиться своими персиками.
- Короче, ты мне не хочешь давать персики?
- Почему не хочу?
- Потому, что ты жлоб.
- Я жлоб?
- Ну не я же!
- Ты нарываешься.
- Вы слышите, - закричал Виталя, - он хочет сожрать персики сам! Мы одна команда. У нас все общее.
- Мы не при коммунизме. Это мои персики!
- Ну, ну, - вскочил Виталя на ноги.
Виктор тоже поднялся и постарался сделать зверский вид. Но в ответ Леша громко засмеялся.
- Что ты ржешь? Я хочу, что бы у меня попросили прощения!
- За что?
- За персики, - сжимая кулаки, - сказал Виктор.
- А вот и не подеретесь, - весело произнесла Ира, - смотрите!
Все обернулись и увидели, как Сатин вышел из своей палатки в белоснежных шортах и футболке, контрастировавших с грязными черными берцами.
- Борис Евгеньевич, что с вами. Вы собрались на праздник? – со смехом спросил Горовой, выходящий из кухни.
- Если я вышел во всем белом…
- Вы  женитесь или идете на праздник?
- Я вызываю солнце и разгоняю тучи, - сказал на полном серьезе Сатин, делая какие-то пассажи руками, - вызываю на завтра хорошую погоду.
Виктор улыбнулся и предложил всем съесть персики. Никто не отказался и Виктору достались только два их них.
Во второй половине дня Аня внесла предложение съездить на следующий день в Бахчисарай, глянуть ханский дворец, пещерный город Чуфут-Кале, заскочить в менее раскрученный город пещерный город Чикмент. Сатин, отнесся к этому скептически.
- Что там такого смотреть? Ободранный дворец с павлинами и груду развалин! Лучше сходите на Баклу и нарубите дров.
- Да нет, спасибо, - буркнул Виктор.
- Что, бунт на корабле?
- Мы не были в Бахчисарае, - возмутилась Аня, - там так интересно. Вы, кстати, на море нас  никак не отвезете, хотя давно обещали. Мокнуть под дождем в палатках нам надоело.
- Я хочу выйти в свет! – подержала ее Изольда.
- Аня, послушай старого дядю Борю…
- Да, Борис Евгеньевич, если будет пасмурно, мы хотим поехать и сменить обстановку.
- Ладно, - махнул рукой Сатин, - Горовой, ты тоже едешь?
- Вообще-то хотелось, Борис Евгеньевич.
- Предатель. Но тогда зайдете по дороге  к Юре Мочалову, я расскажу тебе где его найти. Передадите от меня пакет и купите мне блок сигарет подешевле.
Из собравшихся ехать, а ехать собрались все, кроме Витали, Сатина и иностранцев, в Бахчисарае бывал раньше только Горовой. Он с важным видом стал выдавать устный рекламный ролик о достопримечательностях старой столицы Крыма. Горовой был парень хороший, но оратор неважный. Его спич, изобиловавший словами-паразитами, вроде «э-э-э-э», «короче», «этакий» и многими другими, стал вводить слушателей в скуку и они стали потихоньку расходиться. Вдруг, к столу подбежала Ира. Дрожащим голосом, она сказала:
- Там кто-то сидит.
- Где? - недовольно спросил Горовой, прерывая свою речь.
- Мне надо было пойти в лес, по одному важному делу…
- Ага, - понимающе кивнул Горовой.
- Вдруг, я слышу, в кустах кто-то возится. Я даю голову на отсечение, что кто-то хрустнул веткой, и спрятался за дерево.
- И?
- Я испугалась. Возле   нашего лагеря, кто-то окопался, за нами кто-то следит.
- Не может быть, - зевнул Юра.
- А между тем солнце садиться, скоро будет темно.
- Это была крыса, - подмигнул Виктор.
- Я не шучу, - обиделась Ира и нахмурила брови, - там какой-то человек.
Виталя, одетый в полувоенный костюм цвета хаки, подошел к Ире и обнял ее за талию:
- Я тебя спасу. Остальные просто боятся.
Они удалились в сторону сортиров вырытых в свое время самим Виталей и Виктором. Горовой зевая во весь рот, продолжил описание Чуфут-Кале с того места, на котором его прервали. Он стал красочно описывать камни и обломки кладки территории города,  где некогда находился ханский монетный двор, и где масса приятелей его приятелей находили монетки Крымских ханов. Горовой говорил об этом так красочно, словно пытался доказать молодым археологам, высокую вероятность нахождения клада. Теперь все его внимательно слушали, время от времени задавая Горовому скептические вопросы, на который тот снисходительно отвечал. Очередной глубокомысленный и исторически подкованный ответ Горового, вновь был прерван появлением Иры:
- Виталя пропал.
- Как пропал, - потянулся Горовой.
- Он пошел смотреть, кто спрятался и пропал.
- Его съела крыса, -  философски сказал Гриневич.
- Человек пропал, ваш товарищ, а вы шутите! Тут нет ничего смешного. Там кто-то сидел, Виталя пошел смотреть и пропал. Вы слышите, пропал. На него наверное напали!
- Не паникуй и истерически не кричи, сейчас он придет.
- Он уже не придет! – трагически сказала девушка. - Вы просто боитесь и трусите!
- Ира, не нервируй меня.
- Сергей, - сказал Юра, - Витали нет уже минут десять. Может, с ним действительно что-то случилось. Мы же в лесу, мало ли что ...
Горовой снял с руки часы, повертел их в руках, и стал перебирать длинными как у пианиста пальцами звенья металлического браслета, словно монах четки. Леша медленно встал со скамейки и подошел к палатке, где жил Виталя.
- Он там? – спросил Виктор.
Леша заглянул в палатку и отрицательно помахал головой.
- Его действительно нет.
- Девочки, я боюсь, - встревожено сказала Изольда.
- Может он пропал как Вернер? – спросил Гриневич.
- Он же не бухал с татарами и вообще не пил. Сегодня не пил. Куда ему теряться.
- Если он пошел купаться? – высказала версию Аня и заморгала глазами.
- Не подмигивай, - произнес Горовой, - зачем ему идти на озеро, одному и вечером, когда он и без того в сырости сидит. Кроме того, Виталя обязательно бы нас предупредил.  Где твоя логика женщина?
- Моя логика состоит в том, что бы быть чистой.
- Сейчас не об этом. Предлагаю, что бы кто-то пошел и поискал Виталю.
- Что бы еще кто-то пропал? – взволновано сказала Ира, и присела на скамью, между Виктором и Аней. Она прижалась к Виктору рукой  и он почувствовал, что девушка дрожит. Горовой решительно встал и одел часы на запястье левой руки. Виктор сорвался со скамьи и подошел к нему:
- Может Сатину сказать?
- Не надо беспокоить начальство и раньше времени бить в тревогу. Возможно, мы все решим сами.
Горовой залез в хозяйственную палатку и вышел оттуда со штыковой лопатой. Леша зашел на кухню и принес оттуда топор. Кирилл, рассмеялся: «Вы что, на войну собрались?». И взял лежащий на столе кухонный нож. Гриневич достал из кармана очередную самокрутку, и прикурил.
- Конечно не план, но на хороших буковых листах и сосновых иголках, - сказал он распространяя вокруг вонючий дым, - Виктор,  ты с нами?
- Да, но я не знаю, что с собой взять.
- Можно отломать такую длинную и тонкую ветку, что бы бить, хлестать, и вгонять его в …в страх.
- Кого его?
- Неважно, пошли.
- А мы? – хором спросили Аня, Ира и Изольда.
- Наверное подождите за столом, - предложил Виктор.
Группа вооруженных кто-чем археологов, в сопровождении женского арьергарда, осторожно направилась в сторону сортиров. Они остановились у узкой тропки, ведущей к отхожим местам, и отчетливо услышали какие-то звуки. Эти явно звуки мог издавать человек. Горовой замахнулся лопатой и осторожно покрался по тропе. Остальные,  стараясь не шуметь пошли за Горовым. Виктор почувствовал себя особо безоружным и до боли сжал кулаки. Вдруг под ногой Горового хрустнула ветка. Этот хруст показался Виктору, громким как выстрел. Горовой решительно ускорил шаг. Они увидели, как  буквально в нескольких шагах от них за густой стеной кустарника мелькнула чья-то тень.
- Нет! – раздался человеческий вопль и на тропинку выскочил Виталя, спешно натягивающий штаны.
- Что ты тут делаешь? – изумился Горовой.
- Я сижу и сру. Наверное, в более комфортных условиях, может и книгу читал. Вы чего приперлись сюда с лопатами и топорами?
Кирилл спешно засунул нож в рукав, а Леша механически спрятал  руку с топором за спину.
- Мы искали тебя. Ира сказала, что ты пропал…
- Топор зачем?
Горовой замялся и ему на помощь пришел Кирилл:
- Иру что-то напугало и она подумала, что на тебя кто-то напал. Она о тебе беспокоилась.
- Вы меня так больше не пугайте.   
Горовой молча развернулся и пошел назад.
- Бабы дуры, гнать таких в три шеи. Никогда с ними не свяжусь - сквозь зубы процедил он.
-  Будешь, будешь и еще раз будешь, - съязвил Виктор.

13
- Привет, мой ненадежный Соратник! -  Виктор почувствовал, как его  кто-то будит. Он открыл глаза. Перед Виктором стоял уже знакомый ему гаулейтер с перевязанной рукой. Он поправил очки на носу и улыбнулся. Его губы натянулись тонкими охотничьими сосисками.
- Привет, - буркнул Виктор.
- Это так ты уважаешь старших по званию и возрасту. Надо бы сказать «здравствуйте» или «добрый день».
- Тоже мне начальник нашелся!
Гауляйтер насупился и засунул здоровую руку в карман. Карман оттопырился пузырем, будто там был небольшой мячик. Гауляйтер наклонил голову сначала вправо, потом влево, издавая нездоровый хруст шейными позвонками, и серьезно спросил:
- Как твои успехи? Работаешь по плану?
- По какому плану?
- По плану согласованному со мной,  и мною же утвержденном, - искренне удивился гауляйтер.
Виктор ничего не ответил, только презрительно сплюнул на землю.
- Фи, это не эстетично!
- Зато в тему.
- Скажи мне друг мой, с виду ты нормальный разгильдяй, с формой черепа и чертами своей рожи, близкими к арийским. Вроде бы и какие-то остатки ума имеются в голове, а ведешь себя как последний идиот. Тупой идиот. Вдобавок хамишь.
- Сам идиот.
- Ты возмущаешься, потому, что у тебя зад покалечен. И об это знают Маша, Юра, и конечно я. Так зря беспокоишься, у меня тоже была рана на правой ягодице. Правда, незначительная мелочь, это шрам от осколка снаряда. В остальном - все то же самое. Хочешь - покажу?
Не дожидаясь ответа Виктора, гауляйтер повернулся к Виктору задом и стал неловко расстегивать серые, сшитые из добротной ткани штаны.
- Нет, спасибо. Я вам верю на слово.
- Не нравятся мужские задницы? – поинтересовался гаулейтер, повернул свое лицо к Виктору и стал снимать штаны.
- Не нравятся. Оденьте штаны! Так что вы от меня хотели?
Гауляйтер многозначительно хмыкнул и проворно натянул штаны. Он аккуратно застегнул на них пуговицы и вновь засунул здоровую руку в карман.  Гауляйтер повернулся и проницательным взглядом посмотрел на Виктора.
- Что вы хотели? – повторил вопрос Виктор.
- Я то думал, как на тебя повлиять. Деньги, уговоры, деловые предложения… Все оказалось намного проще - тебя привела к повиновению голая мужская задница. Но не будем об этом. Ты на верном пути, но рисковать не надо. Ты в курсе, что  тебя могли подстрелить трое проходимцев.
- Нас, - поправил гаулейтера Виктор.
- Твой приятель меня интересует поскольку – постольку. Но к твоему сведенью, он тоже охотится за копьем Одина. Если бы копье оказалось у тебя, он бы не раздумывая перерезал резинку на твоих трусах.
Виктору захотелось спросить, откуда Юра знает о копье Одина, и какое отношение он имеет к нему. Но вместо этого он поинтересовался:
- Зачем ему резать резинку?
- Если ты напряжешь свое серое вещество, то поймешь, что с  перерезанной резинкой трусы неминуемо спадут. Если же трусы спадут, ты не сможешь догнать и поймать человека с украденным копьем. Не будешь же ты бегать без трусов!
- Логично, - согласился Виктор и поковырял мизинцем в носу. Все было действительно до гениального просто.
Гауляйтер одобрительно закивал, глядя на манипуляции пальца Виктора в носу. Он достал из кармана клетчатый, в жирных пятнах платок, с вензелем «гей». Виктор прыснул смехом.
- Чего ржешь, бездарь.
- Вы читали, что у вас написано на платке. «Гей»!
- Что ж тут непонятного. «ГЕЙ», так «ГЕЙ».
- Гауляйтер Эссена Йозеф, или просто гей. - Справа налево,  и буква «Е» вместо «Э» для конспирации.  Конспирация, - глубокомысленно сказал гауляйтер. - Причем написано так - что бы никто не догадался. Но не будем отвлекаться от темы. Ты можешь ему отомстить, или потенциально вывести из игры.
«Кому ему? Кого его?» - задумался Виктор – «Наверное речь о Юре».
Виктор спросил:
- Ударить по голове тяжелым тупым предметом?
- Это последний довод, к которому я бы советовал прибегнуть в самом крайнем случае. Тебе бы, я рекомендовал, прибегнуть к чему-то более простому и неординарному. Например, связать шнурки на его кроссовках. Твой коллега, одевает кроссовки, пытается идти и естественно падает. Он ударяется головой о землю и теряет сознание. Боль, сотрясение мозга, больница.  Трагедия! Но самое главное, ему и в голову не может прийти мысль, что связал шнурки именно ты. А почему? Потому, что мы взрослые люди и на такие шалости не идем. Настучать, украсть документы, подсыпать яд, облить грязью в глазах других – это ждут. Но связать шнурки или подсыпать в кефир пургена – это неожиданность. Но главное цель выполнена. Как говорили древние – цель оправдывает средства. Противник выведен из игры и не подозревает, что его нейтрализовал именно ты. Пока он в неведении ты решаешь свои дела. Ну как?
- Блестяще, - согласился Виктор и почесал затылок.
Ему казалось, что его мозги начинают «ехать» и мысли в голове путаются. Тонкая нить  разговора запуталась в такой диковинный клубок, который распутать просто невозможно. – Но я ничего не понял! – сказал Виктор.
- Что ж тут понимать, - снисходительно улыбнулся гаулейтер, - есть цель, которой надо достигнуть. Для нас – это найти копье Одина. Нам нельзя погибнуть или выйти из игры на полдороги, поэтому нужно проявить хитрость и изворотливость. Вот возьмем твою встречу с криминальными копателями.  С ними можно было договориться. Они ищут золото, серебро и другие ценности. На копье Одина, которое для них просто ржавая железка, они даже внимания не обратят. Ты же его можешь спокойно взять. Они, представляешь,  даже не подозревают о собственной тупости и глупости. Ты на правильном пути. Тебе надо искать копье, найти его и нести ко мне. Никому не показывай свою находку. Хотя нет! Показывай копье всем, говоря что это никому не нужная железка, и неси ее ко мне. Ты спрашиваешь, как меня найти. О! Это совершенно просто! Слушай внимательно…
По мере слов гауляйтера у Виктора щекотало в носу, причем с каждым словом ощущение щекотки было все сильнее и сильнее. Наконец он не выдержал и громко чихнул, обрызгав слюнями и соплями сбеседника.
- Тебе на меня начхать?
- Да.
- Как ты смеешь! -  возмутился гаулейтер.
- Потому, что тебя нет. И копья Одина нет. Это всего лишь сон. Я проснусь и тебя не будет. Ты кошмарный, но дурацкий сон.
- Меня? Участника пивного путча? Гаулейтера Эссена? Имперского комиссара Норвегии! Я был, есть и буду есть баварские сосиски, запивая Старым Рейнским вином. Ты не в духе, вздохнул гаулейтер, - но ничего. Я  пойду, но будь внимателен, кхе-кхе-кхе.
Виктор открыл глаза и увидел кашляющего Кирилла.
- Сестра, утку! – жалобно сказал тот, и пояснил, что это «из сна про ресторацию».
Ближе в 9.30 компания молодых археологов, во главе с Горовым, стояли на платформе станции с гордым названием «Почтовое». Виктор топтался, покачивая пакетом, в котором находилась пустая бутылка из-под водки, полная прохладной колодезной воды. Дело в том, что утром Горовой донес до него очень важную информацию. Он сказал, что им по дороге встретиться Успенский монастырь, в котором находиться источник святой воды, которую естественно можно набрать. Виктор здраво рассудил, что ему однозначно захочется пить – лето, жара. Когда мучает жажда, поневоле придется покупать воду – значит тратить деньги.  Но деньги можно сэкономить, набрав воду сначала в лагере, а затем из источника, причем совершенно бесплатно. Все будут тратить деньги, а он нет! Радуясь своей предусмотрительности, Виктор смотрел на одноколейку в сторону Симферополя, по которой медленно, стуча колесами, к перрону подходил электропоезд.
- Билеты бы надо взять – сказал Виктор Горовому.
- Нет, - отрезал тот.
- Почему?
- Пока будем брать билеты, опоздаем на поезд. Следовательно потеряем час другой. Время - деньги. Садиться будем во второй или предпоследний вагон.
- Почему?
Горовой наморщил лоб и поднял брови:
- Видите ли мой юный друг. В электричке есть контролеры. Если они зайдут в первый вагон и мы будем в нем, то быстро  нас накроют. Если мы сядем, примеру во второй вагон, то у нас будет время передислоцироваться, рассредоточиться и переместиться в безопасное место, не привлекая к себе внимания контролирующих органов. Единственное что требуется от нас - это наблюдать за поведением пассажиров. Они как стрелка барометра предупреждающая об опасности. Учить тебя и учить!
Когда подошел электропоезд, археологи веселой гурьбой заскочили во второй вагон и заняли две свободные скамьи возле окна. Поезд постоял на станции  минут пять. Затем раздалось какое-то пыхтение, с шумом захлопнулись двери, и вагон покатил по рельсам, с каждой секундой набирая скорость. До Бахчисарая нужно было ехать всего несколько станций – по времени, до получаса.
Вагон был полупустой, даже встречались свободные места на скамейках. Пассажиры сидели в окружении баррикад из сумок, котомок и пакетов. Они не громко разговаривали друг с другом, направляясь по своим делам, не обращая особого внимания на веселую компанию.  Сначала  археологи ехали практически тихо, время от времени шушукаясь между собой. Нарушил тихий разговор Горовой. Он  обнял Изольду за плечи и громко сказал:
- Что, братцы-кролики, хорошо сидим!
- Едем, - поправил его Юра.
- Согласен, едем. Видите, девушки- красавицы, мы привлекаем вас к искусству, - обратился к слабой половине человечества Горовой. – Везем на экскурсию любоваться строениями архитектуры в мавританском стиле. И не только. Женщины ведь любят прекрасное. Вернисажи картин, выставки цветов, прикладного искусства, одежды, концерты. И это все мы делаем для вас.
- Ты что ли везешь нас? Это я выбила поездку своими просьбами! Пилила Сатина, как ворчливая жена изо дня в день! – возмутилась Аня.
- Вы женаты мадемуазель? - съязвил Горовой. - Или вы не испытали счастья семейной жизни?
- Если и говорить, об этом, то замужем. Сергей, ты не слишком возникай. Сейчас я буду говорить про твои семейные отношения, - вспыхнула Аня.
На ровном месте назревал скандал. Было видно, что слова Горового задели девушку за живое. Пожар ссоры надо гасить в самом начале, а еще  лучше - профилактика возгораний.
- Не ссорьтесь, - примирительно сказала Ира. Она своим женским умом быстро поняла, что отсутствие мужа для женщины тридцати лет и старше, значительная проблема. За такой намек   ведь можно зарядить  обидчику сковородкой, если она под рукой, конечно. Прямо по лбу. Возможно, Аня так бы и сделала, но сковородки как на зло не было, а бить сумками или пакетами соседа по вагону было как-то не солидно.
– Я очень рада, что мы едем, и не важно кто это предложил, – стала быстро менять тему разговора девушка. - Кто-то сыграл большую роль, кто-то меньшую, но если бы не мы все, то никто бы в Бахчисарай не ехал. Я действительно люблю прекрасное, и открою вам небольшой секрет…
- Это какой? - забросил ногу на ногу Леша.
- Я хочу быть певицей.
Все удивленно переглянулись и под равномерный стук колес посмотрели на Иру. Даже Аня, которая готова была мгновение назад взорваться, вроде бы забыла об уколе в свой адрес. Ира ошеломленно посмотрела на своих соседей и с готовностью подтвердила:
- Да, да, певицей.
- Ирочка, ты очень симпатичная и обаятельная девочка, но ты несколько полновата для певицы, - сказала Аня, - хотя в таком виде, как мы тебя знаем, ты очаровашка и милашка.
- Действительно, у меня есть маленький недостаток - излишний вес. Но я с ним борюсь. Кстати, у меня есть оправдание. Монсерат Кабалье отнюдь не худышка. Ведь самое главное для певицы голос.
- Ирка, ты наверное шутишь, - рассмеялся Горовой, - какая из тебя Кабалье.
- Сергей, - дернула его за рукав Изольда
- На скольких кастингах вы поучаствовали, мадемуазель, - осторожно поинтересовался Виктор.
- Пока ни в одном. Но я хорошо пою. В детстве меня дедушка ставил на табуретку, и я пела для гостей, которые приходили к ним в дом. Тетя Эмма и дядя Игорь, которые участвовали в заводской самодеятельности, были в восторге от моего пения. Еще среди гостей бывала одна женщина, имени ее я не помню. Она преподавала вокал и говорила, что у меня отличный голос. В музыкальной школе я пела в хоре. Это  настоящая практика, в отличие от школьных уроков пения под баян или расстроенное пианино.
- Ирчик, не кажется, ли тебе, что этого мало? – сказал Кирилл, достав из рюкзака бутылку газированной воды.
Покачиваясь в такт движения вагона, он с хлопком открыл пробку. Вода фонтаном брызнула наружу, обрызгав его соседей, в том числе и Иру.
- Не мало, - вытерла капельки газировки с лица Ира и быстренько достала из сумочки маленькое зеркальце. Она внимательно посмотрела в него, оценивая ущерб, который нанесла макияжу вода. – Главное задаться целью – и все преграды падут.
- Тебе нужно посетить пару-тройку кастингов. Найти сногсшибательный костюм и какую-то фишку, - посоветовал Леша.
- Я все могу. Я уже научилась играть «Собачий вальс», «Маленькой елочке холодно зимой…» и ряд других пьес на рояле, пятиструнной гитаре и банках. Все мои слушатели были в восторге от моего исполнения.
- Пяти струнная гитара это как? Я слышал, есть шести – семи струнные, - осторожно заметил Виктор.
- Изначально гитара была семиструнная, но две струны оборвались. Но Паганини же играл свои пьесы на двух или трех струнах, когда те рвались во время игры, - со знанием дела сказала Ира. – Чем я хуже?! Я скоро пойду участвовать в каком-то престижном конкурсе.
В этот момент вагон сильно тряхнуло, словно его колеса наскочили на какой-то булыжник. Все подпрыгнули и механически глянули в окно, словно пытаясь заметить за стеклом причину этого инцидента. Но за окном мелькала выжженная степь, да небольшие домики на фоне гор возвышавшихся в дали.
- Это серьезно, - кивнул головой Горовой, и прижал к себе Изольду. – Правда Cолнце? – Не дожидаясь ее ответа, он продолжил. – Допустим, ты прошла все сита кастингов и попадаешь на финальную часть некого престижного или не очень конкурса. Вскоре ты делаешь потрясающее открытие – здесь все куплено. Выходишь ты на сцену и видишь, что в жюри сидят двойка-тройка певцов популярных в ночных клубах столицы,  песни которых, как правило, никто не знает, кроме дюжины малолеток. Почему? Ответ прост - уважающие себя и действительно известные исполнители не идут на эту авантюру, либо запрашивают такие большие деньги, что продюсеры от их услуг отказываются. В жюри сидит еще пару журналюг, критических статей которых ты не читала. Практически никто не читал, но которые известны благодаря тому, что мелькают на экране и в светской хронике. На сцене кроме тебя, еще участники, а в зале зрители, как правило, малолетки. Начинается выступление. Конечно же участники стараются, но уже все распределено - первое, второе, третье, по двадцать пятое место включительно. Конкурсанты стараются, выступают по сценарию написанному свыше, говорят именно то, что им сказали говорить, делают то, что им приказала делать продюсерская группа. Ирочка, допустим в тебе есть вера в справедливость, и ты выступаешь выкладываясь на все 100%. Но ты видишь, как эти судьи, развалившись на удобных креслах, снисходительно тебе говорят: «Слабовато ты выступила», «Недостаточно в тебе драйва, энергетики и харизмы». По окончанию этих или подобных тирад судьи ставят тебе плохенькую, заранее определенную оценочку. А почему? Потому что продюсеры заранее все решили. Самое обидное-  и голос у тебя получше чем у других, ты более пластична в сравнении с другими конкурсантами, не говоря уже о лицах сидящих у кнопок для голосования. «Судьям» в глубине души завистно, что ты такая талантливая и молодая. Они чувствуют, что ты при удачном стечении обстоятельств теоретически можешь занять их нишу. Но вот объявляют приглашенного гостя – «прекрасного» исполнителя хитовых песен. Это один из тех артистов, кто-либо не хочет судить, либо тот на кого у продюсеров денег не хватило. Ты видишь, как выходит ожиревшая, постаревшая и лысеющая звезда, с огромным слоем грима на лице не способным скрыть мешки под глазами и шрамы от пластических операций по удалению тройного подбородка и отсасывания жира. «Звезда»  начинает петь под фонограмму естественно. Зал восторженно кричит, судьи хлопают. Ты смотришь на него и видишь, что поет так…вернее не поет - движения его губ не попадают под «фанеру». Движется по сцене певец  в лучших традициях Льва Лещенко и пытается хлопать на проигрыше перед припевом, что бы как то переключить внимание публики. Про пластику я вообще молчу.
- Вы убиваете всякую надежду! В жизни ведь есть справедливость! Таланты как-то же прорываются! – прервала Горового Ира.
- Справедливость есть, но только в американских фильмах и то не во всех, - заметил Виктор.
Надо сказать, что по ходу монолога Горового Ира стала краснеть. Она надула свои пухлые губки и Виктору показалось, что девушка вот-вот зальется слезами. Молодой человек захотел как-то ободрить девушку, сказать ей что-то хорошое, доброе, оптимистическое, подарить ей надежду на будущее. Но его опередил Кирилл. Он громко хлопнул Горового  по коленке. Тот застонал будто, почувствовал кинжальную боль, согнулся пополам и со страдальческой миной посмотрел на Кирилла.
- Сергей, ты такой человек, который на ровном месте может просто напрочь убить веру в будущее и счастливый конец.
- Почему?! Это проза жизни, - выпрямился Горовой.
- Ирочка, возможно талантливый человек по части пения и игры на музыкальных инструментах, в отличие от меня, - продолжил Кирилл. - Дело в том, что моя многоуважаемая мама отлично играет на рояле, даже когда-то в музыкальном училище училась. Она почему-то решила, что и у меня есть такие же таланты как и у нее. Поэтому мама решила отдать меня в музыкальную школу. Мне тогда было лет семь-восемь. Для того, что бы поступить в музыкальную школу мне пришлось сдать вступительный экзамен. Это случилось как раз в районе майских праздников. Праздники у нас часто отмечают возлияниями алкогольных напитков и преподаватели музыкальных школ не исключение. Принимал у меня экзамен завуч - еврейчик лет сорока, естественно  бывший «подшафе». Завуч увидел меня и сразу сказал моей маме, что бы она отдала меня в какую-то спортивную секцию – на плаванье, футбол. Потому, что возможно я потенциальный Блохин или Сальников. Моя мама очень обиделась и обиженно возразила, сказав что я умею играть одним пальцем «Жили у бабуси два веселых гуся». Завуч обреченно посмотрел сначала на меня, потом на маму и тяжело открыл крышку пианино. Он нажал какую-то клавишу и попросил меня пропеть. «Ля», - просто сказал я. Тогда он нажал другую клавишу. «Ля», - так же повторил я. Завуч нажал еще несколько клавиш. На что я сказал: «Ну, ля-ля», - и с наглым видом сжал руки в замке.  Завуч сделал такое лицо, будто в нем отразились все страдания еврейского народа за последние сто лет. Он меланхолично посоветовал маме отдать меня в художественную школу. Ему показалось, что из меня может выйти если не Гоген или Ван-Гог, то хотя бы Уорхолл. В ответ моя мама вежливым, но холодным тоном попросила уступить ей место у музыкального инструмента и выразительно исполнила «Турецкий марш» Моцарта. По окончании исполнения пьесы она с неприкрытой надеждой посмотрела, в глаза завуча. Тот обреченно вздохнул, уселся на соседний стул и попросил меня, что бы я повторил за ним его хлопки в ладоши. Проверял у меня чувство ритма. Он сделал два хлопка, c большим интервалом, а затем три хлопка с короткими интервалами, быстро почесал щеку рукой и снова повторил эту комбинацию. Я по мере сил попытался повторить задание, тщательно почесав щеку между хлопками. Завуч закатил глаза и сказал, что он меня берет в школу, но Бетховена из меня не получится. В ответ моя мама заявила, что ей не нравятся пошлые намеки, будто ее ребенок глухой.  Завуч выставил руки вперед и отрицательно замахал головой, повторяя, что Бетховен оглох только на старости лет, а я его слышу. Он пообещал, что меня будут учить играть на рояле. В итоге, я промучился в музыкальной школе два или три года, после чего  радостно ушел. Теперь резюме. К чему это я говорю? Я говорю это к тому, что шансы есть всегда и Ирочке на ее творчество нужен трезвый, не закомплексованый, не купленный взгляд со стороны.
- Кирилл, ты хочешь сказать, что Ире нужно выступить перед нами? – осторожно спросила Аня.
- Да именно так. Причем здесь в вагоне.
- Я конечно не против. Однако, почему в вагоне, а не в лагере? – удивилась Ира.
- Как почему? Потому, что именно в этом вагоне электрички есть еще незаангажированные трезвомыслящие зрители. Если мы тебя знаем хорошо, и не каждый сможет сказать тебе правду-матку в лицо, то они, обыкновенные жители этого региона, которые видят тебя в первый раз в жизни будут близки к истине. Они то и скажут настоящую правду о твоем таланте. Они и только они.
Ира в нерешительности посмотрела на археологов. Лица большинства ее коллег, выражали неподдельный интерес. Мало того, они жаждали шоу. Виктор и Аня, попытались было робко возразить, но остальные принялись уговаривать Иру выступить. Ира для вида немного поломалась.
- Не знаю, - говорила она зардевшись еще больше, - это неудобно. Здесь, в вагоне…
- У тебя получиться, - приободрил ее Горовой.
- Тут чужие, я не могу…
- В этом то и плюс. Они не имеют к тебе ни симпатии, ни антипатии. Следовательно, скажут тебе настоящую правду. В случае позитивного ответа у тебя появляются реальные шансы если не на победу, то на участие в песенном шоу.
- Они будут гордиться встречей с тобой, - указал на пассажиров Леша. - Представляешь, через несколько лет в телепередаче о тебе пассажиры электрички Симферополь – Севастополь, в прошлом конечно, будут с восторгом рассказывать о твоем дебютном концерте.
- Ну не знаю…
- Импровизированном концерте, - хитро подмигнул Юра, - возможно, это будет восход твоей звезды.
- Или звездный час, - многозначительно заметил, молчавший до этого Гриневич.
И Ира сломалась. Она размашисто перекрестилась, вышла на середину вагона  и глубоко вздохнула. Археологи нарочито громко зааплодировали. Ира тихо откашлявшись, громко произнесла:
- Глубокоуважаемые пассажиры.
Она сделала паузу. Пассажиры не обратили ни малейшего внимания на слова Иры. Лишь один небритый мужик, уплетавший сваренное вкрутую яйцо и помидор, повернул к ней голову. Тогда девушка повторила еще громче:
- Глубокоуважаемые пассажиры!
Несколько человек повернули головы в ее сторону, а небритый мужик поперхнулся и закашлялся. Удовлетворенная эффектом, девушка продолжила:
- Глубокоуважаемые слушатели. Я вашему вниманию хочу предложить песню группы «Руки вверх!» под названием «Восемнадцать мне уже!». Слова и музыка Жукова и Потехина. Исполняется акапелло. Музыки к сожалению нет! Исполняю я, Ира.
Археологи захлопали еще громче и одобрительно засвистели. Остальные пассажиры не испытывали особого желания слушать песню в исполнении Иры. Они осторожно зашушукались, видимо опасаясь связываться с буйными незнакомцами. Ира, пританцовывая в такт покачивания вагона, делая пассажи руками как Алан Чумак запела:

«Ты сегодня взрослее стала
И учёбу ты прогуляла
Собрала всех своих подружек,
Ну, а как же я ведь день рожденья у тебя…»

С каждым словом голос Иры становился все громче и ярче,  а движения выразительней. Она ухватилась за ручку одного из сидений и затанцевала возле него словно стриптизерша вокруг шеста. Своим голосом,  переходящим на крик, который порой заглушал стук колес, Ира излагала душещипательный монолог одинокой, сексуально озабоченной девушки жаждущей плотской любви или как минимум ласк. Пару человек даже захлопали  ей в ладоши. Правда, было непонятно, толи они ждут продолжения выступления, толи жаждут его окончания. Ира восприняла жидкие аплодисменты, как многообещающий аванс и запела с еще большим энтузиазмом. 
Однако, в самый разгар выступления Иры появились тревожные тенденции. В их вагон стали заходить обеспокоенные люди. Нервно оглядываясь по сторонам, пассажиры  быстрым шагом проходили через весь вагон, осторожно обминая певицу. Археологи услышали, неоднозначную информацию о том, что «скоро станция и  им должно повезти». Виктор сразу почуял неладное и сказал, что своим задом чувствует неприятности. Горовой выругался и прошипел, что это наверняка контролеры и надо ретироваться в соседний вагон. Пока контролеры пройдут их вагон и проверят наличие билетов у пассажиров, будет остановка. Там они выскочат и пробегут по платформе  к другому концу поезда, где и залезут в другой вагон.  Археологи дружно вскочили и пошли в направлении в котором шли ретировавшиеся незнакомцы. Ира тем временем вошла в раж. Она стала носиться по вагону не обращая ни малейшего внимания на подмигивания коллег, их  просьбы прекратить выступление и призывы отступать.

