В поисках Александровых алтарей Окончание

Николай Тернавский
            В поисках  Александровых алтарей
                Окончание
Собственно в Раздорскую меня привела фотография надгробных камней одного современного путешественника, размещенные в интернете. Камни были своеобразным фоном для фотопортрета краеведа; они находились в станичном сквере, но разглядеть рисунки и прочитать надписи на них не представлялось возможным.
«А вдруг там есть скифские камни?»,- подумалось мне, и я отправился лично посмотреть на них. Отложив встречу с музейными экспозициями и сотрудниками, я отправился в сквер, который представлял собой аллею из старых деревьев, ведущую к памятнику Ленина. Кроме мечтательного Ленина, комплекс памятников солдатам-освободителям станицы, и  примыкающий запущенный лесной участок, выводящий на площадку со скамейкой, откуда открывался вид на берег Дона с причалом – вот все, что входило в безлюдный  и по-кладбищенски тихий станичный сквер.
На площадке немного в стороне от скамейки в зарослях кустарника виднелись две или три старых металлических памятника, явно дореволюционных. Пластиковые бутылки, конфетные обертки, шелуха семечек свидетельствовали, что это место было самым посещаемым, но лишь подростковой молодежью.
Импровизированный «лапидарий» я нашел за ржавой сеткой в ограде церкви, которую от обыкновенного амбара отличал только крест на крыше. Там было несколько каменных и чугунных надгробий с изображением крестов, серые каменные куски, в которых нельзя было признать ничего подобного ни на оленные камни, ни на печенежские или половецкие «бабы». Сделав несколько снимков и вздохнув о судьбах казачьих могил, с которых зачем-то сняли надгробья и стащили в одно место, я побрел к зданию музея, где как гласил щит, располагались археологические экспонаты. Я поднялся по крутой лестнице и едва переступил порог и опустил на пол сумку, женщина-смотрительница, игравшая в карты с девочкой, замахала на меня рукой:
-Если Вы хотите музей посмотреть, то Вам надо спуститься и пройти метров сто в кассу, а потом уже с билетом к нам. Сразу предупреждаю, что зал археологии не работает, он на реставрации.
-Вот как… А я его и хотел посмотреть.
-Лена, закрой, - обратилась она к девочке. Та вскочила и надела висевшую веревку на крючок, закрыв проход в зал. Но она, конечно, не помешала мне окинуть взглядом экспозиции. Я осмотрел достаточно скромно оформленные стенды с витринами, сообщавшие, что в окрестностях Раздор были стоянки первобытных людей, поселения культур  7-3 и 2-го тыс. до н.э.; сарматские, печенежские, половецкие и хазарские селища и могильники… Но никаких указаний на скифов не было. Это меня вначале несколько расстроило, но затем и успокоило: отрицательный результат, тоже результат. Возможно несколько вариантов ответов: первый – еще не найдены следы скифов, второй – их надо искать в другом месте, возможно, ниже по Дону и третий – «Александровы» - название условное, а относились алтари к сарматской  или аланской эпохе.
Смотреть экспозиции по истории станицы, этнографии  у меня особого желания не было, но если уж притащился почти за тысячу километров, то почему бы  и не посмотреть.
- Я оставлю сумку, а минут через десять вернусь…
- Нет, нет, ну что Вы, так нельзя… Сумку забирайте с собой, - проявила бдительность смотрительница.
Мне пришлось по солнцепеку тащиться к кассе, потом оттуда с экскурсоводом Инной возвращаться назад в бывшее церковно-приходское училище.
В кассе отнеслись с пониманием и вопреки инструкциям разрешили оставить сумку. Инна рассказала о культурах, стоянках, археологических раскопках, об основании первой столицы Донского казачества – Раздорского городка, о преданиях про Ермака, Петра Первого, героях Отечественной войны 1812 г. – раздорцах Ф.С. Балавине, П.Т. Басове, Власовых – Максиме Григорьевиче и Михаиле Алексеевиче. Инна продолжала рассказывать о своеобразии казачьего куреня. А я все оглядывался на надпись о М.Г. Власове, почерк которого хорошо мне знаком по архивным делам периода командования им Черноморской кордонной линии. И хотя большой симпатии к этому генералу у меня до этого не было, чувство, похожее на симпатию  к нему родилось в душе. Я не удержался и спросил у Инны, не потомственная ли она раздорская казачка.
К моему удивлению, она отрицательно кивнув головой, сказала, что в Раздорской нет ни одной казачьей семьи. На вопрос: «А что же стало с казаками-раздорцами ?» Инна лишь пожала плечами.
Известие повергло меня в шок: значит казаки, обустроившие этот уголок Дона, уже такое же достояние истории, как скифы, сарматы, половцы и хазары. Но в отличие от последних их следы еще более отчетливо и наглядно сохраняются.