«Забирай меня скорей увози за сто морей
И целуй меня везде
Восемнадцать мне уже…»

Ира видимо представляла, что она на большой сцене в свете софитов. Когда человек на сцене, в огнях рампы, все что делается в зале не видно или видно но плохо. Поэтому девушка не заметила, как в вагон зашли трое мужчин в синей форме. Это были контролеры. Контролеры, не обратив ни малейшего внимания на новоявленную певицу, стали проверять билеты. Спрашивается, почему не обратили внимание? Скорее всего, им приходилось видеть и не такое. Пассажиры суетливо рылись в карманах и сумках, доставая проездные документы, которые контролеры компостировали большими диковинными щипцами. Кирилл  и Горовой матюгнулись и беспомощно смотря на Иру. Надо было бежать, надо было и спасаться. Конечно, можно пожертвовать одним, что бы сохранить всех. Но это была, слава Богу, не война, а контролеры - не солдаты с автоматами. Поезд тем временем начал замедлять свой ход. Виктор решил, что пришло время подвигу:
- Я все решу, - сказал он.
Горовой облегченно вздохнул и скомандовал:
- Все за мной. Удачи.
«Всех» не надо было долго упрашивать и они молча скрылись в соседнем вагоне. Ира тем временем, оказалась возле одного из контролеров. Она схватила его за руку и в очередной раз пропела куплет:

«Забирай меня скорей увози за сто морей и целуй меня везде
Я ведь взрослая уже!».

Контролер раздраженно вырвал из ладоней девушки свою  руку, удивленно поднял брови и громким фальцетом сказал:
- Девушка, я билет.
- Я ведь взрослая уже…, - осеклась Ира.
На контролера эти слова не произвели никакого впечатления. Он лишь повторил просьбу:
- Предъявите билет.
- Не поняла.
- Билет на электричку. До какой вы станции едете?
- Не знаю. Не помню…
- Как не знаю? Вы же уже взрослая.
- Э-э-э-э-э-э-э… - промычала Ира, и стала копаться карманах, в поисках призрачного билета. Она беспомощно смотрела по сторонам в поисках хоть какой-то помощи.
- Где ваш билет? Если его нет – платите штраф, - угрожающе сказал контролер. В этот миг поезд остановился.
- Ира! – крикнул Виктор.
Но девушка стояла как вкопанная, глядя на контролера, как кролик на удава. На Иру напал ступор, как часто случается с людьми в экстремальных ситуациях. Она беспомощно хлопала ресницами, с беспомощным ужасом готовясь к экзекуции.  Контролер проверив очередной билет, с удовольствием потер руки, видимо предвкушая получение денежного штрафа, возможно даже без квитанции. Виктор понял, что дальше ждать некогда. Он бросился к Ире, схватил ее за руку и потащил прочь от контролеров.
- Куда! – зарычал контролер и бросился за ними. Но сегодня Фортуна была не на его стороне. Зацепившись за чью-то сумку, неосторожно выставленную в проходе, контролер упал растянувшись во весь рост в проходе между сидениями, угодив головой в кошелку  со свежими помидорами. Покидая вагон, Виктор мельком заметил, как контролер с помощью своих коллег, встает на ноги и на его лбу течет алая струйка помидорной крови.
Когда они оказались на платформе, то сразу увидели цепочку людей бегущих в противоположный конец поезда. Виктор сразу понял, что это «зайцы». Безбилетные пассажиры, таща собой сумки и тюки, бежали в направлении вагонов, которые уже посетили контролеры, в надежде доехать «надурняк» до цели своего путешествия. Ребята были налегке, к тому же отсутствие артритов, отдышки и прочих болячек присущих пожилому возрасту, дало им возможность через минуту быть на противоположном конце платформы. Они сразу увидели Кирилла, приветливо махавшего обеими руками у последнего вагона. Еще через несколько минут, толкаясь в забитом пассажирами вагоне, как селедка в бочке, Виктор с сотоварищами мчался дальше в сторону Бахчисарая. Из окна отъезжающего вагона они увидели ругающихся контролеров стоящих на платформе.
- The hero, - похлопал Виктора по плечу Горовой.

 14
Бахчисарай оказался небольшим пыльным городком. В отличие от места их работы, здесь дождь если и был то давно. Виктор вновь почувствовал на себе жаркие лучи солнца. Горовой уверенно вел археологов по пыльной дороге к Ханскому дворцу. По мере их движения дорога сужалась и к ней приближалась известняковая стена обрыва плато горного отрога, к которому робко прижимались небольшие домики. Виктор почему-то решил, что это татарские дома. Через минут тридцать ходьбы от железнодорожного вокзала, из-за небольших домиков, появилось большое приземистое  одноэтажное строение с арочным входом и несколькими минаретами. Горовой остановился возле  металлической ограды над полувысохшим ручьем и торжественно сказал:
- Друзья мои, вот мы и пришли. Перед вами Ханский дворец.
- Где дворец? – переспросил Юра.
- Вот, вот он! – указал на здание Горовой.
- Моя понял, - недоверчиво сказал Юра и вытер рукой нос.
В представлении Виктора, дворец, это... Он дворцов то «вживую» не видел ни разу в жизни. Но по фотографиям и иллюстрациям в книгах он имел представление о том, как выглядят дворцы, на примере Зимнего дворца, Версаля, Сан-Суси или Альгамбры. Данное же строение даже отдалено не напоминало пышные сооружения барокко, рококо или в мавританском стиле. Оно скорее было похоже на бестолково построенное жилище местного нувориша. Но Восток, как известно, дело тонкое. Подобные чувства охватили и других молодых людей, на лицах которых появилась мина разочарования. Изольда понимая, что нужно спасать авторитет Горового радостно сообщила, что там внутри наверняка очень красиво, прекрасно и просто замечательно. Она предложила заглянуть внутрь дворца и первая прошла по мосту, через полувысохший ручей и остановилась у арки. Археологи гурьбой последовали за ней. Но возле арки их остановил злой цербер, в лице полной женщины неопределенного возраста одетой в пестрый халат и диковинную яркую шляпу с алой повязкой на правой руке. На повязке большими белыми буквами было написано: «Контролер». Всем своим видом женщина напомнила Виктору, не попугая, не курицу, а большого жирного петуха. Женщина перегородила дорогу и мягким баритоном попросила археологов предъявить билеты. В виду отсутствия оных, Горовой отправился к кассе, а его спутники рассредоточились на мосту. Виктор решил взять инициативу в руки и заговорил с контролером:
- Здравствуйте. Можно заглянуть во двор дворца? Мы не будем заходить внутрь здания.
Женщина окинула его с ног до головы ленивым взглядом, вытерла клетчатым платком пот струившийся  по лицу и шее в ложбинку между грудьми пятого размера и равнодушно сказала, ни как не отреагировав на приветствие:
- Ну, так смотрите снаружи.
- Мы на минутку, просто глянем, - не унимался Виктор.
- Вход на территорию дворца платный. Фотографирование тоже платное. И видеосъемка платная. Снаружи любуйтесь и фотографируйте, себе на здоровье.
- Снаружи смотреть нечего - облезлые узоры и серые стены.
- Вот, - нравоучительно сказала контролер, - вот, это еще один  из доводов купить билет. Еще кстати, вы можете сделать благотворительный взнос на реставрацию дворца и пополнения его коллекций. Не стойте посреди дороги, пропустите посетителей.
Контролер властным движением оттеснила Виктора в сторону и пропустила семейную пару с детьми. Она с важным видом надорвала билеты посетителей и проводив их равнодушным взглядом вновь перекрыла дорогу. Виктор зевнул, достал из пакета бутылку из под водки, и хлебнул из нее воды. Контролер с ужасом посмотрела на Виктора, и угрожающе сказала:
- На территорию дворца запрещается вход пьяных, собак и других животных. Как вам не стыдно, молодой человек.
- Я не собака и не животное, - обиделся Виктор.
- Во-первых, я не вижу запрещающих табличек. Во-вторых, там не водка, там вода, - вступилась за Виктора, подошедшая к собеседникам Ира.
- Как вам не стыдно, девушка. С виду интеллигентная, а покрываете пьяницу, алкоголика и наркомана.
- Кто наркоман? Я наркоман?! - возмутился Виктор.
- Я сейчас позову милицию!
- Ну и зовите себе на здоровье!
В этот момент появился Горовой и все, включая клокочущего от злости и обиды Виктора, окружили его.
- Почем пачка билетов? – вяло поинтересовался Гриневич.
- Дорого, - ответил Горовой.
- Дорого это сколько?
- Не важно. Я думаю о другом. Зачем нам платить?
- Как зачем? Я видел как с Виктора требовали билет. Забора здесь не наблюдается - не перелезешь. Если возмущаться, я думаю, даже по морде можно схлопотать - возразил Кирилл.
- Согласен. Лезть через забор это не эстетично. Кроме того, мы же археологи, историки, то есть коллеги сотрудников музея.
Горовой кивнул в сторону Ханского дворца и продолжил:
- Следовательно,  взимать с нас плату за вход просто не этично. Нас должны пропустить бесплатно.
- Это как? – недоверчиво спросил Юра.
- Учись студент у педагога.
Горовой непринужденно подошел к контролеру и остановился возле нее.
- Вы в дворец? – поинтересовалась контролер, подозрительно наблюдавшая за действиями археологов.
- Да, именно туда.
- Так предъявите билет.
- Видите ли,… Простите, как вас зовут?
- Зарина Игнатьевна, - подсказала контролер.
- Дорогая Зарина Игнатьевна. Дело в том, что мы ваши коллеги. Мы археологи, работающие на раскопках палеолитической стоянки, неподалеку от славного города Бахчисарая. Мы раскапываем стоянку доисторических людей Кара-Зи, в районе Юстиновки, это в пяти километрах от железнодорожной станции Почтовое. Экспедиция организована Крымским Филиалом Института Археологии. Кстати, многие экспонаты, которые находила наша экспедиция в прошлые годы, находятся на экспозиции и запасниках Бахчисарайского историко-архитектурного заповедника…
- Ну и?
- Я вас прошу пропустить нас бесплатно, как коллег, работающих с вами если не в одной, то близко-родственной организации. Мы ж с вами одной крови…
- Вы думаете, я поверю, что вы мой родственник? Такого здорового оболтуса как вы, у меня в родственниках не может быть.
- Я не сказал, что мы родственники. Я сказал, что мы одной крови...
- Кто вам это сказал. Какая у вас группа крови?
- Вторая.
- У меня третья. Кстати, не отвлекайте меня от работы. Родственничек нашелся. Я вас впервые вижу. Много вас таких тут ходит. Не мешайте работать. У меня высокоинтеллектуальный и ответственный труд, который требует особо повышенного внимания.
Горовой побледнел. Было видно, что он раздражается. Усилием воли Горовой взял себя в руки и продолжил спокойным тоном:
- Я понял. Вам нужны доказательства - пожалуйста. Здесь, в Бахчисарае, работают наши коллеги, во главе с Юрием Мочаловым и крупным американским археологом Тони Рамсом. Они раскапывают палеолетичнескую стоянку в Староселье. Они же могут подтвердить наши личности.
Данные фамилии не произвели на женщину никакого впечатления. Он пожала плечами и сказала:
- Ну и что.
- Стоянку открыл Формозов, а экспедиция базируется возле Чуфут-Кале, то ли в лагере, то ли на турбазе.
- Я очень за него рада.
- За кого?
- За Формозова и базу.
- Вы хоть знаете кто такой Формозов?
- Что-то на слуху, - соврала женщина, попытавшись сделать умный вид.
- Нет, вы не знаете кто такой Формозов! Зная об этом человеке, вы бы так не говорили!
Женщина беспокойно затопталась на месте. Горовой эмоционально продолжил:
- Это же значительный! Нет крупный … Нет великий археолог современности, я даже скажу живой классик, открывший уникальные мустьерские стоянки в Крыму. Каждый, кто имеет хоть какое-то отношение к археологии и истории, рад просто поймать его гениальный взгляд, услышать просто слово из его уст. Даже если слово и матерное.
Женщина дрогнула, но не собиралась сдаваться. Тогда Горовой принялся врать.
- На его счету открытия, которые перевернули взгляды человечества, на определенные страницы истории. Им, кстати, была выдвинута версия, что Чуфут-Кале и Фуллы один и тот же город. Его перу принадлежит первая в мире фундаментальная монография, посвященная утверждению династии Гиреев в Крыму. Этот список далеко не полон.
Горовой, решительно полез  в брезентовую сумку, висевшую у него через плечо, и достал оттуда тоненький потертый томик. Он взял его обеими руками и приложил к груди, как паломник пикону и осторожно открыл:
- Вот, видите, что у меня есть. Читайте, читайте!
 Женщина мимо воли согнулась буквой «Г» и близоруко прищурилась:
- А.А. Фор-мо-зов. Пе-щер-ная сто-ян-ка Ста-ро-сель-е и е-ё мес-то в па-ле-о-ли-те, - по слогам прочитала она.
-  И это далеко не все. Еще Москва, Издательство Академии Наук СССР, 1958 год. Уникальная книга, таких больше не выпускают, - пояснил Горовой. – Читайте дальше, читайте.
- Тут написано от руки и плохо видно, - попыталась отказаться женщина.
Теперь из цепких лап Горового было вырваться довольно сложно.
- Читайте…нет я вам сам прочитаю, – продолжил он. - «Надежде отечественной археологии Борису Сатину, с уважением, от автора». Сатин это наш шеф. Теперь вы понимаете, кто я!
Контролер брезгливо поморщилась и фыркнула:
- Нет, не понимаю. Ну, допустим, я вам верю и вас пропущу. Но этих, молодых людей, особенно того пьяного наркомана, я не пущу, даже с билетом.
Контролер указала средним пальцем правой руки на Виктора.
- Они наши сотрудники.  Я их очень хорошо знаю, по именам, отчествам, телефонам и отпечаткам пальцев. Эти молодые дарования ложат свои лучшие годы на алтарь исторической науки. А этот,  с ваших слов наркоман, просто подвижник, который не только работает, а и финансирует на свои последние гроши развитие отечественной науки.
- Вы с ними в сговоре. Мне нужны доказательства.
В этот момент к ним подошел Кирилл, и уверенно сказал:
- Уважаемая, я знаю, что Формозова зовут Сан Саныч и посмотрите на мои руки, я с лопатой работаю. Нажил, знаете ли кровавые мозоли…
Кирилл протянул контролеру мозолистые руки и прошел мимо нее во двор дворца. Эту же процедуру повторили и остальные участники экспедиции, а Виктор вдобавок дыхнул на нее и предложил отведать водицы. Контролер обреченно отступила в сторону. Женская часть, тоже была не лыком шита. Сообщив, что они умеют работать с нивелиром и теодолитом, девчонки быстро прошмыгнула во двор дворца.
Сам дворец, несколько разочаровал Виктора, своей более чем скромной обстановкой и экспозицией.  Там он узнал что полувысохший ручей у дворца, - некогда полноводная река Чурук-Су, более чем обмелевшая от жары. От самого дворца осталось не так уж много. Дело в том, что первые лет двести с лишком, его строили крымские ханы на  честно заработанные и честно награбленные средства у своих подданных и соседей. Причем неизвестно какие средства преобладали. Но  парадоксальность истории состоит в том, что восход одних государств, совпадает с закатом других. Сложилось так, что XVIII веке, Крымским ханам сначала пришлось ограничивать набеги на своих северных соседей, потом их вообще прекратить. В одни прекрасный день в Крым пришел русский полководец с явно не русским именем - Буркхарт Христофор фон Миних. Пришел он не один, а разумеется с армией до зубов вооруженных солдат, от души желавших наказать басурман, за прошлые и нынешние грехи. Миних огнем и мечом прошелся по Крыму и в один из дней 1736 года захватил столицу Крыма, откуда хан предусмотрительно сбежал. Попив водки в дворцовых покоях и пожалев, что не смог поймать сбежавшего монарха, сей военноначальник, приказал дворец поджечь, и город за компанию. Правда, перед сим действом, он сподвигся на гуманный жест - приказал обмерять дворец крымских ханов и составить его план. Полюбовавшись пожаром, немецко – русский покоритель Крыма вернулся на север. С той поры начался период ремонта, граничащего с разрушением родового гнезда Крымских Ханов. После ухода русской армии, добрейшей души хан приказал своим подданным, добровольно в принудительном порядке восстанавливать  свое уютное гнездышко, что собственно подданные и делали. Но ханам пришлось не долго нежиться в своих покоях. Спустя тридцать лет, ханство ввязло в еще одну войну с Российской империей, а еще через пятнадцать лет хан собрав свои манатки решил за лучшее сбежать в Стамбул к сюзерену. Тогда то, то что не успел увезти хан, начали тащить новые хозяева. В один из прекрасных дней дворец посетила Екатерина Великая. Зная вкусы императрицы, к ее приезду здание дворца маленько перестроили, в дамском стиле, даже повесили водном из залов большую люстру. Императрица потусила во дворце три дня и уехала. Затем были годы забвения, пока не явился ее внук Алекандр І. Естественно начали готовиться к встрече. Выяснилось, что к этому времени дворец порядком обветшал. Дабы монаршее око не расстраивалось, глядя на руины, часть строений просто снесли. После визита государя императора, затеяли ремонт, одним их результатов которого был снос зимних покоев дворца, банного комплекса и других построек, а так же роспись стен оставшихся помещений в цветочек… Закончилось, тем, что к 1908 году, когда в дворце решили открывать музей, его площадь сократилась с 18 до 4 гектаров, а внешний и внутренний облик изменились практически до неузнаваемости. Экспонатов ханских времен, фактически не было. Как-то ремонтировали дворец и в 30-е годы, но лишь в  60-е годы, дворец начали реставрировать с научным подходом… От экскурсовода  Виктор узнал, что незадого до их приезда, дворец посетил приезжавший поностальгировать по Родине предков, наследник крымского престола Джезав Гирей, живущий где-то в Великобритании. Походив по апартаментам дворца, он сентиментально пустил слезу и пожелал помочь с обители предков с реставрацией. Но на этом потенциальный монарх решил не останавливаться и захотел подарить пару-тройку раритетов своих царственных пра-пра-прадедов. Однако, когда новоявленный меценат ознакомился в с юридическими тонкостями механизмов благотворительных взносов в стране,  у него волосы стали дыбом, и он понял, что с местными чиновниками лучше не связываться. Наследник Гераев, просто бросил в урну для пожертвований  несколько сотен долларов (вся наличность, которая была у него в тот момент времени с собой) и удалился восвояси.
Побродив по дворцу, обсудив парадоксальность искусства (ими была замечена звезда Давида в мечети, и росписи в виде свастик, в одном из залов) археологи покинули гнездо крымских ханов.
Затем археологи ненадолго рассредоточилась по своим делам.  На пятачке между дворцом, небольшим винным магазинчиком и пивной остались Горовой, Изольда, Аня, Гриневич, Кирилл и Виктор.
- Куда нам дальше? – удовлетворенно поинтересовалась Аня, находящаяся под впечатлением, от татарских народных костюмов.
- В Чуфут-Кале, твердыню караимов, - ответил Горовой.
- А стоит? – меланхолично сказал Гриневич, с хлопком, открывая  бутылку холодного пива.
- Конечно стоит, что тут идти – рукой подать.
- Рукой  подать это сколько: сто, двести или пятьсот метров? – настороженно поинтересовался Гриневич, глядя на небольшой винный магазин и попутно отхлебывая из бутылки  пиво.
- Я, конечно досконально не помню, но не больше четырехсот метров.
Гриневич с сомнением посмотрел на Горового. Кирилл прикладывая к своему лицу холодную, покрытую конденсатом бутылку воды, поинтересовался:
- Ты предлагаешь, остаться тут?
- Ну да, - кивнул Гриневич.
- Да ну! – сказала Изольда. - Там говорят такая красота!
- Ты мужик или нет? – пристыдила Гриневича Аня.
- Есть какие-то сомнения? – ответил вопросом на вопрос Гриневич.
- В тебе нет решительности, силы и энергии.
- В том, то и разница между нами мужчинами и вами женщинами. Мы мужчины сначала думаем, прикидываем результат, а лишь потом делаем. Вы женщины делаете все наоборот. Я рационально мыслю. Во мне есть здравый смысл.
- Тебе нечего будет вспомнить! Тебя ждут прекрасные яркие, захватывающие, воспоминания.
- Иногда лучше предупредить определенные воспоминания.
- Могу устроить тебе амнезию. Я по приезду стукну тебя по голове чем-то тяжелым…
- Мне нужно покурить кальян…
- Тогда возвращайся к Сатину и работай. Погода то наладилась, – предложила Аня.
- Об отказе от похода в твердыню, не может быть и речи, но кальян я покурю.
Еще через четверть часа компания археологов пошла к твердыне караимов.
В этот раз, так же в качестве ключа сработала книга Формозова и археологи минули билетеров.
Первый тревожный звоночек прозвенел тогда, когда они шли в течении получаса, а пещерный город все еще виднелся в дали. Они сделали привал возле монастыря, где Виктор набрал воды в источнике. Затем был снова нелегкий путь наверх.
По дороге им встречались группы рассеянных туристов, одетых обычно по-пляжному. Туристы изнывали от жары и отвратительной дороги. Туристами, как правило, предводительствовали по-походному одетые экскурсоводы. В удобной обуви и одежде, они бодро перескакивали по надежным участкам дороги, таща за собой экскурсантов и успевая впихнуть своим жертвам как информацию из путеводителей, так и сувенирную продукцию, за деньги разумеется. Большинству экскурсантов, видимо было не до познавательной экскурсии. Они, как коровы на льду, ездили резиновыми шлепками по скользким камням, ступали именно на те камни, которые выскакивали у них из-под ног, охали и покорно ползли на четвереньках вверх, хватаясь, то за сердце, то за голову. Периодически туристы падали, рискуя набить на лбу шишку, а на обнаженных руках и ногах синяки и садины. Отцы семейств, аки бурлаки на Волге, тянули за собой на гору свои семейства, которые истерически вопили о том, что у них болят ножки и ручки. Отцы семейств садили детей на шею, и стоически продолжали тащить за собой матюгающихся жен. Те же яростно вспоминали все грехи мужчин, каждую минуту напоминая, как хорошо было бы сейчас лежать на пляже. Немалую долю среди туристов составляли и девушки. Прекрасные особы поехали на экскурсию либо из-за своих молодых людей, либо в надежде подцепить кавалера на отдыхе. Одетые чуть ли не в вечерние платья либо в мини юбки длиной «по самое безобразие»,  шагая на высоких каблуках, они с обреченным упорством ползли вверх, сдирая с ногтей безукоризненный маникюр и украшая свои конечности царапинами и ушибами. Порой с томными взглядом они бегло делали фотоснимки, бросая неоднозначные взгляды на одиноких молодых мужчин и «случайно» роняли сумки в надежде, что те помогут ее поднять. Красотки едва успевали доставать влажные салфетки, что бы стирать ручейки пота, смывающие слои безукоризненного макияжа.
Другая большая группа встречаемых людей были туристы, спускающиеся вниз. Они «на крыльях радости» покидали пещерный город и спешили вниз с таким энтузиазмом, что тоже падали и украшали свои копчики синяками. Экскурсоводы, привычные к наблюдаемой картине, (они поднимались сюда уже 431 раз, если не больше) их поторапливали, напоминая, что у экскурсантов про все есть три часа времени, и они уже выбились из графика экскурсии. Между прочим им еще надо аппетитно пообедать в близлежащем кафе или ресторане. Туристы смутно подозревали, что хозяева общепитов отстегивали гидам за клиентов энную сумму, но покорно шли расставаться с денежными знаками.
Археологов почему-то принимали за аборигенов. Несколько раз их настигала какая-то красотка на каблуках, в белоснежной юбке, ставшей бежевой от  пыли. Она настоятельно требовала от них информацию о вызове такси. На логичный ответ о невозможности это сделать (они  шли по узкой крутой дороге, с торчащими из земли камнями), красотка с убеждением в своей правоте говорила, что где-то в Турции, за ней приезжал  ее «Бусик» на джипе. На замечание о том, что это не Турция и что она делает здесь без своего «Бусика», девушка хлопала длинными ресницами и утверждала, что в этом месте обязательно должна быть канатная дорога.
Где-то через час ходьбы, одни заползли в твердыню караимов. Традиционно были сделали фотоснимки на фоне пещер, руин и живописных горных отрогов. Допивая минералку из бутылки, Юра невесело сказал, что устал по-больше, чем на раскопе. Леша согласился с ним и добавил, что Гриневич был прав. С его точки зрения, лучше было сидеть в кабаке и пить прохладное пиво.  Он снял футболку демонстративно, выжал из нее пот. На землю робко упали несколько капелек влаги. После этой процедуры футболка стала мятая, как будто ее корова жевала. В  концессии стали прорастать первые ростки недовольства, грозившие ее распадом. В такие критические моменты, правило, вспоминают о демократии. Этот случай не был исключением.  Спикером стал Кирилл, который поставил на голосование два вопроса. Первый -  идти в пещерный город Чекмент, который был в нескольких километрах от них. Второй  - полная противоположность - возвращаться назад, идти в кабак и пить пиво. За дело взялись агитаторы. Скептиков похода представлял Гриневич. Он в ярких красках описал достоинства прохладного помещения общепита и его ассортимента. Сытная еда, прохладные напитки, мягкие диваны, неизменный кальян, сигареты, и самое главное прекрасный, индивидуальный, стерильно-чистый санузел. Он сделал особое ударение именно на санузле, рассчитывая на голоса, слабого пола. После он указал на неопределенность их цели и неясность дороги, а так же на усталость, которая усугубится. Они же приехали отдыхать! Что это за отдых, если устаешь, как раб на галере! По окончании спича, он с надеждой посмотрел на концессионеров. Горовой  усмехнулся и в ответ стал критиковать постулаты Гриневича. Он заявил, что в кабаке антисанитария, вместо баранины и кролятины  продают мясо дохлых кошек и собак. Как убирается, и на сколько хорошо убирается сан узел – неизвестно. Но возможно им пользовались люди болеющие псориазом, лепрой или венерическими заболеваниями. Он привел исторические примеры возникновения эпидемии сифилиса, передающегося бытовым путем. Не упустил Горовой и финансовый вопрос. Ведь ни что так не задевает человека как деньги! Горовой сказал, что цены в кабаке нереально высокие, не соответствующие критерию цена-качество. Следовательно, поездка будет убыточная. Пойдя в пещерный город, они сэкономят деньги, прогуляются по тенистому лесу, посетят  очередной замечательный архитектурный памятник, который они вряд ли посетят еще и наконец получат массу приятных эмоций. Затем было голосование. Гриневич и примкнувший к нему Юра, предложили проголосовать за возращение: кто за – опускает ноги. Считать было предложено именно ноги. Но Горовой почувствовал в этом явный подвох. Какой именно он не смог вразумительно сказать. Тем не менее, он предложил голосовать по старинке руками. Гриневич тщетно попытался переломить ситуацию в свою пользу, предложив голосовать абсолютным большинством или перенести голосование на поздний срок. Но у него ничего не вышло. Большинство голосовавших поддержало Горового. Археологи облегченно вздохнули (как-то определились), прошли через ворота Чуфут-Кале и направились по узкой тропе по направлению к  Чикменту.
Чикмент, как оказалось, тоже был расположен на горе – отроге, возвышавшемся над долиной, метров на двести с хвостиком. На гору следовало лезть. Все к этому времени  подустали еще больше, но стоически молча полезли в гору. Тропа с каждым шагом становилась круче и в один прекрасный момент выяснилось, что они взбираются на практически вертикальную стену. Порой Виктора бил по голове ногами, либо падал на него задом, лезший перед ним Юра. Виктор, в свою очередь, наносил удары по Леше, и завидовал Кириллу, который хватал за зад или за ляжки Иру, ползшую перед ним. При этом на головы путешественников сыпались крошки грунта, мелкие камни и обрывки высохшей травы.
Когда археологи взмокшие от пота взобрались на верх и оказались на территории пещерного города, все кроме Изольды, вспоминали Горового «не злым тихим словом». Перед ними были несколько пещер.
- Это помещения для скота, - с веселой усталостью сказал Горовой.
- Как скотина сюда забиралась? – поинтересовался Виктор.
Но его ответ был оставлен без ответа.
- Может, вернемся? – с потаенной надеждой в голосе спросил Гриневич.
- Так мы уже почти пришли, - ответил Горовой. - Если не хочешь, не лезь, возвращайся назад. Но назад я вас поведу коротким путем.
- Так чего сюда мы ползли несколько часов? – воскликнул Виктор.
Горовой, забравшийся на небольшую площадку, возвышавшуюся над головами археологов, глядя на них свысока в прямом и переносном смысле слова ответил:
- Учитывая наш маршрут это был короткий путь.
- Ты же только что сказал, что есть более короткий.
- Он относительно короткий. Я мог бы вас повести более удобной и цивилизованной дорогой, но тогда мы бы не вернулись к вечеру и не увидели массу красивых мест.
- Я возвращаюсь к кабаку. Я хочу манты, шашлык, холодное пиво, - заскулил Гриневич.
- Иди на здоровье, только ты заблудишься. Здесь такая замечательная церковь! Чудеса! Другой, похожей на эту в этих местах нет.
Они забрались еще выше и вошли в вырубленный в скале храм. Храм оказался небольшой примерно 3,5 на 2, 5 метров имел 2 входа между которыми можно было угадать остатки бабтистерия  или  алтаря. Горовой, начал с важным видом рассказывать присутствующим о пещерном городе и храме:
- Этот храм уникальный - алтарь повернут на юг, то не свойственно местным культовым сооружениям. Скорее это характерно для Сирийских храмов. Построили, его вероятно монахи сбежавшие из Византии во времена иконоборчества…
В этот миг Виктор помимо усталости почувствовал, что его мочевой пузырь полон и организм желает избавиться от лишней жидкости, которая его чрезмерно обременяет. Виктор повернулся, и постарался незаметно покинуть, храм, для выполнения физиологических функций организма. Но незаметно ему уйти не пришлось – за ним увязался Юра.
- Ты куда? – спросил он, когда они вышли наружу.
- Налево, - ответил Виктор.
- Это куда?
- Мне надо побыть одному.
- Не хватает женской ласки? – хитро подмигнул Юра.
- Хватает. С лихвой.
- Заместительная терапия?
- Иди, ты…Мне надо исполнить физиологические надобности.
- Отлить, что ли? – разочаровано, спросил Юра.
- Да. Ты что думал?
- Пошли вместе.
Поблуждав  возле пещер в зарослях кустарника, они остановились на небольшой площадке. Юра стал рядом с Виктором и стал расстегивать ширинку.
- Ну давай, - сказал он.
Виктор пытался приступить к делу, но присутствие Юры, не вдохновляло - у него ничего не получалось. Под презрительное фырканье приятеля он полез дальше, через скальные выступы и большие камни. Только там, оказавшись в гордом одиночестве он смог помочиться. Выполнив дело, он с удовлетворением осмотрелся вокруг и пошел назад.  Вдруг буквально в метре от себя, он заметил, расколотую каменную плиту. Виктор присел и осторожно отодвинул ее.  Виктор увидел вырубленную в камне нишу заполненную перемешанными костями. Перед ним, вероятно, была вскрытая могила человека жившего много сотен лет назад. Он сделал шаг в сторону и увидел другую емкость, так же прикрытую обломком плиты и камнями. Виктор сдвинул и этот обломок. Открытая иша была почти пуста. Единственное, что было в ней это ржавый продолговатый кусок железа, чем-то напомнивший Виктору копье.
«Копье Одина», - мелькнуло у него в голове, - «гаулейтер существует!».
Он осторожно взял кусок ржавого металла и спрятал его в пакет.
- Что это ты там делаешь? – услышал он за своей спиной.
Виктор воровато обернулся и увидел стоящего в метрах пяти от него  Юру.
- Вот, смотрю на дело рук вандалов и «черных археологов», - указал на кости Виктор.
- Уроды, – прокомментировал Юра и добавил, - чего у тебя такая рожа хитрая?
- Я не хитрый, совсем наоборот.
- Ну-ну…
Археологи возвращались назад еще часа полтора. По дороге назад, Виктор успел упасть и больно удариться спиной и теперь ковылял в арьергарде.
Они пришли на базу археологов в Староселье ближе к шести вечера. Именно там была штаб-квартира, родственной экспедиции, руководителем которой был приятель Сатина Юрий Мочалов. В качестве представителя спонсора и соисполнителя гранта, в экспедиции присутствовал известный американский археолог Тони Рамс. Экспедиция квартировалась в одном из корпусов бывшего пионерского лагеря. Путешественники  были  уставшие, с синяками и ссадинами, измученные жаждой и голодом. Незваных, но уважаемых гостей приветливо приняли и накормили. Оказалось, что база комфортная. В небольшом сарайчике, неподалеку от гостеприимных корпусов, где жили гости базы, даже был душ. Аня, Изольда и Ира, завизжали от радости и решили воспользоваться душем, пускай и холодным.  Мужчины, снисходительно посмотрев на женщин, обосновались на месте вечерней тусовки экспедиции. Местом вечерней тусовки была большая старая скамья, с бетонными ножками, стоявшая напротив облупленного административного корпуса  лагеря. Тони Рамса, как выдающегося ученого и дорогого гостя, усадили  в центр скамьи, подальше от  тронутой ржавчиной металлической урны, заполненной мусором. Тони Рамс был лысеющим, полным и рыхлым мужичком, лет пятидесяти пяти. На нем были футболка и штаны, на которых красовались звездно-полосатые флаги. Американец, видимо, таким образом подчеркивал свой патриотизм, находясь на чужбине. Тони с самодовольным видом, важный как павлин развалился в центре скамьи, до неприличия раздвинув ноги. Время от времени он поглаживал свою безукоризненно  выбритую щеку либо нашитые на одежду флаги. Остальные археологи во главе с Мочаловым уселись на скамейку по бокам от Тони. Виктору, Юре и Леше не достались места на скамейке и они умостились  на корточках перед честной компанией. Потекла непринужденная дружеская беседа…Тони, разумеется, по-русски практически ничего не понимал. Поэтому отечественные археологи знавшие английский слабо, за исключением Мочалова, дабы не обидеть заморского гостя, судорожно напрягали свою память, пытаясь в отдаленных уголках мозга найти остатки знаний из школьной программы английского языка. Справедливости ради надо сказать, что Тони, что-то пытался улавливать из разговора, не смотря на скудный словарный запас, ужасный акцент и безбожную путаницу времен английского собеседниками. Нередко недостаток английских слов заменялся великим языком жестов и отборным матом. Беседа протекала как-то вяло до того момента, пока не прибыл гонец с десятилитровым алюминиевым бидоном полным прохладного совиньона. Естественно не для тупого алкоголизма, а в честь встречи. У всех радостно блеснули глаза, а  откормленный иностранец живо схватив  металлическую кружку, первым  протянул ручонки к бидону. Взялся разливать вино Мочалов, который к его чести, никого не обидел. Первый тост был разумеется за Мережковского, который еще 1880 году нашел стоянку палеолетического человека на Карази. Как ни странно, но его произнес Тони, потирая свободной рукой облезший нос. Слова американца были встречены радостными воплями, аплодисментами, хохотом похожим на лошадиное ржанье и веселыми непереводимыми идиоматическими выражениями. Тони зарделся от удовольствия и довольный уселся на свое место. Второй тост был за дружбу и коллегиальность. Третий тост был разумеется, за прекрасных дам.
- Кстати о бабах, - сказал Мочалов и взглянул на часы, - сейчас должна появиться прекрасная нимфа.
- Какая нимфа? – встрял в беседу Виктор.
- Юное, смазливое и грудастое создание, работающее здесь вожатой. Кстати, она опаздывает. – пояснил Мочалов.
- Вон она, – сказал сосед Мочалова, закинув ногу на ногу, указав взглядом на дорожку.
Археологи дружно повернули головы. По аллее, громко цокая каблучками по асфальту, шла девушка. Она  была в светлой блузке и темной юбочке, значительно выше колен – по самое безобразие, как сказала бы бабушка Виктора. Ее блуза была  до неприличия глубоко расстегнута, еле прекрывая аппетитные полушария ее грудей. Виктору, девушка чем-то напомнила куклы «Барби», которые он однажды видел в магазине детских игрушек. Там в магазине Виктор еще задался философским вопросом: «Почему у кукол «Барби» проституточный вид? Ведь они предназначены для детей?». Ответа на свой вопрос он так и не нашел.
Девушка, тем временем, медленно шла и томным взглядом смотрела сквозь скопление археологов. Может девушка глядела просто так, а может своим взглядом девушка кого-то выискивала в веселой мужской компании. В первые секунды, мужчины смотрели на девушку, как голодные коты на свежую рыбу. Но они вовремя спохватились и дружно повернулись  к Рамсу. На бедного американца обрушился град вопросов на дивной смеси англо-русского матерного языка. Американец и так плохо понимавший речь своих коллег, слабо отбивался от вопросов и исподлобья косил на девушку.
Девушка шагала походкой «от бедра». Оказавшись аккурат перед скамейкой, она внезапно остановилась. Мужчины мгновенно  сделали вид, что говорят о высоких материях и кроме этого, им дескать ничего не нужно, а девушки они вообще не замечают. Всем видом они археологи старались ей показать, что для них таких девок, как она – хоть пруд пруди! Все модельной внешности. Зачем на нее смотреть?
Девушка чуть постояла, изучая своими карими глазами разговаривающих мужчин. Археологи сделали еще более равнодушный вид. Будто говоря, что если полярники по десять месяцев живут без женщин, только с полярными медведями, то они только три недели не видели женщин (свои конечно не в счет). Ну смотрим эротические сны и стираем поутру белье…
Красотка поняла, что стоять перед пьющими вино небритыми мужиками, такой девушке как она не стоит. Поэтому она сделала решительный шаг в сторону Тони. Своим изощренным женским умом, девушка сразу вычислила иностранца из толпы матюгающихся и разговаривающих на ломаном английском мужчин. Она решила действовать быстро и решительно.
- Do you speak English? - громко по слогам как в школе спросила красотка у Тони.
Тони поперхнулся, закашлялся и покраснел от удовольствия. С вожделением глядя на девушку, вкладывая в голос всю страсть американец хрипло сказал:
- I'm speak only English.
На этой оптимистической ноте словарные познания девушки видимо закончились. Она с замерла с открытым ртом, мучительно старалась найти в своей очаровательной головке, еще какое-то английское слово. Но слово видимо никак не вспоминалось. Тони, в свою очередь, ждал продолжения беседы, подбирая в уме какой-то изысканный комплимент на родном английском.  В результате пауза до неприличия затянулась и все окружающие без стеснения стали пожирать глазами потенциальную сладкую парочку. Виктора внезапно стал пробивать смех и он  сосредоточенно закашлялся, пытаясь его заглушить. Но его жалкие потуги, послужили лишь сигналом для того, что бы вся компания дружно заржала.
Девушка, видя свое фиаско, с презрительной миной на лице, удалилась. Тони  же сорвался и бросился бежать, не за девушкой конечно, а в свою комнату.
Все дружно последовали за американцем. Когда  развеселенная вином компания оказалась у корпуса, где жили участники экспедиции, их взорам предстал Тони стоящий в живописной позе у окна. На подоконнике находился магнитофон, изливавший из своих динамиков слезоточивые блюзы. В руках Тони держал потертый англо-русский разговорник, который лениво листал:
- Не понял, – наморщил лоб Мочалов.
- Юра хде ты будешь спат сеходня? – живо поинтересовался Тони.
- Я буду спать с этой девкой, а вы где?
Тони закрыл разговорник, и грустно исчез в комнате.

15

Археологи добрались до лагеря ближе к 22.30. В лагере их встретили Сатин и Еременко, которые вели душевную беседу за кружкой чая, при  робком свете двух свечей и одного самодельного светильника. Иностранцы уже дрыхли.  У Виктора сильно болела спина, и он еле передвигал ноги. В лагерь естественно, он явился последним, но зато гордым видом и ковыляя на обе ноги. Его грело копье Одина, болтающееся в пакете!  Сатин, скептически посмотрел на еле волочащего ноги Виктора, подошел к нему и зевая во весь рот язвительно сказал:
- Что, догулялся, парниша.
Виктор молча проглотил слова Сатина, и вместо этого поинтересовался нет ли у того, что-то от боли в спине.
- Не-фи-га, – певуче по слогам сказал Сатин, но взял Виктора за руку, отвел его к столу под тентом и попросил раздеться. Виктор покорно снял с себя футболку и рубашку, обнажив свой загоревший и основательно похудевший торс. Сатин при свете хлипко горевшей свечи, внимательно осмотрел его спину и осторожно пощупал проступающие сквозь кожу позвонки. Он почесал макушку, очевидно решив, что для постановки диагноза нужен консилиум, подозвал Еременко. Тот присел рядом с Сатиным и так же пощупал сильными как у альпиниста пальцами спину Виктора. Виктор, почувствовав боль и пару раз слабо заскулил.
- Мраки. Двоих для вынесения вердикта мало, хотя у меня на это есть своя точка зрения, - с серьезным видом изрек Еременко. - Тут нужен третий. Без третьего никак. Именно это говорит многотысячелетний опыт человечества. Святая троица, три поросенка, три мушкетера, к тому же на троих лучше всего выпивать.
- Мушкетеров было четыре, - пробурчал Виктор.
- Да несколько полков салага. Борис, кого будем просить быть третьим? Вернера и Мариуса?
- Вернер, специалист по бабам, Мариус – по котам, – рассудительно сказал Сатин. – Следовательно, надо просить либо Аню, либо Изольду.
- Оригинальное решение. А они тут причем?
- Витя, включи мозги. Это среднее того, что объединяет этих двух разных людей, симбиоз. Если вывести среднюю величину – получается кошечка. Я бы звал скорее Изольду. Она, по-моему, училась в медучилище – значит, что-то в болячках знает.
Виктор подумал, что ему повезло и его осмотрит  человек, хоть как-то близкий к медицине, а не эти... Он даже не нашел слово как назвать новоявленных эскулапов. Сатин, между тем прокашлялся и зычно прокричал:
- Изольда! Иди сюда! Ты нужна как женщина.
Изольда, быстро присеменила на крик начальства. Эйфория, которая было охватила Виктора, быстро исчезла, когда он узнал, что к медицине девушка имеет весьма косвенное отношение. Как  оказалось, она училась на биофаке университета, по специальности зоология.  Узнав о проблеме, девушка с готовностью сообщила, что как раз в лечении травм костей, она хорошо разбирается. Изольда рассказала, что год назад вылечила кошке поломанную лапку. Правда, лапку пришлось частично ампутировать ветеринару после месяца лечения Изольдой. Однако часть лапы девушка все таки спасла.  Или спас ветеринар. В этом было сложно разобраться, но в качестве доказательства она предъявила потертую портретную фотографию лохматого кота, которую извлекла из кошелька.  Затем девушка скорчила умное выражение лица, пощупала спину Виктора и авторитетно заявила, что у того скалеоз, осложненный остеоратрозом. Болевой синдром, по ее мнению, появился благодаря большим нагрузкам, которые не может выдержать хрупкий хребет больного. Сатин и Еременко искренне удивились и поинтересовались, что это за болячка и откуда она знает о ее существовании? Виктор, в это время, в ужасе покрылся испариной.
- В лечебных делах меня просветил мой близкий родственник, - сделав сосредоточенное лицо, сказала Изольда.
- Какой? – уточнил Виктор.
- Двоюродный брат, троюродной сестры, сват золовки ее деверя, невестки моего зятя, крупнейший специалист по спине, в Крыжопольском районе, – авторитетно, сказала Изольда. - Я видела, как он осматривал пациента с такой же симптоматикой как у Виктора. Не то что с такой же, а с аналогичной.
- И?
- Если не лечить, наступает паралич костей и суставов.
- Слушай Борис, ты уверен, что мы правильно выбрали третьего? – спросил Еременко.
- Мне казалось, что тут либо ушиб, либо диск полетел, - разочарованно сказал Сатин.
- Я думал, что он простудил нерв, купаясь в холодной воде озера, - достал из кармана пачку сигарет Еременко. – Вдобавок он где-то ударился спиной.
Но Виктор был склонен верить именно Изольде. Может даже потому, что она была очаровательная девушка. Может и потому, что его сковал страх от диагноза. С какой стати верить двум бородатым мужикам?! В подтверждение этого, он почувствовал, что боль усилилась раза в два.
- Изольда глянь меня еще раз, – жалобно промямлил Виктор.
- Может, мы еще раз глянем? – услужливо предложил Сатин.
- Спасибо, но мне кажется лучше будет если глянет Изольда, - еле сдерживая слезы, сказал Виктор.
Изольда с готовностью впилась пальцами в спину Виктора. Еременко скептически посмотрел на действия девушки и положил руки локтями на стол. Он наморщил лоб и робкое пламя свечи, бросая на него дрожащие тени, на какой-то миг сделало его лицо, лицо тридцати пятилетнего мужчины, похожим на лик мудрого старца.
- У меня есть один приятель, здоровый мужик, – сказал Еременко прикуривая. -  Однажды он подцепил простатит и попал на осмотр к проктологу, затем начал у него лечился. Так вот, после очередного осмотра приятель поинтересовался у доктора, не привыкают ли к этому?
- Ты это о чем, Витя? – поднял брови Сатин.
- Я это к тому, что этому кадру нравится как его осматривает, я бы сказал лапает, девушка. Нет, не девушка, а молодая гетера! Скоро у всего лагеря будет болеть спина.
Изольда оторвалась от осмотра и грозно заявила:
- Никаких симулянтов я лечить не буду. Но у Виктора действительно проблемы. В наших условиях эту патологию можно лечить только массажем. Я в свою очередь умею делать массаж по тибетской технологии, надавливая на специальные точки. Я его вмиг поставлю на ноги. 
- Изольда, ты случайно не попутала тайский массаж с тибетским? – улыбнулся Еременко.
- Умею и тайский, но у меня есть кому его делать.
- Вот Витя, - обратился Сатин к Еременко, - старые мы с тобой, и с Горовым не конкуренты, так что пойдем спать старый друг, а то мне завтра в Симферополь с отчетом ехать. А тебе руководить моими орлами на раскопе.
- Вот, какой ты хитрый, пойдешь цеплять баб в столицу, а мне черная работа. Видишь, Виктор, какая х..ня, работа царская!
Через минут пятнадцать Виктор лежал в своей палатке на пузе, уткнувшись носом в свитер. В палатке одиноко чадила свеча. Возле него сидели Ира и Аня, каждая с банкой в руках. У Иры была  с банка какой-то мази на основе меда, у Ани другая - с мазью живокоста.  Изольда ловко взгромоздилась на ягодицы Виктора. Из одежды выше пояса, на ней были сережки, цепочка и бюстгальтер. Остальную одежду девушка предусмотрительно сняла, из опасения запачкать мазями. Изольда ловко положила свои руки на плечи Виктора, готовая приступать к процедурам. Вдруг раздался шорох и в палатке появились головы Витали и Юры. Курносое лицо Юры, было особенно хитро.
- Изольда, у меня сильно болит поясница, а у Юры шея. Глянь пожалуйста наши травмы, - жалобно шмыгнул носом Виталя и сделал  свою рожу потрясающе несчастной.
Изольда начала активно мять спину Виктора и многозначительно запыхтела. Виктор сразу почувствовал боль, но сжав зубы, победоносно улыбнулся. Пускай завидуют, пускай их жаба давит! У него же должны быть победы над такими лохами как они. Вот ему делает массаж самая красивая девушка лагеря. Даже три девушки. Нет, все девушки экспедиции! Они же в отличие от него, жалобно и безуспешно к ним клеятся. Вот она справедливость! Аня, исподлобья посмотрела на непрошенных гостей и тихо произнесла:
- Ребята, пошли бы вы в Кемь.
- Не понял? Куда это? – удивился Юра.
- Была когда-то Екатерина II, слышали о такой?
- Ну, - кивнул, головой Юра.
- Когда перед ней появлялась какая-то проблема, она интересовалась, что по этому поводу думал Петр Великий. Слуги бежали в архив и приносили документы, с монаршими резолюциями. Император Петр не стеснялся в выражениях, и частенько писал резолюции на документах «к е..й матери». Екатерина, изучив мнения Петра по интересующему ее вопросу, как женщина интеллигентная писала на документе просто «в Кемь».
- Ну и? – расплылся в глупой улыбке Юра.
- Идите вы оба в Кемскую волость.
- Зачем так, - обиделся Виталя, - сразу бы сказали,  что лечить не будете. Намеками пошлыми говорите… Вот такие женщины, кого-то лечат, а кто-то пусть умирает от  боли.
Головы молодых людей исчезли из палатки. Зато за ее тонкими стенами послышалось возмущенное обидчивое бурчание.
Не теряя времени даром, Изольда с удвоенной энергией принялась мять Виктору спину. Вскоре молодой человек просто не мог сдержаться, что бы не застонать от боли. Его стоны, будто придавали девушке сил и она с удвоенной силой давила на его позвоночник. Еще через минут пять экзекуции, Виктор был уже не рад массажу. Он робко предложил его прекратить.
- Как это прекратить, я еще не сделала и половины,  - возмутилась Изольда.
- Больно, - захлопал по спальнику ладонью Виктор, как хлопает дзюдоист  по татами, признавая свое поражение на болевом приеме.
Но Изольда была несказанно далека от восточных единоборств, и не поняла красноречивого жеста. Вместо этого, она  раздраженно сказала:
- Не поднимай пыль, ты мне мешаешь.
- Витя, часто лечение сопряжено с болью. Но после короткой боли наступает великое блаженство, - попыталась успокоить его Аня.
- Терпи, - поддержала свою подругу Ира, - каково было советским партизанам, которых пытали в застенках гестапо. Они не выдавали военной тайны.
- Ты теперь будешь Изольда Кальтенбрунер - покорно покорился доле Виктор, сжал зубы и запыхтел как паровоз.
Через десять минут, Изольда тяжело дыша слезла с Виктора, и  протерла обнаженную часть тела влажной салфеткой, вытирая выступивший пот.
- Все? – с надеждой в голосе спросил Виктор.
- Сейчас будем мазать, - сказала Аня, щелкнула языком и принялась наносить на его спину, что-то мокрое  скользкое.
Еще через минут пять, Виктор был закутан в полиэтиленовую пленку и какие-то тряпки, а затем помещен в спальник. Вскоре он забылся тревожным сном.
Спал он плохо, то и дело, просыпаясь от боли. В шесть утра он с трудом вылез из спального мешка и еле дополз до стола. Там его встретили Виталя, Юра, Гриневич, Кирилл и Сатин. Первые четверо вяло ковырялись вилками в мисках с вермишелью и тушенкой. Последний, сидя в торце стола на председательском месте, пил чай, закусывая кубиками рафинада.
- Что, групповуха не получилась, затрахали тебя девки? – язвительно сказал Виталя.
- Еле ходит, - поддержал его Юра, - выжали все соки. Сразу видно.
- Иди ты…, - бессильно отмахнулся Виктор и тяжело опустился на скамью.
- Твоя стратегическая ошибка состоит в том, - сказал Сатин, отхлебывая из чашки глоток горячего напитка, - что ты повелся на баб. О, вот одна из них идет. Заспанная, как хомячок после зимней спячки.
Он кивнул в сторону палаток, от которых к ним шла порядком помятая Аня.
- Что, покалечили парня! – насмешливо произнес Сатин подошедшей девушке, и стукнул кулаком по столу. Юра от неожиданности икнул и закашлялся.
- Что вы, мы его наоборот лечили, - возразила Аня, протирая глаза. – Виктор просто еще не расходился.
- Значит, просто не расходился. Глаза мне говорят обратное. Вот Юра подтвердил.
- Подтверждают чиханием.
- И иканием, и кашлем. Ты что-то имеешь против этих физиологических реакций?
- Нет. Но научные данные и жизненный опыт, не говорят о таких приметах.
- Нашлась опытная. Опыты ставите, работников моих портите. Ты не съезжай с разговора. Что вы с ним делали?
- Изольда массаж, а мы с Ирой мазями натирали.
- Вот Виктор, - поднял палец Сатин, - нажали тебе не на те точки, намазали колдовским зельем. Результат – ты калека.
- Это нормальные, полезные мази. Они мне помогали!
- Видишь, даже не говорит их название. Что женщине хорошо, то мужчине плохо. Виктор, мотай на ус.
- Не может быть, - возразил Виктор, - они же старались.
- Конечно старались, - кивнул Сатин, - коварно старались. Аня очень страшный человек. Не внешне конечно, а внутри. Вот сварит она борщ с гвоздями, и баста – все без зубов. Где мы найдем стоматолога в горах.
- Но она же спасла пацюка!
- Хе-хе. Это не показатель. Аня пыталась войти к нам в доверие. Если бы вы знали, как она как она издевалась над лошадьми, била их плеткой, вожжами, сжимала, нет, сдавливала их своими ляжками и делая им мелирование и педикюр. Как детей била, работая в школе, заставляя их прыгать через скакалку. Был такой поэт Поллад Александрийский, так он говаривал, что каждая женщина зло. Но дважды бывает хороша – или на ложе любви, или на смертном одре.
 - Не верьте это  гнусные наклепы! – обиженно возразила Аня.
- Что покойники красивые?
- Вы обливаете меня грязью!
- Да я к тебе даже не прикасался, сижу в двух метрах от тебя. Чай пью, - Сатин подмигнул правым глазом и продолжил. - Вот. Она себя сама выдала. Когда за человеком, ничего не числиться, ему нечего скрывать -  он так не психует. Когда есть – то…
- Для  вас Борис Евгеньевич я обязательно брошу в вашу миску горсть отщепов и микролитов.
- Вот, вот, - закричал Сатин, - в мой адрес пришла открытая угроза. А почему? Потому, что правда в глаза колет. Меня хотят покалечить. Как же хорошо, что я еду с отчетом в замечательный город Симфи. Я спасусь, а она отыграется на ком-то из вас.
На громкий голос Сатина из своей палатки вышел Еременко. На нем были только резиновые сапоги и майка длиной почти до колен. Он быстро подошел к Сатину, схватил его за грудки, и затряс:
- Не верю, что Лаврентий Павлович враг народа! Не верю!
- Еременко, тебя же восстановили в партии лесбиянов и коллекционеров подшипников,  - вырвался из рук Еременко Сатин.
- Партия, - взял себя за голову Еременко, и присел на скамью. – Партия, какая была хорошая геологическая партия.
- Я бы предпочел партию пива, - поправил на себе одежду Сатин и раздал указания. – Еременко, ты за старшего. Виктор – в Юстиновку к фельдшеру. Аня, с тебя обед. Я бегом с этого дурдома в Симферополь с отчетом и за деньгами.
- Борис Евгеньевич, я обещала вам бросить в борщ микролитов.
- Бросай все, что угодно, но я обедать не буду. Пускай лечит зубы молодежь. Если пропадет найденный материал, убытки я вычту с твоей зарплаты.
- Деспот и самодур.
- Еще и сатрап. Советую бросать в борщ гвозди.
Сатин встал, крякнул, и пошел из лагеря. Еременко посмотрел ему вслед, тяжело вздохнул, и повторил, фразу произнесенную еще вчера:
- Вот такая х..ня работа царская. Будем всех остальных.
Через полчаса все кроме Ани и Виктора покинули лагерь. Виктор побродил вокруг палаток и поплелся в Юстиновку к фельдшеру. Медицинский пункт, оказался  аккурат напротив магазина.  Фельдшер, плотный мужик с буденовскими усами попросил рассказать в чем дело, и после недолго осмотра обхватил его своими волосатыми лапами и несколько раз похрустел  позвонками молодого человека. После лечения, которое длилось считанные минуты, Виктору заметно полегчало, и он на радостях попытался всучить работнику медицины измятую денежную купюру, от чего тот отказался. Усач послал его к ближайшим родственникам и посоветовал мазаться диклофенаком и щадить спину.
Виктор вернулся в лагерь к двенадцати дня. Аню он нашел в гордом одиночестве. Девушка живо поинтересовалась результатами лечения и попросила ее подменить в приготовлении обеда. Ей, как оказалось, было нужно срочно позвонить домой. Для этого, Ане требовалось идти на железнодорожную станцию, где была почта.
- Ты же сумеешь сварить суп? – утвердительно спросила она Виктора.
- Да, - соврал Виктор, и добавил. – А из чего?
- Ничего сложного, - ответила Аня. – Сваришь суп из концентратов.
- Это как?
Аня на мгновение напряглась, но тут же расслабилась и сказала с беззаботной улыбкой:
- Возьмешь, большую кастрюлю. Нальешь туда воды. Бросишь туда с килограмма полтора картошки, поставишь на огонь, и насыпаешь в кастрюлю суп по инструкции.
- Инструкции?
- Она написана на упаковке.
- Сварю.
- Ты настоящий друг, может даже больше.
Аня быстро собралась и покинула лагерь. На прощанье она на всякий случай бросила:
- Картошку не забудь почистить.
- Это и ежу понятно, - пробурчал Виктор и стал разводить костер в печке.
Когда Виктор принялся готовить суп, он понял, что инструкция, данная ему Аней, далеко не полная. Это было, примерно тоже, что научному сотруднику воспроизводить неизвестную ему методику, напечатанную в научной статье. Читая вроде понятно все. Но когда доходит до дела, оказывается неизвестными масса, казалось бы незначительных, но очень важных нюансов, которые определяют результат работы. Виктор понял, что просто так суп не сваришь, даже из концентратов. Поэтому он решил разобраться в проблеме эмпирическим путем. Начал он с того, что узнал объем кастрюли. Он помнил, что стакан вмещает двести миллилитров воды. Поэтому вооружившись стаканом, он наполнил кастрюлю водой. Путем не хитрых математических вычислений, Виктор выяснил, что объем кастрюли оказался примерно 9450 миллилитров. Затем, вооружившись ножом, он начистил картошки. Весов у него тоже не было, поэтому полтора килограмма веса,  Виктор не мог взвесить. Но незаконченное инженерное образование дало о себе знать. Он вспомнил, что изучал физику. В его мозгу автоматически всплыл закон Архимеда. Виктор стал добросовестно отчерпывать стаканом воду и бросал в кастрюлю почищенную картошку. Когда полтора литра воды, заменила некая масса картошки, он успокоился и поставил кастрюлю вариться на печь. После он залез в хозяйственную палатку и вытряхнул из одного из мешков десятка полтора брикетов супов, среди которых выделялись «суп-харчо», «гороховый», и «гречневый».  Вооружившись карандашом и огрызком бумаги, он подсчитал требуемый для варки объем воды. После тщательного изучения инструкций на брикетах, Виктор пришел к выводу, что варить нужно будет два супа харчо, один гороховый и один гречневый. Данный купаж разнообразных концентратов, по его мнению, должен был придать пикантность блюду. К кроме того эта смесь соответствовала объему кастрюли.  Поэтому, через сорок минут, когда вода в кастрюле закипела, он не сомневаясь ни минуты, бросил в кипяток содержимое отобранных пакетов с супами. Оставался, правда, один не маловажный вопрос – время приготовления. Но Виктор решил выбрать максимальное время, указанное на упаковке и прибавить еще минуток десять. Особый колорит и сытность, приготовляемому блюду должно было придать мясо. Поэтому он вскрыл пару банок тушенок и пересыпал их содержимое с кастрюлю. Все было практически готово. Теперь, после полутора часов мучений, Виктор с чистой совестью сделал пару бутербродов с перцем и помидорами, вскрыл банку сгущенки, и уселся за стол считать книгу Горового. Довольный собой, он тщательно вчитывался в строки, описывающие полуфантастические экспедиции нацистов, организованные для поисков магических символов.
За этим занятием его и застали уставшие и голодные археологи во главе с Горовым, которые пришли в лагерь ближе к трем дня.  К этому времени Виктор успел слопать добрую буханку белого хлеба, банку сгущенного молока, несколько перцев и помидоров. Его охватила, приятная истома, которая посещает каждого сытого человека и заставляет добрым, ленивым, сонным. Поэтому когда истекающие слюнками археологи, после обязательного упивания прохладной водой живо разместились за столом, он сделал робкое, тщетное и безуспешное усилие оторвать свой зад от скамейки, что бы принести обед. Кирилл, заметив это забарабанил ложной по металлической миске и глотая слюни сказал:
- Что у нас на обед? Я жрать хочу.
- Еда на кухне.
- Принести, не можешь? – громко сглотнул слюну Виталя.
- У меня спина.
- У меня тоже. Но меня не лечили.
- Ладно, - сказал Виктор, медленно встал и пошел на кухню.
- Поплыл, - заворчал вдогонку Горовой, - шевели ластами.
Первые тревожные сомнения охватили Виктора, когда он поднял крышку кастрюли. Купаж какого-то съедобного, но малоприятных запахов, с оттенком чего-то пригоревшего, фонтаном ударил ему в нос. Он поморщился и подумал: «Они голодные, все равно все сожрут». Виктор закрыл крышку и принес кастрюлю, к изголодавшимся археологам.
- Ты будешь на раздаче? – поинтересовался Кирилл.
- Нет, спасибо.
- Отлично, - кивнул Кирилл, и с удовольствием потер руки. Он пошарил взглядом по столу, увидел большую алюминиевую ложку, взял ее в руку и открыл крышку кастрюли. Ложка легко вонзилась в приготовленное блюдо и застряла в вертикальном положении. Кирилл с любопытством посмотрел на варево.
- Что это? – спросил Кирилл.
- Суп, - ответил Виктор.
- Какой суп?
- С мясом, картошкой.
- А почему ложка стоит вертикально?
- Потому, что ты так ее вставил.
Кирилл недоуменно наморщил лоб и напряженно принюхался.
- Суп должен быть жидкий, а тут какая-то каша. Гуляш не гуляш. Пахнет подозрительно.
- Вкусно, я сам пробовал.
- Точно? – недоверчиво посмотрел в кастрюлю Кирил, и недовольно замычал.
Он попытался достать ложку варева, но та лишь жалобно согнулась, не в силах поднять непосильную ношу.
- Мы что без обеда? – холодно поинтересовался Юра.
- Проблема достать еду из кастрюли, не столь значительна, – ответил Гриневич. – Съедобная ли она, вот в чем вопрос.
- Мы что будем без обеда? Где Аня? – спросила Изольда.
- Ушла звонить, на железнодорожную станцию, - ответил Виктор.
- Кто же варил?
Виктор помялся, переступая с ноги на ногу, и скромно сказал:
- Я.
- Значит мы без обеда, - нервно забарабанил пальцами по столу Горовой.
- Почему? – возмутился Виктор.
- Ложка. Ложка согнулась и запах. Запах какой-то подозрительный.
Лица всех археологов мгновенно помрачнели. В головы некоторым из уставших и голодных людей, пришла даже крамольная мысль произвести акт насилия, над поваром. Виктор понял, что могут побить – поставить пару «фонарей», выбить зуб-другой. Положение спасли иностранцы. Вернее Мариус. Решительно не понимающий ничего из разговора бельгиец, смотрел на окружающих чистым и безмятежным взглядом.
- О! Я холодый. I`m hangry! – неожиданно сказал Мариус, изменив букву «г» на «х», и протянул миску Кириллу.
Кирилл нерешительно повертел в руках миску бельгийца.
- Суп на «Г» или на «Х». Я даже не знаю, что лучше, - философски пожал плечами Гриневич.
- Дафай ему, дафай, - одобрительно закивал головой Вернер, который в отличие от своего бельгийского коллеги, стал понимать суть происходящего.
- А что? Может действительно попробовать на нем, - подмигнул Юра.
- Вы что, творите? Это же иностранец. Гость, спонсор, и коллега, - процедил сквозь зубы Горовой.
- Вот-вот. У меня был препод, химик, по образованию, старенький дедушка. Во время войны он партизанил, будучи семнадцатилетним хлопчиком. Холодно, голодно. Однажды партизанский отряд находит где-то в лесу кучу какого–то порошка. Возник вопрос идентификации. В лесу, в походных условиях эту проблему можно было решить одним методом – попробовать на вкус. Его как наименее важного бойца заставили съесть немного порошка. Оказалась - мука.
- То есть Мариус будет подопытным кроликом?
- Почему кроликом, - возразил Кирилл. - Колумбом, первооткрывателем супа.
Он, кивнул, улыбнулся и взял в руки другую ложку.
- Это же скандал! Международный конфликт. Что скажет Еременко, Сатин?
- Сатин в Симферополе, Еременко еще на раскопе. Вернер не сдаст.
- Он же может отравится! Виктор, что ты молчишь!
- У меня, есть активированный уголь. Если, что рвоту можно вызвать слабым раствором марганцовки, - скромно потупив взор, сказал Виктор.
- Сам не хочешь жрать. Ты же приготовил это варево!
- В принципе могу, - робко сказал Виктор, и протянул свою миску.
Кирилл напрягая мышцы рук положил обоим едокам еду из кастрюли. Виктор осторожно, съел ложечку произведения своего кулинарного искусства и сразу понял, что это, что-то не то. Мариуса хватило на три – четыре ложки «супа». Причем последнюю, он впихивал в себя через силу. По окончании более чем короткой трапезы, Мариус закашлялся.
- Где активированный уголь? – беспокойно спросил Горовой.
- Он просто поперхнулся, - сказал Кирилл и замахнулся, что бы ударить бельгийца по спине.
Но тот, словно предчувствуя удар по спине вдруг умолк и осторожно посмотрел по сторонам. Кирилл услужливо сказал ему на ломаном английском:
- Это, вы Вуд ю лайк, э суп?
- No, - ответил бельгиец, и решительно отодвинул миску.
Виктор тем временем, попытался впихнуть в себя еще одну ложку «супа», но безуспешно. Его потуги прервал новый приступ кашля Мариуса. В этот раз бельгиец кашлял так, что казалось, что он задохнется. Кирилл хмыкнул и с размаху ударил Мариуса по спине. Тот ойкнул, ударился лбом о стол и перевернул на себя миску с едой. Единственный плюсом в произошедшей сценке было то, что бельгиец перестал кашлять. Он встал, выдавил из себя слово «спасибо», которое безбожно исковеркал и грустно удалился восвояси.
- Обидели мышку, написяли в норку, - сказал вдогонку Виталя.
- Зато он жив здоров. Невкусно. Но и не отравлено. Так, что мы будем есть? – вздохнул Юра.
Не сговариваясь, взгляды мужчин обратились на Иру и Изольду.
- Почему мы! – попыталась возмутиться Изольда.
- Потому что надо, - сказал Горовой.
- К тому же не прошел период, когда еда усвоиться.
Через минут двадцать все, ели приготовленные на скорую руку салаты и консервы с хлебом. Мариус и Виктор мучались от изжоги. Пришедший с раскопа Евтушенко, с олимпийским спокойствием, выслушвл историю обеда. Он укоризненно показал головой, глядя на Виктора, и поинтересовался у Вернера, почему он сдал своего бельгийского коллегу. Вернер сказал, что его бельгийский археолог немного раздражает своим нытьем, и он решил чуть-чуть  над ним подшутить.
 Ближе к пяти часам вечера, в лагерь прибыл Сатин. Он был красный от злости и шипел на всех, как змея. Как оказалось, он сдал отчет и приготовился получить сумму, требуемую для дальнейшей работы. Однако ему как одолжение дали только 50% от требуемых денег. Единственное, что его успокаивало, это  большая часть уже сделанной работы. Теоретически можно бы обойтись только этим. Еременко почесал бороду и заметил, что человеческая несправедливость велика.
- Имеем, что имеем, - философски сказал он.
- Имеют - как имеют, - сказал Сатин.