Эта печальная мысль непрестанно следовала за мной: «Надо же, я представлял, что на Дону лучше сохранились традиции казачества, чем на Кубани, но оказалось все наоборот. А как же Шолохов?.. Как же «Тихий Дона»? Вероятно, то была лебединая песня…»
Вверх по косогору к трассе я поднимался не по асфальтированной дороге, которой приехал, а по «старой», что, по словам музейных работников, сокращала путь почти наполовину. Дорога была мощеной брусчаткой, тщательно вымощенной камень к камню если не в позапрошлом, то в начале прошлого столетия. Она вилась вверх мимо кустарника и бурьяна, напоминая о том, что здесь постукивали  купеческие кабриолеты, громыхали арбы, цокали копытами кони казаков, отправлявшихся на фронт в первую мировую и возвращавшиеся с нее… Наверное, не один казак в ссылке вспоминал о ней, ведущей к отцовскому куреню, и вот теперь мне судилось глянуть на Раздорскую, на крыши еще сохраняющихся казачьих подворий с этой дороги. Она, пожалуй, самый лучший экспонат Раздорского историко-этнографического музейного комплекса.
Сотрудники убедили меня, что в Краснодар лучше возвращаться через Волгодонск, а до хутора Каныгина, где паром на левый берег Дона от станицы недалеко, но лучше остановить попутку. Голосовал минут двадцать недалеко от указателя с рыбой, колосом и надписью «Ст. Раздорская. 1570 г.» Никто даже не притормозил, и тогда побрел по трассе в сторону Каныгина.
Шагая по обочине, размышлял: переправлюсь на тот берег, доберусь до Семикаракорска, а там, даст бог, посмотрю городище и, может быть, отправлюсь автобусом, если такой будет, в Краснодар. Нет, значит, поеду в Волгодонск, а оттуда вернусь поездом. На карте указана ж/д ветвь, связывающая город с Краснодаром и Новороссийском.
Дошел по трассе до какого-то хутора или отселка, прошел было мимо, но потом решил зайти в хутор попросить воды, бутылка от кваса осталась; заодно узнаю и дорогу на паром и не называется ли их хутор Каныгинским.
Второе от края подворье стояло без ворот, а главное, что усатый мужчина средних лет сверлил металлопрофиль на ступенях крыльца.
Я поздоровался и попросил воды. Он подошел, взял бутылку:
-А что за пена?
-Да от кваса… Вода у вас не колодезная?..
-Лучше бы она была колодезная… У нас с водой проблема. А вы что доехали от Раздорской на попутке?
-Нет, пешком дошел.
-А куда идете?
-До Каныгина, точнее до парома. Далеко еще? Как пройти?
-Пройти?.. Туда далеко, километра четыре. Лучше проголосовать… Что не останавливают?..
-Нет. У Раздорской голосовал полчаса.
-Я видел. Нет, ну если есть желание прогуляться, тогда лучше вон по той дороге. – Мужчина указал на дорогу к заправке, где заканчивался асфальт, а дальше петляла вдоль лесополосы в сторону Дона грунтовка.  - Но очень далеко, лучше проголосовать, деньги то есть?
-Есть конечно, но никто не останавливает.
-На остановке должны.
Проголосовав минут пятнадцать на остановке, я отправился по дороге мимо заправки. Солнце как назло стало припекать нещадно.
Сразу за заправкой стоял среднего размера курган, за ним по траве угадывался целый ряд более мелких курганов,  тянущихся к донской террасе.
«Сарматские, - определил я про себя, - где-то должно быть селище. – И тут мелькнула озорная мысль: А вдруг?.. А вдруг именно тут на высоком правом берегу Дона, на восточной окраине Раздорской, я найду, или точнее, Господь откроет мне, Александровы алтари или один из алтарей, а на левом  низинном берегу обозначится другой его собрат?»
И в это самое время я увидел высокий большой метров 15-20 в диаметре курган. На склоне увала, с которого должна была открыться вся пойма Дона на десятки километров с устьями Сала и Маныча. Именно здесь, на пересечении путей, и место алтарю–маяку. «Курган-алтарь» был поросший скумпией так густо, что не видны были даже склоны кургана.
Я бросил сумку на обочине грунтовой дороги, замыкавшейся  в кольцо на выступе, и  почти бегом бросился к «кургану». Я продрался сквозь ветки метров на пять, никакого возвышения не было, по странной причине скумпия в центре была намного выше, чем по краям, что со стороны создавало впечатление холма, поросшего кустарником. Это был колок, но странно, что не крайние деревья, как это бывает обычно, а средние здесь выше и мощнее крайних. Внутри, похоже,  какие-то ямы.
Я сфотографировал гущу, вышел на смотровую площадку, полюбовался простором и побрел по тропе вниз, туда, где вдоль реки тянулось какое-то поселение. «Наверное, хутор Каныгина?»- решил я. Каково же было мое удивление, когда первая встречная женщина сообщила мне, что это была окраина Раздорской, а до Каныгина все еще не меньше пяти километров.
Когда я наконец дошел до хутора, манившего меня золочеными куполами церквушки, уже перевалило за четыре. Трасса, ведшая к паромной переправе, весьма оживленная, однако не сулила мне успеха с попуткой. Но мне очень повезло. Виктор, мужчина похожий на Калягина, довез до паромной переправы, а затем и Семикаракорсккой автостанции. Из протянутых ему на прощание 150 рублей, он вернул полсотни со словами:
-Выпьешь пива.
Что я собственно и сделал в гостинице Волгодонска, поминая его добрым словом.