 
16.
На следующий день Еременко ушел на «базу» трудиться на своем раскопе. Без особых приключений прошло еще несколько дней.
В среду, в послеобеденное  время все отдыхали или занимались своими делами. За столом сидели Аня, Виталя, Гриневич и Виктор. Аня вязала, Виктор читал, Виталя доедал сгущенку с какао, а Гриневич страдальчески крутил самокрутку,  причитая об отсутствии качественного табака. Остальные археологи безмятежно дрыхли в палатках, либо в тени деревьев. Одним словом была сиеста. Спокойное времяпрепровождение нарушил Сатин. Он подошел к столу и сел в его торец на свое место. Борис Евгеньевич почесал левой рукой рыжую бороду, а правой с силой стукнул по его некрашеным доскам.  Стоящие на столе ложки и вилки в банке из-под кофе, жалобно звякнули.
- Хватит лежать. Собираемся на курултай, - зычно сказал он.
Виталя поперхнулся сгущенкой, и воровато посмотрел на шефа, предполагая, что тот будет интересоваться происхождением оной. Дело в том, что банка была им взята во временное пользование из хозпалатки или попросту украдена. Но Сатина это интересовало меньше всего.
- Мужики собираем всех! – сказал он.
- Чего бы бузите Борис Евгеньевич? – оторвалась от вязания Аня.
- Не бузу, а решаю проблемы. Виталя и Виктор, зовите всех.
- И иностранцев? – без энтузиазма спросил Виктор.
- Их трогать не будем. Пока.
Через десять минут, за столом помимо Сатина присутствовали Горовой, Изольда, Аня, Ира, Гриневич, Виталя, Кирилл, Виктор, Юра, Леша. Руководитель экспедиции окинул подчиненных хмурым взглядом и неожиданно весело сказал:
- Значит так, братцы-кролики. Мы собираемся на совещания редко, но метко, значит по поводу. Как вы знаете, я был с отчетом о наших трудах в филиале. Отчет приняли на «ура», но не выделили для дальнейшей работы нужную сумму денег. Задержка. Однако работать надо. Вы согласны?
Ответом шефу было разочарованное молчание и громкое сопение подчиненных. Работать особо ни кто не хотел, работать даром, тем более. Но озвучивать эти слова никто не решался. Тишина нисколько не смутила Сатина. Он даже воспринял ее как скрытую поддержку и продолжил свои выкладки:
- Для того, что бы работать, естественно надо кушать. В мое оправдание, можно сказать, что мы экономим на всем, что бы создать вам максимальный комфорт в работе и проживании.
Сатин сделал паузу. Несколько археологов, сидящие за столом негромко скептически хмыкнули.
- Поэтому часть пищи нам надо будет добывать самим, - завершил свою мысль Сатин.
- Можно вопрос, - поднял как школьник руку Леша.
- Перебивать начальников нельзя. Задают же вопросы в строго выделенный для этого участок времени.
Какой «участок времени», и почему именно «участок», Сатин не уточнил, но кивком головы разрешил задать вопрос. Леша воспользовался этой возможностью:
- Как это добывать пищу самим? Каждый покупает еду для себя? – поинтересовался Леша.
- Нет. Не для себя, а для всех, и добывает. Этот вопрос не появился бы на повестке дня, если бы меня не перебивали, некоторые.
- То есть, я кормлю всех?
- У нас демократия! – сказал Юра.
- У нас единоначалие, – продолжил Сатин. - Нам надо добыть овощи. Поэтому каждый из вас получит индивидуальное задание, относительно выбранных мною наименований. Во избежание лишних вопросов, поясняю – нам надо будет получить овощи в строго указанное время, строго указанным способом. Кое-кому из вас, даже нужно будет даже сходить на поле, и используя преимущества, которые дает время суток, погода и рельеф местности, добыть овощи.
- Вы хотите, сказать, что нам надо тырить сельскохозяйственную продукцию с овощебазы и полей, которые обрабатывает трудовое крестьянство? – осторожно спросил Виктор.
- Зачем так, - возмутился Сатин. – Не информированный обыватель может назвать это воровством. Однако это в корне не верно. С одной стороны это действительно выглядит именно так, но если присмотреться и объективно оценить на сложившуюся ситуацию, то легко заметить ложность этого утверждения. Во-первых, у нас в стране воруют если не эшелонами, то как минимум грузовиками. Во-вторых, мною, были проведены соответствующие переговоры с силовыми структурами и администрацией Юстиновки. Это участковый, сторожа и председатель с агрономом, соответственно. Они же не могут просто так отсыпать мешок перцев или помидоры? Короче, овощи мы берем сейчас, а деньги я им верну задним числом.
Все озадаченно переглянулись.
- Приказать не могу, только просить,- произнес Сатин.
Виктор отметил, что их шеф был похож на комдива из советских лубочных фильмов о Второй мировой войне. В фильмах обычно комдив с трагическим лицом и отеческими нотками в голосе просил рядового или лейтенанта совершить, рискуя своей жизнью  подвиг. А именно, удержать энную высоту от полка сытых и жирных эсэсовцев, вооруженных по последнему слову техники.
- Бить будут? – осторожно спросил Кирилл.
- Если поймают - то отрежут яйца, - ответил Сатин.
- Так вы же договорились?
- Да. Но с начальством. Может же выйти какая-то оказия или попадется сторож дебил.
- Мы случайно не камикадзе?
- Нет, согласно легенде вы будете заблудившимися туристами. Но если не дай Бог за вами погонятся, тогда выбрасывайте все и бегите в сторону лесопосадки. Поймают – говорите, что они ошиблись, бес попутал. Если будут стрелять…
- Они вооружены?
- Возможно берданками, образца 30-х годов. Заряжены солью.
- Значит, берегите задницы.
- Вы точно договорились? – недоверчиво спросил Горовой.
- Да.
- Что-то мне это не нравится.
- Сергей, ты не веришь мне, своему начальнику? Да я для вас и отец, и мать, и сестра, и бабка в одном лице. Вы должны мне верить.
- Мы, конечно, верим, но…
- Вот и хорошо. Кто из Вас играет рулетку? А именно в русскую рулетку?
Ответом было молчание.
- Никто. Но знайте, в жизни каждому человеку нужна порция адреналина в кровь. Это улучшает самочувствие. Поднимает тонус организма и делает с человеком чудеса.
- Ладно, идем на подвиг, - обреченно кивнул Кирилл.
- Если надо, так надо, - согласился Виктор.
Остальные продолжали красноречиво молчать, что было оценено Сатиным как одобрение его предложения-приказа.
Сатин удовлетворенно потер руки и достал из кармана блокнот. Он раскрыл его и зашелестел исписанными страничками.
- Первое. Нужны огурцы. Это самый опасный участок, поскольку огурцы охраняет вооруженная охрана. Но это не самое страшное. Их охраняет сторож-армянин. Поэтому на огурцы пойдут Кирилл и Аня.
- Почему я? – возмутилась Аня.
- Потому, что армяне, как все жители Кавказа, неравнодушны к слабому полу. У тебя будет задача намазать губы кремом от комаров, что бы вывести сторожа из строя.
- Так со мной будет Кирилл?
- Ты его толкаешь на смену сексуальной ориентации? Ты хочешь испортить целомудренного молодого человека?
- Нет. Он не производит впечатление целомудренного мужчины! Но он может сделать что-то другое. Куда вы меня толкаете?
- Не куда, а на что. На подвиг, во имя выживания остального коллектива  экспедиции. Насильственные действия над сторожем, которые ты можешь произвести - это  самый крайний случай. Кирилл будет работать насильником.
- Кем?
- Насильником. Носить кому-то торбы надо! Не женское это дело. Теперь Ира  и Юра. Вам  предстоит другая, не менее ответственная задача – набрать перцев и буряка, иначе свеклы.  Вы пойдете по указанному мною адресу, ориентируясь на местности по нарисованной мною карте. Вы знаете, где стороны света?
- Знаю, - прокашлялся Юра. – Север - там где Северный полюс, Юг, где Южный полюс, Запад где Америка, Восток, где Восток.
- Молодец, - похвалил его Сатин, – значит не знаешь. Показал бы пальцем, тогда бы я поверил. Короче, я дам свой компас, что бы ты правильно сориентировался на местности. Только не потеряй его, он мне дорог, как память. Допустим, вы сориентировались и добрались до склада. Вам нужно будет постучать три раза по двери. Вам кто-то откроет. Кто – я не знаю, но наверняка это будет, слегка пьяный небритый мужик с фиолетовым носом от которого будет нести «козлом» на километр. Этому гражданину вам нужно будет сказать пароль. На завтра он звучит так: «Как называется столица Гондураса?»
Юра покраснел, а Ира покраснела еще больше, став пунцовой. Они не знали название столицы этого небольшого латиноамериканского государства.  Их познания об этой стране ограничивались небрежным: «Эй ты Гондурас» или «Гондурас в огне». То, что название столицы знает какой-то малообразованный сторож из забитого села, ввело их в замешательство и они нервно заерзали на скамье.
- Вы знаете, что на вопрос должен быть отзыв?
- Ну да, - подтвердила Ира, - обычно в фильмах про шпионов есть такое. Не знаю. Может на завтра он звучит - «Зеленый попугай Кака?».
- Хотите угадать? Угадывайте.
- Фиг его знает, - сказал Виктор.
- Правильно. Отзыв «Фиг его знает»,  – с удовлетворением в голосе кивнул Сатин. – После этого вы протягиваете охраннику пустые мешки. Взамен, он будет требовать что-то, что бы «прочистить горло». Для непонятливых поясняю, что он будет иметь ввиду самогон или какой либо другой алкогольный напиток аналогичной крепости. Его вы ему дадите, но только после получения продуктов. Подчеркиваю, только после получения продуктов. Сначала товар потом деньги. Не мне вас учить.
- Горовой, дружище, ты вместе с Гиневичем пойдешь к агроному. Ваша задача невероятно проста. Загрузить ящики с картошкой на машину, привезти их в лагерь и занести ящики в хозяйственную палатку. Поручение у вас ответственное.
- Борис Евгеньевич, - рассмеялся Горовой, - по-моему это задача для идиотов, все просто и понятно.
- Я чувствую подвох, - монотонно сказал Гиневич.
Он прищурил глаза и внимательно посмотрел на бороду Сатина. Тот опустил взгляд, почесал живот, поднял голову и внимательно посмотрел в глаза Гриневичу. Их взоры встретились. С минуту они смотрели в глаза друг другу, потом Гриневич не выдержал пронизывающего взгляда начальника и отвел глаза в сторону.
- Чего вы на меня смотрите, как удав на бандерлога?
- Дело в том, что ты Гриневич, пусть и …, - Сатин запнулся, подбирая нужное слово, но не найдя его продолжил, - короче ты чувствуешь расклады. Дело в том, что агроном женщина бальзаковского возраста.
Горовой довольно улыбнулся.
- Ей что, тридцать с небольшим? – настороженно спросила Изольда. – И она не замужем?
- Скорее она ближе к возрасту Оноре де Бальзака. И ей пятьдесят с большим.
Изольда облегченно вздохнула и погладила по спине Горового. Горовой ни сколько не смутился и улыбнулся, обняв Изольду за талию:
- Так что требуется от нас?
- От вас требуется очаровать агронома. Что бы она отпустила для нас картошку  без предоплаты.
- И что для этого надо?
- Как минимум цветы, - сказал Гриневич. – Но где их взять?
- Нарвать, - коротко ответил Сатин.
- И все?
- Еще комплименты, предложите ей что-то помочь по ситуации и еще раз комплименты.
- Какие?
- Ты, что мальчик? С женщинами не встречался?
- Почему, я мужчина, и с ними спал.
- Наверное в детстве, если такие вопросы задаешь. Скажешь, что у нее прекрасная фигура, томные глаза, прекрасный костюм, который, гармонирует с ее макияжем. Если она попросит вас помочь – воду из колодца принести, гвоздь прибить, картину повесить. Что бы вы от рабрты не отказывались. Главное побольше тепла и душевности.
- Теперь остальные…
Остальные скромно отвели взгляд, в надежде, что кого-то из них забудут. Но Сатин имел задания для всех.
- Виталя, Виктор, Леша. Перед нами особо важная задача. Вы со мной идете на поле собирать кабачки и капусту. Идем ночью. Для храбрости выпьете сто грамм медовухи. Операцию «Продукты» проводим завтра, после обеда. Все. Собрание закончено.
Сатин с шумом захлопнул записную книжку и встал из-за стола.
- Борис Евгеньевич, - скромно спросила Изольда, - а я?
- А ты, сидишь в лагере и присматриваешь за иностранцами. Вдруг кто-то в этой кутерьме возьмет их в заложники? Тогда наша операция провалиться.
На следующий день ближе к трем три группы охотников за овощами в составе Ани и Кирилла, Иры и Юры, а так же Горового и Гриневича направились на задание. С двух часов дня Гриневич где-то бродил и насобирал веник разнообразных растений. Внимательный взгляд Изольды заметил среди плотно связанных веток стебли чертополоха, бодяков, несколько больших листьев лопуха и стебли свинороя пальчатого.
- Чертополох и будяки дарить женщине нельзя, - веско, с пониманием дела сказала она.
Гриневич замотал головой и протяжно сказал:
- Цветочки, красивые.
- Они колючие.
- Чертополох это символ Шотландии. Шотландцы гордый народ. Я дарю ей свою гордость.
- Лопухи зачем? Дарить лопухи это преступление?
- Это дизайн, оформление букета. Изольда, представь, дарят тебе красивый букет. Три цветка в снопе травы. Ты на седьмом небе от счастья. А сноп травы по сути дела, те же сорняки. Тебе дарят бурьян, и ты его ставишь в красивую вазу и нюхаешь, нюхаешь, нюхаешь и любуешься, вспоминая добрым словом подарившего.
- Свинорой зачем? Она же агроном, вдруг неправильно поймет. Подумает, что вы хотите назвать ее свиньей.
- Я вообще не знал, что это «свинорой». Смотрю, красивая такая, изящная зеленая травка.
- Она же агроном!
- Согласен. Может она специалист по пшенице или картошке, но не по свинороям. Я вообще сделал подвиг, собрал букет, гербарий. Это произведение искусства - экибана. Тут тебе тысячелетник…
- Тысячелистник
- Не важно. Что бы жила тысячу лет. Вот желтенький цветок и красненький, что бы было много золота, и женщина была красивой. Голубенький, что бы сбывались ее голубые мечты. Фиолетовый, что бы было фиолетовое нестроение. И синенький, что бы было все синюшное.
- Синюшное! Это можно истолковать по-другому. Никому не нужная, колючая старая свинья, которая одна (желтый цвет разлуки), синяя от пьянства и ей все фиолетово. Такое нельзя дарить.
Вместо ответа Гриневич прижал к груди букет и посмотрел на девушку, как Ленин на буржуазию. В этот момент, раздался крик Горового, который стоя у дороги махал руками, призывая Гриневича в путь.
- Тебе завидно, что я дарю цветы ей, а не тебе. Чувырло.
- Что?
- Тогда лахудра, - кротко сказал Гриневич и пошел к Горовому.
Пока Изольда пыхтела от гнева, подбирая острый и язвительный ответ, Гриневич, повернулся на сто восемьдесят градусов и пошел к Горовому. Когда Изольда «разродилась» с ответом оба молодых человека исчезли из ее поля зрения
Первыми вернулись Кирилл и Аня. Им повезло. Или Ане повезло. Сторож был действительно армянин, но старый, лет за семьдесят. Он представился как Геннадий Гамлетович и сразу поинтересовался как дела у Бориса. Кирилл ответил, что у Сатина делишки, а дела у прокурора. Сторож пропустил мимо ушей ответ и задал нежданный вопрос об оплате. Но задать вопрос до конца сторож не успел так, как в поле его зрения попала Аня, стоящая в некотором отдалении от них. Геннадий Гамлетович мгновенно пустил слюнки, махнул рукой на робкие оправдания Кирилла об отсутствии денег. В его глазах мелькнул нездоровый блеск. Кирилл воспользовался этим и попросил у сторожа лопату. Сторож подсуетился и побежал в свой сарайчик, откуда принес две лопаты, а так же с галантной старомодностью предложил свою помощь Ане. Та естественно согласилась. Сторож довольно хрюкнул, воинственно подтянул штаны на необъятное пузо и почесал в промежности. Они вышли на поле. Аня и Кирилл копали, а Геннадий Гамлетович, сидел на корточках, помогая доставать из земли свеклу. Помогал он в большей степени, естественно Ане. Для начала армянин как бы невзначай стал касаться ее пальцев и локтей. Спустя некоторое время он уже целенаправленно хватал девушку за ляжки или ягодицы. Аня делала резкие движения тазом, пытаясь увернуться от приставаний горячего кавказского мужчины. Но это только приободряло старого ловеласа. Последовавшие протесты, ахи и охи, еще более раззадорили деда. Он наверное знал, что женщины любят ушами, поэтому завел длинную и сумбурную речь, с целью обаять Аню. Геннадий Гамлетович начал издалека, рассказав, что у него много детей и все сплошь талантливые и гениальные. Один сын торгует гранатами в Ялте на рынке, другой держит несколько такси, о третьем и четвертом он сказал, что-то невнятное, закончив фразой, что они настоящие горные орлы, намекая этим на свой прекрасный генофонд. Потом он плавно перешел на свое одиночество и мастерство в искусстве любви. На  осторожный намек Кирилла о том, сможет ли он удовлетворить молодую женщину, Геннадий Гамлетович скромно сказал, что наверное да, но оплодотворяет он точно. В заключении своих слов, сторож многозначительно дал понять, что ему известно предназначение некоторых резиновых изделий. Оказалось, что он умеет ими пользоваться и у него уходит пачка в неделю.
Аня поняла, что Сатин не шутил и крем от комаров очень даже пригодиться. Девушка лихорадочно засунула грязные руки в карманы своих джинсов, но спасительного крема не обнаружила. Геннадий Гамлетович уже шептал на ухо девушке витиеватые комплименты. Тогда Аня пошла на крайние меры:
- Я жената! – крикнула она.
- Ты замужэм, - громко глотая слюни, говорил сторож, - ничего, муж не стэна! И он наверняка ничего не смыслэт в кавказкой лубви.
- У меня нет мужа.
Это не смутило горячего кавказского мужчину.
- С другом живешь? Ничего. Друг тоже ничэго   нэ смыслэт в лубви.
- Я не живу c мужчиной.
- Встрэчаешся?
- Я живу с женщиной.
- Чэго? С мамой или бабушкой? – недоуменно захлопал веками сторож и резко убрал от нее руки.
- Я живу с женщиной, - соврала Аня.
- Лэсбиянка? – в ужасе воскликнул сторож.
Он отскочил в сторону, а затем выдернул из рук молодых людей лопаты. Слова Ани, вызвали у сторожа запоздалое служебное рвение. Геннадий Гамлетович попытался выбрать из мешков археологов большую часть их добычи. Но было поздно. Молодые люди, прихватив мешки направились в сторону лагеря. Сторож попытался им угрожать в устной форме. Кирилл сказал, что Сатин деньги отдаст через неделю. Тогда сторож воинственно побежал в сторожку за ружьем. Но когда он появился на пороге с берданкой наперевес, он уже никого не увидел.
- Ты что, в правду, розовая? – спросил, сгибаясь под тяжестью мешка Кирилл.
- Нет, я по мальчикам, - покраснела Аня.
Следующие вернулись с добычей Юра и Ира. Они не сразу нашли склад. Пользуясь схемой и компасом Сатина, а так же советами аборигенов молодые люди пару раз прошли по периметру Юстиновки, пока отыскали нужное строение. Взялась вести переговоры Ира. Она робко постучала в двери. Ответом ей была тишина. Ира постучала сильнее. Ответа не было. Тогда за дело взялся Юра, который стал колотить в дверь ногами. Дверь стонала от ударов, дергалась, но не открывалась. В самый разгар истязания двери Юра почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку.
- Че ты б…дь делаешь? – услышали ребята низкий голос.
Молодые люди мгновенно обернулись. Перед их глазами предстал небритый мужик от которого разило перегаром и дешевыми сигаретами. Мужик грозно сопел, держа в руках палку.
- Нам… это…  Нигера…столицу, – растерянно сказал Юра.
Ира от неожиданности стояла, словно проглотив язык, впившись пальцами в сумки.
- Какого нигера? Я нигер?
- Извините, нам нужен Гондурас?
- Я гондурас, - захрипел мужик и его глаза налились кровью.
- Нам бы столицу Гондураса, - опомнившись стала выручать коллегу Ира.
- Какого вам столица?
- Мы от Сатина.
- Какой сатин, какой текстиль? Какой Гондурас? Чего вы ломаете колхозную собственность! Грабители и взломщики. Вы гондурасы хреновы, разложители общества.  Мы тут горбатимся, собираем государственную житницу, закрома Родины! Вы же хотите нас ограбить, нанести урон нашему колхозу и государству,  расхитители государственной собственности.
Молодые люди поняли, что попали. Попали на неприятности, возможно даже большие.
- Мы от Сатина, пришли за продуктами, - жалобно промямлила Ира, глядя на стоически молчащего Юру.
Мужик воровато обернулся и процедил сквозь зубы:
- «Столичная» есть?
- Есть спирт. Но он неразбавленный.
- От Сатина, говорите…Точно, вспомнил. Сатин.
- Мы спрашивали о столице.
- По фиг. Гоните бутылку.
- Мы должны сказать вам пароль, - сказал Юра.
- Какой еще пароль? Вспомнил, точно, пароль. Ну говорите. Спирта у вас сколько? – сказал он еще тише, с опаской глядя по сторонам.
- Бутылка. Какая столица Гондураса?
- Вот Борька, сукин сын, вопросы придумывает. Я даже не помню, - почесал затылок волосатой рукой мужик. – Не помню. Но я помню, что географию учил еще в пятом классе.
- Отзыв такой  простецкий. Невероятно простой. Ну? – внимательно спросил Юра.
Мужик наморщил лоб,  как школьник у доски мучительно вспоминающий не сделанное домашнее задание.
- Фиг его знает. Не помню.
- Правильною
- Да! - искренне обрадовался мужик. – Вот Сатин. Головатый дядька. Точно ему быть профессором. Давай спирт.
Ира достала из пакетика пол-литровую пластиковую бутылку наполненную прозрачной жидкостью. К бутылке сразу потянулась волосатая рука сторожа. Однако Юра, ловко встал между бутылкой и рукой.
- Сначала товар, - твердо сказал он.
- Чего такая маленькая? – возмутился сторож.
- Водка содержит 40% спирта. В бутылке 500 миллилитров 96% спирта или литр, даже больше водки.
Сторож недоверчиво посмотрел сначала на бутылку, затем на Юру, и сказал:
- Дай нюхнуть.
Сторожу предоставили эту возможность. Он глубоко вдохнул пары алкоголя, почти засунув нос в горлышко бутылки, и одобрительно крякнул:
- Крепка чертовка.
После этого сторож взял у молодых людей пакеты, достал из кармана ключи, открыл двери и исчез за дверьми склада. Вернулся он через минут десять, волоча за собой пакеты, но уже наполненные сельскохозяйственной продукцией. Затем произошел обмен. Сторож, правда, мучался, что раньше сделать – отдать пакеты, а потом взять бутылку или наоборот. По обоюдному согласию обмен был сделан одновременно. После завершения сделки сторож закрыл дверь склада, засунул бутылку в карман штанов и с довольным видом направился восвояси. Юра и Ира, сгибаясь под тяжестью добытых в «в тяжких дипломатичексих переговорах» продуктов питания, без приключений пришли в лагерь.
Вскоре после их прихода прибыл УАЗик, который привез Горового, Гриневича и четыре ящика картошки. Горовой  был явно не в форме. На его лбу была большая шишка, а левая ладонь была перевязана бинтом. Горовому предложили помочь снять ящики, но тот отказался. Корчась от боли он с Гриневичем сгрузил ящики в хозяйственную палатку, после чего отказавшись от каких либо комментариев, уединился с Изольдой. Подробности их визита выложил Гриневич. Покуривая самокрутку, из листьев табака, полученных от агронома он довел до сведения археологов, что агрономом оказалась бойкая баба возрастом…впрочем о возрасте он решил умолчать, апеллируя тем, что у женщин нет возраста. Когда они вошли во двор, где жила аргоном, то увидели женщину одетую в спортивные штаны, рубашку и пиджак, на котором красовались значки об окончании сельскохозяйственной академии и ГТО. Она занималась очень важным делом - ловила носящуюся по двору свинью. Пользуясь несложными умозаключениями, Гриневич определил ее как хозяйку и агронома, в одном лице. Забор  окружающий принадлежащий агроному участок был высокий и добротный, так что сбежать у свиньи шансов практически не было. Поэтому парнокопытное животное беззаботно носилось по двору, под лай сидящей на цепи дворняги, время от времени раздраженно повизгивая. Горовой взял из рук Гриневича букет и зашагал, как на параде  к агроному, которая в этот миг остановилась тяжело дыша у сарая:
- Мадам, разрешите вам вручить букет, - сказал Горовой, кивнул головой и попытался щелкнуть подошвами своих кроссовок. Вместо щелканья послышалось шарканье.
- Чего? – вытирая пот со лба, переспросила женщина.
- Я ошибся мадемуазель?
-  Свинью помоги поймать.
- А?
- И ты тоже, - сказала она Гриневичу.
Она взяла из рук Горового букет и бросила его в ведро, стоящее у ее ног. Гриневич, тем временем, певучим голосом поинтересовался, кусаются ли свиньи. По его информации у этих парнокопытных 44 зуба и 4 мощных клыка. Свинья, следовательно, может если не откусить, то перекусить его конечности.  Агроном, используя идиоматические выражения, спросила, все ли у него в порядке с головой, раз он боится свиней. Гриневич же парировал, предположением, что помимо этого, животное может быть бешенным, а тогда предстоит долгое лечение и травматические уколы. В ответ, женщина красноречиво повертела указательным пальцем у виска и предложила его кастрировать, иначе свинья все равно все у него откусит. Это было для Гриневича последним аргументом. Молодой человек растопырил руки, будто собираясь обхватить столетний дуб, и сказал, что он хотя и подчиняется грубой силе, но пожалуется в штаб-квартиру Грин-пис за насилие над животными. Агроном никак не отреагировала на его угрозы, а приказала ему перекрыть левый фланг, а Горовому правый. Сама она осталась в центре.
- Прижимайте тварь к забору, - хищно сказала агроном.
Ловцы свиньи, осторожно ступая по сухой земле, направились к своей жертве. Горовой, на всякий случай, прикрыл рукой причинное место наивно надеясь, что ладонь руки спасет его мужское достоинство. Агроном, которой нечего было терять,  расставила ноги на ширину плеч и сжала кулаки. Свинья с нескрываемым любопытством, смотрела на охотников, своими маленькими глазами. Хитрая тварь, казалось, хотела сказать: «Поймайте меня если сможете, салаги позорные». Вдруг, свинья хищно хрюкнула и бросилась между агрономом и Горовым, как бык на корриде. Агроном, видимо на опыте, коршуном кинулась на свинью и схватила ее. Свинья истерически завизжала, пытаясь вырваться из рук женщины.
- Помогайте, что вы стоите как остолопы?! – зарычала агроном, борясь со свиньей.
Горовой первым бросился на свинью. Та резко брыкнулась и Горовой с тихим стоном, отскочил в сторону, схватившись руками за пах. Гриневич был осторожнее. Внимательно следя за движениями свиньи, он помог агроному нейтрализовать животное  и затащить в сарай, где та обитала. Оказавшись в своем загоне, свинья не выглядела шибко расстроенной. Напротив, она как ни в чем не бывало, уткнулась мордой в корыто в поисках еды. Гриневич вытер со лба пот и поинтересовался:
- А что у вас за значки?
- Вы собственно кто? – ответила вопросом на вопрос агроном.
- Я Гриневич. А значки у вас за что? Документики на них имеются?
Фамилия «Гиневич» видимо ничего не сказала агроному и она вновь спросила:
- Вы кто такой?
- Гриневич, - повторил тот, – вы не увиливайте от значков.
- У меня документики есть. А у вас.
- И у меня есть. Дома. Но я значков не ношу, в отличие от вас. Вы в курсе, что ваше животное покалечило моего коллегу. Ему и травму не оформишь.
- Не поняла, - сказала агроном, выходя из сарая.
– Спасибо, даже не сказали за то, что помогли поймать свинью.
- Поросенка, - поправила агроном. – Большое вам человеческое спасибо.
- Она же под сто кило.
- Свинья – до трехсот.
- Вот смотрите на этого молодого человека, - указал Гриневич на согнутого, как перочинный нож Горового. – Вот если бы его камень придавил, землей завалило, киркой раздробило ногу или лопатой отрезало. Тогда счастье.
Гриневич блаженно улыбнулся.
- Этому молодому мужчине могли бы выплатить некую компенсацию. У нас же такое случилось, что ни в какие ворота не лезит! Что ему писать? Меня в археологической экспедиции лишила мужского достоинства свинья! Что ему писать в объяснительной? Что?!
Молния озарения промелькнула по лицу агронома. Она ткнула Гриневича указательным пальцем в грудь и сказала:
- Вы от Борьки Сатина и у вас нет денег.
- Зато у нас есть цветы, - гордо произнес Гриневич. – Профессор, - обратился он к Горовому, поднесите цветы.
Горовой взглядом поискал букет. Ведро с букетом в свалке оказалось перевернутым, а по самому букету, успел кто-то пройтись. Горовой поднял цветы и с несчастным видом заковылял к агроному. Он протянул женщине букет, при ближайшем рассмотрении напоминавший более потрепанный веник. Агроном имела неосторожность, слишком близко поднести его к своему пиджаку и рейпейник с будяками радостно впились в хлопковую ткань. Женщина  рефлекторно бросила букет на землю и с кислым видом посмотрела на свой пиджак.
- Главное, что значки не испортились, – утешил ее Гриневич. - На месте повреждений, можно сделать дырки и прикрепить другие значки. У меня есть, например, значок «800-летия основания Москвы», могу дать, - предложил Гриневич
- Спасибо нет, - отказалась агроном и участливо спросила Горового. - Сильно болит?
- Нормально.
- Поприседай. Будет легче. Вы за картошкой в долг, разумеется?
- Да, ответил, - Горовой.
- Сатин, сукин сын, - хлопнула агроном себя по бедру. – Как всегда в долг. Ну ребята, вам придется отрабатывать.
- Это как? – осторожно спросил Горовой.
- Не так, как ты думаешь. Ты, - сказала она Гриневичу, - польешь зелень. Кстати, как тебя зовут, красноречивый?
- Ромыч или Горячий мальчик.
- Отлично, польешь грядки, заодно и остудишься. Ты?
- Сергей, - подсказал Горовой.
- Сергей, - пойдешь в сарай, возьмешь метлу и подметешь двор.
Раздав указания, агроном пошла в дом. Гриневич, заискивая перед собакой, начал искать шланг, а Горовой поковылял в сарай. Гриневич едва успел подключить шланг к крану, как  услышал нечеловеческий вой, раздавшийся из сарая. Гриневич понял, что что-то случилось и решил покурить для поддержания духа, но ни сигарет, ни плана в карманах не нашел. Тогда он решил выпить воды из-под крана - но тоже не сложилось. Из дома на крик вылетела агроном, наспех набрасывая уже знакомый им пиджак. Предчувствуя неприятность, она сразу бросилась к сараю. Гриневич медленно последовал за ней. Там его взору предстал Горовой, сидящий на земле, закрывший руками лицо. Рядом с ним лежали грабли. Агроном присела, перед Горовым на корточки и силой оторвала у стонущего молодого человека руки от лица.
- Ты, что на грабли наступил? – искренне изумилась она.
- Я случайно.
- Как в плохом анекдоте, - искренне расстроилась агроном. – Ты что идиот?
Вместо ответа Горовой жалобно застонал. За него ответил Гриневич:
- Он научный сотрудник. Наверное, почти кандидат наук.
- Научные сотрудники все такие?
- Почему? – пожал плечами Гриневич. – Я не такой. Я в душе научный сотрудник.  Или  лженаучный сотрудник. Кстати, а у вас на лацкане пиджака появился еще один значок, по-моему депутатский?
- Да я депутат. И документ у меня есть. Не тренди, а помоги мне своего друга отвести на скамейку.
Взяв под руки Горового, они вывели его из сарая и усадили на скамью у крыльца. Посетовав на то, что Сатин, в этом  году шлет к ней одних идиотов, агроном пошла в дом готовить компресс пострадавшему. Гриневич искренне возмутился и по возращении агронома, когда та накладывала компресс на лоб Горовому, рассказал ей душераздирающую историю о том, как он косил от армии. Грневич проходил обследование, как он сам выразился в «психушке». Там его признали годным и выдали ему соответствующую справку, где синим по белому написано, что он не идиот. Вообще, Гриневич пригрозил вызвать агронома на дуэль, даже несмотря на то, что дуэли запрещены и агроном женщина. Агроном вновь покрутила пальцем у виска. Горовому было велено сидеть на скамье и никуда не отлучаться. Женщина вновь пошла в дом. Через пятнадцать-двадцать минут, вынужденного бездействия, Горовой подошел к Гриневичу и предложил свою помощь. Тот отказался от помощи, но попросил отцепить зацепившийся за что-то шланг. Горовой поковылял вдоль шланга, присел на корточки, чуть повозился и победоносно поднял руку. Гриневич продолжил поливку, как вдруг Горовой споткнувшись за что-то, упал и вскочил как ужаленный.
- Б…дь!
- Где? – поинтересовался Гриневич, смотря по сторонам.
В ответ Горовой показал руку. Ладонь была проткнута и из нее сочилась тоненька струйка крови.
- Это не падшая женщина, а дырявая рука, - сказал Гриневич и почувствовал, как в горле появился комок, а все его тело охватила слабость.
- Ржавый гвоздь, – сказал Горовой, - с тупым интересом глядя на израненную ладонь.
-  Столбняк, – выронил из рук шланг Гриневич.
Агроном, вновь прочувствовавшая фрос-мажор, уже бежала к ним.
- Что с ним? – спросила подбежавшая агроном.
- Он может умереть, - обреченно сказал Гриневич и сел в лужу, которую образовывала вода, бодро журчащая из шланга.
- Ничего страшного, - попытался успокоить женщину или самого себя Горовой. - Просто проткнул руку на сквозь ржавым гвоздем и порвал вену.
- Боже мой! - всплеснула ладонями агроном и спросила Гриневича. - Куда ты садишься?
- У меня вызывает рвотный рефлекс вид огромного ржавого гвоздя, пронзающего человеческую плоть.
- Гвоздя же нет в руке.
- Я его красочно представляю.
- Ты же в луже?
- Да. Но холодная вода успокаивает и это профилактика геморроя.
- Откуда вы на мою голову взялись! – закатила глаза агроном.
- Вы меня будите лечить или нет! - взмолился Горовой.
- А у вас еще один значок появился, - произнес Гриневич. – Можно я буду смотреть на вашу грудь со значками, а не на израненную бытовыми предметами руку. Я не буду спрашивать о документах на награды.
Через пятнадцать минут они тряслись в УАЗике в медпункт, где Горовой со страдальческим выражением лица получил вакцину от столбняка и перевязку руки.
- Может вам что-то помочь? – поинтересовался Гриневич у агронома.
- Нет, – панически замотала головой агроном.
- Можно я возьму табака. Я у вас во дворе видел такие сухие листья.
- Можно. Только что бы я вас больше не видела.
- Спасибо. Я уже их взял…
Виктор почесал затылок, выслушав историю рассказанную Гриневичем. Но расслабляться было еще не время. Сатин громко позвал Виталю, Лешу и Виктора к столу и вручил им пустые сумки.
- Орлы, - бодро сказал он, - в войну солдатам шедшим в бой давали наркомовские сто грамм. Могу предложить медовухи. По сто грамм, не больше.
Ни кто не отказался. Сатин щедро, но разумно, налил мутноватой жидкости из литровой бутылки в металлические кружи, не обидев конечно и себя родного.  Они чокнулись и выпили. Виталя правда еще тяпнул тайком водки в палатке. Но у каждого есть своя доза, которая вводит в нирвану, это нормально. Вскоре, они во главе с Сатиным покинули лагерь. Шли они вместе минут сорок. Потом разделились. Сатин и Леша пошли направо, а Виктор и Виталя налево.  Еще через минут десять Виктор и Виталя увидели цель своего визита – кабачковое поле. Оно возникло внезапно, точнее они внезапно увидели, что на поле растут кабачки. Ими был разработан простой и эффективный план. Каждый пойдет со своего конца поля, поскольку при появлении опасности легче уйти врассыпную. Они направились в разные стороны. Виктор шел с мешком, выбирая более или менее спелые кабачки, аккуратно срезая их перочинным ножом. Виталя делал тоже самое в метрах ста пятидесяти от него. Кругом было тихо и солнце клонилось к закату. Одним словом идиллия. Виктора охватило минорно-романтическое настроение, время от времени, прерываемое криками Витали интересовавшегося его успехами. Виктор между тем, решил переместиться ближе к середине поля, так как по его краям, поскольку до него кабачки собирал не один человек.
Рев автомобильного мотора показался ему ревом танка. Он увидел как появились УАЗик и ЗИЛ. В мозгу мелькнула мысль о том, что УАЗик, как правило, служебная машина. Значит там едет кто-то из администрации Юстиновки. Поймают – хлопот не оберешься. А ЗИЛ? Что ЗИЛ? Он при нем. Виктор упал между кабачков и вжался в землю. Его сердце бешено заколотилось. Ему казалось, что для него наступил момент истины.
Тем временем звук моторов приближался, и умолк примерно в метрах тридцати от него. Послышалась мужская речь. Из доносившихся обрывков слов, Виктор понял, что приехавшая компания, ворует урожай. Не так как они берет в долг, договорившись со сторожами и агрономами, небольшими сумками,  а по-крупному, грузовиками, решив данные вопросы с кем-то более важным. «Честная компания», грузила заранее приготовленные мешки, хвалясь своей предприимчивостью и сообразительностью. Виктор лежал и думал, что делать. Так продолжалось минут десять. Вскоре голоса стали приближаться. Виктор понял, что нужны решительные действия. Терять ему было нечего. Он резко встал на ноги и увидел своих конкурентов. Достаточно прилично одетые мужики, скорее удивились, нежели испугались его появления. Они резко умолкли, и продолжили свою погрузку молча, время от времени бросая на него равнодушные взгляды. Увидев такой расклад, Виктор прихватил свои сумки и посеменил в сторону лагеря. Виталю он не нашел. Недолго побродив в окрестностях кабачкового поля, Виктор направился в лагерь, решив, что то же сделал и его компаньон, учитывая сложившиеся обстоятельства.
В лагерь Виктор дошел уже в темноте. Там царило веселое оживление, но Витали еще не было. Виктор сдал добычу и пошел спать в палатку. Однако спать ему пришлось не долго. Он проснулся от того, что его кто-то трясет за ногу. Виктор открыл глаза и с ужасом зажмурил их от яркого света фонарика.
- Выключите свет…- пробормотал он.
- Вставай, - раздался глухой голос Сатина, - Виталя не пришел.
- Как не пришел?
- Это у тебя надо спросить. Ты был последний, кто его видел.
По тону начальника Виктор понял, что свидетелем быть опасно. Сатин и фонарик исчезли. Виктор неловко оделся в темноте палатки и вышел на улицу. Ему в лицо ударила холодная свежесть ночи. Он подошел к столу, где вокруг двух-трех свечек и нещадно чадившего светильника сидела вся экспедиция в полном составе. Лица у всех были сумрачно-грустные. Виктор сел с краю скамьи. Сатин, тяжело вздохнул, и сказал:
- Ну, рассказывай, как вы ходили.
Виктор, поежился и рассказал, все как на духу. По окончании рассказа Сатин задумчиво наморщил лоб и прикурил сигарету. Все курильщики, как по команде сделали тоже. Изольда взяла сигарету у Гриневича и робко потянулась с ней к свече.
- Стоп, – остановил ее Сатин. – От свечи прикуривать нельзя. Кода прикуриваешь от свечи, гибнет альпинист, спелеолог или…
Сатин махнул рукой и запыхтел сигаретой.
- Борис Евгеньевич, что будем делать? – спросил Кирилл.
- Что-то, искать, - ответил за Сатина Горовой.
- Значит так, - сказал Сатин, - Изольда, ты остаешься в лагере.
- Я боюсь…- произнесла Изольда.
- Тогда Аня, Ира, Изольда остаются в лагере. Горовой, можешь идти?:
- Да.
- Остальные за мной прочесывать кабачковое поле. Мало ли, что могло произойти. Может быть тебе Виктор просто повезло.
Виктор почувствовал, как его лоб, несмотря на ночной холод, покрылся испариной, и неприятно засосало под ложечкой.
- Кирилл, возьмешь аптечку, глянь обязательно, что бы там были бинт, вата. Пять минут на сборы.
Виктор глянул на циферблат часов – было 0.25. Они пошли к кабачковому полю. Шагая по ночной дороге среди тихо говорящих между собою мужчин, Виктор думал о бренности жизни. Ведь как бывает, ты поехал отдохнуть, развеяться, подзаработать деньжат. Казалось все прекрасно и замечательно. Живешь беззаботно, зная, что у тебя все впереди. Впереди жизнь полная приключений, удовольствий, крутых виражей. Ты просто беззаботно живешь, понимая, что тебе не более двадцати. Но судьба,  хитрая бестия, вносит в жизнь свои коррективы. Вот пошел ты за кабачками – и сгинул, будто тебя вовсе не было. Тебя ищут все – и милиция, и коллеги, и родственники. Казалось, что у тебя все будет, а оказалось, что у тебя все было. И прошло.
Предаваясь, невеселым размышлениям, Виктор довел археологов до кабачкового поля. Кабачковое поле встретило спасательно-поисковую группу гробовой тишиной. У Виктора по спине «побежали мурашки» и он поежился. Сатин смачно сплюнул на землю и приказал всем рассредоточиться по полю с интервалом метра два.
- Будем прочесывать поле, - сказал Сатин, глядя на тощий месяц, зловеще освещавший своим мертвенно бледным светом округу. – Нам еще повезло, что нет туч.
Виктор понял, что они будут искать труп. Нет, это слово он от себя гнал, и заменял его на «тело», но суть от этого не менялась. Негромко переговариваясь, археологи пошли по полю. Они шагали внимательно глядя под ноги. Их шаги, сопровождались жалобным хрустом давимых кабачков и тихим шуршаньем давимых кустов.
Получасовые поиски Витали на кабачковом поле ничего не дали, кроме того, что Юра чуть было не раздавил ежа, вышедшего на ночную прогулку. Еж в панике спасаясь от наступавших на него «великанов», поднял такой шум, что ввел спасательную группу в полное недоумение. После фиаско поисков Витали на кабачковом поле, Сатин предложил прочесать окрестности. Это мероприятие проходило уже более весело.  Человек ведь привыкает ко всему. Даже к поиску тела, особенно когда то не находят. Окрестности обыскивали еще около часа. После этого, Сатин решил прекратить поисковую операцию, ввиду бесперспективности. Утром, он уже собирался идти в Юстиновку и писать заявление в милицию.
Где-то в три, в начале четвертого, археологи пошли в родной лагерь, где их ждали такие желанные спальные мешки и любимые сыроватые палатки.
Настроение у всех поднималось. Кроме Сатина, конечно, который был ответственен за своих работников, и рисовал перед собой мрачные перспективы общения с правоохранительными органами, своим начальством и родственниками Витали.
Когда они пришли в лагерь пахло рассветом. Их ждали. За столом сидели клюющие носом, закутанные во всевозможные куртки и свитера Изольда, Ира, Аня и Виталя собственной персоной. Нахождению пропажи, в хорошем смысле этого слова, обрадовались и удивились все. Единственный кто не показал никакого удивления – был Сатин. Виталю  мгновенно окружили и засыпали вопросами. Их резюмировал Сатин, подошедший к столу последний.
- Где тебя носило, …твою мать? – хладнокровно спросил он. – Тебя взвод археологов уже полночи ищет?
Виталя настороженно шмыгнул носом.
- Тут такое дело. Собирали мы кабачки, как вдруг появились какие-то машины. Я залег, а потом, ухватив сумки с добром, пополз с поля. Когда я покинул поле, то почувствовал. Что не могу стоять на ногах. Я пытался встать, но сумки тянули меня к земле.
- Сила тяжести, - подсказал Виктор.
- Медовуха, - поправил Кирилл.
- Короче я ходил на четвереньках возле поля, а потом уснул. Проснулся было темно, и слегка сушило. Вот я полежал пока не почувствовал себя лучше и пошел домой. Я и не думал, что вы меня ищите?
- Алконавт, - подвел черту под  рассказом Витали Сатин. - Все спать.

17
- Херр Виктор. Херр Виктор!
Виктор услышал тихий с придыханием и до боли знакомый голос. Он поднял взгляд и увидел гауляйтера.
- Сам ты хер, - огрызнулся Виктор.
- Ну-ну, не нервничайте мой юный друг. Видимо вам не известно, что это вежливая форма обращения к человеку в Германии. Употребляется перед фамилией или званием. Например «хер капитан», «хер Шнисельбах». Недостаток образования – это большой, нет огромный, мало того громаднейший минус нынешней генерации молодежи, которая выросла на дешевой поп-культуре.
- Знаю я что такое «герр», а вы сказали «хер».
- Я не сказал грубо «хер», а мягко, почти нежно – «херр, херр, херр». Это почти как котик мурлычет. Я же тебя уважаю, и почти люблю, мой юный друг.
- Я друг?
- Вы сомневались молодой человек? Когда вы будете работать в одном из моих департаментов, у нас будут сугубо официальные отношения. Тогда я буду обращаться к вам строго: герр Виктор, благодарю за помощь. Можно по-другому. Герр Фи-ктор, пошли бы вы на фиг. Но это лишь в том случае, когда вы  допустите непростительно, непоправимую ошибку.
Гаулейтер демонстративно погрозил пальцем в пустоту. После, он положил одну руку на плечо Виктора, а другой рукой слегка по трепал его по щеке. Гауляйтер близоруко прищурился и пристально посмотрел ему в глаза. Виктор, сквозь толстые стекла очков увидел серые бегающие глазки своего визави.
- Тебя, значит, можно поздравить?
- С чем? – наивно переспросил Виктор.
- С твоей добычей, находкой, открытием века!
- Я ничего не нашел, кроме груды кусков кремня и кучи костей баранов и доисторических крыс.
- Конспирация это правильно, - похвалил Виктора гауляйтер и демонстративно сбил пальцами пылинку с его плеча. – Но зачем передо мной маскироваться? Я же все равно все знаю мой юный друг. Мой агент мне все доложил. Копье уже у тебя в пакете, а пакет в чемодане. Нет, сейчас он лежит возле спального мешка.
- Юра?
- Джюра? Мой не знать никакой Джюра. Мой Герой! Давай копье сюда.
- У меня его нет.
- Еще раз хвалю. Умеешь хранить тайну.  Но отдай копье.
Гауляйтер  повернул руки ладонями вверх и поднес их к животу Виктора. Тот демонстративно засунул руки в карманы и пожал плечами.
- Ели будешь очень нагло себя вести, я вынужден буду применить пытки. Я убежденный противник пыток, но у меня есть заплечных дел мастера.
- Угрожаешь?
- Предупреждаю. Я против насилия, являюсь закореневшим пацифистом. Но пытки будут изощренные. Начнем со щекотания.
- С чего? Со щекотания? – рассмеялся Виктор.
- Зря ржешь. К боли человек привыкает, может терять сознание – и все, пытка прекратилась. Бесконечная щекотка вызовет у тебя нескончаемые судороги, смех, выворачивающий тело наизнанку. От этого не будет спасения. Рецепторы твоего тела дойдут до крайней степени возбуждения, и ощущение щекотки будет граничить с болью. Щекотка будет продолжаться и продолжаться. Вам, мой юный друг, захочется потерять сознание, умереть. Но не получится! Все органы и системы организма будут работать нормально. Ни потери крови, ни болевого шока, словом ничего, что может выключить твое сознание. В этот миг ты будешь завидовать тому, что родился на свет Божий. Если это не поможет, мы заставим тебя слушать пьесы, которые играет нерадивый ученик музыкальной школы, скажем на рояле или скрипке. Это еще хуже. Твой мозг не сможет выключиться, и тебе будет казаться, что ты медленно сходишь с ума.
Гаулятер поднял взор к небесам, будто надеясь увидеть там Бога, и молитвенно сложил ладони у груди.
- Я не боюсь щекотки.
- Врешь. Боишься. Еще с тех пор, когда тебя в двухлетнем возрасте мама щекотала. Когда в детском саду тебя щекотали твои одногруппники и ты даже обмочился. Помнишь мокрые шерстяные колготки и лужу возле стульчиков?
-…!
- Ты у нас не пионер герой. Пионером, ты конечно когда-то был, но героем никогда. И не пробуй возражать. Когда тебя поймал дядя Вася с сигаретами за сараем, что ты сделал? Сразу заложил своего приятеля Петю, который спер эти сигареты у своей мамы. Маме было к слову тяжко - вы лишили женщину детородного возраста возможности снять стресс – выкурить болгарских сигарет «Родопи». Но, что еще хуже – ты заложил друга. Щенка, щенка помнишь? Такого облезлого и писклявого, которого ты нашел на улице и неизвестно зачем притащил домой. Щенок воспринял тебя как друга. Из лучших побуждений, из искренней любви он погрыз твои туфли, нагадил на диван, на который ты к слову сам его посадил. Что ты сказал родителям? То, что пес залез туда сам и справил свои физиологические надобности, пока ты читал книгу сидя на унитазе в позе орла. Щенка выдрали и чуть не выгнали на улицу в дождь и слякоть. Ты этого пса часто кормил и выгуливал? Аж, два раза. В результате эта почетная миссия легла на плечи твоего папы. Ты не выдержал утренних зимних прогулок перед школой…
- Это дела давно минувших дней и никак не говорят о моей стойкости. Я могу у вас покопаться  в сопливом детстве и не то найти.
- Копайся. Но ты ничего не найдешь, - громко сказал гауляйтер, и резко понизив голос, добавил. - Гони копье. У меня даже древко для него есть.
Гауляйтер помахал перед глазами Виктора, невесть откуда взявшейся довольно увесистой палкой:
- Это древко. А какое копье без палки. Палка тоже должна быть этакая,  волшебная, и без древка копье Одина – просто кусок железа. Это все равно, что кофе без кофеина, сверло без дрели, генерал без фуражки. Каково генералу без фуражки командовать! Его никто не будет слушаться, потому, что не узнают.
- Блефуешь, гад.
- Отнюдь. Ты хоть знаешь, куда надо ткнуть копьем Фернирома?
- В пузо.
- Пока ты будешь тыкать волка копьем, он сожрет тебя, и сидеть тебе у него в желудке. Миру же придет конец. Ты представляешь, не будет ни зеленой травки, ни ясного солнышка, ни твоих дырявых носков. Ничего. Давай копье.
Гауляйтер схватил его  за талию. Но Виктор вырвался и стал наносить удары по голове собеседнику.  Тот оказался хитрой бестией. Удары Виктора почему-то попадали в пустоту. Гауляйтер отпустил Виктора и стал бегать вокруг молодого человека и показывать свой язык. Внезапно Виктор  почувствовал, что кто-то схватил его за левую ногу.
- Сепцназ Отто Скорцени, - закричал гауляйтер, - я ухожу. Бе-е-е-е-е…
Гауляйтер исчез. Виктор открыл глаза и увидел перед собой Сатина. Было уже светло. Яркий луч света падал через рваную дырку потолка палатки прямо на его грудь. Виктор почувствовал наступающую жаркую духоту и страх, который приходит когда, человек делает какую-то большую глупость.
- Дрыхнешь боец, - раздраженно сказал Сатин.
Еще не окончательно проснувшийся Виктор захлопал веками и отрицательно замотал головой.
- Почему портишь казенное имущество и пытаешься калечить свое руководство? Меня, Бориса Евгеньевича Сатина! Что это у тебя? – сердито поинтересовался Сатин, встал на четвереньки и подполз к дыре. Он зажмурил глаза и посмотрел в дырку. – Что ты делаешь, придурок позорный! Ты же казенный инвентарь портишь!
- Я спал.
- Ты  так спал?! Махая тупыми и острыми тяжелыми предметами, как мельница?
Виктор посмотрел на себя. Только сейчас он обратил внимание, что в одной  руке держит книгу Горового, а в другой ржавый металлический предмет, в котором он узнал копье Одина. На его голове была сетка -авоська, с какими местные  бабушки ходят за хлебом, а аклкаши – за водкой. Виктор бросил книгу и снял с головы авоську. Сатин стоящий на четвереньках укоризненно покачал головой. Виктор понимал, что нужно оправдываться. Можно было сказать, что ему снился кошмар, придумать что-то еще, но вместо этого Виктор робко произнес:
- Я читал перед сном. Так, знаете лучше спиться. Сон быстрее приходит.
- Читал около четырех часов утра, в кромешной темноте?
- У меня есть фонарик.
- Это, тот который, под глазом? Что это за мусор? Авоську почему одел на голову?
- Это от комаров, вампиров и кровопийц - антимоскитная сетка. Жаль, что  чеснока нет.
Виктор, стал лихорадочно вспоминать события прошедшей ночи, что бы определиться, откуда у него мог взяться фонарь под глазом. Но Сатин не дал ему размышлять. Он раздраженно запыхтел как паровоз:
- Что за мусор у тебя в руках? Ты им меня чуть не убил.
Виктор, не выпуская копья из руки сел и осторожно посмотрел по сторонам. Палатка была пуста. Кроме него и Сатина никого не было. В этот миг он понял, что должен открыться своему шефу. Именно сейчас, именно в этом месте. Кто если не Сатин сможет ему помочь справиться с гауляйтером!
- Вы никому не скажете? – выпалил Виктор.
Сатин подозрительно поднял брови, и зевнул:
- Никому.
- Поклянитесь.
- Что б я сдох.
- Честно-честно.
- Ты издеваешься? Мне уже Витали хватает, с его пропажами.
- Это, копье Одина, - показал кусок ржавого металла Виктор.
- Какого Одина? – недоуменно переспросил Сатин.
- Того, что древнегерманский бог.
- Кто тебе это сказал?
- Гауляйтер Эссена и имперский комиссар Норвегии.
Сатин удивился еще больше и уселся на пол палатки. Он хмыкнул и зашевелил как таракан своими рыжими усами.
- Не понял.
- Йозеф Тербовен, - доверительно пояснил Виктор, - гауляйтер Эссена и сподвижник Гитлера.
- Какой сподвижник в три часа ночи?
- Уже утро, - поправил его Виктор, глядя на часы, - скоро десять.
- Да что ты говоришь!
- Он приходил ко мне по ночам, - почти шепотом заговорил Виктор, - и просил найти копье Одина, которое готы спрятали в Крыму, когда убегали от гуннов. Он с помощью этого копья хочет убить волка, спасти  мир и человечество. Но это лишь хитрый ход для покорения всего населения Земли и установления диктатуры. Он хочет уничтожить при этом несколько миллионов людей. Я честное слово ему не верил, и не верю.
- Кто хочет спасти мир? – озадаченно переспросил Сатин.
- Гауляйтер, кто же еще, – с жаром продолжил Виктор. -  То есть  он хочет не совсем спасти. Вы не думайте, что он виртуален. Поначалу я думал, что это просто сон, галлюцинации, лихорадочная работа мозга, вызванная усталостью, перегреванием и избытком эмоций. Однако это не так. Он существует на самом деле. Когда мы были в Чикменте я нашел копье в разрушенной могиле. Оно соответствовало описанию гауляйтера. Сейчас же он хочет у меня забрать копье, что бы покорить  мир ради своего своего честолюбия. Вы понимаете?
- Понимаю, – участливо ответил Сатин. - Ты не только пил, но еще и курил, и кололся.
- Вы что?! Я ничего не пью крепче крепкого чая. Просто мир надо спасать не от мифического волка, а от гауляйтера. Надо передать копье милиции. Еще лучше службе безопасности государства. Милиция может и не поймет, и силы у нее не те. Вот служба безопасности может попробовать решить эту проблему. Еще, - Виктор встал на колени и приблизил свое лицо к лицу Сатина, - еще в нашей экспедиции есть внедренный гауляйтером агент. Нет, скорее завербованный. Его надо разоблачит и нейтрализовать.
- Агент, говоришь.
- Именно!
- Это, говоришь, копье Одина, - протянул руку Сатин.
Виктор трепетно подал копье Сатину. Сатин повертел копье в руках, прищурил глаза и всмотрелся в вековую ржавчину. Затем он выругался и швырнул копье на землю.
- Артель номер восемь. Ржавая поломанная коса стала тысячелетним копьем!
Затем Сатин взял книгу Горового и бегло ее пролистал.
- Все понятно, впечатлительный ты наш.  Вставай и выходи, тебе не обходимо промывание мозгов.
С  этим словами Сатин покинул палатку.
В этот день  работу все дружно проспали. Сатин  бесился из-за вынужденного прогула. Он заставил археологов отработать вынужденный прогул работой по  лагерю. Работали все, кроме иностранцев, разумеется. Заморские гости пошли в очередной раз поглядеть окрестности. Остальные трудились не покладая рук на разных фронтах - кто заготавливал дрова, кто убирал территорию, кто готовил обед, а кто отмывал кремень и кости. Виктору пришлось пилить дрова, причем натощак (он проспал завтрак), от чего Виктор был в прескверном расположении духа.
Пилить ему долго не пришлось. В лагерь заехал УАЗик, в котором находился какой-то коллега Сатина. Коллега направлялся в Симферополь и заехал к нему их начальнику минутку. Сатин, услышав о поездке в город, мгновенно изъявил желание присоединиться к нежданным гостям, что бы решить в городе несколько архиважных вопросов. Он быстро оделся и крикнул на весь лагерь, что едет в Симферополь. Наряду с решением экспедиционных и личных  дел, он обещал заехать на почтамт. Мгновенно в  его руках оказалось с полдюжины паспортов археологов, которые ожидали корреспонденции «до востребования». Сатин неуклюже повертел документы в руках и крикнул:
- Виктор, садись в машину, поедешь со мной.
- Чего я? Так у меня работа.
- Лечить тебя будем от гауляйтеров.
Виктор покраснел и попытался возразить:
- У меня дранные и грязные джинсы. Ветровка тоже не стиранная.
- Ты не девок едешь цеплять, а мне помогать. Ты думаешь я сам буду таскать ящики с консервами?
- Я  пять дней не брился.
- А я два года, - погладил свою рыжую бороду Сатин.
Через минуту-другую, Виктор ехал в автомобиле. Ехать в кабине на мягком сидении было несказанно лучше, чем в забитом вещами фургоне, и Виктор наслаждался поездкой, глядя в окно. За окном мелькали деревья, дома, поля и отступающие на задний план горы. Сатина меньше всего интересовали пейзажи и он о чем-то оживленно говорил с коллегой, представившимся «Михалванычем».
Вскоре они заехали в город и Виктор увидел почти забытые им троллейбусы, и много красивых девушек. Красавиц было гораздо больше, чем он обычно замечал, прохаживаясь по улицам родного города. Виктор неожиданно для себя открыл очередной банальный закон, который гласил, что чем дольше мужчина находиться в изоляции, тем больше красивых девушек он видит, попав в людное место. Его размышления прервало резкое торможение автомобиля. Сатин с Михалванычем вышли из УАЗика. Виктор присоединился к ним. Сатин открыл планшет, достал оттуда пачку паспортов  и протянул их Виктору.
- Значит так боец. Идешь на почтамт и получаешь почту для наших.
Сатин средним пальцем руки указал пальцем на массивное здание видневшееся неподалеку. Виктор вздохнул, засунул паспорта в задний карман джинс и пошел в указанном направлении. Он осторожно открыл стеклянную дверь и вошел в помещение почтамта. Все было непривычно подозрительно: тишина, прерываемая негромкими разговорами, люди в выглаженных костюмах, аккуратно одетые женщины и девушки, оставляющие за собой сладкий шлейф духов, дети с воздушными шариками и мороженным в руках, прохлада кондиционера. Виктор понял, что все это ему чуждо, что он попал в еще не окончательно забытую, но опасную обстановку. Первым порывом у него было выскочить на улицу. Он даже развернулся, что бы уйти. Но долг перед товарищами по лопатам (получить корреспонденцию надо!)  был превыше всего. Виктор осторожно подошел к ближайшему окошку и спросил:
- У вас получают корреспонденцию до востребования?
- Да, - ответила миловидная женщина с большими золотыми сережками в ушах, не отрываясь от писанины. – Паспорт, пожалуйста.
Виктор достал пачку паспортов, перетасовал ее как карточную колоду, нашел свой паспорт  и положил его в окошко. Женщина безразлично, даже казенно, взяла паспорт, открыла его и посмотрела на Виктора. Взгляд женщины мгновенно превратился из равнодушного в настороженный. Она внимательно изучила фотографию Виктора в паспорте и сравнила ее с его небритой рожей. Не удовлетворившись этим, она нацепила на нос большие очки и еще раз внимательно сличила лицо с фотографией.
- Это я, - пояснил Виктор, - я только давно не мылся, не чесался и не брился. То есть я не хочу сказать, что я не мытый, но нормально под душем с мылом и шампунем, я мылся, наверное с месяц назад. Я люблю купаться и бриться. Как только появиться случай, я сделаю это…
Сотрудница почты брезгливо фыркнула, порылась в каких-то бумагах, взяла паспорт двумя пальцами, словно это был скользкий червяк, и протянула его Виктору.
- На ваше имя почты нет, - сухо сказала она.
Виктор взял паспорт, засунул его в карман и протянул ей остальные, небрежно сложенные в стопку.
Сотрудница почты подозрительно прищурила глаза и цепко схватила паспорта.
- Откуда у вас столько паспортов? – удивленно и подозрительно спросила она.
- Это моих коллег.
- Каких коллег?
- По работе. Письма на их фамилии есть? Может денежные переводы?
-  Денежные переводы значит…
Женщина встала из-за стола и вместе с паспортами в руках ушла в неизвестном направлении.
- Женщина, девушка…Куда вы?...Паспорт?! – закричал Виктор.
На него подозрительно покосились посетители почтамта. Полная женщина, делавшая денежный перевод сказала:
- Такой молодой, а бомж.
- Я не бомж! – возмутился  Виктор, - я с лопатой работаю.
- Верю, верю, - покорно согласилась толстушка.
- Он еще и пьяный, – присоединилась к ней  ее соседка. – Я не удивлюсь, если он ворует кошельки в троллейбусах и по ночам грабит пешеходов.
- Я не карманник и вор. Я студент очной формы обучения и работаю землекопом в экспедиции! – гневно возразил Виктор.
- Бабушка, а он на меня нападет? – дернула за руку толстушку, откуда ни возьмись появившаяся девочка. Она испуганно посмотрела на небритого Виктора и громко засопела носом.
- Нет, внученька, - успокоила девочку толстушка, - нас спасет милиционер. Он как раз идет.
Только тогда Виктор заметил быстро направляющегося к нему сотрудника правоохранительных органов в звании сержанта, в сопровождении уже знакомой ему сотрудницы почты. Та уверенно указала на Виктора пальцем и ловко заскочила за прилавок. Почувствовав себя там в полной безопасности, она крикнула:
- Это он. Он очень подозрительный тип!
Подошедший сотрудник МВД, даже не потрудившись представиться, сурово сказал:
- Ваши документы.
Виктор молча протянул свой паспорт:
- Она забрала у меня шесть паспортов.
- Откуда они у вас? – не выпуская документ из рук, поинтересовался милиционер.
- Из экспедиции. Я работаю в археологической экспедиции на Карази. Вот оказался в городе, и коллеги, попросили меня посмотреть почту.
Слова «экспедиция» и «Карази» абсолютно ничего не сказали суровому сотруднику МВД.
- Мой начальник Борис Евгеньевич Сатин, - авторитетно сказал Виктор, словно милиционеру это имя было знакомо, как к примеру имя начальника регионального  отделения МВД. Фамилия «Сатин», как и следовало ожидать, так же ничего не сказала милиционеру  и он взял Виктора под руку.
- Пройдемте, пожалуйста.
- Ни куда я не пойду! – вырвал свою руку Виктор.
- Он хотел напасть на мою внучку! – возмущенно сказала толстушка. - Он буянит.
- И наверняка украл паспорта, - вторила ей бдительная сотрудница почты, - этого бомжа надо изолировать от общества.
- Это наклеп! Злостная клевета! – затопал драными кроссовками Виктор.
Милиционер сделал легкое движение рукой и в мгновение ока заломал руку Виктора за спину, согнув молодого человека практически пополам. Виктор уставился на истоптанный тысячами ног пол почтамта, и возмущенно сказал:
- Я буду жаловаться в…
- Хоть Папе Римскому, - сказал милиционер, - ну что, пойдем  со мной?
Виктор понял, что попал в «переплет» и жаловаться сейчас совершенно бессмысленно. Вокруг раздалось несколько слабых и запоздалых возгласов в его защиту. Но они уже не могли  изменить создавшуюся ситуацию. Спасение пришло неожиданно в лице Сатина и Михалваныча.
- Эй, командир, чего людей калечишь! – громко закричал вошедший в зал почтамта Сатин.
Еще через минуту Виктор, с кислой миной на лице потирал болевшую руку, а Сатин  показывал ведомости и массу каких-то других документов милиционеру. После пяти минут жаркой дискуссии сержант козырнул, и извинившись пошел прочь. Растерянная сотрудница почты с невнятными объяснениями возвратила паспорта и отдала Виктору одно письмо.
- Из-за этого письма, меня чуть не посадили, - возмутился Виктор.
- Посадили, это уж ты перегнул. Бриться надо каждый день и чистое белье одевать. В драных джинсах и в грязной футболке, ты выглядишь действительно, как бомж, – нравоучительно возразил Сатин.
- В горах особо не наведешь марафет.
- Когда человек хочет, он делает, когда не хочет - ищет оправдания.
Виктору было, что возразить, но он благоразумно промолчал и лишь красноречиво пожал плечами.
- Значит так, - продолжил Сатин, - сейчас гуляешь, ешь мороженное, пьешь прохладное пиво, но не нарываешься на неприятности. Мы еще сходим с коллегой в одно место по нашим делам и поедем за консервами. Встречаемся возле почтамта через полчаса.
С этими словами они покинули почтамт. Сатин со своим спутником  пошли в одну сторону, а Виктор в другую.
Виктор медленно шел, глазея на проходящих мимо девиц, витрины магазинов и проезжающие автомобили. Он шел и во все легкие вдыхал пыльный, полный выхлопных газов и запаха размягчающегося от жары асфальта городской воздух. Правда по началу, ему было неприятно, но потом он быстро акклиматизировался и как любимый аромат воспринимал вонь забитых мусором урн и любовался валяющимися на тротуаре окурками, огрызками фруктов, обрывками упаковок. На троллейбусной остановке, его пару раз обматерили и разок-другой толкнули локтем в бок. Но он даже не обиделся -  это была цивилизация, родная городская цивилизация. Вдруг ему в глаза бросились несколько палаток с флагами. Из праздного любопытства Виктор подошел к ним. Его внимание привлекла одна из них. Она была в красно-синюю полоску, а на ее боках красовалась большие буквы «МИРВ!». Саму палатку украшали какие-то подобия конских хвостов. Возле палатки были укреплены три удилища, длиной метра три каждая.  На них вяло болтались незнакомые ему флаги. Это были треугольные куски ткани, синего цвета с красным ободком по краям. На них было изображено некое подобие летящей птицы. Оказавшись у палатки, Виктор посмотрел на столик, на котором были хаотично разложены проспекты и газеты, явно политического содержания. К нему сразу  подошел пожилой, полный мужчина, в узбецком халате и в казацкой фуражке.
- Желаете, помочь нашему движению?
- Какому движению?
- МИРВ! – гордо сказал незнакомец, указав на аббревиатуру нанесенную на палатку.
 - Мир куда?
- Мир – есть мир. Это абравиатура, которая значит  Монгольская Империя – Россия Великая!
- Что это за синий флаг?
- Флаг Монгольской империи.
- Не понял. Какая между ними связь? Монголы и русские всегда воевали!
- Не скажите. Вы кто по образованию?
- Студент, но работающий в археологической экспедиции.
- Ага, значит вы имеете какое-то отношение к истории, - довольно потер руки незнакомец. Тогда вы поймете исторические выкладки. У вас есть минут десять?
- В принципе да.
- Кстати, меня зовут Аполинарий Венедиктович Кукишь.
- Очень приятно. Виктор.
- Взаимно. Так вот, Виктор россияне и монголы почти что братья. Как известно в начале ХIII  века, монголы под мудрым руководством Чингизхана, покорили громадные территории Азии. В 1236 году монголо-татары напали на Древне-русское государство. Они вообще-то на него и не нападали бы, если бы не авантюризм ряда князей, решивших ввязаться в степные разборки половцев и монголов в 1223 году. В 1236-1238 годах ряд князей начали кровавую и бессмысленную борьбу с монголами. Но некоторые князья поступили мудро - решили влиться в Великую Монгольскую империю. Главным из них был Ярослав Всеволодович, отец Александра Невского. Хан Батый хотя и благожелательно воспринял этот шаг по единению этносов, но еще полностью не доверял Ярославу. Поэтому князю пришлось отдать в заложники Батыю своего старшего сына - Александра Невского, как гарантию своей лояльности. Живя в ставке Великого Хана, Александр плотно общался с сыном хана Батыя Сартаком. Их теплое общение перешло в искреннюю дружбу и даже большее - они побратались. Александр Невский стал побратимом или андой Сартака. Это еще не все. После общения с сим русским князем, Сартак принял христианство. В ставке Великого хана образовалась большая колония русских и православных христиан вообще. Спустя время, Александра, как побратима монгольского хана, назначили Великим князем Владимирским и Киевским. Он начал свою активную деятельность во имя воссоздания Русского государства в составе Монгольской империи.  Александр провел перепись, воевал с тлетворным и циничным Западом. Благодаря князю Александру и его приемникам вся территория Киевской Руси, плавно влилась в Великомонгольский этнос. Монгольская империя была огромна – от Тихого океана  на Востоке, до Средиземного моря на Западе. От Северного Ледовитого океана на Севере и до Индийского на Юге. Сие государство было признано абсолютно всеми. Оно славилось веротерпимостью, лояльностью ко всем народам, демократичностью, конечно в той форме какая имела место в те далекие времена. Александр и его род, получили главенствующее положение над территорией Руси и в Монгольской империи в частности. Одним из доказательств этого является знаете что?
- Нет.
- Тот факт, что как правило, князей потомков Александра Невского в Орде убивали без пролития крови. У монголов был обычай, не проливать крови своих родственников. В это же время другим князьям – пускали кровушку. Это говорит о том, что потомки князя Александра стали близкими родственниками монгольских ханов. Время шло, годы текли, различные династии угасали, а род Невского развивался и расцветал. Наконец настал такой день, что потомки благоверного князя Александра юридически стали первыми претендентами на монгольский трон, а следовательно на все территории, входившими в монгольскую империю. Учитывая факт, что Сартак был потомком Джучи, старшего сына Чингизхана, они стали первыми на очереди к Монгольскому трону. Это значит, что они могут претендовать на ряд громадных территорий в Азии, на совершенно законных основаниях, но не как российские государи, а как Великие монгольские ханы. То есть Великое княжество Великие князья Владимирские и Московские, помимо территорий которые подчинены ему, имеет перспективы на воссоединение обширных территорий, но как Монгольские ханы. Это Средняя Азия, Монголия, Сибирь, Иран, Тибет, Междуречье и даже Китай.  Поэтому к возрождению государства надо подходить  именно с этой, глобальной точки зрения, а не с местечковой, точки зрения народа, который является главенствующим на некой территории. Как сейчас представляется история? Русский народ покоряет другие народы. Завоевал Казанское, Астраханское, Сибирское, Крымское  Ханства, покорил Казахов с их Жузами, Среднюю Азию с Бухарскими Хивинскими, Самаркандскими ханствами. Происходит противопоставление совершенно чуждых народов, религиозном и этническом, культурном смысле. Получается, что русский народ - почти те же конкистадоры, завоеватели Мексики и Перу, только в другой части света. Это же крайне не верно, с глобальной точки зрения. Поэтому в этом аспекте, ряд исторических событий должны предстать в совершенно новом свете. Например,  возьмем такое выдающееся событие как Куликовская битва. Дмитрий Донской разгромил армии татаро-монголов Мамая. Официальная история говорит – еще один шаг к свержению монголо-татарского ига. Если же мы пойдем другим путем то скажем, что Дмитрий Донской боролся за сохранение единого государства. Московский князь наголову разбил мятежника темника Мамая, которого позднее добил Хан Тохтамыш. Какой итог - страна в целости и сохранности. Все народы равны в составе Монгольской империи. Мы всего лишь наблюдаем наведение порядка. Золотоордынский хан – Великому князю Московскому друг, товарищ и брат. Таких примеров можно привести бесчисленное множество. Но вот вымирает монгольская династия Монгольской империи, и теперь ее место занимают Московские князья. Переносится столица, но держава то остается! Империя распалась, но ее можно, даже нужно восстановить, но представить это не как завоевание, а как восстановление случайно распавшейся семьи. Появляется важный прецедент - не только вернуть утраченные территории, но и присоединить новые. Например, включить в состав государства Иран, Ирак, Тибет, Монголию, Афганистан, и даже Китай.
- А китайцы нас часом не сожрут?
- Ладно, китайцев трогать не будем, - великодушно помиловал миллиардную нацию Кукишь, – но Монголию и Иран обязательно.  Мы сможем омыть ноги в Индийском океане. Поэтому задача нашего движения признание единства Монгольской и Российской империй. Наша цель воссоздать Монгольскую империю в границах второй половины ХIII века и оставить во главу государства потомка благоверного князя Александра Невского! Кстати, я являюсь потомком равноапостольного князя Александра Ярославича…
- Познавательная история, - почесал затылок Виктор.
- Я предлагаю вам присоединиться к нашему политическому движению и внести пожертвование, в фонд развития нашего дела.
Услышав о деньгах, Виктор как-то стушевался. Не то, что он был жадный, просто жертвовать кровно заработанные деньги на политику он не желал. Политиков он традиционно считал проходимцами, которые грабят и обманывают обывателей. Бабушке, просящей милостыню на паперти, ребенку на лечение, даже алкашу на опохмелку - им он был готов дать определенную сумму. Но только не политикам.
- Куда пойдут мои деньги? – осторожно поинтересовался он.
- На уставные цели нашего движения, - бойко ответил Кукишь.
- Это что?
- Агитация, литература, содержание аппарата.
- Значит вас?
- Меня в том числе. Мы же должны как-то вести настойчивую борьбу за наши идеи и цели. Для этого нужны деньги. Борцы за идеи тоже должны кушать, причем хорошо.
Он поправил свой халат и с достоинством посмотрел на Виктора.
- Обязательно хорошо?
- Конечно! Больной и голодный борец - не борец. Мучается политик от язвы желудка, например, и не до борьбы ему за счастье человеческое. В голове у него одно – как бы покушать чего-то вареного и пареного, каждые три часа. Живет человек не идеей, не путями ее воплощения в жизнь, а болезнью. Как зарабатывается язва – нерегулярным и плохим питанием. Второе – политик должен быть обеспеченным. Поспал политик на продавленной кровати, помылся под холодной водой в ободранной ванной комнате, в которой кафель обваливается. Затем оделся в старый костюм и изношенные, почти дырявые ботинки и вышел на улицу. Там дождь, слякоть, его ноги моментально промокают, и он в расстроенных  чувствах втискивается в забитый общественный транспорт. Мысли у него не о борьбе, не о реформах, не о идее, а о том как деньжат заработать. Когда борец за идею сыт, здоров, обеспечен, он может работать на благо народов и идеалов, изрекать мудрые мысли и вдохновлять общество на подвиги. Это, как раз, тяжкий и каторжный труд. Вот вас, молодой человек, трудно заставить пожертвовать на нашу борьбу некую денежную сумму. Не так ли?
Кукишь внимательно посмотрел в глаза Виктору. Виктор отвел взгляд, пожал плечами и помялся.
- Вот-вот. Вас не заставишь и копейки дать, а если надо жизнь положить во имя идеи?
- Жизнь – это уж слишком, - возразил Виктор.
- Каждая идея должна окропиться кровью. Нужны мученики и герои, что бы воплотить идею в жизнь. Мне же надо вдохновить человека на подвиг с летальным концом!
- Вы не хотите сами совершить подвиг? – осторожно поинтересовался Виктор.
Кукиш причмокнул губами, громко сглотнул слюну и укоризненно покачал головой:
- Молодой человек. Вам легко говорить различную чушь и белиберду. Кто же будет генерировать идеи, руководить движением, решать различные форс-мажоры на высоком политическом уровне. Кто же если не я? Кто, желторотые цыплята и прачки? Опыт управления прачек государством оказался плачевным. Меня, к сожалению, заменить не кем. Но мне нужно медленно, но верно растить себе смену. Еще раз предлагаю вам присоединиться к нашему движению. Я готов вырастить из вас политика с большой буквы «П».
Виктор вежливо отказался и попытался уйти, но Кукиш вцепился руками в его локоть.
- Куда вы? Разве вы  не хотите сделать головокружительной политической карьеры? Вы не хотите в перспективе быть депутатом?
- Я этого не достоин, - вырвался из цепких рук Кукиша Виктор.
- Постойте, - я могу предложить вам должность помощника моего секретаря на общественных началах…
Эти слова показались Виктору чем-то знакомыми. Но размышлять над ними он не успел, так как увидел в метрах пятидесяти от себя, бородатую фигуру Сатина, который внимательно смотрел по сторонам, в поисках его - Виктора.
- Я желаю успехов в нелегкой борьбе за идеалы вашей идеи. Однако вынужден вас оставить - меня разыскивает мой шеф. Я уверен, вы покорите всю Евразию, начиная от белых медведей, заканчивая цейлонскими слонами. Тень Чингисхана вам поможет!
Виктор быстро пошел к Сатину, не  оборачиваясь на разочарованного Кукиша, который кричал ему в след, что тот потерял свой счастливый билет в светлое будущее.
- Это твой знакомый? – спросил его Сатин, кивая в сторону стоящего в отдалении Кукиша.
- Нет, - замотал головой Виктор, - это какой-то мутный мужик.
- Что он от тебя хотел?
-  Завербовать, в свое движение.
- Завербовал?
- Нет. Я сбежал. Что делаем дальше?
- Ждем машину с Михалванычем и едем забирать консервы. Ну, рассказывай, как тебя вербовали.
Они прошли метров сто-стопятьдесят и остановились у остановки. Виктор рассказал шефу об общении с Кукишем и его теории. Сатин выслушал рассказ, достал пачку сигарет и закурил, предварительно ради приличия предложив одну из них Виктору. Виктор естественно отказался.
- Правильно, - похвалил его Сатин. – Курение вред, а политика еще больший. Там надо быть либо проходимцем, либо быть вне политики. Иначе тебя убьют, или в лучшем случае объявят сумасшедшим. В политике все на грани фола и фарса.
Сатин затянулся сигаретой и выдохнул клубы сизого дыма из легких.
- Когда-то я тоже был студентом и был свидетелем расцвета и заката одной политической организации.

История националистической организации в Киевском Университете, рассказанная Сатиным.

Случилось это в эпоху заката застоя, когда все Великая Держава под названием СССР, вместе с ее престарелыми генсеками медленно, но уверенно катилась к бездне.  В те времена, я учился в Киевском университете на историческом факультете. Во все времена студенты считались наиболее прогрессивной и одновременной неспокойной прослойкой общества, но однозначно – веселой формацией. Студенты историки – естественно, не исключение. Историки имеют доступ к архивным документами и другим источникам, о которых простые обыватели даже не подозревают. Обывателю, к слову говоря, вообще не интересны неоднозначные события  прошлого. Они «на ура» воспринимают то, чем с готовностью их кормят властные СМИ и воспринимают это за чистую монету. Так вот, начитавшись летописей казацких времен, документов времен гражданской войны и революции, несколько студентов истфака и филфака университета решили организовать Украинскую Националистическую Организацию. Некоторое время спустя к ним примкнуло и несколько технарей из Политехнического Института, так сказать техническое крыло. Ясное дело, одними посиделками на кухне ограничиваться они не хотели. Для того что бы организация фактически существовала нужно было составить программные документы. Они несколько раз собирались то на чьей-то кухне, то на каком-то пляже, много спорили и по национальной украинской традиции не могли договориться. В муках были рождены несколько универсалов, из которых выделялись два: один - за буржуазную республику, другой - за конституционную монархию. В один из дней собрались они в Лаврской сторожке на первое уставное заседание, и стали определяться по какому пути им идти, а определиться не могут. Пытаются выбрать руководство, а не получается -  руководить хотят все. В жарких дискуссиях, едва не доходящих до драки они определились только с руководящими постами, а именно с председателем, руководителем, гетманом, регентом, а так же с их первыми заместителями.. Так, что все оказались начальниками либо их замами. Кто их них главный было непонятно. Среди этой разношерстной компании выделялись браться Висюки, старший из которых напирал на то, что бы быть гетманом и идеологом организации. Гетманом  его не выбрали, но назначили генеральным писарем. Он организовал проведение первой, и как оказалось единственной акции. Прошла она через неделю в Голосеевском лес, под сенью столетних дубов. Акция заключалась в том, что под гордо реющим жовто-блакитным флагом, был разведен огонь в котором сожгли, выцветший до цвета ржавчины флаг СССР, портреты обоих Ильичей – основателя СССР и тогдашнего генсека. Затем была попойка – «столичная» с шашлыками и бутербродами пошла очень хорошо. За чаркой горилки договорились и о следующей акции – расклеить по городу листовки, а технари, подобно народовольцам, пообещали сделать бомбу и подорвать родное правительство. Неизвестно, чем бы это закончилось. Скорее всего, теоретическими полу-утопическими беседами подобно их предшественникам Кирилло-Мефодиевцам. Но как и у последних, в ход дела вмешался предатель. Им оказался некий Кисько, деревенский парень, родом из-под Богуслава. На следующий день, когда алкогольные пары рассеялись, в его мозгу  стала вырисовываться яркая картина холодной сырой камеры, с огромными голодными крысами, размером с поросенка, которые хищно снуют по полу. С каждой минутой страхи глобализировались и  плавно переростали, как минимум в лагерь  на Колыме, а то и вовсе в расстрел. К его оправданию, неделю спустя он честно метался по помещению лаврской сторожки, бледный от волнения с холодным потом на лбу и подмышками, бросая беспокойные взгляды на своих коллег и мучаясь над  вопросом «Что делать?».  В это время братья Висюки, отпечатывали на печатной машинке уже восемьдесят третью листовку.
Через несколько дней на лекцию по Истории КПСС вошел бледный заместитель декана. На удивление робко он остановил лектора, дрожащей рукой достал из кармана несколько помятый листок бумаги и хриплым фальцетом зачитал список фамилий. Затем он нервно откашлялся и попросил названных  людей срочно пройти в деканат. Лектор, Марья Ивановна, доцент кафедры, к слову сказать, вежливо остановила его и попросила покинуть лекцию, аргументировав это тем, что читает архиважный предмет! Заместитель декана попытался робко возразить, но лектор оборвала его на полуслове, недвусмысленно намекнув на вредительское поведение. Читает она не какую-то филологию или античную историю, а политически и идеологически важный предмет. Заместитель декана не успокоился и из последних сил стал подмигивать и подавать ей какие-то знаки, которые Марья Ивановна нагло и презрительно игнорировала. В этот момент дверь с шумом открылась и в аудиторию вошел двухметровый белобрысый спортивного вида детина. Марья Ивановна гневно брызжа слюной попросила его покинуть лекцию, но тот послал ее на три веселых буквы и громко и четко зачитал фамилии.
- С вещами на выход! – рявкнул он, и напоследок добавил. – Если кто-то попытается убежать – догоню и вкатаю таких пи…лей, что мало не покажется.
Через пять минут, оставив Марью Ивановну с отвисшей от удивления челюстью, а заместителя декана еще более бледного, облокотившегося спиной о стенку, в наступившей тишине несостоявшиеся члены Националистической организации покинули аудиторию. Ровными и стройными рядами они направились в здание КГБ. Оно благо было недалеко, тут же на улице Владимирской, в метрах шестистах от Красного корпуса университета. Никто и не подумал убежать, так как каждый понимал, что белобрысый детина не шутит и провинившийся действительно получит по первое число.
В КГБ они быстро раскололись. Спасались каждый кто как мог. Подследственные напирали на то, что так как не была принята программа, следовательно, Украинской Националистической организации фактически не существовало. Кроме того, подключились родители, родственники, друзья, да и в КГБ не идиоты сидели…Словом несостоявшиеся националисты отделались малой кровью -  их отпустили, даже оставили в университете, но выгнали из комсомола и заставили покаяться перед факультетом.
Однажды, весь курс собрали  актовом зале.  Зал был полон так, что студенты даже стояли в проходах между рядами. На сцене поставили столы, покрытые кумачовой скатертью, за которыми уселся президиум: проректор по учебной работе, комсомольские и партийные боссы районного и университетского масштаба. Виновники бледные и осунувшиеся сидели в первом ряду. По очереди они вставали и признавались в своих непростительных идеологических ошибках, каялись, извинялись и вновь каялись, и просили что бы их, заблудших и нерадивых сынов, простили  Социалистическая Родина, Коммунистическая партия, лично Генеральный секретарь Брежнев и глава коммунистов Украины товарищ Щербицкий.
Действо происходило достаточно нудно и казенно – заученные фразы, монотонные голоса, грозные и снисходительные, одновременно, порицания президиума и «представителей социалистического студенчества» из зала,  представителей от народа так сказать.  Но вот председательствующий дал слово студенту Кисько. Тот поднялся и громко, что бы было слышно всем присутствующим, заговорил:
- Дорогие товарищи, я хочу от всего сердца поблагодарить свое Социалистическое отечество, которое меня выродило, вырастило и выучило, направило учиться в наилучший университет страны. Пользуясь случаем хочу поблагодарить руководство страны, горячо любимого Леонида Ильича, написавшего такие замечательные книги как «Возрождение», «Малая земля», «Целина», и другие прекрасные образовательные произведения, а так же весь президиум ЦК КПСС и ЦК КПУ, под руководством коих партия и правительство в прошлом году провело к нам в село газ, а десять лет назад и электричество и канализацию…
В президиуме нервно переглянулись. Матерые функционеры почуяли прокол. Они, мастодонты райкомовских интриг ясно поняли, что что-то пошло не так, не по заранее утвержденному сценарию. Председатель достал платок и вытер пот со лба…
- Народ, под руководством партии, - между тем продолжал Кисько, - подарил мне, простому  сельскому сыну путевку в жизнь, направил в университет. Я поступил в него учится, общался с коллегами. Вдруг как-то незаметно для себя, я оказався среди этих, не знаю как их назвать, ну людей.
Кисько красноречиво указал пальцем на понурившихся измученных покаянием студентов.
- Ну, сначала я ничего толком не понял, но когда почув про бомбу, я по настоящему злякався и пошел до КГБ. Я подошел до больших тяжелых дверей и тихенько постукав. Но мне никто не открыл. Я еще раз постукав, а потом осторожно открыл двери та зашел в приемную. Там я увидел офицера. Офицер посмотрел на меня таким суворим, пронизывающим взглядом и сказав: «Чего тебе надо хлопче?». Я злякався еще больше и спросил его чи можна мне, простому сельскому студенту устроиться на работу в КГБ, на что офицер ответил мне брутальною лайкою, та викинув меня за двери. Тогда я вернувся в общежитие, одолжил у кастеляна печатную машинку  написав анонимку, у которой рассказав про преступления, которые готовятся против моих любимых членов партии, Родины и генеральных секретарей. Потом пидписав бумагу буквами Н и П, что значит настоящий патриот и отослал в КГБ. На следующий день, я был на последней степени морального истощения и не смог пойти на учебу. Но я не знал, что в КГБ знает про все печатные машинки и очень удивился, когда, наступного ранку ко мне в  общежитие пришел офицер. Я спрятався под кровать, но он меня быстро там нашел. Побачивши меня  офицер попросил вылезти из-под кровати, спросил все ли у меня нормально, и все ли у меня дома. Я сказав, что батьки наверно на работе, а если он  имеет в виду моих сожителей по комнате, то они на учебе. Офицер поморщив лоб  и покачав головой. Тогда, мучаясь в муках совести, я достал одну листовку, которую я тайно взяв для помощи родной партии и лично Леонида Ильича, и протянув его офицеру. Тот посмотрел на нее, взял мене под руку и повел за собою…
В этот момент, встал Висюк, метивший на гетьмана и сказал:
- Ну и паскуда ты Кисько.
Обвинитель от студенчества закричал:
- Давить вас надо, дойдете вы до власти всех ведь перевешаете!
- И что? – спросил Виктор.
- И все. Все дружно ржали не смотря на вопли комсомольских вожаков и проректора. А Касько я как-то встретил, живет тихо в своем селе, учит детей истории Украины, и пьет водку. Кстати, вон едет наш УАЗик, поедем за консервами.

18
Следующая неделя прошла до неприличия нудно и скучно. Монотонная тяжелая работа и однообразие событий вызвали у Виктора непреодолимую тоску по дому. Поэтому, когда Сатин сказал, что пришло время ставить датчики и закругляться, Виктор, откровенно говоря, воспрянул духом и начал строить планы на возвращение, прикидывая в уме, сколько денег он заработал.
В этот же вечер, Мариус и Вернер, в муках объясняли Сатину и другим археологом, что из себя представляют датчики и как их ставить. Мариус высыпал на стол небольшие металлические трубочки и бойко затараторил на английском, с заметным бельгийским акцентом. Сатин честно пытался вникнуть в его слова, но у него это слабо получалось. В конце концов, он взял чистый листок бумаги и стал записывать на него огрызком простого карандаша улавливаемые им фразы.
Суть, объяснений Мариуса, с комментариями Вернера, состояла в следующем. Как известно в эмали зуба находиться кальций. В тот момент, когда баран либо козел, в прямом и переносном смысле этого слова отбрасывали копыта и попадал в матушку сыру землю, медленно, но верно в зубах начинала накапливаться радиация. Поэтому ко времени, когда была найдена челюсть животного с зубами, в зубе  накопился определенный радиоактивный фон. Челюсть извлекалась и в стенку раскопа, где была собственно найдена челюсть с зубом, помещался датчик сроком на год. Датчик представлял собой трубочку с искусственно выращенными кристаллами кальция. За год пребывания в земле в них так же накапливался некий радиоактивный фон. Через год датчик должен был изыматься из земли и на специальном приборе измерялись уровень радиации в многотысячелетнем зубе и датчике. Полученные данные путем специальных математических вычислений экстраполировались во времени, и таким образом выяснялся приблизительный возраст зубов,  и как следствие палеолитической стоянки. Теоретически все казалось так просто. Но нет!
Мариус твердо сказал, что датчики надо разогреть до температуры 750 0С. После этого непременно тяжелым молотом или кувалдой, при помощи металлической трубки, диаметром в 5 сантиметров, в стенке раскопа должна была пробиться дырка длиной до полуметра. Причем дырка должна была пробиться именно в том месте, где были найдены челюсть с зубом. В пробитую дырку должен  был поместиться датчик, и тщательно замурован грунтом.
- Ну, это как два пальца об асфальт, - оптимистично сказал Сатин, поглаживая свою рыжую бороду.
- Палец, асфалт? – перебил его Мариус. – Зачем бить пальцы об асфалт. Их можно поламать, и тохда датчик не стоят. Асфалт нет.
- В смысле легко, - пояснил Горовой. – Это народное выражение, на самом деле звучит не совсем так, а…
- Мы пояснять ничего не будем, - вмешался Сатин, не дав договорить Горовому. – Датчики разогреем в печке, а пробьем дырку при помощи кирки, камня, либо чего-то другого, тяжелого, что будет под руками.
Мариус дотошно поинтересовался, как Сатин узнает температуру пламени без термометра. В ответ Сатин стал приводить литературные данные о температуре огня, перемешивая их с разнообразными народными приметами и поверьями. Однако бельгиец был не приклонен и раз за разом требовал объективные научные доказательства, которые Сатин может привести относительно температуры в печи. Кроме того, бельгиец настаивал, что бы колотили по металлической трубе исключительно при помощи кувалды. Через полчаса бесполезной дискуссии, Сатин сдался.
- Борис Евгеньевич, - сказал Горовой, - в Юстиновке должна быть кузня. Может, разогреем там?
- Ладно, куда денемся. Заодно и кувалду купим. Виктор, пойдешь с нами.
Следующим утром, когда все пошли на раскоп, Сатин, Вернер, Мариус, Горовой и Виктор направились в Юстиновку. Мариус шел с ярко-красным рюкзаком через плечо, в котором, завернутые в разнообразные чехлы, лежали датчики. Виктор нес сумку с тремя бутылками самогона, для оплаты трудов. Они пришли в село без приключений и без труда отыскали кузню. Кузнец оказался здоровым мужиком лет сорока, распространявшим вокруг себя ядреный запах пота и немытого мужского тела. У археологов непроизвольно запершило в горле, а на глаза навернулись предательские слезы.  Сатин сделал вдох, будто тот был последний в жизни и подошел к кузнецу, который своей громадной фигурой он закрыл весь дверной проем кузницы. Сатин, прерывисто дыша, повел с ним переговоры. Кузнец  обстоятельно отвечал на его вопросы, подозрительно поглядывая на иноземных гостей. Он сразу выделил их довольные физиономии, на фоне лиц своих сограждан, на которых лежала печать какой-то обреченности. Кузнец почесал свою бледную грудь, на правой стороне которой был наколот портрет Ленина, а на левой – изображение Сталина.
- Империалисты? – настороженно спросил он, пожимая руку Сатину.
- Нет, ученые из стран братской демократии. Все члены коммунистической партии, местной конечно, - доверительно сказал Сатин. – Наши люди.
Кузнец оказался политически подкован и с сомнением заметил:
- Так Варшавский договор распущен. Американский империализм пытается оболванить братские славянские народы.
- Сочувствующие граждане то остались.
- Нопасаран. Гитлер капут, – выложил весь запас иностранных слов кузнец.
- Капут, капут, - одобрительно закивал Вернер, подтверждая свои антинацисткие убеждения.
- Это товарищ из ГДР, -  представил Вернера Сатин, а это научный сотрудник из братской Бельгии, - Мариус.
- Вадлен Ильич, член партии, с десятилетним стажем, - пожал руки иностранцам кузнец.
Он недоверчиво прищурился и сказал:
- ГДР уже нет. В Бельгии – Брюссель – столица НАТО. Какие же это люди братской демократии!  Они точно не шпионы? Севастополь рядом. Это военная база. И Балаклава, с базой подводных лодок неподалеку.
- Нет, нет, - успокоил кузнеца Сатин, - наши люди, археологи. Душой и телом преданные делу Маркса. Энгельса, Ленина…и Сталина. Им только бы датчики разогреть при температуре 750 0С. Ни подводные лодки, ни ракеты их не интересуют. У тебя же в горне температура 750 0С?
Кузнец не сдавался в своих подозрениях:
- Это часом не прикрытие? Шпионы могут притворяться ботаниками, геологами, туристами. Ходят, бабочек и птичек ловят, фотографируют. Одевают вместо обуви лошадиные копыта. Сами же на деле срисовывают планы военных объектов и считают количество наших солдат.
- Да нет, эти нормальные. Их проверили, прежде чем пускать сюда, в окрестности военных баз.
- А-а-а-а…- протяжно сказал Кузнец.
- Так в горне у тебя температура 750 0С?
- Фиг его знает…
- Фиг его знает, - взволновано воскликнул Мариус, уже понимавший смысл этого выражения, не предвещавшего ничего хорошего. – Фиг его знает?!
Сатин обеспокоено посмотрел на Мариуса и Вернера и сказал, что кузнец имел в виду, то, что он колеблется в вопросе - разрешить ли Мариусу самому разогревать датчики при данной температуре, или нет. Можно же обжечься!
Мариус, непонимающе посмотрел сначала на Сатина, затем на кузнеца и остальных археологов.
- Я его имею в виду, - указал на Мариуса пальцем кузнец. - Что я буду  делать, если он мне горн поцарапает? Я его подпускать не хочу, пусть даже он ученый. Ученые только и умеют, что ломать оборудование. Кстати он знает Интернационал?
 - Интернационал? Знает, обязательно знает, но на русском языке он не готов спеть, - подсказал Горовой. – Русским языком он не владеет. Если петь сразу на двух языках, то какая-то абракадабра получится. Некрасиво.
- Ты голова, хлопец, - похвалил Горового кузнец.
- Скажи ему, что в твоем горне температура 750 0С, - подмигнул кузнецу Сатин.
- Как два пальца об асфальт, - сказал кузнец.
- Дфа пальца? Асфальт? – переспросил Мариус.
- Владлен Ильич хочет сказать, что температура 750 градусов. Сленг, так сказать, - пояснил Сатин.
Мариус, неожиданно присел на корточки, достал блокнот и стал в нем что-то писать. Виктор заглянул ему через плечо, и с трудом разбирая каракули бельгийца, прочитал, что два пальца об асфальт, значит достоверная температура в 750 0С. Он не стал разубеждать в этом заморского гостя. Мариус встал на ноги, открыл рюкзак висевший у него на плече, достал оттуда ворох свертков и покопавшись в них, извлек десяток металлических трубочек. Кузнец грубо схватил датчики и швырнул их на землю. Легким движением руки он  достал большие щипцы, взял одну из трубочек и поместил ее в жерло горна. Мариус и Вернер, с обеспокоенностью следившие за действиями Владлена Ильича, попытались внести какие-то коррективы, но тот неоднозначно показал им кулак размером с баранью лопатку, на пальцах которого было наколото «ЛЕНИ». Что это было - окончание его имени «Владлен и » или «Ленин» без буквы «н» было не понятно.
- Сколько держать?
Сатин сказал:
- Пять минут.
Операция по накаливанию датчиков продолжалась около часа. Вадлен Ильич держал в горне каждый датчик пять минут, ориентируясь на хлопки по его спине, которые делал Мариус, стоявший с секундомером в руках. Все порядком взмокли от жара, распространяемого горном. Когда кузнец бросил на последний датчик на землю, археологи облегченно вздохнули. Вернер и Мариус быстро потянули руки к датчикам, небрежно валявшимся на земле. Но не тут то было.  Кузнец  ловко поставил ногу возле датчиков, едва не отдавив пальцы иностранцам. Он не двусмысленно сделал пальцами движение, как нельзя похожее на пересчет денег. Мариус понимающе кивнул и полез в кошелек. Кузнец довольно отвернулся, что бы отложить щипцы в сторону. В этот миг Мариус извлек из кошелька купюру номиналом в сто долларов. У всех, даже у Вернера,  кроме кузнеца разумеется, который смотрел в другую сторону, от удивления округлились глаза. Сатин подобно тигру, бросился к бельгийцу и силой засунул купюру назад в кошелек.
- Что это у вас? – заподозрив неладное, спросил кузнец.
- Наш заморский гость чуть не упал.
- Не понял. Где благодарность?
- Большое тебе человеческое спасибо Владлен Ильич. Спасибо тебе, трудовому пролетариату, за помощь в науке от братской прослойки интеллигенции, от пролетариев умственного труда, работающих на тяжелой археологической ниве, - пожал руку кузнецу Сатин.
Но кузнец,  не смотря на свои коммунистические убеждения, был готов жить по рыночным отношениям.
- Спасибо в карман не положишь, - сказал он суровым тоном.
- У нас денег почти нет.
В ответ кузнец неутешительно развел руки. На дурняк получить услуги не удалось. Тогда Сатин подозвал к себе Виктора и попросил подать ему бутылку, что Виктор и сделал.
- Нам бы еще у вас взять кувалду, - попросил Сатин.
- Еще и кувалду! Я делал работу, которую мне нельзя было делать, причем в рабочее время! Я рисковал здоровьем, карьерой. Что бы случилось, если  бы сюда зашел председатель или кто-то из правления?
- Ничего не случилось…
- Меня могли бы жестоко наказать. Выговор влепили и возможно даже лишили вымпела победителя соревнований или значка. Еще  кувалду, кувалду, вам дать! Значит мне нужно ее украсть. Вы толкаете меня на криминальное преступление! Вы меня оценили лишь в жалкую бутылку самогона. Это просто на один зуб.
Кузнец нагло торговался. Виктор не понял, о каких соревнованиях может идти речь, так как социализм в их стране уже отсутствовал и даже захотел спросить об этом, но его опередил Сатин:
- Сколько?
- Четыре и денег.
Кузнец нарисовал на земле у ног Сатина, какие-то цифры. Сатин пожал плечами и возмущенно сказал:
- Это грабеж. Два и в два раза меньше.
- Кувадла новая, блестящая, непокоцаная, что невеста молодая в фате.
- Мне что жениться на молотке? Два и два.
- Хочешь женись, хочешь нет, твое дело. Дырка там кстати знатная, - пошло подмигнул  кузнец. - Больше вы такой не найдете.
- Без кувалда никак, – встрял в беседу Мариус.
Сатин бросил на Мариуса ненавидящий взгляд. Было видно, что он расстается с самогоном и деньгами, как с чем-то родным и близким.
- Три, - выдавил он сквозь зубы.
Порукам, - хлопнул по плечу Сатина своей лапой кузнец. Сатин от неожиданности закашлялся. Кузнец взял у Виктора из рук сумку и с довольным видом заглянул в нее.
- Угадал, - сказал он. - Шас дам, бабки гони.
Сатин покорно полез в карман и вытащил оттуда кошелек и дал кузнецу деньги. Кузнец не считая засунул денежные знаки в карман, порылся в куче железа в углу кузни и швырнул им молот. Сатин поднял его, повертел в руках и спросил:
- Где рукоятка?
- Еще бутылка и будет рукоятка.
- Нет, мы пожалуй пойдем.
Они покинули кузню и пошли на раскоп. Нести  кувалду пришлось, конечно, Виктору. Сатин клокотал от злости, но сорваться было не на ком.
Когда они поднялись к раскопу, археологи вели светские беседы – то есть травили  анекдоты и разговаривали о жизни. Естественно никто не работал. Сатин попытался заставить их работать, но Кирилл, здраво заметил, что копать дальше нечего. Они дошли до скалы. Сатин заставил Кирилла прикрепить к кувалде ручку, что тот и сделал. Затем ребята поочередности, под чутким руководством Мариуса, Сатина и Вернера долбили стенку раскопа.
Виктор решивший, что на сегодня он отработал по полной программе отошел в сторону и стал пить воду из фляги. К нему подошел Гриневич:
- Воду пьешь, и любуешься, как другие работают?
- Да, а еще хочу домой.
- Да, дома хорошо. Там все родное, но в конец задолбавшее. Кровать, стены, кухня, запахи, соседка, этажом ниже жарящая лук. Причем она, сука, наверняка знает, что я ненавижу этот запах, но жарит именно тогда, когда я приду. И ей не важно, когда я пришел домой в десять утра или час ночи. Она жарит, жарит и жарит. Когда я ей говорю об этом, так тонко изящно намекаю, говоря не воняй на кухне луком, подари противогаз или закрывай окна, когда жаришь! Ведь люди живут рядом с тобой, этажом выше или ниже. Вместо адекватного ответа начинается истерика. Она мне говорит, что ее достал запах плана, и она пожалуется в милицию. Ты понимаешь, какая наглая! Ей мой план мешает, а мне ее лук нет!
- Это недостаток общежития.
- Общежития. Точнее общаги.  Я курю план по плану, по строго утвержденному мной и динозаврами  графику. Она же жарит лук, когда я нахожусь в своей родной квартире и открываю окна. Вывод? Какой вывод?
- Какой?
- Она делает это из вредности. Она его жарит специально, что бы вывести меня из психического равновесия. У меня как у всякого человека лабильная психика. Это еще благоприятный вариант. Скорее всего, она хочет выжить меня из дома. Это деспотия и терроризм. Она претендует на мое жилье.
- С этим придется смириться. У нее конституционные права.
- На мое жилье?
- На свое, и на свою жизнь. Так что…
- Точно смириться. Конституционные права говоришь... Нет скорее проституционные права. Это только цветочки. Соседи сволочи, все понимают, знают и вредят из принципа. Представь - суббота или воскресение, – сказал Гриневич и уселся рядом с Виктором. - Семь утра. Я сплю смертельно уставший после тяжелой недели. Вот в семь ноль одна, за стенкой начинает работать дрель, стучать молоток. Это соседи. Они поступают изуверски хитро. Как только я открываю глаза, дрель перестает сверлить, а молоток стучать. Открыл глаза, приподнял голову – тишина. Думаю, что слава Богу, все закончилось и можно спать дальше. Но только положил голову на подушку и прикрыл веки, как дрель начинает работать снова. Открыл  глаза снова – тишина. Закрыл – опять стук и рев дрели. Этот адский цикл продолжается до девяти утра. Наконец измученный этой пыткой я встаю, по одной лишь причине, что спать невозможно и плетусь на кухню. Завариваю кофе, а он подлый, как правило, убегает, заливая плиту. Затем пью чашечку крепчайшего кофе, что бы быть нормальным весь день. Взбодрился и тут о чудо! Сверление стен прекратилось и наступила тишина. Сейчас, теоретически, можно лечь спать, но фигушки. Во-первых я встал, а во-вторых выпил лошадиную дозу кофе. Вот зачем сверлить стены в семь утра, и прекращать в девять Ответ один - это террористический акт.
- Это ты слишком утрируешь. Есть закон бутерброда, который падает маслом вниз, - возразил Виктор. – Например ты всегда покупаешь билет, когда едешь в общественном транспорте, но контролеров нет. Однажды, ты решил не покупать билет, а за остановку до цели твоей поездки в салон автобуса входят контролеры и  тебя штрафуют, а может даже бьют по морде.
- Допустим, а как быть с домашними животными? – не сдавался Гриневич.
- Причем тут они.
- При том, что выходит соседка с собакой. Это к слову не собака, а сплошное недоразумение. Такая маленькая бочечка на кривых таких тоненьких ножках и с какой-то уродливой мордой, нет харей. Если такая морда присниться ночью – можно поседеть от страха. Шавка  тявкает таким противным фальцетом, будто трут пенопластом по стеклу. Иду я по улице, и никого не трогаю. Вдруг, это недоразумение увидело меня и мчится на своих кривеньких лапках, едва не касаясь жирным брюхом земли, облаивает и пытаясь цапнуть меня за штанину. Я ни собаку, ни ее хозяйку не трогаю, иду спокойно, а собака бросается. Самое главное, ее даже ударить нельзя. Если сильно стукнешь это недоразумение  если не сдохнет, то отлетит метров на десять и ты окажешься виновен.  Начнет выступать - хозяйка с ее подругами сидящими на лавке, обвинят во всех грехах, включая убийство Кеннеди. Закончиться тем, что я окажусь демоном, так как обидел слабых – собаку, соседку, и трех ее подруг бесстыдно лускающих семечки у подъезда.
Гриневич демонстративно согнул пять пальцев ладони в кулак, и стукнул себя по тощему бедру. Он продолжил:
- Тогда используется демократический путь. Я  останавливаюсь и прошу, что б уняли собаку. В ответ мне говорят, что я сам провоцирую собаку на нападение, потому, что веду себя крайне неадекватно. Под конец собака из лучших побуждений накладывает кучу, а я в нее вступаю. Меня еще и укоряют, что смотреть надо под ноги, и обвиняют во всем дворников. Они же никогда не признаются, что собак нужно выводить гулять в наморднике и на поводке с веником и совком. Собака должна быть обязательно привита от бешенства.
- Проблема действительно трудноразрешимая, – почесал затылок Виктор, глядя на суетившихся возле раскопа археологов, во главе с Сатиным. – По-моему есть выход. Надо принять закон на уровне государства, о создании собачьих территорий, где они могут общаться друг с другом. Что бы у них была настоящая возможность реализации крепкой собачьей дружбы, может даже более тесных отношений. Вот посмотри, ты ведь свободен и можешь идти куда заблагорассудиться.
- В теоретически да, - согласился Гриневич, - но только теоретически.
- Вот-вот, - отхлебнул воды  Виктор, - а собака не может. Ты пошел в магазин, купил пива, погулял, в городе, подцепил девушку, провел с ней ночь. При случае имеешь возможность создать семью, а у собаки этой возможности нет. Она живет в четырех стенах, ее выводят гулять на поводке, когда хозяину этого хочется. Часто громадный мир ограничивается для нее однокомнатной квартирой и двором. Гулять можно два раза в сутки – семь утра и восемь вечера. Общение со своими сородичами – сплошная трагедия. Ты видел грустный взгляд кобелька и трепетный взор сучки, когда они проходят мимо друг друга. Нет, их проводят на поводках хозяева. Может, они влюбились друг в друга с первого взгляда - болонка и ротвейлер. Злые и бесчеловечные хозяева не дают им быть вместе. Потому, что люди просто этого не хотят. Не хотят, что бы у них были собачьи дети. Либо потому, что не хотят щенков, либо хотят, что бы были щенки одной породы. И им не важно что болонка может беззаветно любить спаниеля, а терьер таксу. По их мнению овчарка должна спать с овчаркой, мопс – с мопсом, колли с колей…Это еще хуже – расизм. Обыкновенный собачий расизм.
Гриневич нахмурил брови, и внимательно посмотрел в глаза Виктору. Он взял у него флягу с водой, плеснул ее немного на ладонь и провел ей по своему лысому черепу. Вода тоненькими ручейками потекла по его голове.
- Ты, что сук защищаешь? Причем тут Коля и какого Колю ты имел ввиду?
- Колли это порода собак, а Коля человек.
- Увиливаешь от ответа, значит. Я тебе говорю о том, какие страхи тебя ждут дома, а ты мне про собак. Как решить этот вопрос, собачий адвокат. Тебя давно собака не кусала.
- Что ты хочешь?
- Предложить тебе не возвращаться в ужасный дом, а поехать со мной куда-либо.
- Нет, мне бы домой.
- Дома… Тебя ждет почти, что ад.
- Эй мужики! Чего вы расселись, идите кувалдой работать, - раздался раздраженный голос Сатина.
Виктор тяжело вздохнул и пошел к раскопу. Гриневич опрокинул в себя содержимое фляги, и пошел за ним.
Работать  кувалдой им не пришлось. К этому времени датчики были установлены и по заданию Сатина археологи стали засыпать раскоп. Мариус с рюкзаком на плечах и Вернер, с кувалдой в руках направились к Еременко. Виктор, взял в мозолистые руки лопату и стоя вместе с другими археологами на отвале стал вяло сбрасывать в яму землю.
В его голове возник вопрос: «Зачем? Зачем закапывать эту глубокую яму?» Существует народная мудрость: ломать - не строить. Ее можно конечно перефразировать, как закапывать – не копать. Закапывать безусловно легче, но зарывать огромную яму, которую ты рыл, не один конечно, но рыл в течении месяца это испытание над психикой. Виктор содрал двадцать мозолей в кровь, набил синяков и ссадин, сбросил килограмм пять-шесть веса, почти заработал несколько тепловых-солнечных ударов, не считая других приключений, опасных для здоровья. Засыпать тяжкий месячный труд просто так!  Рушить творение своих рук! Что-то же должно остаться от его трудов! В его случае яма. Это не так уж плохо. Вот оставь ее, здесь на склоне горы – яму даже с дороги будет видно. Мешать она никому не будет, это же не проспект, не трасса, это даже не еле видная тропка, по которой зайцы бегают. Обыкновенный склон, по которому может быть раз в год кто-то и ходит. Но эта яма может быть необыкновенной ямой, а историческим памятником для Юстиновки. Даже если принять за правду, хоть десятую часть разглагольствований Перебекопыто-Терского, то яма только украсит Юстиновку еще одним достопримечательным объектом. Нет, даже единственным историческим объектом, достоверность которого подтверждена научно, археологическими изысканиями. В один прекрасный день, здесь будут проходить приезжие или туристы. Любой местный житель с гордостью скажет, что в их маленьком, но гордом населенной пункте Юстиновке, есть стоянка доисторических людей. Естественно гости поинтересуются, что за стоянка и где она. Абориген, же с гордостью укажет на склон плато. При этом он не будет говорить, что видите разлапистый кустик и белый камень, каких  там не меряно, а просто укажет на большую яму. Вот именно на дне этой ямы и была стоянка людей эпохи палеолита. Еще он сможет назвать несколько фамилий людей, которые ее раскопали. Назовет Сатина, Еременко, ну может еще Горового и конечно его, Виктора имя. Причем его – обязательно. Все будут довольны: и туристы, и местные жители и он. Ведь его имя будет вписываться в историю, причем не в нечитаемых журналах для узкого круга ограниченных людей, а для всего общества.  Как заключение - не надо делать лишнюю и никому не нужную работу.
Видимо не только его одного мучили такие мысли. Если не такие, то заключавшиеся в отсутствии желания работать. Эту тягомотину сразу заметил Сатин, который громко почти крикнул:
- Шевелитесь, а то  развалились на склоне, как тюлени на Алеутских островах.
Приказ сверху, заставил замахать лопатами интенсивнее, но не на долго - минут на десять. Сатин еще пару раз изрек нагоняи, но потом махнул рукой со словами, что пока раскоп не будет засыпан, экспедиция будет работать.

19
На следующий день в лагерь вернулся Еременко вместе со своими «бойцами» и иностранцами. Стаса Виктор знал более или менее хорошо. Вторым бойцом оказался Константин, которого Виктор видел только мельком. Как с корабля на бал ребята Еременко попали на закапывание раскопа. Константин отнесся к такой работе философски – копать так копать, закапывать так закапывать. Он уже закопал раскоп Еременко. Остальные восприняли такую работу как каторгу и трудились без особого энтузиазма. Сатин, Еременко, Вернер и Мариус сели на камнях и занялись изучением каких-то бумаг, очевидно итогов экспедиции. Видя вялотекущую работу, Еременко махнул на своих коллег рукой и  присоединился к молодежи. Взяв лопату в руки, Еременко разумно заметил, что начальство должно быть близко к народу, то бы знать все его чаянья и радости. Видимо под «народом» он имел в виду всех стоящих археологов с лопатами в руках. Кроме того, Еременко сообщил, что решил вспомнить безбородую молодость.
Он энергично замахал лопатой, своим примером заставляя всех работать. Хотя Еременко был постарше их лет на десять – пятнадцать, он работал за двоих. После часа работы, когда яма была засыпана практически на половину, Виктор понял, что нужна передышка. Поэтому, с целью сделать перерыв в работе, вытирая пот со лба, он отвесил Еременко изысканный комплимент:
- Виктор Алексеевич, вы хорошо лопатой владеете. Вы, наверное, этому где-то научились.
Еременко перестал махать лопатой и на мгновение замер. Затем, с шумом вонзив лопату в грунт отвала, сказал:
- Я тоже когда-то был студентом.
Археологи видя, что начальник перестал работать, синхронно прекратили работу, с интересом посматривая на собеседников. Логично, чего же работать, если можно отдохнуть?
- Я думал, что вы всегда были научным работником.
- Конечно, с первого класса. Я вообще родился и сразу пошел в первый класс.
- Серьезно?
- Конечно. Я был на столько гениален, что уже в третьем классе начал писать статьи, а в пятом классе – научные монографии.
- Но для этого нужно работать, не покладая рук и учиться. Вы, наверное, много читали?
- Я работал с лопатой. В детстве в песочнице, в школьные годы, вскапывая грядки у бабушки в селе, студентом, выезжая в колхоз на уборку урожая, а затем в экспедициях. Работа с лопатой  оттачивает ум и интеллект, практически так же как математика. Только наряду с мозгами накачиваешь бицепсы, трицепсы, ягодицепсы. Работай с лопатой по-больше и станешь академиком. Не хилым книжным червем, а широкоплечим и атлетически сложенным мужчиной. Помни, в кризисы, а они обязательно будут, тебе более пригодиться именно работа  с лопатой, а не ворох научных публикаций. Копая ямы, ты всегда заработаешь надежную копейку на хлеб с маслом, а может даже на бутерброд с икрой. Причем красной, а не баклажанной.
- Вы что издеваетесь?
Еременко скорчил наивную мину на своем бородатом лице и удивленно развел руками.
- Нет, я говорю чистую правду…Ну Виктор, ты сам первый начал. Кроме того, я как старший товарищ, претендующий на роль гуру, плохого тебе не посоветую.
- Извините.
- Ладно, извинение принято. Но вообще лучше всего быть начальником. Иными словами, заставлять работать за себя других. Но иногда, надо проявлять демократию, и быть поближе к народу, то есть к вам. Так я и делаю.
- Значит надо быть лентяем, и уметь построить людей.
- Правильно. Только не построить, а организовать. Зачем так грубо называть организацию работы «построить».  Такие слова обижают всех и в первую очередь вас.
- Все?
- Конечно нет. Дальше надо быть жутким карьеристом, и идти к цели «по трупам».
- Если быть нормальным человеком, без подлянок.
Еременко задумчиво почесал затылок и пожал плечами:
- Тогда, друг мой, придется тяжеловато.  В нашей жизни, ни что так не выводит из себя как успех соседа, коллеги. На человека сразу выливается ушат - другой грязи, вставляется с десяток палок в колеса, пишется дюжина жалоб, рапортов. Этот список надо продолжать до бесконечности. Поэтому придется огрызаться и играть по неписаным правилам -  на грани фола в моральных принципах. Кстати, придется держать себя в руках. Будет подходить к тебе каждое утро человечек, желать хорошего дня, улыбаться, мило узнавать, чего у тебя дома хорошего. Тебе же так будет хотеться врезать ему в бубен, но нельзя. Иначе ты не  будешь понят окружающими, и окажешься не прав во всем. Так, что сложно будет. Хотя бывают случаи разные.
Еременко достал из кармана пачку сигарет и зычно сказал:
- Мужики, антракт, пятнадцать минут.
Археологи, без того просто стоящие опершись на лопаты и отчаянно зевающие, не заставили себя упрашивать дольше. Они побросали инструмент на землю и направились в тень. Еременко к ним присоединился. Подошел к куцей елке, отломал маленькую веточку и уселся. Рядом с ним сразу умостились Виктор, Кирилл, Юра, Ира и Константин. Кирилл услужливо предложил Еременко выпить воды. Тот сделал символический глоток и отдал предложенную флягу Ире. Девушка жадно прильнула к горлышку фляги. Еременко стал обмахиваться обломком ветки как веером, время от времени задевая ей соседей.
- Пить на жаре нельзя. Если вы один раз выпили – то все. Будите лакать воду, как верблюд в оазисе, и никак не напьетесь.
- Чего вы нам этого раньше не сказали? – поинтересовался Юра.
- Вы не спрашивали. Кроме того это прописная истина, которую знают, наверное, все.
- Здрасте.
- Привет мой свет. Будто только, что родился.
- Виктор Алексеевич, а какие там случаи бывают, в смысле построение карьеры? - спросил Виктор.
- Разные,  - сказал Еременко. Он с философским видом открыл пачку, достал одну из сигарет нежно помял ее и прикурил.
- Так вот, - затянулся сигаретой Еременко, и выпустив клубы дыма продолжил, - так вот, случай играет в карьере человека громадную роль. Вы же слышали про Трипольскую культуру? Многие о ней знают. Дня несведущих личностей скажу, что это археологические памятники этой культуры, как правило, керамика - горшки, миски всякие. Поэтому, копать ее это удел женщин. Ведь вправду, горшки это же женское дело. Но в эту теплую женскую компанию затесался мой приятель Миша. И это не удивительно – он со студенческой скамьи слыл дамским угодником и плейбоем. Но сейчас речь не о его сексуальных приключениях и подвигах, а о другом. Этот случай произошел в перестроечное время, когда все жили в ожидании перемен в положительную сторону, зачитывались Лениным, ругали Сталина и верили в непогрешимость Троцкого, Бухарина и прочих партийных деятелей. В тот год, экспедиция, которой руководил Миша копала где-то на Подолье. Аккурат в середине рабочего сезона случился день Археолога, который они отпраздновали с размахом, и  который сопровождался обильными возлияниями крепких напитков. На следующее утро вся экспедиция просыпается в ужасном бодуне. Все страдали от ужасного похмелья. В муках Миша с коллегами стали искать водку, вино, пиво, хоть что-то спиртное, для опохмелки. Они нашли полбутылки какого-то портвейна. Но на дюжину здоровых мужиков это очень мало. Тогда заварили они крепчайшего чаю, почти чефира и выпили. Но и он практически не помог. Тут кто-то включил радиоприемник  болтавшийся на ремне у стола. Слышат они - приемник передает патриотическую музыку. Они переключают на другую волну – там «Лебединое озеро». Тогда на третью. А на третей волне, звучат строгие заявления ГКЧП, вице-президента СССР Янаева, председателя Верховного совета СССР Лукьянова и прочих партийных деятелей. В одурманенных алкоголем мозгах археологов, начинается прояснение. Рисуются перед ними радужные перспективы возвращения в социализм с человеческим лицом, а далее в коммунистическую диктатуру. Складывая все «за» и «против» грядущих перемен, перед ними  вырисовывается слово, сходное с названием одного пушного животного, а именно песца.  Какой выход в их ситуации – только напиться. Они снова рыщут по лагерю, в поисках чего-то спиртного. Но естественно ничего не находят! Все же выпито! Тогда в мрачнейшем состоянии духа археологи идут в близлежащее село за ядреным самогоном. Приходят в село, а там празднуется какой-то религиозный праздник, по всей вероятности Спас. Жители нарядные, с букетами в руках идут в церковь на праздничную службу. Археологи естественно быстренько купили несколько литров отменного вонючего самогона. В тени какой-то груши или яблони выпили пару литров. После этого они поняли, что единственным правильным решением является поход в церковь, то есть к Богу. Даже те, кто считал себя атеистами от мозга до костей, вдруг вспомнили «Отче наш», и то, что были подпольно крещеными. Сказано – сделано, археологи направились в храм. В церкви, тем временем, идет служба. Отнюдь не старый батюшка с куцей бородкой в старенькой рясе с серебряным крестом на пузе, ходит, молитвы читает, размахивает кадилом, словом службу правит. Археологи поставили свечи, к иконам Христа, святых разных, покрестились в разнобой. Потом дождались паузы в службе и подошли к священнику. Батюшка с опаской глянул на подошедших к нему верзил с недельной щетиной на щеках, распространявших вокруг  устойчивый запах перегара.  Миша размашисто креститься, делает с десяток поклонов, достает кошелек и извлекает из него денег. Денег видимо достаточно много, потому, что лицо батюшки расплылось в довольной улыбке. Священник проворно берет деньги и даже благословляет крестным знамением археологов. Те снова в разнобой крестятся, кое-кто даже по католически, но все нищак. Тогда  Миша, обдав батюшку очередной волной смеси перегара и табака говорит:
- Батюшка, у меня к вам большая человеческая просьба.
- Какая, сын мой? - благосклонно спрашивает батюшка.
- Святой отец, предай ГКЧП анафеме, очень прошу.
У батюшки испугано округлились глаза, задрожали ручонки и он дрожащим голосом, но уверенно говорит:
- Не понял.
- Анафеме, говорю, предай ГКЧП.
- Не могу. Это не входит в мои функции.
И ножкой так громко топает, что бы все бабки в церкви заметили. Наивно видимо надеется на их помощь.
- Предай ГКЧП анафеме,. – продолжает просить Миша. - Мы же денег вам дали и еще дадим!
- Купить меня хотите. Я думал, что у вас благородный порыв помочь церкви в трудную минуту. А вы! Да заберите ваши деньги! – возмущенно говорит батюшка и сует Мише только что полученные от него деньги.
Миша отводит его руки и говорит, вкладывая в слова всю душу:
- Батюшка, отец мой родной. Деньги я не возьму. Я же пожертвовал их на благое дело. На храм. От всего сердца, по-человечески прошу, предай ГКЧП  анафеме!
- Тссс! Отстаньте, хотите я вам денег дам, - шипит батюшка, с опаской глядя по сторонам. – Сколько хотите?
- Вы нас купить хотите?!
 - Что вы, никого я не покупаю, просто от всего сердца желаю, оказать пастырскую помощь нуждающимся, - шепотом говорит  батюшка.
- Ты предай анафеме, мы тебе на храм и свечи еще денег дадим.
Миша помахал кошельком перед глазами батюшки и в ожидании положительного ответа посмотрел в его глаза. Было видно, что в глубине священника борются чувства, только непонятно какие. Нужны были решительные действия. Паства, тем временем, недоуменно и раздраженно смотрела на общение Миши и священника, пытаясь уловить смысл их беседы.
- Святой отец, если не предашь – мы тебе таких п…лей вкатим, - тихо, но так, что бы было слышно священнику, неожиданно сказал Миша. Причем сказал это, не принимая во внимание тот факт, что находился в Божьем храме. Батюшка побледнел и  нервно зашевелил губами. Он с трудом выдавил:
- Меня же КГБ арестует и накажет!
- КГБ далеко, а мы рядом, - не растерялся Миша  и показал ему свой кулак.  Археологи, словно по команде окружили  батюшку плотным кольцом.
Батюшка понял, что его могут побить. Причем, невзирая на сан, и самое главное он понимал, что за него никто не вступиться. Он сделал еще одну слабую попытку сопротивления:
- Я боюсь,  - честно признался Батюшка.
- Бог с Вами, - набожно произнес Миша, - первые христиане ради идеи шли в Колизей на съедение львам.
- Они шли за веру, а это политика.
- Как  большевики рушили храмы, закрывали монастыри, расстреливали и сажали священников.
- Во время войны Иосиф Виссарионович, признал церковь…
 Миша тяжело вздохнул и с олимпийским спокойствием сжал кулаки. Батюшка понял, что ему деваться некуда и нужно выбирать из двух зол меньшее. На его глаза непроизвольно навернулись слезы. Он подошел к выбору рационально. КГБ  было где-то там далеко в городе, а злые археологи, которые могли действительно побить, были рядом. Поэтому батюшка с дрожащим от волнения голосом, призывая в свидетели Бога всех присутствующих,  в особенности прихожан, двусмысленно сказал:
- Починяюсь грубой силе и насилию человеческому над телом и духом…
Миша и его коллеги одобрительно кивнули. Затем на глазах у ошалевших от неожиданности прихожан батюшка предал ГКЧП анафеме. Миша честно попытался вручить ему еще денег, но батюшка благоразумно от них отказался. После этого бледный от волнения священник, с трудом дослужив службу, ушел в свои покои.
Археологи, довольные и умиротворенные покинули храм и пошли пить дальше, так как в этот день было не до работы. 
Как известно, через несколько дней ГКЧП бездарно пало, а слух о героическом подвиге сельского священника пошел. Через какое-то время его вызывают в метрополию. Батюшка, от встречи с высоким начальством ничего хорошего естественно не ждал. Заходит он осторожно в кабинет, где сидит убеленный благородными сединами князь церкви. Поглаживая свою холеную бороду, сей церковный муж внимательно смотрит на своего гостя и сообщает, что наслышан о его героическом поступке. Говорит, что этот подвиг был совершен в тяжкую для державы минуту. Он еще раз поблагодарил его за героизм, за ответственное пастырское служение и предлагает ему служить господу Богу в более достойном для него месте, а именно в представительстве Церкви на Земле Обетованной, в славном граде Иерусалиме. Он неожиданности священник чуть не упал в обморок. Батюшка не отказался от этой почетной миссии и поехал туда трудиться. Прошло какое-то время. Однажды  в Институт Археологии приезжает видный священнослужитель и разыскивает Мишу. Находит его в маленьком кабинете, корпящим над ворохом бумаг и говорит ему большое человеческое спасибо. К чести священника, его спасибо не ограничилось лишь словами. Он накрыл виновникам своего карьерного взлета, такой  замечательный стол. Мораль сего рассказа такова. Нужно оказаться в нужном месте в нужное время.
Еременко бросил бычок на землю и раздавил его кроссовком.
- Ну, что, за работу.
Все вяло встали и с нескрываемой ненавистью глядя на палящее солнце, принялись за работу. Работали они не традиционно до двух, а до половины четвертого, с целью в этот же день засыпать раскоп. На конечных этапах работы к ним присоединились и Сатин с иностранцами. Когда яма, благодаря общим усилиям была засыпана,  Сатин отдал долгожданный приказ зачехлять лопаты. Однако оказалось, что рядом с засыпанным раскопом остается довольно большая куча грунта. Кирилл сразу поинтересовался, будет ли раскапываться яма и провел параллель  с разборкой и сборкой будильника в детстве, когда после сборки часового механизма остаются лишние детали. В ответ Сатин посетовал на глупый вопрос и сказал, что раскоп будет раскапываться в следующем году. Тогда Кирилл предложил насыпать над ямой холм и водрузить на нем какой-то знак, лучше всего флаг, что бы в следующем году землекопы сразу отыскали раскоп и поняли, какой огромный объем работы проделали они, прошлогодняя экспедиция. Кстати, с дороги будет лучше видно.  Еременко укоризненно сказал:
- Кирилл, сразу видно – хороший ты  мальчик. Но за что ты не любишь ты своих потенциальных коллег.
- За что их любить. Я люблю маму, папу, близких родственников, свою девушку. Чего мне любить коллег мужиков? Я же не голубых кровей.
- Жестокий ты. Попади на их место ты!
- Нетушки, с меня хватит. Больше я в такие авантюры не влезаю. Сыт по горло.
- Помни, что труд сделал из обезьяны человека, - сказал Еременко, поднимая лопату.
Он первый пошел с раскопа. За ним потянулись другие. Аккуратно ступая по земле, хватаясь за хилую растительность, археологи начали спускаться  вниз.
- Не верю, - не сдавался Кирилл.
- Не изучал теорию Дарвина? – поинтересовался Еременко.
- Конечно нет. Точнее где-то в школе читал о ней, но все забыл за ненадобностью. Но я о другом. Во-первых за последние пару тысяч лет не замечено ни одного шимпанзе, орангутанга или какой-то макаки, превратившихся в человека. Во-вторых зачем мне забивать голову этой теорией. Меня десять лет, вы представляете, десять лет гоняли в школу. Десять лет я забивал голову никому ненужными предметами.
- Почему никому ненужными? Преподаватели за это получают деньги, зарплату например, - возразил Виктор.
- Зарплату… Вот сейчас я заканчиваю институт и не могу понять, зачем мне будущему инженеру - строителю философия? Использовать диалектику и метафизику в строительстве? Конечно же нет! Рассуждать на кухне о смысле жизни за рюмкой водки, я и так могу.
- Э не скажи, а поговорить?
Вскоре археологи спустились с раскопа, бросили на него прощальный, но отнюдь не ностальгический взгляд, и пошли в лагерь. После сытного обеда, расслабляться не пришлось. Сатин озадачил всех работой по сворачиванию экспедиции или приготовлением ужина в честь окончания работы. Виктору, Витале, Леше и Юре повезло – их отправили в Юстиновку за вином. В магазине их ждал заранее заказанный тридцатилитровый бидон белого вина, который молодым людям пришлось нести. Это оказалось нелегко. Взмокшие от пота археологи примерно километр сначала несли, потом тащили, а затем волокли по пыльной дороге бидон. Выбившись из сил, они остановились передохнуть у озера. Трое молодых людей вытерли пот  и расслаблено уселись на берег водоема. Какое-то время они молча созерцали мутноватую гладь озера. Затем, естественно, заговорили о предстоящем ужине и последующей пьянке, которая наверняка будет (они по крайней мере так надеялись). Неожиданно Виталя поднял очень актуальный вопрос. К этой мысли он пришел, путем долгих и мучительных раздумий в течение всего дня. Виталя сказал, что после праздника нужно будет делать уборку, но что самое важное – мыть посуду, причем за всеми. Цепочка логических рассуждений, привела его к осознанию такого убийственного факта, что мыть посуду придется  именно им. Драить не одну - две тарелки, а десятка три мисок с ложками, вилками, кружками, ножами. Мыте будет происходить не в проточной и теплой воде, с ароматным моющим средством, а в какой-то закопченной кастрюле. Кстати, вода в кастрюле после пяти минут мытья станет грязно-жирная. По поверхности воды  будут плавать, как островки архипелага, мерзкие объедки. Правда рядом должна будет находиться еще одна не менее закопченная и жирная кастрюля с «чистой» водой, для ополаскивания. Но это не спасет положения. Драить миски придется скользким хозяйственным мылом, которое будет пахнуть жиром забитых собак и нагло выпрыгивать из рук, падая на грязную землю. Это еще цветочки, так как это делать им придется либо пьяным ночью, при свете мерцающей свечи, либо утром с бодуна, изнемогая от жары, головной боли и сушняка. Объедки к утру наверняка прилипнут, да так прилипнут к стенкам посуды, что их придется отдирать ногтями. Они будут вынуждены сломать несколько ногтей! В доказательство, этого Виталя продемонстрировал ногти своих рук, длине которых могла позавидовать любая модница, но под которыми находился толстый темный слой грязи.
- Ты не  пробовал ногти обрезать? – брезгливо поинтересовался Юра.
- Пробовал. Но не могу.
- У меня где-то есть ножницы.
- Ножницами каждый может. Но я как будущий наемник, должен резать их ножом. Нож, к сожалению, затупился. Поэтому при резке ногти будут безжалостно искромсаны. Кроме того, в длинных ногтях есть масса плюсов. Значит, удобнее  открывать складной нож, когда задумаешься – можно грызть ногти, а это очень помогает ходу мыслей и наталкивает на мудрые и гениальные идеи. Юлий Цезарь, например, перед переходом через Рубикон съел все свои ногти на руках. И не только свои, но и своего любимого вольноотпущеника. Цезарь, как известно, победил. А как удобно ковыряться длинными ногтями в носу, в ухе! Что там ватные палочки и тампоны? Ногти работают, как лопаты и это экономия – ватные палочки не надо покупать. Значит, не  тратить деньги. Длинными ногтями можно сделать пометки на бумаге, и стволах деревьев. Еще, если их с умом применить – ногтями можно перерезать горло.
Леша задумчиво посмотрел на свои ногти, видимо оценивая коэффициент их полезного действия, и сказал:
- Да, завтра ехать. Однако почему именно нам мыть посуду и страдать.
- Почему? Да потому, что это было очевидно, – громко щелкнул пальцами Виталя и полез указательным пальцем в нос. Он извлек из носа козявку, показал ее, как доказательство своих слов и продолжил:
-  Иностранцы с начальством явно не будут драить миски. Женская часть экспедиции – будет готовить еду – значит, они не будут мыть. Горовой и Кирилл, как лица приближенные к начальству – тоже отпадают. Гриневич – нет, да потому, что он Гриневич. Ненадежный значит. Оставались, конечно, Стас и Константин, но те темные лошадки и у меня вызывают особенное подозрение. Я не люблю мыть посуду, - завершил свой сумбурный монолог Виталя.
- Объедки не эстетичны, - поддержал его Юра, - я не хочу марать о них руки. Дома я никогда не мою посуду.
- Почему я? – нагло заявил Виктор.
- Тогда кто? – осторожно поинтересовался Леша.
- Ты.
- Почему это я?!
- Во-первых, ты не привел ни одного достойного аргумента против этого. Во-вторых, у тебя руки более всего для этого подходят.
- Не факт. У меня нет перепонок на руках.
- Так тебе мыть посуду, а не плавать, - радуясь своей сообразительности, сказал Виктор и потер ладони.
- Кстати, - хитро улыбнулся Виталя, – давайте не будем сориться, у меня есть идея.
В его голове промелькнула неординарная мысль, и он смачно сплюнул в воду. Плевок  тихо шлепнулся на гладь озера.
- Если мы попытаемся себя обезопасить себя от этой работы, договорившись между собой?
- Это как? – подозрительно спросил Леша.
- Сыграть в карты на вылет. Проигравший моет посуду.
Леша понял, что он рискует мыть один за всех и поэтому проворно возразил:
- Отпадает. Сейчас карт нет. В лагере сыграть не удастся. Я принципиально не играю в карты.  Давайте тянуть жребий.
Теперь Виктор понял, что рискует мыть посуду в одиночестве. Он не колеблясь отклонил это предложение.
- Нет, - произнес Виктор, - это фатум, а у человека должен быть шанс.
- Тогда…- сказал Виталя и сделал паузу, мучительно пытаясь родить очередную гениальную мысль.
- Тогда, пускай тот, кто не будет мыть посуду, сделает нечто, что его поднимет в глазах других.
Виктор обвел взглядом своих коллег. Они заинтересованно молчали соображая над смыслом заковыристых слов Виктора. Нарушил молчание Юра:
- Что сделать, трахнуть бабу?
- У тебя одно на уме. Предлагаю нечто другое.
- Мужика? Я, против!
- Ну ты даешь. Например, искупаться в озере, в одежде. Прямо сейчас. Такой поступок вызывает уважение и гордость.
Молодые люди нерешительно посмотрели друг на друга.
- А что, я не против, - потянулся Виталя, расставив руки в разные  стороны.
- Если искупаешься в одежде, я помою вместо тебя посуду, - вкрадчиво произнес  Виктор.
На лице Витали отразилась гамма эмоций. Но собственная лень видимо взяла вверх.
- Согласен, - сказал он.
- Ты Леша?
- Можно попробовать, - нерешительно согласился Леша.
- Я согласен, – присоединился Юра. - Кто первый?
Виталя осторожно поежился. Солнце уже медленно заползало за хребты гор, и было отнюдь не жарко. Все понимали, что после купания в лагерь придется возвращаться в мокрой одежде и будет, мягко говоря, дискомфортно.
- Купаться или не купаться, - задал себе гамлетовский вопрос  Виталя, - этот вопрос меня гложет….
Готовясь к погружению он вновь поежился и как-то по-бабьи присел у воды.
- Ну Юра, купайся, не стесняйся, - приободрил своего коллегу  Виктор.
Вместо ответа Юра присел, дотронулся пальцами руки воды в озере и отрицательно замотал головой.
- Смелее, смелее, - приободрил его Виктор.
- Не могу. На мне обувь Кирилла. Я у него одолжил сандалии, он обидеться если я их испорчу. У меня уважительная причина.
- И их осталось двое.
- Я, наверное, тоже откажусь, - присоединился в Юре Леша.
- Ты чего?
- У меня насморк и купание может усугубить мое состояние. Сопли пойдут ниже, а там фарингит, ларингит, трахеит, бронхит, воспаление легких. Где воспаление легких, там и простатит с геморроем недалеко. Кто же меня будет лечить? У нас даже лекарств нет.
- Я думаю, для лечения твоего трахеита, мы найдем трахисан, в купе с ибупрофеном и йохимбином, - сказал Юра.
- Трус, - резюмировал Виктор. - Ты Виталя?
Виталя молчаливой решительностью снял с кисти часы и вручил их Виктору. Он несколько раз присел, вытягивая вперед костлявые руки. Внезапно он замер в полуприсевшем положении оттопырив свой зад.
- Я так просто не могу, мне нужна команда, - произнес он.
- Прыгай на счет «три», - сказал Юра. - Ра-а-аз, два-а-а, три!
Виталя помахал руками и остался на месте.
- Я знаю, в чем дело. Нужен более длительный отсчет, - предположил Леша. – Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять…
Виталя запыхтел. Но ни на счет «десять», «двадцать» или «тридцать» он не сдвинулся с места.
- Нужен обратный отсчет. Если считать традиционно - то можно считать до бесконечности. Поэтому человек просто не знает, когда прыгать. При счете, динамика которого стремиться к нулю, есть цель, виден финиш, – предположил Виктор.
Не ожидая одобрения окружающих, он начал отсчет от десяти к нулю. По достижении нуля ситуация ни капельки не изменилась. Виталя по-прежнему стоял на берегу, махая руками.
- Один, два, три…, - продолжил Леша.
- Он собирается с мужеством, - подмигнул Юра.
- Готовится к подвигу.
- Виталя общается с духом Александра Матросова. Только тот бросился на амбразуру дота, а Виталя собирается в воду.
- Ему нужны автомат или базука, - наморщил лоб Виктор. – С оружием наперевес, форсировать водоем удобнее.
- Нет, лучше пулемет «Максим». И патронташ на пузо. Герой.
- Виталя, тебе лучше разогнаться и броситься в воду с разбега бегемотиком. Бул-тых.
- Купайся, иначе договор теряет силу. Мыть будешь за всех.
Виталя запыхтел как паровоз и с воплем резаного поросенка бросился в воду, подняв на глади озера волну высотой с полсантиметра.   
 Окунувшись с головой пару раз, он вылез на берег. Более всего потенциальный наемник напоминал мокрую шавку. Из его носа, сразу потекли сопли, которые он  бесцеремонно наматывал на кулак. Виталя потянул руки к бидону.
- Ты чего?  - возмутился Леша.
- Для сугреву, что бы органы не простудить.
- Иди в баню.
- Зато нести будет легче.
Эти слова оказались наиболее убедительным аргументом, что бы выпить вина. Действительно, когда ты несешь мешок с едой на плечах – тяжело. Когда ты съешь его содержимое мешок становиться легче. Парадоксальный тот факт, что эта еда у человека в желудке, то есть суммарный ее вес тот же, а нести все равно легче. Леша, разумно заметил, что именно для таких вопросов и нужна философия, хотя этот факт однозначно не оспорим. Он достал из кармана складной стаканчик, который был активно использован по назначению.
После распития вина настроение и оптимизм археологов заметно поднялись, даже сил прибавились. Молодые люди весело понесли тару, полегчавшую примерно на литр, в лагерь.
В лагере их с нетерпением ждали. Вино, кстати  ожидали не с меньшим нетерпением, чем носильщиков. Какой же праздничный стол без вина!
 Да, праздничный стол конечно важен. Но перед торжественной трапезой предстояла гораздо  более будничная, но значительная церемония. Нет, архиважная! Процедура выдачи заработной платы.
Сатин с важным видом уселся в торце стола (на председательское место, а как же иначе), и размашистым движением руки отодвинул аккуратно разложенные миски и вилки в сторону. Рядом с ним расположился Еременко, у ног которого находились несколько картонных ящиков. На расчищенное место шеф трепетно положил изрядно помятый лист бумаги, ручку и толстую старую барсетку из темной кожи. Сатин с нежно, будто лаская любимую женщину, погладил потертые бока барсетки и мечтательно вздохнул. Борис Евгеньевич Сатин, как всякий начальник, где-то там, в глубине души был жмот. Конечно, он мог потратить деньги на дело, не задумываясь ни на минуту. Но были моменты, когда он готов был удавиться за копейку.  Сейчас был именно этот случай. В его голове крутился вопрос о том, зачем молодняку эти деньги. Учитывая, что зарплаты по отдельности были не большие, но суммарно они составляли значительную сумму, Сатин предполагал, нет был уверен, что молодежь бездарно потратит деньги на пиво и развлечения. Ему вдруг искренне захотелось, что бы все участники  экспедиции отказались от заработной платы в его, дорогого Бориса Евгеньевича, пользу. Или добровольно пожертвовали ему свои заработные денежки, или сделали добрый жест - подарили ему их. Сатин трепетно раскрыл барсетку, и все увидели аккуратно склеенные банковскими ленточками плотные пачки купюр различных номиналов. В глазах археологов, даже самых бескорыстных, вспыхнул огонек алчности. Сатин с робкой надеждой посмотрел в глаза своих подчиненных, но встретил в них не желание пожертвовать заработанные деньги в фонд науки, а навязчивую идею отобрать причитающееся себе и потратить. Сатин беспомощно потупил взор в содержимое барсетки.
- Время собирать камни, время их раздавать. Чингизхайм, банк Хопер, - погладил Еременко по спине Сатина, - гони бабки Борька.
Сатин что-то неразборчиво забурчал, стал называть фамилии присутствующих археологов и отсчитывать деньги. Причем заработную плату каждому члену экспедиции он пересчитывал как минимум по три раза. Еременко в это время, доставал из ящиков сухой паек предназначавшийся в дорогу домой. Паек включал в себя, буханку хлеба, банку солидольной тушенки и банку сгущенного молока. После росписи в ведомости, Еременко вручал археологам  пропитание в дорогу, довольно потирая руки. По мере того как худела барсетка, лицо Сатина становилась все более грустным, а физиономии археологов все более довольными.
Виктор получал зарплату в последних рядах.
- Можно, заменить консервы, денежной компенсацией? – с робкой надеждой спросил он, глядя как Сатин пересчитывает его зароботок.
- Не понял, – искренне изумился Сатин, действительно не ожидавший такого вопроса.
- Мне, честное слово, тушенка надоела, и я на мясо с вермишелью смотреть не могу. Может мне получит компенсацию деньгами?
- Тебе не нравиться, как вас кормят?
- Не то, что не нравиться…
- Тебя кормят специальной, полезной и высококалорийной пищей, которая используется для людей, задействованных в тяжелом труде. Все полезное вкусным не бывает.
- Ну вот, мне бы денежную компенсацию вместо полезного. Чего-то вредненького, но приятного, я сам куплю.
- И мне, - присоединилась Изольда, - я тоже не могу смотреть на эти консервы. В них столько жира.
Остальные археологи глядели на разворачивающуюся сцену озорно похрюкивая. Сатин насупился и надул щеки. Он стал похож на маленького толстенького хомячка, у которого хотят отобрать последнюю горсть пшена. Сатин понимал, что стоит ему пойти на уступки одному человеку, как на шею сядут все. Он запыхтел, как паровоз и сурово произнес:
- Ты знаешь, чем это попахивает?
- Чем?
- Коррупцией.
- Какой коррупцией? – искренне удивился Виктор.
- Натуральной. Выдаю я тебе вместо консервов деньги. Ты садишься в поезд и вместо еды покупаешь бутылку водки. Поскольку ты пьешь без закуски, то выпиваешь около полулитра водки. Значит ты либо вываливаешься из вагона и разбиваешься насмерть, либо ломаешь себе руки и ноги. Нет, все кости. В лучшем случае ты пьяный остаешься на какой-то станции, тебя берет милиция и садит в обезьянник, где тебя калечат урки. Получается в любом случае ты инвалид.  Неприятности случившиеся с тобой всплывают и правоохранительные органы выходят на меня. Любимая милиция дергает меня и начинает под меня копать. Вдруг  выясняется, очень маленькая, но немаловажная деталь – ты поехал без консервов. Кто в этом виноват? Конечно начальник. Как результат начальника наказывают и сажают в тюрьму. Ты тем временем гниешь в сырой земле, или валяешься  в кровати, мочась под себя всю свою последующую жизнь, и тебе все равно, какая у меня судьба...
- Борис Евгеньевич…
- Я уже сорок лет Борис Евгеньевич. Не перебивай старших!
Виктор испугано умолк. Сатин скорчил несчастное лицо и продолжил:
- Ты лежишь в кровати  и мочишься под себя…
- Он может быть еще пьяный в обезьяннике, - осторожно напомнил Кирилл.
- Нет, мочится. Я без вины виноватый сижу в тюрьме, моя семья бедствует, и на ней лежит несмываемая печать позора. Твои родители льют по тебе дураку слезы и казнят меня. Все из-за чего? Все из-за дряной банки консервов. Нет не дрянной банки. Банка как раз хорошая, никелированная, заполненная полезным, питательным человеческим мясом... Но оно не стоит больших человеческих трагедий.
- Человеческое? – переспросил Виктор.
- Нет телячье. Ты идиот?
- Нет.
- Дурак?
- Нет.
- Жадный жлоб?
- Да что вы Борис Евгеньевич!
Сатин прищурил глаза и подозрительно посмотрел на него:
- Может ты хочешь, что бы я сел в тюрьму? Точно, ты хочешь, что бы я сидел в местах не столь отдаленных, а моя дражайшая супруга, умытая слезами, как трава утреней росой, вместе с моими почти осиротевшими детьми носила мне передачки?
- Бог с вами, - замахал руками Виктор. Сатин в ответ тоже замахал рукой с деньгами. При этом новенькие  денежные знаки приятно зашелестели, вызвав неоднозначные чувства в сердцах присутствующих.
- Калекой. Ты хочешь умереть или стать калекой.
- Да нет же!
- Тогда не задавай дурацких и бессмысленных вопросов, дуй отсюда и не зли меня своими тупыми вопросами. Сейчас  есть и пить будем. Закрываем сезон.
Сатин вручил Виктору деньги,  демонстративно закрыл барсетку и проворно улизнул в свою палатку. Он появился из своего жилища через пять минут, и усевшись на свое председательское место, открыл праздничный ужин.
Сама трапеза не произвела должного впечатления на Виктора. Повторялись тосты, рассказы, и во всем чувствовалось предчувствие расставания. В самый разгар застолья, его начало клонить ко сну. Молодой человек зевал, причем так, будто готовился проглотить слона. В самый разгар веселья он удалился в палатку, и под веселые крики забылся богатырским сном.
Виктору повезло из нескольких соображений. Он не мыл грязную посуду после ужина и на следующее утро Виктор был один из немногих, кому было хорошо. Мариус, Стас и Леша, еле двигались. Нет, скорее обреченно лежали в тени деревьев. Остальные, с душераздирающими стонами бродили по лагерю, сетуя на то, что выпили больше чем могли, но меньше чем хотели. В этом одновременно был и недостаток – Виктору пришлось работать за двоих. После традиционного завтрака вермишели с мясными консервами, овощами и чаем, который с нескрываемым отвращением он поглотил, начался сбор палаток и упаковка разнообразных вещей. Надо было успеть собраться до одиннадцати, так как в это время должна была за ними подъехать машина из Симферополя.
Виктор занялся сбором, нет крушением палаток. Этот термин подходил более. У него это получалось довольно хорошо, правда традиционно терялись или ломались некоторые предметы (например, колышки для палаток). Но Виктора успокаивало то, что другие участники экспедиции,  включая Сатина и Еременко, работая дрожащими с перепоя руками, делали не меньше шкоды. Официальный карт-бланш на ошибку, был дан самим Сатиным, когда тот с ужасом посмотрел на циферблат часов, одновременно оценивая предстоящий объем работы. Он с матом приказал опохмелиться и за час запаковать все. Напоследок он грозно бросил:
- Мы отсюда не уедем, пока не соберем и не упакуем все. Если мы за час не соберемся, то выезд машины задерживается. Следовательно, вы опаздываете на поезд, и идете домой по шпалам.
Поскольку домой хотели все, работа стала продвигаться гораздо энергичнее. Особую активность проявил Виталя, который собирал чугунную печку. В процессе сборки данного агрегата, он вымазался в саже, и стал «зебристый». На попытки Иры и Изольды вытереть его лицо салфетками, он ответил категорическим отказом. С его точки зрения в таком виде он имел более мужественный вид.
Несмотря на нечеловеческие усилия, к приезду автомобиля археологи  собрать лагерь не успели.  Когда к месту, где еще совсем недавно находился лагерь подъехал уже знакомый им ЗИЛ 130 с обшарпанным фургоном вместо кузова, они были на завершающей стадии сборов.
- Грузим все в кузов! – рявкнул Сатин.
- А как мы? – спросила Изольда.
- Вы потом.
- Скажите пожалуйста, - спросил Гриневич, - вот мы сбили стол и сделали скамейки. Своими трудами мы внесли дисбаланс в девственную природу. Стоит ли мне, потратить еще сил, чтобы разрушить это творение рук человеческих.
- Можно даже нужно, - ответил Статин, - только если ты готов ночевать здесь в гордом одиночестве.
- Не готов, но мусорить нельзя. Если мы оставим стол, он превратиться в очаг собраний бешенных туристов, которые своей деструктивной деятельностью будут наносить непоправимый ущерб этому дественно-красивому месту. Они будут жечь костры, пилить деревья и самое главное мусорить. Вы знаете, сколько разлагается пластик? Конечно не знаете, примерно двести лет. Вы представляете, мы все к этому времени сдохнем, а одноразовые тарелки будут лежать…
- Гриневич, собирай палатку.
- Естественно, собрать палатку можно, но этот оплот цивилизации нужно уничтожить. Вот только одна значительная проблема. Весь инвентарь уже упакован.
- Гриневич, - огрызнулся Сатин, засовывая какие-то пакеты в необъятный рюкзак, - собирай палатку, не то останешься.
- Не любите вы меня, и все по той лишь простой причине, что правда в глаза колет…
- Заткнись!
- Поступаюсь принципам, подчиняясь грубому насилию! На вашем месте, я бы облил стол и скамейки бензином и поджог.
В итоге Гриневич даже не подошел ни к столу, ни к скамейкам, но последний взобрался в фургон и помог пристроить желтый чемодан Виктора.
Виктор устроился в темном фургоне на свой чемодан, благоразумно отложив в сторону грубо связанные алюминиевой проволокой лопаты. Пусть они бьют кого-то другого нежели его. В фургоне вместе со всеми устроился Еременко. Для него в кабине места не хватило, поскольку туда с трудом втиснулись водитель, Сатин и иностранцы. Еременко сделал перекличку, все ли на месте и от души стукнул кулаком в стенку фургона (ту которая примыкала к кабине). В ответ в фургон со скрипом открылось маленькое окошко и раздался отборный трехэтажный мат водителя и примкнувшего к нему Сатина. Среди потока идиоматических выражений можно было не без труда, вычленить слова с возмущением о порче казенного имущества. Еременко ответил за всех сказав, что эту консервную банку сложно назвать машиной, и пригрозил петь революционные песни и нажать на красную кнопку. Поток матов на мгновение умолк. Водитель, после небольшой паузы примирительно сказал, что ни на какие кнопки нажимать нельзя, так как после последнего нажатия таковой Еременко, машина была в ремонте два месяца.
- Вот что значит сделать предложение, от которого нельзя отказаться, - довольно сказал Еременко, - вы ничего не забыли?
В ответ раздалось дружное «нет». Машина заревела и двинулась с места.
- Я забыл, - раздался неожиданно голос Гриневича.
- Что еще? – подозрительно спросил Еременко, готовясь стучать по стене фургона.
- Мы забыли.
- Что забыли?
- Забыли зарыть сортиры.
- Не понял, - облегченно сказал Еременко.
- Наряду со столом мы оставили нетронутыми отхожие места. Это очень плохо.
- Кому плохо?
- Для природы. Вместе с оставленным столом эти творения рук человеческих, будут очень привлекательным объектом для чуждых нам и местным жителям туристам и прочим людям. Кроме того, сортиры будут капканом для местной фауны. Представьте, попадет туда ничего не подозревающий зайчик, который вышел просто погулять, пощипать травку, подышать свежим лесным воздухом. Вы представляете, каково ему будем умирать там, среди фекалий от голода. Это страшная смерть. Если он не умрет, то может стать легкой добычей  безжалостных хищников или озверевших людей.
- Его могут спасти юные натуралисты, - подала голос Изольда.
- Это еще хуже, поскольку дети могут довести до инфаркта, ввести в тупик, вывести из себя, но ни как не спасти. Страдают же от этого  животные. Юные натуралисты заточать зайчика в клетку и он остаток жизни проведет в заточении, в тюрьме. Вы представляете в клетке, в закрытом помещении. Он больше не будет скакать по раздольным лугам, не будет петь свои зайчьи песенки. Над ним будут издеваться: пытать, мять, кошмарить, показывать его всяким людишкам и в конце  концов доведут до инфаркта. Вы представляете до инфаркта!
- У меня вопрос, как у биолога - откуда в Крыму луга, и как у кролика могут быть инфаркты. Инфаркты бывают лишь у людей и у свиней.
- Тоесть, ты хочешь сказать, что люди и свиньи родственники, и этим объясняется их отношение к бедному зайчику, попавшему в ловушку-сортир?
- Слушай, Гриневич, у тебя,  что все мысли о сортирах? Их уничтожат в течение года природные явления, - зевнул Еременко.
- А если нет?
- Есть  другой вариант. Мы тебя высаживаем с вещами и лопатой, и отправляем закапывать сортир, или спасать кроликов.
- Зайчиков, - поправила Изольда.
- Не важно, лисичек, ежиков.
- Вы хотите меня изгнать, выгнать на произвол судьбы?
- Нет, я хочу лишь одного, что бы ты спас кроликов.
- О насилии надо мной, как человеком, не может быть и речи. Волюнтаризм, как говаривал старина Шопенгауэр.
В этот момент мчащуюся на вокзал машину сильно затрясло. Видимо без того плохая дорога стала ужасной. Все кто плохо держались на своих местах попадали на заваленный вещами пол фургона. На Виктора навалился Гриневич, и его нос уткнулся в пропахнувшую потом подмышку недавнего защитника зайчиков или кроликов. Виктора потянуло на рвоту и он попытался вывернуться – но тщетно. Кто-то оказался на его спине окончательно прижав к его родному желтому чемодану.  Среди свалки раздался писк Ани, кричавшей:
- Кирилл ты куда?
- Я здесь! - отозвался Кирилл.
-  А это кто?
- Это я Юра, а это ручка лопаты.
- А-а-а-а, - разочаровано вздохнула Аня.
Что на самом деле происходило в свалке, и с Аней в том числе, не было ясно. Еременко пригрозил, что секса тут не надо. Для этого есть, с его точки зрения, довольно эротичная дорога из Ялты в Никиту. На этой дороге есть местности с такими потрясающими названиями как «Джеминет» и «Сосняк». Аня сказала, что от кого –кого, а от Еременко не ожидала таких пошлостей.
- Какие пошлости, - возразил Еременко, - это лишь географические названия. Кроме того через пару дней я буду дома, вновь стану суперинтеллигентным человеком.
По улучшению дороги и участившимся остановкам они поняли, что заехали в Симферополь.  Внезапно открылось окошко и в нем появилась раскрасневшаяся от жары рожа Сатина.
- Приезжаем впритык к отходу поезда. Быстро разгружаем вещи и бегом к ближайшему вагону. Еременко, билеты у тебя? – скороговоркой сказал он.
- Все у меня, – ответил Еременко. - Горовой ты забегаешь в вагон и становишься на ручной тормоз.
- Хорошо, но ручной тормоз есть в автомобилях, а не в поездах.
Сатин хмыкнул и закрыл окошко.
- Разберешься, за что дергать. Дадим проводнику  немного денег, и все вопросы будут решены.
В темноте фургона  все умолкли и стали тихо взволновано шептаться. Через двадцать минут автомобиль остановился. Раздался шум открываемой двери кабины и тяжелые шаги Сатина. Он резко открыл дверь фургона, и заорал:
- Все выходим, выбрасываем вещи, и бежим на поезд. В первую очередь давайте сумки Вернера и Мариуса.
- Борис Евгеньевич, нельзя дать вещи спонсоров, - сказал выскочивший первый Юра, и тря глаза от ослепившего его солнечного света, добавил. – Они где-то на дне под нашим багажом.
Сатин без того красный от жары побагровел еще больше, и произнес длинную матерную тираду, которую можно было в очень сокращенном виде сказать следующим образом: «Быстро вылезают все, кроме двоих, которые выбрасывают багаж». Но из-за большого количества матов Сатин не был понят, и археологи медленно вылезали из фургона. Сатин удвоил, количество матов и затопал ногами. К нему присоединились Вернер с Мариусом, которых казалось бил нервный тик.
- Борис Евгеньевич, чего вы ругаетесь?! Тут же женщины и вы в городе, - сделала замечание Ира.
Вместо ответа, Сатин произнес в ее адрес замысловатую фразу, самое безобидное слово в которой были «дура», и полез в фургон. Еременко, остававшийся внутри фургона, тем временем не терял времени даром и швырнул в открытую дверь чей-то рюкзак. Тяжелый рюкзак, двигаясь по дугообразной траектории угодил в голову Сатину  и шлепнулся на горячий асфальт. Очередной мат застрял у Сатина в горле, а его голова встретила еще  один удар, на это раз желтым чемоданом Виктора. Сатин со стоном рухнул на руки стоящих у автомобиля археологов.
- Борись Евгеньевич, не нервничайте, нервные нейроны не восстанавливаются, - помахала перед его лицом белой панамой Ира.
- Что-то случилось? – крикнул из темноты Еременко, выбрасывая очередную сумку.
Сумки и рюкзаки, тем временем посыпались из автомобиля.
- Берем сумки и бежим на поезд, - выдавил из себя Сатин.
Все поняли это буквально. Каждый схватив свой багаж бросился бежать в сторону вокзала. Исключением был Мариус, которого почему-то понесло в другую сторону. Сатин вскочил на ноги, догнал бельгийца, схватил за шиворот  и потащил его, лавируя среди плетущихся с сумками людей, к железнодорожным платформам. Но не все так было просто. Вернера, под колоннадой возле платформ, остановили два молодых человека с рюкзаками и гитарой. Непонятно, по каким причинам  они вычленили жителя Германии, из толпы обывателей и озадачили, его вопросом, заключавшемся в том, знает ли он, где находиться поезд «Симферополь-Минск». Вернер, естественно и даже не подозревал о таком поезде. Как человек вежливый, в силу своего слабого знания местного языка, он попытался объяснить это языком жестов дополняя его объяснениями на родном  немецком языке. Молодые люди, попивая пиво добродушно похлопали сказали и сказали, что он хоть и немец, но хороший. Побегавший мимо Виктор, увидел жестоко жестикулирующего руками Вернера и остановился. Он попытался забрать Вернера, но неудачно. Добродушные минчане, не отпускали немца, предложили  угостить того холодным пивом и даже пригласили съездить к ним в гости. В этот миг, Виктор увидел как, Сатин тащит за шиворот Мариуса к железнодорожному составу. Сатин, боковым зрением увидел беспомощно смотрящего по сторонам Вернера, его собеседников и Виктора нерешительно  стоящего с чемоданом между ног. Он крикнул:
- Витек, хватай арийца и чеши за мной!
Виктор одной рукой схватил свой чемодан, другой поднял сумку Вернера, а самому немцу, что силы ударил ногой под зад и побежал за шефом. Удар по заднице, привел Вернера в себя. У него округлились глаза и с воплем: «Halt!», он понесся за Виктором, сшибая по пути ничего не подозревающих гостей и жителей Крыма. Собеседники Вернера понеслись за немцем. Вдруг, Виктор увидел, как Сатин вталкивает в какой-то вагон Мариуса. Он подскочил к входу в вагон и остановился, тяжело дыша перед Сатиным, бросив сумку на перрон.
- Беги, твой вагон дальше.
- Угу, - крякнул Виктор и понесся вперед.
Задыхаясь, он бежал вдоль поезда. В нескольких метрах он уже видел Еременко, махающего ему рукой. Но вдруг, поезд медленно тронулся. Виктор подумал, что это конец. Но Еременко подбежал к нему, схватил его чемодан, вскочил в проходящий рядом вагон и втащил в него Виктора.
Через десять минут, все археологи собрались в купе у Еременко. Они набились туда как селедки в консервную банку. Было тесно, жарко но они были донельзя довольные.
- Замечательно сели, - говорил Горовой, - давно так не садился.
- Если бы все было банально благополучно, этот отъезд мы никогда не запомнили, - кивнул головой Виктор. – Как же Сатин?
- Он едет назад на машине.  Плюс, у вас есть большое отличие от других пассажиров, - хитро улыбнулся Еременко.
- Это какое? – поинтересовался Константин.
- Все люди едут с Юга без денег, порой на автобус не хватает, иногда с болячками, а вы с полными кошельками зарплаты и здоровые как телята.
- Да уж, деньги, смешные деньги. Здесь было больше каких-то безумных приключений, и неаристократичной работы. В такие авантюры я больше ни ногой, - усмехнулся Виктор.
- Вы сейчас безумно молоды, и можете втянуться в веселые приключения. Но пройдут годы, вы станет зарабатывать деньги, привыкнете к комфорту и в экспедицию подобную этой ни за что не поедете. Но пока вы молоды, у вас есть юношеский задор, непосредственность, вы можете делать безумства, можете променять гальку или песок побережья Черного моря на котором лежат ждущие приключений практически голые красотки на  горы и пыльный раскоп. Это замечательно. Возможно именно этот отпуск, этот отдых  будет одним из самых ярких ваших воспоминаний. Может быть, именно здесь вы научитесь отделять кремень от отвала, камни от песка и кремень он других камней. А определить правду от лжи не так уж просто…Кстати, пройдет какое-то время и у вас от экспедиции останется только позитив, и я ни сколько не удивлюсь, если на следующий год кто-то из вас окажется, если не в нашей, то подобной экспедиции. Кстати, Виктор, к тебе уже гауляйтеры не являются?
- Откуда вы знаете?!
- Э-э-э-э-э, сложно найти человека, который об этом не знает.
- После общения с Сатиным нет!
- Хорошее лекарство. А тебя Горовой, я прибью твоими же мистическими книжечками.

Эпилог, который мог бы быть прологом.
Виктор сошел с поезда и бодро  волоча свой чемодан пошел к выходу из вокзала. Там он увидел телефонные автоматы. Он остановился возле одного из них и задумался, куда ему направиться. Можно было ехать домой или к бабушке с дедушкой. Если ехать домой – то надо было дать знать о своем приезде. Не то, что бы он предполагал, что его не ждут. Просто была вероятность прийти домой и с радостью поцеловать  закрытую на прочный замок дверь. Сидение у закрытых дверей, ввиду отсутствия  обитателей квартиры, его не прельщала. Нет, обитатели как раз были -  кошка и аквариумные рыбки, но они явно ему не откроют. И не накормят! Напротив голодная кошка (а  кошачьи практически всегда хотят жрать) сначала будет тереться, о его ноги, да так что он зацепившись за нее он растянется посреди кухни. Напоследок хитрая тварь когтистой лапой сопрет у него из тарелки последний или единственный кусок колбасы и как ни в чем не бывало, с довольным видом сбежит на улицу. Рыбы же молчаливым укором, будут смотреть на него через прозрачное стекло аквариума. Но еще для того, что бы попасть в квартиру, нужно будет залезть через форточку, в которой легко застрять. Заманчивым был другой вариант – проехать к бабушке. Там гарантированно накормят, напоят, но проведут тщательный осмотр личных вещей, и почитают гневную и нудную лекцию о санитарии и аккуратности. Его размышления прервало легкое похлопывание по правому плечу. Виктор повернулся и увидел Константина, с каким-то долговязым парнем, рюкзаком через плечо.
- О чем думаешь? – спросил Константин.
- Думаю, куда ехать.
- Значит  тебе надо с нами. Мы тебя подбросим к родному дому или туда где тебя ждут. Правда, Леша?
- Легко, - сказал тот и повел их к серебристому «Daewoo», стоящему неподалеку.
Они поехали. Леша, сидевший за рулем, расспрашивал их поездке, а Константин рассказывал. Виктор время от времени вставлял свои комментарии. Когда Константин закончил свой рассказ, Леша резюмировал:
- Какой результат поездки для вас?
- Я думаю, надо пойти на курсы иностранного. Чувствую себя неполноценным. Может вырвусь, поеду и куплю учебники, - зевнул Константин.
- Я поищу какую-то денежную работу. Хочется на будущее отдохнуть с комфортом, – сказал Виктор.
- Нет, это не для меня, - сказал Леша. - Я думаю нам надо пойти на танцы. Столкнулся с тем, что не могу нормально танцевать. Кроме того на танцах девок симпатичных, хоть отбавляй. Будут приключения, да еще какие!
- Договорились, на неделе созвонимся. Мне нужно выходить, - сказал Виктор, увидев за окном автомобиля знакомые дома.
Леша остановил автомобиль и через пять минут с желтым чемоданом в руке Виктор стоял у двери родной квартиры. Ему повезло. Мама была дома. Она мгновенно его облобызала, посетовав на то, что он отощал как узник Бухенвальда и от него несет козлом и отправила в душ. После душа мама со словами, что ее мальчику надо срочно поправляться поставила перед ним тарелку полную вермишели, перемешанной с «Завтраком туриста»…